Лаврский инок
Годы монашества преподобного Серафима в Свято Троицкой Александро Невской Лавре (1920–1930)
Свершилось
«Брат наш постригает власы главы своея, в знамение отрицания мира и всех, яже в мире, и во отрезание своея воли и всех плотских похотей, во имя Отца и Сына и Святаго Духа…»
Как много рассказывают порою сухие строки архивных документов:
Рапорт
казначея Духовному Собору Александро-Невской Лавры
[151]
Честь имею доложить Духовному Собору, что через Его Высокопреосвященство Митрополита Вениамина мною получено пожертвование от Муравьева 25000 (Двадцать пять тысяч) рублей на праздник святого Александра Невского 30 августа 1920 года.
Означенная сумма была передана через владыку Вениамина на нужды Александро-Невской Лавры в золотой монете. Обладавший в ту пору подобным состоянием мог в кратчайшее время безпрепятственно оказаться за кордонами большевистского государства. Услужливо распахнули бы перед ним двери многие европейские дома. Однако, буквально через день в документах Лавры появляется следующая запись:
Выписка
из журнала Духовного Собора Александро-Невской Лавры
от 1/14 сентября 1920 года
[152]
2) Слушали: прошение Василия Николаевича Муравьева с просьбой принять его в число братии.
Постановили: принять Муравьева в число послушников Лавры, назначить ему послушание пономаря.
Дальнейшие документы показывают, как свершилась воля Божия над Василием Муравьевым и его супругой:
Выписка
из журнала Духовного Собора Александро-Невской Лавры
от 13/26 октября 1920 года
[153]
1) Слушали: Резолюцию Его Высокопреосвященства Митрополита Вениамина от 7/20 октября следующего содержания:
«Благословляется послушника Василия Муравьева постричь в монашество одновременно с его женой, поступившей в Воскресенский Новодевичий монастырь».
Выписка
из книги прихода и расхода
церковных лаврских сумм за 1920 год
[154]
Согласно ст. 5 журнала Духовного Собора от 13 октября 1920 г. за № 29 записывают на приход полученное пожертвование от послушника Василия Муравьева на церковные расходы при пострижении его в монашество – 15000 (пятнадцать тысяч) рублей.
Выписка
из журнала Духовного Собора Александро-Невской Лавры
от 3/16 ноября 1920 года
[155]
1) Слушали: Резолюцию Его Высокопреосвященства Митрополита Вениамина от 22 октября/4 ноября 1920 г. за № 3471 в Духовный Собор, последовавшую на доклад отца наместника архимандрита Николая о том, что он согласно благословения Его Высокопреосвященства постриг послушника Лавры Василия Муравьева 16/29 октября в церкви Святаго Духа в монашество с наречением ему имени Варнава.
Тогда же была пострижена в монашество в Воскресенском Новодевичьем монастыре Петрограда Ольга Ивановна Муравьева с наречением ей имени Христина в честь святой мученицы Христины.
Итак, свершилось. Исполнилось заветное желание Василия Николаевича Муравьева о принятии иноческого ангельского образа. Многими скорбями достиг он той цели, к которой настойчиво шел почти сорок пять лет. Одному Богу известно, каким благоговением было исполнено тогда его смиренное сердце. Новое имя принял он в честь святого апостола Варнавы и в благоговейную память о своем духовном отце.
Вскоре брата Варнаву рукополагают в иеродиакона и возлагают на него многотрудное послушание исполняющего обязанности заведующего кладбищенской конторой [156].
Святые отцы определили, что послушание – выше поста и молитвы. Однако, то послушание, которое получил отец Варнава, было по плечу далеко не всякому…
Прежде всего, это была неимоверной тяжести каждодневная работа – погребения, отпевания, панихиды, заказные богослужения, расчеты с рыдающими заказчиками. И так с раннего утра до позднего вечера. Один за другим следуют в книге прихода и расхода церковных лаврских сумм и в журналах Духовного Собора Лавры рапорты заведующего кладбищенской конторой иеродиакона Варнавы (Муравьева) о сдаче им в казну значительных денежных средств, полученных за исполнение церковных треб и заказных литургий [157, 158, 159]. Порою встречаются записи весьма характерные, как штрихи того времени [160].
Рапорт
и. о. заведующего кладбищенской конторой
иеродиакона Варнавы Духовному Собору Лавры
Имею честь почтительнейше доложить Духовному Собору, что мною получено 27 фунтов белой, но не особенно хорошо просеянной муки, каковая передана просфорнику отцу иеромонаху Игнатию для печения просфор.
Время настало трудное. Послушание на кладбище, доставшееся отцу Варнаве, было одним из наиболее сложных в обители. Страна была охвачена пламенем междоусобной брани. Сбылись обетования Господа: Предаст же брат брата на смерть, и отец – детей; и восстанут дети на родителей и умертвят их (Мк. 13, 12). Красные убивали белых, белые убивали красных. На Никольском, Тихвинском и Лазаревском кладбищах плач стоял непрестанный. В храмах Александро-Невской Лавры отпевание следовало за отпеванием, панихида – за панихидой. Один Бог ведает, как тяжело было выдержать иеродиакону Варнаве послушание в кладбищенской конторе.
Выписка из рапорта
и. о. заведующего кладбищенской конторой
иеродиакона Варнавы в Духовный Собор Лавры
[161]
Имею честь покорнейше просить Духовный Собор назначить иеродиакона Гурия моим по должности помощником, с сохранением за ним содержания по должности рассыльного при конторе. К сему имею честь присовокупить, что ввиду переживаемого времени приходится принимать заказы, особенно на отпевание, в течение целого дня и при этом делать немедленные распоряжения относительно назначения иеромонаха, певца, своевременного открытия церкви, заготовления просфор и, очень часто, приглашения певчих.
При этом, как известно, встречается множество всевозможных затруднений.
Провожать почивших, преподавая им церковное напутствие, утешать родных и близких погибших… Это была первая школа духовного врачевания и наставничества, которую прошел будущий отец Серафим, вырицкий старец-утешитель, молитвенник за сирот и страждущих, предстатель пред Господом за всю землю Русскую.
В неустанных трудах
Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною.
В монастыре, как и в миру, отцу Варнаве пришлось терпеливо совмещать практическое с духовным – ведение дел кладбищенской конторы с молитвой, богослужениями и духовным утешением приходящих. Поразительны его целеустремленность и строгость к себе: в редкие свободные часы отца Варнаву часто заставали в обширной библиотеке Лавры, ночи же напролет проводил подвижник в молитвенном предстоянии Господу, так что свет в окнах его келлии бывал виден до самого рассвета.
Кроме всего, участие в Александро-Невском братстве защиты Святой Православной веры – самом активном и массовом церковно-общественном движении Петрограда начала 20-х годов XX века[7].
Иеромонахи Гурий и Лев (Егоровы), стоявшие у истоков братства, были ближайшими духовными соратниками иеродиакона Варнавы, особенно отец Гурий, впоследствии – митрополит. Их сближала строгость канонических взглядов и неуклонное следование учению святых отцов. Руководители братства были необычайно близки по духу. Живым руководством ко спасению для единомысленных друг другу монахов были слова апостола Иакова: Вера без дел мертва (Иак. 2, 26).
Почти год иеродиакон Варнава (Муравьев) оставался на должности заведующего кладбищенской конторой. Это время для Александро-Невской Лавры было крайне тяжелым. С 1920 года все монастыри на территории России были обязаны перейти в разряд «трудовых братств», иначе большевистские власти не давали обителям в пользование землю. Создано было такое «братство» и при Александро-Невской Лавре. Членами его были все монашествующие, получившие трудовые книжки установленного образца, одновременно являвшиеся для них удостоверениями личности.
Лавре были выделены земельные участки в районе реки Монастырки и Митрополичьего сада. Иноки поочередно работали на огородах, за что каждый получал свой пай [150, с. 47].
Главные тяготы выпали на долю молодого наместника Лавры архимандрита Николая (Ярушевича). Богоборцы постоянно вмешивались в монастырские дела, чинили различные административные препоны. Насколько нелегким было его служение говорит тот факт, что отец Николай несколько раз обращался к митрополиту Вениамину с прошением о предоставлении ему краткого отпуска «ввиду сильного нервного переутомления» [150, с. 37–59].
Тем не менее, монашеская жизнь в Лавре не только не угасла, но переживала небывалый подъем. Обитель имела более чем двухсотлетние традиции монашеского делания, основанием которых было учение святых отцов Восточной Церкви. Из поколения в поколение по крупицам собирался и передавался богатейший опыт внутренней умной молитвы, опыт истинной жизни во Христе. Славилась Лавра и своими старцами – схимниками, постниками, затворниками. Здесь достаточно вновь вспомнить вещего монаха Авеля, а также богомудрого схимонаха Алексия, человека высочайшей духовной жизни, к которому приходил за советом и благословением Государь Император Александр I.
