ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛЮБОВНЫЙ ПАРАЛЛЕЛЕПИПЕД
Ты вспомни тот вечер, как всё начиналось.
Нежданно любовь к нам с тобой постучалась,
Вошла в приоткрытую дверь,
А теперь, а теперь, что теперь?
Автор
I. Бар на Полтавской…
1
Конец восьмидесятых – начало девяностых для СССР был чем-то вроде прелюдии конца. В атмосфере Страны Советов вполне отчётливо прорисовывался призрак капитализма. Сплошь и рядом, как грибы после дождя, появлялись различного рода кооперативные предприятия. Заводы и фабрики повсеместно превращались в акционерные общества, откровенно запахло частной собственностью на средства производства и не только.
Столь желанная народом и столь выстраданная свобода слова стала настолько безграничной и даже дикой, необузданной, что иногда хотелось, чтобы она снова попала под цензуру. Ленинградская телепередача «600 секунд» Александра Невзорова, выходившая на Пятом канале собирала у экранов телевизоров больше зрителей, чем программа «Время», выходившая на Первом общесоюзном. Плюрализм мнений, возникший на основе гласности и той самой свободы слова, считавшийся одним из величайших достижений «перестройки», настолько пророс между различными слоями населения, что зачастую расцветал откровенной уголовщиной, причём чаще всего в очередях к пустым прилавкам магазинов.
Кроме открытия внутренних проблем страны и общества гласность открыла народу и западный мир с неведомым для простого советского человека образом жизни, традициями, причём зачастую далеко не высоконравственными. Немаловажную роль в «просвещении» советских граждан на пути создания «открытого общества», где царят «общечеловеческие ценности», созданные на основе либерализма и демократии сыграл Джордж Сорос, замеченный в окружении А. Д. Сахарова и Р. М. Горбачёвой ещё в 1987 году…
Обилие полученной и по-своему воспринятой информации о прелестях свободной любви, ЛГБТ-сообществе, об убогости российской цивилизации с её традиционными ценностями и укладом, о ведущей роли торговли наркотиками в современной экономике и многое другое обернулось большой душевной, а порой и личной драмой для большинства неподготовленных людей страны победившего социализма. Как ни странно, но последствия дружбы между нашим «реформатором» и заокеанским «спекулянтом» на мировых финансовых биржах, а между делом антикоммунистом и одновременно критиком финансового капитала мы можем наблюдать и сегодня.
Половинчатость и непоследовательность бурно начатых и абсолютно незавершённых реформ неизбежно привели к ухудшению социально-экономической ситуации в Советском Союзе. Даже КПСС, ведущая и направляющая роль которой никогда до сих пор не оспаривалась, стала утрачивать инициативу. Робость и нерешительность её руководителя неспособного возглавить реальные преобразования в политической, экономической и социальной сферах страны, привели к падению авторитета партии и переходу инициативы от партийного аппарата к народным Советам, а также зарождающимся новым политическим партиям и движениям таким как: Христианско-демократическая партия России, Христианско-демократический союз России, Демократический союз, Либерально-демократическая партия и другим. В республиках советской Прибалтики родились «Саюдис» (Литва) и «Народные фронты» Латвии и Эстонии.
Последней попыткой выровнять – нет, не исправить, а именно выровнять ситуацию в экономике можно назвать дискуссию, развернувшуюся в июле 1990 года на ХХVIII съезде КПСС, которая привела к принятию ряда документов, согласно которым единственной альтернативой административно-командной системе признавалась «рыночная экономика». В результате этого признания был достигнут компромисс между М. С. Горбачёвым и Б. Н. Ельциным по разработке экономической программы, а комиссия созданная академиком С. С. Шаталиным и Г. А. Явлинским подготовила проект перехода страны к рынку за пятьсот дней.
Но, как часто бывает в нашей стране, «не поделив портфель», Горбачёв в последний момент отказывается поддержать эту программу и создаёт свою. К чему всё это привело нам известно не понаслышке…
Обстановка в Северной столице мало чем отличалась от остальных городов страны. И если во всей стране уже действовала талонная система, то в Ленинграде, находившемся всегда на особом обеспечении, также как и Москва, только в 1989 году ввели эту систему обеспечения граждан. Сначала были введены талоны на часть продуктов (чай, сахар, спиртные напитки, мясоколбасные изделия и пр.), а затем и на ряд других товаров первой необходимости (мыло, стиральный порошок, табак и пр.). Без ограничений и талонов продавались пожалуй только берёзовый сок и хлеб…
Для получения талонов требовалась прописка, а сами талоны выдавались на предприятиях (организациях) и в учебных заведениях.
Недовольство народных масс «переменами к лучшему» достигло такого уровня, что офицерам и мичманам, всегда обильно населявшим «Культурную» столицу, зачастую даже в общественном транспорте лучше было не появляться. Озлобленные пустыми полками люди могли в лучшем случае просто выкинуть «дармоеда-нахлебника» в военной форме из трамвая или троллейбуса, а в худшем – просто покалечить там же, так сказать, «не отходя от кассы». Офицеры учебных заведений вынуждены были дежурить на КПП с оружием в руках вместо мичманов и прапорщиков, которые массово стали искать «лучшей жизни», подрабатывая за пределами воинских частей и учреждений.
Милиция и власть оказались не готовыми реагировать на динамично меняющуюся обстановку. Каждый звонок в Дежурную часть с сообщением об очередном преступлении зачастую воспринимался как нечто неординарное, почти фантастическое, чего точно не может быть, потому что быть не может никогда! «Слуги народа» при этом жили и служили как бы по инерции, «принципиально» не замечая людских проблем, правонарушений, а частенько и преступлений, творящихся рядом.
2
Татьяна Дербенёва вернулась домой, когда уже стемнело, а чтобы утром не бежать в гараж, припарковала семейный «Москвич-2140» у подъезда и поднялась в квартиру.
«Как я чертовски устаю на этой дурацкой работе, – подумала Дербенёва и тут же про себя добавила: – Но деньги счёт любят»!
Раскрыв дамскую сумочку и высыпав всё содержимое на стол женщина с радостью обнаружила, что за сегодня её доход от «таксовояжа» составил почти пятьдесят рублей…
«И это за какие-то четыре часа езды по городу!», – обрадовалась выручке Татьяна.
Проверив отчётные документы для кооператива частных извозчиков «Ливония», в котором, с некоторых пор, помимо основной работы подрабатывала Дербенёва, Татьяна обрадовалась ещё больше. Как же – общий доход полученный ею за месяц, составил почти восемьсот рублей, из которых инженерская зарплата составляла всего сто двадцать пять целковых…
– Так они и жили, в годы НЭПа! – видя, что на кухню зашла дочка, вслух произнесла Дербенёва, убирая всё обратно в сумку.
– Как, так? – уточнила Люда с порога.
– А так, что я и сама не понимаю, как. Папка в Питере, мы дома. Не бедствуем, слава богу, а радости нет. Да и счастья тоже…
– Мама, а что такое счастье? – снова поинтересовалась дочь.
