Глава 4
Наконец улица Лиды. Елена чувствовала себя выбитой из Земного измерения, поэтому, когда перед нею возникла Лёля, она взглянула на неё и откровенно расхохоталась. Так одеться, сделать такой макияж и обвешаться бижутерией могло только существо с воображением сороки: уши и нос пробиты серьгами-гвоздиками, на шее три пары цепочек, на руках кольца, браслеты, едко-жёлтое ультракороткое платье бесстыдно распахнуто на рано увядших грудях, жадные «кровавые» губы искусственно увеличены вдвое. А её наглые глаза – окна разврата! Жирно обведены чёрным карандашом, три цвета теней. Свои брови Лёлька выщипала, а выше, на маленьком, узеньком лобике нарисовала другие – удивлённые глупые дужки.
Если бы Елена была в обычном состоянии, она бы из вежливости не смеялась, но сейчас не могла остановить взрывы безудержного хохота.
– Ты что, дури обкурилась? – недовольно буркнула Лёля.
– Нет, просто очень весело!
– А ты сексапильная куколка, – со знанием дела заметила Лёлька, – хочешь стать фотомоделью, работать в Париже? Могу устроить.
– А как же! Ты уже пристроила одну модель с пузом. Сколько тебе заплатили? Тебе мало?
– Ой, не гони совдеп, подруга! С той эпохи полезно взять только два слова: «Всегда готова», к чему знаешь… Лидка дебилка, а ты с мозгами, заработаешь кучу баксов, – откровенно объяснила проститутка.
– Да, у меня хватает ума не иметь с тобой дела. Кстати, почему ты сама еще не в Париже?
– Ты за меня не беспокойся, днями вылетаю в Париж! Не останусь в этой падлючей стране, где с голодухи сдыхают такие умные придурки, как ты! – пренебрежительно выплюнула шлюха накипевшее в ней зло, резко повернулась и вызывающе завиляла толстыми бёдрами по улице, шокируя редких прохожих.
– Вот и чудно! Невелика потеря для Родины! – прокричала Елена ей вслед.
«Она не дура, а выглядит так, чтобы мужикам было видно, какая у неё профессия. Змея!» – пришла к выводу Елена.
Девушки сидели на веранде. Елена всмотрелась в глаза Лиды, и у неё защемило на сердце. Её весёлую, жизнелюбивую подругу невозможно было узнать: похудела, под пустыми глазами синяки. Казалось, самой Лиды нет, а напротив Елены сидит её физическая оболочка.
– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила Елена.
– Что? – будто вдруг проснулась Лида. – Что ты сказала? А у тебя часом нет сигарет?
– Нет, ты же знаешь, я не покупаю сигареты, не хочу привыкнуть.
– Подумаешь! Всегда можно бросить, – безразлично отреагировала Лида.
– Да, бросить легко, некоторые люди бросают курение очень часто, – улыбнулась Елена, пытаясь хоть как-нибудь развеять подругу.
Но мысли Лиды были где-то далеко.
– Лида, ты сделала аборт?
– Да, я всё тебе расскажу, просто мне тяжело начать… Мне ничего не болит, но я какая-то, это самое, пустая, прибитая…
– Расскажешь в другой раз, а сейчас я пойду, а ты отдохни, поспи, – и, окинув Лиду сочувствующим взглядом, Елена встала из-за стола, собираясь идти.
– Нет, не иди, останься! Я хочу тебе всё рассказать, всё, как было. Мне это нужно!
Елена вгляделась в опустошенные глаза подруги, села. Снова угнетающая тишина. Вдруг Елене почудилось, что эта тишина ожила и зазвенела в ушах – пронзительно, больно… Она резко передёрнулась, будто бы стряхивая с себя ужасного паука.
«Бывает ли такое с нормальным человеком? Что за день сегодня такой?!» – мысленно возмутилась Елена и погрузилась в глубокие размышления.
Подруги не заметили, как зловеще почернело небо, и напряжение от ожидания стихии сковало всё живое страхом. Собирался сильный ливень. Внезапно солнечный луч прорвал серость тяжелых туч, осветив почти фантастический пейзаж. Краски стали гуще: деревья, кусты, травы давили глаз насыщенным едко-зелёным цветом. На миг выстрел молнии превратил позеленевший мир в ослепительно белый. По небу прокатился гром. На сад налетел шальной ветер, ветки деревьев хором жалобно застонали, и первая капля дождя ударила Елену по щеке. Она вздрогнула и отодвинула свой стульчик от распахнутого окна.