Своими особо торжественными богослужениями, уставным чтением, старинными церковными распевами и другими, порою незаметными от обычных приходских храмов отличиями, храмы Александро-Невской Лавры всегда привлекали великое множество богомольцев. Здесь веками царил истинно монастырский дух, который всегда производит неизгладимое впечатление на верующее сердце. Это был особый мир, где за стенами обители шла своя тихая, но плодотворная жизнь; где, казалось, сам воздух был напоен благодатию.
Человеку, обуреваемому скорбями, иногда было достаточно совершить прогулку по Никольскому кладбищу Лавры, чтобы совершенно преобразиться духовно, будто увещали его мятущуюся душу упокоенные там монахи. А сколько людей изо дня в день получали утешение и советы от умудренных Господом лаврских иноков, населявших обитель в те тревожные 20-е годы. Как правило, человек, посетивший однажды Александро-Невскую Лавру с ее дивными храмами и тенистыми садами, ощутивший духовную радость от общения с ее насельниками, оставлял в ней частицу своего сердца…
Обитель была настоящим центром церковно-общественной жизни Петрограда. Помимо упомянутого уже Александро-Невского братства, в 1920 году здесь, по благословению митрополита Вениамина, открылся пункт сбора средств для помощи голодающим, уже к октябрю собравший пожертвований на сумму около 10-ти тысяч рублей. Непрестанно творили монашествующие дела милосердия – часть помещений Лавры была отведена для инвалидов войны; для ухода за ними было устроено все возможное [150, с. 37–59]. Шел сбор пожертвований от богомольцев на содержание детей, оставшихся без родителей, неимущие ежедневно обеспечивались безплатными обедами. Работу пункта питания для голодающих вместе с иеромонахами Львом и Гурием организовывал отец Варнава.
Будучи священноархимандритом Александро-Невской Лавры, самое непосредственное участие в решении вопросов лаврской жизни принимал митрополит Вениамин. В это время отец Варнава еще более сближается с этим замечательным архипастырем. Один из современников владыки Вениамина пишет в своих воспоминаниях: «Митрополит Вениамин пользовался огромной известностью… Простой народ его действительно обожал. "Наш батюшка Вениамин", "наш Вениамин" – так звал его народ. "Страшно, боишься, – говорили те, кто встречались с ним, – подойдешь к владыке – успокоишься, страх и сомнение куда-то ушли…" Говорил коротенько и все как будто простые слова, а на его проповеди собирались тысячи людей. Каждое его слово светилось, трепетало…» [115, с. 193, 194]
Смиренный и кроткий, владыка был человеком удивительной доступности. В обычае у него были ежедневные прогулки по Никольскому кладбищу Лавры, где он всегда посещал часовню блаженного Матфея. На кладбище находилась контора отца Варнавы. Таким образом, подвижники имели возможность часто видеться и беседовать о многом. Оба они были монахами по духу и призванию, людьми высокой жизни, и это влекло их друг к другу. Отец Варнава испрашивал благословения владыки на свои труды и подвиги, а святитель Вениамин, ценя опытность и добродетельную жизнь отца Варнавы, в практических вопросах часто прибегал к советам последнего. Светлая любовь о Господе соединяла этих двух служителей Божиих. Это была та любовь, которая, по словам апостола Павла, не мыслит зла и все покрывает (1 Кор. 13, 5, 7).
Отношение митрополита Вениамина к заблудшим, отпавшим и погибающим было необычайно созвучно мыслям преподобного отца нашего Варнавы Гефсиманского, по слову которого «… все зло нужно покрывать только любовью. Чем грешнее человек, тем больше мы должны за него молиться и жалеть его». Оба этих подвижника назидали, что в находящих скорбях необходимо обвинять только себя – в недостатке терпения и смирения, а всех людей одинаково любить в Боге.
11 сентября 1921 года, в день Усекновения главы святаго Иоанна Предтечи – подвигоположника и покровителя православного монашества – произошло знаменательное событие. Совершавший с собором иерархов Божественную Литургию митрополит Вениамин, возвел отца Варнаву в иеромонаха [162, с. 9]. И здесь заметно особое смотрение Божие об отце Варнаве, сподобившемся соединить ангельский чин иночества с благодатию священства именно в этот иноческий праздник, день усиленного церковного поста и сугубого покаяния.
Вместе с благим игом священства получил иеромонах Варнава и новое послушание – главного свечника Лавры [167]. Теперь в его обязанности входила закупка воска для производства свечей на свечном заводе Лавры и масла для лампад во все четырнадцать храмов монастыря, а также выемка пожертвований из кружек. Должность весьма хлопотная и ответственная, поскольку главный свечник отвечал за все средства, вырученные от продажи свечей, масла, за пожертвования, полученные во время тарелочного сбора, а также от некоторых частных благодетелей. В архиве Лавры, относящемся к этому периоду, – многочисленные рапорты иеромонаха Варнавы о сдаче им в казну Лавры значительных денежных сумм [168–177].
В полной мере пригодились в это время отцу Варнаве прежние коммерческие знания и навыки. Страну лихорадила инфляция, и приходилось постоянно пересматривать цены на свечи в связи с возрастающими ценами на воск и прочее [178].
Однако не это было главным на его монашеском пути. Участвуя в хозяйственных делах Лавры, отец Варнава никогда не забывал об иноческом делании – о молитве и духовном совершенствовании, а также о долге священника. Вновь и вновь досконально изучает он творения святителей Василия Великого, Иоанна Златоустого, преподобных Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, святителя Игнатия Брянчанинова и других столпов Православия.
Как безценный дар Божий принял подвижник свое иерейское служение. С глубоким чувством радости и святым трепетом предстоял он пред Святым Престолом, молясь за людей. С великим благоговением и страхом приносил он Безкровную Жертву. Служение отца Варнавы всегда отличалось особой торжественностью и неподдельной искренностью. Лицо его сияло, как сияют лица праведных, когда выходил он в сретение Господу: казалось, слышал он сладчайший глас Небесного Владыки: Добре, рабе благий и верный, о мале был ecu верен, над многими тя поставлю; вниди в радость Господа своего (Мф. 25, 21).
Как вспоминали очевидцы, на богослужения с участием иеромонаха Варнавы (Муравьева) всегда собиралось множество народа. Все стремились послушать его проповеди, отличавшиеся простотой и доступностью. Сказывался многолетний опыт подвижничества в миру. В отличие от иноков, подвизавшихся в уединении, бывший петербургский купец хорошо знал жизнь людей разных сословий – от простолюдина до утонченного интеллигента, их духовные нужды и затруднения. Именно в это время в слове и служении скромного лаврского иеромонаха начинали отмечать необычайную духовную глубину и силу. Уже тогда в нем стали проявляться благодатные дары, которыми наделяет Господь Своих особых избранников. Души многих верующих потянулись к простому и кроткому отцу Варнаве. Все шире становился круг его духовных чад, а у дверей его келлии все чаще стали появляться посетители, пришедшие за духовным советом и утешением.
Имя Тебе – Любовь
«Любовь – бездна озарения;
любовь – огненный источник;
любовь – ангельское состояние;
любовь – вечное преуспеяние».
Мир исказил смысл истинной, святой любви до неузнаваемости. Она заражена самолюбием, своеволием и пристрастием. «Люди, оживая безумно друг для друга, оживая душевною глупою привязанностью, умирают для Бога, а из пепла блаженной мертвости, которая – ради Бога, возникает, как златокрылый феникс, любовь духовная… Бог отвергает любовь плотскую, любовь, которую узнал Адам по падении, – принимает только одну духовную любовь, которую явил миру Новый Адам, Господь наш Иисус Христос. Мы должны любить так, как Он любит: любовь падшего, ветхого Адама – плод, запрещенный в раю Нового Завета. Она-то преисполнена порывом мечтательности, переменчива, пристрастна, любит создание вне Бога. Устранен Бог всецело из отношений этой любви, призваны к участию в ней грех и сатана.
Любовь – свет, слепая любовь – не любовь. Евангелие повелевает, чтоб любовь была о Христе, чтоб Христос был любим в ближнем, а ближний был любим, как создание Божие. По причине этой любви в Боге и ради Бога святые угодники Божии имели равную любовь ко всем…
Где Христос, там нет зависти и рвения. Любы не мыслит зла! – там спокойствие, там мысли благие, там постоянство, там святый мир… любовь неприступна для греха, всегда пресмыкающегося на земле; она живет на Небе, – туда переносит на жительство ум и сердце, соделавшееся причастниками Божественной любви» [5, с. 303, 451, 452, 453], – так описывает истинно духовную любовь святитель Игнатий Брянчанинов.
Иеромонах Варнава (Муравьев) стяжал эту чистейшую святую любовь течением всей своей жизни. Любовью Божией он питал свою душу, и этой же любовью служил ближним. «Варнава» в переводе – дитя милости, сын утешения; и смиренный лаврский инок своими делами воистину оправдывал это имя. За постоянную деятельную любовь к людям и жительство по заповедям Божиим получил он дар понимать ближних и соболезновать их скорбям как собственным – благодать старчества. Несомненную роль в этом сыграло и многолетнее окормление у старца Варнавы Гефсиманского, а также близость к замечательным современникам – святителю Петроградскому Вениамину, архиепископу Полтавскому Феофану и протоиерею Философу Орнатскому.