– Да я и сама ещё не знаю, родная, иди-ка лучше ко мне, я тебя поцелую, счастье ты моё…
3
В тот субботний вечер Дербенёв собирался на тренировку. День, хоть и был предвыходным, но выдался, как всегда, напряжённым. С утра по учебному плану штудировали «теорию командирских знаний», от которой откровенно «трещала» голова. Потом, бегая по тренажёрам и этажам, занимались тренингами по выходу в торпедную и ракетную атаки, а вечером головная боль только усилилась, от того что надо было ещё где-то перекусить, поскольку ни обед, ни ужин в офицерской столовой по субботам не предусматривался…
Уложив в спортивную сумку боксёрки, бинты, капу и перчатки Александр привычным движением снял с батареи под окном высохшие спортивные трусы, майку и направился к выходу, но дверь в комнату, где жили будущие командиры, внезапно распахнулась и на пороге показался незнакомый офицер.
Шинель офицера была исполосована на клочья, погоны старшего лейтенанта частично оторваны. Лицо его было в ссадинах и кровоподтёках, левое ухо висело на клочке кожи, а нос был настолько вдавлен в лицевую кость, что, казалось, отсутствовал вовсе. Не сказав ни слова, офицер медленно спустился на пол и потерял сознание…
– Витьку Колчина со спецфакультета зарезали!!! – закричал кто-то в коридоре.
Дербенёв выглянул за дверь и увидел стоявшего посредине коридора помощника дежурного по классам. На этаже командирского факультета послышался нарастающий шум от людских голосов и открывающихся дверей практически всех комнат.
– У меня тут Санька Иванов, тоже со спецфакультета, без сознания, – выдавил из себя Дербенёв, пытаясь найти пульс у окровавленного офицера.
Буквально через несколько минут у дверей Дербенёва, собралось более пятидесяти человек. Все без исключения были в шоке от увиденного.
– А что, собственно, произошло? – спросил кто-то из собравшихся.
– В санчасть его надо, срочно, или в госпиталь, помрёт ведь! – добавил другой голос.
Откуда-то сверху, как раз оттуда, где располагался специальный факультет донёсся нарастающий топот ног многочисленной толпы слушателей, спускавшихся по лестнице слушателей.
Неизвестные руки подхватили обмякшее тело пострадавшего, и трое офицеров понесли его в санчасть. Количество собравшихся вокруг своего коллеги, дежурившего в этот день, было таковым, что люди заполнили всё пространство коридора.
– Так что же всё-таки произошло? – вновь поинтересовался небольшого роста лысеющий капитан второго ранга.
– Да всё как обычно! Пошли наши орёлики – два старлея и один каплей – поужинать. Да забрели, судя по всему, на бандитскую тусовку. У них же, у бандюков, на лбу не написано, что он «в законе» или ещё как… А наши в форме, значит. Кому-то из нуворишей это не понравилось, предложили покинуть заведение, наши – ни в какую. Вот их и порешили там же, на глазах у всей «честной» компании.
– И где всё это происходило? – поинтересовался всё тот же капитан второго ранга.
– В баре на Полтавской…
– А точнее?
– Точнее: Ленинград, станция метро Площадь Восстания, улица Полтавская, 3, – ответил помощник дежурного.
– И что будем делать, народ? – спросил, осматривая толпу взглядом полководца, лысеющий офицер. – Проглотим и эту пилюлю, как проглотили унижение и оскорбление пожилого контр-адмирала Ткачёва, с которого по дороге в Пушкин сорвали каракулевую шапку и никто из ленинградцев, ехавших в электричке, не вступился за старика в форме? Или как проглотили унижение выкинутого из троллейбуса среди бела дня нашего коллегу подполковника юстиции – слушателя специального факультета – только за то, что он был при погонах, а в общественном транспорте было мало места даже для «людей»…
– А что же делать, кто виноват? Поди разберись, – раздался чей-то голос из неоткуда.
– Хорошие вопросы, да сплошь философские. И при этом исконно русские… – невесело констатировал уже знакомым голосом капитан второго ранга. – Вот пойдём на Полтавскую, да и разберёмся…
– А и пойдём! – хором ответила толпа.
– Всем переодеться в спортивную форму одежды, неприметную для горожан, но удостоверения офицеров иметь обязательно. На сборы десять минут. Собираемся на Заневском проспекте у входа на классы, – приказал лысеющий офицер, незаметно взявший руководство «бунтом» на себя.
Благим намерениям Дербенёва потренироваться, а после сытно поужинать уединившись в каком ни будь кафе, не суждено было сбыться в этот день. Хотя насчёт «потренироваться», может быть ещё и получится…
4
Более сотни офицеров – слушателей ВСОК ВМФ, намереваясь защитить своих товарищей, отстоять честь и достоинство офицера, его право на ношение формы одежды, право на уважение его труда, спонтанным шествием проследовали по трамвайным путям от Заневского проспекта до улицы Полтавской.
Придя на место, слушатели разбились на группы. Одна из групп числом до тридцати человек перекрыла пути возможного отхода бандитов, заблокировав запасный выход из бара во внутренний двор ленинградского «колодца». Две другие, по десять человек каждая, стали дозорами перекрыв въезд к бару на улицу Полтавскую с обеих сторон квартала, и только третья, самая многочисленная группа выстроилась трёх шереножным строем перед основным входом в заведение общепита, демонстрируя противнику превосходство в живой силе. К этому времени у бара показался неизвестно откуда взявшийся единственный не госпитализированный к этому времени участник событий, произошедших в злополучном баре накануне.
Добиваясь справедливости, небольшая группа из пяти офицеров, включая пострадавшего, вошли в бар и пригласили на беседу администратора. Выяснив в ходе общения все обстоятельства нападения на офицеров и не получив ни малейшего понимания незаконности действий бандитов и администрации заведения общепита, группа «парламентёров» попыталась покинуть зал, но не тут-то было.
Бандиты восприняли появление переговорщиков, среди которых был один из покалеченных офицеров, как нарушение границ «помеченной территории», и, окружив «парламентёров», приступили к новому избиению. А тем временем основные силы «декабристов», ждавшие результатов «переговоров», ничего об этом не знали.
В какой-то момент из бара донёсся крик и визг находящихся там женщин, грохот бьющейся посуды и…
Неуправляемая никем толпа слушателей с криками «наших бьют» рванула с улицы на помощь своим товарищам, в первых рядах «народного бунта» был и Александр Дербенёв.
Пока в помещении ещё было освещение, Александр успел сориентировался, где находится враг, а где свои. Нужно сказать, что «Ледовое побоище» длилось недолго и через какие-то сорок минут от пивного бара со всем его зеркальным блеском и шторно-будуарным интимным шармом не осталось и следа. Женские крики стихли, шум и суета у «чёрного» выхода тоже. Музыка больше не играла, и только разбитая кофемашина откуда-то с полу пыхтела паром, желая обратить на себя внимание.
Когда у кого-то из слушателей в руках оказался зажжённый фонарик, взору Дербенёва предстала страшная картина. Вся аппаратура – от кофемашин и чайников до музыкальных центров и телевизоров, не исключая цветомузыкальные фонари и прочее, – была уничтожена. Мебель частично поломана, сорвана со своих мест и перевёрнута. Тяжёлые и плотные шторы почему-то валялись на полу, на них, как на коврах, толпились женщины и девушки, собравшиеся гурьбой в безопасном углу бара у глухой стены. Повсюду валялись обломки мебели, аппаратуры. Осколки начисто разбитой посуды покрывали весь пол.
– Но где все мужики из бара? – невольно вырвалось у кого-то из слушателей.
И действительно, кроме двух—трёх десятков офицеров в зале никого не было.
