Свист и пляска. История из новейших времен. *** (Е. В. Вольховская, 2014)

ПРОЛОГ

Как-то пришлось мне по важному делу заехать в один городишко близ зачарованного леса. Ну как близ… С тем же успехом можно сказать, что и от столицы неподалеку… В общем, не суть. Так вот, в том городишке как раз проходила традиционная осенняя ярмарка – это такое действо, которое растягивается минимум на неделю, и где не столько торгуют, сколько пьют, танцуют и веселятся. Всюду крик, хохот, музыка, ржание, мычание, лай; на улицах не протолкнешься – музыканты, скоморохи, веселые девицы, пьяные крестьяне, да и рыцарей хватает. Не всегда и различишь их – после третьей бутылки все становятся на одно лицо.

Я вообще-то не любитель подобных сборищ. Но надо признать – есть в этом некое особое очарование… Ладно, обойдемся без лирики. В общем, зашел я там в трактир пообедать. Сел в уголке за столик, жду, пока еду принесут, а тем временем к народу приглядываюсь. Привычка. Сам я за годы конспирации научился быть незаметным, иной раз люди в упор на меня смотрят – и не видят. А за ними наблюдать интересно. И полезно иногда бывает. Я же Белый Всадник, в конце концов. Профессиональный альтруист и странствующий рыцарь…

Короче говоря, сижу, смотрю и вижу: сидит в самом центре компания. Все молодые, веселые, галдят, кружками чокаются. Вроде на первый взгляд обычные ребята. Но я-то мгновенно понял, что это за птицы. Таких команд полно было на той ярмарке. Соберутся кучками человек по восемь и соревнуются, кто больше дураков уловит. … Отличить их почти невозможно.

Только девчонки у них, хоть и симпатичные, чем-то на лесных зверьков смахивают. У одной зубки беличьи, у другой глаза лисьи… Я, конечно, никуда им там не заглядывал, Боже упаси, но готов биться об заклад, что и хвосты у них имеются. Просто под юбками не видно. А парни все в головных уборах. В помещении. Ранней осенью. У кого шляпа, у кого шлем, а один вообще в розовой шапочке с помпоном. Она у него на лоб все время съезжала.

Ну, я, конечно, насторожился и стал к разговору прислушиваться. Слышу, говорит один, в шлеме – они его звали Мэтр:

– Ну что, други? Неурожай нынче у нас, а ведь конкуренты не дремлют. Должно нам расстараться, ибо по своей лености в отстое останемся.

– Так у меня двое уже, – отвечает ему девочка-белочка.

Он на нее трагически так покосился и говорит:

– Увы, прелестное дитя! С прискорбием сообщаю, что, во хмелю не разобрав, что к чему, ты чары свои применила к членам конкурирующей группировки… Сие тебе, конечно, честь делает, но драгоценных баллов команде не добавляет. Ибо, как тебе известно, души их и так где надо пребывают.

Он бы, наверное, долго так разглагольствовал, но тут снаружи донесся такой дикий вопль, что все, в том числе и я, повскакали с мест. С чем сравнить этот вопль? Разве с визгом болгарки, вгрызающейся в арматуру, и то слабовато будет. Компания, понятно, из трактира высыпалась, и я потихоньку за ними. Подумал: если и впрямь там кого-то режут, то от меня проку побольше будет. Так вот, вышел я, остановился в дверях и вижу замечательную картину. Стоит посреди улицы дева такой красоты, что дух захватывает. Одета в брючный костюм, на носу очки. С дымчатыми стеклами. В руках красная пластиковая папка, а вокруг на мостовой валяются какие-то распечатки, фотографии, листы исписанные. А поодаль – целая толпа особей мужского пола, замерших в позах гончих. И все с цветами, бутылками, коробками конфет. А глаза совершенно одуревшие, без тени мысли.

Кто-то из моей компашки посмотрел на это и бормочет:

– Ждут, когда нагнется…

Мэтр ему – бац по шее:

– Перед вами, – говорит назидательно, – высший пилотаж, дети мои. Смотрите и учитесь! Только что-то я девы сей не припомню…

Тут прекрасное видение замахнулось папкой и кричит:

– Уйти прочь, противный кобели! Я есть аспирант! Я есть изучать традиции! Оставить я в покой быстро!

– Слышь, а ведь она не из нашего леса, – заметил тот парень, что в шапочке.

Мэтр кивнул солидно:

– Да уж сам вижу. Ну-ка, отойдите все в сторону, сейчас я вам покажу, как сие делается…

Заломил шлем, рукава засучил и полез сквозь толпу почитателей. Протолкался, отвесил деве поклон и начал:

– Мадам! Всемилостивейше прошу оказать нам честь принять нашу скромную помощь…

Та очки приспустила, глазами на него сверкнула – да как огреет по шлему папкой. Аж гул пошел. И визжит на него:

– Я сказать, уйти прочь! Я непонятно говорить?

– Да куда уж понятнее… – проворчал Мэтр, уползая обратно.

Тут этот, в розовом, локтем его отодвинул и говорит:

– А ну дай я.

И ужом в толпу. Остановился на почтительном расстоянии и с места в карьер:

– Голова не бить, слушать я сказать! Мы вы спасать, ходить с мы трактир?

Она голову наклонила.

– Ты я приставать? – спрашивает подозрительно. Парень руками замахал:

– Да вы что! Я есть голубой.

И ближайшего мужика чмок в лысину. Тот ничего, а красавица улыбнулась милостиво и говорит:

– Ты есть придурок. Но я верить. Бумаги важные собрать, – и пальчиком под ноги тычет, – потом трактир ходить. Я много кушать хотеть…

Парень своим поверх толпы подмигнул, те ему большие пальцы показали…

Ну, вернулся я внутрь, сел. Зашли они, дверь у поклонников перед носом захлопнули. Дева подальше от окна устроилась, избавитель ее по правую руку, Мэтр по левую. Принесли меню. Прекрасная аспирантка минутку подумала, а потом как давай заказывать… Вся шайка рты пораскрывала. Так и молчали, пока ей заказ не принесли. Весь стол блюдами заставили… И главное – все овощи да фрукты в разных видах.

Вот тут-то до меня и дошло наконец… Не буду раньше времени раскрывать интригу, но только не понравился мне такой поворот сюжета… Потому что в случае конфликта фиг знает, чем это могло кончиться. А главное – непонятно: мне-то на чью сторону становиться…

Ладно. Вот ест она, и ест, и ест… У остальных аппетит пропал, они сидят, к стаканам судорожно прикладываются и только в рот ей заглядывают. А дева вроде ничего не замечает и жует себе, при чем еще и трещит без умолку.

– Я, – говорит, – мясо кушать нет, здоровый образ на жизнь. И алкоголь пить нет, очень вредно. Но соленый огурец много любить, да. Это есть мой слабость.

Сосед справа ей огурец подложил и спрашивает:

– Ты сказать, аспирант?

Она закивала и еще огурец хвать.

– Я есть аспирант, – отвечает. – Профессор я здесь послать, традиции изучать. Два день здесь, изучать мало. Традиции плохой есть. Мешать много. Огурец еще?

– Огурец кончиться, помидор?

– О да, помидор с мед много вкусно есть…

И помидор медом мажет. Мэтр молча всем налил, подбородок рукой подпер.

– Профессор говорить, – продолжает меж тем красавица, глядя на своего рыцаря в розовой шапочке,– здесь плохой нечисть жить. Люди колдовать, душа забирать, лес уводить. Я хотеть нечисть встречать, изучать. Знать?

Парень в стакан уткнулся – ухмылку спрятал.

– Ничего не знать, бояться! Мы все тут нечисть бояться, в лес без подгузник не ходить. А что еще профессор про нечисть рассказывать?..

Она к нему конспиративно наклонилась и шепчет на весь трактир:

– Профессор сказать – музыка колдовство есть. Музыка слушать нет. Ты, – и вилкой в него тык, – музыка играть?

Парень аж отпрянул.

– Да нет, ты что! Детство медведь ухо наступить. Рояль от унитаз не отличать. Глухой совсем быть!

– Врать, – протянула красавица снисходительно, но вилку положила. – Морда твой подозрительный есть. Но я бояться нет. Профессор сказать – огонь нечисть отпугивать…О, огурец найти!

И цап что-то с дальней тарелки. И умяла в мгновение ока…

А это сосиска была. Просто холодная уже, оттого и скрюченная, как огурец.

Я, кажется, первым заметил, что что-то не так. Замолкла дева, будто ее выключили. Потом красными пятнами пошла.

– Эй, в порядке быть? – обеспокоился ее рыцарь, руку ей ко лбу приложил – да как отдернет. А у девы дым из ноздрей пошел. Сизыми такими струйками, тоненькими – будто она закурила и дым через нос выпустила. Стекла в очках треснули, и глаза из-под них полыхнули, как светодиоды, красным.

Компания в стороны шарахнулась – и вовремя…

Я же все это время, как дурак, сидел и ничего не делал… Потому что никак не мог решить: то ли леших от дракона спасать, то ли дракона от леших. Почему я говорю дракон, а не дракониха? У них не принято так. Моя жена говорит, что дракониха – это сварливая баба, а дракон женского пола все равно дракон… Хм. Так вот…

Над столом пламенем пыхнуло, и лешие мои вместе со стульями попадали. Посуда на них посыпалась, вино пролилось… Мэтр девчонок под себя подгреб… А тот самый, у которого с аспиранткой теплые отношения сложились, как раз в самой опасной зоне оказался. Лежит он навзничь, а над ним огненная змея в воздухе раскручивается, как пружина. Размером со среднего питона, то есть метра два с хвостом. Сначала светилась вся красным, будто каленое железо, потом остывать начала – и стало заметно, что шкура у нее коричневая с золотым отливом. Чешуйки мелкие-мелкие – видно, совсем молодая, недавно из яйца вылупилась. Крылья кожистые распустила и затрепетала ими, как колибри – по трактиру волна горячая пронеслась, как из духовки. С парня шапку сорвало… Ну и, конечно, у него рог на лбу оказался. Один-единственный. Витой такой, серебристый, с острым кончиком. Волосы светлые разметались, глаза как тарелки. Змея лапки передние поджала, крыльями похлопала и на опрокинутом столе угнездилась. Язык раздвоенный мелькнул – быстро-быстро, как стрелка компаса. Единорог этот было отползти попытался – только змея его опередила. Шею вытянула, так что морда почти у самого его лица очутилась, и уставилась на него не мигая. И вот я вижу – она пасть открывает и будто зевнуть собирается. А это значит – сейчас огнем плюнет. Для заметки, живой огонь – единственное, чем леших уничтожить можно… Я вскочил, хотел отвлечь ее – но парень, молодец, и сам не сплоховал. Выхватил флейту из кармана – будто кинжал из ножен – и заиграл… Змея замерла, словно удивилась. А потом со стола спорхнула, зависла в воздухе, хвост кренделем закрутила – и как пошла выплясывать… Прямо в воздухе. Крыльями в такт взмахивает, лапками дрыгает, хвостом молотит.. Морда счастливая… Вот честное слово, не хотел смеяться!..

Парень меж тем кое-как на ноги встал. Стоит, играет, пританцовывает, а что ему еще делать?… Команда его тоже поднялась. Мэтр поближе подошел и говорит тихонько:

– А дальше-то что?

Тот глаза большие сделал и на него скосил. Ни говорить, ни жестикулировать не мог, понятно… И перестать нельзя, и бесконечно играть невозможно. А дракон пляшет себе…

Тут я к ним подошел и говорю:

– А пусть он попробует музыкой изъясняться. Вы-то поймете, я думаю. И мне переведете, а я постараюсь что-нибудь предпринять.

Флейтист закивал и вывел заливисто-истеричную фразу. Змею в сторону дёрнуло, а Мэтр хмыкнул и перевел:

– Караул, помогите!

Я, признаться, растерялся. Спрашиваю:

– Ты долго так продержишься?

Он коротко свистнул, змея хвостом чиркнула.

– Хрен его знает, – с каменным лицом молвил Мэтр.

Я ему:

– Может, ты в лес ее попробуешь увести?

Флейта:

– Фью?

Толмач:

– И чё?

Я:

– Как минимум, свидетелей меньше. Как максимум – там ваша магия куда сильнее.

Флейта:

– Фьюююю!

Перевод:

– Крутая идея, чувак!..

– Крутая, – соглашаюсь, – но нельзя же вот так, прилюдно, взять и выйти на улицу с драконом на буксире…

Флейта:

– Фью! Фью! Фью-фью-фьюююю…

Мэтр, по прежнему с каменным лицом:

– Да пофиг. Нафиг. Далее нецензурно… – и, обернувшись к флейтисту: – Не волнуйся, друже, конспирацию мы возьмем на себя.

Сунул два пальца в рот и свистнул по-разбойничьи. А через секунду в трактир ввалилось еще человек двадцать леших, начисто снеся запертую дверь.

– Ни хрена себе, – сказал кто-то из них, узрев дракона. – Вроде выпили не так много…

– Коллеги! – обратился к ним Мэтр. – Как вы изволите собственными очами видеть…

– Фью! Фьюююю!!!

– Ладно, постараюсь короче! Короче! Вот этих двух надо транспортировать в лес так, чтоб никто не видел. Предлагаю всем достать инструменты, и да воспляшет весь честной народ!..

Лешие дружно заржали и давай острить по поводу доставания инструментов. Я же представил себе, что сейчас начнется на ярмарке, и схватился за голову…

Тут меня сзади тронули за плечо. Я обернулся, смотрю – стоит кто-то в куртке с капюшоном. Лица не видно. А этот тип вообще такой. Вечно что-нибудь скрывает.

– Кому ты на сей раз помогаешь, мастер Джек? – спросил Король, и голос его звучал так насмешливо, что я и правда чуть не рассердился.

– Никому, – ответил я как мог ровно. – Или обоим.

Он рассмеялся негромко.

– Ну, коли обоим, то так тому и быть. Я за чистоту эксперимента.

– А ведь ты мог бы вмешаться, – заметил я, едва сдерживая гнев.

– К чему? Пусть молодые сами разбираются. Если бы ты принял чью-либо сторону, тогда я бы поддержал противоположную. А так, согласись, нам нечего делить…

Наверное, нехорошо так говорить, но не люблю я этого Короля с его шуточками, ой как не люблю… Может, у меня чувства юмора нет?..

