Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое,
и то, что ты не можешь сносить развратных,
и испытал тех, которые называют себя апостолами,
а они не таковы, и нашел, что они лжецы;
ты много переносил и имеешь терпение,
и для имени Моего трудился и не изнемогал.
Но имею против тебя то,
что ты оставил первую любовь твою.
Итак, вспомни, откуда ты ниспал,
и покайся, и твори прежние дела;
а если не так, скоро приду к тебе,
и сдвину светильник твой с места его,
если не покаешься. Впрочем, то в тебе хорошо,
что ты ненавидишь дела Николаитов,
которые и Я ненавижу.
Пролог
28 июля 2012 года
Нью-Йорк
– Готовы, сэр?
Я поднял большой палец, прижимаясь к стене рядом с проломом, с левой стороны. Машинально коснулся рукой цевья автомата, хотя умом понимал, что, случись на улице ночной вертолет-охотник, – автомат не поможет. Просто с автоматом как-то спокойнее…
– Три-два-один!
На счет «один» мы выскочили из пролома, пригибаясь, бросились через улицу. Бежать было тяжело, то тут, то там обгоревшие остовы автомобилей делали эту дистанцию бегом с препятствиями. Под ногами противно хрустело стекло, запах гари шибал в нос. Не обращая внимания ни на что, я бежал за своим провожатым, ориентируясь только по его спине. Сержант ходил этим путем до штаба не один раз, и прошлые разы он был безопасным…
– Сюда, сэр…
Нырнули в пролом, темнота сразу подействовала как-то… успокаивающе. Положив руку на пистолет, я осмотрелся.
– Чисто.
– Чисто, – подтвердил и я.
Мой провожатый улыбнулся:
– Еще немного, сэр. Лаз почти рядом…
Громыхнуло, содрогнулась земля, с потолка посыпалась пыль. Что-то угрожающе заскрипело…
– Еще одно попадание – и нас тут похоронит… – высказал я беспокоившую меня мысль.
Сержант, выделенный мне в провожатые командованием позиционного района Омега-Браво, надвинул на глаза ночник, пробежался взглядом по стенам, изучая метки. Совсем недавно в стандартный комплект снаряжения солдата армии САСШ поступили специальные химические карандаши, написанное ими было видно только в прибор ночного видения. Прочитав оставленную до него неизвестными героями этой войны наскальную живопись, сержант достал свой карандаш, сделал на стене несколько своих пометок…
– Готово, сэр. Судя по записям, впереди чисто.
Я скептически хмыкнул. Совсем недавно я потерял человека из своего отряда только потому, что в первый и последний раз поверил находившимся рядом североамериканцам, что впереди чисто. Десантники могли быть в любой точке города, в том числе и внутри позиционных районов. Не говоря уж про бойцов САС, с которыми мы пару раз цапнулись. Неслабо так цапнулись…
– Не верю я записям… – С этими словами я достал из разгрузки тепловизорную насадку, начал устанавливать ее на винтовку впереди прицела. Примерно прикинул: пара часов в батарейках еще точно есть, а вот дальше батарейки придется либо доставать новые, либо подзаряжать имеющиеся в полевых условиях. Раньше, конечно, таких вот устройств, как компактный тепловизорный прицел, дающий возможность видеть даже сквозь стены, не было – но и голова насчет того, где взять батарейки посреди разрушенного войной города, тоже не болела…
– За мной. Скрытно только. Пошли.
Ползти по коридору было тяжело, весь он был засыпан кирпичом и мусором, а в центре и вовсе обрушен. Пахло дымом, паленой пластмассой, горелым мясом. Массивная бетонная плита при прямом попадании, скорее всего вертолетного НУРС, ушла вниз, открывая прямую дорогу на второй этаж…
– Делаем со второго этажа…
Сержант тяжело сопел где-то позади. Вот она, разница между спецами и штурмовиками, даже отлично подготовленными. Спеца ты не услышишь, пока он тебя ножом по горлу не чиркнет…
На втором этаже еще один НУРС выломал кусок стены – но устроился я не там, а на груде мусора, встав на колени. Если дом под прицелом снайперов – то именно на этом проломе как на наиболее удобной снайперской позиции сосредоточено их внимание. Я же не просто в коридоре – я сместился в дверной проем одной из комнат, ограничивая себе зону обстрела, но приобретая относительную безопасность. Заметить меня будет сложно…
Повел прицелом, медленно, сантиметр за сантиметром осматривая улицу, которую нам предстоит пересечь. Все то же самое – разбитый, обгоревший остов машины, разорванный пополам прямым попаданием ПТУРа, скорее всего вертолетного, автобус, который использовался в качестве баррикады. Массивное здание молла, от которого остался только остов, – стены, перегородки, в основном стеклянные или из гипсокартона, выбиты, кое-где на этажах что-то горит, ослепительно белым заревом полыхая в перекрестье прицела. По улице стелется тяжелый, чадный дым – где это еще возможно, обороняющиеся жгут соляр, пластмассу и все, что может давать хороший дым – чтобы хоть как-то уберечься от высокоточного оружия. Впрочем, британцы высокоточное оружие берегут, применяют его только по выявленным штабам и особо важным целям. А так – долбают из развернутых на своих позициях гаубиц, добивая тяжелораненый город…
Сдвинулся чуть вперед.
Оп-па… А это что за номера…
Левее, на самом пределе поля зрения, на последнем этаже девятиэтажной офисной коробки-билдинга. У самого края. Вообще туда случайно посмотрел, на самом пределе видимости…
– Сардж – левее, на триста. Девятый этаж. Знаешь их? – спросил я, передавая винтовку.
Мне лично эти деятели с последнего этажа не понравились. Совсем не понравились. Судя по засветке на тепловизоре – четверо, как раз один патруль САС. Один залег на самом краю с чем-то, напоминающим тяжелую снайперскую винтовку, второй – чуть левее, с чем-то, напоминающим пулемет. Еще двое у прибора наблюдения. И там же на треноге стоит нечто, напоминающее легкий противотанковый ракетный комплекс.
