Свет и тени Востока. Очерки и истории из жизни. Марьям Демирель. «Тысяча и одна сказка Марьям» (Швета Соланки, 2018)

Амаль

«Да здравствует свобода!» – и на следующий день после получения диплома, собрав чемодан, я улетаю в Касабланку, оставив за собой укоризненные взгляды родителей и их надежды на мою светлую офисную карьеру по окончании универа. Касабланка, глоток свежего ветра, самый «неарабский» город Марокко: здесь по улицам лилась французская, арабская, испанская и английская речь, а солнечные лучи, отражаясь от фасадов белых домов, брызгами летели в фонтаны, кроны пальм, освещая улицы, дома, магазины, парки, кафешки, где готовили традиционный марокканский кускус, и терялись где-то в золотом песке на пляже перед Океаном.

Народ в Касабланке жил очень интернациональный: здесь уживались и дамы в черных никабах (в головных уборах, закрывающих лицо) и французские модницы, здесь можно было спросить дорогу на арабском, а получить ответ на отличном французском. По всему городу грохотала модная мелодия «Абдель Кадер» в исполнении Шеба Халеда, Фауделя и Рашида Тахи, откуда-то доносилось тихое мурлыканье Джо Дассена.

Здесь жила моя лучшая университетская подруга Зейнеб, ее брат и родители: мадам Фатма и месье Хамди. Отец Зейнеб был каким-то местным госчиновником и имел хороший доход, посему семья жила на правительственной вилле с внутренним двором и садиком в одном из престижных кварталов Касабланки. По соседству жили бизнесмены, представители местного бомонда и другая обеспеченная прослойка местного истеблишмента. Месье Хамди был вечно занят, и увидеть его дома было также сложно, как северное сияние над Парижем; мадам Фатма – добрая, спокойная и интеллигентная дама-домохозяйка – хлопотала весь день по дому и занималась семьей и детьми.

У нас был свой «девчачий мир»: нас окружали женщины и общались мы только с женщинами… Жесткое разделение по гендерному признаку было видно во всем, даже в том районе, где мы жили. Домашние посиделки, походы в кино, в парк и на пляж были исключительно в женской компании. Даже в автобусе, несмотря на наличие свободного места, мужчины не садились рядом, а стояли поодаль. Здесь не было принято разговаривать с незнакомыми мужчинами, даже смотреть им в лицо, а женщины держали дистанцию даже с соседями. Зейнеб объясняла это уважением, проявляемым мужчинами к женщинам. Дескать, дам беспокоить не принято ни словом, ни жестом.

Посему лицезрение представителей мужского мира было занятием интересным и увлекательным. Особенно меня восхищал наш сосед – месье Ахмед. Он выплывал с утра на работу на своем пежо, окутанный шлейфом французского парфюма, в дорогом костюме с золотыми запонками, в то время как я выходила на пробежку на пляж.

– Бонжур, мадмуазель, как вы?

Он был всегда элегантен, любезен, роскошен, как дорогой французский коньяк. Его супругу – мадам Амаль, молчаливую и приятную молодую женщину в платке, – мне удалось повстречать всего пару раз. Однако мать моей подруги его не любила. Она всегда вежливо здоровалась, но пару раз я слышала, как в след ему тихо говорила неприличные арабские слова.

Наши дни походили один на другой, и, казалось, ничто не может потревожить спокойствие размеренной жизни. В тот день мадам Фатма отправила нас за покупками. Увешанные с головы до ног пакетами с рынка, мы возвращались домой. Купить все по списку – это одно, а вот донести до дома – целая эпопея… Желающих помочь было всегда хоть отбавляй: «Красавицы, вас подвезти?» Каждый более или менее молодой мужчина за рулем, проезжая мимо, смачно жал клаксон, заставляя подпрыгивать от неожиданности… «Мужчина, вы куда? А, поворачивать собрались, да еще и из второго ряда», – а между тем очередной любитель произвести впечатление на девушек, лихо выехав на встречку, даже и не думая включить поворотник, со свистом проносится в нескольких сантиметрах от пакета с дынями… «Черти бесхвостые», – мы с Зейнеб весело хохочем, глядя на все эти показательные выступления.

Вот мы и у белого забора нашего дома. Ручка ворот была в чем-то испачкана. Странно. Бело-голубая резная дверь и ручка были в чем-то темно-красном, и был явственно виден отпечаток чьей-то ладони. Ощущение чего-то страшного, словно удушливый шарф, опутало шею. Я провела рукой по ручке и лизнула. Кровь. Это была кровь. Сердце бешено заколотилось. «Зейнеби, это – кровь», – говорю внезапно охрипшим голосом и толкаю дверь. Мы зашли во внутренний двор и закрыли калитку. На белых мраморных плитах дорожки были бордовые капли. Кто-то шел, истекая кровью. Мы бросили пакеты и побежали в дом. Мадам Фатма была сегодня дома одна. «Мама!» – испуганно закричала Зейнеб, и мы бросились в дом.

Мы поднялись на второй этаж. Пол и лестница были тоже испачканы кровью. С криком мы ворвались на кухню, где перед нами предстала жуткая картина. На полу сидела женщина. Она была вся залита кровью и тихо всхлипывала. Кафтан был весь в крови. Лицо… Боже… Лица просто не было. Оно было все разбито. Губы, глаза, щеки. Похоже, выбиты зубы. Окровавленные спутанные волосы. Мать Зейнеб пыталась остановить кровь, прикладывая ткань к лицу женщины. «Амаль!» – тихо сказала подруга. Мои ноги подкосились, и я сползла по стене вниз, на пол.

Мадам Фатма повернулась в нашу сторону и жестко сказала:

– Что вы смотрите? Уходите! Уходите отсюда! Возьмите тряпки и протрите пол от крови. Живо. Ялла!!!!

– Нужно позвонить в полицию. Нужно вызвать врача.

Я встала и хотела подойти к Амаль, но мадам Фатма была неумолима.

– Вон из кухни!

И мы поплелись за тазами и тряпками. Уборка давалась с большим трудом: руки и ноги тряслись, а зубы выстукивали чечетку у нас обеих. Мы не могли прийти в себя от увиденного. Я не могла понять, почему они не позвонили в полицию, почему не вызвали неотложную помощь. Почему Амаль у соседки, а не в больнице? Зейнеб сказала, что мадам Амаль избил ее муж. Этот шикарный месье Ахмед, этот любезный французский модник зверски изувечил свою жену. Как это возможно? Он же как европеец…

Мы закончили уборку и заперлись в моей комнате. К вечеру к нам пришла мадам Фатма. Она сочла нужным объяснить мне, как иностранке, что же здесь произошло. Амаль совершила страшный проступок. Проступок, который мог вызвать лишь душевные переживания у европейского человека: она изменила мужу с другим мужчиной. Один раз. Однако по законам шариата, а в Марокко шариатский суд, в случае доказательства ее вины Амаль ждала смертная казнь. Муж – человек, лишенный малейших душевных качеств, не стал обращаться в суд (пока). Он стал шантажировать жену изменой, измываться над ней и жестоко избивать за малейшую провинность. Несчастная стала жить в доме как раба. Муж с удовольствием издевался над женщиной, получив в руки самый главный козырь – распоряжаться ее жизнью. И это 1998 год, не древнее средневековье, современная, европеизированная и окультуренная французами страна. Сознание отказывалось признавать тот факт, что рядом с нами жило чудовище, проклятая тварь, которая зверствовала над несчастной женщиной, и никто и ничто не могло его остановить. Их религия и законы были на его стороне и полностью развязали руки садисту. Родители женщины тоже не вмешивались. Раз муж бьет – значит, виновата… Подружки и семья от нее отвернулись. Она совершила ГРЕХ и должна была нести за это наказание. Амаль потеряла честь замужней женщины, и в глазах общества зверство мужа было полностью оправдано. Только мать Зейнеб ее поддерживала и проявляла сочувствие.