В общем, пока он мне зубы заговаривал, лешие из трактира выскочили и по ярмарке рассредоточились. Когда надо, они очень быстро действуют – не уследишь. Выхожу я на улицу, смотрю – началось.. Люди все дела побросали, рты разинули… А паршивцы эти один за другим мелодию колдовскую подхватывают – тут флейта, там другая, тут лютня, там скрипка… Я зазевался, на меня чуть жаровня с каштанами не опрокинулась. Отпрыгнул. Каштаны по булыжникам катятся, те, что на жаровне остались, -как бомбочки взрываются, а торговец, как был, в фартуке и с щипцами, схватил прохожую старушку в объятия и давай по мостовой ее крутить… Поодаль девчонка на телегу с сеном взобралась и дует в многоствольную флейту, а вокруг хоровод – пять монашек, два жандарма, слепой нищий и мамаша в косынке– коляску бросила, а в ней ребенок ручками-ножками машет – тоже вроде танцует. И везде такая фигня – торговцы из-за прилавков повыбегали, покупатели сумки пороняли, кто в тавернах обедал – куски повыплевывали – и все плясать бросились кто во что горазд. Кроме меня, понятно.

И вот выходит из трактира этот единорог злополучный – и, не переставая играть, – напрямик через площадь. А за ним дракон. То вспорхнет и хвостом вертит, то на землю опустится и на задних лапах скачет, то голову запрокинет – и огненной струей в небо… Пару палаток подпалила по дороге, пришлось мне за огнетушителем бежать. Пока бегал, да пока пожар тушил, – они уже площадь миновали. Догнал их на какой-то улочке, вперед пропустил и пошел за ними потихоньку. Уже на выходе из города, на дороге к лесу флейтист замешкался – змея обрадовалась да вокруг него и обмоталась. У меня сердце ёкнуло, парень, смотрю, тоже с лица спал – а она ничего. Лапками вцепилась в него и жалом раздвоенным в щеку лизнула… Я думал, он в обморок упадет. Подкрался к ним с огнетушителем… Пригляделся – у змеи глаза осоловевшие и на морде улыбка. Взял и дернул ее за хвост… Аж почувствовал, как у нее мышцы завибрировали – драконы не любят, когда их за хвост тянут… Зато размоталась хотя бы, а то так бы и стояли они на дороге по сей день…

Ну, как они до леса добирались – долгая история. Я их до полянки проводил и тут только вспомнил, что в городе у меня дело.. А тут как раз и все прочие подоспели. В общем, ушел я… Наверное, не стоило их так бросать, но не мог же я разорваться… Решил проведать потом, когда со своим делом разберусь.

Вернулся – в городе разгром, все на ушах. Пока туда-сюда, пока со своими проблемами разобрался, пока помог порядок в городе навести – неделя прошла. Заявился я на ту полянку – смотрю, флейтист на пеньке сидит , красный весь, вены на висках вздулись – но играет по-прежнему. Змея перед ним на горелой проплешине вьется – в воздух уже не поднимается. А подле пенька вся команда сидит, пригорюнилась.

Я к Мэтру подошел и спрашиваю:

– Что, не придумали, как быть с драконом?

– Не придумали, добрый человек, – отвечает тот уныло.

– А подменять не пробовали?

– Пробовали, как не пробовать. Не ведется, окаянная. Чуть что – пламенем начинает плеваться, аки лампа паяльная. Вот, всю траву на поляне выжгла.

– А я вот тут кое-что принес, – говорю я и достаю соленый огурец в салфеточке. Команда головы подняла.

– А ведь, пожалуй, может сработать, – говорит Мэтр раздумчиво, а флейтист на меня чуть не со слезами смотрит – но играть не прекращает…

Я к змее приблизился и огурцом у нее перед мордой помахал. Дурак. Надо было подальше отойти… Она только хамкнула – и нет огурца, хорошо еще, руку не откусила… И танцует дальше…

– Шел бы ты отсюда, человече, – говорит мне Мэтр, скучливо так. – Надоел ты нам со своими советами…

И все поднимаются молча и на меня смотрят. Ну что с ними делать? Я извинился и ушел.

Заглянул через месяц. Как раз первый снег выпал. Ночь лунная, снежинки в воздухе крутятся, поблескивают – красиво так. Флейтист спиной к пеньку привалился, голову запрокинул. В снегу весь, волосы мокрые, глаза красные. Но – играет все-таки, не сбивается, хотя и медленней, чем раньше.

И змея тоже притомилась. Дышит тяжело, с присвистом. Крылья сложила и в талой луже на дрожащих лапах восьмерки выписывает. Но не останавливается. И морда, как была, блаженная.

А команды нет, и вообще никого нет, кроме этой пары. Надоело, наверное, ушли по своим делам. Хотя что я – никого нет? Кое-кто все-таки был – он в этом лесу за каждым кустом прячется. Ну, я посмотрел на этих детишек, пожалел их и думаю: надо действовать, а то они друг друга до смерти уходят.

Вышел из-за куста и говорю парню:

– Холодно тебе, наверное, на земле сидеть? Простынешь ведь.

Он на меня покосился мрачно и опять глаза отвел. А я дальше продолжаю:

– Будешь играть на морозе – бронхит схватишь. Да уже схватил, я отсюда слышу, как у тебя в груди булькает. Сейчас начнешь кашлять…

И как только я это сказал – флейтист как закашляется. Флейту бросил, руки к груди притиснул. Змея остановилась, голову подняла и язык высунула – принюхиваются они так. Я назад отошел и говорю громко, на всю поляну:

– Извини, но я драконов больше люблю…

Он в кашле заходится, слова вымолвить не может –а змея глаза сузила, на пенек вспрыгнула и пасть разевает…Вот-вот огнем дохнет…

И тут, конечно, из-за кустов, из темноты – флейта… Другая совсем. Потусторонний такой звук, нереальный. Как будто не в лесу играет, а прямо в голове. И мелодия – не та, под которую змея танцевала, а сонная-пресонная, медленная, тихая такая. Змея глазами замигала, с пенька кольцами стекла. Свернулась бухточкой, лапки поджала, крылышками укрылась – и заснула… Снежинки падают и в воздухе над ней тают. И луна светит…

Тут у флейтиста разом бронхит прошел. Да и не было никакого бронхита на самом деле. Я, наверное, нехорошо с ним поступил, но надо же было как-то остановить свистопляску… В общем, он слезы вытер, волосы с лица убрал и на дракона уставился. А она спит, только из ноздрей дымок курится. Невидимая флейта смолкла, и по поляне хохоток прошел – тихий такой, как шелест. И голос у меня в ухе:

– Что, мастер Джек, все-таки выбрал, на какую сторону встать?

– Ты же знаешь, я всегда питал слабость к драконам, – отвечаю спокойно. Король снова захихикал и пропал – меня аж под курткой ветром прохватило.

А из лесу уже вся команда спешит, в сугробах вязнет.

– Браво, – кричит Мэтр и флейтиста по спине хлоп.

Тот на него оловянными глазами посмотрел и к дракону нагнулся. Руку протянул и по голове ее погладил. Она во сне рявкнула и за руку его тяп – несильно, чуть-чуть зубами прихватила. Девчонки подбежали, назад его оттащили, а он и говорит:

– Ребят, она же замерзнет…

Те переглянулись, кто-то пальцем у виска повертел.

– Ты, дружище, ума решился, – говорит ему Мэтр заботливо. – Драконы не мерзнут, у них отопление встроенное. А вот тебе бы выпить чего-нибудь горячительного не мешает…

И увели они его, хотя он и поупирался немного. А змея так и осталась на полянке спать.

Ну, я улыбнулся и в город пошел. Все-таки дурак этот король, на такую простую подначку попался. А так всегда – шутникам да умникам иной раз и невдомек, что их самих наколоть могут. Да еще кто!…

В общем, этой же ночью сильно потеплело. Я уже спать лег, проснулся от жары – потный весь. Одеяло скинул, к окну подошел воздухом подышать –вижу, над лесом черная тень раскинула крылья, луну заслонила. Огромная-преогромная. И рокот вдалеке послышался, будто гром. А в ответ ему из лесу завизжало – тонко и резко, как бензопила. И над деревьями поднялась другая тень – по сравнению с первой совсем малюсенькая. И заметалась вокруг большой, как голубь над голубятней.

Я опять улыбнулся и вернулся в постель. Прилетел профессор за своей аспиранткой, думаю… Нескоро же она таким манером диссертацию защитит…

Ну что еще про этих двух?.. Один человечек мне потом рассказывал, что будто бы этот единорог на весеннем празднике напился в доску, бился головой об дерево и кричал, чтобы ему вернули дракона. Да и застрял рогом в дереве. Его всей командой оттуда выковыривали. Рог треснул, конечно, пришлось спилить – но это после было. А парень этот, едва от дерева отцепился, прямо к Королю пошел.

– Хочу, – говорит, – в дальние края отправиться, счастье своё искать.

– Будь по-твоему, – отвечает Король. – Отпущу я тебя на один год, считая с завтрашнего дня. Если сумеешь за это время обернуться, то милости просим обратно в лес вместе с драконом. Выделим вам домик в деревне, будете жить-поживать и яйца откладывать. Но даже если она не захочет с тобой идти, все равно возвращайся в срок. Ибо кто в наш лес попал, тому нет пути назад, сам знаешь. А чтоб ты не вздумал сбежать, возьму я твою команду в заложники. И если через год ты не вернешься, отправлю я их всех в город, и будут они до конца жизни вкалывать в офисе без надежды на повышение.

Парень на команду оглянулся. Те между собой пошушукались и головами кивают: соглашайся, мол, что делать.

– Ну, коли так, – говорит Король, – тогда выходи завтра в полдень из деревни и иди по дороге на северо-запад. Да смотри, проспись хорошенько…

Какой тут проспись!… Пошел парень со своей командой к волшебному озеру, и гуляли они, пили и плясали до свету. Очухался наш герой еле-еле в полдвенадцатого под кустом каким-то. Лоб пощупал – а от рога один пенек остался. Спилили по пьяни. Ну, он в деревне кепочку раздобыл, пенек прикрыл, котомку на плечо закинул и пошел…

Да только голова у него гудела – от похмелья да от битья об дерево, – и перепутал он север с югом…

Сдается мне, Король того и хотел.

А мне как раз до того недосуг было – ну никак не мог вырваться.

Вот и вышло так, что пришлось парню много приключений пережить, прежде чем верный путь отыскать. Но история эта долгая, и рассказывать ее надобно как положено.

Часть первая

ВОЛШЕБНОЕ КОРЫТО АМБРОЗИИ

Майское утреннее солнышко выглянуло из-за перистых облачков и осветило кепку, надвинутую на лицо спящего Флейтиста. Спал он, подложив под голову котомку, на траве под деревом – а дерево было персиковым и как раз цвело розовыми цветочками. Позади уходил в перспективу целый сад таких деревьев, только росли они ровными рядами и были все одного размера – чуть выше человеческого роста. Это было сделано нарочно – ведь персики, в отличие от яблок, мягкие, и их надо собирать прямо с дерева, иначе побьются при падении. А этот сад принадлежал одному горожанину, приносил ему хороший доход и потому был огорожен проволочным забором.

То же дерево, под которым нашел приют странник, стояло за забором, возле самой дороги, и никому не принадлежало.

Флейтист накануне сильно умаялся и, пожалуй, проспал бы до самого полудня, если б не ощутил во сне, как что-то шевелится у него под затылком.

Парень сел, ничего не соображая со сна, стряхнул с себя лепестки и посмотрел на котомку. Та вела себя как обычно – лежала себе на травке и никуда не двигалась. Флейтист почесал затылок, взъерошив волосы, поправил кепку и вдруг явственно увидел, как в котомке запрыгало что-то вроде маленького бугорка. Путник удивился. Он точно помнил, что в котомке лежит флейта в чехле, колбаса в магазинной упаковке, пластиковая бутылка с остатками пива и махровое полотенце. Ничего из этого прыгать не могло. Поэтому парень, недолго думая, развязал котомку и перевернул вверх ногами. Оттуда выпала сначала флейта, потом полотенце с бутылкой, а последней – колбаса. Вместе с вцепившейся в нее мышью – белой с красными глазенками. Шлепнувшись на землю, мышь бросила колбасу (которая была раз в пять больше её), пискнула и шмыгнула в траву.

– Ах ты сволочь, – сказал Флейтист с досадой. Колбаса оказалась так изгрызена вместе с упаковкой, что ее оставалось только выбросить. Что он и сделал, зашвырнув огрызок через забор далеко в сад. Потом подумал, вытащил бутылку, допил пиво и отправил пустую тару вслед за колбасой.

До города было порядком. Парень лениво подумал, что вот хорошо бы кто его подвез – и на тебе: на дороге показался автомобиль. Вернее, этакий старичок-грузовичок, страдающий астмой, подагрой и метеоризмом..

– Эй, персик, тебе куда? – крикнула сидевшая за рулем девушка, поравнявшись с деревом. Дерево промолчало, зато Флейтист оживился.

– До города подбросишь? –он закинул за спину котомку и подойдя к грузовику, заглянул в кабину. Девушка была симпатичная, пухленькая, с русой косой и в клетчатой рубашке, наброшенной поверх топика

– А что дашь, если подброшу?

– Ничего не дам. Глаза у меня красивые!

– Что мне с твоих глаз? Бензин нынче дорогой.

– Ну, хочешь, я на флейте тебе сыграю?

– Прохиляло бы, если я была парнем, а ты девчонкой, – подмигнула она. – Ну черт с тобой, садись, я сегодня добрая.

Грузовик снова затарахтел по дороге, и на первом же ухабе пассажир треснулся головой об потолок.

– Ой, ой! Ты из меня все мозги вытрясешь!

– Были б мозги – вытрясла бы! – проорала она в ответ. – А тебе чего вообще в городе надо?

– Знакомую ищу!

– Что за знакомая? Как звать? Я в нашем городе всех знаю, может, подскажу?

– Не знаю я, как ее звать!

– А как выглядит-то хоть? Занимается чем?

– Аспирантка она! Эту пишет, как ее… Диссертацию! Про традиции! Из себя такая… – он обрисовал в воздухе миниатюрную фигурку и опять стукнулся об потолок, потому что перестал держаться. – Волосы, кажись, темные…

– Что-то худовата, – гаркнула водительница, закладывая крутой вираж на повороте. – Все вы, мужики такие, селедок любите.

