Седая старина Москвы. Панорама старого города (И. К. Кондратьев, 1893)

Панорама старого города

Обозрев Москву с чисто исторической точки зрения, взглянем теперь на нее вскользь со стороны внешней, со стороны ее наружной красоты, так сказать, поэтической, и отчасти заглянем в ее улицы, переулки, пустыри.

Чудную, живописную панораму представляла Москва в далекую старину!..

Мы созерцаем Москву в это далекое прошлое с какого-либо возвышения. Прежде всего сверкают золотые маковки церквей, залитые ярким солнцем. Затем виднеются стены, башни, часовни, хоромины, фигурные теремки и вышки, разноцветные, пестрые башенки, дома, домики, сараи, склады и среди них там и сям ветряные мельницы. Все это поразбросано, пораскидано – то по берегам речек, то в зелени садов и рощиц. Улицы кривы и узки, площади велики и грязны, дома как бы вросли в землю. Речки еще вьются на просторе. Вот Яуза – река как река: довольно широка и довольно глубока. Вот Хапиловка, Синичка, Кабанка, Чечорка. Вот болотистые и мутные Неглинка и Самотека. Вот обширные пруды среди боярских отчин. А сколько садов! А сколько огородов! Они везде: и за Москвой-рекой, и по берегам речек, и даже в Китай-городе и Белом городе! А лесов сколько по окраинам: и сосновых, и березовых, и дубовых! И среди них желтеют большие дороги, и змейкой, прорезая заросли и кустарники, вьются узенькие проселочные! А после них и за ними – опять приселки, выселки, пригороды, большие слободы, отделенные от Москвы деревянными надолбами, устроенными для того, чтобы не допускать в Москву привоза неявленных товаров и корчемных питий и чтобы никто не мог въезжать в Москву и выезжать из нее мимо застав[16].

Сады для москвичей были почти необходимостью. Трудно было найти зажиточного домовладельца, у которого бы не было при доме сада. Сады эти отличались густой тенью, окружались плотным забором, а внутри их высились качели как необходимая принадлежность для затворниц-девушек, любивших эту доступную им забаву. Среди садов чаще всего находились огороды с незатейливой овощью: капустой, чесноком, луком, огурцами, редькой и свеклой. В богатых садах разводились и дыни, вкусу которых и огромной величине удивлялись иностранцы[17]. Салата предки наши не сеяли, они издевались над иностранцами, говоря: «Немцы полевую траву жрут как скоты». О спарже и артишоках не было и помину[18]. Впоследствии вкус наших предков изменился, и у них на столах стали появляться разного рода коренья. Фруктовых деревьев в садах наших предков тоже почти не имелось. Предпочитались рябина, калина, черемуха, малина, крыжовник и другие незатейливые кустарники. Цветов особенных тоже не знали: пользовались невзыскательными ноготками, бархотками, маргаритками и другими им подобными цветами[19]. Вследствие многочисленности садов зажиточные предки наши дач не знали, а простой народ пользовался загородными гуляньями в известные дни, а гуляний этих было множество. Дачи начали строить только при Петре.

Заглянув в еще более глубокую старину, мы увидим, что внутри Москвы было немало пустырей, рвов, оврагов, даже целых рощ. Рощи эти были настолько еще глухи и первобытны, что туда девушки хаживали за грибами, ягодами, орехами и аукались там на приволье. На Тверском вражке, например, был лесной бугор, и такой бывал большой разлив речки Неглинной, что там образовалось глубокое болото, в котором даже тонули неосторожные гуляки[20]. По Неглинной езжали свободно на лодках взад и вперед, как теперь ездят по Москве-реке. В Петровской слободе (улица Петровка) были не только овраги, но перелески и большой косогор. Туда девушки из слобод Тверской и Никитской ходили на ключ за водой и в Троицын день правили там Семик.

Нынешнее Новинское было загородной деревней и называлось Новинами[21]. Там, где Козиха, было болото, где водилось немало диких коз. Где теперь Пречистенка, были пустыри и водомоины, и место это именовалось Чертольем[22]. В Кузнецкой слободе[23], со стороны Неглинной, была целая аллея больших вязов, куда любил ходить погуливать простой народ. Со времен царя Алексея Михайловича там жили кузнецы в хибарках и был каменный мост с перилами через Неглинку. Гороховое поле действительно было засеваемо горохом на большое пространство.

Вообще в глубокую старину Москва представляла глушь довольно изрядную. По-видимому, в ней было приволье – и птице небесной, и зверю прискучему, и она скорее была похожа на десятки скучившихся как бы случайно сел и деревень, чем на столичный город, беспримерная будущность которого так удивляла и удивляет весь мир.

Как же после этого не удивляться ей всякому русскому! Для него здесь каждое урочище, каждая стена, церковь, башня, монастырь, каждое, наконец, древнее здание есть немая каменная летопись Москвы и напоминает ему о каком-нибудь важном событии в русской истории или приводит на память чье-нибудь громкое, славное имя, начиная от полубаснословного Кучко до могучего Наполеона! И какая же масса этих событий! И сколько же этих славных имен! Познакомимся же с ними!..