1. В объятьях душистого низкого неба…
Камыши
Где-то мрачно, и капает с крыш,
По обочинам Родины пусто.
Лишь поодаль растущий камыш
Вызывает приятное чувство.
Сколько видела я камышей
За свои необъятные годы!
Были травы до самых ушей
Воплощением детской свободы.
Были тайны, признанья, костры,
Наш приют обходящие тучи.
Чувства странные этой поры,
Словно запах болота, живучи.
Для любой ли доступно души
Ощущение то, – неизвестно,
Но, как вижу в пути камыши,
Мне становится жить интересно.
«Однажды я искала хрен в тумане…»
Однажды я искала хрен в тумане.
Отец соленье делал. Вкуснота —
Поесть груздей хрустящих на сметане.
– Поди, добудь хренового листа, —
Сказал, – тебе же ведомы в природе
Съедобные растения, цветы,
И в городе, как будто в огороде,
Сыскать чего угодно можешь ты.
Я помнила, что у кинотеатра
Видала лист хреновый. В том году
Не стала рвать, оставила «на завтра»,
Предчувствуя грядущую нужду.
Густой туман и осени сиянье
Сознание захватывают в плен.
Я стебли тереблю, веду желанье,
А хрена нет! Куда девался хрен?
Всё исчезает в местности убогой,
Не выказав продления примет.
Хожу я на автобус той дорогой
И всё смотрю: где хрен? А хрена нет.
«Мы люди дикие и, кажется, больные…»
Мы люди дикие и, кажется, больные.
Кому так кажется, то кажется, что мы
Не то, что лунные, но всё же не земные,
С наводкой внешнею на хрупкие умы.
Мы люди смелые, богатые, лихие,
И превращаемся в балдеющих зверей,
Когда грохочет гром, когда ревёт стихия,
И в тёплых лужах полусферы пузырей.
Мы люди местные, сырые, водяные.
Мы любим Родину и тину на ушах.
Её струящиеся нити ледяные
Жуём в течениях и дышим в камышах
Сладчайшей плесенью, не помня дня и года,
Не чуя времени совсем, когда земля,
Вода, еда, – кругом, – стихия и свобода,
Всё безоплатное, и дадено с нуля!
И с наших лиц нейдут довольные улыбки,
И наше счастие не кончится, пока
Бог грамматические делает ошибки,
Черты блаженные вставляя в ДНК!
«Как на болоте пастухи…»
Как на болоте пастухи
По ягоде сбирают клюкву,
Он конструирует стихи,
Сочней выискивая букву.
Чтоб не болталась на гвозде
Неровно вбитая нелепость,
Всё чешет репу в борозде
Вчерашний неуч, неглядь, непись.
А ныне уч и глядь, и тот,
Кому ниспосланная свыше
Волна сомнительных частот
Ботву в безветрие колышет.
«Я вышла в пять утра в туман…»
Я вышла в пять утра в туман,
Летела птица над дворами,
Сидел на лавке наркоман,
Несло душистыми парами.
Седой мужик вошёл в подъезд.
Наверное, ночной рабочий.
Я десять лет из этих мест
Не выезжала, – дом не отчий,
Но всё-таки уже родной,
Такой таинственно-чудесный.
Тогда, в июньский выходной,
Пока был бледен свет небесный,
Хотелось засолить грибы,
Как будто осень наступила,
Как будто я в делах судьбы
Незнамо что поторопила.
Поплыл, поехал мой туман.
Носились птицы влево, вправо.
Летал над лавкой наркоман,
На свой туман имевший право.
«Чудесное утро осеннее…»
Чудесное утро осеннее.
В умытом трамвае свежо.
Четверг, даже не воскресенье,
А жить хорошо-хорошо.
Не надо придумывать сложности,
Не надо любить не того.
Такие повсюду возможности,
Что хочется крикнуть: «Ого!»
Как движется время талантливо
И нас размещает в себе!
И выберете вариант ли вы:
Глухому играть на трубе
Иль ползать по небу бескрылому —
Всё встанет само на места.
