Святитель Лука – врач и целитель
Как он стал врачом?
Валентин Войно-Ясенецкий еще совсем молодым человеком, искавшим свой путь в жизни, выбрал медицину как лучший способ быть полезным народу. В юности он собирался стать художником и учился живописи в известной художественной школе Н.И. Мурашко в Киеве, а затем в Мюнхене. Одна из его работ была представлена на выставке передвижников. Уже тогда он любил делать зарисовки богомольцев Киево-Печерской Лавры и сам писал о том, что склонялся пойти «по пути Нестерова и Васнецова» – глубоко православных художников, знаменитых не только своими картинами, но и росписью храмов.
Однако после периода сомнений и метаний Валентин решил, что занятие живописью – не самый прямой путь к духовному совершенству, и поступил на медицинский факультет Киевского университета. В своей автобиографии он писал, что сделал выбор «с исключительной целью… помогать бедным людям… быть полезным для крестьян, так плохо обеспеченных медицинской помощью».
Первое время учение давалось ему непросто: «Когда я изучал физику, химию, минералогию, у меня было просто физическое ощущение, что я насильно заставляю мозг работать над тем, что ему чуждо.
Валентин Войно-Ясенецкий – студент Киевского университета св. Владимира
Мозг, точно сжатый резиновый шар, стремился вытолкнуть чуждое ему содержимое. Тем не менее учился я на сплошных пятерках и неожиданно чрезвычайно заинтересовался анатомией… На третьем курсе я со страстным интересом занимался изучением операций на трупах. Произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии и тонкую художественную работу при анатомической препаровке и при операциях на трупах. Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии».
Так Бог помогал своему избраннику направить данные ему таланты на путь, ему предуготованный. Хотя в 1904 году, когда он оканчивал университет, никто не мог и представить, что с ним случится позднее. Уже тогда Валентин Войно-Ясенецкий поступил не «как все»: несмотря на блестящие оценки при выпуске и пророчества товарищей, видевших в нем будущего профессора анатомии, он твердо решил стать «мужицким», то есть земским, доктором.
Диплом В.Ф. Войно-Ясенецкого об окончании Киевского университета
Земские больницы
Земская медицина появилась в России вскоре после отмены крепостного права, когда стали распадаться традиционные структуры, начались массовые миграции населения, ухудшилась эпидемиологическая обстановка и показатели смертности населения были самые высокие в Европе. В это же время в российской медицине работала целая плеяда выдающихся врачей и ученых – С.П. Боткин, Г.А. Захарьин, А.А. Остроумов, Н.В. Склифосовский, И.М. Сеченов. Были созданы Клинический городок на Девичьем поле в Москве и Клинический институт усовершенствования врачей великой княгини Елены Павловны, который возглавлял Н.В. Склифосовский. Было основано Общество русских врачей им. Николая Ивановича Пирогова, гениального хирурга и врача. Немало врачей того времени стремились подражать в своей профессиональной деятельности Пирогову, всю жизнь лечившему простых людей «безмездно», то есть бесплатно. Так же поступали и его учителя, например Е.О. Мухин. Тогда было не редкостью, если профессор медицины Московского университета, принимавший больных в клинике за приличные гонорары, устраивал в своем имении бесплатную больницу для крестьян. Стремление служить народу было широко распространено в медицинской среде, и вышедшее в 1864 году «Положение о земских учреждениях», которое в 34 губерниях ввело земскую медицину, попало на благоприятную почву.
Земская медицина была более независимой и самоуправлялась исходя из интересов конкретной области. В книге «История здравоохранения дореволюционной России», вышедшей под редакцией академика РАМН Р.У. Хабриева, описаны этапы становления земской медицины и принципы ее деятельности. В 1884 году «Календарь для врачей» писал: «Западная Европа выработала медицинскую помощь… преимущественно в виде личного дела больного и служащего ему врача на правах ремесла и торговли. Помощь врача в земстве не есть личная услуга за счет больного, не есть также акт благотворения: она есть общественная служба… Как высший, так и узкий интерес земского врача заключается в сокращении числа больных и продолжительности болезней».
Блестяще окончив университет, Валентин Войно-Ясенецкий всем сердцем принял эти положения и потому выбрал именно путь земского врача. Он старался в первую очередь совершенствоваться в лечении наиболее распространенных в народе заболеваний. Еще в университете он занялся лечением слепых. В то время великим бедствием была для русской деревни трахома[1]. В конце XIX века, по данным статистики, слепых сельских жителей было вдвое больше, чем городских. Валентин Феликсович начал посещать глазную клинику в Киеве. Больных, которым не хватило места в клинике, он приводил домой, и его сестра Виктория Феликсовна вспоминала, что «квартира превратилась на какое-то время в лазарет. Больные лежали в комнатах, как в палатах». Впоследствии В.Ф. Войно-Ясенецкий специализировался на лечении офтальмологических заболеваний, многие люди буквально прозрели благодаря ему. И это направление врачебной деятельности, наряду с другими, прославило впоследствии его имя.
В земских больницах проблемой было не только оказать медицинскую помощь, но и добраться до больного. По данным статистики того времени, на расстоянии шести верст в сельской местности 100 % больных обращались к врачу, на расстоянии 12 верст – менее 50 %, а те, кто жил еще дальше, чаще всего вовсе не попадали в больницу. Поэтому больные, доставленные к земскому врачу, часто были в очень запущенном состоянии. Гнойные осложнения были настоящим бедствием. Позднее, став профессором медицины, В.Ф. Войно-Ясенец-кий посвятил большую часть жизни изучению и лечению именно гнойных заболеваний – гнойной хирургии.
Военный госпиталь в Чите
Прежде чем стать земским врачом, В.Ф. Войно-Ясенецкому пришлось поработать военным хирургом. Это был выбор сознательный и полностью соответствовавший его мировоззрению. Недаром к его фамилии, происходящей из знатного, но небогатого польского рода, полагалась приставка «Войно», что значит «воин». Валентин записался добровольцем на Русско-японскую войну и в марте 1904 года отправился на восток, в Сибирь врачом Киевского госпиталя Красного Креста. Его пациентами вскоре стали те же крестьяне, только в военной форме.