– Чёрный ход, надо проверить чёрный ход, – предложил Дербенёв.
– Уже проверили. Заперто изнутри, – отреагировал товарищ Александра по фамилии Малиновский. – Там, очевидно, коридор и выход во двор.
В это время со стороны улицы послышался многочисленный вой милицейских сирен. Спокойным и уверенным голосом знакомый всем капитан второго ранга приказал: «Выходи строиться»!
– И кто это Хмырёнку на Хмыря накапал? – шуточно поинтересовался на ходу Дербенёв у своего коллеги.
– Известно, кто. Администратор – редиска, нехороший человек, ПАДЛА! – фараонам позвонил!
И действительно, на подавление безоружного «декабрьского восстания» по звонку администратора бара был брошен вооружённый до зубов ОМОН, очевидно, именно для этих целей созданный годом ранее.
Когда из помещения вышли все, взявший управление офицерами ВМФ на себя капитан второго ранга приказал слушателям перестроиться в две шеренги, расположившись при этом вдоль жилых домов спиной к бару, а лицом к ОМОНу.
Картина получилась впечатляющая. На всю длину квартала выстроились около сотни крепких, спортивно одетых молодых людей без оружия и каких либо посторонних предметов в руках, а напротив, ощетинившись стволами и мегафонами, – две машины с мигалками под защитой нескольких десятков автоматчиков в бронежилетах. С обеих сторон квартала все желающие могли наблюдать несколько автозаков, специально подогнанных по случаю «массовых беспорядков в городе».
Из окон жилых домов, выходящих на Полтавскую улицу, стали высовываться головы любопытствующих граждан.
– Что здесь происходит? – поинтересовался пожилой гражданин из окна на втором этаже дома, что возвышался напротив бара.
– Офицеров расстреливают, разве не понял, отец? – ответил капитан второго ранга.
– А за что? – вновь поинтересовался из окна старик.
– За правду, отец, за правду! – ответил всё тот же капитан второго ранга.
– Ничего на Руси не меняется! – отреагировал ветеран. – Тогда я спускаюсь к вам! Я ведь тоже офицер, хоть и в отставке…
– Кто здесь офицер? – поинтересовался милиционер в погонах капитана с пистолетом в руке.
– В строю других нет! От старшего лейтенанта до капитана второго ранга – все действующие офицеры, можете проверить документы, а пушку лучше убрать, капитан. Негоже перед старшим по званию оружием бряцать.
Услышанное явно смутило капитана милиции, если не сказать изумило.
– А что и проверю, – согласился милиционер, убирая пистолет в кобуру.
– Документы к осмотру! – приказал капитан второго ранга, доставая своё удостоверение личности.
Капитан милиции, подсвечивая фонариком, пошёл вдоль строя проверять документы слушателей. Обойдя весь строй, он остановился возле капитана второго ранга.
– Ну, а кто у вас старший?
– Пиши меня, – спокойно ответил офицер. – Капитан второго ранга Александр Иванович Ушаков – заместитель командира по политической части ракетного крейсера «Червона Украина» Тихоокеанского флота…
– Ваше счастье, – тихо сказал капитан, – что вы никого не убили…
– Не могу похвастать тем же. Бандиты, блокированные нами в баре, по моим данным, одного нашего убили насмерть, другого сильно порезали, а третий вон там, во второй шеренге, еле живой стоит!
– Как убили, когда порезали? – не понял слов замполита капитан милиции.
– Часа четыре назад, когда наши офицеры в форме пришли сюда поужинать, их за это стали просто убивать. Тогда администратор вам почему-то не позвонил. Более того, мы пытались разобраться «полюбовно» – без мордобоя и прочего, но нас проигнорировали и снова затеяли побоище – тридцать против пятерых, и вот тогда мы ответили. А теперь можете всех нас арестовывать, не знаю только, хватит ли транспорта и мест в камерах, чтобы всех разместить, хватит ли протоколов у сотрудников МВД, чтобы переписать все показания… Кстати, чем для вас лично закончится эта ночь, тоже пока не известно никому. Думаю, что когда там, «наверху», узнают, что полторы сотни советских офицеров встали на свою защиту, потому что власть в городе Ленина перешла к бандитам, вам всем – от Ленсовета до Ленгорисполкома – мало не покажется!
На том и порешили. Взяв показания одного из потерпевших офицеров, уцелевшего в потасовке первой злополучной троицы, сотрудники милиции арестовали более тридцати бандитов, участвовавших в избиении слушателей ВСОК.
Надели, было, наручники и на администратора, но посчитав вместе с ним убытки от офицерского гнева, было решено в отношении его персоны дело не возбуждать. Взамен администратор письменно и официально заявил, что к офицерам претензий не имеет, поскольку полторы сотни короткостриженых, молодых и спортивных парней являются его личными друзьями и почётными посетителями бара.
Ещё через полчаса к Полтавской подогнали семь «Икарусов», в которые публично и без лишней суеты погрузились все «декабристы». Толпе зевак, собравшихся на Невском проспекте, предложили разойтись.
– А как же правда? – поинтересовался седовласый капитан—лейтенант во флотской шинели образца пятидесятых годов, видя, как на его глазах рассеивается призрак революции.
– А правда, она всегда с нами! – ответил замполит-тихоокеанец. – Иди домой, батя. Спасибо за поддержку!
– Это вам спасибо, сынки!
5
Понедельники, как известно, добрыми не бывают. Но понедельник после «декабрьского мятежа» попахивал ещё и «разбором полётов» с традиционным наказанием невиновных и награждением не участвовавших…
Дербенёв, дежуривший в тот день старшим помощником дежурного по ВСОК ВМФ, возвращался с завтрака по командному этажу учебного заведения. Как и принято в ежедневном обиходе, все двери приёмных начальника классов и его заместителей были открыты, но в этот раз Александр заметил, что обычной мирской суеты не было, практически всё руководство стояло навытяжку у телефонных аппаратов, и только короткие реплики «Есть», «Так точно», «Никак нет» доносились из кабинетов.
Спустя полчаса всех слушателей собрали в актовом зале. Судя по лицам командования классов и руководства факультетами, можно было предположить, что той скудной информации, которой официально обладало руководство, было достаточно чтобы в Москве сделали далеко идущие выводы…
Из-за стола президиума собрания встал начальник ВСОК ВМФ контр – адмирал А. П. Ерёменко. Тяжёлым взглядом осмотрев зал он начал:
– Я не знаю, к сожалению, всех подробностей субботней выходки отдельных личностей, приехавших на классы, очевидно, за букетом острых ощущений, а не за багажом знаний. Но то, что двое наших слушателей госпитализированы с тяжёлыми травмами – это факт. Как и факт то, что в крови этих «неучей» обнаружен алкоголь. Подобная информация, как вам известно, немедленно докладывается в Москву. В настоящее время в Главкомате ВМФ готовится приказ об отчислении из классов этих «больных» и направлении их обратно в части, откуда они прибыли, если, конечно, здоровье позволит…
«Значит не просочилась информация из ОМОНа и бандиты не сдали», – подумал Дербенёв стоя у двери в актовый зал.
Александр уж было собрался уходить к своим обязанностям по дежурству, но вдруг заметил, что начальник классов сел на своё место, а слово взял его заместитель по политической части контр-адмирал Ткачёв. Седовласый адмирал преклонного возраста, тот самый, у которого хулиганы украли форменную шапку в электричке, встал со своего места, зачем-то надел фуражку и, выйдя из-за стола, подошёл к краю авансцены, как бы поближе к офицерам, сидящим в зале.