После разговора с мадам Фатмой мы были сами не свои. Я достала из своей сумки бутылку виски, которая была запрятана до дня Х. Этот день настал. Зейнеб принесла две пачки воняющих соломой французских сигарет. Мы сели на балконе, пили виски, курили и тихо плакали. Жалко было Амаль. Очень жалко…

– Я не хочу замуж, Мари, не хочу… Я их боюсь… Ты думаешь, он один такой?!? Тебе повезло, что ты из России. У вас другие законы, у вас все иначе. Вам никто не говорит, что делать, куда идти, что носить. Тебя никто не убьет, если ты заведешь роман с парнем. Хоть у вас и холодно, в вашей России. Зато ты свободна. Понимаешь, свободна, – рыдала моя подруга, глотая горячую жидкость из чайного стакана.

Впервые я видела подругу такой несчастной и опустошенной. В тот день мой благополучный девчачий мир разбился на тысячу радужных осколков, упав на пол, залитый кровью Амаль… Тот день стал для меня точкой невозврата. Он сдернул красивое шелковое покрывало с лика Марокко и показал, как выглядят звери в человеческом обличии и как чудовищна и лжива мораль этого общества. Тогда мне и в голову не приходило, что это – только начало.

Спустя год я сидела в гостиной у себя дома, когда зазвонил телефон. Я взяла трубку. Это была Зейнеб. Она не могла говорить. Зейнеб рыдала, будучи не в состоянии вымолвить ни слова… Я лишь разобрала имя, женское имя: «Амаль»… Амаль не выдержала издевательств мужа, равнодушия окружающих и покончила с собой. Она повесилась. Ее муж получил право распоряжаться ее жизнью, но никто не мог распоряжаться ее смертью. Время своей Смерти она выбрала себе сама. Душа Амаль стала свободной.

Я вышла в сад. Слез не было. Только отчаяние и злость. Почему? Почему?!? Небо забилось в тоске полотнищем огромной черной тучи, и хлынул красный дождь. Казалось, что природа прощается с душой Амаль, провожая ее в иной мир. Когда ветер приносит песок из пустыни, идет красный дождь, словно кто-то растер в каплях кирпич. В тот вечер мы плакали с дождем: я, молча сжав зубы, и он, роняя тяжелые красные слезы на землю, деревья, крыши домов.

У меня часто встает лицо Амаль перед глазами, и я задаю себе вопросы: а был ли другой выбор, был ли шанс уйти, сбежать, скрыться. Не знаю. Для нее, наверное, не было. Она умерла раньше. До самоубийства. Она умерла, когда ее родители выдали замуж за это чудовище – ее мужа, не спросив ее желания, когда семья и друзья, проявив элементарную душевную трусость и низость, отказались ее защитить, боясь запятнать честь семьи, прикрываясь фальшивыми ценностями и грехами. Неужели следовать чудовищным постулатам религии проще, чем быть людьми. Неужели жизнь женщины не стоит ровным счетом ничего. Есть ли Божья кара за равнодушие?

Не бойся врага – враг может только убить,

Не бойся друга – друг может только предать,

А бойся равнодушных, ибо только с их молчаливого согласия совершаются все предательства и убийства на Земле…

Письмо

Уже третий день я пишу письмо. Даже не письмо, а красивую открытку с очень приятной картинкой. Но у меня дрожат руки, а слезы так и стараются накапать на цветные чернила, которыми я разрисовала мое послание. Недавно я перебирала старые бумаги и нашла письмо. Ответ на него я так и не отправила. У меня не хватило храбрости. Нет, это не любовное послание, это письмо подруги, но у меня были причины молчать много лет. Нет, мы с ней никогда не ссорились. Она очень хорошая женщина, как, впрочем, и ее семья. Виной всему был другой человек. Бывают ситуации в жизни, которые заставляют нас сделать что-то кардинальное: уехать из страны, подать на развод, исчезнуть из чьей-то жизни. А сколько лет можно бежать от себя? Можно завести семью, обустроить быт, найти хорошую работу, выйти замуж, родить детей, путешествовать, намеренно огибая те места, где ты можешь встретить свое прошлое. Это не так сложно, учитывая дальность континентов и стран. Но почему внутри что-то продолжает тебя звать. Можно убедить людей, можно убедить себя, но что делать с душой…

Я знаю людей, которые бегут от самих себя. Многие из них имеют хорошую работу и положение в обществе. Только они несчастливы. Их семья – руины, потому что они строили фундамент своей жизни не с теми и не в том месте, попутно ломая жизни близким, забирая впустую их молодость и надежды. У меня есть знакомый. Он турок. Первый помощник капитана на торговом судне. Сколько его помню, он всегда плавал и бывал дома от силы пару недель в году. Он женился, завел семью и детей. Жена хотела стать медсестрой, но он не разрешил ей. Какая еще учеба? Что за блажь? Пусть сидит дома и занимается детьми.

Так она и сделала, пока не стала сходить с ума от одиночества в четырех стенах. Она втихаря купила комп, стала общаться в соцсетях, познакомилась с другими мужчинами и женщинами. Как-то приехав из рейса, ее муж обнаружил переписку с другими мужчинами. Затронута честь семьи! Развод! Ату ее собаками! Ничего, что в каждом крупном порту он пользовался услугами проституток, которые работают в заведениях для моряков. Но ему же можно, он мужчина! Детей он у жены отсудил и запретил им видеться с матерью. После развода он кинул детей на воспитание своим родителям, а сам уехал в плавание, весьма гордый собой, с оскорбленной миной. Дети очень переживали. Прошло время. Его жена пошла учиться на медсестру. Она начала жизнь заново. Умерли его родители, и ему пришлось позволить детям переехать к матери – терять высокооплачиваемую работу он не захотел даже ради детей. Сейчас он в активном поиске русской жены или постоянной подружки: по его мнению, русские неприхотливы, работящи, содержат себя сами и готовы воспитывать чужих детей. Но что-то у него не ладится. Казалось бы, обычная турецкая история.

Но я знаю один его секрет. Секрет его души. Как-то он плавал в Марокко. Там познакомился с девушкой. Влюбился. Они собирались пожениться. Переписывались. Он хотел приехать с родителями в Касабланку и просить ее руки. Но его родители были против. Он струсил. Не стал бороться, просто пропал. Родители не хотели в трабзонскую семью какую-то арабку неизвестно откуда. Они быстро нашли ему невесту, он женился на радость родителям, завел детей. Только жену свою он никогда не любил. Она раздражала его всем: как ходит, одевается, как говорит. Она успевала ему надоесть за те несчастные две недели в году, пока он был дома. Каждый раз, собираясь в плавание, он вспоминает ту марокканскую девушку. Каждый раз, когда он напивается, он плачет и хочет поехать в Касабланку, чтобы ее найти, попросить прощения и уговорить выйти за него замуж. Каждый раз, когда мы видим друг друга, он просит меня съездить с ним в Касабланку, чтобы ее найти. Потому что он боится туда ехать один. Он боится посмотреть ей в глаза. Тогда ему было двадцать пять. Сейчас ему сорок девять. Он в душе живет этой безумной, загнанной глубоко-глубоко надеждой на призрачное счастье…

Первую открытку я порвала. На ней красивые виды моего родного города, но в кадр попадает церковь с крестами. В Марокко строгая цензура, и письмо с христианской тематикой может не дойти до адресата. Нашла другую открытку, на которой изображен красивый букет цветов. Пусть будут цветы. Там таких нет. Вывожу на конверте адрес: эти витиеватые французские слова. Заклеиваю конверт. У меня нет ее телефона, электронной почты и фейсбука. У меня только письмо и конверт с обратным адресом и воспоминания о красивом доме с садом и фонтаном, мраморных дорожках, раскидистому дереву, с которого я упала, кода снимала кота.