Перед отъездом он обошел все медицинские магазины, скупил литературу по интересующим вопросам и в поезде, шедшем несколько суток, изучал ее. В. А. Лисичкин в своей книге «Военный путь святителя Луки» приводит письмо будущего святителя, написанное в поезде родным: «Тайга не грандиозна, не величественна, но она глуха и мрачна, она какое-то лесное кладбище… Приходят на память те бродяги, что ходили по этой тайге тысячи верст, и не верится, что человек столько мог перенести…» Скоро эта тайга и в самом деле станет кладбищем, и наполнится она отнюдь не свободными бродягами.
В.Ф. Войно-Ясенецкий с персоналом Читинского военного госпиталя, 1904 г., Чита
В госпитале в Чите Валентин Феликсович сразу включился в работу. Он вспоминал: «Одним хирургическим отделением руководил опытный одесский хирург, а другое главный врач сразу поручил мне, хотя в отряде были еще два хирурга значительно старше меня. Однако главврач не ошибся, ибо я сразу же развил большую хирургическую работу на раненых и, не имея специальной подготовки по хирургии, сразу стал делать крупные операции на костях, суставах и черепе. В работе мне много помогала недавно вышедшая книга французского хирурга Лежара “Неотложная хирургия”, которую я основательно проштудировал перед поездкой».
Так проходило становление молодого хирурга. И еще одно важное событие в его жизни произошло в Чите: он обвенчался с сестрой милосердия Анной Васильевной Ланской. В госпитале, где работала невеста будущего святителя Луки, ее называли «святой сестрой». Они познакомились, когда Валентин Феликсович был еще студентом медицинского факультета. Академик РАМН Ю.Л. Шевченко, написавший прекрасное и обстоятельное исследование биографии святителя Луки по сохранившимся документам, считает, что в Киевском отряде Российского Красного Креста, отправившемся на театр военных действий Русско-японской войны, В.Ф. Войно-Ясенецкий оказался только ради Анны Ланской. Он даже не успел получить диплом, а устроиться врачом РОКК без диплома было весьма затруднительно. Помогло только ходатайство профессора П.И. Морозова, преподававшего анатомию и хирургию и в Мариинской общине сестер милосердия, и в Киевском университете. «Узнав о скором отъезде Ланской, он не допускал даже мысли, чтобы “святая сестра” уехала на войну одна, надолго лишившись его помощи и поддержки».
Сестра милосердия Анна Васильевна Войно-Ясенецкая в Чите
Очень красивая и женственная, дочь состоятельного управляющего большим имением на Украине, Анна Ланская выбрала в мужья совсем молодого человека, который вряд ли мог обещать ей обеспеченную жизнь. Она отказала двум военным врачам, просившим ее руки, но не отвергла будущего хирурга.
Оборот фотопортрета Анны Васильевны
Венчание состоялось в церкви святого Архангела Михаила в Чите, где когда-то сочетались браком декабрист И.А. Анненков и последовавшая за ним в ссылку француженка Полина Гебль. Молодые, вероятно, видели в этом знак: в путь на всю жизнь, на все испытания, даже самые тяжкие, верность до смерти. Теперь, когда нам известна биография святителя, в этом усматривается другое: для Небесного Воинства, возглавляемого Архистратигом Михаилом, не для земного был предназначен стоявший перед аналоем с Анной Ланской жених, еще не знающий о себе Промысла Божия.
Анна Ланская в юности
Сам святитель писал, что невеста покорила его «не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера». Однако, вступая в Мариинскую общину сестер милосердия, Анна дала обет безбрачия, который нарушила, выйдя замуж за своего избранника. Святитель писал:
«Она дала обет девства.
Выйдя за меня замуж, она нарушила этот обет, и в ночь перед венчанием в церкви, построенной декабристами, она молилась перед иконой Спасителя, и вдруг ей показалось, что Христос отвернул Свой Лик и образ Его исчез из киота. Это было, по-видимому, напоминание о ее обете и за нарушение его Господь наказал ее невыносимой патологической ревностью». Хотя это и омрачало время от времени семейную жизнь Войно-Ясенецких, все же их супружество было счастливым, жили они в единомыслии и согласии. Анна Васильевна старалась помогать мужу в его служении врача: вела истории болезней, участвовала в приеме больных в амбулатории, не говоря уже о том, что брала на себя все бытовые заботы и воспитание детей, на что в его напряженной жизни времени не хватало.
Земский врач в российской глубинке
После окончания войны молодые супруги по приглашению одного из раненых офицеров отправились в Симбирскую губернию, и Валентин Феликсович
стал работать в земской больнице города Ардатова. Ему приходилось быть и терапевтом, и окулистом, и хирургом, и гинекологом, и акушером, и педиатром. Сам он позднее писал: «Я поступил врачом в Ардатовское земство Симбирской губернии. Там мне пришлось заведовать городской больницей. В трудных неприглядных условиях я сразу стал оперировать по всем отделам хирургии и офтальмологии». Эта работа, тяжелая и неустанная, по 14 часов в день (вызывали врача к больным в любое время и ночью – он никогда не только не отказывался, но и не роптал, считая это своим долгом) соответствовала его цели «помогать простым людям». Трудности он переносил со смирением и мужеством. Его беспокоило другое: «В Ардатовской больнице я сразу столкнулся с большими трудностями и опасностями применения общего наркоза при плохих помощниках, и уже там у меня возникла мысль о необходимости, по возможности, избегать наркоза и как можно шире заменять его местной анестезией». Валентин Феликсович уже тогда интересовался методами наиболее эффективного обезболивания пациентов при операции, а в Ардатовской больнице ему не удавалось найти взаимопонимание по этому и некоторым другим вопросам. Поэтому через год он принял предложение возглавить небольшую участковую больницу в Курской губернии и переехал в село Верхний Любаж, где началась эпидемия оспы, брюшного тифа и кори и срочно требовался опытный и самоотверженный врач. Несмотря на более чем скромные условия, он прекрасно справился со своими обязанностями. А вскоре прославился как врач, возвращающий зрение слепым. К доктору приезжали и из других губерний, и ему приходилось принимать более 100 человек в день. Сам он писал об этом времени: «В маленькой участковой больнице на десять коек я стал широко оперировать и скоро приобрел такую славу, что ко мне пошли больные со всех сторон, и из других уездов Курской губернии, и соседней, Орловской. Вспоминаю курьезный случай, когда молодой нищий, слепой с детства, прозрел после операции, месяца через два он собрал множество слепых со всей округи, и все они длинной вереницей пришли ко мне, ведя друг друга за палки и чая исцеления…Чрезмерная слава сделала мое положение в Любаже невыносимым. Мне пришлось принимать амбулаторных больных, приезжавших во множестве, и оперировать в больнице с девяти часов утра до вечера, разъезжать по довольно большому участку и по ночам исследовать под микроскопом вырезанное при операции, делать рисунки микроскопических препаратов для своих статей, и скоро не стало хватать для огромной работы и моих молодых сил».