Он заглянул ей в вырез, заметил, что она без лифчика, отвернулся, не удержался и еще раз заглянул.

– Я всяких люблю! Лишь бы человек был хороший.

– Все вы, мужики, так говорите…Нет, не знаю я твою знакомую. Да у нас и университета в городе нет, это в райцентр надо ехать. Но ты все-таки пойди… Блин, чертов ухаб! Зайди в редакцию и в газете дай объявление.. Долбаный трактор, всю дорогу загородил!

Она надавила сигнал, и грузовик возопил, как раненый осел. Трактор, однако, по-прежнему двигался величественно и неторопливо, что твоя каравелла, выстреливая кусочки засохшей грязи из колес.

– Слышь, а где она, эта редакция?

– Да ты не парься, я тебя подкину, мне по пути… Только вот эта бандура впереди бесит… Чтоб тебе пусто было, тарахтелка!

Трактор резко остановился и заглох. Девушка преспокойно объехала его по встречной – благо, на дороге никого не было. Вслед хрипато заматерился тракторист.

– Ты, если что, ко мне заглядывай. Я за садами живу, у самого моря почти. А в город к заказчикам езжу. Прачка я. Ты мой дом сразу увидишь, у меня постоянно белье во дворе сушится.

– А зовут тебя как?

– Роза. И, между прочим, глаза у меня здесь, – она убрала руку с руля и двумя пальцами показала, где.

– А тут тоже интересно, – отозвался он невинно, с любопытством рассматривая ее подпрыгивающую от тряски грудь. – Стой, что это у тебя за пазухой? А ну дай вытащу…

– Лапы убери, козел! Нет там ничего!

– Гадом буду, если там не мышь!

– Вот я те в рыло сейчас дам, будет тебе мышь! Все вы, мужики, такие! С утра, свинота, пьяный, мерещится черт знает что…

На этом месте они благополучно въехали в канаву, и дальше парню пришлось идти пешком.

– А все-таки была мышь, – пробормотал он себе под нос – И притом белая. Или и правда пора завязывать с синькой…

* * *

Музыкантам из зачарованного леса по роду деятельности положено легко сходиться с людьми. Что же до нашего героя, то он в этом деле был одним из первых. Стоило ему в городе завернуть в ресторанчик, как через полчаса все завсегдатаи были уверены, что сто лет его знают.

– Я ведь тебя, парень, вооот таким помню, – заявил ему какой-то бойкий дед. – Так что пиво за мой счет.

Флейтист, случись ему побывать в этом городе раньше, мог бы деду сказать то же самое. Он был куда старше, чем выглядел – а выглядел он лет на двадцать пять последние пару веков. Но не обижать же хороших людей?.. Поэтому в ответ на вопрос, где он пропадал все эти годы, парень завел очи горе и принялся вдохновенно заливать о несуществующей работе где-то в несуществующих местах, учебе в несуществующем университете и несуществующих родственниках, которых якобы навещал. Пить и усердно закусывать он при этом, понятно, не забывал. Окончательно запутавшись в перипетиях личной жизни какой-то мифической тетушки, сделал вид, что подавился пивом и, пока его заботливо стучали по спине, начал соображать, как бы поорганичнее перейти к интересующей его теме. Помог дед, благодушно осведомившийся, не собирается ли де парень жениться.

Флейтист скроил жалостную мину и поведал собравшимся о прекрасной аспирантке. Опустив, понятно, некоторые подробности. Он вообще говорил правду гораздо чаще, чем врал. К сожалению, на сей раз искренность ему не помогла: никто из присутствующих ничего не знал о такой девушке.

– Вот черт, – расстроился парень. – Придется, наверное, и правда объявление в газету давать.

Ему тут же доходчиво объяснили, как добраться до редакции местной газеты, и кто-то сунул ему свой мобильник – чтоб нашедшейся аспирантке было куда позвонить. На том и распрощались.

Уже выходя из забегаловки, Флейтист услышал сзади грохот бьющейся посуды и крики: «Мышь! Мышь!» Обернулся от двери – все посетители повскакали на стулья, а несколько особо храбрых на четвереньках полезли под стол – ловить шмыгнувшую туда грызунью. Пока они там сталкивались лбами и ругались, мышь преспокойно вылезла и деловитой рысцой направилась к выходу. Она была беленькая, с розовым хвостиком и красными глазками.

– У вас тут что, массовый побег из лаборатории случился? – спросил Флейтист у мыши, когда та с ним поравнялась.

Зверек стал на задние лапки и задергал носиком. Флейтист сложил губы трубочкой и просвистел несколько тактов колдовской мелодии. Мышь презрительно чихнула, опустилась на все четыре и проскочила мимо него на улицу, всем своим видом показывая, что она животное практичное и во всякие там волшебные штучки не верит.

– Вот, значит, как, – сказал Флейтист, подобрал камушек и запустил мыши вдогонку. Попал. Мышь вспискнула, подпрыгнула и растаяла в воздухе белым облачком. А на ее месте осталась лежать медная монетка. Парень ее поднял и сунул в карман. Пригодится.

В редакции его встретили с распростертыми объятиями. Выяснилось, что со средних лет редакторшей они вместе учились в школе и сидели за одной партой. А на выпускном балу она с ним лишилась невинности и порвала свое голубое платье, удирая от застукавшего их преподавателя. На самом деле у Флейтиста с тем парнем было общим только то, что оба были блондинами. К тому же настоящий одноклассник давно уехал из города, облысел и в третий раз развелся. Но женщина об этом понятия не имела, и Флейтист не стал ее разочаровывать. Правда, пришлось пригласить редакторшу на свидание, а про аспирантку наврать с три короба – дескать, пропавшая в детстве младшая сестренка. Но зато объявление обещали набрать аршинными буквами и поместить на первую полосу. И все это совершенно бесплатно.

Не прекращая громко предаваться воспоминаниям, редакторша взялась за сумочку, собираясь между делом подкрасить губы. Но не успела она открыть замочек, как из сумочки высунулась мышь и укусила даму за палец.

Редакторша взвизгнула, выронив сумку, та плюхнулась на пол – и оттуда, как ватные шарики из пакета, посыпались белые мышки.

Что тут началось в редакции, нетрудно представить. Сотрудницы – а все работавшие там были женского пола – дружно полезли на столы, кроме редакторши – та великолепным финтом вспрыгнула на руки Флейтисту. Мыши рассредоточились по помещению, не обращая внимания на визг и швыряемые в них предметы. Правда, кому-то все-таки удалось подбить зверушку туфлей, и она – мышь, а не туфля, – мгновенно испарилась, оставив после себя на полу погнутую скрепку. Но в суматохе этого никто, кроме Флейтиста, не заметил. Он же, решив, что пора действовать, аккуратно усадил редакторшу на стол (та верещала, дрыгала ногами и никак не хотела отцепляться) и вытащил из кармана флейту.

– Ну что, вспомним классику? – предложил мышам Флейтист и поднес инструмент к губам.

Однако эффект получился совершенно не классический. Заслышав звуки залихватской песенки, заплясали на столах босые сотрудницы, оскальзываясь на бумагах и расшвыривая канцтовары. Заплясала заглянувшая на шум уборщица, используя швабру как стриптизерский шест. Дверь в коридор она, разумеется, не закрыла; Флейтист поднажал – и из соседних помещений донесся понемногу нарастаюший топот. Вскоре уже плясало все здание – работники, уборщики, охранники, посетители, даже кошка с котятами, жившая на первом этаже в коробке из-под дамских сапог. Плясали прохожие на улице, голуби на ветках, бродячие собаки и бомжи, рывшиеся в мусорнике, даже полицейские, проезжавшие мимо на патрульной машине.

И только чертовы мыши как ни в чем ни бывало грызли провода и гадили на бумаги, не изъявляя ни малейшего желания заняться танцами.

Убедившись в полной резистентности вредителей к музыке, Флейтист задом попятился к двери, не переставая играть. Ему просто очень не хотелось идти на свидание с редакторшей, и он пытался так рассчитать время воздействия, чтоб дама забыла о нем – но не об объявлении. Известно ведь – чем дольше человек пляшет под колдовскую мелодию, тем сильнее ему отшибает память. Только выйдя из здания, парень решил, что, пожалуй, хватит с них – и опустил флейту.

– Что ж, я должен был попытаться, – сказал он себе, имея в виду мышей.

Разумеется, он уже понял, что с мышами дело нечисто. – Теперь возникают два вопроса: кто виноват и что делать. Хотя, впрочем, мне на это совершенно наплевать.

С этими словами он сунул флейту в карман и тотчас почувствовал, как острые зубки впились ему в мякоть большого пальца. Каким-то непостижимым образом лежавшая в кармане монетка превратилась обратно в мышь. Исполнив свое черное дело, она белым комочком шмякнулась на землю и мгновенно скрылась в ближайшей урне. Посасывая раненый палец, Флейтист подумал, что не так уж его это дело не касается.

А ближе к вечеру ему все-таки позвонила редакторша и слабым голосом сообщила, что свидание отменяется. Она, мол, заболела, лежит с высокой температурой и очень страдает. Флейтист проигнорировал тонко завуалированную просьбу приехать и поухаживать за больной, пообещал обязательно позвонить завтра и отключил телефон. Все равно номер с объявлением еще не вышел из печати.

А совсем уж вечером, на закате (в этих широтах темнеет поздно) парень решил прогуляться по городу и страшно удивился, выйдя на набережную. Он и не подозревал, что тут тоже есть море. Набережная щетинилась удочками, к которым прилагались рыбаки, сидевшие в медитативных позах на складных стульчиках. Флейтист подошел поближе, полюбовался на черных бычков, кишмя кишевших в зеленоватой воде, потом уселся прямо на прогретый солнцем асфальт и завел беседу с рыбаками. Сам он если и ловил когда-нибудь рыбу, то только на флейту, но разговор поддерживал умело и даже почти поверил истории об осьминоге, которого один из рыбаков выловил прошлым летом вот на этом самом месте. Зато другой рыбак, оказавшийся тетенькой лет шестидесяти (она выходила на рыбалку вместе с полосатой кошкой, которая сидела тут же с выжидающим видом), рассказал, вернее, рассказала, что нынче всех ее червей сожрали белые мыши, и ловить пришлось на хлебный мякиш. К тому же, добавила рыбачка, проклятая мышь тяпнула ее за ногу, и ей, рыбачке, целый день как-то неможется. Почуяв неладное, Флейтист спросил, как именно. Да вот голова что-то кружится, пожаловалась тетенька. Все кости ноют, будто с утра огород копала без передышки. И пить все время хочется. И вот тут че-то болит и как будто мешается (она похлопала себя в районе подмышки). И вообще у нее, похоже, температура. Надо еще пару бычков кошке поймать и домой идти, чаю горячего выпить с аспирином. Простыла, наверное, от морского ветра…

– Вам в больницу надо, тетенька, – сказал ей Флейтист. – Мыши, они, знаете, заразу разносят.

– Да завтра с утра схожу, – махнула рукой рыбачка и тут же скривилась .– Ох ты ж, ссабака, больно-то как… Пойду я домой, посплю, может, само пройдет…

Флейтисту вспомнились зловонные ямы, полные разлагающихся трупов. Целые улицы заколоченных домов. Клювастые маски врачей. Скрипучая повозка, подпрыгивающая на булыжниках, и хриплый крик: «Выносите трупы!». И как он сам сидел на этой повозке, болтая ногами и наигрывая на флейте, а позади среди груды мертвецов копошились полуживые тела в последней отчаянной попытке танцевать.

– Неа, не пройдет, – помотал он головой. – Вам бы лучше скорую вызвать, а то зараза по всему городу разойдется.

И заглянул проникновенно в покрасневшие глаза рыбачки.

– И правда, – пробормотала та. – Что-то мне с каждой минутой хужеет.

Тут она отвернулась, согнулась пополам, и ее вырвало прямо в море.

Флейтист успел вскочить и поймать ее за плечи, не то рыбачка бы неминуемо свалилась в воду. Другие рыбаки повставали с мест, кто-то уже вопил, что человеку плохо.

– Вызывайте. Скорую, – четко повторил Флейтист, глядя в глаза наименее растерявшемуся рыбаку, а затем, убедившись, что тот послушно набирает номер на мобильнике, скользнул сквозь образовавшуюся толпу и незаметно покинул набережную.

– Но какая же стерва до этого додумалась? – спросил себя парень, устроившись на скамейке в каком-то сквере и провожая глазами целых три машины скорой помощи, промчавшиеся мимо с надрывающим душу воем. – Хвала небесам, у меня иммунитет.

Иммунитет у него действительно имелся – эта же самая чума свалила его в возрасте пятнадцати лет, и, не встреться ему тогда пафосный тип в шлеме и с лютней, все могло бы закончиться куда печальнее. А впрочем, теперь человеческие болезни на него вообще на распространялись. Посидев еще и хорошенько поразмыслив, Флейтист пришел к выводу, что тут как пить дать замешана ведьма. И он даже знал, кто это. Ну, не знал, а так, догадывался. И догадался бы и раньше, да напрочь забыл о той пухляшке, которая проклятием остановила трактор. И у которой белая мышь сидела за пазухой. Вот только оставалось узнать, чем это горожане ей так насолили.

Немного поколебавшись – идти или не идти, – Флейтист уступил природному любопытству и решил все-таки пойти. Вернее, поехать – путь был неблизкий. Но сначала следовало завернуть в супермаркет – негоже к даме являться с пустыми руками. Ну и в подпитии все люди становятся разговорчивей.

В супермаркете он первым делом схватился за пиво, но потом решил, что коньяк будет вернее. Потом прихватил еще кое-что на кассе. Несмотря на мышь, декольте у ведьмы было впечатляющее.

Денег у него, естественно, не было, а у кассирши, как назло, оказалось все в порядке с личной жизнью. Ни друзей детства, ни бывших возлюбленных, ни даже любимого киноактера, за которого можно было схилять. Поэтому Флейтист просто взглянул ей в глаза и попросил напрямую. Когда он так делал, никто не мог ему отказать. Но он не любил этот метод – слишком сильно приходилось напрягаться, да и скучновато как-то. А за сегодня это был уже третий раз.

Куда точно ехать, он не знал, но был уверен, что ведьма сама подскажет. И верно: за садами, где дорога начинала петлять, подобравшая его попутка заглохла и ни с места. Флейтист поблагодарил и вышел. Водитель стал было орать, чтоб тот вернулся и помогал толкать машину, но тут последняя завелась, а Флейтист уже исчез в зарослях.