Завтра я отнесу конверт на почту. Не знаю, придет ли мне ответ. Но я чувствую, что нужно сделать первый шаг. Я делаю это для себя. Маленький шажок, чтобы открыть дверь в далекое прошлое. Я больше не хочу бежать от себя. Чтобы жить дальше, мне нужно найти себя там. Больше нет сил бояться. Завтра я отнесу конверт на почту, а потом куплю билет на самолет. Это будет второй шаг. Я хочу прилететь в огромный мегаполис в Северной Африке, вдохнуть его воздух, пройтись по его улицам, выпить чашку крепкого кофе и поговорить с теми, кого хочет видеть моя душа. Возможно, что уже поздно и я не застану их при жизни. Я готова к любому исходу. Это лучше, чем до конца своих дней убиваться по своим надеждам, завернувшись в воспоминания, словно в теплый плед, не рискуя посмотреть в давно покинутый мир открыто. Аминь.

Ферид

– Любовь – это все. Если любишь, то все отдашь.

Эти слова моего мужа навсегда врезались мне в память и на протяжении всей жизни были путеводной звездой на небе моего сердца…

Касабланка… Тогда мне было двадцать два, и я жила в Касабланке в доме у моей подруги. В тот день с самого утра в доме был жуткий кавардак. Мама моей подруги – мадам Фатма – готовила на кухне разные вкусности, убирала и начищала дом. Даже для нас с Зейнеб нашлась работа, а все потому, что к нам должен был приехать господин Ферид – близкий друг отца моей подруги. Он был каким-то известным дизайнером и художником, закончившим Парижскую Академию Искусств, человеком известным и уважаемым. Кузина Зейнеб – Федуа – прожужжала все уши про то, что у господина Ферида красивая красная машина, вилла на берегу океана, и что он давным-давно разведен, и денег у него куры не клюют. В общем, достойный жених. Я никак не могла взять в толк, каким образом арабский престарелый пенс за пятьдесят может быть прекрасным женихом для молодых барышень, а добиться от Федуа информации о художественных талантах гостя было чрезвычайно сложно, ибо кузина подружки была далека от дизайна, архитектуры и искусства так же, как домашняя курица от гнездовья красных фламинго на островах Карибского моря. Моя подруга тоже знала не особо много об этом человеке, так что господин Ферид был для меня неким «Мистером Х».

Закончив с домом, мадам Фатма решила взяться за мою красоту. Она поймала меня в комнате, выдрала большую часть моих несчастных бровей, придав им невероятно красивую форму, намалевав еще для пущей яркости чем-то черным, нарисовала мне глаза, как у фарфоровой куклы, а в довершении образа подвела внутреннее веко кхолью, из-за чего глаза стали отчаянно чесаться, и вручила красную помаду. Перерыв мой спартанский гардероб, я обнаружила красивую белую тунику и белые брюки. Кроме них у меня имелась пара джинс, футболки и желаба с шароварами, подаренная недавно мадам Фатмой на какой-то праздник. Зейнеб надела красивое черное платье в пол, Федуа вырядилась в аляпистое с блестками и бисером платье, которое перетянуло ее габаритную фигуру, аки колбаску в шкурке. Все в ожидании гостя вышли в сад.

В саду росло раскидистое дерево, которое весной цвело очень красивыми красными цветами. На верхних ветках дерева жалобно выл с самого утра маленький котик. Он часто приходил в сад, и мы его подкармливали. А в этот день глупая кошара залезла на дерево, а вот спуститься зверюшке было страшно. «Мяу, мяу!» – хвостатый жалобно плакал, но спуститься почему-то боялся. Терпеть его стенания у меня не было больше сил, котяру было жаль. Я подумала, что ничего не случится, если я быстренько залезу на дерево, сниму кота и пойду встречать этого дядьку. Все равно моего отсутствия никто и не заметит.

План был хорош, я успешно залезла на дерево, но кот со страху вцепился когтями в ветку. С трудом оторвав хвостатого, который блажил как потерпевший, я стала спускаться вниз, и тут нога в сандалии заскользила и зацепилась за сук, я резко дернулась, потеряв равновесие, ветка хрустнула, и мы с котом, ощутив закон притяжения, рухнули прямиком на землю. Мне повезло. Земля была мягкая и мокрая после полива, благо же и лететь было уже не высоко. Обезумевший от ужаса кот вырвался из рук, располосовав когтями руку; я, слегка оглушенная, стоя на коленях в грязной жиже, пыталась встать на ноги.

Вдруг я услышала незнакомый мужской голос и чья-то крепкая рука, ухватив меня за локоть, поставила меня ровно на землю. Это был высокий седой мужчина в кремовом костюме, немного полноватый, отчаянно пытающийся не засмеяться. За его спиной стояла моя подруга с братом и родителями и Федуа.

– Бонжур, мадемауазель, – изрек месье Ферид, улыбаясь белоснежным жемчугом безупречных зубов.

– И Вам, бонжур, если не шутите, – пробурчав что-то нечленораздельное, я пыталась вернуть себе равновесие и выбраться с влажного грунта на мраморную дорожку; сандалия разорвалась, туника и брюки были все в грязи, глаза слезились от сурьмы… Мадам Фатма с Зейнеб сильно перепугались: они никак не могли понять, зачем я полезла на это дерево.

Все пошли в салон ужинать, а я поплелась в свою комнату переодеваться. Когда я зашла в ванную, на меня из зеркала смотрела странная молодая особа со спутавшимися волосами, в которых застряли ветки и листья; на щеке была ссадина, макияж растекся, рука, разодранная котом, кровоточила, туника и брюки были в грязных разводах, спина дико ныла от падения.

День не задался, но деваться было некуда. Я смыла мылом косметику, просушила полотенцем волосы, надела фисташковую желябу с шароварами и пошла на обед. Мой светлый образ дополняли ссадины, замазанные под цвет желябы зеленкой, привезенной из России на всякий случай для дезинфекции.

Мои сидели за столом, во главе месье Хамди – отец моей подруги – и месье Ферид. Мама Зейнеб посадила меня на свободный стул рядом с Феридом. Меня ждало еще одно адское испытание: светская болтовня на французском, который я понимала очень плохо, ибо в универе мы учили только турецкий, английский и немного арабский. Я сидела тихо и не шуршала, думая, что просижу весь званый ужин не замеченной и поем свою порцию кускуса с овощами и мясом. Не тут-то было. Неугомонный Ферид, который болтал без умолку, повернулся ко мне и стал меня донимать расспросами. Зейнеб старалась мне переводить с французского на русский, но все равно не успевала. Ферид решил пошутить и выдал фразу:

– Ну что же Вы, мадемауазель Мари, совсем не знаете французского! Как же Вы плохо учились в школе.