Обрадуйся солнышку милому,
Бреди от моста до моста
По городу, только что сизому,
И вдруг превращённому в рай.
Скажу я товарищу лысому:
Процессам судьбы доверяй!
Ведь волосы-то отрываются,
Когда ты охвачен виной.
Их корни и нервы сжимаются
От всякой печали земной.
Останься в сознании девственном,
Пока не погас окоём,
И мы в маринаде божественном,
Как пьяные вишни, плывём!
Март
А какой вчера был яркий март!
Вспоминался месяц тот же самый:
Нежный ветер, солнечный азарт
В том году, когда я стала мамой!
Тёмные очки и хвост трубой —
Культпоход за бифидокефиром:
Радостно везла перед собой
Транспорт с беспокойным пассажиром!
А сегодня март уже не тот,
Зябнут ноги в обуви подмокшей.
В интернете шарит обормот —
Той весны подарочек подросший.
Мне остались от щедрот Земли
Пух и перья. Господи Иисусе!
В дневнике летают журавли,
Проплывают лебеди да гуси.
«Апрель швыряется порывами ветров…»
Апрель швыряется порывами ветров
И заставляет доставать из сумки шапку.
Вот музыканты распевают про коров,
Несёт бухгалтер перетянутую папку,
Бежит студент, с ушей свисают провода,
Гуляет кошка по квадратикам дороги.
И существую я! Хоть нервы никуда,
Редеют зубы, еле двигаются ноги.
Весною нас, больных и бедных, любит Бог.
Чуть помечтаешь – и уже под стать герою
Иным становишься от головы до ног
И чистишь пёрышки пред каждою зарёю.
Мы просто есть! И нет пьянее ничего
Весны, идущей семимильными шагами.
Благодарю тебя, Господь, за торжество
Бытийной радости в простом апрельском гаме!
«Вот снова август. Нежная печаль…»
Вот снова август. Нежная печаль.
Так хочется отбросить все заботы.
Ведь лето убегает, лета жаль.
И август ждёт моей прощальной ноты.
Он просит спеть ему полётный гимн
О ласточках маневренных дворовых,
Пока мой летний мир не стал другим,
Не вспомнил о сомненьях нездоровых,
Унылых мыслях, тщетности страстей,
Пока в душе ещё хоть что-то живо,
Пока язык болтает без костей,
А в уличных кафе разносят пиво.
Похоже, я и впрямь сейчас пою
Лишь оттого, что дивная погода,
И ласточки летают в честь мою,
И летний рай не ведает исхода.
Октябрь
Рябины ягодами спелыми полны.
Я поклевала бы в дорогу, будь я птица,
И полетела б над пластами тишины,
Чтоб где-нибудь на тихой крыше опуститься.
Дома – виденья, корабли без берегов.
Из трюма бабушка за хлебом выползает.
Два поворота, сто четырнадцать шагов,
И тайна осени к полудню исчезает.
«Вдруг сорваться из дома, и стрелою – в метро…»
Вдруг сорваться из дома, и стрелою – в метро.
Через час из подземья – по ступеням бегом.
На платформе Удельной, дверь держа сапогом,
Двинуть тело и сумку в электрички нутро.
Вот и выпили водки средь могучих снегов,
Раскопали поляну меж лесов, берегов.
И нарезали сало,
И ещё по одной!
В целом свете не стало
Вмиг печали земной.
Коль на озере ночью подожжёшь фейерверк,
То отпразднуешь праздник бытия своего.
Снег, лопата и лыжи нас сдружили навек,
И с раскидистых елей снизошло волшебство.
Сказка, тайна и фокус —
Жизнь прожить, и – заметь! —
На последний автобус
В миг последний успеть!
«Я хочу тебе рассказать о том…»
Я хочу тебе рассказать о том,
Как сияют мои снега,
Как простое счастие ловишь ртом,
Как на лыжах идёшь в бега.
Всё плохое где-то лежит вдали,
Всё тяжёлое позади.
Тишина небес, красота земли
Да серебряные дожди,
Да на елях белые облака,
Да на соснах копна чудес.