В 1907 году семья Войно-Ясенецких переехала в городок Фатеж, и Валентин Феликсович стал заведовать отделением хирургии в больнице со стационаром на 60 кроватей. Как пишет В.А. Лисичкин, «к нему направляли сложных больных из больниц всего Черноземья». Однако слава молодого хирурга и его независимый характер вызвали недовольство: «Председатель земской управы Батезатул… счел меня революционером за то, что я не отправился немедленно, оставив все дела, к заболевшему исправнику, и постановлением управы я был уволен со службы. Это, однако, не обошлось благополучно. В базарный день один из вылеченных мной слепых влез на бочку, произнес зажигательную речь по поводу моего увольнения, и под его предводительством толпа народа пошла громить земскую управу, здание которой находилось на базарной площади. Там был один член управы, от страха залезший под стол. Мне, конечно, пришлось поскорее уехать из Фатежа».
Земский доктор В.Ф. Войно-Ясенеикий
Войно-Ясенецкие переехали в Москву, где Валентин Феликсович занялся научной работой в клинике профессора Дьяконова. Он поставил себе цель найти способы обезболивания, доступные земским врачам и более щадящие для больных, чем общий наркоз. Молодой ученый изучал научную литературу, проводил опыты на трупах, исследовал черепа в анатомическом музее. К тому времени в семье было уже двое детей, дочь Елена и сын Михаил, и Анна Васильевна вынуждена была уехать к родным в Золотоношу, но очень страдала в разлуке с мужем. Поэтому Валентин Феликсович в 1909 году принял приглашение возглавить земскую больницу в селе Романовка Саратовской губернии. Там семья снова воссоединилась, и Валентин Феликсович приступил к обычной для него работе земского хирурга.
Операции на головном мозге, желудке, кишечнике, желчном пузыре, почках, позвоночнике, удаление гнойников заполняли все его время.
Анна Васильевна Войно-Ясенецкая с дочкой Еленой
В Романовке родился второй сын, Алексей.
Детей было уже трое, средства существования очень скромные, тем не менее молодой хирург все отпуска проводил в Москве, продолжая научную работу.
Из Саратовской губернии ездить в Москву было не просто и дорого, поэтому решили перебраться поближе к столице. Валентин Феликсович подал прошение об увольнении в августе 1910 года. Незадолго был объявлен конкурс на должность заведующего Переславской земской уездной больницей Владимирской губернии. В ноябре врачебная комиссия при Переславской уездной земской управе решила пригласить Войно-Ясенецкого, отдав ему предпочтение перед другими кандидатами.
В Переславле он проработал более 6 лет не только главным хирургом, но и главным врачом больницы, стал доктором наук, закончил одну всемирно известную книгу и задумал другую, которой пользуются хирурги и поныне. Академик РАМН Ю.Л. Шевченко (протоиерей Георгий), досконально изучавший биографию святителя, считает это время звездным часом его врачебной деятельности.
Главный врач земской уездной больницы в Переславле-Залесском
В Переславский уезд в то время входило 442 населенных пункта с населением 114 000 человек. В больнице было всего 65 коек, работали два врача – хирург и терапевт. Еще 85 коек было в других врачебных участках. Хирургическая помощь оказывалась в единственном на весь уезд стационаре города, рассчитанном всего на 25 коек.
На плечи молодого 34-летнего хирурга, впервые ставшего главным врачом больницы, лег огромный объем работы, в том числе и по благоустройству больницы. За год до его вступления в должность сгорели 2 барака, где располагались амбулатория и аптека, от них остались только фундаменты, и главврачу пришлось временно размещать больных и аптеку в других помещениях, а потом и отстраивать сгоревшие здания.
Большую проблему представляли инфекционные больные – заболевшие тифом и холерой обращались за помощью в земскую больницу, а условий для их содержания не было. Старый деревянный барак не отвечал своему назначению, даже дезинфекционная камера отсутствовала. Строительством «цементно-бетонного здания» площадью 100 м2 для инфекционных больных также занялся главный врач.
Не было в больнице электричества, водопровода и даже канализации – бетонные выгребные ямы каждодневно опорожняла приезжавшая ассенизационная бочка на колесах. Освещение обеспечивалось керосиновыми лампами.
Земская больница Переславля, 1910-е годы
В первую очередь, помимо улучшения больничных условий, Валентин Феликсович направил свои усилия на хирургическую работу. За месяц он провел 28 операций – столько же, сколько другой хирург за 3 месяца. За год было принято 5000 хирургических больных и сделано 198 операций в стационаре. В Переславской земской больнице впервые проводились операции такого уровня. Молодой хирург все время находился в поиске новых методов лечения. Неудачи становились материалом для анализа и темой новых исследований. Он помнил о них всю жизнь и порой находил решение спустя многие годы. В.Ф. Войно-Ясенецкий считал, что «чем разводить маленьких хирургов, лучше иметь одного хорошего и вызывать его в участки для операций», и поэтому ему приходилось многое делать одному.
Сын Михаил впоследствии вспоминал о жизни в Переславле: «Отец работает днем, вечером, ночью. Утром мы его не видим, он уходит в больницу рано. Обедаем вместе, но отец и тут остается молчаливым, чаще всего читает за столом книгу. Мать старается не отвлекать его. Она тоже не слишком многоречива».
Анна Васильевна Войно-Ясенецкая с дочерью Еленой и сыном Мишей
Служившая в этом доме горничной Е.Н. Кокина, воспоминания которой записал первый биограф святителя Луки М. А. Поповский, говорила, что «им, Ясенецким, форсить не из чего было»: обстановка самая скромная, мебель неказистая, только книг было в доме много, и много книг приходило по почте. А сын Валентина Феликсовича Михаил писал, что сбережений «ни тогда, ни потом отец не имел».