Я прекрасно поняла, к чему он клонит. В этой стране все восхищались всем французским: языком, культурой, духами. Причём делали это совершенно без понимания, хватая по верхам. Грамотный французский язык был языком общения культурной и деловой элиты, а ошибки и неграмотная речь были показателем нищебродского происхождения. Федуа победно улыбалась, чем подлила еще масла в огонь в котел моего терпения. Выслушивать насмешки от постороннего мужика, будь он хоть сам король Марокко, я в жизни бы не стала, не в моем это характере. Придумывать ему особый ответ у меня не было времени, так что я ему сказала в лицо то, что думаю.

– Да, Вы отлично говорите на языке Ваших колонизаторов, при этом совершенно не знаете своего родного. Я-то, по крайней мере, могу хорошо читать, писать и говорить на моем родном – на русском языке, а также на турецком и английском.

За столом повисла пауза… Месье Хамди подавился. Мои слова попали не в бровь, а в глаз, ибо он совершенно не знал своего родного арабского, на котором не мог читать и писать, а только говорить. Дома и на работе отец Зейнеб, будучи крупным госчиновником, общался только на французском. Месье Ферид внимательно посмотрел мне в глаза и разразился громким смехом… Неожиданно для себя я услышала его звонкий и молодой голос. Его смех был подобен мелким золотым песчинкам, которыми играет ветер в пустыне. Все засмеялись, напряжение ушло.

– А Вы молодец, Мари, умеете за себя постоять, – перешел на английский Ферид и тепло улыбнулся.

Весь вечер он говорил на французском и тут же переводил сказанное на английский для меня. Они болтали с месье Хамди и мадам Фатмой, вспоминали свои молодые годы и забавные случаи из жизни. Его голос очаровывал, у него было прекрасное чувство юмора и такта… Этот человек сиял, как ограненный бриллиант, и я купалась в его сиянии, мне было радостно и комфортно. Он рассказывал о художественном искусстве, Франции и о Марокко, поднимая различные темы. Ферид был умен и обаятелен. Я никогда не встречала такого мужчину. Мне казалось, что я знаю его давно, и я даже перестала замечать, что он намного меня старше. Далеко за полночь он стал прощаться. Мы вышли в сад. Мое сердце сжалось: сейчас он выйдет из сада, и я больше никогда его не увижу. Никогда. Я загадала себе: если он обернется, когда будет выходить за дверь сада, то я его еще раз увижу. Если нет, то нет… Кадер, судьба… Ферид прошел через сад до двери, я стояла возле плетеного дивана. Он обернулся и послал воздушный поцелуй. Я спряталась за спинку дивана в надежде, что он не увидит моего смущения. Он все заметил, улыбнулся и ушел.

Мое сердце билось так, словно я час бегала вдоль берега. Ночью я не могла уснуть. Мне хотелось его снова увидеть, но кто я такая для него? Никто. Не модель и не богатая красотка. Иностранная девчонка, свалившаяся с дерева. Он позвонил на следующий день и через день после того. Потом пригласил поехать с ним на выставку. Он околдовывал мое сердце все больше и больше, я тонула в его улыбке и низком, вибрирующем голосе. Я готова была с ним пойти куда угодно и когда угодно, забыв про осторожность. Мое доверие к нему было безгранично, как и моя любовь. Спустя два месяца мы поженились.

Была ли я счастлива? Думаю, что да, хоть и недолго. Знала ли я человека, который стал моим мужем? Совсем нет. Его истинное лицо открылось после нашей свадьбы, и это совсем другая история. Но тогда мне казалось, что я в Райском саду, завороженная мужчиной, пришедшим из моей мечты…

Нея

Я шла по дроге к дворцу Бужлуд, кутаясь в шерстяной палантин. Был уже поздний вечер, но улицы жили, дышали, пели и танцевали, переливаясь радугой человеческого веселья. В Фесе никто не спал, потому что уже несколько дней здесь проходил фестиваль сакральной музыки. Исполнители со всех концов мира: Африки, Ближнего Востока, Индии и Европы – выступали весенними вечерами в марокканском Фесе.

Я почти подошла ко дворцу, когда услышала этот странный звук. Высокий и мелодичный, словно голос юной девушки. Этот голос звал, обволакивая странным восточным колдовством; он рассказывал какую-то историю, и мне так захотелось ее услышать. Вы знаете, ощущение, когда после долгой прогулки хочется пить, и вот в твоих руках долгожданная, прохладная влага, которая растекается по губам, принося облегчение и сладость?

Так и этот звук незнакомого инструмента, который я приняла за флейту. Каждый шаг приближал меня к источнику этой песни, которая плескалась внутри старинного здания дворца. Я зашла вовнутрь. В одном из небольших залов с высокими потолками на полу и скамьях сидели люди: арабы, европейцы, – а на импровизированной сцене – музыканты, среди которых мужчина с длинной тростниковой флейтой, которая была значительно длиннее виденных мною ранее. Я осторожно приблизилась. У меня не было билета на концерт, но, казалось, никто меня и не замечает, все были зачарованы этой волшебной мелодией.

Я тихо забилась в угол, сев на розовую с золотой вышивкой подушку, которую мне аккуратно подала арабская пожилая дама с насурьмленными черными глазами, спрятанными за элегантной золотой оправой очков. А Нея пела, смеялась и плакала – мелодия кружилась в танце, словно стройная и изящная восточная танцовщица. Я уже не видела зала и людей, мне казалось, что моя душа сама танцует под куполом зала вместе с Неей. Очнулась я, когда кончился концерт, глубоко за полночь. Я вышла из зала, понимая, что мой мир уже не будет прежним, я ощутила дыхание Неи, ее колдовства.

Мой мир изменился буквально за несколько мгновений, и причиной тому была ОНА – Нея. Так началось мое знакомство с суфийской музыкой и этим прекрасным инструментом.

Нея – длинная выдувная флейта – инструмент, занимающий особое место в музыкальной культуре Ближнего Востока, Северной Африки, Ирана и Турции. В некоторых музыкальных традициях этих стран Нея была единственным духовым инструментом. Это очень древний инструмент. Изображения музыкантов с Неей можно увидеть на настенных росписях в храмах Древнего Египта. Люди на Востоке слушали Нею на протяжении почти 4500–5000 лет, что делает её одним из самых старых музыкальных инструментов в мире. Нея – предтеча современной флейты

Нея состоит из куска полого тростника с пятью или шестью отверстиями для пальцев и отверстием для большого пальца. Современные Неи могут быть изготовлены из металла или пластиковой трубки. Нея немного различается в зависимости от региона и расположения пальцев. Высококвалифицированный исполнитель на Нее может достигать диапазона более трех октав. Типичная персидская Нея имеет шесть отверстий, одно из которых сзади. Арабская и турецкая Неи обычно имеют семь отверстий: шесть спереди и одно для большого пальца в задней части инструмента.

Нея – один из самых известных инструментов, используемых в суфийской музыке. Когда мне грустно, и я хочу поговорить со своей душой, я слушаю Нею. Суфии верят, что мелодия Неи указывает нам путь к богу, частица которого есть во всем, что нас окружает: в солнце, траве, земле, горах, птицах, животных, людях и в нашем сердце. Нея умеет говорить на языке Любви, чистой и нежной, словно горный родник. Нея поет на языке Души Мира. Послушайте Нею. Может, и вы найдете ответы на вопросы, которые так долго искали.

Про джиннов и ватерклозет

Сидим в универе в аудитории на турецком. Холодища, по ногам дует ветер. Вдруг хлопнула дверь кабинета. Я, сидя на первой парте, говорю:

– Сквозняк.

