IV
Внизу снова слышался гвалт голосов. Я спустился вниз и увидел в гостевой комнате Клару, Герберта и Робби. Они находились друг напротив друга и смотрели в глаза и напряжённо дышали, словно разъярённые быки, готовившиеся к рывку. Клара стояла поодаль и издали наблюдала эту уже не первую перепалку.
– Как тебе не стыдно говорить такое? – возмущался Герберт. – Тебе совсем плевать на людей?
– Да! – гаркнул в ответ Роберт. – Да, плевать! Что я сделаю, если практически все люди глупые?
– Смириться, – тихо сказал я, опершись на трость, встав рядом с уставшей Кларой. – Думаешь, стоит покричать об этом, и все глупцы тут же исчезнут?
– Ты не так меня понял, Генри.
– Тогда я и вовсе тебя не понимаю.
– Оно и не надо, – махнул рукой Робби. – Разве мы можем просто взять и уйти? Мы корпели над нашим городом несколько десятков лет. Мы не можем просто оставить насиженное место и уйти в открытое плавание, не зная куда идти. Это глупо и бессмысленно. Большинство из нас даже не дойдёт до большого города. И ты, Герберт, предлагаешь отправить в этот последний крестовый поход невинных людей?
– Роберт, – начал оппонент, – я не хочу убивать этих людей и уж тем более не хочу брать на себя такую ответственность. – он бросил на меня странный взгляд и вновь вернулся к Роберту. – Даже если у нас нет шансов при любых обстоятельствах, то тогда наверное лучше умереть где-нибудь по дороге, а не задыхаясь во время бури. Или я не прав?
– Конечно, не прав! – сказал Роберт. – Зачем тогда уходить, если по твоим словам мы всё равно умрём, при любом раскладе?
Эти слова эхом отдались в гостевой комнате и потонули в полумраке коридоров. Свет был выключен, за окном на посеревшим небе собирались ещё более тёмные тучи. Поднялся холодный ветер, треплющий невысокие деревья, стоявшие прямо вдоль фасада нашего общежития.
Я посмотрел на Клару. Она выглядела взволнованной. Похоже, эти двое заставили её занервничать, особенно слыша такие слова.
– Нужно хотя бы попытаться. А ты просто хочешь принять свою смерть, – Герберт отъехал назад и повернулся к окну. – Ветер крепчает. Это знаки. Каждый день ведь собирается буря. Ты не хочешь этого замечать, Роберт, тебе плевать на это. Ты хочешь ни о чём не заботиться и делаешь всем только хуже.
– Эти бури не имеют отношения к тому, что и так пройдёт мимо, – буркнул Роберт.
– Слишком уж волнительно ты это говоришь. Ты тоже боишься, и это нормально. Зачем отрицать очевидное?
– Хватит, – серьёзно сказал Робби. – Когда ты уйдёшь вместе с теми, кто захочет следовать за тобой, я посмеюсь над вами. Но когда вы приползёте в город измождённые, я ничего делать не буду. Вы сами выбрали этот путь.
– Мы не придём обратно. Мы дойдём до большого города и будем жить как нормальные люди. А ты будешь сидеть здесь и завидовать, как ты обычно и делаешь.
Герберт отвернулся от окна и быстро выехал из гостевой комнаты, оставив нас втроём неловко молчать. Я стал свидетелем нарастающего конфликта, но понимал, что ничего не могу сделать, что каждая сторона права по-своему. Принимать участие в этом хаосе мне не хотелось, да и никому бы не хотелось. Двое кричащих друг на друга стариков решают судьбу умирающего городка на отшибе мира. А что можем сделать мы, те, кто не знает, что делать? Что бы нам ни пришлось выбрать, это наверняка окончится плохо для всех, потому что хаос, бушующий в людях, даст о себе знать. Трещина, через которую выльется жёлчь дикой злобы и жажды разрушений, сотрёт грань между человеком и животным, и тогда нас уже ничто не спасёт. Мы убьём себя сами. Не буря. Не эпидемии. Мы станем убийцами себе подобных.