Старчество в православном понимании не обозначает возраст человека, а свидетельствует о его духовной зрелости и возрасте ума. Плоды старчества – смиренномудрие, богомудрие, прозорливость и прочие. Даруются они по благодати Духа Святаго. Но венцом в этом дивном букете духовных качеств является всепрощающая любовь, которая, по слову апостола Павла, есть совокупность совершенства (Кол. 3, 14).
Старческое служение – это, прежде всего, продолжение пророческого служения в христианскую эпоху, возведенное любовью в совершенство: Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто (1 Кор. 13, 1–2), – так рассуждает первоверховный апостол Павел о духовных дарованиях. Благодать же Божия дается исключительно за смирение, и это проверено многовековым опытом православного подвижничества: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (1 Пет. 5, 5), – назидает всех, ищущих Господа, святой апостол Петр.
Святитель Игнатий Брянчанинов – отец современного иночества.
Виды Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры.
Священно архимандрит Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры, митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский) Причислен к лику святых в 1992 году.
Рапорт казначея Лавры Духовному Собору о получении через митрополита Вениамина пожертвования на нужды обители от Василия Николаевича Муравьева.
Журнал Духовного Собора Лавры с резолюцией митрополита Вениамина о принятии Василия Николаевича Муравьева в число братии. Пометки на полях сделаны рукой наместника Лавры – архимандрита Николая (Ярушевича).
Журнал Духовного Собора Лавры с резолюцией митрополита Вениамина о благословении на монашеский постриг Василия и Ольги Муравьевых.
Журнал Духовного Собора Лавры с резолюцией митрополита Вениамина о постриге в монашество Василия Муравьева с наречением ему имени Варнава.
Иконостас храма Сошествия Святого Духа, где был пострижен в монашество Василий Николаевич Муравьев. Начало 20-х годов.
Страницы 8–9 трудовой книжки насельника Александро-Невской Лавры послушника Василия Муравьева – иеродиакона Варнавы – иеромонаха Варнавы – иеросхимонаха Серафима с записями о рукоположениях.
Храм святителя Николая Чудотворца – место служения иеродиакона Варнавы (Муравьева).
Никольское кладбище Александро-Невской Лавры – место ежедневных прогулок владыки Вениамина. Здесь находилась кладбищенская контора Лавры, где нес свое послушание иеродиакон Варнава (Муравьев).
Епископ Ямбургский Алексий (Симанский) – первый викарий Петроградской епархии в 1921–1922 годах.
Епископ Петергофский Николай (Ярушевич) – наместник Александро-Невской Лавры с 1919 по 1923 годы.
Епископ Ладожский Иннокентий (Тихонов) – руководитель Александро-Невского братства защиты Святой Православной Веры. 1925 год.
Иеромонах Гурий (Егоров) – один из создателей Александро-Невского братства. 1922 год.
Архимандрит Варлаам (Сацердотский), принимавший на себя окормление Александро-Невского братства после арестов епископа Иннокентия (Тихонова) и архимандритов Гурия и Льва (Егоровых) – духовный друг иеромонаха Варнавы (Муравьева). Около 1924 года.
Профессор-протоиерей Николай Кириллович Чуков впоследствии – митрополит Ленинградский, ректор Высших Богословских курсов, настоятель Николо-Богоявленского собора – духовный друг иеромонаха Варнавы (Муравьева).
Епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев) – наместник Александро-Невской Лавры с 1923 по 1928 год. Причислен к лику святых в 2005 году.
Архимандрит Сергий (Бирюков), передавший послушание духовника Александро-Невской Лавры иеросхимонаху Серафиму (Муравьеву). Около 1926 года.
Духовник Александро-Невской Лавры – старец иеросхимонах Серафим (Муравьев). 1927 год.
Святой преподобный Серафим Саровский – небесный покровитель старца иеросхимонаха Серафима (Муравьева).
Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры – место служения старца иеросхимонаха Серафима (Муравьева).
Псалтирь, подаренная отцом Серафимом матушке Христине (в миру супруге старца), хранящаяся в вырицком Казанском храме.
Часть братии Александро-Невской Лавры во главе с епископом Шлиссельбургским Григорием (Лебедевым) – духовным сыном преподобного Серафима Вырицкого. Второй справа в нижнем ряду – духовник Лавры старец иеросхимонах Серафим.
Оборотная сторона фотографии с дарственной надписью, сделанной рукой епископа Григория (Лебедева).
Заведующий Петроградским Богословско-пастырским училищем архимандрит Гурий (Егоров), впоследствии – митрополит Минский и Белорусский, а затем – Ленинградский – духовный сын преподобного Серафима Вырицкого. 1928 год.
Настоятель собора в честь Феодоровской иконы Пресвятой Богородицы, архимандрит Лев (Егоров) – духовный сын преподобного Серафима Вырицкого. 1928 год. Причислен к лику святых в 2003 году.
Феодоровский корпус Лавры. В левом крыле, примыкающем к Троицкому собору, за вторым и третьим окном второго этажа – находилась келлия преподобного Серафима, за четвертым окном – келлии отцов Гурия и Льва (Егоровых). Ныне в этих помещениях устроен благолепный домовый храм во имя преподобного Серафима Вырицкого.
Епископ Мануил (Лемешевский), впоследствии – митрополит Куйбышевский, ревностный защитник чистоты Православия, высоко ценивший духовные советы старца иеросхимонаха Серафима (Муравьева). Около 1930 года.
Митрополит Серафим (Чичагов) – управляющий Санкт-Петербургской епархией, священноархимандрит Александро-Невской Лавры в период с 1928 по 1932 год. С 1928 по 1930 год его духовником был старец иеросхимонах Серафим (Муравьев). Причислен к лику святых в 1997 году.
Митрополит Серафим (Чичагов) в своей резиденции в Воскресенском Новодевичьем монастыре.
Родовой образ семьи Муравьевых – Казанская икона Пресвятой Богородицы. Келейная икона преподобного Серафима Вырицкого в Александро-Невской Лавре и в поселке Вырица (ныне является святыней вырицкого Казанского храма).
Преподобный Серафим Вырицкий. Александро-Невская Лавра. Конец 1929 года.
Старчество – это и великая школа опытного богословия: «Молитва с духовным рассуждением – земля обетованная; в ней подобно молоку и меду льется знание причин Промысла и Суда Божия…» – говорит святой Максим Исповедник [53, с. 5]. А апостол Иаков описывает истинную духовную мудрость: Мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, безпристрастна и нелицемерна. Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир (Иак. 3, 17–18).
В течение многих лет учился отец Варнава у своих духоносных наставников хранить внутренний мир и достиг на этом пути истинного преуспеяния. Руководство преподобного Варнавы Гефсиманского, приобщение к церковной традиции и опыту святых отцов послужили как бы кратчайшим и удобнейшим путем его восхождения по ступеням духовного совершенствования к старчеству.
Вот сила двухтысячелетней духовной преемственности святой Православной Церкви! Всего два года минуло с той поры, как вступил отец Варнава на путь иночества, а за советами и окормлением к нему уже обращалась большая часть лаврской братии и даже видные деятели и иерархи Церкви – наместник Лавры, епископ Петергофский Николай (Ярушевич) и руководитель Александро-Невского братства, епископ Ладожский Иннокентий (Тихонов), архимандрит Гурий и иеромонах Лев (Егоровы). Своих советов отец Варнава никому не навязывал, но и не оставлял вопрошающих без ответа. Кроткий иеромонах всегда умел терпеливо выслушать и успокоить всех, кто приходил к нему со своими недоумениями. Отвечал же неспешно, с истинным духовным рассуждением. Тянулись к отцу Варнаве и миряне, ибо одним своим видом вызывал он доверие и сердечное расположение даже у людей, которые видели его впервые. Сам Господь помогал через иеромонаха Варнаву обретать им истину в поисках всеблагой и всесовершенной Своей воли.
Отец Варнава никогда не стремился руководить или учительствовать. Он просто сеял вокруг себя плоды правды, о которых говорит апостол Иаков, причем порою сам того не замечая. Поначалу старческое служение отца Варнавы не выделялось особо, но происходило слитно с его прочими обязанностями по Лавре – послушанием главного свечника и чередными богослужениями. Однако, приближался тот час, когда Господь благоволил призвать его к особенному, исключительному служению – всенародного старца-утешителя, молитвенника за всю православную Россию, стонущую от края и до края под игом жестоких гонителей веры Христовой.
Даждь кровь и приими дух
«…сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим».
20-е годы XX века… Для Русской Православной Церкви это было время особых испытаний – время, когда познавалась истинная крепость людей, тогда один день стояния в Божественной истине мог равняться целым годам жизни в прежние, спокойные времена, когда исповедовать свою веру можно было открыто и без всякой опаски.