– Джинны, с абсолютно серьезным лицом выдает наш профессор-турок.

Помню, меня тогда сильно удивили его рассказы о джиннах и прочих странностях мусульманского мира, но особого значения я этому не придавала. Верит человек и верит…

Согласно арабской мифологии джинны – это созданные из бездымного пламени существа, живущие параллельно с людьми на Земле, но не воспринимаемые нашими пятью органами чувств. Слово произошло от арабского «джанна» – «скрытый». Джинны бывают мужского и женского рода, злые и добрые. Легенды гласят, что еврейский царь Соломон обладал даром управлять джиннами.

Я и не предполагала, что вскоре мне придется столкнуться с верой людей в подобные явления уже в другой стране. В Марокко вера в сверхъестественное принимает совершенно гротескные формы. Что бы ни произошло: от поломки машины до увольнения с работы, народ видит во всем происходящем какие-то происки потусторонних сил. То ли это нежелание взять на себя ответственность за свою жизнь, то ли банальная необразованность, но про джиннов приходилось слышать постоянно. Загулял муж – приворот, сломался кран в ванной – джинны, заглохла на дороге машина – ровесница моей прабабушки, видевшая полный техосмотр во время своей заводской сборки на конвейере, – это джинны испортили мотор; порвались от старости ботинки – и тут рука нечистой силы. В общем, было стойкое ощущение, что вживую являешься действующим лицом древнейшего литературного арабо-персидского средневекового памятника «Книга 1000 и одна ночь».

Марокканские дамочки, общаясь в узком дружеском кругу, признавались, что разговаривают с джиннами мужского и женского пола и спрашивают у них совета. У нас-то для общающихся с джиннами два пути: либо в народные целители, либо в стационар медицинского учреждения, где врачи оказывают квалифицированную помощь. Куда же определить местных дам, страдающих от странных сверхъестественных воздействий (мающихся дурью от безделья и лени), мне так и не удалось понять.

Залогом верности супруга и счастливой семейной жизни тоже часто оказывались некие волшебные амулеты, приобретаемые у «проверенных» марокканских колдунов. Скрученные бочкообразные бумажечки с написанными на них молитвами, символами и знаками прятались под одежду, привязывались не веревочке к лодыжке или запястью, вешались на грудь, тщательно скрываемые от посторонних глаз. Вот приходит к нам Нисрин, дама лет тридцати. У нее маленький ребенок и совсем загулявший и охамевший муж. Она ходила к колдуну, тот ей дал какое-то средство. Пожжет она его, молитву почитает, и муж бежит от любовницы домой к семье. Только почему-то приходит он с недовольным лицом и вваливает этой Нисрин тумаков просто потому, что она его бесит. Причины он придумывает разные: то еда не та, то чай несладкий подала, то любимая его рубашка не поглажена, то смотрит она на мужа не так. Вот и ходит Нисрин за помощью к колдунам за амулетами и чудодейственными средствами, чтобы мужа дома удержать. На мое резонное предложение: «А может послать гулящего мужа в сад цветы с его бабами собирать, а самой вернуться к отцу и матери, воспитывать ребенка (мужу-то ребенок не нужен совсем), устроиться на работу», – Нисрин посмотрела на меня странным взглядом и фыркала. Она же порядочная женщина, как она от мужа уйдет… Угу… Скакать по квартире с куриными лапками, обвешивать себя бумаженциями и ныть знакомым, что муж нашел очередную бабу и придумывать средства по изведению оной, видимо, гораздо интереснее, чем просто найти себе нормального парня и жить счастливо.

Мне было весело до тех пор, пока в моей ванной не сломался унитаз. Любая бытовая проблема в Марокко во мгновение ока превращается в «проблему», ибо сделать элементарные вещи местные мастера просто не в состоянии. Сделать красивую мозаику – это пожалуйста, а вот починить текущий кран, или прибить задвижку – это уже тяжелая работа, требующая невероятной квалификации у криворуких мастеров и железных нервов у нанимателя.

В ванной, аккурат перед моей спальней, сломался бачок унитаза. На второй день поломки мне стало понятно, что никто, кроме меня, естественно, эту воду, журчащую в ватерклозете, аки горный ручей, не слышит и беспокойства никому не создает. Сначала я обратилась в высшую инстанцию Небожителей – к своему супругу. Ферид рассеянно выслушал мои стенания и кивнул головой. Прошло два дня.

Мне стало понятно, что он благополучно забыл о моей просьбе. На третий день я снова отловила мужа в салоне и попросила починить унитаз. Ферид, явно уже подзабывший суть проблемы, отправил меня к нашей экономке – Самире – даме лет сорока пяти, не сильно меня жаловавшей как новую хозяйку дома. Я старалась не вмешиваться в ее управление хозяйством мужниного огромного особняка и сада. К слову сказать, у нее вполне хорошо получалось и без моего участия. Мое появление в доме ею было воспринято как очередная блажь хозяина: то какую-то статУю он приволочет из Парижу, то картину, то молодую иностранку-жену, которая ни то что готовить местную кухню, даже языка-то не знает толком.

Единственным человеком в доме, встретившим меня с искренней теплотой, с которым мне было действительно приятно поболтать и просто посидеть рядом, была мадам Азиза, командовавшая кухней. С первого же дня моего приезда Азиза кормила меня всякими марокканскими вкусностями: блюдами из мяса и рыбы, салатами, невероятно вкусным миндальным печеньем и даже блинчиками. Я любила посидеть у нее на кухне, попить крепкого чаю. У нее всегда были припрятаны вкусные печеньки в виде рожков газели, орешки и, конечно, кусочек баранины…

Делать нечего. Иду к Самире. Я нашла ее вместе с Азизой на кухне.

Я: Самира, в туалете в моей спальне сломался унитаз. Его нужно починить.

Самира: Да, мадам. Я приму меры.

Азиза: Это джинны!

Я: Где? В моем унитазе? Им больше делать нечего, как там сидеть?

Азиза: Что вы, Мари, они всегда там живут в нечистых местах.

Чувствую, ждет меня веселуха с моим ватерклозетом. Что, они теперь вместо сантехника заклинателя джиннов приведут, чтобы вода перестала литься из бачка?

Самира: Не беспокойтесь, мадам, завтра мы все сделаем.

О… это сладкое арабское слово «Завтра».

Азиза: Мари, нужно прочитать молитву и спустить воду, чтобы джин ушел из унитаза. Иначе…

И Азиза загадочно закатила глаза.

Я: Иначе что? Утащит меня в канализацию? Не волнуйся, я в трубу не пролезу, застряну.

Тут меня пробивает дикий хохот: я представила, как из унитаза вылезает пара чертей. Азиза испуганно на меня посмотрела, Самира же злобно фыркнула и вышла из кухни.

Я с искренним интересом ждала завтра, ибо все, кто жил в арабских странах знают одну простую истину: если ответили тебе «Букра, Иншаллах» (то бишь: «Завтра, дай бог»), – можешь больше ничего и не ждать.

А в обед и в самом деле в сопровождении Самиры и садовника появился сантехнический специалист, гремя тяжелой сумкой, набитой железом неизвестного назначения. Вся эта компания ввалилась ко мне в комнату, сантехник зашел в ванну, а Самира и садовник стояли у входа, словно часовые у мавзолея. Не прошло и получаса, как из ванной раздался странный треск. Такие звуки издают спелые кокосовые орехи, когда пытаешься разбить их молотком. Самира вбежала в ванну и стала громко ругаться. Потом раздался грохот упавшего чего-то тяжелого, женский визг и шум льющейся потоком воды, которая ручейком потекла ко мне в спальню.