От осознания безысходности ситуации мне в голову начинали лезть самые страшные мысли. Огромная буря, которая в силах стереть нас с лица земли и развеять прах по ветру, приближалась. С каждым днём становится всё тяжелее просыпаться по утрам, перебарывая нарастающий естественный, животный страх смерти. Видя, как безмятежно встаёт солнце по утрам, как медленно плывут по небу свинцовые облака, становится жутко, и всё тело сжимается изнутри, когда понимаешь, что совсем скоро от всего этого безмятежно настоящего останется только тёмное будущее.
Герберт был прав. Все мы боимся, и это нормально. Только нельзя позволять страху брать над разумом верх.
– А что ты скажешь, а, Генри? – Роберт вопросительно смотрел на меня. – Что бы ты сделал?
– Я ничего не решаю, – я сел на твёрдый диван. – Мы ничего не решаем, Роберт. Как ты можешь брать на себя такую ответственность?
– И ты туда же! – воскликнул он. – Ты тоже веришь в эти бредни про бурю?
– Хотелось бы не верить, как и тебе.
– Но ты веришь.
– Лучше хотя бы попытаться сохранить жизнь себе и другим, а не просто сидеть и ждать своей смерти.
– А ты, Клара? Что скажешь?
Женщина на мгновение растерялась, словно ушла в забытье и только хрипловатый голос Роберта смог вывести её из некоего транса. Она встрепенулась, и взгляд вновь обрёл осознанность. Посмотрев на мужчину, Клара прошептала:
– Я не хочу так. Не хочу решать за всех людей, но… мне кажется, Герберт прав. И Генри тоже. Неужели тебе хочется просто сидеть сложа руки? Мне нет.
– Все против меня! Вы с ним сговорились, да? – возмутился Роберт. – Или он вас подкупил и теперь вы обязаны выбирать его сторону?
– Что за вздор! – сказал я повышенным тоном. – Просто прими факт того, что все мы в опасности, и тебе станет легче.
– Нет уж, спасибо, – сухо ответил Роберт и посмотрел в окно. Увидев приближающуюся грозу, он нахмурится. – А эта гроза… они у нас часто бывают. Так что никакие это не знаки.
Роберт встал и вышел из комнаты. Мы с Кларой переглянулись, и на её лице я увидел снисходительную улыбку. Я улыбнулся в ответ.
– Думаешь, это во что-нибудь выльется? Ну, их спор, – женщина присела рядом со мной.
– Они оба не имеют достаточно власти, чтобы вести за собой людей. К тому же, у нас нет достоверной информации. Зачем нагнетать?
– Надеюсь, буря всё-таки пройдёт мимо. Не хочется мне умирать.
– Умирать никому не хочется. Но все поют за смерть, хоть и не видели её истинного лица.
– А ты видел?
Я ответил спустя пару секунд. Тяжёлое молчание накрыло нас непроницаемым куполом.
– Да.
– Не хочешь поехать со мной за водой? – Майкл стоял на обочине дороги и, держа в руке тряпку, протирал свою и без того грязную машину – дешёвый пикап, на крыльях которого собралась многолетняя ржавчина, а сиденья оказались разорваны и из них торчали мягкие внутренности, словно бы умирая в агонии. Я шёл мимо по старой улице, где стояли ветхие дома ещё живых жителей нашего города. Улица пустовала – в такую погоду на улицу выходить не хотелось никому. Мне тоже.
– Взгляни на небо, Майкл, – я ткнул пальцем в серое полотно над нами. – Что ты видишь?
– Облака. На вид тяжёлые. Но какое отношение это имеет к моему предложению?
– Мне кажется, не успеем доехать до источника, – сказал я и посмотрел вдаль, на слегка поднимающуюся дорогу, за которой после поворота налево в бескрайние поля и на границе с мрачным лесом, что рос позади общежитий, стоял большой колодец, питающий наши засохшие тела.
– Это просто тучи. Тучи – это не дождь.
– Тучи – предвестники бури.
– Ты поедешь или нет?
Я колебался, смотря то на дорогу из города, то на взволнованного Майкла. Он сжал в руках грязную тряпку и хмуро буравил меня глазами. Наконец, я ответил:
– Поеду, конечно.