Миша и Алеша Войно-Ясенецкие
Многое в больнице главному врачу удалось улучшить, что-то не получилось: электричества, водопровода и канализации так и не удалось добиться, а рентгеновский аппарат остался мечтой главного хирурга.
Миша и Алеша Войно-Ясенецкие
В своей автобиографии святитель Лука, разумеется, не пишет, каким он был врачом в те годы. Но составить представление об этом можно из «Отчетов о деятельности Переславской земской больницы», В которых он в течение шести лет подробно излагал наиболее интересные с точки зрения медицины истории болезни. Мы знаем, что он занимался всеми областями хирургии и особых успехов достиг в офтальмологии, обезболивании, брюшной хирургии, лечении суставов.
Во время Первой мировой войны Войно-Ясенец-кий входил в состав уездного земского комитета по организации помощи больным и раненым, заведовал земским лазаретом на 20 коек. Во всякое время дня и ночи по его прошению ему подавали лошадь, земского кучера и тарантас. Число операций увеличилось ненамного, но в земской больнице стали лечить огнестрельные раны и боевые травмы.
Вот как он описывал один из случаев в своей книге «Очерки гнойной хирургии»: поступил из военного госпиталя раненный в бедро 38 лет, пуля прошла насквозь, но началось нагноение, образовался абсцесс и лихорадка. Хирург сделал две операции, удаляя гной. Больной стал поправляться, но образовались свищи, в которых началось воспаление. И снова операция, третья, на которой обнаружилось, что свищи, оставшиеся на бедре и в тазобедренной области, образовали длинные ходы, окруженные рубцовой тканью. «Свищ на бедре рассечен и вырезан на всем протяжении, ход же в тазобедренную область невозможно было рассечь… расширен и выскоблен, на дне его оказался поверхностно изъеденный седалищный бугор, который выскоблен острой ложечкой. Через 1,5 месяца после этой операции больной вполне выздоровел».
Доктор В.Ф. Войно-Ясенецкий, главный врач земской больницы в Переславле-Залесском
К каждому пациенту доктор относился не только как к «случаю» в своей хирургической практике, но и как к живому человеку: сострадал ему, беспокоился о нем, нередко узнавал о его состоянии после выписки. Он всегда подробно описывал детали, по которым можно составить представление не только о быте, но порой и о характере больного. Вот что писал об этом М.А. Поповский: «Передо мной документы, которые с удивительным педантизмом весь свой век составлял доктор Войно-Ясенецкий: больничные истории болезней… Вот шестидесятилетняя старуха Фекла А. Из своей деревни она пешком за три километра пришла на прием в земскую аудиторию. Температура – 39 °C. Мы видим эту старую больную женщину, слышим даже ее голос, ее интонации. Уже десять дней у нее болит шея и “вся нездоровая”. Своими натруженными руками Фекла снимает платок, и мы вместе с врачом видим на слипшихся от гноя волосах – лист подорожника. Под ним огромный карбункул».
Описанием этой больной В.Ф. Войно-Ясенецкий откроет свою знаменитую монографию «Очерки гнойной хирургии». А были и другие пациенты, например крестьяне, жалующиеся на то, что «промочил ноги при косьбе», «ударила в лоб копытом лошадь», «тесть ткнул вилами в бок», «сильно продуло в поле», «упала с нагруженного сеном воза». Валентин Феликсович всеми силами стремился помочь им как врач, используя все свои знания и талант хирурга, а также пытался понять их, разделить их скорби, принять, сколь возможно, участие в их жизни. Он следовал не только клятве Гиппократа, но и евангельским заповедям «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Такая работа отвечала его собственному внутреннему установлению – «быть мужицким врачом». Об этом говорят страницы «Отчетов о деятельности Переславской земской больницы» за все годы, в которые там работал В.Ф. Войно-Ясенецкий.
Главный врач описывает не только случаи, завершившиеся успешным выздоровлением, но и свои неудачи, закончившиеся смертью больного. Он включает в «Отчеты» истории пациентов, часто тяжелобольных, которые отказались от лечения.
Зачем? Возможно, Валентин Феликсович стремился понять пациента даже в этой, горькой для врача ситуации. Вот почему в историях болезней появляются вроде бы не имеющие отношения к делу замечания, объясняющие мотивы таких поступков.
36-летняя Елена Я. из Смоленской области добиралась до Переславля специально, чтобы ей помогли вылечить «бугорчатку», легочный туберкулез. Но после беседы с врачом и назначения курса лечения она внезапно выписалась и исчезла из города. Главный врач и хирург, до предела загруженный, не забывает об этой больной, не вычеркивает ее из памяти как «некультурную» или просто глупую женщину, а через городских знакомых, видимо, тех, у кого она останавливалась, приехав в Переславль с маленькой дочкой, узнает о ее судьбе. Из десяти детей Елены семеро умерли в раннем возрасте. В Переславле внезапно умирает и восьмая девочка. Охваченная горем мать спешит вернуться к оставленным дома двум детям, уже не заботясь о своем собственном здоровье.
В строках «Отчетов» чувствуется искреннее уважение и даже почтительность перед долготерпением и невзыскательностью своих пациентов, привыкших терпеть боль, тяжелый труд, суровые климатические условия.
Валентин Феликсович, стараясь помочь своим пациентам всеми возможными способами, конечно, испытывал огромное сожаление, когда его советами пренебрегали. Однажды он заподозрил рак пищевода у сорокапятилетнего переславца Дмитрия Р., до того лечившегося «насечками и втиранием мази»
у знахаря-китайца, и помог ему сделать в Москве рентгеновский снимок. Обнаружив, что на снимке «ясно видно значительное сужение пищевода в нижней его части», хирург сделал две операции, несколько месяцев боролся за жизнь пациента, надеясь ему помочь. Но «на следующий день после операции больной выписался, предпочитая лечение на дому», что вскоре привело к смерти от истощения.