– Нет, сэр, я их не знаю…
– Стой! – остановил я сержанта, уже схватившегося за рацию – не лучший способ покончить с собой. Если это те, о ком мы думаем, они сидят на частоте. Связь – дерьмо собачье, они знают и частоты, и коды дешифровки.
Скорее всего и в самом деле САС. Двадцать второй полк, мать его так. Это их тактика последнего времени. Группа наблюдения, они высаживают их с вертолетов на высотные здания, рядом с точками, которые кажутся им узлами обороны. Они наблюдают за ними столько, сколько нужно, потом либо уничтожают их сами, либо вызывают «Харриеры» с высокоточными боеприпасами. Проклятые «Харриеры»: если в воздушном бою с нормальными истребителями они мало что стоят – то тут в городе им цены нет. Идеальны для поддержки наземных сил – взлетают с любой подходящей площадки типа школьного стадиона, несут до четырех тонн нагрузки, скорость больше вертолетной, могут висеть на одном месте. Если сюда вызовут эти «Харриеры» – конец, без вариантов…
– Сделаем так. Есть код опознания трассерами или ракетами?
– Есть. Три-один на сегодня.
– Сваливай отсюда. Найди точку, не в этом здании, оттуда дай сигнал опознания. И сваливай. Еще лучше – автомат за что-нибудь закрепи, леску к спусковому крючку и дергай. Если что – я их сниму. И не высовывайся. Точка встречи, если что – вон тот автобус, запасная – основной вход в молл. И не рискуй, уйди в укрытие, потом и давай сигнал.
– Понял, сэр…
– Давай.
– Доброй охоты, сэр.
– И тебе, сардж…
Думал ли я когда-нибудь, что мне придется командовать не отрядом морских диверсантов-подводников, не русским кораблем, а отрядом американских морских пехотинцев, из последних сил пытающихся отстоять свою страну от нашествия. Однако же пришлось. Шел две тысячи двенадцатый год от Рождества Христова, и это был Нью-Йорк, не сдающаяся на милость врагу столица погибающей в агонии страны…
Город держался уже восемнадцатый день, держался несмотря ни на что. Британцы перебрасывали морем и по суше из Канады все новые и новые силы – но город держался. Недавно прошла информация, что город отрезан от страны экспедиционными силами британцев, прорвавшими оборону в Северной Каролине, – но город все равно держался. Его обороняли и солдаты, оставшиеся верными законно избранному правительству, и местные жители, в основном из не слишком богатых пригородов, не пожелавшие снова становиться британским доминионом. За время обороны – а я с отрядом был здесь уже шестой день – я видел даже пацанов-скаутов, приходивших в отряды с винтовками двадцать второго калибра, подаренными им отцами, большей частью уже павшими в бою. Они приходили и говорили, что отказываются эвакуироваться и будут сражаться. Когда их спрашивали, за что, они говорили – за независимость. Про североамериканцев можно было говорить и думать всякое – но не уважать в эти минуты их было нельзя…
Город горел… Десантные части британского экспедиционного корпуса сжимали кольцо, наступая как с территории Канады, так и с моря, высаживаясь с десантных кораблей. К этому времени сыны Туманного Альбиона уже полностью господствовали в воздухе, превосходили части, обороняющие город, по живой силе и бронетехнике – вот только продвинуться дальше и окончательно захватить город, развить успех десантников они пока не могли…
Надо сменить позицию – пока есть время. У сержанта выбраться на позицию, найти подходящее место и путь отхода, прикрепить автомат – все это займет минут десять. За это время надо найти подходящую позицию, так, чтобы быть защищенным в максимальной степени и отчетливо видеть цель…
Лучше всего для этого подойдет пролом – пролом в стене. Такой пролом в стене можно найти в любом здании, оттуда и стрелять, частично укрывшись за той же самой стеной. Всего четыре точных выстрела – и дело сделано…
Надеюсь, что сделано…
Все эти дни, пока мы были здесь, пытались получить нужную нам развединформацию, налаживали контакты с армейскими частями и морскими пехотинцами, вместе с ними действовали против британцев, был приказ не вмешиваться ни во что, но выполнить этот приказ было невозможно – все эти дни меня не покидало стойкое ощущение дежавю. Все это уже было – несколько лет назад и далеко отсюда: пылающий город, обгоревшие машины на улицах, отдающий под ложечкой слитный грохот орудий. Бейрут – вот где это было. Говорят, что все возвращается. И, наверное, правильно говорят. Здесь и сейчас – вернулось по полной: горящий Бейрут вернулся горящим Нью-Йорком, и бывшие союзники превратились во врагов, а враги – в союзников. Воистину, каждому отливается по полной – осталось только увидеть горящий Лондон и заходящие на бомбометание палубные бомбардировщики с окруживших проклятый остров авианосцев. Только тогда можно будет считать, что день расплаты – настал, справедливость – восстановлена…
А вот и подходящее место…
Включив фонарик, наскоро осмотрел комнату – это было какое-то федеральное учреждение. Все в норме – ни в полу, ни в стенах, ни в потолке дыр нет. Готовясь к очаговой обороне, дыр сделали немало – для срочной эвакуации, для переходов с этажа на этаж минуя лестницы, для того чтобы забрасывать гранаты с верхних этажей на нижние. Здесь их нет, два пути отступления – в коридор через дверь и через окно. Стрелять можно из дверного проема, подтащив туда… да вот этот ксерокс и подойдет как раз. Массивный офисный аппарат, выдает десятки копий в минуты – но сейчас ценно только то, что он удержит пулю и заслонит собой половину дверного проема, как раз создав упор, чтобы стрелять. Большего сейчас и не надо…
Трассеры метнулись из развалин быстрее, чем я ожидал – я только успел вскинуть винтовку. Догорающие жгуты огненных трасс впились в ночное небо, я успел рухнуть на колено за ксероксом, опирая винтовку на руки и крышку машины в более-менее удобное положение. И как раз в этот момент пулеметная очередь хлестнула со стороны высотки, через дорогу по подвальному этажу, развернул свою винтовку снайпер…
Ну-ну… Кто вы такие – непонятно. Но точно не свои…
Винтовка отдала в плечо – раз за разом, довольно слабо для такого патрона. Непривычно – в разведпоиске на территории противника необходимо пользоваться его оружием, чтобы не выделяться. Вот мы и пользуемся – винтовками знаменитой Fabrique Nacional из Льежа, новейшими FN SCAR, принятыми на вооружение североамериканских спецвойск и производящимися на североамериканской мануфактуре FN. В русской армии и ВМФ они тоже приняты на вооружение как оружие ограниченного стандарта – для спецподразделений, готовящихся действовать на территории противника…
Ослепительно белые фигурки в прицеле, прильнувшие к пулемету и снайперской винтовке, замерли, те, что были рядом с прибором наблюдения, сползли вниз по стене, одного отбросило назад и он исчез из поля зрения прицела. Ни один из них не успел выстрелить в ответ. В этом и есть современная война – никаких дурацких дуэлей, ты стреляешь первым и побеждаешь, стреляешь, прежде чем выстрелят в тебя…
Опережая возможный ответный огонь, метнулся вниз, на пол. Секунда, две, три – и я уже вне комнаты, вывалился со второго этажа на улицу, которую мы только что перебежали, завалился за изрешеченный пулями и стоящий на обгоревших дисках на асфальте внедорожник. Замер.
