2
«Конечно, трудно ждать от неказистой девчонки такой прыти», – рассуждала Васек чуть позже, лежа в кресле-кровати.
Отец с матерью давно спали, а ее сон стороной обходил. Вот и лезли в голову разные мысли. Например, почему она и в самом деле не родилась парнем? Насколько бы проще ей жилось. И не только ей, но и остальным. Она знала, что отец всегда хотел иметь сына. Он даже имя ему заранее подобрал – Василий, в честь погибшего в Афгане друга. Но родилась дочь, причем единственная. Отец, нужно отдать ему должное, не стал впадать в уныние. Он решил проблему просто: назвал дочку Василисой и стал воспитывать ее как сына. Домашние рукопашные бои, вроде бы и в шутку, а вроде бы и всерьез, стрельба в тире, ныряния с вышки «солдатиком», подтягивание на перекладине на спор стали для Васька лучшим развлечением, когда она подросла. Естественно, она сразу оказалась на особом счету у физрука Лапушки, прозванного так за ослепительную голливудскую внешность. На родительских собраниях он неизменно хвалил Василису за отличную физическую подготовку, и у отца от гордости распирало грудь.
Когда ей исполнилось тринадцать, отец отвел ее в секцию фехтования. Мама не возражала. Может, устала с ними спорить, а может, решила, что для девочки сражаться на шпагах лучше, чем заниматься, к примеру, борьбой сумо. А Васек увлеклась фехтованием. Тогда она как раз прочитала «Трех мушкетеров». Вот это был роман так роман! Интриги и сражения она проглатывала запоем, а любовную лирику пробегала глазами, да и то чтоб от сюжета не отстать. Поэтому когда Кахобер Иванович предложил поставить «Трех мушкетеров» к выпускному вечеру девятых классов, Васек с энтузиазмом поддержала эту идею.
– А можно я буду Атосом? – спросила она.
Это был ее любимый персонаж – отважный, благородный… чуть отстраненный, в общем, ее тип…
– Прости, Василиса, но ты опоздала. Главные роли уже расписаны.
– Как расписаны? – округлила Васек глаза.
– Шариковой ручкой, – пошутил Кахобер с неискоренимым грузинским акцентом. – Ты же не пришла на первый сбор труппы, когда мы отбирали главных исполнителей, – улыбнулся он и, заметив ее нахмуренные брови, уточнил: – Герцогом у нас будет Сережа Белов, твой одноклассник. Д’Артаньяна будет играть Коля Ежов, Арамиса – Виталик Комаров, Портос у нас, сама понимаешь, Володя Неделькин. Таких внушительных габаритов больше ни у кого нет, да и по темпераменту он подходит. Ну а твоего любимца Атоса будет изображать Борис Шустов, так что не обижайся.
– А я и не обижаюсь, – честно ответила Васек.
Да и как она могла обижаться, когда все эти роли были отданы ее друзьям-товарищам. С Белым и Неделей она вообще была не разлей вода: то в кино сходят вместе, то на стадион за «Спартак» поболеть. Бывали и стычки, особенно с армейскими фэнами, ну так драк Василиса не боялась. И все-таки было немного досадно, что Борька Шустов из параллельного девятого «Б» перехватил у нее роль в спектакле буквально из-под носа.
– Ладно, пойду я, – сказала тогда Васек, но Кахобер Иванович ее остановил:
– Подожди. Ты хочешь принять участие в спектакле?
– Ну, хочу.
– Тогда для тебя найдется роль. Знаешь, мне кажется, что без батальных сцен спектакль потеряет свою основную идею и будет выглядеть пресным. Поставить их, конечно, сложно, но, как говорил кто-то из великих, в мире нет ничего невозможного!
– Ясен пень, без дуэлей никак нельзя, – подтвердила Васек.
– Вот и я о том же, – улыбнулся Кахобер в свои пышные усы. – Хочешь сыграть де Жюссака?
– Он же гвардеец!
– Зато с ним будет сцена на целых десять минут в самом начале спектакля.
– Ну… я не против, – согласилась Васек, решив, что на безрыбье и рак щука.
Пусть ее де Жюссак и отрицательный герой, зато он послужит наглядным примером основной идеи спектакля. Ведь «Три мушкетера» хоть и считают любовным романом, но в первую очередь речь в нем идет о дружбе, преданности и верности, а вовсе не о поцелуйчиках в будуарчиках. Так, во всяком случае, считала Васек. Получив роль, теперь уже вполне довольная собой, она собралась уходить, но Кахобер ее задержал:
– Да, Василиса, есть у меня к тебе еще одна просьба. Я слышал, ты весьма успешно фехтованием занималась. – Васек кивнула: у нее даже разряд был, второй юношеский, только об этом мало кто знал. – Так, может, научишь наших славных мушкетеров и гвардейцев нескольким эффектным выпадам, а то машут шпагами, как палками. Никакого изящества в движениях у этих «дворян». Прямо хоть караул кричи.