Церковь стремилась избежать конфронтации с новой властью и звала к примирению в обществе, однако, несмотря на это, гонения на верующих не только не прекращались, но становились все более лютыми. Репрессии против духовенства и монашествующих, насильственное изъятие церковных ценностей, ущемление духовного сословия в гражданских правах, мощная антицерковная кампания во всех средствах советской периодической печати…
Тем не менее, невеста Христова жила и несла безумствующему миру слово правды Божией. В ту пору Петроград справедливо называли церковной столицей России. Под мудрым окормлением митрополита Вениамина духовная жизнь в городе на Неве шла размеренно и вполне интенсивно. Смиренный владыка, несомненно, оказывал благодатнейшее влияние на деятельность всех своих сотрудников на ниве Божией, от епископа до мирянина. При малейшей возможности он старался посетить приходы епархии. Митрополит Вениамин часто служил в Колпине, Кронштадте, Царском Селе, Луге, Гатчине и других городах губернии. Как бы незаметно, но при явном благоволении Божием устраивались многие дела Церкви. Действенную помощь оказывали правящему архиерею его викарные епископы – Ямбургский Алексий (Симанский), Кронштадтский Венедикт (Плотников) и Лужский Артемий (Ильинский).
Сердцем предчувствуя новые гонения, митрополит Вениамин возвел в епископский сан еще двух достойных своих помощников – наместника Александро-Невской Лавры, архимандрита Николая (Ярушевича) с титулом епископа Петергофского и руководителя Александро-Невского братства, архимандрита Иннокентия (Тихонова) с титулом епископа Ладожского.
При личном участии владыки Вениамина в епархии вновь возникла широкая система богословского образования. Успешно действовало единственное в то время в стране высшее богословское учебное заведение – Богословский институт, имевший очень сильный состав преподавателей: ректор – настоятель Казанского собора, профессор-протоиерей Н. К. Чуков; проректор – заведующий Богословско-пастырским училищем И. П. Щербов; профессора бывшей Духовной Академии – А. И. Бриллиантов, Н. Н. Глубоковский; профессора Петроградского университета – академик Б. А. Тураев, Л. П. Карсавин, И. М. Гревс и другие известные ученые. С благословения митрополита Вениамина, институт содержался на средства приходских общин Петроградской епархии.
При всех благочиниях города и при некоторых храмах действовали богословско-пастырские курсы. Было также открыто множество воскресных школ. Высший церковный надзор за курсами и школами принадлежал митрополиту. По благословению владыки Вениамина, при храмах открывались многочисленные кружки для детей по изучению Закона Божия, читались лекции и устраивались беседы для взрослых.
По-прежнему, вели активную работу более двадцати православных братств святоотеческого направления. Главнейшими из них были: Александро-Невское, возглавляемое епископом Иннокентием; Спасское, возглавляемое иеромонахом Мануилом (Лемешевским); Вознесенское, возглавляемое протоиереем Иоанном Чокоем; Троице-Измайловское, возглавляемое протоиереем Михаилом Чельцовым.
В середине апреля 1922 года прошло очередную регистрацию в губисполкоме «Общество православных приходов Петрограда и его губерний». Это была авторитетная организация, существовавшая с 1920 года. Она сплотила лучших представителей духовенства и мирян. Председателем правления общества был известный юрист, профессор университета Юрий Новицкий; членами правления – почтенные протоиереи Николай Чуков, Николай Чепурин, Леонид Богоявленский, Михаил Чельцов; миряне: Иван Ковшаров, Николай Елачич и другие.
Петроград стал тогда и главным центром православной интеллигенции России. При университете и в ряде других высших учебных заведений города действовали различные богословские общества и кружки. Многие представители интеллигенции, стоявшие до 1917 года далеко от Матери Церкви, меняли свои воззрения и возвращались к вере отцов. Вообще, в Петроградской епархии, несмотря на усиливавшиеся гонения, царил в то время необыкновенный религиозный подъем, и в этом, безусловно, была великая заслуга правящего архиерея.
Плодотворная деятельность владыки Вениамина и его помощников не могла не вызывать лютой ненависти у воинствующих безбожников и их подручных. Они прекрасно понимали, что глава Петроградской епархии никогда не изменит Христу. Выход у них был один – устранить ревностного поборника Православия…
Святитель Вениамин был арестован 1 июня 1922 года без предъявления каких-либо определенных обвинений. Единственным поводом к аресту послужила телеграмма из Москвы в Петроградский губотдел ГПУ: «Митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду. Подобрать на него обвинительный материал. Арестовать его ближайших помощников – реакционеров и сотрудников канцелярии… Менжинский» [117, с. 65].
Вместе с митрополитом Вениамином по делу «о контрреволюционной организации петроградского духовенства, находившегося в сговоре со всемирной буржуазией и русской эмиграцией» было привлечено более 90 человек – видные церковные деятели, священники, миряне и даже случайные люди. Параллельно было возбуждено дело против православных братств. Это был разгром лучших сил Петроградской епархии.
Рассмотрение дела началось 10 июня. Среди обвиняемых, помимо владыки Вениамина, были: епископ Кронштадтский Венедикт (Плотников), настоятели Троице-Сергиевского подворья, Казанского, Исаакиевского, Троице-Измайловского и Преображенского соборов, Покровской церкви, церкви праведных Симеона и Анны; члены правления Общества православных приходов и многие другие. Это был цвет петроградского духовенства и петроградской православной интеллигенции. Известный богоборец Красиков, прибывший на процесс от наркомата юстиции, во всеуслышание заявлял о конечных задачах следствия и отношении властей к Православию: «Вся православная церковь – контрреволюционная организация! Собственно, следовало бы посадить в тюрьму всю церковь!» [117, с. 67]
Верующие Петрограда с болью и тревогой следили за ходом процесса. Когда в здание суда доставляли митрополита Вениамина, его встречала многотысячная толпа, опускавшаяся на колени с пением «Спаси, Господи, люди Твоя…», и владыка благословлял верную ему паству.
Сведения из суда мгновенно разносились по городу. С самого начала всем было понятно, что дело митрополита Вениамина сфабриковано грубо и искусственно с одной только целью – погубить невинного владыку и его лучших соработников на ниве Божией. Еще 1 июня начальник следственной части трибунала заявил: «С безспорной точностью установлено, что в течение 4 лет, под маской церковно-приходских организаций, действовала чистой воды черносотенная клика… во главе конституционный монарх – митрополит Вениамин» [117, с. 67].
Исход разбирательства был предрешен, но владыка являл полнейшую невозмутимость. Последнее его слово, сказанное с глубочайшей искренностью, потрясло многих из неверующих людей: «…Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре – жизнь или смерть, но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение (при этом владыка широко перекрестился) и скажу: " Слава Тебе, Господи Боже, за все! "» [116, с. 203]
Мужество, явленное владыкой Вениамином и его соратниками, уже нельзя было назвать обычным, земным или человеческим. Это было то особое духовное состояние жертвенности во имя Христово, которое так ярко описал в своем послании священномученик Игнатий Богоносец.
В заключительном слове адвокат Я. С. Гурович говорил: «Русское духовенство – плоть от плоти и кость от кости русского народа… Вы можете уничтожить митрополита, но не в ваших силах отказать ему в мужестве и высоком благородстве мыслей и поступков… Непреложный закон исторический предостерегает вас, что на крови мучеников растет, крепнет и возвеличивается вера…» [116, с. 202]
Уже 5 июля трибунал объявил приговор. Большинство обвиняемых были приговорены к различным срокам тюремного заключения. Митрополит Вениамин и с ним еще трое сподвижников были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа 1922 года[8]. В брани против «мироправителей тьмы века сего» они вышли победителями, став сонаследниками Христу: Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его (Откр. 3, 5).
Можно только догадываться, что переживал отец Варнава (Муравьев) в течение всего этого времени. Опасения за судьбу близких ему людей встречались в его сердце с горячим желанием разделить с ними подвиг исповедничества и мученичества за Христа. Несомненно, что именно эти события стали для отца Варнавы еще одним поворотным моментом в преображении его души, в преодолении последних земных привязанностей и желаний.
Потеря друзей всегда нелегка. Но здесь был случай особый, поскольку владыка Вениамин был для иеромонаха Варнавы в течение многих лет великим наставником и несравненным другом. Незримая духовная нить соединяла сердца этих двух служителей Церкви Христовой. По великой любви своей к святителю отец Варнава был, поистине, его сомучеником. Всем существом своим сопереживал лаврский инок митрополиту, желая пребывать рядом с ним даже в скорбях. Однако, Господь вел иеромонаха Варнаву иным путем – безкровного мученичества и исповедничества духовного. Промысл Божий хранил лаврского инока как будущего великого учителя и наставника малого Христова стада.