Ничего. Глухой грохот крупнокалиберных пулеметов с севера, ухающие разрывы гаубичных снарядов, расчерченное разноцветными трассерами небо, зарево пожаров на горизонте.
Все, как тогда…
Из полуподвального окна отсигналили трижды тусклым красным фонарем, я нашарил фонарь на разгрузке, мигнул в ответ один раз. Код опознания надо помнить так, как помнишь свое имя и свое задание; без него запросто нарвешься на огонь своих же. При очаговой обороне в городе – запросто…
Выключил прицел, снял его и убрал – нечего батарейки зря жечь. Закинул винтовку за спину, извиваясь ужом по асфальту, пополз туда, откуда отсигналил фонарем сержант. Пополз, осторожно ощупывая дорогу перед собой. Может быть все, что угодно – и растяжка, и провод под напряжением. Иногда пальцы попадали во что-то липкое – на это я уже давно не обращал внимания…
Перевалился через узкую щель в полуподвал, относительно целый. Сержант присел на колено у стены, высматривая что-то на улице…
– Что?
– Вон там, у противоположной стены, сэр… Мелькнуло что-то.
Еще, что ли, одна группа?
Сменил магазин.
– Почему тогда они меня не пристрелили, сержант? – высказал я мучившую меня мысль вслух.
– Не знаю, сэр…
Вот и я – не знаю…
Путаясь в каких-то трубах – котельная здесь была, что ли, переместились к ведущему наверх пролому, багрянеющему отсветом пожаров. Сержант принялся осматривать здания впереди, я стоял чуть позади с оружием на изготовку. Если откроют огонь – я ударю в ответ по вспышкам.
– Впереди посмотрел?
– Чисто, сэр.
– Как идем?
– Вон там бронемашина, подбитая посреди дороги. Броском – до нее. Вход – левее на двадцать.
– Там нас пулями не встретят?
– Нет, сэр. Посты дальше, в развалинах первого этажа. Там же – растяжки, но я знаю, как они стоят. И пароль знаю.
Растяжки могли и переставить.
Не доверяя сержанту, сам опустил на глаза ночник, осмотрел, что перед нами. К ночнику тоже нужны батарейки, но если что – обойдемся и без них, а вот тепловизор будет жалко, если сдохнет. С тепловизором ночь – твоя.
– На счет три. Я иду первым, ты – прикрываешь. Три, два, один…
Метнулся в пролом, под ногами захрустел битый кирпич, и тут буквально спиной почувствовал, что на меня кто-то смотрит – сверху и со спины. Кувыркнулся – как заяц от дроби охотников, прыжком завалился за машину, стоящую у самого тротуара.
Вовремя! Справа, со спины, перебивая друг друга, ударили сразу несколько винтовок, пули разорвали асфальт, прошлись стальным градом по остову машины. Засада! Еще одна засада в доме, стоящем напротив и правее торгового молла, видимо, прикрывающая первую засаду. И какая засада! Увидев, как погибла первая группа, они не стали делать глупостей, они не стали демаскировать свою позицию, они просто подождали, пока мы не пойдем к моллу – если мы подошли отсюда, другой дороги все равно для нас нет. А сейчас они отрезали меня огнем и ждут, кто же придет мне на помощь.
Хорошо рассчитали. Молодцы. Но и я к таким расчетам готов.
Не дожидаясь, пока одна из градом летящих пуль заденет меня, я нащупал справа на разгрузке заветный цилиндр, достал его, едва не оборвав карман, рывком выдернул чеку и бросил гранату себе за спину…
Вспыхнуло – с нестерпимо ярким, режущим глаза светом полыхнул магний. Прибор ночного видения, сетчатка глаза – такая вспышка слепит все. Кто-то сразу заткнулся, кто-то продолжал стрелять, но уже неприцельно. Не дожидаясь, пока британцы придут в себя, я перекатился к капоту, уходя от пуль, и открыл огонь, ориентируясь по вспышкам выстрелов в четырехэтажном здании напротив.