Молча, спокойно осмотрев всех и каждого в отдельности, старый коммунист как бы хотел заглянуть в глаза слушателю даже в самом дальнем ряду. Что он там искал и что нашёл, неизвестно, но склонив голову перед своими подчинёнными, Ткачёв снял фуражку и произнёс очень коротко:
– Спасибо, сынки, за правду и за то, что не опозорили…
II. Два билета
Честно «отсидев» занятия очередного учебного дня, Дербенёв направился в административный корпус для получения задания на курсовую работу по Тактике ВМФ. Придя на место, Александр немного растерялся так как на этаже, куда его направили, было множество абсолютно одинаковых дверей, а таблички о владельцах кабинетов были не везде.
Не зная, за которой из дверей «обитает» руководитель его курсовой работы, Дербенёв принялся открывать каждую…
Отперев очередную дверь, Александр обнаружил за ней совсем не уставную жизнь. Очень цивильная русоволосая девушка в красных сапожках на высоком каблуке мирно наводила макияж, удерживая кисточку только что накрашенными ноготками. Судя по всему, она не просто заканчивала рабочий день, я явно куда-то собиралась.
«Может на свидание?» – подумал Александр, поймав себя на том, что он даже обрадовался этой мысли.
– Ой, да это вы, Александр?! Здравствуйте. – радостно воскликнула девушка, продолжая своё незатейливое мероприятие.
– Да, Елена, это я. А вы, случайно, не знаете где находятся офицеры кафедры Тактики ВМФ?
– Через дверь, но на противоположной стороне… – спокойно и как бы не замечая Дербенёва, ответила Елена.
– Спасибо! – бросил на ходу Александр, скрываясь за дверью.
– Ой, подождите, Александр, вы мне нужны… – вдруг опомнилась девушка, отрываясь от занятия собой.
– Я зайду позже, – только и ответил Дербенёв, входя в обозначенный кабинет.
Получив задание от руководителя проекта, Дербенёв радостно направился в общежитие, но у двери, за которой «жили» красные сапожки, он вдруг остановился.
«Зачем, интересно, я ей понадобился?» – подумал Александр и машинально потянул ручку двери на себя.
– Дело в том, Александр, что у меня по случаю оказались два билета на знаменитую группу «Baccara», а подруга пойти со мной не может, вот я и подумала, может, вы составите мне компанию? – начав предложение активным напором, тихим вопросом закончила Елена.
– Как вы себе это представляете, девушка? – возмутился Дербенёв. – Женатый капитан третьего ранга, отец двух малолетних детей и любящий муж наконец, разгуливает с незамужней и очень даже милой девушкой по концертным залам?
– Но ведь на лбу у этого офицера не написано, что он женат! Да и не в постель я вас зову, а, как вы справедливо заметили, в концертный зал…
В сложившейся ситуации Дербенёв впервые пожалел, что оказался на этом этаже, не уточнив, где конкретно расположен нужный ему кабинет, что какая-то неведомая сила направила его руку, чтобы открыть именно ту дверь, где находилась уже знакомая ему Елена…
– Что с вами делать? – внезапно сдался Дербенёв. – Куда едем, где и когда встречаемся? Да, и самое главное, сколько стоят билеты?
– А это вам зачем? – поинтересовалась девушка.
– Затем, что я не Альфонс и пока ещё в состоянии оплатить посещение концертного зала.
Концерт оказался действительно прекрасным, как, впрочем, и вечер проведённый за пределами стен ВСОК ВМФ, тоже. После культурной программы вечера Дербенёв проводил Елену в Гатчину, где она проживала с родителями. Довёл до самого подъезда и отправился обратно на станцию, чтобы уехать в Ленинград.
Уже в электричке, тихо поскрипывающей на поворотах, Александр пытался посмотреть на себя со стороны. Он даже пытался оценить, насколько достойным или недостойным было его сегодняшнее поведение. Довольно быстро запутавшись в размышлениях, угрызениях совести и в конце концов не сумев оценить свои действия, Дербенёв задремал. Ему даже приснился короткий, но очень красивый сон.
«А ведь день удался и, кажется, на славу! – подумал Александр, просыпаясь на Балтийском вокзале. – Жаль только, что снова пропала тренировка в боксёрском клубе».
III. Опять от меня убежала…
1
– Реверс! Продуть балласт аварийно! – приказал Дербенёв.
– Товарищ командир, – голос капитана третьего ранга Ивашина, игравшего на учении по борьбе за живучесть роль старшего помощника командира атомной подводной лодки, звучал спокойно и уверенно, – лодка всплыла в надводное положение. Предлагаю подать ЛОХ в аварийный отсек!
– Стоп секундомеры! Конец учения, – приказал руководитель. – Корабельный боевой расчёт возглавляемый капитаном третьего ранга Дербенёвым с поставленной задачей справился! Спасибо всем. Что нового, может быть, необычного вы, подводник-дизелист, познали сегодня, став на этом учении командиром атомохода?
– Сходу ответить трудно, но я постараюсь. Во-первых, «реверс» – это команда сугубо для турбинистов, а мы, как известно, под водой ходим на электромоторах. Во-вторых, в идею борьбы за живучесть всех атомоходов заложена аксиома немедленного всплытия в надводное положение и только там, на виду у «восхищённого противника», продолжение борьбы за живучесть – будь то вода или огонь. У нас же нет таких запасов ВВД, как нет и специальных пиротехнических или взрывных устройств, позволяющих мгновенно всплывать на поверхность. Поэтому мы сначала боремся за живучесть и уж потом или, в некоторых случаях, одновременно с борьбой за живучесть, всплываем. В результате, победив огонь или воду в подводном положении, теряется смысл лишать себя основного тактического свойства подводной лодки, которым является скрытность. А в остальном всё одинаково!
– Спасибо, Александр Николаевич, оценка отлично, – похвалил работу командира руководитель учения. – Есть ли замечания или вопросы у членов КБР, офицеров-наставников?
Офицеры-слушатели и офицеры-педагоги дополнять доклад не стали. К тому же раздался звонок на большой перерыв, в течение которого нужно было успеть ещё и пообедать…
2
Придя в офицерскую столовую Дербенёв заметил что у «кормушки» для слушателей выстроилась огромная очередь. Количество офицеров, стоявших за «хлебом насущным», не предвещало своевременного и полноценного обеда. Но тут Александр обратил внимание, что в непосредственной близости от кассы мелькнули знакомые уже красные сапожки.
Собравшись с духом Дербенёв направился к ним.
– Здравствуйте, Елена, – вежливо поздоровался Александр, подходя к девушке сбоку.
– Здравствуйте, товарищ боксёр, – отреагировала девушка, – а я вам место заняла…
Дербенёв, надевший на лицо маску сплошной невинности, занял очередь позади девушки.
– Я понимаю, что наглость второе счастье, но не до такой же степени, – Александр услышал за спиной голос своего «сокамерника» Олега Шумицкого.
– А вот я не понимаю, Олег, как один офицер, находясь с другим в одном КБР, может оказаться за пять человек к «корыту», в то время как другой вынужден констатировать очередь длинною более ста человек? – огрызнулся Дербенёв.
