«Бессмертие – это реально!»
* * *
История эта произошла в одной из заброшенных карельских деревень с молодым писателем Сергеем П., который и рассказал мне о своих приключениях. Вот этот рассказ:
– У меня было два желания: вдоволь накупаться в голубом карельском озере и где-нибудь в заброшенной деревне, в первозданной тишине, дописать свой новый роман, который застрял где-то на середине, а городская суета никак не способствовала творчеству.
Уложив в рюкзак свое холостяцкое имущество, я поехал к старинному другу Вальке Сычеву, который работал журналистом в маленькой районной газете и в своем районе наверняка знал такое тихое место.
– Ламба, полная светлой воды, и заброшенная деревня? – переспросит друг Валька. – Так что же ты стоишь? Едем!
Он завел старенький «Москвич», и мы часов через пять были на месте. Правда, обещанной деревни не оказалось, но на берегу лесного озера стоял один-единственный, чудом уцелевший карельский дом. В одном из окон целы были даже стекла.
Валька, пообещав через недельку приехать за мной, дал газу, и «Москвич» его скрылся за поворотом. Еще некоторое время где-то далеко-далеко быт слышен слабый стук автомобильного движка, но вскоре и он пропал, растворился в лесной тишине.
Двор перед домом изрядно зарос высокой крапивой и травой. Вдоль полусгнившей изгороди тянулись пахучие заросли иван-чая. Рослые молодцы стояли дружным строем, покачивая на ветру малиновыми шапками.
– Вот у ж где поистине не ступала нога человека! – подумал я.
Пробившись сквозь заросли к дому, сложил на крыльце своё нехитрое имущество. В доме было ужасное запустение и грязь. Человек я брезгливый и потому, наскоро обойдя четыре комнаты, выбрал для жилья самую маленькую, рядом с кухней. Благо, что в комнате этой было окно с уцелевшими стеклами. Попытался растопить печь, но это мне не удалось. Дым клубами поднимался под потолок и растекался по дому. Тогда я развел костер во дворе. Сбегал на озеро с найденным в одной из комнат ржавым ведром. Нагрел воду. Жестким голиком надраил полы в комнатке и на кухне. Намыл стены, собрав вековую паутину. Когда в очередной раз шел на озеро за водой, внимание мое привлекла одна странность. У самой кромки воды на мокром песке увидел четкий след босой человеческой ноги. Не круглый медвежий, а легкий, изящный след, оставленный женщиной или мальчиком.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробормотал я.
На краю песчаного пляжа обнаружил еще несколько довольно свежих следов. Но самое удивительное, что в полутора метрах от моей тропинки, которую я пробил в траве, продираясь по ней, как танк, оказалась еще одна хорошо протоптанная тропа, ведущая со двора к пляжу.
– А Валька уверял, что на сто верст вокруг ни одной живой души, – подумал я.
Странным и непонятным во всей этой истории было то, что тропа неожиданно терялась. Она обрывалась сразу, не добежав до забора каких-нибудь трех-четырех метров, упираясь в небольшой ивовый кустик. Я дошел до этого кустика, постоял в раздумье. День уже клонился к вечеру. Вернулся в дом, вымыл стекла в окне, и они замерцали таинственным светом северной белой ночи. Расстелил подаренный мне Валькой матрас прямо на полу, укрылся одеялом и уснул.
