Глава 8. Соколиный король
– Кто изображен на этом гобелене? – точно завороженная Анна впилась глазами в красивую даму в красно-золотых одеждах с темным соколом на толстой, подбитой мехом перчатке.
– Кабы знал я такую красавицу… – мечтательно протянул оруженосец.
Девочка снова была в своей одежде, которая не шла ни в какое сравнение с нарядами изображенных на картинах дам. Она с сожалением посмотрела на обтрепанный подол своего платья, но неожиданно показала рукой на птицу.
– А! Это чеглока – любимый сокол королевы Элеоноры Английской, матери короля Ричарда Львиное Сердце, – с готовностью пояснил Вольфганг Франц. – Видите, какой он крохотный, хотя для дамских ручек и такой малыш сущая тяжесть. Рыцари предпочитают крупных соколов: сапсан, кречет, балобан весят, как грудной младенец или курица. А держать их следует вот как эта дама, на слегка отведенной и согнутой в локте руке, на специальной перчатке или рукавице. Уверен, будь у нас тут некрупный сокол, такой как чеглока или дербник, уж вы бы тогда показали всем, как следует охотиться благородным людям!
Услышав похвалу, девочка зарделась, и это приободрило Вольфганга.
– Во время состязаний особенно ценятся те соколы, которые ловят добычу в воздухе, нападая на жертву стремительным броском, «ставкой».
– Ставкой, – повторила Анна, радуясь, что на нее наконец обратили внимание.
– Вот именно! – повеселел старый оруженосец. – Сапсан, кречет, балобан сначала догоняют свою жертву, а потом идут резко вверх, – он поднял свою руку над головой девочки, – складывают крылья, вытягивают лапы и падают резко вниз на добычу!
Анна взвизгнула, когда Вольфганг Франц схватил ее за шиворот. Попыталась вырваться, но тот вдруг оторвал ее от пола и, подхватив другой рукой за талию, закружил по залу, пока оба они не шлепнулись на мозаичный пол, весело хохоча.
– Если «ставка» удалась, сокол настигает жертву, не давая ей коснуться земли. Такие соколы называются благородными. Но самый благородный из всех соколов, – оруженосец поднялся и, подав руку, помог девочке встать, а затем повел ее к другому гобелену, – носит имя кречет. Вот он – белый, точно снег. Лучший из лучших, подлинный король соколов! Когда кречет живет на природе, то любой птице позволительно вить гнезда и выращивать птенцов подле Его Птичьего Величества, потому что тот при случае и защитит, даст отпор даже лисе или кунице!
Фридрих с детства мечтал о белом кречете. Да что там мечтал! Бредил! Когда ему эта птица являлась во снах, целый день проходил очень хорошо. Но вот купить белого кречета король не мог, хотя много раз просил своих наставников и сенешаля послать гонца во Фландрию, где выращивали самых сильных и красивых особей.
Фридрих пересказывал мне написанную одним арабом книгу о пользе птиц. Не знаю, сам ли он читал ее, или кто-то поведал юному королю ее содержание, но Фридрих мечтал когда-нибудь устроить соколиную охоту на уток при свете полной луны, как это делали в землях неверных.
Когда же ему действительно подарили первого сокола, в мире трудно было бы отыскать более счастливого мальчика! Крохотного дербника Фридрих расхваливал так, словно на его руке сидела сама оперенная удача!
Поначалу, когда приехавший в Апулию канцлер Вальтер фон Пальяра извлек из специальной походной клетки свой подарок и торжественно посадил птицу на руку тринадцатилетнему королю, Фридрих очумел так, что даже не поблагодарил Его милость, о чем не раз сожалел позже и каялся.
Он не только не сказал доброго слова дарителю, но и не заметил, что ему позабыли подать специальную рукавицу. Посланник был слаб глазами, а приехавший с ним его юный племянник Гансало, находившийся при дяде в статусе оруженосца, клевал носом от усталости и жары… Вот и получилось, что птица вцепилась когтями в незащищенную руку Его Величества, а тот от счастья даже не заметил боли!
Потом, уже позже, мне, как оруженосцу короля, был доверен клобучок, и я начал постигать науку воспитания соколов и ухода за ними.
– А Фридрих нашел своего белого кречета? Он вырос и купил его себе? – Анна была очарована рассказом.
Константин что-то записывал сидя за столом. Вальтер и пожелавший проследить, как идет работа, Рудольфио о чем-то шушукались.
– Да, милая принцесса. Но мы заболтались, нас уже ждут. Не хотите же вы, чтобы хозяева этого гостеприимного «Греха», – кивок в сторону слуги сеньора, – лишили нас обеда? Честно говоря, я уже привык хорошо питаться.
– Я не принцесса! – помотала головой Анна. – Но, скажите же самое главное, он охотился с белым кречетом в лунную ночь?
– Охотился, охотился… Скажу больше. Когда он рассказал об этой своей мечте султану аль-Камилу[47], у того выступили слезы умиления на глазах – так хорошо и складно говорил наш молодой король, таким красивым в этот момент он был! Белое благородное лицо, синие как море, лучистые глаза и золотые, рассыпанные по плечам волосы… «Да вы, мой друг, истинный поэт!» – промолвил аль-Камил, после чего подарил королю белого благородного кречета и охоту в лунную ночь. Они вместе преследовали дроф, куропаток, уток, а позже, по дороге к султанскому лагерю, еще и зайцев.
Всю добычу приготовили потом султанские повара, и она благоухала рядом с дивными фруктами и только что испечёнными лепешками. Мясо ели руками, лепешки макали в мед, а прекраснейшие из женщин танцевали для султана и короля, звеня золотыми украшениями. Эх, было время! Хотел бы я сказать, что вино лилось рекой, но то было бы неправдой, потому как в землях султана всякое вино запрещено законом. Так что, как бы ни хорошо у султана, а христианская душа там нипочем не прижилась бы.
– А что было потом? – не отставала Анна.
– Потом? – Вольфганг Франц погладил девочку по голове. – Потом трубадуры сочинили сто песен об охоте в лунную ночь, и аль-Камил подарил нашему королю Иерусалим!