Первым заглох пулемет – он давал более яркую вспышку пламени и сейчас лихорадочно бил левее того места, где я был, пулеметчика ослепило вспышкой, и он бил непрерывным огнем наугад, запарывая ствол и не давая мне подняться. Перевел винтовку левее, двумя быстрыми выстрелами погасил еще один огонек в оконном проеме. Азарт поднимался волной, делая неуязвимым. От молла по четырехэтажке лихорадочно застучал пулемет, поддерживая и прикрывая меня…
И тут – что-то разорвалось левее, в нескольких метрах, около кузова грузовика, пахнуло нестерпимым жаром. Словно локомотив разогнавшегося под гору поезда сбил меня с ног и прокувыркал по асфальту. Потом свинцовой тяжестью навалилась темнота…
Пришел в себя не сразу. Сначала появилась боль. Тупая такая, будто кто-то ритмично бьет меня большой киянкой – деревянным молотком по голове. Раз за разом, настойчиво и прямо по затылку. При каждом ударе перед глазами колышется красная пелена…
Не открывая глаз, приказал себе пошевелить пальцами ног. Осознал, что шевелятся – значит, не все потеряно. Потом точно так же пошевелил пальцами рук – шевелятся тоже и даже боли нигде нет, если не считать головы. Значит – пронесло, только контузия. Вытащили…
Осторожно сел, приходя в себя. Меня оттащили в подвал, или, возможно, это подземная стоянка, и положили на импровизированное ложе, состоящее из каких-то ящиков и спальника. Дали отлежаться – и спасибо.
Ощупал себя – пистолет на месте, в кобуре, винтовку забрали. Жаль, если пропадет, хорошее оружие. Впрочем – разжиться оружием в городе нынче не проблема, оно на каждой улице, подбирай и стреляй. Его нынче больше, чем стрелков…
Поднялся на ноги, оперся о ноздреватую бетонную стену, постоял так. Шатало, к горлу подступала тошнота…
Надо выпить.
Фляжку, которая была пристроена в нагрудном кармане, прикрывая область сердца, у меня забрать никто не догадался, хотя если бы знали, что там, – наверняка бы забрали. От первого глотка затошнило, едва не вывернуло прямо на месте, второй пошел уже лучше. Коньяк обжег рот, проскользнул подобно фокстерьеру в лисью нору.
Хватит…
Опираясь рукой об стену, я пошел искать командование…
Подвал. Большой, просторный, кое-где стены уже змеятся трещинами, но все еще держатся. Бухтит генератор, недобрым, зеленым светом светят химические источники, делая лица зелеными, как у упырей. Кое-где безжалостно светят переносные прожектора, из одного угла подвала второй не виден, большая часть его во тьме. Какие-то перегородки…
В подвале были люди. Люди в форме, с винтовками, солдаты, из последних сил обороняющие обреченный город. Расставив полевые компьютеры и информационные терминалы, они работали, напряженно вглядывались в бегущие строчки, пальцы мельтешили по клавишам. Рядом же стояли терминалы голосовой связи, пульсировавшие голосами с передовой. С линии фронта, проходящей в квартале-двух отсюда…
– Зулу-Браво шесть, наткнулись на сильное сопротивление по координатам дельта-один-три-один – восемь-зеро-зеро-девять-один. До роты противника, не менее двух единиц тяжелой бронетехники. Просим поддержки.
– Альфа-Браво, прорыв колонны противника, усиленной бронетехникой, в твоем секторе, левее монумента, на девяти часах от нас!
– Альфа-Браво два и Альфа-Браво три, обходим их с фланга, прошу поддержки огнем!
– Гризли два-один, снайперы в высотном здании левее от тебя на десять. Вопрос: наблюдаешь их?
– Голиаф, проще все здание обрушить, чем подавлять поодиночке. Прошу разрешения на использование термобарических боеприпасов, прием.
– Голиаф всем Гризли! Для подавления огневых точек противника в зданиях подтверждено использование термобарических боеприпасов, как поняли, прием…
– Внимание всем! Подтверждено наличие десантной группы противника в здании на точке Альфа-два-пять. Чарли-Альфа, приказываю выдвинуться к зданию для ликвидации десанта противника, как понял, прием…
– Альфа два-пять – это здание федерального резерва, огонь ведется с крыши и с верхних этажей здания, как поняли, прием…
– Эвакуационная площадка в секторе шесть под огнем, садиться не могу…
– Чарли-Дельта, приказываю подавить огневые точки противника в секторе шесть, ведущие огонь по эвакуационной площадке. При выдвижении на исходные прикроем тебя огнем, как сможем. Как понял…
– Я Альфа-Фокстрот, четыре «Харриера» прошли надо мной, направление двести семьдесят.
– Вас понял, Альфа-Фокстрот, готовим встречу…
– Голиаф, это Ромео три. Наблюдаю скопление живой силы и бронетехники противника. Прошу артиллерийский удар по координатам…
Рядом, у стен, до верха стоят зеленые ящики, кейсы с оружием, вскрытые пакеты с боеприпасами. Кто-то курит, воспользовавшись редкой свободной минуткой, кто-то чистит оружие, кто-то набивает магазины и пулеметные ленты. Тут же, прямо на бетоне, фельдшеры пытаются что-то сделать с ранеными – хотя на всех их явно не хватает. В углу – зеленые, застегивающиеся на молнию мешки, где нашли последний приют те, кто победы уже не увидит.
Будет ли она, победа? А зачем воевать, если не веришь в победу?
Только сейчас я понял, что молоток, бьющий мне по затылку, существует в реальности. Наверху, в промежутках между едва слышной отсюда автоматной перестрелкой, бормотанием пулеметов и грохотом скорострельных пушек, размеренно ухают разрывы. Накрывают район где-то близко отсюда – но и сюда весь ужас того, что происходит наверху, доносится в виде глухих ритмичных ударов, заставляющих едва заметно содрогаться стены…
– Коммандер. Коммандер!
Я обернулся…
– Сержант…
– Черт. Сэр, вам нельзя было вставать.
– Я уже встал. Где мое оружие?
Оружие мое было за спиной у сержанта, вместе с его штатным Ar-20. Хорошо, что нашлось, привык уже…
– Целы?