Проснувшись, легко поднялся, рассеянным взглядом оглядел комнату и вздрогнул. На полу четко выделялись следы мокрых человеческих ног. Чтобы успокоиться, сделал несколько глубоких вздохов диафрагмой, на каждом вздохе задерживая дыхание на полторы-две минуты. Это всегда помогало. Сделал зарядку, позавтракал. Сбегал на пляж, выкупался. После купания забрался на крышу, долго рассматривал однообразный пейзаж: несколько заросших высокой травой полянок, молодой ельник, в центре которого высилась гигантская высохшая осина, да озеро. Спустившись вниз, вновь развел костер, нагрел воды. Надраил не только кухню, но и сени. Вымыл даже ступеньки крыльца, как это делают чистоплотные хозяйки. Двери в остальные комнаты забил наглухо. На чердаке нашел вполне приличный стол и два стула. После чего засел за роман. Писалось удивительно легко. Когда уже перестал различать шрифт на клавиатуре своего ноутбука, встал и вышел во двор. Сделал несколько шагов по тропинке в сторону пляжа и едва не вскрикнул. По пляжу шла девушка. Тоненькая фигурка ее четко выделялась на фоне ночного неба, подсвеченного луной. Но вот она остановилась, сбросила одежду и прыгнула в воду. Слышно было, как плывет, напевая что-то и тихо смеясь.
– Может, сплавать к ней? – подумал я. – Ну уж дудки! Хватит с меня! Все-таки кто же это? Девушка или привидение, возникшее из тьмы, воздуха и лунного света?
Голова шла кругом.
– Не хватало мне еще познакомиться с привидением. Друг Валька засмеет меня!
Вернулся в дом, запер дверь на крючок, примотав его проволокой, и повалился на матрас, укрывшись с головой одеялом. Я, наверное, задремал, потому что сквозь полусон услышал, как кто-то тихо рассмеялся. Я сел на постели. Этого еще мне не хватало! Та самая девушка, которую только что видел на пляже, сидела на моем стуле, расчесывая гребнем мокрые волосы.
– Ты кто? – невольно вырвалось у меня.
– Этот же вопрос я хотела бы задать и тебе! – рассмеялась она.
– Как же ты вошла, если дверь закрыта на крючок, а крючок прикручен проволокой?
– Очень просто, – отвечала она, насмешливо скосив глаза, – знаешь, что такое симбуляция?
– Слышал, – небрежно обронил я, – это значит, что ты умеешь проходить сквозь стены. А прошлой ночью здесь точно так же расчесывала свои мокрые волосы?
– Откуда ты это знаешь? – вспыхнула она.
– Следы не надо оставлять! – назидательно сказал я.
– Тебя как зовут? – с детской непосредственностью спросила она.
– Сергей! – галантно поклонился я.
– Луша! – засмеялась она, протянув мне свою узкую ладошку.
– Так откуда же ты, Луша? – настырно поинтересовался я, не отпуская ее руку.
Она выдернула ладошку и пытливо взглянула на меня. Луша не была красавицей, но боже, что за глаза были у нее! Огромные, по-детски наивные. И такое насмешливое сияние исходило от них, что я невольно заробел перед ней. На вид ей было лет семнадцать. Совсем еще девочка. Худенькая. С широкими бедрами, высокой грудью, красивыми узкими руками. Если бы не глаза, то я бы не сказал, что она красавица, но чудный свет ее глаз ударил мне в самое сердце, полонил душеньку мою. Я даже и не сообразил сразу, что уже заболел ею.
– Так откуда же ты, Луша? – повторил я.
– А! – вдруг беспечно махнула она рукой в сторону леса. – Здесь и живу!
– Но здесь на сотню верст вокруг ни одной живой души, – возразил я, – как же так?
– Зачем и спрашиваешь? – лукаво засмеялась она. – Ой! Что это? – спросила она, заметив ноутбук. – Счетная машинка? Ты учишься на астронавта или бухгалтера?
– Я пишу книги!
– Книги? Вот ка-а-ак! – удивилась она. – О любви? Я просто обожаю любовные романы! Дай мне почитать что-нибудь написанное тобой.
Я включил компьютер.
– Ничего не понимаю, – через минуту сказала она, – в чем же суть этой системы, на которой объясняются люди вашего мира?
На листе бумаги я написал алфавит, постарался как можно популярнее показать, как из всего этого возникают слова и предложения. Скорее всего, я оказался неважным учителем.
– Какая громоздкая и неудобная система! – воскликнула Луша. – Вот послушай, как красиво звучит наша речь.