Я сунула голову в дверь и увидела чудесную картину. Посреди моей ванной стояла мокрая до нитки Самира и блажила как потерпевшая. Сантехник пытался остановить фонтанирующую из трубы воду, садовник же, сидевший на четвереньках, бормоча что-то непонятное с упоминанием имени Божьего и Шайтана, сдавал задом из зоны боевых действий. Все это зрелище венчал мой несчастный унитаз с огромной трещиной у основания. Стало понятно, что же так трещало несколькими минутами ранее.

Садовник благополучно вылез из ванной и куда-то побежал. Прошло еще минут пятнадцать минут, и вода была благополучно перекрыта. Импровизированный фонтан иссяк. Самира, не переставая орать, вытолкала бесталанного унитазного дел мастера, а мы еще почти час отчищали залитые водой спальню и туалет.

Вечером я рассказала Фериду о нашем происшествии. Он посмеялся, заметив, что женщинам ничего серьезного доверять нельзя, хотя сам нас оправил решать все дела без него. Утром он уже приехал с людьми, которые навели порядок в ванной, заменили сломанный унитаз и починили трубы.

Спустя несколько дней за ужином я спросила мужа, почему здесь люди настолько сильно верят в джиннов и колдовство. Это же все просто сказки и легенды, пришедшие из глубины веков. Ферид задумался, закурил.

– Видишь ли, Мари, я не думаю, что кто-то живет у нас с тобой в ванной или в библиотеке, кроме людей, крыс и кошек в саду. Однако есть вещи, которые ты не можешь понять в этой стране, будучи европейкой и имея другой менталитет. Марокко нужно чувствовать сердцем, каждой клеточкой своей души. Жизнь людей вокруг пропитана верой в непознанное и его безграничным влиянием на наши судьбы. Люди живут, окружая себя глупыми суевериями, ритуалами, взращенными бедностью и необразованностью, но рядом с нами существуют могущественные силы и энергии, которые гораздо древнее, чем ты можешь себе представить. Их власть здесь почти безгранична. Так что только тебе решать: веришь ли ты в их существование или нет. Они – часть нашего мира.

Последующие события, происходившие в моей жизни, показали, что не все так однозначно, и в этом мире есть великая сила Непознанного, которая приходит в движение при стечении определенных обстоятельств.

Кстати, через пару дней в ванной стала отваливаться плитка, но это уже совсем другая история.

Арабские мужчины и романтика

Краткий ликбез для отъезжающих в отпуск в страны Северной Африки. На самом деле в классическом арабском варианте абсолютно несовместимые вещи. Хабибы (жиголо) умеют все. Это их жизнь и работа, но обычный арабский мужчина… В голове у него сформировался образ европейской женщины, прямо скажем, не соответствующий действительности, а способы ухаживания черпаются исключительно из кинофильмов. Берегитесь, если он решит, что вам нужна романтика.

Основной принцип арабо-турецкой ментальности. Женщина должна быть сыта! Поясняю: женщин надо кормить всегда, везде, в любое время суток и побольше. Что вас ждет: плотный завтрак, второй завтрак, обед, полдник, ужин и ночной ужин, не считая булок, тортов, пирожных, фруктов и другой ерунды для перекусов. Последний вариант – когда ваш поклонник в четвертом часу ночи решил, что вы жутко проголодались и поволок вас в ресторан. Ваши отчаянные попытки объяснить, что рассвет уже начался, или вы на диете, или что в России люди ночью не едят, будут проигнорированы на все сто процентов. Сопротивляться бесполезно. Порядочный мужчина должен женщину кормить и точка. Что делать: кафе и рестораны, ориентированные на европейцев, не работают в три-четыре. Только арабские. То есть, пища вас ждет не та, что в отеле. Не хотите расстройства желудка – тихо клюйте в тарелке незнакомые блюда. Целее будете к утру.

Кофе в постель. Очень милый жест. Ну, скажем, кофе-то вам сварят. Однако арабский Ромео даже не в курсе, что чашечку с ароматным напитком надо ставить на штуковину типа подставки, поэтому вы получите фарфоровое чудо с кипящей массой прямо на кровать. Расклад обычно такой: в лучшем случае, спросонья не поняв, в чем суть, вы просто смахнете чашку на пол или кровать. Считай, повезло. В худшем – вы выльете кофе прямо на себя или на него, обеспечив термоожог до конца отпуска. Так что готовим пантенол и варим кофе только сами.

Цветы – неотъемлемая часть ухаживания. Вот только букеты из цветов имеют популярность только в курортной зоне. Вне ее цветов дарить не принято, а вернее, принято дарить не букетами (это равносильно вручению даме одной чахлой гвоздички), а… Венками… На вид они сильно смахивают на европейские похоронные. Чем страстнее чувства, тем больше и страшнее будет это чудовище арабской флористики – венок, перевязанный алой ленточкой с признаниями в любви. Неподготовленную даму может хватить кондрашка при виде странного сооружения из проволоки с цветочками, увитого чудесными красными или розовыми лентами и подозрительными надписями. А вдруг: «Почить тебе с миром»? Тут главное – сохранить хладнокровие и не рухнуть в обморок сразу, со знанием дела восхищенно поцокать языком и восхититься красотой подарка и хорошим финансовым состоянием кавалера, ибо это сооружение может стоить больше, чем среднемесячная зарплата. Потом аккуратненько запихиваете его за дверь и выносите под покровом ночи в помойку.

К букетам из живых цветов тоже подходите с определенной долей осторожности. Здесь принято опрыскивать вонючими «розовыми и жасминовыми натуральными» эссенциями букеты из роз и декоративные букетики из жасмина. Поднеся их близко к лицу, вы рискуете получить ожог вашего прекрасного лица этой самой пахучей смесью и провести остаток романтического отдыха с макияжем румяной Марфуши из фильма «Морозко»…

Ценные подарки. Да, да. В нормальной ситуации и обычные восточные мужчины часто дарят женщинам ценные подарки. Засада состоит в том, что, когда мы думаем: «Ого, золотой браслет, классно!», – мы представляем браслет на свою руку того дизайна, который нравится нам. Увы, большинство мужчин, не являющихся жиголо, не могут похвастаться хорошим вкусом, а уж в выборе украшений… Огромную роль играет финансовое состояние мужчины, но его критерий в выборе будет для всех одинаков: чем толще и аляпистее, тем лучше, и чтоб блестело, аки начищенный медный таз.

Вы думаете он вас радует подарками? Щазззз… Чем больше побрякушек на женщине, тем круче статус мужчины в глазах общественности. Так что приложите весь Ваш IQ, чтобы оказаться рядом с мужчиной во время покупки, и не дайте ему приобрести золотой лом, и выберите себе то, что вам действительно нравится.

Про курение. Курить сигареты женщине в общественных местах неприлично. Но нормально, когда женщина курит наргиле (кальян) в кафе. Однако помним, что двадцать минут курения наргиле равны шестидесяти сигаретам. Лучше не курить. Здоровее будете.

Романтическое свидание втроем. Зачастую романтическое свидание с арабским мужчиной может проходить в компании с его другом. Арабы очень социализированы, посему совершенно нормально прийти на свиданку к девушке с другом. Ему будет с кем проговорить, обсудить последние новости и посмотреть футбол в кафе, пока вы, сцепив зубы, будете пить свой свежевыжатый сок и рыться в телефоне под завывание арабской попсы и громкую беседу вашего молодого человека, который в разговоре с другом непременно постарается перекричать арабский музон.