– Цел, сэр. Контузило только. Вас тоже, еще сильнее даже. Нас сюда затащили…
– Кто командует?
– Полковник Уилкинс, сэр. Я ему уже доложился.
– Ведите…
Штаб полковника Уилкинса располагался в самом углу, туда были направлены переносные прожектора, и несколько человек склонились над картой позиционного района обороны. Там же в пирамиде стояло их основное оружие, рядом работало несколько терминалов связи.
– Сэр! – я постарался вытянуться по строевой стойке, насколько мне позволяло мое состояние…
Невысокий, в грязной полевой форме без знаков различия человек поднял свой взгляд на меня:
– Вольно…
– Спасибо, сэр… Коммандер Рейвен, позиционный район Омега-Браво.
Выбирая себе позывной, я особо не мудрствовал. Ворон по-английски «рейвен», значит, пусть и будет Рейвен…
Полковник рассматривал меня больными, красными от усталости глазами. В безжалостном свете прожекторов его лицо казалось серым…
– Так вы и есть коммандер Рейвен…
– Так точно, сэр.
Полковник провел ладонью по лицу, зачем-то посмотрел на карту.
– Могу вам только выразить благодарность, коммандер. Вы здорово обеспечили наш фланг. Если бы не вы…
– Сэр, районом обороны командует майор Пикеринг.
– Бросьте… После гибели Вулби районом командуете вы. И если бы не вы – у нас были бы куда более серьезные неприятности, чем те, которые есть сейчас. Черт, никогда не думал, что буду благодарить за это русского…
– Спасибо, сэр…
– Перерыв, десять минут… – скомандовал полковник, – после перерыва приступаем снова. Передайте всем, чтобы сменили частоту. И выставьте новые датчики…
Про то, что я русский, знали уже многие. Наверное, и британцы тоже. Шила в мешке все равно не утаишь, да и смысл? В одних ведь окопах воюем. Суровая правда войны – ты поцелуешь любую задницу, что вытащит тебя из дерьма, кому бы она ни принадлежала. А среди североамериканцев ненависти к русским нет, даже среди военных, готовившихся воевать с нами. В этом я уже успел убедиться…
– Пойдемте, коммандер. Время познакомить Ромео с Джульеттой. Вы курите?
– Нет, сэр.
– Жаль… Сигара хороша только в компании…
– Это так, сэр…
Полковник присел на ящик, показал рукой на ящики напротив. Достал из нагрудного кармана толстый цилиндрик сигары, неспешно осмотрел ее.
– Знаете, коммандер… Если бы я попытался закурить в своем кабинете еще пару месяцев назад, начался бы страшный скандал. В Пентагоне недавно везде понатыкали детекторы дыма, в кабинетах, в коридорах, на лестницах, в лифтах… Даже в туалете. Если куришь – придется иметь дело с отделом HR, и плевать, какое у тебя звание и сколько наград. Все дело в том, что приняли закон, строго запрещающий курить в любом государственном учреждении. Черт, только чтобы избавиться от всего этого политкорректного бреда и быть по-настоящему свободным, стоит повоевать. А у вас в России есть такой закон, коммандер?
– У нас – нет, сэр. Кто хочет – курит, кто не хочет – не курит. В некоторых местах запрещено курить вне специально отведенных мест – но это все.
Полковник достал боевой нож «Ка-Бар», обрезал им кончик сигары. Зажег толстую, сигарную спичку, окунул коричневый кончик «Коибос» в колеблющийся огонек, запыхал дымом, раскуривая плотно свернутый табачный лист…
– Куба… Настоящие. Россия – свободная страна, более свободная, чем наша, если у вас действительно все так обстоит. Впрочем, я всегда не верил телевизору…
Хорошо бы не верили и остальные, полковник. Если бы не верили, если бы хоть немного подвергали сомнению то, что льется ежедневно на нас из этого ящика с дерьмом, – возможно, нам не пришлось бы сейчас сидеть здесь под обстрелом…
– Зачем вы здесь, коммандер? – спросил полковник, наслаждаясь дымом.
– По приказу, сэр. Мне отдали приказ, и я его исполняю.
– По приказу… Вам приказали воевать на нашей стороне?
– Не совсем так, сэр. Вообще-то мне нужен генерал Бэббидж. Это его уровень компетенции, извините, сэр…
Полковник выпустил клуб дыма, мы оба понаблюдали за тем, как он медленно плывет к подрагивающему от близких разрывов потолку…
– Генерал Бэббидж со штабом погиб вчера. Прямое попадание управляемой авиабомбы. Пещерная модификация, с задержкой взрыва, мать их так. Кто-то сдал…
Вот это номера…
– И кто сейчас командует?
Полковник снова затянулся дымом, прежде чем ответить.
– Пока что – ваш покорный слуга. Это – временный штаб обороны города. Эвакуация заканчивается на рассвете, после чего начнем отход и мы. Если останемся к тому времени в живых. Так что все, что вы имели сказать генералу Бэббиджу, вы можете сказать мне. Есть, конечно, люди и повыше меня – но не в этом городе…
Я помолчал, приводя в порядок мысли. Голова все еще болела…
– Сэр, вы знаете, что я – русский.
– Знаю… – усмехнулся полковник, – большой тайны это не представляет…
– Я направлен сюда Его Величеством Николаем Третьим, Самодержцем Российским, Шахиншахом Персидским и Царем Польским, с двумя целями. Первая цель – наладить контакты с сопротивлением, с его руководителями и договориться о совместных действиях. Российская империя готова предоставить убежище и помощь тем, кто пожелает эвакуироваться. С этой целью к берегам Североамериканских Соединенных Штатов подойдет усиленная эскадра флота Атлантического океана. В ней три авианосца, в том числе флагман флота. Российская империя готова также предоставить убежище для законного правительства САСШ в изгнании.
Полковник устало посмотрел на меня.