* * *

Ведьма сидела на краю обрыва, а внизу шумело и плескалось море. Двор у нее был небольшой, и ничего там не сушилось, только валялся всякий хлам и пышно колосился бурьян. Дом – одноэтажная халупа – стоял темный, только одно окно светилось голубым, и там прозаично бурчал телевизор.

– Кого это несет ко мне среди ночи? – вопросила ведьма, не оборачиваясь.

– Санэпидемстанция, – отозвался Флейтист, прикрывая за собой калитку.

Прошел через двор, споткнулся о лежащую лопату, обогнул цинковое корыто с водой и сел рядом с хозяйкой, свесив ножки.

Ветер дунул ведьме в лицо, поставив челку дыбом.

– Ты по поводу чумы? – в лоб спросила девушка.

– Не, я так просто, в гости, – он порылся в сумке и вытащил бутылку. При этом из сумки выпал презерватив и канул в морскую пучину.

– Противочумный костюм? – ведьма изогнула бровь и как бы между прочим забрала у него емкость.

– Вроде того, – согласился Флейтист. – У меня тут еще есть, – он выгреб горсть блестящих квадратиков и показал ей. – Как думаешь, хватит?

– Главное, чтоб у тебя мускулов в одном месте хватило, – отрезала она и, быстренько скрутив бутылке крышку, сделала добрый глоток. При этом незаметно плюнула внутрь и, отвернувшись, что-то прошептала в кулак. Потом передала бутылку гостю.

– Твое здоровье, – сказал он и тоже отпил. А потом они посмотрели друг на друга и одновременно сказали:

– Говори правду.

И одновременно начали говорить правду.

– Я музыкант из зачарованного леса, и чтоб это узнать, не обязательно было плевать в коньяк.

– Я ведьма Амброзия, и я ненавижу свое имя. Засмеешься – до конца жизни будешь подгузники вместо гондонов носить.

– На имя мне в принципе положить, но сиськи у тебя клёвые.

– Ты сегодня, когда за пазуху мне полез, чуть фамильяра моего не придушил. А так я была совершенно не против.

– Я у тебя пару дней перекантуюсь и сбегу потихоньку, пока ты спать будешь.

– Я считаю, что все мужики сволочи и всегда первая их посылаю, даже если они мне нравятся.

– А я считаю, что ты стерва, и это у тебя от недотраха.

– А я тебе за такие слова отомщу. Я вообще упиваюсь своим всемогуществом и что хочу, то и ворочу. Могу приворожить любого, могу проклясть, могу чуму наслать.

– А я хочу воспользоваться твоим всемогуществом в своих корыстных целях. Собираюсь тебе врать, поддакивать и всячески подольщаться, чтоб ты мне помогла найти любимую. Она на самом деле дракон. Но ты мне тоже нравишься. Я вообще разносторонняя личность.

– У меня есть волшебное корыто, в котором я могу видеть все, что происходит на свете. И если б ты прикинулся паинькой, я бы разжалобилась и тебе помогла. А теперь не буду. Я еще не решила, чего мне хочется больше – трахнуть тебя или морду набить.

– Ё-моё, да скоро ли твое заклятие кончится?!!

– Когда коньяк из организма выйдет. А твое?

– Когда глаза отведу. Кстати, мне тяжело все время тебе в глаза пялиться.

– Ха-ха-ха, неудачник, значит, я круче.

– Так нечестно. Давай до утра молчать.

– Давай. У меня дома чистое бухло есть, без заклятья. Сейчас принесу.

– Я с тобой. Я тебе не доверяю. И к тому же замерз, как собака. От моря дует.

– Если б не знала, что ты не врешь, подумала бы, что врешь.

– Да нет, правда замерз. Но если хочешь, пошли сразу трахаться.

– Пошли. И заткнись уже наконец.

* * *

Утро было недобрым. Вернее, с самим-то утром все было в порядке: пели птички, сияло солнышко, белая мышь в углу догрызала трусы Флейтиста. Амброзия в желтом сарафане в белую ромашку порхала по кухне, мурлыча под нос что-то развеселое.

– Вот черт, – расстроился Флейтист, садясь в постели. – А я-то надеялся, что проснусь первым и успею смыться…

Ведьма заглянула в комнату..

– Эй, у тебя коньяк еще не вышел, что ли?

– Покажешь, где сортир, – выйдет.

– Сортир на улице. Можешь прямо в простыне идти, я твои штаны постирала.

– Весьма удручающий факт, как сказал бы наш Мэтр. Не потому, что я не люблю простыней, я бы и голым прогулялся, хотя ты живешь на отшибе, и некому любоваться моей несравненной красотой. Но вот забота с твоей стороны несколько настораживает…

– А ну бегом в сортир!!! – заорала Амброзия. В кухне с треском взорвалась лампочка и посыпались тарелки из сушилки. – И чтоб до этого я от тебя ни звука не слышала!

Флейтист покорно завернулся в простыню и вышел на улицу.

Двор было не узнать. Бурьян исчез, на его месте покачивались ромашки диаметром с крышку от кастрюли. Дорожки были выложены плиткой. На протянутой вдоль обрыва веревке колыхались пресловутые штаны, присобаченные цветными прищепками.

– Пипец, – сказал Флейтист обреченно и проследовал по месту назначения.

Когда вернулся, на кухне его ждал – подумать только! – завтрак…

– Роза, ты с ума сошла? – поинтересовался парень.

– Зови меня Амброзией, – махнула рукой ведьма. – Ты мне ночью сказал, что мое имя тебя возбуждает.

– Ах да, точно. И ведь не врал же, черт побери… Слушай, а ты случайно в еду ничего не подмешала?

– Ничего, перестань таращиться. Перестань, я сказала! – она прикрыла глаза ладошкой. Глянула сквозь пальцы. Увидела, что он все еще не отвел взгляда – и резко, одним движением сдернула лиф.

Лучистый взор Флейтиста немедленно съехал туда, а ведьма вздохнула с облегчением.

– Так-то лучше. Давай лопай, я тебе потом кое-что покажу.

– Как, я еще не все видел?..

Окно с треском распахнулось, с подоконника рухнул горшок с фиалкой.

Парень счел за лучшее прикусить до поры язычок.

После завтрака Амброзия поманила гостя за собой во двор.

– Вот мое корыто, – показала она на скамейку под грушевым деревом. Там действительно стояло цинковое корыто, наполненное до половины черной водой. Флейтист хотел было спросить, не в нем ли она стирала штаны, но вовремя остановился. Ведьма села на скамейку слева от корыта и поводила обеими ладонями над водой. На поверхности вспучилось что-то вроде мыльной пены и разбежалось по краям. Флейтист подошел ближе и увидел, как из черноты в середине корыта начала проступать картинка.

…Море, а на море шторм. Темные волны мертвенно взблескивают под молниями. Сами молнии похожи на сухие искривленные ветви, только голубые, возникающие ниоткуда на фоне синевато-багровых туч.

А в самой клокочущей гуще плывет, вернее, барахтается парусник. Паруса оборваны, грот-мачты нет. Волны перехлестывают через судно, кренящееся то на один борт, то на другой. Матросы тенями мечутся по палубе, виснут на шкотах. И ярче любых молний – то на оставшейся мачте, то на бушприте, то на корме, – вспыхивает зеленовато-голубой огонек.

– Черт, заклинило, – сказала ведьма с досадой и стукнула кулаком по боку корыта. Изображение пошло рябью и пропало.

– И что это было?

– Сама хотела бы знать. Но это корыто в моем корыте уже третий день маячит. Глюк, наверное.

– А ты не врешь?

– С чего мне врать-то?

– Ну, чтоб дракона мне не показывать. Может, ты в меня влюбилась и хочешь, чтоб я с тобой остался…

На дереве с треском обломился сук и грохнулся рядом с Флейтистом, чудом его не прибив.

– Тоже мне, сокровище, – фыркнула Амброзия в безуспешной попытке замаскировать гнев под презрение. – Да ты же чучело помойное, дурак набитый, и в постели ты… – тут она нечаянно наткнулась на его взгляд – …бог, черт и секс-машина… Умница, красавец и вообще замечательный парень… А корыто действительно глючит! Сгинь с глаз моих долой, паскуда!..

– Куда я пойду в одной простыне?

– Тогда я тебе мешок на голову надену.

– Да не буду я больше!

– Врешь!..

– Не вру! Мне самому надоело. Ну, плюнь мне еще куда-нибудь, если не веришь…

– В рожу твою бесстыжую плюну, если не уймешься!..

– Ладно, давай мешок…

…Полчаса спустя они лежали на простыне под солнышком у края обрыва, а над ними победно трепыхались подсохшие штаны. Ветер усиливался.

– Дождь будет, – лениво проговорила Амброзия, накручивая на палец прядь волос Флейтиста. Мешок она на него надевать не стала, пожалела

– Погоду умеешь предсказывать?

– Нет, сама вчера наворожила, пока тебя ждала. Надо же было чем-то руки занять.

– А кстати, вот мы тут лежим, а в городе чума, – припомнил Флейтист , подсовывая руку ведьме под голову.

– Да нет там уже никакой чумы, – отмахнулась Амброзия, пристраиваясь поудобнее. – Я Буцифера с утра послала, он проверил. Мое колдовство непрочное, долго не держится.

– Кого послала?

– Буцифера. Это фамильяр мой, мышь белая. Все остальные – так, клоны. Я по городу ездила, белье собирала и потихоньку мусор всякий подкидывала – скрепки, монетки, бумажки… А к тебе в мешок сам Буцифер за колбасой лазил. Он-то мне про тебя и сообщил.

– Мешок?

– Не беси меня, юморист фигов!.. Я что хочу сказать – на самом деле чумной вибрион был такой же настоящий, как те мыши. Утро настало – и все растаяло…

– А зачем тогда вообще было огород городить?

– Ну просто так, попробовать – получится или нет.

– Да, весело с тобой горожанам. Ураганов не насылала еще? Попробуй, тоже интересный эффект получается.

– А то я бы без тебя не додумалась. Именно ураган и будет, и не далее как сегодня ночью. Так что не вздумай сбежать…

* * *

Погода и впрямь скоро испортилась, так что штанам пришлось досыхать дома. Заодно обнаружилась и верхняя часть туалета, аккуратно висящая на спинке стула.

– Я сказала – не вздумай сбежать, – напомнила ведьма, наблюдая за тем, как ее гость натягивает сыроватые джинсы на голое тело. Трусы пали смертью храбрых в пасти Буцифера, и их бренные останки упокоились в мусорном ведре.

– Обязательно сбегу, – пообещал Флейтист. – Обожаю бегать трусцой под ураганным ветром. Особенно по берегу моря в шторм.

Он уже устал от собственной искрометности и скатился в болото пошлой иронии. Ведьма тоже притомилась.

Дом трясся, как холодец, несчастная груша во дворе скрипуче взывала к небесам о милосердии. Но волны досюда не долетали – хозяйка постаралась обезопасить жилище от собственных козней. Так что в доме даже телевизор работал без перебоев.

Флейтист высунул голову из горловины футболки, встрепанные волосы эффектно распались над пеньком на лбу.

– А еще, между прочим, тут кое-чего не хватает, – он хлопнул себя по заднице, вернее, по заднему карману.

– Ах да, – ведьма старательно изобразила раскаяние. – Я твою флейту в море уронила.

За истекшие сутки Флейтист окончательно перестал отличать ложь от правды, к тому же ему до чертиков надоело быть все время в напряжении. Поэтому он решил, что проще соглашаться, чем разбираться.

– Ай-ай-ай, как же так вышло, – он в свою очередь скроил фальшиво-траурную мину. – Теперь мне придется остаться у тебя навсегда.

Амброзия бросила притворяться и воззрилась на него с недоверием.

– Ты серьезно, что ли?

– Ну да. Я же без нее как без рук. И толку от меня такого ровно шиш. Так что я отныне буду лежать на твоем диване, а ты будешь меня кормить, поить и всячески ублажать. И шнурки гладить.

– Ты совсем офигел, что ли? А как же твоя дракониха?

– Я объявление в газету дал. Найдется – сама позвонит.

Амброзия помолчала.

– Выпить хочешь? – спросила она нерешительно.

– Это ты меня ублажать уже начинаешь? – прикинулся дурачком Флейтист. – Неа, не хочу. – Он подошел к кровати и рухнул на нее звездой. – Кстати, трахаться тоже не хочу. Дай-ка мне пульт от телевизора.

Пульт взмыл сам собой в воздух и врезался в стену, выронив батарейки.

– Ты мне тут балаган будешь устраивать, жопа с ушами? – рявкнула ведьма, уперев руки в бока.

– Буду. Смотри мне в глаза, женщина. Нарочно флейту свистнула, чтоб я от тебя не сбежал?

Кровать дрогнула и дала крен на один борт, вытряхнув Флейтиста на пол и прихлопнув матрацем.

– Пошел вон отсюда! – в бешенстве заревела Амброзия, и не успел парень оглянуться, как оказался за дверью. Буквально. То ли его ветром вынесло, то ли ведьма собственные руки приложила. Котомка, пробив стекло, снарядом вылетела в окошко и приземлилась в лужу. За ней последовало еще что-то темное, фаллической формы, и пребольно стукнуло парня по спине.

Оказалось – зонтик.

– Ишь ты, а ведь минуту назад собиралась вернуть флейту, – озадаченно сказал Флейтист. – Кто их поймет, этих баб.

Ветер во дворе был не совсем ураганный, но все-таки он был – и дождь тоже. Флейтист постучался было деликатненько в дверь, но никто ему, естественно, не открыл. Тогда он подобрал котомку, заглянул в нее, удовлетворенно хмыкнул и пошел к калитке.

А в доме ожесточенно шмыгала носом ведьма. Буцифер, угнездившись у нее на макушке, сосредоточенно копался в волосах. Амброзия сердито выпутала его из шевелюры и запихала за пазуху.

– Вернется, – угрюмо предрекла ведьма. – Куда он денется. За двором погода нелетная, уж я постаралась.

«Щас обратно позовет», – подумал Флейтист , берясь за ручку калитки.

– Ни за что не позову, – грозно сказала ведьма, скрещивая на груди руки с такой силой, что Буцифера выдавило из ложбинки.