– Выходит, они мне подчиняться станут? – усмехнулась Васек и выпалила: – А понравится им, что девчонка командовать будет?
– А это пусть тебя не беспокоит. С парнями я как-нибудь договорюсь. А может, ты боишься, что сама не потянешь? – тревожно почесал подбородок Кахобер.
– Я не потяну? – моментально вспыхнула Васек. – Да я из них таких мастеров клинка сделаю, мало не покажется!
– Ну вот и славно. Ну вот и договорились.
Тут Васек поняла, что без нее ее женили. То есть она вроде как своего согласия не давала, а получилось, что дала. Вот так Васек лишний раз на собственном примере убедилась, что классный руководитель умел находить нужный подход к людям. Именно за это его в школе уважали все от мала до велика.
Спектакль в конце учебного года имел оглушительный успех. С ролью де Жюссака Васек справилась блестяще. И с репетиторством у нее тоже все как надо получилось. Мушкетеры и гвардейцы сражались изящно, как заправские дворяне.
– Это Васек постаралась! – говорили одноклассники.
Исторически так сложилось, что все называли ее Васьком. И только одна мама не сдавалась, называла ее то Василисой, то ласково Васильком, то, когда дочь хотела к ней подмазаться, Лисой, но чаще всего мама звала ее Алисой. Она покупала ей платья, нехитрую косметику, подсовывала женские журналы, в общем, ненавязчиво напоминала, что Васек все же девочка. Случалось, что и в школе напоминали. Особенно старалась Дондурей. (Завуч имела такую фамилию, что и прозвища подыскивать не пришлось. Дондурей она и в Африке Дондурей.) Антипатия у них была взаимная, хотя завуч вела скрытую или явную войну почти со всеми в школе. На последней разборке, когда они всем классом восстали против математички, Дондурей ей так прямо и заявила: «Подозреваю, Остапченко (к ней завуч обращалась исключительно по фамилии), что ты не только одеваешься, как парень, говоришь, как парень, но частенько и думаешь, как парень, а ведь ты девушка!»
Василисе следовало бы обидеться на это непедагогическое замечание второго по значимости человека в школе, но она не обиделась. Какой смысл обижаться на правду? Она терпеть не могла вертеться у зеркала, притворно улыбаться и сюсюкать. Она всегда говорила то, что думала, делала то, что необходимо делать, и презирала манеру ждать, когда парень сделает то, с чем она сама прекрасно справится. Если это делало ее похожей на парня, тем лучше. Значит, впрок пошло отцовское воспитание.
Но то, что сегодня Тимур принял ее за своего парня, девушку не просто позабавило. Нет, дело было не в словах. Ей частенько приходилось слышать их от того же Белого. Но Серега при этом всегда был небрежно-снисходителен: мол, умеют и девчонки быть верными товарищами. Тимур же говорил с ней на равных и вел себя так же. И это Ваську нравилось. Хотя в какой-то момент, когда Тимур протянул ей руку и назвал себя, у нее возникло шальное желание сказать ему правду. Вот так запросто взять и сказать, что зовут ее Василиса, можно Алиса (тоже привычное домашнее имя), а потом с удовольствием поглядеть, как вытягивается его физиономия. Но Васек сдержала порыв. В конце концов, какая разница, за кого Тимур ее принял. Это была случайная встреча, случайное знакомство. Просто пришел один человек на помощь другому. Ну так ведь каждый бы поступил, если у него с совестью все в порядке. Может, поэтому на предложение Тимура где-нибудь посидеть она ответила отказом. Сказала, что ее дома ждут, а он и не особенно настаивал. Тут Ваську почему-то вспомнилось их прощание в метро.
– Ну, пока. – Тимур снова протянул ей руку.
Васек протянула свою. Она уже знала, что ладонь у него сухая, прохладная, кожа немного шершавая на ощупь, а рукопожатие крепкое. Такая рука была и у ее отца. Сильная мужская рука.
– Может, увидимся как-нибудь, – улыбнулся глазами Тимур.
– Обязательно увидимся, земля-то ведь круглая, – бросила Васек просто так, в шутку.
Разве могла она предположить, что они встретятся вновь буквально через день.