– И как тебе всё удаётся, – прошептал на ухо Александру Олег, – девушки, учёба и спорт?
– Я просто расставляю эти слова согласно приоритету, – также тихо ответил Александр.
Плотно отобедав, Дербенёв вспомнил об адмиральском часе, но программой обучения будущих командиров подводных лодок этот атрибут предусмотрен не был. А вот учения по выходу в торпедную атаку предусматривались обязательно, также как и в ракетную, и почти ежедневно.
К счастью для Дербенёва, готового хоть пару минут вздремнуть даже у прибора торпедной стрельбы или БИУС, сейчас он должен был выступать в роли командира минно-торпедной боевой части, а вот командиром атомной подводной лодки на учении должен был стать другой товарищ Дербенёва – капитан третьего ранга Владимир Багрянцев.
Крепкий, высокий и широкоплечий, Багрянцев, обладавший пытливым умом, глубокими знаниями и гусарским характером, внешне очень походивший на Ломоносова, как-то сразу оказался в ближнем кругу Дербенёва. Так же незаметно между офицерами завязались товарищеские отношения…
– Ну что, Володя, стрельнём? – поинтересовался Дербенёв.
– И попадём тоже! – ответил Багрянцев. – Если ты, конечно, мне поможешь и не проспишь всю торпедную атаку…
3
Вечером, когда отгремели учебные атаки, а впереди была суббота, предусматривавшая учебный процесс только до обеда, Дербенёв позволил себе помечтать о выходном благополучии. Сегодня, например, ему ещё предстояло посетить тренировку, а вот завтра и в воскресенье можно было и отоспаться…
– Я замучилась вас ждать, уважаемый джентльмен, окоченела вся… – знакомый с некоторых пор голос, раздавшийся за спиной Дербенёва, вихрем вылетевшего на улицу и спешившего теперь на тренировку, заставил Александра остановиться. Обернувшись, Дербенёв обнаружил Елену.
– Вы ко мне? – удивился Дербенёв.
– Именно к вам, – согласилась девушка. – Однажды вы меня уже выручили, но сейчас сложилась такая ситуация, что я бы не отказалась ещё раз от вашей помощи…
Дербенёв вынужден был остановиться и, удивлённо подняв брови, уточнил:
– Надеюсь никого убивать не надо?
– Что вы, что вы… Пусть все будут здоровы и счастливы. Просто у меня снова два «горящих» билета на Игоря Корнелюка, завтра – девятнадцать ноль-ноль в «Октябрьском», и я опять одна…
– Вот и выспался, Александр Николаевич, – тихо произнёс Дербенёв.
– Что вы говорите? Я не слышу, вы согласны? – как заведённая, повторяла Елена, не поспевая за Дербенёвым.
– А что мне остаётся, не пропадать же билетам. – на ходу крикнул Александр, почти бегом устремляясь на станцию метрополитена.
И наступило завтра, и состоялся концерт, и, также как и раньше, концерт понравился Елене и Александру. Правда, также как и раньше, Дербенёв чувствовал, что он делает очень опрометчивые шаги, всякий раз соглашаясь с предложениями этой новой своей знакомой в красных сапожках. Но то ли наивность предложений одинокой женщины, то ли простота отношений между взрослым и женатым «дядей» и двадцати пятилетней незамужней девушкой не вызывали у Александра каких либо подозрений на умысел, направленный против его семейных отношений.
Бывая иногда на концертах, молодые люди много времени потом гуляли по Гатчинскому парку, рассказывали друг другу о себе, своей жизни и мечтах. Потом Александр провожал Елену домой – «до подъезда» и убегал на последнюю электричку. Так было и сегодня, доведя девушку к месту проживания, Дербенёв услышал, как где-то за деревьями в районе станции прошумела электричка. Александр взглянул на часы.
– Это была последняя, – спокойно прокомментировала Елена, видя возникшее волнение Дербенёва.
– Как последняя? – наивно удивился Александр.
– Обыкновенно. В воскресенье она уходит на час раньше. Вот расписание, можете убедиться, – девушка достала расписание из сумочки и показала Александру.
– Так вы всё знали и не сказали мне? – ещё больше удивился Александр.
– Простите я совсем забыла…
– Что ж, пойду по шпалам, хотя бы до Гатчины, а там такси или заночую на вокзале.
– Ерундой не майся, Саша! – Елена подняла голову и, посмотрев на горящие окна третьего этажа многоэтажного дома, резюмировала: – Родители ещё не спят, ждут. Я давно обещала познакомить их со своим спасителем.
Дербенёв так посмотрел на Елену, что той стало не по себе. Глаза Александра сверкнули в темноте молниями с такой силой, как будто небо извергло струи огня во время грозы.
– Здравствуйте, дорогие родители, а вот и я – женатая скотина, запудрившая голову вашей дочери… – вырвалось у Александра. – И потом, мы что, уже переспали или «на брудершафт» выпили, что вдруг стали на «ты»?
– Зачем вы так? – тихо прошептала Елена, и по щекам её побежали слёзы.
4
Две женщины, обе небольшого роста, обе родственницы, взволнованные внезапным визитом «незваного» гостя и обе по-своему переживавшие о последствиях этого самого визита, тихо совещались на кухне среди ночи.
– Ну и что ты со всем этим собираешься делать? – спросила дочку Роза Андреевна.
– Пока не знаю, мама, но мне с Сашей очень спокойно и надёжно!
– И чем же это вызвано? – продолжала удивляться мать Елены.
– Не могу сейчас объяснить, но мне кажется, что он настоящий и очень надёжный человек, а мне другого и не надо…
– Странно как—то, доченька, ты рассуждаешь. Человек он, может, конечно, и хороший, не знаю, а может только хочет казаться таковым, сегодня их очень много развелось – женатых «холостяков», но муж то он чужой! Да и детей у него двое…
– У них в семье давно «непонятки», и каждый по сути, живёт своей жизнью.
– А тебе с этого что? Не лезь в чужую семью, не становись разлучницей, и будет тебе счастье. Так учила меня моя мать, и я тебе это говорю.
– Прости, мама, но я и не лезу. Просто мне тоже хочется быть и любимой, и женой одновременно, как ты с папой, например, жить. Да и не просто с кем либо жить, а так, чтобы настоящий мужчина был рядом.
– Настоящий, настоящий. Заладила. В чём же он настоящий?
– Если бы ты, мама, видела как он вёл себя в ресторане, когда от приставаний мерзких ухажёров защищал, ты бы всё поняла. Кстати, его попутчик – «сотоварищ» вёл себя совсем иначе – зеркально наоборот…
IV. По аэродрому лайнер пробежал…
1
В какой-то момент, не обнаружив свою новую знакомую на рабочем месте, Дербенёв понял, что его это волнует и даже тревожит.
«Что случилось? Заболела? Уволилась? Строгий отец обидел за тот нелепый вечер? Но ведь ничего не было! Так-то оно так, но кто об этом знает, кроме Всевышнего и нас двоих? Поди докажи родителям, что отсутствующий в своей постели „гость“ просто разговаривает с их дочерью в её комнате».
Дербенёв всю неделю не находил себе места, метался как затравленный зверь, клял себя за необдуманные поступки. А мысли, как дикие осы у своего гнезда, всё роились и роились, не переставая при этом всё больше и больше жалить в самое «я».