Мы сели в машину, и уже спустя пару мгновений машина с треском неслась по дороге из щебня и песка, пытаясь вырваться всё дальше и дальше от нашего будущего могильника. Пока мы поднимались на холм, я обернулся и оглядел городок свысока. Он выглядел чересчур скудно и пусто для места, которое изредка продаёт пшеницу на фабрики для производства хлеба. Людям его не хватало, и мы не сдавались. Вернее, не сдавался мистер Берг, чей дом стоял поодаль – среди полей – и гордым чёрным наростом возвышался над ровной колыхающейся поверхностью пшеничных просторов. Вокруг его большого особняка можно было ещё заметить несколько амбаров и загонов для скота. Но уже спустя пару секунд тень накрыла город, и разобрать что-либо внизу оказалось невозможным.
Я взглянул на Майкла. Он невозмутимо глядел вперёд и будто бы высматривал во тьме знакомый поворот, от которого зависела вся наша жизнь.
– Ты бы уехал из города? – спросил я, и мой вопрос резал пространство в этом гнетущем гуле автомобиля и непривычной тишиной степи. Майкл посмотрел на меня и, стараясь не отвлекаться от движения, ответил:
– Если что?
– Если бы я предложил.
– Ну, если ты… – начал он.
Он на некоторое время замолчал, тупо глядя на длинную бледную ленту дороги, теряющуюся вдали. Затем вновь бросил на меня встревоженный взгляд.
– Если ты, то скорее всего да.
– Почему? – поинтересовался я и замолчал.
Майкл выглядел на двадцать пять лет, по нему нельзя было точно определить, потому что его бледная ровная кожа, его взгляд, наполненный духом авантюризма, резкие точные движения и холодный расчёт позволяли ему чувствовать себя более молодым. Но я не знал, сколько точно ему лет.
– Я и сам бы рано или поздно предложить убежать, – наконец, ответил он. Вдали показался поворот. – Всем же и так понятно, что город долго не протянет. Во всяком случае, долго.
– Тут я с тобой согласен, – сказал я. – Но смогли бы мы бросить всё, что мы нажили, ради новой призрачной жизни?
– Не сейчас, – серьёзно ответил Майкл, когда поворачивал на заветную прямую дорогу, ведущую прямо к колодцу. – Пока ещё есть надежда, мы не упустим возможности наблюдать за тем, как наши предсказания сбываются. Если нам удастся увидеть то, как близкие умирают, то сможем стать свободными и тогда уедем.
– Ты говоришь, как проповедник, – ухмыльнулся я. Машина резко затормозила и, проехав ещё пару метров по инерции, замерла на месте. Я почувствовал, как ей стало легко после выключения двигателя.
– А как ещё говорить на такие темы? – он посмотрел на меня, затем достал из багажника четыре стальных бидона. – Неужели на тему смерти можно рассуждать с помощью слишком простых слов?
– Иногда простыми словами можно сказать больше, чем сложными.
– Но не всегда это нам помогает, – натужно ответил Майкл, пока ставил бидоны на край колодца. – Люди глупы, а нам только и остаётся, что наблюдать за собственной беспомощностью и с укором в глазах качать головой, видя, как мы методично убиваем друг друга.
Я стоял и смотрел, как Майкл наполнял бидоны один за другим. Как только он закончил кидать во тьму привязанные верёвкой тары и набирать воду из наполовину пустого колодца, я помог загрузить воду в багажник и закрепил бидоны с помощью пары мотков бечёвки. С грохотом закрылся багажник, и мы вновь сели на свои места.
В тёмном небе не было видно ни единого пятнышка света, словно огромный ковш с раскалённым свинцом похоронил нас на этой земле, с которой нам не улететь. Бог возмущён, и послал на нас бурю, лишь бы успокоить. Внутри каждого было слишком много агрессии и неоправданной злобы, так что единственным способом избавиться от лишней ненависти для Бога было истребление. Скоро разразится гроза и дождь погребёт под собой грязные улицы, оставив лишь природные зеркала на земле, очищая нас от скверны, проклятия, которое мы сами на себя наложили. Я хотел искупить свою вину, но, похоже, в тот день Бог перестал слушать нас.
Конец ознакомительного фрагмента.