Она сложила губы трубочкой, и странная, завораживающая мелодия наполнила комнату.
– Что это, Луковка? – ласково спросил я.
– Это? – она лукаво усмехнулась. – Такими звуками объясняются парни и девушки в моем мире. Я сказала, что ты красивый парень, Сережа, а на дворе лунная ночь и неизвестно чем все это может кончиться, если я вовремя не уйду!
– Что же может случиться? – притворился я непонимающим.
– Известно, что бывает, если парень и девушка остаются в лунную ночь один на один! – простодушно отвечала она.
Я протянул к ней руку, пытаясь удержать, но она, торопливо вскочив со стула, повернулась лицом к стене и шагнула в нее. Я выбежал на крыльцо. Легкая фигурка Луши порхнула на край двора и вдруг исчезла, растворилась в струях колеблющегося лунного света. Вернувшись в комнату, повалился на матрас. Долго лежал с открытыми глазами, обдумывая происшедшее со мною.
На следующий день вновь роман мой летел вперед, как на крыльях, но, как только грянули первые сумерки, я встал и вышел во двор. Преодолев заросли, присел за тем самым ивовым кустом, в котором, как я уже догадался, скрывалась трещина в параллельный мир. Ждать пришлось недолго. Послышалось легкое шипение, и, ойкнув, на тропинку выпорхнула Луша. Вся ее тоненькая фигурка была изумительна. По лицу, длинным волосам, платью текли на землю, падали и с шипением гасли синие, голубые, белые искры.
– Ах, как жжется проклятая крапива! – воскликнула Луша, смеясь.
Испугавшись, что она может заметить меня, я резко присел, и тут под ногой предательски треснула веточка. Луша обернулась. Боже! Как же она была хороша! Постояв мгновение, она засмеялась и побежала к озеру. Выждав некоторое время, я пошел следом и тут услышал настигающие меня шаги.
– Эй! Приятель! – раздался за спиной хриплый голос.
Я обернулся. Ко мне подбегал какой-то человек. Вдруг он остановился и, задрав подол длинной белой рубахи, в сильном возбуждении побрызгал на кустики, как это обычно делают собаки. После чего, подвывая, бросился на меня. Я стоял в каком-то оцепенении. Открытый и беззащитный. Но в последнее мгновение очнулся и, защищаясь, выставил ладонь тыльной стороной вперед. Человек этот наткнулся на нее, как на стену, упал и затих. Я подошел к нему. Передо мной лежал человек с собачьим лицом. Это была настоящая собачья морда, с мощными челюстями и черным, вечно влажным носом. Несколько секунд он лежал неподвижно, потом открыл глаза и, увидев меня, склонившегося над ним, с криком: «Оборотень! Оборотень!» добежал до ивового кустика и с шумом провалился в свой неведомый мне мир.
Я вернулся домой и закрыл дверь на крючок. Для Луши, как успел убедиться, входная дверь не требовалась. Однако я ошибся. Вскоре послышались ее шаги в сенях. Жесткая маленькая ладошка нетерпеливо стукнула в дверь. Я откинул крючок. Это была она. Легкая, свободная порхнула в комнату и уселась на стуле, смешно прихлопывая ладошкой по столешнице.
– Так что же ты, миленький, так встречаешь Лушу? Ни горячего чая, ни горячего поцелуя? Ах, я бедная! – притворно вздохнула она и рассмеялась.
Я чувствовал, что не могу налюбоваться ею. И кровь, как молодое вино, ударяет мне в голову. Я пьянею, пьянею…
Господи, что же это? Неужели влюбился? И это я. Спокойный, уравновешенный, ни разу не позволивший себе влюбиться без памяти. И вот на тебе! Мне хорошо, мне изумительно хорошо!
Забыв обо всем на свете, делаю шаг по направлению к ней. Луша, чуткая, милая Луша, не отрываясь, смотрит на меня. Глаза ее улыбаются, и нестерпимое сияние исходит от них. Как в бреду бормочу какие-то несвязные ласковости.