– Так вот, – наконец Лида нарушила тишину, – вчера утром мы с мамой приехали в больницу. Мама там с кем-то разговаривала, потом меня повели… Я помылась, мне выдали влажную больничную сорочку, дырка на дырке… Я так замёрзла, зуб на зуб не попадал… Кстати! – и Лида вдруг сорвалась с места, убежала в дом и вернулась с какой-то помятой листовкой.
«Бедняжка! Никакой последовательности изложения! Хотя такое перенести», – подумала Елена.
Лида вручила ей листовку.
– Вот! Полюбуйся на эту тварь! Видишь какой важняк, какой умняк накинул на своё рыло?! Скотина! Обклеили этой рожей все заборы, негде курице клюнуть! – и от ненависти Лида задрожала мелкой дрожью.
– Боже мой! Так это тот самый насильник?!… Он же болотируется в депутаты от нашего округа в Верховную Раду!… Что тут пишут?… Социал-демократ… семья… двое детей… старшая дочь – студентка ДГУ… меценат… благодаря щедрым пожертвованиям на реконструкцию Преображенского храма… на благо общества… способный бизнесмен нового типа, – Елена прервала чтение, её мозг напряженно анализировал.
– Видела?! – Лида с размахом ткнула в листовку пальцем. – У подонка дочь старше меня!
В её глазах яростным огнём вспыхнула жажда мести, но Елена обрадовалась: по крайней мере сейчас Лида выглядела живой.
– Да, выродок особый! На Западе со мной не согласятся, но я считаю, что таких нелюдей надо казнить на площади… Что тут ещё? … Ага, вот! Встреча с избирателями в учебно-воспитательном комплексе… Лида, это же наша школа! Седьмого в шесть… Пойдём! – и, будто бы замыслив какую-то неслыханную затею, лукаво улыбнулась.
– Да ты что, подруга! Меня стошнит от одного взгляда на эту тварь!
– А ты не смотри на него. Что-то мне подсказывает, что мы заставим его рассказать людям о его деятельности на благо общества откровенно.
– Ну ты даешь! Говоришь, что я наивная, а сама! Он туда припрется, чтобы в очередной раз швырнуть на уши избирателей спагетти! – в глазах Лиды снова разгорелось праведное пламя.
– Посмотрим, посмотрим, – лицо Елены озарила загадочная улыбка Мадонны, – что же было дальше, в больнице?
– А как в сказке: чем дальше, тем страшнее! Легла я на то клятое кресло… Гинеколог Фаина Абрамовна, маленькая такая, толстая, прикинь, халат грязный, в пятнах крови… Полезла она туда, да как завопит: «Вон из кресла! Здесь же три месяца! Первый аборт, на хрена мне этот риск? Тебе рожать пора, девка, слазь!»
– Господи! – и Елена прикипела к лицу подруги напряженным взглядом.
– Врубаешься в моё состояние?… Я шла на этот аборт, как на казнь! Как я боялась, Лена! Как она меня прогоняла, мне захотелось аж побежать! Только представь себе весь этот ужас, так, на минуточку… Но я должна была выбросить из себя ребёнка подонка, я сама себе была противная, пока носила тот чёртов плод… И я решила – лучше умереть!
Елена залюбовалась подругой: какая она хорошенькая, когда вот так уверена в себе.
– Поэтому, пока она меня материла, я превратилась в камень. Слава Богу, пришла анестезиолог, ласковая такая, хорошая. Посмотрела, что я вся перепуганная в смерть, и давай эту Абрамовну упрашивать: и так, и сяк! – Лида закрыла глаза, её плечи дрогнули, и она тихо заплакала.
А за окном сплошной водяной стеной стоял ливень. Мир, замурованный в толще той стены, казалось, наполнился призраками: недвижимые раньше предметы, утратив чёткие контуры, вдруг зашевелились.
Лида открыла глаза и взглянула на подругу таким жалким, таким беззащитным зверьком, что Елена выдернула из сумки платочек Сатаны, вытерла её слёзы и заговорила с ней, как с ребёнком:
– Бедняжечка моя, Лидочка! Так намучилась, так натерпелась! Было очень больно?