За двором Флейтиста окатило дождем – так пенсионерки в марте окатывают из кастрюли орущих котов. Парень сделал наивную попытку открыть зонтик – но тот вывернулся наизнанку, а в следующее мгновение от него вообще остались голые спицы.

«Может, я и правда дурака свалял. Может, она на самом деле флейту в море упустила?»

Ведьма проследовала в кухню, достала из шкафа большой кувшин с приклеенной скотчем этикеткой – на этикетке красным фломастером было написано «Смесь Пандоры. Не открывать!» – и вытряхнула оттуда флейту.

– Ну и на фиг она мне сдалась? – спросила Амброзия у перебравшегося на плечо Буцифера. Тот встал на задние лапки и ткнулся мордочкой ей в ухо, щекочась подрагивающими усиками.

Ведьма злорадно ухмыльнулась и сделала флейте «крапивку».

– Ай, – сказал Флейтист, потирая предплечье.

Он успел отойти довольно далеко от калитки – насколько это было возможно в таких условиях, – но тут решил, что пора возвращаться.

И не угадал.

На месте ведьминого забора поскрипывали под ветром ежевичные кусты, намертво сплетшиеся ветками. Они были высотой в два человеческих роста и щетинились колючками длиной в палец. Между колючками трогательно проглядывали беленькие цветочки и зеленые листики. По всей этой композиции нещадно колошматил дождь, сбивая цветочки и листики в грязь.

Флейтист понял, что влип, – и согнулся пополам в приступе дикого хохота.

Сидя на полу в кухне, Амброзия ласково щекотала флейту кончиками пальцев…

* * *

Рассвет застал Флейтиста на пустынном пляже – вернее, на единственном сухом бугорке, торчащем из обширной глинистой лужи. В луже плавали палки, позеленевшие снизу поплавки из пенопласта, бутылки и разрозненные резиновые тапочки. Дохлая медуза, похожая на сгусток яичного белка, безвольно распласталась на огромной коряге, наполовину высовывающейся из воды.

Распогодилось не так давно, и на пляже было холодно – а выражаясь точнее, стоял нечеловеческий дубняк. Флейтист сидел, обняв колени, съежившись под мокрой одеждой, и старался не шевелиться, чтобы не растерять остатки тепла. Судя по тому, что никто его не щипал, не кусал и не щекотал, ведьма наконец угомонилась, а может, даже заснула. Под теплым одеялом в мягкой постели. Возможно, напившись перед этим чаю. Или чего-нибудь покрепче.

Заря цвета клубничного мороженого вставала над морем. В небе противными голосами верещали чайки; одна из них спикировала на корягу и деловито клюнула труп медузы. Судя по выражению лица, добыча ей не понравилась.

Кроме Флейтиста и чаек, никого живого на пляже не было.

Более того – сам пляж был окружен красивыми слоистыми скалами, взобраться на которые не было никакой возможности. Очень-очень высоко из них торчали узловатые корни, а еще выше покачивались ровные, как карандаши, сосны. И никаких признаков цивилизации либо ведущих к ней дорог не наблюдалось.

Флейтиста вовсе не интересовал вопрос, как он сюда попал. Он просто до сих пор удивлялся, как ему удалось этой ночью выжить. И что делать в ближайшие пару часов, он тоже отлично знал. Беспокойство вызывало более отдаленное будущее. Но сейчас больше всего на свете ему хотелось спать – если не считать острого желания принять внутрь чего-нибудь спиртного. Спиртного не было. Поэтому парень свернулся клубочком на гальке и прижался щекой к мокрому боку котомки, как ребенок к плюшевому мишке. И моментально вырубился, несмотря на экстремальные условия.

А разбудил его звук, абсолютно неуместный в данной обстановке.

Это был сигнал смс-сообщения, раздавшийся в непосредственной близости от уха.

Не вставая и не открывая глаз, Флейтист пошарил в сумке и вытащил мобильник. Это была почти легендарная модель – такими телефонами, наверное, пользовались еще динозавры в пору своего процветания. Форма корпуса, видимо, была специально разработана под лапу тираннозавра. Но именно благодаря своему возрасту устройство с блеском выдержало все испытания прошлой ночи.

Сообщение, высветившееся на узком зеленом экранчике, содержало всего одно слово: «Караул!»

– Это я и так знаю, – буркнул Флейтист и заснул обратно, не успев положить мобильник на место. Тот отплатил ему за небрежение, заверещав прямо в ухо фрагмент народной мелодии времен чумы.

– Алё? – сказал Флейтист в трубку.

– Здравствуйте, я по объявлению, – ответила трубка старушечьим голосом. – Это не вы девушку потеряли?

– Ну я, – с подозрением отозвался Флейтист.

– Так вот, я хотела сказать, что вам необходимо забыть о прошлом и жить дальше! Жизнь ведь так прекрасна, зачем тратить ее на сожаление о том, чего не случилось! Вы так молоды, у вас все еще впереди! Я вам желаю всего самого, самого наилучшего, и чтоб вы обязательно нашли себе достойную невесту…

– Спасибо, найду, до свиданья, – на автопилоте согласился парень и дал отбой.

Проклятый прибор на этом не успокоился.

– Алло? Я, знаете ли, щас получил утреннюю газету, а там ваше объявление, – на этот раз голос принадлежал мужчине, и тоже, видимо, ровеснику телефона. – Я, конечно, невысокого мнения о нравах современной молодежи, но чтобы прямо вот так! На первой странице! Выносить на публику свои порочные фантазии! Вы совсем совесть потеряли, юноша, если только она у вас была! Вот я в вашем возрасте думал только о том, чтобы выучиться на отличного специалиста и приносить пользу обществу…

– Да не были вы в моем возрасте, – буркнул Флейтист, спросонья растеряв все свое чувство юмора. – А в молодости вы, между прочим, курили травку, носили феньки и проповедовали свободную любовь.

Наверняка он этого не знал, но попал в точку. Абонент фыркнул, как бык на выпасе, промямлил что-то о беспардонном глумлении над старшими и отключился.

Третий звонок окончательно вывел Флейтиста из себя.

– Аллоу? – пропело густое контральто. – Если вы желаете познакомиться с интеллигентной вдовой среднего возраста для периодических встреч на моей территории…

Не дослушав, парень размахнулся и зашвырнул телефон далеко в море, распугав чаек. Затем снова принял позу эмбриона и постарался уснуть. Как ни странно, ему это удалось.

Снились ему танцующие на лесной поляне доброжелательная старушка, хмурый дядька в фенечках и интеллигентная вдова с пышной грудью и не менее пышными усами. Посередине поляны стояла на пеньке ведьма и играла на его флейте, а на голове у нее сидел Буцифер и дирижировал лапками.

Флейтист даже не очень удивился, когда его разбудил телефонный звонок.

Парень сел, проморгался и заметил, что настал вечер, лужа сильно обмелела, и кое-где образовались другие островки, поменьше. На одном из них лежал телефон и настойчиво верещал, подпрыгивая от вибрации.

Флейтист понял, что трубку придется взять. Перешел лужу вброд, счистил с телефона налипшие водоросли и поднес прибор к уху.

– Караул!!!! – гаркнул из трубки целый хор. Флейтист вздрогнул и отвел руку с телефоном.

– Карауууул!!! – снова заорали оттуда, затем что-то зашуршало, и голос, явно очень молодой, прокашлялся и произнес с деланной хрипотой:

– Прием! Кто на связи?

– Я, – растерянно отозвался Флейтист, снова прижимая телефон к уху. – А это кто?

– Мы!!! –слаженно возопил хор, и хриплый голос добавил: – Экипаж призрачного брига «Бесноватый» терпит бедствие тут… на этом… черт его знает, где мы, но мы тут застряли!

– Сочувствую, чуваки…

– Да ты не сочувствуй, ты нам скажи, где мы находимся! – голос перестал быть хриплым и перешел на фальцет.

Тут последний луч закатного солнца упал на скалу, торчавшую из моря довольно далеко от берега. С одной стороны скалы совершенно ясно обозначился нос парусника, украшенный какой-то зловещей фигурой, а с другой – корма. На верхушке скалы копошились едва различимые отсюда люди.

– А, вижу, – невозмутимо сказал Флейтист. – По-моему, вы в жопе, ребята.

– Что? Не слышно ничего, связь плохая! Мы с лопаты звоним!

– Я говорю, вы в жопе!

– А! Тогда и ты тоже! – обрадовался голос. – Ты можешь нас отсюда вытащить?

– Нет. А вы меня?

– Попробуем. Щас, подожди, не клади трубку…

На утесе вспыхнул ярко-зеленый огонек, мигнул, сменил оттенок на бирюзовый и пропал. А в следующую секунду бирюзовым сверкнуло прямо за спиной Флейтиста – четкая тень легла на сырую гальку , – что-то рвануло парня за шиворот, и, не успел он набрать в грудь воздуха, как оказался с головой в воде.

– Извини, – сказал кто-то, когда Флейтист, плюясь и кашляя, вынырнул на поверхность. Перед ним высилась черная громада утеса, слева торчал нос, справа корма, а на воде плясало голубоватое, как на спиртовке, пламенышко.

– Эй! – крикнули сверху. – Опять промазал?

– Хорошо, что не об скалу, – виновато произнесли совсем рядом, и Флейтиста вторично дернули за шиворот. На этот раз попали правильно.

* * *

На вершине утеса росло кривое дерево, неизвестно за что державшееся корнями, а вокруг дерева в разных позах сидел экипаж брига «Бесноватый».

– Привет, – поздоровался капитан, спрыгивая с чего-то, неразличимого в темноте. Самого капитана было видно довольно хорошо – во-первых, он слабо фосфоресцировал, а во-вторых, курил длинную трубку, выпуская светящиеся облачка дыма. Он был невысокий, но плотный, в богато расшитом камзоле и клеенчатой шляпе, надвинутой на самые глаза. Несмотря на бороду, выглядел он довольно юным.

– Привет, – ответил Флейтист, пытаясь вытереть лицо краем футболки, с которой текло в три ручья.

– Это что у тебя на лбу? – спросил Капитан, прокашлявшись и спустившись на пару тонов ниже.

– Это? Затычка, чтоб мозги не высыпались. А что?

– Да у меня тоже с этим проблемы, – хмыкнул Капитан, приподняв шляпу. На голове у него обнаружились два маленьких крепких рога. – Ты не из Лесу случайно?

– Случайно из Лесу. А вас как сюда занесло?

– Долгая история. Да ты садись, садись, будь как дома. Ром будешь?

– Спрашиваешь!..

Команда обступила вновь прибывшего, тут же откуда-то появилась фляжка с ромом, и Флейтист наконец-то отвел душу.

– Так вот, – заговорил Капитан, возвращаясь на то, на чем сидел. – Как сам понимаешь, мы все тут немного того…

Члены экипажа разом подняли шляпы, показав рога.

– Это моя идея была, – продолжал Капитан не без самодовольства. – Я еще до леса, мальчишкой, бредил морем. Тогда корабли на самом деле были парусными, не то что сейчас. Ну и вот… Рассказал я ребятам в лесу про всю эту кухню, и решили мы стать пиратами, раз уж настоящих на свете не осталось. Пошли мы к королю…

– Дай угадаю, – перебил Флейтист, – он дал вам корабль, но поставил какое-то несусветное условие, да?

– Совершенно верно. Даже не одно. Во-первых, нас всегда должно быть ровно тринадцать…

Флейтист пригляделся, посчитал по головам. Двенадцать. Парню стало слегка не по себе.

– Во-вторых, – невозмутимо продолжал Капитан, – ни один из нас не может покинуть корабль, пока не найдет себе замену. И в-третьих – если на борт ступит женщина, мы тотчас вернемся обратно в лес, а судно пойдет ко дну.

– Ну, в принципе, не так уж плохо, – пожал плечами Флейтист.

– Ну да, если не считать того, что король забрал у нас инструменты, – скорбно молвил капитан. – Сказал, в море они нам не нужны. А у нас вся магия на этом держится, сам знаешь.

– И как же вы теперь?

– Обходимся кое-как. Правда, иной раз такая чепуха получается, что на голову не натянешь.

– Это поэтому вы здесь застряли?

– Нет, это не поэтому… Это какая-то гадина бурю вызвала, и мы в скалу въехали… Вообще-то судно у нас призрачное, должно по идее сквозь твердые предметы проходить. А тут накладка случилась. Может, флюиды какие-то в воздухе столкнулись, буря-то колдовская была. Ну и прошли мы сквозь этот утес, чтоб его… Почти. Вон, видишь, что вышло. Середина корабля так в утесе и осталась. Нас в море выкинуло, мы сюда залезли и вот сидим… Были бы инструменты – мигом бы все наладили… Стой, а у тебя же, наверное, есть что-нибудь с собой?

– Была флейта. Сперли ее у меня.

– Ну ты лох, – огорчился Капитан

– Ладно, не переходи на личности. С кораблем все понятно. А звонили-то вы с чего?

– Я же тебе сказал – с лопаты. Слышал когда-нибудь о предметной магии?..

– ?

– Ну, была у нас с собой лопата, сокровища закапывать. Мы все сосредоточились и представили, что это телефон.

– Ни фига себе у вас телепатия!

– Да есть у нас тут один талант в команде…

Почти у самого локтя Флейтиста кто-то застенчиво шмыгнул носом. Парень испуганно покосился туда, но никого не увидел.

– Стесняется, – сказал Капитан ласково-снисходительным тоном. – Кстати, о талантах. Ты случайно осьминогов готовить не умеешь?

– К чему готовить?!!

– Понимаешь, к нашему днищу осьминог приклеился. Мы его замочили про запас, кораблекрушение ж вроде как. Всегда мечтал потерпеть настоящее кораблекрушение!.. А щас хватились, что готовить никто не умеет, да и не на чем. Придется сырым жрать. Прямо как в книжке…

Тут только до Флейтиста дошло, на чем сидел Капитан.

– Ничего себе! Чем это вы его так?

– Лопатой, – вежливо пояснил голос из ниоткуда.

Флейтист вздрогнул.

– Тринадцатый, – прикрикнул Капитан. – Покажись, не пугай человека.

Зеленая вспышка озарила дерево, команду и прочие детали пейзажа. Мелькнула треугольная рожица, заостренные ушки, прихваченные красной косынкой, золотая серьга и съехавшая с одного плеча тельняшка. Затем снова воцарился мрак.

– Вот, это наш Тринадцатый, – представил Капитан. – Был бы гением, если б не нервы. Но мы его все равно любим.