– Я ничего не понимаю, Сережа, ты что-то хотел сказать мне?
– Да, – бурчу я, боясь сказать ей о человеке с собачьим лицом. И принимаюсь молоть какую-то чепуху, презирая себя за это.
– Так говори же, плут, – засмеялась она, – что скрывается за словами твоими? Что за огород нагородил ты передо мной и зачем?
– Ты пришла сюда из мира людей-собак? – наконец решаюсь я. – Это правда?
– В некотором смысле да, – кивнула она важно, – но откуда ты знаешь об этом?
Я коротко рассказал ей о встрече со странным человеком.
– Ах! – воскликнула она с милым негодованием. – Опять этот Пашка! Он всюду преследует меня, чтобы доказать жителям деревни, что я ведьма! Это самое страшное преступление в мире людей-собак.
– Луковка, но ты не похожа на этого человека! Кто же ты?
Лицо Луши стало серьезным, она внимательно посмотрела на меня:
– Ты умеешь хранить тайны?
Я кивнул.
– Так слушай же и постарайся понять меня! Я попала в собачий мир совершенно случайно из другого мира. Мой отец астронавт-исследователь. Он постоянно возглавлял научные экспедиции в параллельные миры. И вот однажды отец не вернулся из очередной экспедиции. Вернулись все, кроме отца. Его близкий товарищ рассказал маме, что однажды их корабль оказался в мире, где все люди были с собачьими лицами. Отца это очень заинтересовало. По специальности он ученый-антрополог. Утром отец ушел в деревню собирать научный материал, а в условленное время не вернулся на корабль. Члены экспедиции искали его, расспрашивали жителей деревни, но те лишь испуганно трясли головами и крестились. Товарищи отца с тех пор почти регулярно делают остановки в этом странном мире, надеясь найти его там. Отец мне много рассказывал о параллельных мирах, о том, как они мирно сосуществуют на земном шаре, взаимно пересекаясь и не замечая друг друга. И о том, что между мирами есть так называемые ниши или лазы. Их немного и потому невероятно трудно найти. Астронавты находят их с помощью специальных, очень чувствительных приборов. Когда пропал папа, я вспомнила рассказы его и стала искать такой лаз-проход в параллельный мир людей-собак. Я была очень наивна, но верила, что рано или поздно найду то, что ищу. Неподалеку от нашего дома, в котором мы жили с мамой, моим младшим братом и овчаркой Найдой, рос ничем не примечательный ивовый кустик. Я заметила, что когда прохожу мимо кустика, то иногда слышу странные посторонние звуки: собачий лай, топот ног, какие-то стуки и тупые удары, даже пение птиц. Найда же поджимала хвост и убегала. Я подумала: «А что если это то, что так безуспешно ищу?» Однажды я решилась и медленно вошла в куст. Что-то затрещало, то ли сломанные ветки, то ли электрические разряды. Найда с рычанием, ухватив зубами за платье, вытащила меня из куста. Тощая, заперев собаку в доме, подошла к этому загадочному месту и легла на землю. Я поняла, что ниша очень мала, в нее можно только проползти. Закрыв глаза и набрав в грудь больше воздуха, скользнула в нишу. Когда я выскочила из лаза, то искры потекли с моего платья, как цветная вода. Я села и заплакала. Я поняла, что нахожусь в другом, неизвестном мире. Мне стало страшно. Я встала и пошла. Первым, кого я встретила, был Пашка, тот самый, что пытался напасть на тебя. Он обнюхал меня и сердито зарычал. Запах мой ему явно не понравился. Отбежав метра два в сторону, он, задрав длинную рубаху, поднял ногу и помочился на березку. Потом, что-то крикнув, схватил меня за руку и потащил за собой в деревню. Возле двухэтажного деревянного дома мы остановились. Пашка что-то коротко крикнул. Ему ответили, и на крыльцо вышел бородатый мужик. Как я узнала впоследствии, это был староста Силантий. Яркая полная луна освещала