После завершения дел в больнице и приема больных дома (всегда бесплатного) по ночам Валентин Феликсович занимался научной работой. В кабинете дома на Троицкой улице при керосиновой лампе рождалось выдающееся медицинское произведение – докторская диссертация В.Ф. Войно-Ясенецкого, которую он защитил в 1916 году в Москве. Она была удостоена премии Варшавского университета «за лучшие сочинения, пролагающие новые пути в медицине». В Переславле появился замысел другого выдающегося научного труда В.Ф. Войно-Ясенец-кого «Очерки гнойной хирургии». Эта книга до сих пор переиздается и высоко ценится практикующими хирургами. Но не только этим она знаменита – через это произведение Господь явил будущему святителю Свою волю. «Я поставил своей задачей глубокое самостоятельное изучение диагностики и терапии гнойных заболеваний, – пишет святитель Лука в своей автобиографии. – В конце моего пребывания в Переславле пришло мне на мысль изложить свой опыт в особой книге… Я составил план этой книги и написал предисловие к ней. И тогда, к моему удивлению, у меня появилась крайне странная неотвязная мысль: “Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа”. Быть священнослужителем, а тем более епископом, мне и во сне не снилось, но неведомые нам пути жизни нашей вполне известны Всеведущему Богу, еще когда мы во чреве матери».
Вид Переславля-Залесского, 1910-е годы
В Переславле у Валентина Феликсовича воскресные и праздничные дни были «самые занятые и обремененные огромной работой». Он с трудом вырывался в церковь, хотя был глубоко религиозным. Еще в молодости, читая Евангелие, он был поражен словами Спасителя: «Жатвы много, а делателей мало». Будущий святитель вспоминал: «У меня буквально дрогнуло сердце, я молча воскликнул: О Господи! Неужели у Тебя мало делателей?!»
Врачебная деятельность Войно-Ясенецкого была всегда служением Богу. Но послушание его началось как у одного из подвижников Троице-Сергиевой Лавры Захария-Зосимы, которого отправили печь просфоры, как только он переступил порог обители, и поэтому он несколько лет ни разу не был на литургии. Валентин Феликсович вспоминал, что лишь в последние годы стал регулярно бывать на службах в соборе, «где у меня было постоянное место, и это возбудило большую радость среди верующих Переслав ля».
В Переславле он общался с настоятельницей Федоровского монастыря игуменьей Евгенией – есть фотография, где матушка сидит на диване с Анной Васильевной Войно-Ясенецкой и старшими детьми. Его пациентками были также и монахини Федоровской обители, насельники переславских монастырей, что отражено в отчетах о работе Переславской земской больницы. Так что духовное поле вокруг него было достаточно насыщенным.
Тем не менее у будущего святителя, возможно, из-за его смирения и скромности, и мысли не было принять священнический сан. Но Промысел Божий о нем уже начал проявляться, и именно в Переславле произошли события, которые подготовили его крестный путь. Как будто при подходе к станции большого поезда переключили стрелки.
В начале 1917 года к Войно-Ясенецким приехала сестра Анны Васильевны, только что потерявшая в Крыму страдавшую чахоткой дочь. Она привезла с собой ватное одеяло, которым укрывалась больная, и от него заразилась туберкулезом Анна Васильевна, здоровье которой было подточено тяжелой работой, скудностью жизни, четырьмя родами (в Переславле в семье родился сын Валентин). После отъезда сестры Валентин Феликсович сам обнаружил у жены признаки начинающегося туберкулеза. Решив перебраться в более теплый климат, он принял приглашение в Ташкент на должность хирурга и главного врача большой городской больницы. Семья собралась в путь, но Анна Васильевна чувствовала себя так плохо, что по дороге пришлось остановиться на неделю в гостинице Троице-Сергиевой Лавры. Вскоре по переезде в Ташкент ее не стало.
Анна Васильевна Войно-Ясенецкая в последние месяцы жизни
Переславский период жизни святителя – это время, когда он полностью сформировался как врач, ученый, руководитель медицинского учреждения, когда он доказал свою высокую научную значимость коллегам и смог принести облегчение тысячам страждущих своим чудесным врачебным искусством и самоотверженным отношением к больным. Несмотря на скудость быта и множество забот, это, пожалуй, и самый по-человечески счастливый период его жизни, когда единственная в его жизни женщина, его жена Анна Васильевна, и маленькие сыновья и дочка были с ним, жили одной дружной семьей, когда родился младший сын, названный в честь отца Валентином. Именно в Переславле, по признанию самого святителя, путем откровения свыше ему был указан его дальнейший путь, здесь он услышал волю Божию, которой вскоре последовал со свойственной ему непоколебимостью и мужеством.
Каким он был хирургом?
Современник святителя Луки, выдающийся хирург Сергей Сергеевич Юдин, искусство которого высоко оценил сам Святитель, писал о качествах, необходимых для этой профессии: «Одни умеют тонко наблюдать, другие способны трезво рассуждать, третьи – успешно действовать… Лишь очень редко все три качества встречаются в гармоничном сочетании в одном лице. Обладая острой наблюдательностью и верным суждением, можно быть отличным теоретиком и прекрасным клиницистом. Но, будучи лишенным умения смело и безошибочно действовать сразу, нельзя стать хорошим хирургом, равно как, будучи выдающимся военным стратегом, можно возглавлять главный штаб в мирное время, но нельзя стать командующим армией и фронтом… Для хирурга требуется: четкость и быстрота пальцев скрипача и пианиста, верность глазомера и зоркость охотника, способность различать малейшие нюансы цвета и оттенков, как у лучших художников, чувство формы и гармонии тела, как у лучших скульпторов, тщательность кружевниц и вышивальщиц шелком и бисером, мастерство кройки, присущее опытным закройщикам и модельным башмачникам, а главное – умение шить и завязывать узлы двумя-тремя пальцами вслепую, на большой глубине, т. е. проявляя свойства профессиональных фокусников и жонглеров. Ибо очень многие хирургические операции на конечностях уподобляются точнейшим столярным работам, а многие случаи обработки и свинчивания костей требуют не просто слесарных, а тонких механических приемов. Операции на лице, щеках, веках подобны художественным аппликациям или инкрустациям перламутром и драгоценными породами дерева, а глазные операции требуют буквально ювелирной работы. Наконец, необычайная сложность брюшной топографии и патологии требует от хирурга не только свойств, знаний и сообразительности архитекторов и инженеров, смелости и решительности полководцев, чувства ответственности юристов и государственных деятелей, высокого технического мастерства ориентировки, безупречной техники шитья и кройки и подлинного искусства при разгадке ребусов и китайских головоломок, каковыми представляются многие случаи кишечных узлообразований и заворотов».