Зеленоватое пламенышко мигнуло возле него, порозовело и прильнуло к его плечу. Потом пропало и затеплилось снова – на верхней ветке дерева, приобретя совсем уж свекольный оттенок.

– Подождите, так это же вы в ведьмином корыте были, – вдруг вспомнил Флейтист. Капитан слегка нахмурился.

– Нет, я согласен, что наш бриг не чудо техники… Но чтоб сразу корыто…

– Да нет, я не про это… Дайте еще выпить, я расскажу.

– Господа, у кого фляжка?.. Тринадцатый!

В воздухе материализовалась узкая голубоватая кисть и уронила фляжку на колени Флейтисту. Тот поболтал в ней остатками рома – жидкости едва хватало на глоток.

– Нервы, – несчастным голосом объяснил Тринадцатый. – В трюме еще бочка есть. А трюм в утесе.

– Ладно, – покладисто согласился Флейтист, допивая, что есть. – Слушайте, как было дело…

* * *

Поскольку начал он, как ни странно, с начала, повествование растянулось надолго. Матросы слушали внимательно, кое-где посмеиваясь; Капитан все время лез с комментариями. Слушает ли Тринадцатый, понять было трудно – его огонек все время метался по скале, так что в глазах рябило.

– Господа, – сказал наконец Капитан, хлопнув дохлого осьминога по завязанному узлом щупальцу. – Я думаю, наш долг – помочь товарищу. А он, в свою очередь, поможет нам.

– Как? – спросил угрюмый боцман, которому очень мешала повязка на абсолютно здоровом глазу – он ее все время сдвигал и почесывал бровь.

– Ну, нам же нужно вытащить корабль, – Капитан опять сбился с высокого штиля. – С флейтой мы это сможем. Значит, надо сгонять к ведьме и отобрать у нее флейту…

– А у него вторая в сумке есть, – меланхолично сообщил Тринадцатый откуда-то из-под осьминога.

Флейтист немного смутился.

– Ну да, есть, – не стал он отпираться. – А ты откуда знаешь, ябеда?

– Я сквозь ткань умею видеть, – совсем тихо признался Тринадцатый.

– Ух ты, круто! – восхитился Флейтист. – И через одежду можешь?

– Могу, – согласился Тринадцатый и засветился красным.

– Вот бы мне так! Это ты, значит, идешь по улице и всех баб голыми видишь?

– Если захочу. Поверь, чаще всего это зрелище весьма неаппетитное…

– Так, не отвлекайтесь, – перебил Капитан. – Во-первых, мы по улицам не ходим, а во-вторых, у нас баб нет… Черт, а ведь и правда – баб нет…Тринадцатый?!!

– Да ну тебя к морскому дьяволу, кэп! – обиделся тот. – Нужен ты мне, как каракатице лифчик…

– Так что делать будем? – вмешался Флейтист. – Я понимаю, нехорошо поступил, но у меня же свой интерес. Я вам корабль починю, а эта коза тем временем флейту пополам переломит от нечего делать, и останусь я на всю жизнь паралитиком…

– Знаешь, мне кажется, она этого не сделает, – возразил Тринадцатый и даже слегка материализовался ненадолго. Оказывается, он сидел, привалившись спиной к осьминогу, закинув ногу за ногу. – Если б она правда хотела тебе вред причинить, то скрутила б тебя в бараний рог еще вчера.

– Неутешительно.

– Почему? Вчера она злилась, а сегодня скучает.

– Вот это-то и неутешительно… Бурю она тоже от скуки наколдовала.

– Темпераментная женщина, – заметил Тринадцатый, фрагментарно проступив на фоне осьминога.

– Вот и сходи к ней, познакомься. Может, флейту мою у нее выклянчишь.

– Не пойду.

– Боишься?

– Боюсь. Мышей боюсь. До ужаса прямо.

– Тринадцатый! – строго сказал Капитан.

– А чего сразу Тринадцатый? – заныл тот. – Вот сам бы взял и сходил. Ты же у нас бесстрашный покоритель морей.

– Морей, а не агрессивных неуправляемых социопаток!.. Так, слушай приказ капитана! Пойдешь ты, и никаких возражений. Во-первых, ты быстро передвигаешься. Во-вторых, ты самый незаметный, пришибить будет трудно. Ну и в-третьих – ты обаятельный…

Тринадцатый длинно вздохнул и сверкнул зеленым. Флейтист заоглядывался, ожидая, что вот сейчас огонек вспыхнет где-нибудь в труднодоступном месте.

– Да ушел он, ушел, – успокоил его Капитан. – Тринадцатый у нас парень ответственный.

– И шустрый, – все еще недоверчиво проговорил Флейтист. – Я же ему даже адрес сказать не успел. Что он вообще за чудо такое?

– Не поверишь, – хихикнул Капитан. – Фея. Помнишь, в лесу дуб здоровущий рос, старый-престарый? Так вот, он там раньше жил. Прямо в кроне, как пташка. А потом в дуб молния шарахнула. С тех пор у бедняги с нервами не все ладно. Ну что, пока он там ведьму твою убалтывает, не хочешь осьминога отведать?..

* * *

Ожидание длилось долго. Над морем гроздьями висели крупные звезды, волны разбивались о призрачный нос «Бесноватого». Флейтист и команда всю ночь резались в подкидного дурака, хотя играть было неудобно: ветер сдувал карты. Капитан все время выигрывал и каждый раз жутко огорчался: он верил в приметы.

Восточный край неба начал светлеть – будто густую темно-синюю гуашь по чуть-чуть разводили водой. Зевающий Капитан перестал плотоядно коситься на осьминога. Флейтист сидел, скрестив по-портновски ноги, и вслух сожалел об отсутствии рома. Боцман окончательно сдвинул повязку на лоб, матросы поснимали шляпы, обнажив рога. Всем хотелось спать.

И вдруг в эту идиллию ворвался дребезжащий звонок лопаты.

С той стороны подвоха никто не ждал, так что на осознание происходящего понадобилось время. Лежащая лопата меж тем яростно вибрировала, издавая нервный жестяной рык наподобие старого будильника. Капитан опомнился первым и поставил лопату торчмя.

– Алё? – спросил он опасливо.

Сквозь шум и треск статики до них донеслось двухголосое хихиканье, подозрительная возня и звук шлепка. Потом послышалось дикторское покашливание, и женский голос произнес со злодейской интонацией:

– Привет, неудачники. Это я, коварная ведьма. Ваш Тринадцатый у меня в плену, и фиг вы его назад получите.

Не успели присутствующие опешить, как два голоса на том конце лопаты разразились хохотом. Это был такой нездоровый, повизгивающий, свежевлюбленный хохот, что всем все стало ясно.

– Тринадцатый! – трагически возопил капитан.

– Здорово, кэп, – отозвался тот безмятежно. – У меня для вас новость. Надеюсь, плохая. Я не вернусь.

Тут хором взвыла вся команда, а Флейтист вырвал лопату из рук Капитана и заорал в нее:

– Ты совсем охренел, чмо ушастое? Ты же не можешь уйти, если не найдешь замену!

На этот раз ведьма заржала одна, зато так, что лопата начала фонить.

– Ну, я боюсь, что нашел, – покаянным тоном сказал Тринадцатый. – Ты только кэпу не слишком потакай, а то он и тебя заэксплуатирует.

– Ну офигеть теперь, – ошеломленно сказал Флейтист. Капитан выдрал у него лопату обратно.

– Тринадцатый! Это когда же я тебя эксплуатировал?

В трубке, то есть в лопате, завозились, зашептались. Инициативу перехватила Амброзия:

– Извините, сударь, теперь это будет моя прерогативка… Я его стану эксплуатировать, угнетать, притеснять и всячески тиранить.

– Она меня мышью пугает, – вклинился Тринадцатый.

– Пугаю, – с готовностью подтвердила она. – Так вот, что я хотела сообщить. Корабль мы вам вытащим. Валите прямиком через море. Там есть одно место, где кое-кто может узнать кое о ком.

– Это ты мне, что ли? – нерешительно спросил Флейтист.

– Тебе! У меня корыто перестало глючить. Твою драконшу звать Серпентина, у них это самое популярное бабское имя. Диссер она пишет не про традиции, как ты, баран, сказал. У нее тема – что-то про драконьи механизмы защиты, не поняла толком, язык-то чужой. И по этому поводу она собирается в монастырь…

Капитан успел поймать споткнувшегося Флейтиста под мышки, иначе тот бы навернулся с утеса спиной назад.

– Как в монастырь? Зачем? Какого хрена?

– Не ори, лопата фонит, – невозмутимо сказала ведьма. – Там библиотека, в этом монастыре. И в ней какие-то шибко важные материалы. Древние-предревние, чуть ли не папирусы. Я в корыте видела, как она по телефону договаривалась, и пишет такая на бумажке: «Монастырь Трех Анастасий». Где это заведение – понятия не имею, знаю только – за морем. Бело-красный фасад, перед ним еще пальмы растут.

– Ничего, я найду…

– Закругляйтесь, – снова встрял Тринадцатый. – Думаете, легко поддерживать связь с лопатой?

– А какого вы вообще на нее звоните? У меня ж телефон есть.

– Да мы номера не знаем. Кстати, рекомендую на нее денег положить. За границей зверский роуминг .

– Как?

– О силы небесные, как? Руками! Берешь монету и кладешь на лопату. И повторяешь пару раз для верности.

– Чувак, – сказал Флейтист с нервным смешком, – Я, конечно, и сам не пальцем сделан, но у тебя вообще башка в соседней комнате. Совет вам да любовь, дети мои…

– И тебя туда же. Ну ладно, я не прощаюсь. Минут через десять будет полный аврал.

– Что?..

На том конце повесили трубку. Если только это была трубка.

– Эй, а флейта? – опомнившись, заорал вдогонку Флейтист. И тут же с воплем обернулся, схватившись за задницу.

– Ты чего? – удивился Капитан.

– Ущипнула какая-то стерва, – прошипел Флейтист, потирая левую ягодицу. – Надеюсь, все-таки Амброзия, хотя уж и не знаю, что хуже. Повезло вашему самородку с дамой сердца. Темперамента у нее хоть отбавляй, даже, на мой вкус, как-то чересчур…

– Ну да, – саркастически кивнул Капитан. –А драконы у нас славятся кротостью и добротой. Настоящие котятки, что уж там.

Флейтист вспомнил спящую на полянке змею и залился краской – в основном в районе щек и носа.

– Серпентиииина, – протянул он с имбецильной улыбкой. – Классное имя. Сразу слышно, что настоящая романтическая героиня… Чувак, – он цапнул Капитана за рукав. – Ты бы видел, как ее чешуя переливается в лунном свете… Или как солнце просвечивает сквозь ее полупрозрачные крылья… Как грациозно изгибается ее милый хвостик, когда она взлетает, оттолкнувшись от земли стройными лапками… Аааааа, я не могууу!!!

Капитан молча похлопал его по плечу, команда понимающе завздыхала.

– Ладно, не переживай, найдем мы твою Серпентину, – пообещал Капитан таким тоном, будто он был медсестрой, а Флейтист – ребенком, которого надо убедить, что укольчик – это не больно. – Ты, главное, успокойся, не нервничай…

И тут все, включая Флейтиста, замолчали и прислушались.

На берегу, подернутом рассветной дымкой, кто-то негромко наигрывал на флейте.

– Это что? – шепотом спросил Флейтист.

– Шшшш, – Капитан приложил к губам палец. – Это аврал…

Звук, вначале сливавшийся с прибоем и шумом ветра, понемногу нарастал, выделяясь резче и четче. Флейтист с трудом узнал Колдовскую мелодию – исполнение отличалось от его собственного, как морской ёж от золотой рыбки. Разгоняя голубоватый туман, на берегу засиял ярко-зеленый огонек.

– Чувак, – вполголоса обратился Флейтист к Капитану, – скажи мне, на чем он играет?

Тот молча порылся за пазухой, вытащил подзорную трубу и протянул ему.

– Черт, я так и знал, – сказал Флейтист обреченно, едва взглянув в окуляр.

Тринадцатый сидел на каком-то сыром бревне, опутанном водорослями. Сидел не поперек, а вдоль, опираясь спиной о торчащий сук. Одна нога согнута, вторая вытянута вдоль бревна. Голова запрокинута, глаза полузакрыты. Нормальный человек удержался бы в такой позе от силы секунд десять, на этого же, казалось, вообще не действовали законы гравитации. Точно его тело не имело веса и вообще состояло не из плоти и крови. Хотя кто знает, из чего там сделаны феи..

В тонких губах Тринадцатого был зажат мундштук до боли знакомой флейты.

«Вот гад», – хотел сказать Флейтист, но не сказал.

Музыка зазвучала громче. Свечение усилилось, и исполнителя стало видно фрагментами – закатанные рукава тельняшки, острые локти, быстро и уверенно мелькающие пальцы. С берега потянуло ветром, и сухое дерево на утесе щелкнуло, как больной сустав. Волна ударилась о скалу, рассыпавшись холодными брызгами. Мелодия набирала силу. В ней слышались теперь то крики чаек, то свист и подвывание ветра, то жутковатый дурашливый хохот. Утес дрогнул. Заключенное в нем судно скрипнуло снастями.

Флейтист уронил трубу, но успел подхватить ее у самой земли.

Зеленое сияние охватило половину пляжа. Тринадцатый соскочил с бревна и заиграл быстрее. Волны заколотились о скалу, фигура на носу корабля, казалось, зашевелилась. Люди сбились в кучу подальше от краев утеса. Флейтист нечаянно бросил взгляд на дерево и увидел, что на нем набухают красные почки.

Мелодия взметнулась, как ветер, заглушая все остальные звуки. Почки на дереве полопались, выпустив крупные белые цветы, – и те тут же осыпались, усеяв все вокруг лепестками, похожими на маленькие паруса.

Дохлый осьминог, над которым давно вились мухи, внезапно расправил щупальца и, оттолкнувшись от камня, плавно стек в море.

– Держитесь! – гаркнул Капитан, когда очередной толчок сотряс почву под их ногами. Никто его не услышал.

От силы звука у всех ныли зубы и стучало в висках. Берег пульсировал зеленым светом, сквозь который иногда проступала приплясывающая в воздухе сутуловатая фигурка. Скала начала крошиться, члены экипажа похватались друг за друга, беззвучно крича караул. Дерево вместе с отколовшимся камнем ухнуло в море.