нас. Пашка что-то сказал Силантию, тот согласно кивнул своей пышной бородой. Подбежал ко мне, обнюхал, после чего схватил за руку, распахнул ворота какого-то сарая, вероятно, предназначенного для хранения сена, втолкнул в него и запер на замок. Я легла прямо на землю и уснула. Разбудили голоса. Ворота сарая распахнулись. Передо мной стоял Пашка. Он схватил меня за руку, вывел из сарая, передав Силантию. Силантий поставил перед толпой мужиков и баб, жителей деревни. Мужики и бабы постарше, разглядывая меня, крестились, молодые парни, подловив зазевавшуюся молодуху, с рычанием бросались к ней. Визг поднимался неимоверный. Вдруг все смолкло. К толпе подъехала повозка. С повозки, запряженной парой лошадей, спрыгнул человек с бульдожьим лицом. Он обнюхал меня и недовольно поморщился. После чего стал что-то напевать и креститься. Толпа старательно повторяла каждый звук, что произносил этот человек. После песнопений человек с бульдожьим лицом долго объяснял жителям, чтобы они не беспокоились. В скором времени он собирался забрать меня к себе в имение в качестве прислуги. Толпа одобрительно кивала головами. Позже я узнала, что зовут этого человека отец Николай или святой. Меня поселили в доме старосты на верхнем этаже, заперли на замок, хотя бежать я и не собиралась. Это был тот самый мир, о котором рассказывали астронавты, когда пропал папа. Странный мир. Время здесь практически стоит на месте. Старики здесь всегда старики, люди среднего возраста всегда среднего возраста. Дети так и остаются детьми. Это мир истинного бессмертия. Здесь никогда ничего не растет и не изменяется. Трава, съеденная коровой за день, к утру следующего дня возвращается на то же место, где была съедена. Срубленное дерево обязательно вернется и встанет на свой собственный пенек. Убитая, разделанная и съеденная людьми овца к утру следующего дня как ни в чем не бывало пасется на лугу вместе с другими овцами. Ни одна женщина здесь никогда не родит ребеночка, хотя сексуальная жизнь бьет ключом. Мир этот очень маленький. В нем всего лишь одна деревня, имение отца Николая и небольшой хуторок. Я долго по ночам искала ту самую полянку и тот самый ивовый кустик, сквозь который попала в собачий мир. Когда же нашла, то поняла, что обратный путь мне отрезан, так как лаз этот конической формы. Широкая его часть в моем мире, узкая часть лаза находится в мире людей-собак, я с трудом смогла просунуть в него руку. Но это не важно! Зато я знаю, что в деревне отца нет. На хуторе тоже нет, так как хутор не охраняется. Дом же святого находится под усиленной охраной. Значит, отец там! Рано или поздно я узнаю, где святой прячет отца, и спасу его!
– Луковка, ты забыла обо мне! – напомнил я.
– Разве я могу отказаться от твоей помощи, Сережа, – коротко вздохнула она, – но тебя может постигнуть участь моего отца! А я всего лишь маленькая девочка, и святой не посмеет отнестись ко мне плохо. Если ты хочешь помочь мне, не показывайся им на глаза! Я прошу тебя! Иначе мы погибнем оба!
– Я постараюсь быть невидимкой в мире людей-собак, – кивнул я, – но для этого ты должна научить меня левитации, то есть входить в состояние, когда вес собственного тела становится легче воздуха. Научи меня этому! А еще симбуляции, то есть умению проходить сквозь стены!
Луша задумалась.
– Все равно Пашка поднял на ноги всю деревню, – наконец сказала она, – а Силантий обнаружил, что я исчезла из охраняемой комнаты, и доложил о происшествии святому. У нас с тобой в запасе целый день, чтобы научиться премудростям, о которых ты просишь. Ночью я незаметно вернусь в свою тюрьму, дом Силантия.
– А следующая ночь в деревне будет моей! – решительно заявил я.