К субботе Александр вспомнил, что у Елены непосредственно в Гатчине имеются родственники и что у него даже телефон записан где-то «на всякий случай». С помощью новых друзей и работников почты удалось довольно быстро установить адрес по имеющемуся номеру телефона.
– Вовка, а не съездить ли нам в Гатчину, например, в субботу, эдак вечерком, да на твоей «ласточке»1? – загадочно улыбаясь, поинтересовался Дербенёв у своего соседа по каюте.
– А что мне за это будет? – недвусмысленно поинтересовался Ивашин, демонстративно подкручивая пышные пшеничные усы.
– Что хорошего будет, не знаю, но бензин за мой счёт!
Видя, что товарищ не ориентируется в обстановке, более того – находится в некотором раздумье, Дербенёв поведал ему все свои переживания и тревоги.
– А не кажется ли вам, друг мой, что вы некоторым образом уже шагнули в пропасть? Может, конечно, ты ещё и не влюбился, но все признаки этого сумасшествия у тебя налицо. Это, безусловно, не моё дело, но не Елену надо спасать от её отца, а тебя от тебя самого, пока не поздно…
– Я согласен со всеми твоими доводами, дорогой друг, – безоговорочно согласился Александр, – но если что-то серьёзное произошло по моей вине, я себе этого не прощу! Давай, сначала я разберусь с этим, а уж потом…
С нетерпением дождавшись окончания субботних занятий, товарищи переоделись в цивильное платье, погрузились в новенький, но уже «побывавший в переделках» автомобиль ВАЗ-2105 и отправились в путь.
Проезжая мимо станции метро «Площадь Александра Невского», Дербенёв обнаружил одиноко стоявшую бабульку с полным ведром роз. Узнав цену, Александр купил розы вместе с ведром.
– А ты гусар, как я погляжу, – прокомментировал действия Дербенёва его товарищ, – только шампанского не хватает.
– Слушай, Вовка, а ты ведь прав, но я об этом не подумал…
– Хорошо что хоть я у тебя есть. Сегодня в буфете пару бутылок взял. Надеюсь, хватит?
2
Белоснежный лайнер с гордой надписью «АЭРОФЛОТ» на весь фюзеляж, шустро вынырнув из низко висящих облаков, довольно быстро коснулся полосы и также быстро покатил к своей стоянке.
– И где же моё «такси»? – вслух поинтересовался Дербенёв, не обнаружив Татьяну в здании аэропорта.
– Может, ещё не подъехала? – Ответил Юра Архипов, так же как и Дербенёв, решивший слетать на побывку домой в период ноябрьских праздников. – От Лиепаи до Паланги ещё доехать надо!
– Что-то мне это не очень нравится, пойду-ка я на привокзальную площадь да посмотрю, – не успокаивался, словно чувствуя что-то неладное, Дербенёв.
И действительно, выйдя за пределы аэропорта, Александр сразу обнаружил свой «Москвич» цвета «цитрон», возле которого почему-то «красовался» милиционер. Дербенёву даже показалось, что рядом с его машиной крутился и старый знакомый Татьяны Дербенёвой по фамилии Берзиньш. Но, подойдя к автомобилю, Александр обнаружил только перепуганную супругу и представителя ГАИ, пытавшегося составить протокол о дорожно-транспортном происшествии.
Рядом с «Москвичом», в котором сидели трое человек, стояла чёрная «Волга» ГАЗ-24, у которой отсутствовал левый указатель поворотов, а на хромированном бампере также с левой стороны, виднелись остатки лимонной краски. Дербенёв обошёл и свою машину. На правой пассажирской двери в нижней её части виднелась небольшая вмятина и полоса от пластикового указателя поворотов, порог с той же стороны был слегка промят, очевидно, боковиной хромированного бампера «Волги».
– Гражданин, а что вы там всё высматриваете? – возмутился милиционер, высунув голову из машины. – А ну-ка отойдите от машин!
– Так это и есть хозяин машины, это муж мой! – словно ожила, увидев Дербенёва, Татьяна, выходя из машины. – А я вот, пока тебя встречала, в ДТП попала…
– Гражданочка, куда вы? Я ещё с вами не закончил, вернитесь немедленно.
– Хорошо, хорошо, – согласилась Дербенёва и села обратно в машину.
Дербенёв стал рядом и попытался через окно прочесть содержание протокола.
Картина была на первый взгляд простой: Татьяна ехала в среднем ряду, и, чтобы повернуть вправо на стоянку аэровокзала, ей надо было перестроиться, пропустив машины, следующие в попутном направлении, но правее от неё. Правда, со слов Татьяны, в протоколе была зафиксирована несколько иная картина: «В связи с тем что „Волга“, следовавшая в попутном направлении и занимавшая правый ряд, была очень далеко и не ускорялась, Дербенёва решила сразу, без перестроения, повернуть направо»…
После совместного прочтения и подписания всех бумаг Татьяной и водителем «Волги» Дербенёвы, наконец, решили ехать домой.
– Я не смогу за руль, у меня руки и ноги трясутся, – взмолилась Татьяна.
– А мои права дома, или ты брала их собой? – поинтересовался Александр.
– Не-ет! – ответила Татьяна.
– А у тебя, Юра, – обращаясь к товарищу, поинтересовался Александр, – прав с собой случайно нет?
– Увы, мой друг, увы…
– Ну что ж: «Бог не выдаст – свинья не съест», – Дербенёв сел за руль, и компания отправилась к пункту назначения.
Уже на подъезде к Лиепае у Дербенёва вновь возникло странное ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Взглянув в зеркало заднего вида, Александр обнаружил следовавшие за ним «Жигули» салатового цвета, которые как две капли воды были похожи на автомобиль всё того же Берзиньша…
«Дежавю какое-то», – подумал Дербенёв, но ничего никому не сказал.
3
Внезапно возникшая проблема с машиной не выходила из головы Александра. Да и чувство вины не оставляло его тоже. Как же? Ведь это он попросил супругу встретить его и товарища в Паланге, куда прилетал самолёт из Ленинграда, значит, теперь он должен срочно решить вопрос с ремонтом своего «Москвича», а для этого нужен гараж.
«Так-так, а кто у нас на дивизии все ходы – выходы изучил, почти во все двери постучал и теперь заходит в нужные, открывая их ногами? Несомненно это Васька Сальный. Он, конечно, скользкая личность, если не сказать жёстче, но что поделаешь когда очень надо», – подумал Дербенёв перелистывая телефонную книгу.
– Проблем нет, Николаевич, по моей информации, Миша Прохоров сдаёт гараж, как раз возле твоего дома, в автокооперативе «Якорь», там же можно и мастера по ремонту найти. Да, с тебя сто грамм и пончик! – по интонации Дербенёв понял, что Васька явно не шутил, намекая на благодарность за оказанную услугу.
А чтобы не затягивать в долгий ящик расчёт по таксе, Василий недвузначно предложил Дербенёвым посетить их семейство в тот же день часам к девятнадцати…
– Ты с кем там разговаривал? – поинтересовалась Татьяна.
– Василий Александрович Сальный, со своим семейством ждут нас к вечернему чаю сегодня в девятнадцать.
– Внезапно, но приятно, что хоть кто-то ждёт… – отреагировала на услышанную новость Дербенёва.
Александр, погрузившийся в свои мысли, остался у телефона, пытаясь теперь отыскать номер Михаила Прохорова.