Капитан, одной рукой зажимая ухо, жестом приказал всем прыгать. Флейтист в ответ повертел у виска пальцем и выразительной пантомимой изобразил, что их ждет в таком случае. Капитан помотал головой и сделал шаг к нему – и в этот момент скала треснула пополам. Трещина пролегла ровно между ногами Капитана, и тот практически сел на шпагат над пустотой. Флейтист дернул его на себя, и оба покатились по кренящейся скале, цепляясь за нее и друг за друга. К счастью, их не убило, не расплющило и не размазало, как опасался Флейтист. Оба благополучно плюхнулись в воду, погрузившись с головой.. Флейтист плавал чуть лучше слепого щенка, поэтому неминуемо бы утонул, если б Капитан не выволок его на дрейфующее неподалеку дерево. Заполошно цепляясь за вертящийся ствол, Флейтист кое-как удерживал голову над водой, изо рта и носа у него текло, глаза жгло от соли, – а рядом величественно шли ко дну каменные глыбы, образуя водовороты.

Там же, где еще недавно возвышался утес, поднималась громада корабля. С бортов низвергались целые водопады. На глазах отрастала срубленная грот-мачта, покрываясь мгновенно засыхающими цветочками; дыры на парусах затягивались лозами, тотчас обращающимися в нити. Целая и невредимая, но очень мокрая команда толпилась на палубе, держась за веревки.

Мелодия оборвалась на полутакте. Свечение пропало, и оказалось, что давно уже встало солнце.

– Надеюсь, с ним все нормально, – обеспокоенно сказал Капитан, ловко забираясь верхом на ствол и прочищая уши мизинцем. Флейтисту такой трюк был не под силу, поэтому он так и остался в воде, держась за выступающие ветки. Он изрядно наглотался воды, и теперь его подташнивало.

– Ему-то что могло сделаться?

– Да мало ли. Когда его так колбасит, он ничего вокруг себя не видит. Труба, кстати, у тебя?

– Нет, утонула к чертям! Не до нее было.

Возле них шлепнулся спасательный круг и закачался на постепенно успокаивающихся волнах.

– Иди первый, – молвил Капитан с неподражаемо героической миной. – Я подожду.

– Спасибо, чувак, – Флейтисту было не до благородных жестов. Поднырнув под дерево, он выплыл с другой стороны и быстренько накинул на себя круг. Команда споро заволокла его на борт. Парень рухнул ничком на палубу и уткнулся лицом в руки. Его желудок решительно протестовал против таких приключений.

– Смотрите, кэп! – закричал кто-то.

Пылающий жаждой мести осьминог подкрался под водой к Капитану и сдернул его за ногу со ствола. И теперь яростно пытался придушить, чему Капитан не менее яростно сопротивлялся.

Флейтист заставил себя подняться на четвереньки, подполз к борту и кое-как выпрямился. Зрелище клубящихся во взбаламученной воде щупалец, мелькающих рук и ног мигом излечило его от морской болезни.

– Слышь, гарпун дай, – крикнул ему боцман, пнув парня под ребра.

– Если б я знал, где у вас гарпун, – пробормотал тот сквозь зубы, в панике оглядывая усеянную цветочками палубу.

В двух шагах от него, подобно легендарному мечу в камне, торчала вонзившаяся глубоко в доску лопата…

Раздумывать было некогда. Оскальзываясь на мокрых цветочках, Флейтист подбежал к ней и с третьего рывка все-таки выдернул.

– На, – сунул он боцману орудие. – Только кэпа не убей.

Тот не глядя взялся за древко одной рукой и мощным броском послал лопату точно в пятнистую осьминожью башку.

– В яблочко! – заорал Флейтист, почему-то не сомневавшийся, что так и выйдет.

Матросы попрыгали в воду и вскоре втащили бесчувственного Капитана на борт. Кто-то хозяйственно прихватил лопату, собиравшуюся пойти ко дну вместе с осьминогом.

– Офигенно крутое приключение! – сипло сказал Капитан, придя в сознание. – Прямо как в книжке! Принесите кто-нибудь рому, в конце концов..

После того, как все выпили, Капитан окончательно вернулся в нормальное состояние и скомандовал «По местам!». Матросы рассыпались по судну – то есть не совсем рассыпались, а скорее расползлись, ворча и поминая разными словами Капитана, осьминога и Тринадцатого.

– Слышь, кэп, а мне что делать? – не без опаски спросил Флейтист, ощущая себя последней сухопутной крысой.

– Тебе? – Капитан задумался. – А ты, дружище, иди палубу драить…

Часть вторая.

ТЕТЯ МУХА В ДОЛИНЕ АЗАЛИЙ

Название города, совершенно непроизносимое для нормального человека, переводилось с туземного наречия как Две Воды. На взгляд Флейтиста, в городе и кроме воды хватало жидкостей.

Вначале было море. После приключения со скалой у Капитана развилась легкая боязнь твердых предметов, поэтому заходить в порт «Бесноватый» не стал. Уж больно много там толклось судов, и Капитан, заявив, что менее всего на свете хотел бы застрять в круизном лайнере, велел бросить якорь в виду городского пляжа. При дневном свете бриг все равно был невидим. Ночью же пляжная публика пребывала в таком состоянии, что вырисовывающего на горизонте силуэта корабля-призрака просто никто не замечал. А если замечали, принимали за глюк. Правда, днем сквозь судно иногда проскакивала моторка, тащившая за собой банан, но все обходилось благополучно. Экипаж, который, пребывая на борту, тоже оставался невидимым, сперва воспринимал такие проскоки как аттракцион. Все дружно сбегались в трюм, хихикали и глазели на оседлавших банан девиц в купальниках. Потом всем надоело.

Кроме моря, имелась еще река, пересекавшая пляж и в это самое море впадавшая. Вдоль реки тянулся базар с питейными заведениями, которые манили команду едва ли не сильнее, чем неодетые красотки в шезлонгах. Вначале Капитан собирался отправить на сушу двух-трех человек, включая Флейтиста – пополнить запасы, разведать обстановку и навести справки про монастырь. Ну и попробовать поискать замену Флейтисту. Последний жутко достал Капитана напоминаниями о своей великой цели и о том, что в команде он-де только временно.

Однако после двух дней разглядывания берега в трубу члены экипажа пообещали закатить бунт,. если их всех не отпустят в город. Капитан заколебался – перспектива подавить (если получится) настоящий бунт возбуждала его не меньше, чем возможность проветриться. Однако в конце концов пришлось уступить.

Шлюпку спускать не стали, так как никто не знал наверняка, будет ли ее видно. А неожиданно выскочить на пляж прямо из воздуха, по общему мнению, попахивало извращением. Поэтому бравые морские волки просто сиганули за борт – как были, в одежде, – и вполне сошли за компанию подгулявших туристов. При этом никто не подумал о том, что зримость могла к ним вернуться в полете – а это было бы почище явления из прибоя. К счастью, этого не случилось.

Флейтист за время путешествия научился плавать как дельфин и драить палубу как сам черт. От солнца у него краснел и шелушился нос, а волосы приобрели совсем уж пергидрольный оттенок. Не сказать, что он был этому очень рад. Вместо сгинувшей еще при ведьме кепки голову пришлось повязать банданой, под которой опилок рога выделялся наподобие шишки. Однако все это были мелочи.

Выбравшись на берег и обсохнув, Флейтист отправился прочесывать кабаки – в надежде найти идиота, которого можно было отправить вместо себя на «Бесноватого». В результате он нашел великое множество собутыльников, с коими и напробовался разнообразных местных жидкостей – от домашнего вина до виноградной водки.

Несколько попыток познакомиться с туземками – с целью разузнать у них про монастырь, разумеется, – окончились провалом. Туземки были диковаты, передвигались стайками и при виде Флейтиста (которого немного портил обгоревший нос) сверкали на него газельими глазами и хихикали с безопасного расстояния. Ему никак не удавалось перехватить их взгляды: заметив, что он на них смотрит, девушки алели лицом, отворачивались, а то и разбегались. Зато туристки, сами плутавшие в городе и ни бельмеса не понимавшие по-местному, висли на парне, как мидии на камне и жутко отвлекали от цели. Наконец, устав сопротивляться неизбежному, он позволил себя увести и очнулся только через полтора суток на пляже.

Галька под его распростертым телом была ужасно холодная, твердая и чуть влажноватая.

– Медуза мне в глотку, – прохрипел парень, садясь и стряхивая с себя мелкие прилипшие камушки. – Что, опять рассвет? По-моему, я его уже где-то видел…

Камушки были везде. В волосах, за шиворотом, в штанах; на внутренней стороне предплечий, где от них оставались красные вдавленные лунки, на щеке, где они ощущались как присохшая болезненная корка. И еще на белом пластиковом шезлонге, стоявшем в опасной близости от его локтя, а также на двух обнявшихся девичьих телах, мелодично похрапывающих на этом шезлонге. Тела были облачены только в нижние части купальников и явно очень замерзли. Флейтист поглядел на них, наморщив лоб, потом подобрал валявшееся неподалеку махровое полотенце (очень грязное и намокшее с одного края) и заботливо прикрыл им тела. Те зашевелились, но не проснулись. Флейтист для верности тихонько засвистел Колыбельную, а сам обратил свой взор к морю в надежде увидеть корабль.

И увидел мачту с черным флагом, величаво погружающуюся в воду.

В следующее мгновение солнечный луч прорвался сквозь облака, и флаг растаял в воздухе.

Флейтист впал в ступор.

«Кто-то бабу привел», – подумал он отрешенно, а потом вдруг резко осознал весь масштаб катастрофы. Парень открыл было рот, чтобы начать ругаться, но его опередил чей-то исполненный страдания вой от самой кромки прибоя:

– Ууууууууу, на кого ж ты меня покинууул!!! Ой, да как же я теперь будуууу!!!

Приблизившись к источнику звука, Флейтист вторично застыл в столбняке, узнав катающуюся по пляжу в истерике ведьму Амброзию. Она была одета в розовую пижаму в цветочек, больше напоминавшую невыжатую посудную губку. Из-под молотящих по земле кулаков шрапнелью разлетались камешки и еле уворачивался верещащий Буцифер. Поодаль навытяжку лежала лопата.

Услышав хруст гальки, ведьма перестала завывать и подняла голову

– Что случилось? – участливо спросил Флейтист, присаживаясь рядышком на корточки. – Чего ты так ревешь?

Амброзия села и вздернула подбородок. С пижамы неудержимо текло, из носа тоже.

– Я де ревууууу, – не то прогнусила, не то прорыдала она. – Это у бедя да бышей аллерги-и-ия…

– Аааа, ну ясно – протянул Флейтист, глядя, как она размазывает по опухшему лицу слезы вместе с приставшими камешками. Нос и губы у ведьмы раздулись, красные глаза еле проглядывали из-за щек. – Ну прости, все антигистаминное вчера выпили. В клубе анонимных аллергиков. Пойдем, там аптека круглосуточная, – он махнул рукой в сторону рынка.

– Куда я пойду с такой рожей, – буркнула Амброзия и, недолго думая, стянула через голову пижамную кофту.

– Это чтоб на рожу не смотрели? – невинно поинтересовался Флейтист.

– Это потому, что у нас ноябрь, – невпопад отрубила она. – А носки я в море потеряла, когда тонула.

– Зато лопату, я смотрю, вытащила.

– А если он звонить будет? – вскинулась Амброзия, выкручивая кофту. – То есть, я хотела сказать…

До Флейтиста начало доходить. Вопреки ходячей байке об умственных способностях блондинов, дураком он все-таки не был – и в его белокурой голове уже сложилось примерное представление о случившемся.

– Сдается мне, кое-кто вернулся в команду?

Ведьма хмуро кивнула.

– Вы что, поссорились?

– Если бы! – в попытке подавить новый приступ воя она скорчила такую гримасу, что Флейтист отпрянул. – Его Буцифер напугал… Нет, я не могу всухую об этом рассказывать! Пойдем куда-нибудь выпьем…

Через четверть часа они уже сидели за столиком в полутемном помещении, являя собой весьма колоритное зрелище. Флейтист сосредоточенно вытряхивал из шевелюры застрявшие камушки. Босая ведьма в подсохшей пижаме страстно сморкалась в салфетку. Буцифер, стоя на задних лапках, деловито обгрызал увядший цветок, свисавший из вазы в центре стола. Прислоненная к столу лопата то и дело съезжала, норовя стукнуть ведьму по плечу.

Наконец осоловевшая официантка принесла бокалы и три бутылки темно-красного туземного пойла.

– Так вот, – заговорила Амброзия, вытащив зубами пробку и щедро наливая сначала себе, потом компаньону. – Нелепо все так получилось, аж зло берет…

Она взяла Буцифера и поднесла к своему бокалу. Тот, сидя на ее ладони, быстро-быстро залакал вино, а хозяйка отчаянным жестом хряпнула прямо из бутылки. И, собравшись с духом, поведала душераздирающую историю.

Оказалось, у них с Тринадцатым случилась любовь с первого взгляда. Тот при перемещении в ее двор угодил в корыто, расплескав воду (после чего волшебный артефакт начал нормально работать). Ведьма выскочила на шум с зубной щеткой во рту, проломила ногой ступеньку, повредила лодыжку и порвала юбку. А потом они с Тринадцатым встретились глазами.

– И понеслооооось… – мечтательно протянула Амброзия и всхлипнула.

В тесное соприкосновение они вошли прямо во дворе. Вокруг летали различные предметы обихода, поднятые в воздух их сдвоенной энергией. Когда они, взмыленные, перепачканные грязью и зубной пастой, не расцепляясь, переместились в дом, то промазали мимо кровати, а сверху на них обрушилась люстра. Но разве такие мелочи могли остановить влюбленных?.. Они бы и до утра так прокувыркались и наверняка разнесли бы весь дом, если б не Буцифер. Тот, привыкший спать с хозяйкой в одной постели, как ни в чем ни бывало взбежал на подушку как раз между головами переводивших дух влюбленных.

При виде мыши Тринадцатый тихо потерял сознание. У Амброзии едва не остановилось сердце – она уже решила, что виновата в смерти возлюбленного, когда тот пришел в себя. Сверкнул зеленым, материализовался на шкафу в дальнем конце комнаты и дрожащим голосом попросил убрать мышь. Амброзия затолкала Буцифера в косметичку и застегнула молнию, а саму косметичку вышвырнула в разбитое окно. Только после этого Тринадцатый вернулся в постель, и они наконец познакомились.