Луша рассеянно кивнула и раскрыла медальон, висевший у нее на груди. Из медальона она извлекла желтый кристаллик, похожий на звездочку, и положила его мне на ладонь. Он тотчас истаял, растворился, исчез, не оставив на ладони и следа.
– А теперь будем учиться! – тоном строгой учительницы сказала Луша.
– Луковка, что это значит?
– С этой минуты у тебя появились способности к левитации и симбуляции, но, как известно, способности сами по себе ничего не значат, если их не развивать. Потому я и сказала, что будем учиться!
Симбуляцию я освоил достаточно быстро, но левитация долго не давалась мне. И только к концу третьего часа бесконечных тренировок я вдруг почувствовал, что могу входить в состояние, когда ощущение тяжести исчезает и я могу, поймав гибкую струю ветра, оседлав ее, подниматься над крышей, над деревьями в бесконечный простор неба. Еще час понадобился мне на то, чтобы освоиться с этим новым, непривычным для меня состоянием. Сложнейшие перевороты в воздухе, «бочки» и «петли» я отрабатывал до седьмого пота. И вот пришел момент, когда мы с Лушей, взявшись за руки, поднялись так высоко, что стало трудно дышать. Неожиданно Лушу стремительно потянуло в какую-то прореху в иссиня-темном облаке. Раздался треск электрических разрядов. Она сделала невероятный кульбит в воздухе, что помогло ей вырваться, буквально вывалиться из этой странной прорехи. Испугавшись за нее, я на какое-то мгновение потерял ощущение легкости, сорвался и камнем повалился вниз. Падая на летящую мне в лицо землю, я вдруг вспомнил, увидел перед собой изумительный свет Лушиных глаз. И это воспоминание сработало как парашют. Именно оно сумело замедлить смертельное падение мое. Я поймал встречную струю ветра и благополучно стал набирать высоту. А мне навстречу на огромной скорости падала Луша. Она что-то кричала.
– Сере-е-жа-а-а! – услышал я в последний момент, и Луша схватила меня за руку.
Как только мы вернулись домой, солнце медленно, словно театральная декорация, скрылось за горизонтом. Пришло время расставания. Я поклялся, что следующей ночью обязательно приду в деревню людей-собак и мы вместе придумаем, как спасти отца. Она слушала меня невнимательно, о чем-то неотступно думая. Вскоре милый абрис ее фигурки с характерным хлопком растаял на фоне темной бревенчатой стены. Стукнул во дворе камешек, сбитый неосторожным каблучком, и все стихло.
Спал я неспокойно. Все утро и весь день проболтался как неприкаянный. В полночь вышел во двор. С озера дул холодный, пронизывающий ветер. Я подошел к ивовому кустику и шагнул в неизвестность. Меня обожгло, как крапивой, посыпались разноцветные искры. По инерции я сделал еще шаг. Разумом я понимал, что нахожусь совершенно в другом мире, хотя передо мной стоял точно такой же дом с широкой крышей. Лишь окна дальних комнат светились. Слышались женский смех и плач ребенка. За домом я увидел такое же озеро, заросшее высокими камышами. Слева мигала редкими огнями деревня.
– Пашка! Куда это ты на ночь глядя? – окликнул меня грубый мужской голос.
– Счас вернусь! – так же грубо и хрипло, скорее от того, что сразу пересохло в горле, ответил я.
– Я что тебе сказал, мать твою! – вновь загремел тот же голос. – Бегаешь туда-сюда! Делать, что ль, нечего?
– Пошел ты! – огрызнулся я и услышал быстрые настигающие шаги.