– Для чего вам это? Наши карты биты. Они… – он обвел рукой штаб, работающих людей, – еще не понимают этого, и я им не говорю об этом. Мы бьемся за каждый дом, за каждую улицу и не заглядываем вперед, наша цель – отстоять то место, где мы залегли, не пустить туда этих. Но если так подумать – долго мы не продержимся. Больше половины армии – кто разбежался, кто на их стороне. Британцы же едины. Так что… спета наша песенка…
А вот это вряд ли… Особенно если принять во внимание лежащую на дне примерно в сорока морских милях от побережья ударную подлодку, в чреве которой ждут своего часа больше двухсот крылатых ракет, в том числе десять – со специальной головной частью. Реализовался в жизнь один из самых страшных сценариев начала войны для североамериканцев – подкравшись на минимальное расстояние к побережью, ракетная подлодка дает массированный залп крылатыми ракетами, выбивая ключевые узлы обороны противника и расчищая дорогу для уже стартующих ракет второй и третьей волны. Теперь эта лодка лежала у берега, и план нанесения удара был – вот только знать об этом пока лишним людям не следует…
– Когда-то давно император Франции Наполеон Бонапарт захватил Москву. Но мы все равно не сдались, мы разбили его и изгнали со своей земли.
– Вот и мы когда-нибудь разобьем кузенов и изгоним их со своей земли…
– Это может произойти быстрее, чем вы думаете, сэр… – сказал я.
Полковник молча ждал продолжения.
– На подходящей к берегу русской эскадре больше двухсот палубных штурмовиков и бомбардировщиков. Точно такая же эскадра подходит к вашим берегам со стороны Тихого океана. И стратегические бомбардировщики, способные стереть в пыль Лондон, тоже никуда не делись. Но нам кое-что мешает пустить это все в дело. Некое препятствие.
– Убрать его должны вы?
Я кивнул.
– Именно. Нам нужны заложники. Мы не знаем их точное местонахождение. Нам предъявили ультиматум, и мы не можем активно действовать. Мы объявили о невмешательстве, чтобы выиграть время, правду знают всего несколько человек на Земле. Мы не знаем, где их держат, но я должен узнать это и освободить их. После того как нам удастся освободить заложников и переправить их на русский авианосец или подводную лодку, Российская Империя объявляет войну Британской империи на суше, на воде и в воздухе. Неограниченная и тотальная война до победы. Пока русский флаг не взовьется над Лондоном, пока русские солдаты не ворвутся в Тауэр или то, что от него останется, – мы не отступим. Это уже решено.
Полковник догадался, на что я намекаю, почти сразу. Догадаться было нетрудно – каждый, кто читал газеты и смотрел телевизор, мог догадаться…
– Черт… Вы их не вывезли.
– Не вывезли, сэр…
– Они что, и ребенка взяли?
– И ребенка тоже, – подтвердил я.
Полковник покачал головой.
– Какими же подонками надо быть…
– В геополитике нет понятия «подонки», сэр. Это рычаг воздействия на нас. Нам дали гарантии того, что они в безопасном месте. После того как все закончится, нам обещали их вернуть. Скорее всего вернут. Но тогда уже все закончится. Нас это не устраивает…
Полковник посмотрел на потухшую в пальцах сигару.
– Надо все же оставаться людьми… Я слышал, что ваш нынешний император служил в десантных частях.
– Совершенно верно, сэр.
– Это хорошо…
– С нами нельзя разговаривать языком ультиматумов. Россия никогда и ни перед кем не встанет на колени…
Левее, у входа, появились люди, грязные как черти, они весело отряхивались, о чем-то переговаривались, приводили в порядок свое оружие. Больше всего они были похожи на рудокопов – или чертей, поднявшихся из ада. У всех, кстати, тоже SCAR, оружие, которое используют только морпехи и спецназ.
– Что это?
– Пробиваем путь эвакуации. Мы решили уходить в тоннели метро, как только здесь все закончим. Я послал группу проверить маршрут. Обидно будет, если британцам удастся захлопнуть здешнюю мышеловку.
– Они еще не затоплены?!
– Нет, сэр…
Гнусавый, типично британский выговор бритвой резанул по нервам…
– Черт, это же…
Полковник рассмеялся.
– Спокойно, это наш человек. Я тоже раньше нервничал. С некоторых пор британский акцент у многих вызывает раздражение…
– Кто он?
– Британец из гражданских. Но подготовленный, лучше многих моих ребят работает. Да спокойно, G2[1] его проверила. Он своих соотечественников больше нашего недолюбливает. И здесь в стране уже давно…
Что-то в одном из отряхивающихся от грязи бойцов показалось мне знакомым, какое-то неуловимое ощущение, что я его где то видел…
– Прошу извинить, сэр…
Незаметно перещелкнув предохранитель на винтовке в боевое положение, я направился к «рудокопам».
– Джентльмены…
Один из «рудокопов» недоуменно взглянул на меня.
– Черт… Кросс?
Черный прорезиненный костюм, измазанное грязью лицо, прядь светлых волос, выбившихся из-под черной вязаной шапочки. Знакомые глаза – человека этого я не видел больше десяти лет.
– Грей?
Как это все начиналось? Сложно сказать, откуда все это пошло. Не с Бразилии и не с Мексики, это точно. Наверное, это пошло еще с глубины веков, с тех самых времен, когда Великобритания завоевывала господство над миром, используя для этого совсем не джентльменские методы. Великобритания с военной точки зрения была одновременно и уязвима, и неуязвима. Уязвимость ее заключалась в том, что, будучи островом, и островом небольших размеров, Великобритания критически зависела от системы морских коммуникаций. Победить ее было просто – прервав торговлю и блокировав остров с моря. В этом же заключалась ее неуязвимость – она не имела сухопутных границ ни с одним государством, поэтому армию она могла держать небольшую, в основном колониальную, а все силы направить на развитие и укрепление флота. Флот же должен был не допустить морского десанта в метрополию. Однако этого для господства было мало – и британцы первыми в мире овладели искусством «войны без войны», войны диверсий, террора, провокаций.