Как непросто было смириться отцу Варнаве в сложившейся ситуации, отречься от собственной воли и предать в волю Божию и себя, и владыку Вениамина, и других его соратников… В истории Православия ярким примером подобных страданий являются переживания преподобного аввы Антония Великого, когда во времена Диоклетиана враг спасения воздвиг жестокие гонения на Церковь Христову со стороны нечестивых язычников. Богоносный авва, соединенный узами неразрывной любви со святыми мучениками, искренне желал вместе с ними пострадать за Христа, но Господь никому не дал поднять на него руку [138; 17 января].
Один из любимейших духовных писателей иеромонаха Варнавы, святитель Игнатий Брянчанинов, научал подвижника видеть все происходящее как премудрые суды Божии: «Ни одна из птиц безсловесных не падает без воли Творца своего; неужели без этой воли могло приблизиться к Вам искушение? – Нет! Оно приблизилось к Вам по попущению Бога. Недремлющее око Промысла постоянно бдит над Вами; всесильная десница Его охраняет Вас, управляет судьбою Вашею. По попущению или по мановению Бога приступили к Вам скорби, как мучители к мученику – Ваше золото ввергнуто в горнило искушений: оно выйдет оттуда чище и ценнее. Люди злодействуют в слепоте своей, а Вы соделываетесь на земле и небе причастником Сына Божия. Сын Божий говорит Своим: "Чашу, юже Аз пию, испиете". Не предавайтесь печали, малодушию, безнадежию…
Обратив взоры наши к Богу, повергнем к ногам Его вздымающиеся и мятущиеся помыслы наши, скажем с благоговейною покорностью: "Да будет воля Твоя!" Этого мало! Облобызаем Крест, как знамение Христово, руководствующее ученика Христова в Царство Небесное… На Крест возводит вера; низводит с него лжеименный разум, исполненный неверия… Люди побивали первомученика Стефана камнями, как богохульника; а по Суду Божию ему отверзалось Небо, как живому храму Святаго Духа… Дайте руку: пойдем за Христом, каждый неся Крест свой, и им и зарабатывая свое спасение…
Что еще прибавить? Прибавлю: "Блажен муж, иже претерпит искушение". "Искушен быв, может и искушаемым помогать". Желаю, чтобы эти слова Священного Писания сбылись над Вами. А Вы – утешьтесь! Не малодушествуйте от того, что победились бранью: это к духовному искусу, или опыту, и к смиренью. Мир Вам! Еще скажу: общий путь подвижников – терпением между человеками уврачевать немощь чувств, узреть Промысл Божий и войти в умную молитву…
Итак молитесь Богу, чтоб даровал Вам терпение, чтоб Вы видели постоянно над собою Промысл Божий, чтоб от этого возрастала Ваша вера и верность Богу; и тогда пусть Вас пронзают скорби, очищают от земного и приуготовляют к небесному…» [5, с. 148–151; 167–168]
«Огради душу свою крестным знамением и с верою пустись в море скорбей! Предай Богу скорбящего брата… Надо отдать всех людей Богу. Этому научает нас и Церковь – Она говорит: "…сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим". Кто предаст себя и всех Богу, тот может сохранить мертвость ко всем; без этой мертвости не может воссиять в душе духовное оживление. Если пребудешь верным Богу и сохранишь умерщвление к человекам, то явится, в свое время, нетленное духовное сокровище в душе твоей – узришь воскресение души твоей действием Духа. Об этом плотские люди не могут составить никакого понятия. Когда же, в свое время, человек увидит себя измененным, воссозданным – удивляется, как бы вновь сотворенный, рассматривает страну Духа, в которую ввел его неожиданно Бог, недоумевает – за что бы излилась такая милость Божия на ничтожное создание – человека!» [5, с. 330]
Как итог нескольких месяцев непрерывных скорбей и размышлений – прошение иеромонаха Варнавы (Муравьева) о поездке на родину для встречи с больной матерью. После вынесения приговора владыке Вениамину и его сподвижникам отец Варнава спешит отдать последний сыновний долг престарелой родительнице, чтобы вслед за тем устремиться к высотам духа, куда восходят не иначе, как через полное отречение от мира и внутреннее безмолвие.
Из книги переписки по личному составу Лавры (о зачислении, командировках и отпусках) за 1922 год [184]
Прошение
Прошу разрешить мне отпуск с 1 по 14 июля старого стиля для поездки в город Рыбинск, чтобы навестить мою больную старушку-мать.
«Заповедано инокам удаление от родителей, когда родители влекут в мир, отвлекают от Христа, но когда они больны, безпомощны, – нуждаются в руке нашей, – тогда ли отнять эту руку?! Тогда помощь и служение им причисляются к иноческим добродетелям, одобрены и похвалены Святыми Отцами», – так писал о сыновнем долге монаха святитель Игнатий [5, с. 304]. И хотя с принятием монашества отец Варнава уже не мог уделять матери постоянного внимания, оказать помощь и позаботиться о должном уходе за ней и необходимом содержании было делом его совести.
Выписка из журнала Духовного Собора Лавры за июнь-июль 1922 [185]
§ 3. Слушали: прошение свечника Лавры иеромонаха Варнавы о разрешении ему отпуска для свидания с матерью с 1 по 14 июля старого стиля.
Постановили: отпуск разрешить.
Точная дата кончины Хионии Алимпьевны не установлена, однако известно, что отец Варнава на протяжении всей жизни хранил к ней светлейшую любовь и возносил о ней самые горячие свои молитвы. Примером в этом для лаврского монаха служил его духовный отец, преподобный Варнава Гефсиманский, который, уже будучи известным на всю Россию старцем, необыкновенно чтил свою смиренную старушку-мать.
Тем временем происходили все новые и новые аресты. В сентябре 1922 года в заключении оказался еще один видный церковный деятель – епископ Ямбургский Алексий (Симанский). Вместе с ним была арестована большая группа духовенства, впоследствии высланная в Среднюю Азию. Самого же владыку Алексия отправили на 3 года в Казахстан [117, с.88].
4 января 1923 года постановлением ГПУ были осуждены находившиеся в доме предварительного заключения епископ Ладожский Иннокентий, архимандрит Гурий и брат его, иеромонах Лев (Егоровы). Епископ Иннокентий и архимандрит Гурий, как страдавший туберкулезом, были высланы на два года в Туркестан, а иеромонах Лев – на тот же срок – в Оренбургскую губернию [163, с. 441].
А 10 февраля 1923 года аресту подвергся владыка Николай (Ярушевич). Обвинение было стандартным: «организация помощи международной буржуазии». 30 марта 1923 года он был выслан на 3 года в Коми-Зырянский край [117, с. 89].
Неспокойно было и в самой Лавре. Жизнь обители постоянно нарушалась вторжениями различного рода комиссий и проверок (финансовых, пожарных, санитарных, музейных), другими, явно надуманными мероприятиями со стороны богоборческих властей.
В это же время необычайно активизировались злостные элементы. За первые четыре месяца 1923 года последовательно подвергались ограблениям: Свято-Троицкий собор, ризница, Тихвинская церковь, музей, митрополичьи покои, Крестовая и Исидоровская церкви [237–240]. Как правило, грабители похищали серебряные ризы и золотые венчики с досточтимых икон, живописные образы работы известных мастеров, а также предметы, имевшие антикварную ценность – старинные бронзовые часы, подсвечники, фарфор и другие редкие вещи. В связи с создавшимся положением, Духовный Собор Лавры принял решение с 17/30 апреля 1923 года установить ежедневные групповые ночные дежурства братии на территории Лавры [241]. Любое из таких дежурств грозило столкновением иноков с вооруженными грабителями, но, по милости Божией, ночные грабежи неожиданно прекратились.
Среди братии Лавры продолжались аресты. В апреле 1923 года был арестован заведующий лаврской киновией иеромонах Игнатий [241] и с ним еще ряд монашествующих, обвиненных в «реакционной настроенности против государственной власти и антисоветской агитации». Никто из иноков Лавры, выходя утром к богослужениям и на послушания, не был уверен, что вернется к вечеру в свою келлию…
Пятое послушание
Ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви.
Вместе с арестами – новые скорби. На этот раз связанные с захватом власти в Церкви самочинным обновленческим Высшим церковным управлением (ВЦУ), членов которого митрополит Вениамин отлучил от Церкви незадолго до своего ареста. Волны смуты постепенно докатились и до Александро-Невской Лавры, обладавшей правом ставропигии и подчинявшейся непосредственно Патриарху, а потому долгое время воздерживавшейся от участия в борьбе, которая разгорелась в Петроградской епархии между «живоцерковниками» и сторонниками Патриаршей Церкви.
17 июля (нового стиля) 1922 года, когда отец Варнава находился у матери в Ярославской губернии, в Лавру явился незванный гость. В этот день монастырь впервые посетил обновленческий «архиепископ» самосвят Николай Соболев, назначенный раскольниками «главой петроградского епархиального управления», с предложением наместнику обители, владыке Николаю (Ярушевичу), стать его «викарием», прекратив возношение за богослужениями в Лавре имени Святейшего Патриарха Тихона, арестованного богоборцами.