Медицинские инструменты, принадлежавшие святителю Луке
Всеми этими талантами был богато одарен Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. Он говорил студенту-практиканту Фаддею Накладову, работавшему с ним в Туруханске: «Хирургом нужно родиться. Хирург должен иметь три качества: глаз орла, сердце льва и руки женщины». Быстрота и точность его движений при операции были фантастическими. Доктор В. А. Башу ров из Енисейска вспоминал, как на операции ссыльный профессор рассек брюшную стенку больного таким широким и стремительным жестом, что мелькнула мысль: «Мясник! Зарежет больного!» Епископ Лука заметил, что ассистент волнуется, и посоветовал положиться на него. Операция прошла превосходно, а вечером в гостях у Башурова Войно-Ясенецкий предложил разрезать книжку одним взмахом скальпеля на заданное число листов. Пощупал плотность, проверил остроту скальпеля и сделал разрез – ровно на пять листочков. Этот опыт Валентин Феликсович провел исключительно для того, чтобы убедить недоверчивого коллегу, что его пациенты в руках ссыльного хирурга – в полной безопасности.
Столь же решительно он действовал и в экстремальных ситуациях. Ташкентский врач А.И. Беньяминова вспоминала: однажды возвратился главный врач после всенощной в субботу вечером к себе домой и заметил свет в операционной. Зашел и увидел задыхающегося от крупа юношу и рядом – хирурга А.М. Жолондза, который никак не мог найти у больного трахею. Войно-Ясенецкий быстро облил руки йодом, выхватил инструмент и мгновенно ткнул скальпелем прямо в трахею. Бросил: «Вставляйте трубку!» И, не сказав более ни слова, вышел.
Он сам, как и всякий человек, мог совершать ошибки, и по свидетельству ташкентских коллег, немедленно каялся в них, как на исповеди. Но даже промахи у такого учителя оказывались поучительными. Однажды епископ Лука на операции случайно поранил скальпелем яремную вену. В порез засосало воздух, и ассистенты с ужасом увидели, как волна пузырьков катится по обнаженной внутренней яремной вене, грозя прорваться в жизненно важные органы. Ни одна мышца не дрогнула в лице хирурга. Он мгновенно отсек кусок яремной вены, выпустил воздух и, ни слова не говоря, зашил разрез.
Были случаи, когда оперировал даже на этапе, при помощи слесарных щипцов и перочинного ножа. Швы закреплял женским волосом, в воспоминаниях скупо замечал: «Слава Богу, воспаления никогда не было».
И при этом никто и никогда не слышал от него самовосхваления. Не случайно. «Свое врачебное мастерство считал Лука даром мистическим, предназначенным, в частности, и для утверждения и прославления Бога. Как врач вел он себя в полном соответствии с дарованными ему способностями», – писал М.А. Поповский.
По свидетельствам современников, Валентин Феликсович был весьма строг с коллегами, но никогда не кричал в операционной, не срывался, как многие хирурги, для него было немыслимым оскорбить младшего коллегу. Однако за промахи каждый получал немедленно и по заслугам. Дежурный врач Стекольников вспоминал: он срочно оперировал ночью разрыв селезенки, у пациента началось кровотечение. И хотя молодому хирургу удалось справиться, утром он услышал от главного: «Вы не поняли, откуда это кровотечение. И сейчас не понимаете своей ошибки. Вы поранили хвост поджелудочной железы. Если еще раз это повторится, я лишу Вас права быть ответственным дежурным».
Визитная картонка главного врача Ташкентской городской больницы В.Ф. Войно-Ясенецкого
Его коллега из Ташкента вспоминал, что Войно-Ясенецкий никогда подчиненных и не хвалил. Исключение делалось только для медсестер и санитарок.
Операционная сестра тамбовского эвакогоспиталя № 1106 Людмила Семеновна Лесных вспоминала, как ей пришлось ассистировать владыке Луке на операции. Узнав, что приезжает московское светило хирургии, две медсестры очень волновались, чтобы все приготовить как следует: «Вдруг отворилась дверь, и входит доктор с седой бородой, запомнились сразу его добрые глаза. Он вошел в операционную, сам перекрестился и перекрестил нас всех, обратившись со словами: “Ну что, голубушки, у вас все готово?” Мы были в волнении, зная, что должны были показаться с хорошей стороны приезжему профессору, но его мягкий и тихий голос как-то сразу успокоил и настроил на доверительное расположение во время операции. В то время мы не были привычны к тому, что в операционной была полная тишина, как при Луке. Наши врачи были не сдержанны во время операции, часто ругались, могли не только грубо сказать, поторопить, но и инструмент бросить, если что не так.
После операции, когда мы сняли перчатки, владыка снова нас всех благословил, перекрестив своей рукой, и подошел к нам, медсестрам. “До свидания, спасибо, голубушки. Ваши руки очень хорошо помогают!” – сказав эти слова, он поцеловал наши руки. Для нас это было так неожиданно, не от каждого доктора, да еще в такое время, сестрам оказывалось такое почтение».
Санитарке Александре Павловне Левиной, работавшей с ним в ссылке, в больнице Большой Мурты, он отдал для детей виноград, который ему прислала из Ташкента дочь, а они такого фрукта и не видели никогда. Святитель очень ценил ее работу и потребовал вернуть ее, когда ему поставили другую санитарку.
Безмездный врач
Всю свою жизнь Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, святитель Лука, принимал больных бесплатно. Это было послушание, которое он принял с самого начала своей медицинской деятельности и не изменял ему ни при каких обстоятельствах. В этом он следовал великой духовной традиции российской медицины, начавшейся еще с безмездного врача преподобного Агапита, одного из первых насельников Киево-Печерской Лавры, который подражал в лечении больных Самому Господу Иисусу Христу, исцелявшему наложением рук самых безнадежных больных. Те врачи, которые шли по этому пути, понимали, что они несут настоящий духовный подвиг, и потому те, кто «претерпел до конца», не изменили этому высокому назначению, сподобились удивительных Божественных даров и в своей профессии, и в духовной жизни.