– Да нет, не в том дело… Какой у тебя платочек, так приятно пахнет, – вздохнула Лида, шмыгнув курносым носиком, – та добрая анестезиологша сделала мне укол, ничего мне не болело, только психика моя пострадала из-за этого аборта… Как бы тебе это пояснить… После того укола я стала как бы не я, как бы вылетела из тела и зависла под потолком… Это самое, я смотрю на себя как бы со стороны… Понимаешь? Всё вижу и слышу… Вижу, как гинеколог полезла в меня, слышу как лязгают её инструменты, слышу, как она бубнит матюки… И вдруг раз! – а я стала курицей, такой здоровенной курицей, была как бы девушкой, а стала курицей общипанной, с толстыми ножками… и я, как бы курица, лежу, расставив эти ножки Буша! – Лида снова заплакала и, всхлипывая, продолжила: – А эта Абрамовна вдруг достаёт, это самое, такое большущее чёрное яйцо из меня, как бы из курицы, и говорит: «Это первое, ты снесёшь ещё много таких чёрных яиц, девка!» Прикинь, Лена, так себе на минуточку весь этот кошмар на улице Вязов!
– Лидочка, этот ужас был просто страшным сном, навеянным твоим тяжёлым состоянием. Забудь его и никогда не вспоминай!
– А потом сестричка уложила меня в кровать, ну, это уже, когда отвела в палату. Чего я только, это самое, не наслушалась в той палате! Оказывается, есть такие как бы женщины, которые идут на аборт, как на… – она наморщила лобик, – ну, как мы с тобой ходили на плавание, так часто их абортируют!
– Дуры! – буркнула Елена, у неё вдруг разболелась голова.
– Не дуры, а просто несчастные!
– Согласна, дуры несчастные… Так себя не ценить! Есть же масса способов избежать беременности!
– Почему ты у нас такая умная?! – взорвалась Лида. – По-твоему, я тоже дура? – и зарыдала, по-детски, искренне.
Елена подскочила к ней, обняла.
– Ну что ты! Тебя это совсем не касается! Разве ты могла знать, что так случится? Просто ты очень молодая, доверчивая. Поверь мне, этот подонок ещё получит своё!
Из глубины фантастических фиолетовых глаз Елены вспыхнули холодные стальные звёздочки, она нежно поцеловала подругу в щеку. Та отпрянула от неё и сквозь слёзы засмеялась:
– Ой! Ты же стреляешься током!
– Может быть это из-за молний?… Хотя… – Елена бросила взгляд за окно: дождь кончился. – Ты только посмотри, какая яркая, сказочная радуга! Хватит тебе мучиться, Лидочка! Беда в прошлом, а будущее будет чудесным! Мы с тобой молодые, красивые, вся жизнь впереди…
Ответив Елене благодарной улыбкой, Лида подошла к окну. Солнце превратило сад в роскошную сокровищницу: миллионы капель, щедро разбросанных по деревьям и кустам, сверкали драгоценными бриллиантами. Стало слышно, как на разные голоса обрадовалось всё живое: залаяло, защебетало, зажужжало, заговорило, захохотало и вдруг совсем близко запело. Наполненный многозвучием мир, казалось, увеличился в объёме.
Лида глубоко вдохнула озоновую свежесть, повернулась лицом к подруге:
– А знаешь, у меня как бы вдруг камень свалился с души! Это ты так на меня повлияла, Леночка, умеешь ты поддержать меня! Никогда, слышишь, никогда не разрешу мужику прикоснуться ко мне! Ненавижу их всех! Все они подонки, все до одного издеваются над нами, женщинами! Я буду теперь, это самое, как бы мстительницей мужикам! – и гордо расправила плечи.
Елена не отреагировала на «страшные» слова подруги: неожиданно дверь отворилась и в нее влетел белоснежный голубь величиной с коршуна. Из розового клюва чудо-птицы выпал чёрный подснежник. Елена поймала диковинный цветок, вдохнула его аромат. Сказочный голубь покружился над ней и вылетел в распахнутое окно, но она успела заметить на его груди кровоточащую ранку.
– Лида, как ты думаешь, почему чёрный подснежник летом пахнет, как ландыш?