Первоначально эти условия Лаврой не были приняты, однако в последующие месяцы церковная ситуация в Петрограде значительно усложнилась. К сентябрю 1922 года владыка Николай оставался, по существу, единственным православным архиереем в пределах Петроградской епархии, которого не коснулись большевистские преследования. Вступив в управление епархией, он был вынужден передать ведение дел Лавры своему заместителю архимандриту Иоасафу (Журманову) и членам лаврского Духовного Собора.
Власти явно потворствовали обновленцам, а иногда даже прямо содействовали передаче храмов в их распоряжение, упраздняя те общины, которые оказывали раскольникам наиболее стойкое сопротивление. «Красными двадцатками» была захвачена даже часть лаврских храмов и строений. Вслед за этим обновленцы попытались образовать свой «церковный совет», чтобы взять власть в Лавре в свои руки или, по крайней мере, ограничить полномочия монашеского Духовного Собора Лавры. Это противостояние продолжалось около года. Его отголоски слышны в протоколах заседаний Духовного Собора Лавры тех дней: «Так кто же все-таки будет управлять Лаврой – Духовный Собор или церковный совет?!» [235]
Сознавая, что само существование Александро-Невской Лавры – сердца православной жизни Петрограда – находится под серьезной угрозой, архимандрит Иоасаф основные усилия направил на то, чтобы отстоять обитель от разорения и сохранить братию. Решение, принятое им, было компромиссным: признать обновленческое «епархиальное управление» и прекратить поминовение Патриарха Тихона за богослужениями, однако, вместе с тем, опираясь на права ставропигии, управлять Лаврой самостоятельно и не допускать никаких богослужебных и канонических «новшеств», широко практикуемых обновленцами.
Вопрос о временном и формальном признании Лаврой ВЦУ был согласован с епископом Николаем (Ярушевичем). Тем не менее, двойственная позиция архимандрита Иоасафа произвела среди лаврской братии значительные разногласия. Одна часть монашествующих оказалась настроенной в пользу дальнейшего сближения с обновленцами, другая, в знак протеста против недопустимого, по их мнению, соглашательства с самозванцами, покинула Лавру, третья же, в числе которой был и иеромонах Варнава (Муравьев), заняла среднюю позицию, увещевая братию пребывать в послушании руководству Лавры и, не вступая с раскольниками в евхаристическое общение, вместе с тем сознавать, что иного выхода, кроме временных внешних уступок, попросту нет, ибо, в противном случае, братии угрожают немедленные репрессии, а монастырь будет неминуемо упразднен и разграблен богоборцами. Так опытные воины со слезами и кровью отдают неприятелю пядь за пядью родной земли, чтобы выиграть время, собраться с силами и перейти затем в решительное наступление…
Итак, в 1922–1923 годах жизнь в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре шла своим чередом. Исправно совершались богослужения в храмах обители и, конечно, никаких «новшеств» и видоизменений в чинопоследования не вводилось. Иноки служили строго согласно уставам и соблюдали все священные каноны. Все также, по пятницам, совершался Акафист иконе Божией Матери «Скоропослушница», а по воскресеньям – Акафист Сладчайшему Господу нашему Иисусу Христу. По желанию лаврских прихожан, по средам, в семь часов вечера, в Тихвинской церкви стали еще служить Акафист Тихвинской иконе Пресвятой Богородицы при общенародном пении [233]. «Днесь яко солнце пресветлое возсия нам на воздусе всечестная икона Твоя, Владычице…» – раздавалось под сводами храма. От всего сердца, часто со слезами, просили люди о заступлении и помощи Господа Иисуса Христа и Царицу Небесную. Это было время необыкновенно трудное для обители и верных ее прихожан.
Духовник обители архимандрит Сергий (Бирюков) и иеромонах Варлаам (Сацердотский), пользовавшиеся большим духовным авторитетом и уважением в Лавре, поддержали тогда мнение отца Варнавы. Отец Варлаам, ввиду ареста епископа Ладожского Иннокентия, архимандрита Гурия и иеромонаха Льва (Егоровых), в то время возглавлял Алексадро-Невское братство, которое продолжало свою деятельность в единоверческой Благовещенской церкви на Волковском кладбище, а затем в Троицком храме Творожковского подворья. Положение дел в Лавре не раз обсуждалось на совещаниях братства, в которых также принимал участие иеромонах Мануил (Лемешевский) – ревностный защитник Православия, возведенный Святейшим Патриархом Тихоном 23 сентября 1923 года во епископа Лужского с правом управления всей Петроградской епархией после ареста владыки Николая (Ярушевича).
Время доказало правильность их выбора. После освобождения из заточения Патриарха Тихона в июне 1923 года всем стало ясно, что раскол обречен. Началось массовое воссоединение храмов и монастырей с Патриаршей Церковью. Один за другим приносили покаяние архиереи и священники, погрешившие против чистоты веры. И – как пик воссоединительного движения в Петрограде, как торжество Православия – возвращение с покаянием монашествующих Лавры под омофор Святейшего Патриарха из-под тягостного, длиною около года, обновленческого ига.
28 октября 1923 года Лавру заполнили толпы народа. Под малиновый перезвон колоколов всех присоединившихся к Святейшему Патриарху церквей Петрограда братия Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры во главе с наместником Лавры, архимандритом Иоасафом, торжественно встречала Преосвященного Мануила, епископа Лужского, управляющего Петроградской епархией, прибывшего совершать Божественную Литургию. Площадь перед Свято-Троицким собором и сам собор были переполнены богомольцами. Трепетало от радости народное сердце. Люди, заполнившие Лавру, взбирались на решетки ограды, колонны, деревья…
Своды собора огласились мощными звуками старинных церковных распевов объединенного лаврского хора… После окончания Божественной Литургии духовенство во главе с епископом Мануилом стало чинно выходить на середину храма для совершения молебствия. Порядком руководил старший из протоиереев – настоятель Троицкой церкви Общества религиозно-нравственного просвещения Павел Лахостский.
Выход священнослужителей из алтаря Свято-Троицкого собора продолжался более пяти минут. Доблестный архиерей взошел на кафедру, а по обеим сторонам от него, в два ряда, до самого алтаря, стояло духовенство – на молебен вышло 144 священнослужителя. На всех были одинаковые юбилейные лаврские облачения. Наступила полнейшая тишина. Все собравшиеся в храме были исполнены святого благоговения. Перед началом молебна протоиерей Павел Лахостский разъяснил собравшимся богомольцам смысл и значение Торжества Православия, на которое они собрались. Служение закончилось в третьем часу дня. Получая благословение от архипастыря, верующие расходились в несказанной радости – Православие одержало победу!
Радовались и веселились о Христе Иисусе Господе нашем все собравшиеся – священники, монашествующие, простые верующие. В этот великий день милосердый Господь посетил верные Ему сердца Своею неизреченной благодатию. Вновь ощутили они невещественный глас Небесного Домовладыки: Се, Аз с вами есмъ во вся дни до скончания века. Аминь (Мф. 28, 20).
Для иеромонаха Варнавы (Муравьева) достойным завершением этого дня была духовная беседа с близкими его душе соратниками по невидимой брани – епископом Лужским Мануилом и протоиереем Павлом Николаевичем Лахостским, окормлявшим до 1917 года Ярославское благотворительное общество…
Выписка
из журнала Духовного Собора Александро-Невской Лавры от 22 ноября 1923 года [244]
Постановили занести в настоящий журнал заседания:
1) 15/28 октября сего года было совершено Его Преосвященством Мануилом Епископом Лужским воссоединение братии Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры с Его Святейшеством Святейшим Патриархом Московским и всея России Тихоном в благодатное с Ним общение.
Руководству Лавры и трезвомыслящим инокам удалось сберечь обитель, а братия, пройдя многочисленные скорби и испытания, укрепилась духом и была готова послужить Господу с новым усердием. В результате еще почти десять лет после этих событий Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра оставалась действующим монастырем и несла миру свет Православия.
Нелегко было в ту пору монашествующим сохранять внутренний мир. Тем заметнее для всех в Лавре были спокойствие отца Варнавы (Муравьева) и его покорность воле Божией, удивительным образом сочетавшиеся с непреклонной решимостью следовать истине. Вместе с духовником обители архимандритом Сергием (Бирюковым) в эти смутные и тревожные годы они стали настоящей опорой для братии, тяжко переживавшей как нападки на Церковь извне, так и внутрицерковные разделения и соблазны.