– А ты заходи, Саня, не стесняйся, эти «гаврики» ещё спят, заодно и позавтракаем вместе, – пропуская в прихожую гостя причитала супруга Михаила.
– Какие гаврики? – удивился Дербенёв.
– А ты что, не знаешь? У нас на всей дивизии праздник – на днях успешно осуществлён перевод двух лодок вашего проекта Б-203 и Б-478 с Северного Флота из состава 35-й дипл на Балтийский Флот в состав нашей 16-й дипл!
– И…? – по-прежнему недоумевал Дербенёв.
– И у нас в гостях сейчас находится один из командиров этих лодок, однокашник и одноклассник Мишкин – Геннадий Лячин.
– Вот—вот, мать, друзья в сборе, а мы ещё не завтракали. – голос Михаила заставил обернуться Александра. – Саня, проходи в комнату, а ты, любимая, сделай нам кофе, пожалуйста…
Дербенёв прошёл в комнату, где отдыхали прибывшие офицеры, и прикрыл за собой дверь.
– Ну что, есть что-нибудь с собой? – заговорщицки поинтересовался Прохоров, осматривая неровности на шинели Дербенёва, как обычно осматривает снимок грудной клетки врач-рентгенолог…
– Есть немного, – смутился Дербенёв, доставая из внутреннего кармана шинели стандартную пол-литровую фляжку «шила».
– Годится! – согласился Михаил, расталкивая спящих товарищей.
– А это кто? – увидев Александра, поинтересовался высокий, слегка располневший офицер, вставая с постели.
– А это, Гена, будущий командир одной из тех лодок, которые вы перегнали к нам в дивизию. – непринуждённо привирая, ответил Прохоров.
– Ишь ты? Молодой да ранний! – удивился ещё сильнее офицер по фамилии Лячин. – Как звать-то будущего командира?
– Капитан третьего ранга Дербенёв Александр Николаевич, старший помощник командира Б-181, в настоящее время слушатель Шестых ВСОК ВМФ, – как на строевом смотре отрапортовал Дербенёв, понимая, что обращаются именно к нему.
– Во дают балтийцы. Не успел офицер классы закончить, а его уже командиром планируют. У нас на Северах пока рак не свистнет, или нужда не прижмёт, о тебе никто и не вспомнит…
– Зря ты так, братан, Саня прошёл серьёзную старпомовскую школу на нескольких экипажах начиная с 1986 года, да и сама служба от лейтенантских погон была только в морях да океанах… Правильно я говорю? – уточнил Прохоров, поворачиваясь к Александру.
– Почти… – согласился Дербенёв. – Но я не за этим пришёл.
– А за чем же? – удивился Михаил.
– Мне бы гараж у тебя арендовать для ремонта машины на недельку?
– Считай, что первый взнос ты уже сделал. Вот тебе ключи. Будешь уезжать, вернёшь мне или супруге!
– Спасибо друг, – поблагодарил Прохорова Александр и стал прощаться с присутствовавшими офицерами.
– До встречи, Александр! – пожимая руку Дербенёву, произнёс Лячин, – я скоро тоже приеду на классы, только на двухмесячные. Буду переучиваться на атомоход, вот там и пообщаемся поближе.
4
– Заходите, заходите, гости дорогие! Давно не виделись, – заметно располневший и оттого ставший похожим на Винни-Пуха, Василий Сальный широко открыл дверь, пропуская Дербенёвых в узкую прихожую. – Вы уж нас простите, ремонт ещё не везде закончили. Квартиру-то получили совсем недавно…
– Вот я и говорю, как это мой однокашник имея одного ребёнка, умудрился получить двухкомнатную квартиру? – специально выделив слово «умудрился», поинтересовался Дербенёв.
– Не всё сразу, не всё сразу. Давайте сначала к столу, – как бы не замечая колкости в голосе Дербенёва, пригласил хозяин.
– И действительно, давайте уже к столу, – согласилась хозяйка, так же как и её муж, обладавшая заметными формами.
Но если Василий в свои тридцать лет имел уже заметную лысину, от которой не спасали даже абсолютно белые волосы натурального блондина, то длинные русые волосы Инны, так звали хозяйку, имели завидную силу и спадали мощным водопадом гораздо ниже плеч.
– А это вам от нас к чаю, – Дербенёва поставила на журнальный столик, где было накрыто для приёма гостей, небольшой тортик.
– А это «долг платежом…» – Александр поставил рядом с тортиком бутылку шоколадного ликёра.
– Жидковато будет… – изобразил недовольство подношениями Василий, доставая из домашнего бара коньяк и водку.
– Какая услуга, такая и плата! – демонстративно не замечая подвоха, парировал Дербенёв, усаживаясь поудобнее у столика с богатыми яствами и напитками.
После нескольких произнесённых тостов общего и специфического для подводников плана беседа за столом обрела знакомую многим современникам «работу по секциям». Дамы, пересев ближе друг к другу, секретничали о своём, а мужчины, «объединившись» с «зелёным Змием», перешли на обсуждение сугубо мужских вопросов.
– Ты в курсе, Саня, что на дивизию с Севера прибыли две лодки? – каким-то загадочным тоном поинтересовался явно захмелевший товарищ Дербенёва.
– Немного в курсе, – ответил Александр, не давая даже полунамёка на то, что именно сегодня он познакомился с командирами этих лодок.
– Ну, тогда сообщаю вам, уважаемый Александр Николаевич, что командиром одной из них на следующий год буду назначен именно Я!
– Как это возможно? Ты же ни одного дня не был ни помощником, ни старшим помощником! Да и проект наш для тебя «тёмный лес». Допуска нет! Классы есть, но не командирские, а штурманские??? – удивился, если не сказать возмутился, Александр.
– А вот поживём полгодика, да и увидим. Зачем существуют такие, как ты, «рабочие лошадки»? Затем, что бы таких, как я, выводить на высокий карьерный рост, – самодовольно констатировал Василий.
– Это как? – не понял Дербенёв.
– Обыкновенно. Хочешь жить, умей вертеться! Этому девизу меня ещё дед, донской казак, учил. Ты, говорит, внучок, если тебе по жизни надо, «краснопузым» стань и все истины этих нехристей выучи как «Отче наш». Везде показывай своё рвение, чтобы тебя обязательно заметили, а «знания» оценили, всегда старайся показаться лучше других, но при первом удобном случае делай так, как только тебе выгодно, а не им…
Васька вдруг замолчал, наверное, даже в нетрезвом виде понимая, что сболтнул лишнего. Дербенёв, напротив, будучи не настолько захмелевшим, как его оппонент, был ошарашен откровенностью «побратима» и готовился развернуть дискуссию на тему чести, достоинства и морали строителя коммунизма.
К несчастью, дамы закончили секретничать, и хозяйка подала чай. За столом воцарилась неловкая тишина.
– Мы очень рады, что вы получили двухкомнатную квартиру, – разрывая тишину, вдруг произнесла Дербенёва. – Поздравляем. Ты наверное беременна, Инна, поэтому и дали такие хоромы?
– Что ты, подруга?! – возмутилась Инна. – Зачем плодить нищету? Достаточно и одного ребёнка. Просто Василий записал свою маму в личное дело и прописал её у нас…
– А где же она? – снова удивилась Дербенёва, наивно полагая обнаружить следы проживания свекрови.
– Кто?
– Мама.