Слевитировав, я почти мгновенно набрал скорость и полетел прочь, почти касаясь животом поверхности земли. Обогнув угол какого-то дома, шмыгнул за высокую поленницу. Высокая темная фигура торопливо прошагала мимо. Потом остановилась. Человек внимательно оглядывался, прислушиваясь. Он явно что-то почувствовал. Постояв немного, вернулся, покрутился по двору и вдруг шагнул к поленнице. Я замер. Человек явно принюхивался. Ноздри его раздувались, он крутил носом, стараясь поймать ветер. Но ветер дул с озера такой же холодный и пронизывающий, как и там, за невидимой перегородкой, отделяющей один мир от другого. Человек скрылся за углом и вновь вернулся. Что-то неуловимое не давало ему покоя. Он вновь подошел к поленнице и принялся тщательно обнюхивать поленья. Несмотря на плотные сумерки, я разглядел его. Это был Пашка, тот самый парень, напавший на меня у озера. Только лицо его показалось мне старым и дряблым. Наконец Пашка отошел от поленницы, постоял, раздумывая, повернулся и вялой походкой побитой собаки пошел к своему дому. Вскоре в одном из окон затеплился слабый огонек то ли свечи, то ли лучины. Только после того как погас последний огонек в доме, где жил Пашка, я с большими предосторожностями выбрался из поленницы и, слевитировав, медленно полетел между домами. Где искать Лушу, я не знал. В ночной темноте, слегка подсвеченной тусклой луной, все дома казались одинаковыми. Отчаяние овладело мною. Вдруг дверь в доме, возле которого я остановился, распахнулась и игривый женский голосок окликнул меня:
– Паше-е-ечка-а-а! Душенькамо-о-о-о-я-я-я!
– Я! Я! – дурашливо откликнулся я, понимая, что меня явно принимают за известного мне Пашку. В данной ситуации мне оставалось одно – играть в обманку. Миловидная бабенка с лицом кудрявой болонки, раздувая ноздри, обнюхала меня с ног до головы.
– Фи-и-и! – поморщилась она. – Что это с тобой, дружочек? С какой дрянью ты общался сегодня? У тебя точно такой же запах, как и у этой вонючей Лушки! А ты часом не спал с ней?
– Ты что, баба, белены объелась? – возмутился я, и получилось это у меня почти естественно.
– У-у-у! Гадина! – бабенка погрозила пухлым кулачком в сторону довольно солидного дома с высоким крыльцом.
Сердце мое замерло. Забывшись, я сделал шаг в сторону, туда, где, возможно, ждала меня Луковка.
– Куда это ты, мой миленький? И не надейся, дорогой! Никуда я тебя не отпущу, мой сладенький!
Она чуть отстранилась и сделала приглашающий жест. Пришлось войти. Я понимал, что стоит мне сделать один неверный шаг, и начнется великий шум, а потом и великое преследование. Если уже не началось. Пашка просто так поленницу обнюхивать не будет! Возможно, он уже идет по моему следу. Но как отвязаться от любвеобильной бабы?
Она провела меня в уютную спаленку с широкой кроватью. Сбросила халатик и повалилась на постель, широко раскинув пухленькие ножки. Не сказав ни слова, я пулей вылетел на улицу. Метнулся к дому Силантия, но остановился. Вовремя пришла мысль запутать следы. Слевитировав, низко, почти у самой земли, облетел несколько домов и оказался метрах в двадцати пяти от дома старосты и метрах в пяти-шести от дома, где жила любвеобильная бабенка. Если преследователи и были, то я, как говорят охотники, увел запах. В этом я убедился, когда неслышной иноходью с горящими глазами из-за угла выскочил Пашка и завертелся на месте, путаясь в следах. На спине его болтался старинный боевой лук. Колчан со стрелами бил по ногам. Со свистом втягивая воздух, Пашка бросился на крыльцо. Что и говорить, наследил я там предостаточно. В тот момент, когда Пашка, повизгивая, обнюхивал ступеньки, дверь распахнулась. Спустя секунду боевой лук со стрелами уже летели куда-то в темноту. В следующее мгновение голая женщина сладкой пиявкой впилась Пашке в губы, обхватив шею руками. Он так и вошел с ней в темные сени, и дверь за ними захлопнулась.
Конец ознакомительного фрагмента.