Революция… Новое средство войны – Британия первая переболела революционной лихорадкой, залила кровью царственных особ площади, впала в безумие гражданской войны. Но переболела, монарх вновь взошел на трон, хоть и не с такими правами, как прежде. Переболев, британцы приобрели иммунитет к заразе – и одновременно стали щедро рассыпать революцию по земле подобно чумным вшам, сокрушая врагов своих. Первой пала монархическая Франция…
Двадцатый век привнес в военное искусство новое понятие – стратегический тупик. Война как средство решения территориальных и прочих претензий стала невозможной по причине появления у ведущих мировых держав нового, чудовищного по своей разрушительной силе оружия – ядерного. Любая серьезная война между мировыми державами грозила закончиться ядерным кошмаром взаимоуничтожения, столицы империй были под постоянным прицелом, и люди, принимающие решения, знали об этом. Но стратегический тупик не снял стоящие геополитические проблемы – наоборот, не решаемые десятилетиями, они копились и углублялись. Лишенная части своих колоний, Великобритания не могла смириться с этим. Оставшиеся у нее колонии эксплуатировались варварски – но в них не было главного. Не было черной крови – нефти, истинной крови империй. Основные же месторождения нефти были у Российской империи, стратегического и извечного противника Великобритании. Торговать нефтью задешево Россия не хотела. Не хотела она и расторгать вассальные договоры, которыми она опутала половину Ближнего Востока, вторая же половина и вовсе входила в ее состав. Нерешаемая проблема была как вулкан с заткнутой пробкой, изредка прорывающийся выбросами лавы. Бейрут, Багдад, Тегеран – список можно продолжать.
Новый император, Николай Третий, не оправдал надежды тех, кто считал, что по восшествии на престол он станет проводить более мягкую политику, учитывающую не только российские интересы, но и интересы других геополитических игроков. Политика Российской империи стала ощутимо жестче. Строились и спускались на воду новые корабли, реформировалась и снабжалась новыми видами вооружения армия, особенно усиливались части морского и воздушного десанта, части вторжения, что не могло не настораживать. Решенная проблема с Тегераном и Варшавой (Николай Третий, помимо титула Императора Российского, получил титулы Царя Польского и Шахиншаха Персидского, впервые в новейшей истории) значительно усилила геополитические позиции России и подтвердила самые худшие опасения скептиков. «Поднятый единожды, русский флаг не может быть спущен», – такими были слова Николая Третьего на коронации. Началась игра там, где Россия ее никогда не вела. Североамериканские Соединенные Штаты, исконная британская площадка для манипуляций, стали новой ареной битвы. Императрица, американка по происхождению, и наследник престола, бойко поздравляющий североамериканцев по Интернету с днем Благодарения, посещающий школу при посольстве САСШ в Санкт-Петербурге, стали новым оружием этой тайной войны. Британия такому оружию пока ничего противопоставить не могла.
Но и Великобритания, родина всех геополитических интриг последнего времени, не сидела сложа руки. Ее аналитики и полководцы нашли выход из стратегического тупика. Он был описан в книге британского полководца, фельдмаршала Говарда Лотиана «Конец эпохи ядерного сдерживания». Если страна находится в состоянии гражданской войны, если армия дезорганизована, а руководство страны убито – никто не сможет нажать ядерную кнопку, а вторжение в охваченную беспорядками страну можно оправдать мерами по наведению порядка.
Попытки применить теорию на практике на окраинах России успехом не увенчались. Бейрут, Казань, Тегеран, Багдад, Варшава – везде власть отреагировала на беспорядки максимально жестко и подавила их с использованием военной силы. Британии стало понятно, что революция в Российской империи – дело как минимум десятилетий. Россия была слишком богата и слишком самодостаточна, чтобы попытаться дестабилизировать ее. Что говорить, если Русская православная церковь открыто объявляет западных лидеров одержимыми дьяволом – и прихожане в это верят, хотя на дворе двадцать первый век. Несмотря на поражения, работа против России не была свернута, она продолжалась, только временн@ы@е рамки были отодвинуты далеко в будущее.
Но проблема оставалась. Великобритании срочно нужны были ресурсы, нефтяные и прочие. Великобритания уже чувствовала на своей шее смертельную удавку времени, аналитики в открытую говорили о предстоящем развале Британской империи. Правящие круги допустить этого не могли.
И тогда мысли британских властителей – тайных, не тех, что разглагольствуют в Палате общин, устремились через океан. Взор упал на свою бывшую колонию, ставшую одной из самых развитых и сильных стран мира. И самых уязвимых. Протяженная, никак не прикрытая граница с Канадой на севере, изматывающий, надоевший всем конфликт на юге, на мексиканской границе. Либеральная политика в отношении эмиграции – в результате чего в стране скопилось большое количество «беженцев» из России и Римской империи, чистотой помыслов не отличавшихся. Либеральная политика в отношении прав и свобод – страну заполонили национальные, этнические, сексуальные меньшинства, все они требовали себе особых прав и привилегий и не хотели понимать, что любым дополнительным правам должны соответствовать дополнительные обязанности. Обычный белый мужчина-гетеросексуал, честно работающий, служащий в армии, оказался в итоге самым бесправным. Обширный, изъеденный коррупцией под флером лоббизма государственный аппарат. Несколько политических группировок, борющихся за власть, вываливающих наружу грязное белье, что приводило избирателей в апатию, уныние и нежелание любой политики вообще. Некоторые политические группировки готовы были в своем стремлении прорваться к власти либо удержать ее пойти на прямую государственную измену. Североамериканские Соединенные Штаты были гораздо более неустойчивы и уязвимы, чем Российская империя – именно в силу своего социального либерализма и модернизма.
