11
Родители назвали Еленой. Родовое имение уютно спряталось среди лугов и лесов Подольской губернии. Мягкая изумрудная трава обнимала и укрывала от посторонних глаз. Покусывая стебельки цветов, я упивалась небом, становилась птицей, сливалась с ним и отражалась, как в зеркале. Чувствовала себя проводником любви земли и неба. Непременно молодой век обнимет и унесет в продолжение того, что я ощущаю своим, в чем смогу раствориться и напиться жизненной радостью. Голубая вода, что струится среди скалистых берегов Смотрича, шептала о завидной доле. Моя длинная коса требовала смирения и послушания, а волосы, вслед за душой, рвались на волю, переполняемые жизненной силой.
Эти сказочные места не случайно на протяжение веков переходили из рук в руки. Здешние земли воевали и Турция, и Литва, и Польша. Мама полька, ее род издавна живет на этих краях. Она рассказывала, что род наш старинный и будто предки наши, Радзивиллы, являются княжеским родом Великого княжества Литовского. На протяжение веков представители рода занимали высшие государственные и военные посты. Больше всего мне запомнилась из ее рассказов судьба знаменитой красавицы Барбары Радзивилл. Барбара получила блестящее образование, знала несколько языков. В юном возрасте она была выдана замуж за государственного канцлера, первого человека после короля, однако брак оказался скоротечным, супруг неожиданно умер. После нескольких лет траура брат Барбары знакомит ее с будущим королем Польши Зигмунтом Августом. Юная вдова была настолько хороша, что будущий король буквально потерял голову от любви к ней. И чувства эти были взаимными. В это время умирает старый король, и Зигмунт восходит на престол. Двор противился его союзу с Барбарой, но молодой монарх был непреклонен в своем решении. Они были очень счастливы. С ее появлением при дворе жизнь наполнилась новыми красками, стало много балов и праздников. Но королевское счастье продлилось недолго. Поговаривали, что Барбару отравили. Потеря была для Зигмунта настолько тяжела, что он даже прибегал к помощи магов в надежде вернуть любимую к жизни. История Зигмунта и Барбары напоминает историю Ромео и Джульетты, так сильна была их любовь. И по сей день живет легенда о призраке Барбары, прозванном Черной Дамой, наводящем ужас на посетителей Несвижского замка.
Мама требовала, чтобы я все запоминала и передала детям, дабы они гордились своими предками и были достойны их. Учила меня родному языку, его мелодике, говоря со мной по-польски с детства, пока папы не было дома. Я легко поддерживала разговор на разные темы, и ей это доставляло подлинное наслаждение. И мама, и папа также хорошо говорили по-французски – возможно, поэтому в гимназии отмечали у меня способности к языкам.
Мне кажется, маму терзало внутреннее раздвоение. Ее родители были католики, а она каждое воскресенье ходила в православную церковь, но дома я иногда слышала, как она молится по-польски. Я училась в гимназии, а, приготовив уроки, нянчила младшего брата. Отец любил меня, часто брал с собой в Каменецк-Подольский. Он считал меня красивой и требовал, чтобы я гордо несла голову, не горбилась. Благодаря отцовской настойчивости я, хоть и выделяюсь ростом среди сверстниц, могу похвастать безупречной осанкой.
Посещения городских ярмарок сопровождались покупками подарков и сладостей. Иногда вечером мы всей семьей отправлялись в театр, и каждый раз становился незабываемым событием. И не только потому, что все одевались красиво, как на праздник. Мысленно покидая кресло, я переносилась в иные времена и страны, щеголяла в безумных нарядах, речи персонажей застывали у меня на устах. После театра я, бывало, подолгу не могла придти в себя. Отец говорил, что я копия дяди Миши, который в отличие от дедушки, Петра Арцыбашева, солдата душой и телом, прекрасно рисовал и даже сделался писателем. У отца в библиотеке имелась его книга, но он не разрешал ее брать, мол, еще рано такие романы читать.
Как-то раз моя подруга по гимназии Софья, миниатюрная пышечка со вздернутым носиком, всегда осведомленная обо всех последних событиях, напустив на себя таинственный вид, сообщила мне:
– Мне думается, моя дорогая, тебе будет интересно знать, что некий господин имел смелость заметить, что щеки у тебя чрезмерно розовые.
Она сделала паузу, многозначительно посмотрела на меня, и я действительно почувствовала, как щеки начинают гореть. Довольная достигнутым результатом Соня продолжила:
– И что это говорит о том, что ты очень юна. Видимо, он хотел сказать, что ты совсем еще дитя. – Она снова замолчала и уставилась на меня в ожидании реакции.
Все это звучало нелепо, но, к сожалению, доля правды в словах «некоего господина» присутствовала. Я-то считала себя взрослой, но щеки часто предательски выдавали мои волнения. Поэтому я поинтересовалась:
– Соня, ты не могла бы разузнать, что с этим делают юные особы.
Она улыбнулась и пообещала непременно выяснить. Спустя некоторое время, Соня подбежала ко мне после занятий, держа в руке какую-то склянку, и таинственно прошептала:
– Вот это то, что ты просила.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду.
– О чем ты?
Она схватила меня за руку и потащила на задний двор, где мы частенько уединялись. Когда мы остались вдвоем, Соня серьезно посмотрела на меня. Ее маленький носик от нетерпения вздернулся, придавая важность происходящему.
– Я все разузнала, ну, про щеки. Это было не так просто. Оказывается, светские дамы в Петербурге, знаменитые голубой кожей, пьют уксус. Я немного раздобыла его дома и принесла.
Перед моими глазами появилась прозрачная жидкость, она переливалась на солнце и казалась совершенно безобидной. Но эта кажущаяся безобидность меня несколько встревожила, и я спросила:
– А ты знаешь, сколько надо пить?
Софья почувствовала мои сомнения и с надулась.
– Можешь, конечно, вовсе не пить, но я вообще-то ради тебя старалась.
Мне не хотелось, чтобы она сочла меня трусихой.
– Хорошо, – сказала я, вынимая пробку, – давай попробуем. – Зажала на всякий случай нос и сделала один большой глоток.
Дыхание перехватило, горло сдавило чугунным обручем, я захрипела. Софья бросилась звать на помощь. Меня быстро доставили домой. Приехавшему доктору она наплела, будто уксуса я глотнула по ошибке, и мне долго промывали желудок. В бутылке оказалась крепкая эссенция, и выздоровление мое затянулось. Зато пошлый румянец покинул мои щеки навсегда.