Во всем – и в молитве, и на послушании, и в самоотверженном служении людям – подавал отец Варнава пример истинно монашеской ревности о Господе, трудолюбия и терпения. Источником же всех этих добродетелей служило сокровенное сердечное делание, которое перенял он от духовного отца – преподобного старца Варнавы Гефсиманского. Уроки Иисусовой молитвы были как нельзя лучше восприняты и приумножены им, принося богатые всходы – наполняя душу подвижника божественной тишиной и безстрастием. Это состояние сердца преподобный Иоанн Лествичник описывает как воскресение души прежде воскресения тела: «Не познал, как и зачем приходил лукавый, и как ушел, но совершенно уже стал нечувствителен ко всему подобному, потому что всецело пребываю и всегда буду соединен с Богом» [8, Слово 29, Поучение 10].
Отдавая безусловное предпочтение духовному, отец Варнава, вместе с тем, служил образцом собранного и скрупулезного ведения монастырских дел. Послушание главного свечника, которое нес отец Варнава, было не из легких. Торговля – дело весьма хлопотное и ответственное, тем более, что помимо свечей и лампадного масла, в киосках Лавры продавались образочки, крестики, краткие молитвословы, акафисты и иконы, изготовленные в мастерских обители. Труд свечника Лавры требовал ежедневной отчетности и оформления целого вороха деловых бумаг. Документы Лавры за 1921–1923 годы пестрят множеством докладных записок, рапортов и отчетов, составленных иеромонахом Варнавой (Муравьевым), и все они написаны четким, характерным почерком, говорящим о редкой целеустремленности его обладателя [168–177]. Давала о себе знать прошлая многолетняя практика коммерческой деятельности, которую отец Варнава в совершенстве освоил еще в миру, в бытность одним из крупнейших петербургских мехоторговцев.
Неудивительно поэтому, что в скором времени после описанных событий руководство и братия Лавры решили избрать иеромонаха Варнаву (Муравьева) членом Духовного Собора, с назначением его на один из ключевых административных постов Лавры – ее казначеем.
Весьма обширным и непростым было хозяйство монастыря. Обеспечение его жизнедеятельности во многом зависело от усердия и способностей казначея. Неимоверных сил и великого терпения требовало в те годы это послушание…
Обитель представляла собою уникальный храмово-архитектурный комплекс, занимавший обширнейшую территорию, ограниченную рекой Невой, рекой Монастыркой и Обводным каналом. На этом своеобразном острове располагалось 14 храмов и множество вспомогательных и хозяйственных учреждений. Прежде всего, это были Свято-Троицкий собор и церкви: в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, в честь Сошествия Святаго Духа на Апостолов, во имя святого преподобного Исидора Пелусиота, во имя святого благоверного великого князя Феодора Ярославича, в честь Покрова Пресвятой Богородицы, во имя Михаила Архангела, в честь Успения Пресвятой Богородицы или Крестовая при митрополичьих покоях, во имя святой преподобномученицы Евдокии, во имя святого преподобного Сергия Радонежского; кладбищенские – в честь Тихвинской иконы Божией Матери, во имя святителя Божия Николая чудотворца и во имя святого праведного Лазаря, а также надвратная – в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радосте». Эти храмы с дивными иконостасами и богатым внутренним убранством очень почитали в народе.
Усилиями священномученика митрополита Вениамина, епископа Николая (Ярушевича) и духовенства Лавры кампания по изъятию церковных ценностей, практически, не затронула монастырь. Были сохранены все церковные сосуды и другие богослужебные предметы, а также все досточтимые иконы, в том числе и чудотворная икона Божией Матери «Скоропослушница», особо любимая народом. В счет выкупа духовенство и прихожане храмов обители внесли государству 11 пудов 12 фунтов 75 золотников лома драгоценных металлов [118, с. 11]. При вскрытии мощей святаго благоверного великого князя Александра Невского удалось, с Божией помощью, отстоять святыню, и, вопреки постановлению наркомата юстиции, честные мощи святаго покровителя города на Неве были помещены в алтаре Свято-Троицкого собора [117, с. 61], хотя и закрыты для поклонения.
При монастыре действовала обширная и уникальнейшая библиотека, содержавшая множество духовных книжных и рукописных редкостей, среди которых были подлинные фолианты. Достоянием Лавры был также прекрасный музей, экспонаты которого, как и фонды библиотеки, собирались в течение двух столетий. Здесь находилось много редких вещей и святынь, среди которых были – серебряный крест, найденный на Куликовом поле; напрестольное Евангелие, напечатанное в Москве в 1644 году и другие удивительные реликвии.
Как упоминалось ранее, на землях монастыря располагались три знаменитых на всю Россию кладбища, где в разное время были упокоены лучшие сыны Отечества – Никольское, Лазаревское и Тихвинское. Кладбища были действующими и приносили обители немалый доход.
При Лавре действовали различные художественные и производственные мастерские, свечной завод, хлебопекарня, теплицы, баня и другие вспомогательные учреждения с необходимым техническим персоналом и прекрасным оборудованием.
В районе площади имени Александра Невского, на Невском и Шлиссельбургском проспектах, на Калашниковской набережной и Амбарной улице монастырю принадлежало 11 жилых домов [229], квартиры в которых сдавались в аренду, также как и торговые помещения в первых этажах этих зданий [230, 234].
На территории самой Лавры в аренду сдавались хорошо оборудованные амбары и кладовые [231]. Значительную часть доходов Лавры жертвовали монашествующие на дела милосердия и благотворительности, о которых говорилось в предыдущих главах.
На набережной Правого берега Невы, 62, находилась лаврская киновия, при которой действовали собор в честь Пресвятой и Живоначальной Троицы и церкви: во имя Всех Святых, во имя Михаила Архангела и в честь Пресвятой Богородицы, а также обширное кладбище.
В целом же Александро-Невская Лавра представляла собой прекрасно обустроенный, можно сказать, образцовый монастырь общежительного типа, равного которому в России тогда не было.
К середине 1922 года богоборцам удалось почти полностью парализовать монашескую жизнь в большинстве епархий. К этому времени были практически разгромлены все прославленные обители страны – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Соловецкий монастырь, Саровская, Оптина и Глинская пустыни. По условиям Брест-Литовского договора, Печоры оказались на территории Эстонии, а Валаам отошел к Финляндии. Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра, Божией милостью, оказалась единственным из крупнейших монастырей страны, полностью уцелевшим от разорения. На описываемый момент времени это был последний островок монашеской жизни в России, где все было устроено для молитвы, труда и быта подвизающихся.
В апреле 1923 года, не без искушений, Лавра прошла очередную перерегистрацию в губисполкоме как трудовая производственная артель. На общем собрании монашествующих и обслуживающего персонала был принят устав артели «Александро-Невское трудовое братство» [236].
Как ни стремился отец Варнава к уединению и полному отрешению от мирских забот, тяжелейшая работа распорядителя денежных средств крупнейшей в России обители, связанная с постоянной ответственностью за ее финансовое положение и взаимоотношениями с властями, различными официальными инстанциями, арендаторами и поставщиками различной продукции, была принята им с истинно монашеским смирением и послушанием воле Божией. Аккуратность в денежных рассчетах, желание безупречного порядка во всех хозяйственных делах, вошедшие в привычку, не допускали даже маленькой неточности или поблажки. Поэтому часто случалось так, что оформлением документации и деловых бумаг, различными выкладками и начислениями отцу Варнаве приходилось заниматься далеко-далеко за полночь.
Немалых сил стоило и участие в Духовном Соборе Лавры, заседания которого проходили 3–4 раза в месяц. Как удавалось неутомимому подвижнику совмещать свои послушания с непрестанной молитвой, богомыслием и пастырской деятельностью, остается тайной, известной только Господу. Так подвизался отец Варнава достойно Бога, во всем угождая Ему, принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога, укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его, во всяком терпении и великодушии с радостью, благодаря Бога и Отца… (Кол. 1, 10–12).
Ближайшими духовными сподвижниками иеромонаха Варнавы в этот период стали новый наместник Лавры, епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев), духовник Лавры, архимандрит Сергий (Бирюков), а также вернувшиеся из ссылки архимандрит Гурий и иеромонах Лев (Егоровы). Последний был возведен в сан архимандрита и получил назначение на должность настоятеля собора в честь Феодоровской иконы Пресвятой Богородицы на Миргородской улице, что неподалеку от Лавры. Все они были людьми одного духа. Это были монахи, стремившиеся по силе своей подражать инокам первых веков христианства; подвижники, каждый из которых по-своему являл незримую духовную красоту, свойственную истинным пастырям стада Христова.
Как и в годы жизни в миру, Промысл Божий послал отцу Варнаве дивных попутчиков в земном странствии к вечным обителям. В общении между собой единомысленные пастыри взаимно обогащали и поддерживали друг друга, на деле исполняя завет апостола Павла: Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга… во благодати воспевая в сердцах ваших Господу (Кол. 3,16).