Конечно, работая земским врачом, В.Ф. Войно-Ясенецкий получал жалованье, весьма небольшое, которого не хватало на семью с четырьмя детьми, а он мог часть семейных денег потратить на оборудование для больницы, купить микроскоп или научную литературу. За частную практику денег он не брал никогда, несмотря на то что семья жила на грани бедности, даже на одежду порой денег не хватало. В 1914 году он пишет жене: «Порче настроения помогает и пальто мое, которое как-то вдруг все больше стало расползаться и вытираться и постоянно напоминает мне, что у нас и гроша за душой нет. Товарищи по университету, которых я встречаю, все отлично одеты и все недовольны, что мало у них частной практики: всего на 250–300 рублей в месяц». Анна Васильевна несла крест безмездного врачевания своего мужа молча, с достоинством, без упреков и жалоб, несмотря на то что четверо детей были на ее руках – их быт, образование, развитие. Она сама хорошо шила и таким образом экономила. На кресте, установленном на могиле жены, будущий святитель Лука написал: «Чистая сердцем, алчущая и жаждущая правды». Это более всего он ценил в своей жене.
Сыновья святителя Луки в Ташкенте
Его коллега М.З. Лейтман вспоминал голодное время в Ташкенте: «Семья Войно-Ясенецких бедствовала потому, что доктор, принимая больных, никогда не принимал подношений. Жена его умоляла хоть что-нибудь приносить в дом (деньги в 1918–1919 годах потеряли всякую ценность). Ведь надо было кормить детей. Но он отказывался от всех гонораров».
В Енисейске Валентин Феликсович очень удивил заведующего больницей, когда пришел к нему и представился профессором Ташкентского университета, «в монашестве имя мое Лука», и попросил разрешить ему оперировать – не зарплату получать, не служить, а только оперировать. Доктор сначала даже задумался: не сумасшедший ли перед ним?
Святитель Лука не только не отказывал во врачебной помощи самым сирым и убогим, а напротив – сам их искал. В Ташкенте у него была специальная помощница Шура Кожушко, хорошо знавшая узбекский язык. Она находила лежачих одиноких больных, которым Войно-Ясенецкий мог оказать врачебную помощь, а Шура переводила ему их слова. Святитель Лука лечил людей других национальностей, другой веры. В Симферополе к нему обратились представители еврейской общины, которые хотели лечиться у него, но не знали, согласится ли православный архиепископ. Святитель Лука дал свое согласие.
Известен всего один случай, когда больной ушел от него, не получив врачебной помощи. В Енисейске Войно-Ясенецкий заявил поранившемуся милиционеру: «Я коммунистов лечить не стану. Я исцеляю с помощью Господа нашего Иисуса Христа, а Вы в Него не верите».
Однажды в Симферополе супруга успешно прооперированного пациента, непременно хотела отблагодарить его и не уходила, постоянно повторяя: «Чем мы Вам обязаны?» Тогда святитель довольно резко ответил ей: «Вы обязаны мне досвиданием», – и сам вышел. Даже в годы голода, войны, смуты, когда его хотели отблагодарить продуктами, – он отказывался от таких даров, смиренно принимая скудную пищу, посланную Богом.
В этом была глубоко принципиальная позиция: его работа – не способ заработка, не нечто, дающее положение в обществе, или в науке, или подпитывающее ощущение собственной значимости, это – служение людям. Когда-то великий врач М.Я. Мудров написал о призвании медика: «Кто не хочет идти сим многотрудным путем, кто… упал, в оное препнувшись, тот оставь заблаговременно священные места сии и возвратись восвояси…»
Сострадание к пациентам
«Для хирурга не должно быть “случая”, а только живой, страдающий человек», – говорил хирург-святитель. В самом деле, пометки о характере и жизненных обстоятельствах пациентов встречаются во всех медицинских трудах В.Ф. Войно-Ясенецкого и особенно в его знаменитой монографии «Очерки гнойной хирургии», которая производит на читателя впечатление не только научного труда, но и задушевного разговора с мудрым доктором, всегда готовым помочь. Причем он не делал различия между крестьянами, мещанами, дворянами или совсем бесприютными людьми, теми, кого общество в те годы относило к отверженным.
Так, в «Отчетах о деятельности Переславской земской больницы» он постоянно указывал на то, что ему не хватает отделения для венерических больных: «Для венерических больных… на весь уезд нет ни одной кровати. Тяжкое сознание своей беспомощности, своей ответственности приходится испытывать нам, врачам, давая на дом ртутные втирания покрытому заразительными мокнущими папулами невежественному больному, которого так важно, так необходимо изолировать, которого так быстро и верно можно было бы вылечить внутривенным вливанием сальварсана… Это надо изменить, в таком положении нельзя оставлять имевших несчастье заболеть сифилисом…»
Он также считал необходимым присоединить к больнице отделение для родильниц. В то время большинство женщин рожали дома, более состоятельные люди могли пригласить на дом повивальную бабку или врача. Дома рожала и жена Валентина Феликсовича. Поэтому здесь речь шла о женщинах, которые были вынуждены скрывать свою беременность или находились в таких условиях, где не было предусмотрено даже самой примитивной акушерской помощи. В отношении к людям, обществом отверженным, будущий святитель намного опережал свое время. Порой его слова звучат как евангельское напоминание: «Нельзя отказать в приеме беременной арестантке, городской прислуге, безприютной городской жительнице, прохожей женщине».
Он не только оказывал своим пациентам медицинскую помощь, но и в тяжелые годы, например во время гражданской войны, буквально спасал жизнь. В Ташкенте во время мятежа Туркестанского полка против советской власти он добросовестно лечил раненых красноармейцев, поступавших в хирургическое отделение городской больницы, но помог и раненному в грудь и голову казачьему есаулу Комарчеву. Сделал ему несколько операций по извлечению осколков, прятал у себя дома, а потом помог выбраться из Ташкента. Случай с есаулом стал известен, и на хирурга Войно-Ясенецкого донесли, он едва не попал под расстрел. По Божией милости будущий святитель остался жив, но на его жену Анну Васильевну, больную туберкулезом, это произвело такое впечатление, что ее состояние вскоре ухудшилось, и она угасла за несколько дней. Валентин Феликсович сам сидел у постели умирающей, делал ей обезболивающее, читал по ее просьбе Новый Завет. Но этой пациентке он помочь не смог…
И тогда, и позднее доктор считал, что бороться за жизнь больного нужно до конца. Ни при каких обстоятельствах врач не должен изменять этому правилу.