История про египетских собак

Для меня Египет – особая страна, мистическая, манящая. Египет касается моего сердца при каждом его упоминании. У Египта есть свой неповторимый аромат, своя невероятная энергетика, которая обнажает душу. Если ты любишь Египет сердцем, то эта Земля будет любить тебя вне зависимости от того, кто на ней живет. Мой личный роман с Египтом длится почти всю жизнь. Египет – мой возлюбленный: голос его – молитва, доносящаяся с минарета мечети, шум качающихся пальм и шорох волн, гул людского моря на улицах Каира. Хоть я и убежденный атеист, но в Египте происходят вещи, которые порой очень сложно объяснить с точки зрения каких-то логических аргументов. Мне везет на приключения всегда и везде, но однажды мы с подругой в Египте отличились изрядно.

Дело было много лет назад в Хургаде. Захотелось нам пойти вечером в ночной клуб. Занесла нас нелегкая в известный тогда клуб «Титаник», в котором были русские шоу. Мы прибились к группе русских туристов за столиком в заведении, немного потанцевали и посмотрели шоу. Лично у меня были неоднозначные впечатления от местных посетителей и находящихся там барышень. Заведение, по моим собственным ощущениям, являлось отнюдь не ночным клубом, как его позиционировали, а больше смахивало на классический бордель, а название «Диско» являлось просто ширмой. Подружке было в диковинку посидеть в египетском ночном клубе, потому мы торчали в «Титанике» часов до трех.

Когда мы вышли, я вздохнула с облегчением. Нужно было идти в отель «Машрабия», до которого вела прямая, но плохо освещаемая фонарями дорога. Справа и слева были какие-то дома, недострои и просто пустыри. На улице не было ни души. Возле клуба было единственное такси, водитель которого нагло загнул: «Тен доллар», – за поездку. Мы решили, что десять долларов ему будет жирновато, и бодренько пошли в Машрабию пешком. Египет – страна безопасная, две барышни в джинсах, кедах и майках с длинными рукавами вряд ли вызовут чей-то интерес глубокой ночью. Дойдем минут за полчаса, какие проблем. Тут мы изрядно ошиблись.

Мы прошли ровно половину пути: назад уже не вернешься, а до отеля нужно было топать при нашем темпе еще минут пятнадцать. Вдруг на совершенно пустой трассе мы увидели машину. Машина ослепила фарами, остановилась впереди нас. Из нее вышли двое арабских мужчин и направились к нам. Я хоть дама и не из пугливых, но стало понятно, что дела наши очень плохи. Вокруг нет ни души, кричать и звать на помощь бесполезно. К нам идут двое здоровых египетских мужиков, а у меня нет ничего под рукой, чтобы обороняться. До отеля мы не добежим, обратно тоже, мы прошли слишком далеко. Меня взяла жуть, подруга дико испугалась и встала, как вкопанная. Схватив с земли обломок кирпича, я готовилась драться. У меня не было сомнений в их намерениях.

И тут случилось это. Я услышала собачий лай. Он приближался. Из недостроенного дома выбежала стая здоровых уличных собак. Они с рычанием и лаем пронеслись мимо нас и набросились на этих египтян. Такое я видела только в кино в ужастиках. Собаки бросались на мужчин, пытались укусить за руки и за ноги, прыгали, пытаясь добраться до горла. Мы в ужасе просто боялись шелохнуться, наблюдая, как собаки буквально пытаются загрызть этих мужчин. Те в панике бросились в машину, собаки их продолжали преследовать, бросались на окна, на колеса, одна запрыгнула на переднюю часть машины и стала бросаться в ветровое стекло. Мужики завели машину и уехали. Собаки им лаяли вслед, мы же просто стояли на асфальте, как два соляных столба. Стая развернулась и побежала мимо нас, словно не замечая нашего присутствия. Они забежали за здание и скрылись в темноте…

Когда собаки ушли, мы бросились бежать в Машрабию и остановились тогда, когда добежали до полицейского блок-поста, недалеко от отеля. В жизни так быстро не бегала. Что произошло той ночью, я не знаю. Обычно животные себя так не ведут. Они боятся людей в Египте.

Потом я часто спрашивала жителей Хургады о стае собак, но те только пожимали плечами. «Да, есть тут одна-две собаки», – говорили мне люди. Но стая. Я никогда не видела, чтобы египетские собаки бросались на людей, как тренированные бойцовские псы, и чтобы животные бросались на окна машины… С тех пор я верю в силу Древних религий в Египте. Что были за собаки, которые спасли меня и мою подругу, откуда они взялись и куда делись, могу только догадываться. После той ночи никогда не хожу вдоль дорог по безлюдным улицам, даже если живу недалеко. Не знаю кто и как, а вот я с тех самых пор в существование древних египетских богов и Анубиса, в частности, верю, ибо кроме этого случая со мной происходили в Египте разные интересные вещи. Вот так.

Поезд Асуан – Каир

Мои воспоминания в Египте, как, впрочем, и в других местах, делятся на «добрые», «злые» и «эзотерические», ибо необъяснимых странностей на этой земле для меня было много. Из добрых, пожалуй, Поездка из Асуана в Каир на поезде.

Помню, как-то много лет назад поехали мы в Египет в Асуан веселой компанией. Жили в очень классном отеле в викторианском стиле, Нил очень красив в тех местах, но речь не об этом. Нужно было возвращаться в Каир, и мы купили билеты на очень дешевый поезд в сидячий вагон. Залезаем мы в вагон, а там деревянные лавки, как в электричке русской, разбито одно окно. В этом поезде ехало местное население: крестьяне с курами и даже козами.

И вот сидим мы, а народ прочухал, что в поезде иностранцы, и давай ходить толпами и на нас смотреть. В общем, народная тропа до нас не зарастала всю поездку. Взрослые подходили, показывали пальцами, детки пытались дотронуться до волос, из разбитого окна дул ветрище, и с нами были люди с козой, которой вся эта тряска была не в кайф, и рогатая в полный голос жаловалась на жизнь: «Мееее!»

Еды мы с собой не взяли – думали, что приедем и поедим в отеле. Это было ошибкой, ибо поезд опоздал еще на несколько часов. Сижу и чувствую, что уже в животе урчит от голода, ребята дремлют рядом, а позади нас пожилая пара с козой на веревочке, сидят и едят что-то. Я смотрю на них и тихо завидно, что ума не хватило еды взять, даже шоколадку. Они поняли, женщина подошла и дала лепешку с какой-то начинкой из овощей. Первый раз в жизни я съела неизвестную еду и даже не поинтересовалась, мытые ли овощи. А когда приехали на вокзал, мы с ними прощались глазами. Они все поняли, улыбались…

С тех пор я как-то хорошо отношусь к простым крестьянским людям в Египте.

Правдивая история о трабзонском торговце курями и продавщице Наташе

Пару месяцев назад моя приятельница Танюха наконец-то вышла замуж. Муж ее – серьезный турецкий джентльмен из славного города Трабзона. (Почему «славного»? Да потому что все турецкие анекдоты про лазов из Трабзона – как у нас про чукчу). Супруг Тани был из достаточно консервативной семьи. В России они живут, как и все мы, но, приехав на родину, – кофточки с длинными рукавами, на сарафан с открытыми плечами – накидочку. Нельзя, нельзя, разврат (без накидочки). Трабзон – город маленький, ну а народ, сами понимаете, – колхоз турецкий.