И при всем при этом – развитая экономика, сильная и боеспособная армия, мощный флот с десятью авианосными группировками и едва ли не половина земного шара в зоне влияния. Центральная и Латинская Америка доктриной Монро были объявлены зоной североамериканских интересов, и на эту сферу до настоящего времени никто не посягал. Лакомый кусок – при возврате Североамериканских Соединенных Штатов в состав Британского содружества образовывалось, безусловно, самое мощное государство на всем земном шаре.
В двухтысячном году, как это и положено по североамериканской конституции, состоялись очередные выборы. К власти, избранный волей меньшинства, пришел некий Джон Томас Уокер Меллон. Сын последнего президента-республиканца, проигравшего выборы на волне народного гнева после позорной бейрутской авантюры, «излечившийся» от алкоголизма, судя по его словам, он напрямую «беседовал с Богом» и реализовывал явившиеся ему посредством этих бесед божественные откровения. В Белом доме отчетливо запахло временами Рональда Фолсома, президента-актера, объявившего Российскую империю империей зла и начавшего крестовый поход против нее. Вокруг Фолсома в свое время группировались явные религиозные экстремисты из «морального большинства», психопаты, доходящие в своем безумии до того, что открыто возносили мольбы Господу о скором начале ядерной войны. Evil-doers, злодеи – одно из любимых выражений нового президента, корни его как раз были там, в «империи зла», в восьмидесятых.
10 сентября 2001 года в Североамериканских Соединенных Штатах произошел невиданный доселе террористический акт. Несколько угнанных самолетов протаранили башни Всемирного торгового центра на Манхэттене и здание Пентагона. Один из самолетов упал в безлюдной местности в Коннектикуте.
Почти сразу же нашлись и evil-doers, которые это сделали. Удивительно, но на развалинах Всемирного торгового центра был найден совершенно целый, даже не обгоревший паспорт одного из угонщиков самолетов. Им оказался двадцатипятилетний мексиканец, состоявший в одной из троцкистско-анархистских террористических организаций, проповедующей террористическую войну на уничтожение государственности как таковой. Выходцами из Латинской Америки оказались и другие угонщики.
В результате в мировой геополитике появилось новое определение – «ось зла». В «оси зла» оказалась Российская империя как родина духовных вдохновителей анархизма Троцкого (Бронштейна) и Бакунина, Мексика, в которой никак не затухал спонсируемый наркомафией конфликт, и вся Латинская Америка, сильно пропитанная идеалами левачества. Попытки русских дипломатов объяснить вошедшему в раж президенту, что Россия в свое время сама сильно пострадала от Троцкого, Ленина, народников и иже с ними, что от рук боевиков-анархистов погиб государь Александр Второй и другие достойные люди, успехом не увенчались. Evil-doers – и все тут.
Последовали и действия. Первым, почти инстинктивным действием было резкое увеличение военного присутствия в Мексике и иных странах Центральной Америки. Если раньше в Мексике стоял контингент стабилизации, то теперь речь шла уже об открытой оккупации с целью наведения порядка. Страну оккупировали, из боссов наркомафии поймали только мелкую сошку, часть мексиканской армии разбежалась, часть перешла на сторону мятежников. Конфликт не только не угас, но и вспыхнул с новой силой. Стало понятно, что конфликт этот солидно подпитывается извне. Кем? Русскими, кем же еще… Evil-doers на марше…
Но этот шаг нового президента еще как-то можно было объяснить. А вот последовавшее в две тысячи третьем году масштабное вторжение объяснить было нельзя ничем…
Бразилия…
Крупнейшая страна Латинской Америки, занимающая чуть ли не половину Южноамериканского континента. Бывшая колония Португалии и нынешняя полицейская диктатура. Государство двух половин, где одна половина живет вполне сносно, вторая же – в ужасной нищете, в так называемых фавелах, в жилищах из картона и жести, в переоборудованных под жилье контейнерах – русский крестьянин такое жилье сочтет негодным для своей скотины. Более богатая половина жила в современных, многоэтажных городах, окруженных кольцом фавел.
Веселый и не сильно заботящийся о своем будущем народ. В этом смысле – полная противоположность рачительным и деловитым русским. В холодной России если вовремя не позаботиться о теплом жилище и запасах на зиму – до весны просто не доживешь. В беспечной Бразилии не нужен ни теплый дом, ни электричество, ни запасы на зиму – земля дает урожай круглый год, хоть и скудный. В фавелах многие не работали вообще, что для христианской, старообрядческой России просто дико. На Руси кто не работал, тот считался каким-то порченым.
В политике – классический латиноамериканский тупик. Крайне правое правительство, держащееся на полицейских и армейских штыках при сильно сочувствующем левым населении. Мощные движения городского сопротивления – так называемая герилья. Целые неконтролируемые районы в сельской местности, особенно в джунглях и дельтах рек – там выращивали наркотики и этим жили. Там же действовали многочисленные банды левого толка.
Президентом страны на момент вторжения был генерал Рожелио Варгас. Генерал полиции, выходец из специальных сил, пришедший к власти в результате государственного переворота и публично расстрелявший своего предшественника и весь его кабинет. Как и все его предшественники, он был правым, даже крайне правым – на свою беду, правым настолько, что стал националистом. И вот тут-то его интересы в корне разошлись с североамериканскими, которым только националистов у власти в Бразилии не хватало.
Зато генерал Варгас нашел общий язык кое с кем другим. Мануэль Альварадо, крупнейший наркомафиози мира, грезящий о создании Центральноамериканских Соединенных Штатов и прилагающий для этого все усилия, очень даже понимал генерала Варгаса и оказывал ему существенную помощь. Час истины настал, когда на шельфе Бразилии нашли богатейшие запасы нефти и газа, обещавшие сделать побережье Бразилии едва ли не вторым Персидским заливом. Ставки в игре многократно выросли – но никто из игроков, ввязываясь в эту пахнущую нефтью, кровью, порохом игру, не мог даже предполагать, каковы истинные ставки в этой геополитической головоломке…