3. Старый город
Ночью была гроза, то самое ненастье над Иерусалимом, которое так ярко представлял себе писатель Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита». Наверное, он почувствовал, что над этим городом, собиравшим над собой веками молитвы и проклятия, иногда материализовавшись из невидимого духовного противостояния, бушует настоящая буря. Всю ночь, мешая спать, ветер выл в висящие на тонких креплениях вдоль старых домов трубы, терзал деревья, обрывая редкие уставшие за ползимы листья и самые слабые ветви, бросал в окна всем, что удавалось ему добыть, оторвать силой своих порывов. Утром дорога в Старый город напоминала осмотр перечня потерь после сражения: кучи обломанных веток на земле; несобранные перезрелые мелкие маслины, невостребованный городской урожай, чёрным слоем лежали никому не нужные, растоптанные прохожими; из урн беспомощно торчали поломанные зонтики людей, отправившихся на работу ещё до окончания грозной бури. Они не смогли спасти своих хозяев от шквала, и теперь их ручки стыдливо и печально торчали из каменных урн как мусор. Погибших зонтиков было столько, что они местами лежали брошенные и вдоль тротуаров, напоминая, как беспомощны слабые приспособления людей в противостоянии со стихией.
Дорога в Старый город к ближайшим к нашему отелю Яффским воротам проходила вдоль высокой стены, сложенной из огромных бежевых каменных блоков. Она опоясывает тот самый древний город, что существует здесь тысячелетия. Эту охватывающую старый город крепостную стену с мощными воротами по всем сторонам подарил городу один из султанов Османской империи.
Мы шли вдоль стены по каменной дороге, на которой изредка встречались деревья, в основном, пальмы. Вдали у подножья стены открывалась панорама кварталов со столетней историей, впрочем, в любом другом селении мира и они были бы стариной, а здесь такими уже не казались. Небо чёрными тучами готовилось снова разрядиться дождём. Нам встретился раввин, который, укрывшись покрывалом, сжав в руках крохотную книжицу, что-то быстро читал-шептал, не обращая внимания на окружающий мир. За ним пробежали весело болтавшие между собой мальчишки с развевающимися на ветру пейсами, одетые в одинаковые чёрные сюртучки.
Однако ночная буря и в правду была грозной: мы остановились у разорванного молнией дерева, у оставшегося от него обгорелого пенька, остальной столб валялся невдалеке, зелёная кудрявая крона отлетела ещё дальше, под соседнюю пальму. Погибшего обугленного дерева было жаль, хорошо ещё, что ночью здесь не было людей. От осознания силы, бушевавшей здесь недавно, становилось не по себе. Будто молния, убившая древо, была родственницей тем, что гремели у горы, на которой Моисей получал скрижали. Может быть, вокруг этого Божьего города всегда на самом высоком нерве выясняют отношения природные силы и вовлечённые в борьбу высших сил люди.
Ненадолго погода разжала хватку ненастья: из разрывов быстро несущихся по небу облаков высунулось солнце, и хотя теплее от этого не стало, как осветитель в театре, лучи высветили стену, огромные ворота, укутанных в большие шарфы арабов, торгующих у входа в Старый город горячими лепёшками и отварной кукурузой из огромных кастрюль, поставленных на тачки. Рядом на столах были навалены горки апельсинов и гранат, из них по желанию покупателей продавцы тут же с помощью специальных приспособлений выдавливали сок. Во влажной бежевой стене и в таких же камнях дороги у неё отразился свет – поверхности казались изысканными, блестящими, засияли, понятно стало, почему Иерусалим называют «золотым городом». Но облака не рассеивались, они летали по небу с огромной скоростью, казалось, ещё немного – и солнце вынуждено будет перед ними отступить. Самое время было переступить порог огромных Яффских ворот и вступить на территорию сердца Иерусалима – в место, которое хранит его историю, – в Старый город.
Внутри широкая дорога от ворот, изогнувшись, разветвлялась на несколько узких улочек, покрытых вездесущим светлым камнем. Перед ними могла бы быть площадь, но вместо неё поднимались вверх стены светло-бежевой цитадели – Башни Давида. Крепость эту построили крестоносцы, вернее на этом месте построили, потом она развалилась, реставрировали её недавно. Так что она напрямую не имеет отношения к царю Давиду, хотя есть легенда, что именно здесь был его дворец. На крыше-смотровой площадке, куда мы поднялись, бушевал шквальный ветер, пытавшийся сбить нас с ног, и это ему практически удалось. Увёртываясь от него, став на колени, мы рассматривали раскинувшийся внизу Вечный город. Вот они – два купола с крестами, в серой черепице, святая святых – Храм Гроба Господня. Под этими куполами Голгофа и Гроб, в котором произошло чудо из чудес – Иисус Воскрес! Случилось удивительное искупление, вспоминаемое нами каждую Пасху, когда во всех христианских храмах Земли люди восклицают: Воистину Воскрес! Это происходит в ответ на событие, сбывшееся под этим серым куполом, ставшим праотцом куполов каждой церквушки и в моей родной России. Теперь каждый раз, когда перекрещусь на луковички наших храмов, небольшие деревянные или богато украшенные золотом, во мне сладко всплывёт память о куполе над Гробом Иисуса, наши церкви станут для меня родными именно ему – главной святыне каждого христианина.
Конец ознакомительного фрагмента.