«Ночь ли, день ли воскресный, находится ли врач в очередном отпуске или болеет, – ничто не освобождает его от обязанности явиться немедленно в отделение, если это необходимо для спасения пациента. Этот строго заведенный порядок профессор и сам выполняет без малейшего ропота. Какой бы ни был церковный праздник, – вспоминает доктор Левитанус, – какую бы службу ни служил он в церкви, но если дежурный присылает шофера с запиской о том, что нужна профессорская консультация, Войно тут же поручает литургию другому священнику и незамедлительно выезжает к своим больным».
Его невестка Мария Кузьминична рассказывала, как в Ташкенте доктор Федермессер однажды, докладывая о смерти больного с абсцессом, добавила: «Он все равно был обречен». И тут разразилась буря. Величественный и невозмутимый Войно-Ясенецкий буквально взревел: «Вы не имели никакого права останавливать борьбу за жизнь больного!.. Даже думать о неудаче не имели права! Только делать все, что нужно!»
Сам он без раздумья брался оперировать пациентов, которые, по общему мнению, были обречены, – и иногда удавалось спасти еще одну жизнь.
Случаи гибели больных после операции, неизбежные для каждого хирурга, будущий святитель переживал чрезвычайно тяжело. Акушер-гинеколог Антонина Алексеевна Шорохова, работавшая в Ташкенте в дореволюционные годы с В.Ф. Войно-Ясенецким, вспоминала: «Валентин Феликсович болел душой за каждую свою неудачу. Однажды, задержавшись на работе, когда все врачи уже покинули больницу, я зашла зачем-то в предоперационную хирургического отделения. Внезапно из открытой двери операционном до меня донесся “загробный” голос: “Вот хирург, который не знает смертей. А у меня сегодня второй…” Я обернулась на голос и увидела Валентина Феликсовича, который пристально и грустно глядел на меня. Поразила его угнетенная поза: он стоял, согнувшись и упираясь руками в край операционного стола. На столе лежал больной, умерший во время операции…»
Он был человеком чрезвычайно требовательным к себе. Минна Григорьевна Нежанская, медсестра Ташкентской городской больницы, сказала встречавшемуся с ней М.А. Поповскому: «В делах, требовавших нравственного решения, Валентин Феликсович вел себя так, будто вокруг никого не было. Он всегда стоял перед своей совестью один. И суд, которым он судил себя, был строже любого трибунала».
Почему же коллеги иногда считали профессора жестким человеком? Валентин Феликсович, великолепный диагност, нередко говорил неизлечимому больному, сколько дней ему осталось жить. В тяжелых случаях владыка Лука не скрывал от своих хирургических больных возможность неблагоприятного исхода. Как православный христианин, намного опередив развитие биоэтики, он утверждал всегда, что больной должен знать об этом, чтобы достойно подготовиться к смерти, исповедоваться, принять причастие. В то же время он советовал молодым коллегам: «Приступая к операции, надо иметь в виду… человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле…»
Иногда суровый прогноз не сбывался. М.А. Поповский записал рассказ печника из селения Большая
Мурта в Красноярском крае Ивана Яковлевича Автушко, у которого на четвертый день войны случилось прободение язвы. Печник сам прошел три километра до больницы и с болями лег на крыльце, не решаясь рано утром беспокоить главного врача. В восемь часов вышел из рощи старик с белой бородой (Автушко так и не узнал, кто это был, называл доктора «старик-старичок» и вспоминал, что он утром всегда в роще молился, поставив иконку на пень). Хирург осмотрел его и сказал, «как филин буркнул»: «Такого одного из тысячи удается спасти. Ты погиб». Но все же стал оперировать, сделав спинномозговую анестезию, потому что печник вспоминал, что все видел: как живот резал, как кишки вынимал… «Спасибо этому старику, спас он меня. Жизнь он мне установил. Хотел я его подкормить маленько. Старик этот здесь голодовал». Автушко всю жизнь жалел, что не купил «старику-старичку» десяток яиц, чтобы подкормить его.
Врач благословенный
Владыка Лука несомненно сознавал, что дар его от Бога. Еще в самом начале своей деятельности, до принятия сана, он потребовал повесить в операционной икону и отказывался оперировать, когда ее убрали.
Все трудные, виртуозно исполненные операции, закончившиеся успешно, невозможно объяснить только врачебным искусством хирурга.
А в последние годы, в крымский период, многие случаи, когда он исцелял пациентов без операции, никакими рациональными причинами не объяснить. Его внучатый племянник Николай Николаевич Сидоркин, живший с владыкой в Крыму с 1946 по 1961 год, рассказал: «Мамочка заболела, у нее нашли опухоль груди, сказали, что саркома. И мама очень готовилась к концу, но приехала к нам. Дедушка осмотрел ее, прощупал и сказал, что ничего там нет. И в самом деле, оказалось, что ничего. Потом она говорила: “Как хорошо – жить! Счастье уже просто дышать”».
Последние четыре года жизни святитель мог видеть уже только внутренним взором
Когда святитель Лука уже плохо видел и не мог оперировать, неизлечимые больные часто просили его хотя бы присутствовать на операции. Одного из них он спросил: «Веришь ли ты в Бога?» – «Верю, Владыка, но в Церковь не хожу». – «Молись, благословляю тебя и отстраняю от операции. Пятнадцать лет не будешь иметь никакой болезни». В последние годы он исцелял одним благословением, так одной женщине сказал: «Вот вам лекарство: во имя Отца и Сына и Святаго Духа!»
И сегодня святитель Лука продолжает исцелять больных.
Еще до его канонизации, в 1991 году, в Симферополе Жанна Рубеновна Похильченко, беженка из
Баку, находившаяся в тяжелом положении, пришла на могилу святителя помолиться о здоровье своей дочери, болевшей желтухой (болезнью Боткина), прося о помощи и заступничестве. Вскоре девочка выздоровела, а проблемы разрешились по молитвам святителя Луки.
Галина Криворучко с больной дочерью Ириной, у которой был не проходящий нарыв на копчике, участвовала в перенесении мощей и молилась святителю, чтобы он сам прооперировал дочь. Когда на следующий день они вернулись в Феодосию домой, то обнаружили, что нарыв вскрыт и прочищен, а лечащий врач был удивлен, не обнаружив даже его следов на прежнем месте.
Конец ознакомительного фрагмента.