Вы здесь

Свидетель жизни. Дворники (Иван Успенский)

Дворники

Каждый год 19 октября в нашей школе был праздник – день лицея. Арендовался большой зал (чаще – МКЦ, пару раз, помнится, концертный зал им. Есенина), и в торжественной обстановке устраивался концерт. Помимо вполне ожидаемых песен и плясок, обязательными моментами программы было исполнение гимна лицея, посвящение первоклашек в лицеисты и вручение наград лучшим из лучших («парень, что надо», «девчонка, что надо» и т.д.).

Не обладая выдающимися сценическими способностями, в номерах я периодически все же участвовал. В основном, конечно, в составе хора мальчиков (прогуливать уроки под предлогом репетиций хора – еще одно идеальное преступление), или в массовке танцевальных представлений. Но однажды, классе в третьем, или пятом, мне довелось стоять на сцене в составе «квартета», более того, вещать на огромное пространство в микрофон.

Всех деталей я не помню, видимо мозг старательно прячет самые позорные моменты биографии, но то, что от нашего класса на сцену должны были подняться четыре дворника для чтения стихов – факт. Уже редактируя написанное, пришел к выводу, что выступление это было все же не в день лицея, но сути это не меняет. Так или иначе, но на сцене Муниципального Культурного Центра мы оказались…

Изначально в группу я не вошел, но почему-то присутствовал на репетициях и легко запомнил текст. Никогда не жаловался на память: на десятилетия затаить злобу великую, или выучить пару страниц – проще простого.

Итак, приближался день, когда дворники должны были поразить массы изяществом стихосложения, но внезапно один из участников номера заболел. Найти достойную замену (которая, главное, выучит текст) за столь короткий срок было крайне сложно, потому выбор автоматически пал на меня. Уже на первой репетиции я спокойно воспроизвел теперь уже свои строчки, чем немало порадовал классную руководительницу. Дело оставалось за малым – нужен был костюм.

Другие ребята знали о перевоплощении в дворников заранее, потому мамы изготовили им по-настоящему классные облачения. Были и валенки, и помятые кепки, и фартуки из грубой ткани…

Мой костюм представлял из себя советскую шапку-петушок на несколько размеров больше, старый свитер, мамин кухонный фартук, повязанный наизнанку и большущие кожаные сапоги, олицетворявшие валенки. Довершала образ метла – пять-семь побегов Американского клена, привязанные к швабре синей изолентой.

То что наша группа представляла из себя троих дворников и забавного бомжа, я понял по непрекращающемуся смеху в зале. И если сначала оставалась надежда, что люди просто разогрелись и радовались произносимому другими тексту, то усиление гыканья и всхлипов, когда к микрофону подошел я, расставило все на свои места. Шапка предательски сползала на глаза, изолента начала растягиваться и распускать веник, даже друзья-дворники стали посмеиваться.

Дочитав свою роль, я вернулся в строй грязеборцев, поправил штаны на попе (чем вызвал очередную волну радости и веселья) и вместе с товарищами отправился за кулисы.

Как существует эталонный килограмм, так мои щеки можно было использовать, как эталонный образец в толковом словаре под наименованием «пунцовый». Единственное, что грело душу – домашнюю работу на следующий день можно было не делать…

Сняв с себя наряд наркомана, прибарахлившегося на помойке и избавившись от швабры с веточками, в компании с одноклассником я отправился домой. Горечь стыда понемногу отступила, и безделье продолжалось до вечера, пока мама не возмутилась, почему я не занят домашней работой. Уговоры, мол, из-за выступления нам ее отменили, не подействовали, пришлось садиться за учебники.

Публичный позор без компенсации. Подготовка ко взрослой жизни у меня шла с юных лет.