Духовник Лавры архимандрит Сергий (Бирюков) более сорока лет подвизался в обители. Это был мудрый старец, на деле исполнивший многие заветы святых отцов. Он был великим делателем молитвы и покаяния. Обладая безграничной добротой и любовью, отец Сергий очень снисходительно относился к духовным немощам своих подопечных и горячо за них молился. Его назидания отличались необыкновенной сердечностью и простотой, и всегда выходило так, что то, что он говорил, оказывалось самым нужным ответом на запросы духовной жизни, словно он узнавал сокровенные мысли слушателя и откликался на них… «Бойтесь видений! Часто враг их посылает, чтобы в гордость впал человек. А мы давайте попросту, да втихомолочку, без всхлипываний перед Богом стоять. Иисусовой молитвой тоже попросту молиться надо. Так, некоторые сердце слушают, на кончик носа смотрят. Страшно все это и опасно. А враг так и подстерегает… Не надо. Тихонько, Господа, да Царицу Небесную от всего сердца просите о помощи…» [191, с. 22]
Помимо окормления братии архимандрит Сергий вел большую научную работу по изучению рукописей, хранившихся в библиотеке Лавры, собирал редкие акафисты, составлял жизнеописания подвижников благочестия. Он был одним из немногих людей, кто мог до конца понять истинное духовное состояние отца Варнавы. Видел в нем отец Сергий своего преемника… Сам он подвизался на поприще духовника обители около 10-ти лет. Ввиду преклонного возраста и сильной болезненности, желал архимандрит Сергий целиком посвятить себя богословским трудам, молитве и покаянию. Когда был поднят вопрос о кандидате на его место, отец Сергий без колебаний назвал имя иеромонаха Варнавы.
Наместник Лавры епископ Григорий (Лебедев) отдал много лет углубленному изучению богословия, которое умело сочетал с молитвенным подвигом. Последние три года перед принятием епископского сана он подвизался в московском Свято-Даниловом монастыре под руководством истинного аскета – епископа Феодора (Поздеевского), магистра богословия. Владыка Григорий был несравненным проповедником-импровизатором. В его блестящих проповедях раскрывалось неистощимое богатство его души. Казалось, вот-вот взлетит она в обители света: «…Если ваша душа будет честно искать Света истины и всей силой стремиться к вере, то Господь придет вам навстречу, как Он снизошел к желанию Фомы, и Сам откроет вам истину. И истина веры, истина Бога, облистает вас всей своей пленительностью. Вам откроется не разумность веры, а в вас заговорит голос живого Бога, зовущий вас к вечному Свету. Не только разум, но вся душа покорится глубине и богатству Премудрости и Разума Божиего. Останутся позади у вас потуги маленького вашего умишки, и душа в благоговейном порыве, одним дыханьем сердца и уст смиренно призовет вас поклониться Богу, как поклонился Ему апостол Фома: Господь мой и Бог мой! (Ин.20,28) Ты Один – Господь мой и Бог мой! Аминь» [192, с. 95].
Епископ Григорий отличался глубоким молитвенным настроем. Во время богослужений лик его хранил неземное безстрастие, и в то же время владыка буквально пламенел в своей молитве, восходя умом на непостижимую горнюю высоту… Духовное постигается только духовным. Вот почему со временем общение между епископом Григорием и отцом Варнавой (Муравьевым) переросло в настоящую духовную дружбу.
Наряду с покоями в Лавре, епископу Григорию была выделена квартира в одном из лаврских домов на площади имени Александра Невского. Здесь, за чашкой чая, он часто встречался с архимандритом Сергием и иеромонахом Варнавой. О многом говорили тогда: обсуждали вопросы повседневной жизни обители; пути сохранения Православной Церкви во враждебном ей богоборческом мире; беседовали и о тайнах живого общения Бога и человека, начинающегося на земле и продолжающегося в Вечности. Бывали в доме владыки Григория известные петроградские ученые богословы, профессора-протоиереи: Николай Викторович Чепурин, Александр Васильевич Петровский, Николай Кириллович Чуков и Михаил Павлович Чельцов. Всех поражало краткое, но необыкновенно веское слово отца Варнавы. Его собеседники понимали, что смиренный и простой с виду инок на самом деле хранит в себе глубины Божественного знания и многочисленные духовные дары. Пребывавший всю жизнь в незримом для постороннего глаза внутреннем подвиге, иеромонах Варнава достиг таких духовных высот, что люди исподволь стали замечать исходящую от него благодатную силу…
В апреле 1926 года в город на Неве вернулись из мест ссылки епископы Петергофский Николай (Ярушевич) и Ямбургский Алексий (Симанский). Вскоре Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) назначает владыку Алексия управляющим Новгородской епархией с титулом архиепископа Тихвинского, а затем – Хутынского. С этого времени владыка Алексий становится ближайшим помощником Заместителя Патриаршего Местоблюстителя [249]. В Новгород архиепископа Алексия сразу не пустили, и он остался служить в Петрограде. Возвратившиеся из ссылок владыка Николай и владыка Алексий часто совершали службы в дорогих их сердцам храмах Александро-Невской Лавры.
По традиции члены епископата, подвизавшиеся в пределах Петроградской, Олонецкой и Новгородской епархий, окормлялись у духовника Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры, и вопрос о передаче послушания духовника от архимандрита Сергия иеромонаху Варнаве был, безусловно, согласован как с наместником Лавры, епископом Шлиссельбургским Григорием, так и с архиепископом Хутынским Алексием и епископом Петергофским Николаем. В течение второй половины 1926 года отец Сергий готовит отца Варнаву к принятию послушания духовника. С любовью наставлял он своего преемника, который с любовью же принимал эти наставления.
На Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 годов комиссия под председательством архиепископа Тверского Серафима (Чичагова) разработала «Определение о монастырях и монашествующих», единогласно принятое Собором. В «Определении», в частности, говорилось о желательности иметь в каждой обители для духовного окормления насельников старца, начитанного в Священном Писании и святоотеческих творениях, способного к духовному руководству. В ставропигиальном мужском монастыре духовник должен был избираться настоятелем и братией и утверждаться Предстоятелем Русской Православной Церкви [116, с. 114]. Таким образом, требования, которые предъявлялись к духовному руководителю Лавры, были весьма высокими. Уже само слово «старец» обязывало к очень и очень многому…
Как уже отмечалось в предыдущих главах, старчество было истинным призванием отца Варнавы. Это был дар, данный ему Свыше. В результате многолетней и упорной брани с лежащим во зле миром, с плотью и врагом человеческого спасения, подвижник достиг господства над своим греховным «я» и покорил плоть свою духу. Все более и более возрастала духовная мощь воина Христова. Пришло время, когда Господь призвал его понести на себе бремя немощей многих других людей.
Перед тем, как начать назидать братию словом и самой жизнью, возжелал отец Варнава облечься в великую схиму. Великая схима – это высшая степень монашества, называемая еще великим ангельским образом, сопряженная с особыми подвигами. Это – новая жизнь, даже по сравнению с прежней жизнью иноческой. Она имеет более строгий устав, более продолжительное молитвенное правило, постоянный особый пост и, конечно же, особый дух – дух совершенной небесной чистоты и богоподобного безстрастия. В знак начала новой жизни при постриге великосхимник получает и новое имя.
Великосхимник принимает особые одежды, которых нет у мантийного монаха: великий параман и куколь. Куколь надевается вместо камилавки с клобуком и представляет собою остроконечный головной убор с тканью, покрывающей голову и плечи монаха кругом и с пятью крестами: на челе, на груди, на обоих плечах и на спине. Слово «куколь», или «кукуль», происходит от латинского слова, означающего капюшон. Святой Симеон, архиепископ Солунский говорит: «Возлагается шлем спасительного упования, кукуль незлобия, ради осенения благодати Божией и преобладания, посредством смиренномудрия и свойственного невинным младенцам незлобия, силы владычественной (то есть, ума), равно и в знак охранения Богом и согревания главы со всеми чувствилищами… кукуль вешается впереди, на груди, ради силы мысленной и сердца, и обшит вокруг крестами, чтобы царственным и страшным этим знамением отгонять спереди и сзади нападающих на нас…» [142, с. 411] Аналогичное толкование находим и у преподобного Аввы Дорофея [27, с. 36].
В свое время перед принятием великой схимы преподобный старец Парфений Киево-Печерский обратился к святителю Воронежскому Антонию с просьбой растолковать ему сущность схимничества. На что получил от духоносного архипастыря ответ: «Преподобный отец Парфений! Вы желаете знать, что такое великая схима? Это есть неизмеримая высота и глубина христианского смирения, основанная на сих Христа Господа Спасителя нашего словах: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим (Мф. 11,29). В сих словах все таинство спасения нашего заключается». По принятии схимы отец Парфений молился Пресвятой Богородице, прося, – да поведает ему Владычица, что есть принятое им на себя схимничество, и услышал от Нее глас: «Схимничество есть – посвятить себя на молитву за весь мир» [18, с. 20].
Точная дата принятия отцом Варнавой (Муравьевым) великого ангельского образа не установлена. Известно, что произошло это на рубеже 1926–1927 годов. При постриге в великую схиму он был наречен именем Серафим в честь святаго преподобного Серафима Саровского чудотворца, которому всеми силами стремился подражать отец Варнава в течение всей предыдущей жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.