– Дома, где ж ей быть? Она, как и раньше, живёт в Ростове-на-Дону… – спокойно ответила Инна.
V. Трудное решение
Декабрь 1989 года выдался напряжённым в учебном плане. Повсеместные защиты индивидуальных курсовых работ сменяли групповые зачётные тактические учения корабельных боевых расчётов, а между «боями» шли учения по живучести подводных лодок. Череда итоговых испытаний казалась нескончаемой, но Дербенёву это даже нравилось.
Интенсивность «случайных» встреч с его знакомой девушкой по имени Елена снизилась практически к нулю. А усталость и загруженность делами «школярскими» выросли до максимума. Наверное, благодаря этим обстоятельствам у Александра появилось время и возможность разобраться в своих «дремучих» семейных отношениях, а также попытаться дать оценку новым чувствам и переживаниям с которыми он столкнулся в последнее время.
Между тем, сколько бы Дербенёв не размышлял на тему личной жизни, ему никогда не удавалось прийти к какому-то единому знаменателю. Иногда ему казалось, что во всех семьях случаются разногласия или чего ещё похлеще, и ничего в этом удивительного нет. Правда, в другой раз Александр приходил совсем к иному выводу, например, о том что далеко не все семьи способны преодолеть свалившиеся на них испытания и его мужское предназначение как раз и состоит в том, чтобы именно в его семье всегда были мир, покой и согласие.
«Но ведь всё это возможно только на основе крепкой и настоящей, а самое главное взаимной любви!» – тут же не соглашался с Дербенёвым его внутренний голос: «А разве я не люблю Татьяну? – спрашивал себя Дербенёв и тут же отвечал: – Люблю!».
«А как же Елена? Для неё какую участь ты приберёг?» – откуда-то из-за спины, как чёрт из табакерки, снова спрашивал внутренний голос. «А Елена это как раз то, чего мне не хватает в семейной жизни!» – безвольно отвечал сам себе Дербенёв.
Приехав на побывку домой и «пересчитав» своих любимых детей, Дербенёв познал очень простую истину: невзирая ни на что, он по-прежнему любит свою жену, семью и не сможет бросить их даже ради возможного счастья в будущем. Да и жизнь без родных и близких ему людей лишена всякого смысла!
В жизни Татьяны тоже не всё складывалось так, как бы ей хотелось. Ставшая привычной за годы совместной жизни с Дербенёвым «самостоятельность», потихоньку превратилась в одиночество, а потенциально существующий «жених» Берзиньш превратился в банального «друга семьи». Но это для Татьяны, а для её супруга всё выглядело несколько иначе.
Побыв несколько дней дома и с головой погрузившись в семейные дела, Александр вдруг ощутимо почувствовал кого-то постороннего «рядом» Кто-то третий явно стоял между ним и супругой… «Неужели Берзиньш?» – промелькнула мысль. «А может у вас паранойя, молодой человек, или вы по себе и супругу свою ровняете?» – поддал жару внутренний голос. Дербенёву стало ощутимо больно за уходящее неизвестно куда семейное счастье, но что необходимо сделать, чтобы этого не допустить, Дербенёв до конца не понимал.
Желая как можно скорее избавиться от всяких сомнений, Александр попытался в очередной раз поговорить с супругой и уговорить её «во имя всего святого» поехать с ним в Ленинград. Но, как часто бывает в жизни, откровенный разговор с намёками на сомнения привёл к размолвке с очень театральной истерикой, которую Татьяна очень профессионально умела «закатывать».
В какой-то момент бурного выяснения отношений отчётливо запахло разводом, крахом надежд, и, очевидно, почувствовав неладное, Татьяна всё же согласилась переехать в Ленинград, чтобы не стать причиной семейной трагедии. Правда ближе к весне…
VI. Камертон
1
Новый 1990 год наступил, как часто бывает в нашей стране, «внезапно». Побыв, вдали от военной службы, учебных забот и прочих привычных ему уставных требований всего-то около десяти дней, Дербенёв вдруг понял, что оказался совсем в другой стране, в каком-то другом, «параллельном» мире. Оказывается жизнь течёт и меняется, причём так стремительно, что пора бы разобраться, к чему всё это может привести.
Открытием для Александра оказалась информация поведанная Татьяной о том, что ещё осенью 1989 года на Украине прошёл первый съезд движения РУХ, выступавшего за независимость этой республики. В самой Прибалтике всё большую популярность набирали требования так называемых Народных фронтов, скреплённые декларациями Верховных Советов о восстановлении государственного суверенитета национальных республик. Основой этих требований стало непризнание Договора 1939 года между СССР и Германией, известного как пакт Молотова – Риббентропа, который, по мнению национальных «демократов», позволил СССР оккупировать Прибалтийские республики. И это невзирая на то что в конце декабря 1989 года прошёл второй Съезд народных депутатов СССР, осудивший подписание секретных протоколов к пакту Молотова – Риббентропа.
Схожие процессы и движения за национальную независимость возникли также в Грузии, Азербайджане и Молдавии. Не затихал армяно-азербайджанский вооружённый конфликт, тесно связанный с событиями в Сумгаите и вооружённом противостоянии в Нагорном-Карабахе.
Нельзя сказать, что находясь в Ленинграде, Дербенёв совсем был лишён контактов с реальной жизнью, но те цели, ради которых он находился на учёбе, да и присяга, данная им когда-то, заставляли не только Дербенёва, но и других офицеров как бы не замечать того, что реально происходило вокруг. А ведь нечто подобное происходившему в «братских» республиках СССР и вокруг него происходило и в самой России, где также осуществлялось накопление «критической массы». Радикализация настроений толпы росла не по дням, а по часам.
В июле 1989 года в Ленинграде, по аналогии с республиками советской Прибалтики, был создан Ленинградский народный фронт. В компартии явочным порядком возникла фракция «Демократическая платформа в КПСС».
Не отставали от демократических процессов по освобождению от «гнёта» СССР и страны Варшавского договора. Так, 9 ноября 1989 года пала Берлинская стена, ознаменовав тем самым завершение «холодной войны», 9 января 1990 года Чехословакия потребовала вывести из страны советские войска, которые были размещены в странах Варшавского договора. Причём сделать это предстояло до конца текущего года. Вслед за Чехословакией 18 января с аналогичным требованием выступила Венгрия.
Советское руководство, погрязшее к этому времени в разрешении внутренних «демократических», социальных и прочих проблем, оказалось в трудном положении, поскольку средств для вывода войск и размещения их на своей территории в бюджете не было предусмотрено. Военнослужащие и их семьи, возвращавшиеся в СССР, оказывались в трудных материальных и социальных условиях. А что ждало группировку войск в Прибалтике, каковы были перспективы самого Дербенёва и его семьи, сейчас не знал никто.
Многие люди, родившиеся в некогда великой советской державе и привыкшие строить грандиозные планы на годы вперёд, не понимали, почему самое справедливое государство в мире стало на глазах рушиться словно карточный домик. Граждане Страны Советов разучились жить будущим и стали думать только о дне сегодняшнем. «Есть день и есть пища, а об остальном я подумаю завтра!»
Наверное, по этой же причине Татьяна Дербенёва решила, не посоветовавшись с мужем, внезапно приобрести пианино. Основным мотивом покупки была, конечно, дочь Людмила, которая, опять же по решению Татьяны, почти год посещала музыкальную школу.
Конец ознакомительного фрагмента.