Поскольку оба были людьми ответственными, то решили поскорей разделаться с чужими проблемами и продолжить прерванное занятие. Амброзия налила свежей воды в корыто (не забыв при этом смыть с лица пасту) и, разглядев все, что нужно, разработала план, в который Тринадцатый внес необходимые коррективы.

– Ну, дальше ты знаешь, – махнула она рукой, принимаясь за вторую бутылку. – Только вот это чудо с вашим кораблем чуть себя не угробило.

– Ты, наверное, имеешь в виду «Нас чуть не угробило?» – деликатно поправил Флейтист.

– Да начхать мне на вас! – надрывно воскликнула ведьма. – Он же совсем себя не бережет, солнце мое непутевое… Как он теперь без меня будет?

Выяснилось, что в то утро из-за колоссального выплеска энергии («Трахаться надо было меньше», – подумал Флейтист со смешанным чувством) Тринадцатый свалился с лихорадкой, и Амброзия две недели его выхаживала. Ей это доставило такое удовольствие, что она было совсем решилась напустить на него чуму – пусть еще поваляется, – да испугалась чересчур навредить. К тому же в его присутствии ее колдовские способности совершенно выходили из-под контроля. Она забывала самые простые заклятья, у нее все валилось из рук, по комнате постоянно что-то летало – от носков до табуреток, чайник закипал сам собой, а уж погода менялась на день по десять раз. Впрочем, Тринадцатый от нее не отставал. Когда рушилось что-то совсем уж эпохальное – например, крыша, – он брался за флейту – и крыша вставала на место, покрываясь тюльпанами, а ведьма потом еще полдня выкорчевывала сорняки из самых неподходящих мест вроде холодильника.

– И это вы в таком бедламе полгода жили? – ухмыльнулся Флейтист.

– Нам нравилось, – с трагической иронией сообщила ведьма. – И вообще, посмотрю я на вас, когда ты свою Серпентину найдешь. Небось будете кровать по полночи тушить…

Флейтист зарделся и ничего не ответил.

Амброзия тем временем добралась в своем рассказе до главного. В отношениях влюбленных – идеальных, на взгляд обоих, – был только один неприятный момент. Тринадцатый панически боялся мышей. Оберегая нервы возлюбленного, Амброзия заперла Буцифера в клетке, где у того было только одно развлечение – нескончаемый бег в колесе. Буцифер терпел долго. Он был старый и мудрый и понимал, что хозяйкина страсть рано или поздно пойдет на убыль. Что однажды влюбленные поссорятся, и один из них неминуемо бросит другого. А там можно будет выйти из подполья.

Но Буцифер ошибался.

Шли дни, недели, месяцы, – а в доме все так же свистели тарелки и рушилась мебель. На стенах цвели незабудки, из шкафов вылетали стаи махаонов. Над двором проносились грозы, палило не по сезону жаркое солнце и сразу же выпадал снег. И по-прежнему в самых немыслимых позах сплетались два тела, оказываясь при этом то на крыше, то на краю обрыва, то на ветке дерева, и иногда– для разнообразия – в постели.

И однажды Буцифер не выдержал. Темной ночью он прогрыз клетку, пробрался в дом и вскарабкался на кровать, ворча под нос по-стариковски. К несчастью, Тринадцатый спал с краю – у стены его одолевала клаустрофобия. Распахнув сонные очи и узрев Буцифера, преспокойно умывавшегося у самого его лица, бедняга взвизгнул и шарахнулся назад, приложив любимую об стену. А в следующее мгновение все трое исчезли в зеленой вспышке – зажмурившийся Тринадцатый, обхватившая его руками и ногами Амброзия и Буцифер, успевший прыгнуть хозяйке на голову и вцепиться зубами ей в волосы.

В принципе, с тем же успехом они могли очутиться хоть на северном полюсе, но первым безопасным местом, спросонья пришедшим на ум Тринадцатому, оказался славный бриг «Бесноватый».

Приземлившись на палубу – вернее, на Амброзию, которая была тяжелее и поэтому получилась снизу, – Тринадцатый еще успел в двух словах разъяснить ситуацию и извиниться. Потом поцеловал на прощание любимую и фейерверком рассеялся в воздухе. За ним последовал выскочивший на палубу Капитан – он вернулся на судно первым и, так ничего и не сообразив, исчез с громким хлопком и искрами. А затем ветер донес с берега такие же хлопки, только потише. А бриг вместе с оставшейся на борту Амброзией медленно, но неотвратимо начал тонуть.

На этом моменте ведьма не стерпела и опять разревелась.

– А как же лопата? – напомнил Флейтист, протягивая ей очередную салфетку.

– Она сама мне в руки попала, – объяснила Амброзия, героически совладав с собой. – Я плаваю плохо. Корабль на один борт накренился и под воду стал уходить, я испугалась и давай за что попало хвататься. Удачно схватилась, – ведьма шмыгнула носом. – Эта лопата как спасательный круг сработала. Я за нее держалась и так до берега доплыла.

– На лопате, – уточнил Флейтист, почему-то не слишком удивившись.

– На лопате, – кивнула ведьма. – Она в воде была легкая, как надувная. А когда я вылезла, опять сделалась тяжелая… Ах да, кстати! – Она загадочно улыбнулась. – У меня тут еще кое-что есть. Думаю, это твое.

Она встала, повернулась задом и задрала кофту. Несильно, чуть выше талии. Из-под резинки штанов виднелся мундштук флейты, заткнутой, по-видимому, за трусы…

– Разорви меня каракатица изнутри! –выдохнул Флейтист. – Как я раньше не заметил?

– Не туда смотрел, – буркнула ведьма. – Хорошо, что это не тромбон.

– Так давай же ее сюда, чтоб тебя…

– Неа, – помотала головой Амброзия. – Во-первых, она мне дорога как память. Мне ее любимый туда в последний момент засунул. А во-вторых, я тебя буду ею шантажировать…

– Ну и игры у вас, – ошеломленно сказал Флейтист, а потом все-таки возмутился: – Как это шантажировать?

– Игры! Ничего умнее не придумал? – рассердилась ведьма и села обратно, заботливо поправив флейту. – Он сказал, чтоб я тебе ее вернула, если встречу.

– А он ее случайно не в трусах держал?

– Нет, к руке привязывал. На случай если ночью потолок упадет или там кровать развалится…

– Что, и такое бывало?

– А то! Один раз под нами пол провалился. Мы же во сне свою энергию не контролируем. Приснилось что-то не то – и готово…

– Блин, не завидую вам, чуваки…

– Зато жить не скучно.

– Так отдашь флейту?

– Фиг тебе.

– А как же последняя воля любимого?

– А он мне не указ. И вообще я ради него стараюсь.

– В смысле?

– В смысле – ты знаешь, где лес. Значит, ты поможешь мне туда добраться.

– А если не помогу?

– Тогда я ее сломаю. В моих руках твоя вещь может стать тобой, когда я захочу. Надеюсь, ты об этом помнишь?

– Стерва ты, Амброзия, – обреченно сказал Флейтист.

– Ты мне это уже говорил, – сощурилась ведьма. – Только кое в чем ошибся. Ни фига у меня это не от недотраха…

Оглядев стол, она убедилась, что выпивки не осталось, и, подозвав официантку, попросила счет. Затем сгребла в горсть использованные салфетки, пошептала над ними и вытряхнула на столешницу кучку мятых купюр.

– Ну что, ты идешь? – уже стоя окликнула она совершенно уничтоженного Флейтиста. – Лопату не забудь.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – буркнул парень, подхватывая лопату и покорно плетясь за ведьмой к выходу.

На самом деле он уже почти придумал ответный выпад. Нужно было только улучить момент.

* * *

Изрядно общипав придорожный куст, ведьма отправилась за покупками. Ей нужно было запастись всем необходимым в дорогу, но, поскольку она была женщиной хозяйственной, необходимого оказалось куда больше, чем необходимо.

– Главное – чтоб листья обратно не превратились раньше времени, – весело сказала она Флейтисту, который таскался за ней по рынку, используя лопату как посох. – Но до завтра, пожалуй, продержатся.

Переоблачившись в сарафан психоделической расцветки со слониками по подолу, она без сожалений выкинула пижаму в урну. Кроме сарафана, она приобрела огромную пляжную сумку с неразборчивой надписью на местном языке, красные резиновые тапочки через палец, широкополую шляпу (на которой тут же угнездился Буцифер), махровое полотенце с изображением глупой тигриной морды, длинные разноцветные серьги из перьев и цветных ниток, кучу ожерелий из переливчатых камней, деревянные бусы, бусы из ракушек, кусок остро пахнущего мыла ручной работы, солнцезащитный крем, очень открытый купальник, более закрытый купальник (зато белый) и темные очки.

– Это чтоб ты мне в глаза не мог смотреть, – пояснила Амброзия, водружая очки на нос. – А то от тебя всего можно ожидать.

– Да что ты, я же простой сельский парень, – пожал плечами Флейтист, перекладывая лопату в левую руку. – И вообще блондинка. У меня ума не хватит.

Ведьма слегка оскорбилась – ее саму можно было с натяжкой назвать блондинкой, – но тут по ассоциации вспомнила, что ей нужна расческа. И резинка для волос. И зеркальце. И пудра. И еще, пожалуй, вон тот браслет на лодыжку с колокольчиками.

– А ну, дай камушек, – обратилась она к спутнику. – У них сдачи нет.

Он порылся в кармане и протянул ей щепотку мелкой гальки. Ведьма сжала кулачок, снова разжала, пересчитала получившиеся монетки и, удовлетворенно хмыкнув, вернулась к лотку.

Когда обернулась, Флейтиста на месте не было.

Амброзия нахмурилась.

– Эй, меня ищешь? – окликнул он с другой стороны.

Она повернулась на голос и ахнула.

Флейтист стоял возле дымящегося мангала, зажав в кулаке Буцифера.

– Ну что, отдашь флейту? – невозмутимо спросил парень, протягивая руку с мышью к мангалу. – Или шашлык сделаем?

– Живодер! – возопила Амброзия, не смея, однако, тронуться с места.

Буцифер надрывно пищал и чихал от дыма, но вырваться не мог: из кулака торчала только его морда и истерично извивающийся хвост.

– В принципе, могу и придушить, – ласково сказал Флейтист. – Но с мангалом эффектнее.

– Чтоб ты провалился, – бессильно ответила ведьма и полезла в сумку. – На, подавись своей флейтой!

Парень ловко поймал летящую в него флейту, уронив при этом лопату. Последняя громогласно приземлилась на асфальт и так там и осталась, мешая прохожим.

– Подбери, – угрюмо сказала ведьма.

– Не угадала, – отозвался Флейтист. – Теперь сама ее таскай.

– Совсем офигел, что ли?!! У меня сумка тяжелая! И вообще я слабая женщина!

– А вдруг твой звонить будет? – парировал Флейтист. – А я отвечу и скажу, что ты ему изменяешь.

– Он не ревнивый!

– А я скажу, что ты его разлюбила и больше не хочешь видеть…

Амброзия испепелила шантажиста взглядом из-под шляпы и молча нагнулась за лопатой. У Флейтиста поднялось настроение, и он даже засвистел негромко что-то веселое. Проходившие мимо него люди немедленно заподскакивали, как поддатые белки.

– Не колдуй без толку, – сварливо одернула его ведьма. – Ты хоть знаешь, куда нам дальше идти?

– Нам? – Флейтист поднял бровь. – Честно говоря, я рассчитывал, что мы сейчас где-нибудь позавтракаем, и наши пути разойдутся навсегда.

– Не угадал. Я пойду с тобой.

– Зачем?

– Затем, что у тебя до сих пор мой фамильяр в лапе, – рявкнула ведьма, потрясая лопатой.

– Ах да, извини. Ну пусть он пока у меня побудет. А то мало ли. Так куда нам идти?

– Это я у тебя спрашиваю.

– Ну, наверное, в монастырь Трех Анастасий?

– Опомнился! – фыркнула Амброзия. – Я тебе когда про монастырь рассказала? В мае? А сейчас у нас что?..

– Ноябрь, – ответил Флейтист, хлопая глазами.

– Вот именно – ноябрь! Вы что, кругами плавали?

Флейтист почувствовал, как что-то оборвалось у него в животе. Ведьма взглянула на его лицо и подобрела.

– Ладно, – она успокаивающе похлопала его по руке. – В любом случае в монастырь попасть надо. Наверняка у них остались ее данные. Телефон, может, адрес. Нам ведь это и нужно, правда?

– Мне нужна она сама, – жалобно протянул Флейтист. – И чтобы мы сидели на берегу под звездами и смотрели, как луна встает над морем.

– Не волнуйся, еще посидите, и полежите, и побегаете… Эй! Очнись, а то лопатой огрею!

Флейтист согнал с лица блаженную улыбку, которая вкупе с обгоревшим носом придавала ему вид пациента психиатрической клиники.

– Я понятия не имею, где этот несчастный монастырь, – признался он.

Амброзия хмыкнула, взяла его за руку и потащила куда-то в глубь рынка. Плотно набитая сумка на ее плече больно толкала парня под ребра.

– Вот, – объявила ведьма, остановившись перед полукруглой будкой. Будка – преобладающего голубого цвета – была оклеена фотографиями живописных мест и радостных туристов. Желтые надписи на козырьке на нескольких языках предлагали желающим экскурсии и прочие увеселения.

Палец ведьмы указывал на фотографию красно-белого фасада, расписанного примитивными узорами. Перед коваными воротами паслись коровы и росли пальмы. Подпись под фотографией гласила: «Монастырь Трех Анастасий».

– Что, вот так просто? – не поверил своим глазам Флейтист. – И не надо лезть в горы, пересекать реки, проходить лабиринты и угадывать загадки сфинксов?

– Нет, достаточно заплатить полторы тыщи с носа, – хрюкнула Амброзия. – Эта страна живет за счет туризма. Они тебе за деньги покажут шоу монашек, танцующих канкан. Только на самом деле это будут никакие не монашки.

– Да плевать я хотел на монашек!

Ведьма саркастически улыбнулась и отправилась утрясать детали. Флейтист взял Буцифера за шкирку двумя пальцами и поднес к самому лицу. Буцифер верещал и извивался, дрыгая лапками.

Конец ознакомительного фрагмента.