Под тобою Лета – твоя река.
Берега подпирает лес.
А на самом деле карельский сон —
Не река, а озеро тут.
Старой финской церкви далёкий звон.
Рыбаки по снегу идут.
Эта тайна жизни моя навек —
Забывать про судьбы подвох,
Что калека я посреди калек.
Просто знать, что я – это Бог.
Лумиваара
Простая оттепель, а, кажется – весна!
И веселей душе становится, ей-богу.
Как хорошо, что на сегодня цель ясна —
Идти домой и собираться в путь-дорогу.
Ура, Карелия! По трассе ледяной
Мы скоро въедем на твои крутые горки.
Чтоб накормить моих бойцов, всегда со мной
Замаринованная курица в ведёрке.
Бойцы довольны, красоты земля полна.
Её возможно пригубить и насладиться.
Неблизкий путь, блестит меж ветками луна.
В кармане рация: я – Гусь, привет, Синица!
Смотри как клонит над дорогою сосну
В клубах пушистого подснеженного пара.
Ответь Еноту, Белка, если я усну!
Провозгласи в эфир: привет, Лумиваара!
Западно-Карельская возвышенность
Молчит моя душа при виде валунов,
морен и диких скал на озере Пизанец.
Седая голова моя не видит снов,
лишь бродит по щекам натруженный румянец.
Четырнадцать часов дорожные столбы
мелькали по бокам, а нынче столько жара
в ногах, и, как цветы, растут везде грибы.
О чём же говорит гора Воттоваара?
Шаманские шаги услышишь между мхов.
Ступени в небеса кем выбиты на камне?
Такая красота не требует стихов!
Увидеть, чтобы жить! И не стареть пока мне.
«В ту июньскую полночь, когда мне…»
В ту июньскую полночь, когда мне
Было горько от сложных вещей,
Я влюбилась в огромные камни,
Я влюбилась в копчёных лещей.
Синеглазая ночь на заливе
Растревожила разум и плоть:
Ты счастливей, намного счастливей
Тех, с которыми сводит Господь.
Тех, с которыми в самом начале.
И которыми миг окрылён.
Теплоходик стоял на причале,
Лился песен малиновый звон.
Совершалась такая рыбалка,
Как увидеть во сне не могу.
И нисколько, нисколько не жалко,
Что в траве потеряла серьгу.
Так дрожала огнями дорожка!
Так хвоя догорала, треща!
Рано утром бездомная кошка
Доедала остаток леща.
Онега
Это ж надо так было отъесться
На копчёных лещах и грибах!
Переполнено чувствами сердце,
Анорак вкусным дымом пропах.
О, моя дорогая Онега!
Неустанного ветра вытьё.
Как заглавная буква Омега
Восходящее солнце твоё.
Мы рыдали с тобой на рассвете,
Вдруг такое, такое (!) поняв…
Так рождённая строчка в поэте
Облегчит ему тягостный нрав.
Разделённое небо и волны.
Разделённые мысли с тобой.
Чайки белые были довольны
Щедрой пищей, – блестящей, живой.
Корабельные сосны гудели:
Всё пройдёт, всё пройдёт, всё пройдёт.
Будешь чувствовать жизнь на пределе, —
Не приедешь сюда через год.
Вот уж город – проспектов стаккато,
В душной кухне готовятся щи.
Только дрогнет душа в час заката:
В нашу бухту заходят лещи!
«Тумана сомлевшего сонная нега…»
Тумана сомлевшего сонная нега
Вплывает. Полна атмосфера озона.
В тебе расширяется нежная зона
В объятьях душистого низкого неба.
А осень за тёмной скалистой каймою
Озёр, не отдавшихся властному лесу,
Из почвы тепло нагнетает земное —
Грибы из подземия душного лезут.
Всё – чудо! Всё – есть! Самого тебя нет лишь
Средь шороха листьев и сучьев скрипенья.
Но если себя осознаешь, заметишь —
Дубиной ума не гаси вдохновенья!