Ну вот и случилась у них свадьба в Сочи (как раз напротив Трабзона, если по морю смотреть). Гостей собрали и с русской, и с турецкой стороны. Многие из турецкой родни оказались впервые заграницей. А тут праздник: свобода, алкоголю хоть залейся – вай-вай-вай! Среди гостей с турецкой стороны был некий Мехмет, торговец курами, женат, с двумя детьми, – двоюродный брат жениха, а со стороны невесты среди приглашенных была девушка Наташа – роскошная блондинка с пышными формами – продавщица в местном магазине, любящая покурить и хорошо выпить, а в этом чудесном состоянии сильно падкая до мужского пола.

Первый инцидент возник прямо перед ЗАГСом. Папа жениха (уже в преклонных годах), не видевший своей невестки раннее даже на фото, увидел своего сына, разговаривающего с той самой Наташей, одевшейся в соответствии с планируемым мероприятием в топик с глубоким декольте так, что вся краса была наружу, и в юбку-пояс. Папа заистерил прилюдно прямо в холле отеля, где проживали турецкие гости, начал рыдать и биться головой о стену, призывая в свидетели Аллаха и спрашивая его, за что он прислал ему такое наказание и эту ороспу (то бишь, даму легкого поведения) в жены его сына и зачем тот решил на этой жениться. После долгих усилий и разъяснений жених объяснил папе, что это вовсе не его невеста, а гостья. Невеста – скромная темноволосая девушка в белом длинном платье и букетиком в руках. Папа успокоился, и все на радостях поехали в ЗАГС. Ура!

Следующим пунктом программы была прогулка по городу. Но тут неожиданно начался ливень. Гости нашли спасение под большим мостом. Дождь хлестал два часа. Похолодало. Все это время участники праздничной процессии принимали горячительные напитки за здоровье и счастье молодых. Непьющие турецкие граждане тоже хорошо приняли на душу (они же в России на отдыхе). Дождь кончился и изрядно подвыпившая процессия с радостным гиканьем рванула в ресторан. А там закусь, танцы, водка!

Естественно, русские гости после пары тостов за столом пошли плясать. К слову сказать, наша героиня – приятельница невесты Наташа – уже с трудом стояла на ногах, но русская душа просила музыки и экстрима. И Наталья вышла на сцену и стала танцевать эротический танец, рискуя плашмя плюхнуться на пол в ноги другим танцующим. От невиданной красоты и грации русской Афродиты у трабзонского торговца курями в зобу дыханье сперло. Он не сводил глаз с предмета обожания и, не выдержав, решил составить ей горячую пару.

Что тут началось! Наташа закидывала ему ноги на плечи, прыгала на руки, изгибалась всем телом в эротическом экстазе и, наконец, просто начала осыпать поцелуями заморского прЫнца. Мехмет, не видавший в своем Трабзонском курятнике подобной сексуальной свободы и забывший о своих брачных узах, радостно лапал изнывающую от страсти даму прямо на сцене при всем честном народе. Еще более-менее трезвые турецкие родственники вежливо попросили русскую сторону оторвать прекрасную даму от их добропорядочного семьянина и прекратить эти кульбиты. Даму с большим трудом оторвали от кавалера и снарядили домой. Турецкий поклонник сник… Неужели все? А вот и нет. Спустя час Наталья снова вернулась, обещая вести себя хорошо, но после очередной рюмки вспыхнувшую страсть, как горную лавину, было уже не остановить. В тот вечер и последующую ночь наш торговец курями изведал вкус истинной русской лУбви, что в корне перевернуло его взгляды на общественную мораль и семейную жизнь, и принял решение вышеуказанные вещи далеко в лес и наслаждаться жизнью. Что он и сделал, появившись в кругу родственников только спустя неделю перед посадкой на паром. О чем вела речи влюбленная пара все это время, осталось великой загадкой, так как наш Мехмет владел только турецким, а Наташа, естественно, только русским. Язык любви – великая объединяющая сила.

По возвращении в Трабзон торговец курями потерял покой и сон от великой любви, напрочь забыв про жену и двоих детей. Он днями и ночами названивал Наташе и, естественно, оставшимся в России молодоженам, изрядно подпортив им медовый месяц звонками с периодичностью раз в полчаса и днем и ночью. Наконец, озверевший молодожен (которого с одной стороны долбал родственник, а с другой влюбленная Наташа) посоветовал турецкому Ромео самому налаживать свою личную жизнь и оставить их в покое.

После долгих страданий, слез и стенаний, обид на нежелающих взять трубку после тысяча второго звонка молодоженов и нежелания Наташи лететь в Трабзон на крыльях любви к турецкому возлюбленному Мехмет принял кардинальное решение. Всю жизнь он торговал курями, но сейчас он решил открыть в Сочи… Пекарню. А вы разве не знаете, что это в России самый прибыльный бизнес? Оповестив об этом глобальном решении свою родню, Мехмет отчалил в Сочи с целью исследования хлебного рынка, где и благополучно пребывает до сих пор.

Город добрых людей – Кушадасы

Турцию я всегда любила. Особенно в студенческие годы – мы проводили время в Раю на Земле. Этот Рай назывался Кушадасы, недалеко от Измира. Милый, чистый городок, магазинчики, бары, тематические кафешки с живой музыкой, старинная крепость, днем бывшая рестораном, а ночью – самой зажигательной дискотекой в мире; домики, увитые жасмином и розами, а главное – люди, создававшие эту атмосферу всеобщего спокойствия, дружелюбия и доброты.

Каждые летние каникулы вплоть до сентября мы с подружкой снимали махонькую комнатку с кухней в доме, и все лето проводили в стране обетованной. Две наши европейские физиономии были единственными русскими на весь квартал. По соседству жили в основном семьи турок, немцы и голландцы.

Утро начиналось с крика: «Симиииииит!» – продавец бубликов с кунжутом подходил к дому и стоял, пока я не выползу на улицу. Спать хотелось ужасно, но от горячих бубликов отказаться было грех. Он же, понимая, что девицы гуляли всю ночь, стоял у забора до появления моего заспанного лица. Сварив турецкий кофе и закурив по сигаретке, мы пытались продрать глаза. Спустя пару часов соседи организовывали завтрак на террасах пред домами. А мы уже шли на пляж.

– Доброе утро!

– Гюнайдын!

В первый же месяц все соседи выучили пару слов по-русски и, здороваясь, приглашали на завтрак. Отказать хорошим людям было нельзя, так что, налопавшись брынзы, оливок, омлета, колбаски с помидоркой и съев по полбатона, мы еле доходили до пляжа к обеду. День проходил на море под зонтиком, а к вечеру мы шли домой. Ужин мы тоже не готовили. Им нас просто кормили рядом живущие соседи. Поначалу мы стеснялись, думая, что они нас бедными студентами считают, потому и кормят (а денег, и вправду, было не очень). Но потом мы выяснили, что это была такая турецкая традиция: если вежливо откажешься в одном месте, то тебя обязательно уговорят посидеть в другом.

Люди с искренним интересом спрашивали про Россию, про русских, культуру и обычаи, и учебу в университете. «Какие молодцы! А как чисто по-турецки говорят!!!» – восхищался народ; мы же, гордые за нашего любимого турецкого профессора, дравшего с нас в университете три шкуры за этот самый турецкий язык, раздували щеки. Как же мы любили эти посиделки! Шумно, вокруг носятся дети, все говорят одновременно, гвалт; где-то на заднем фоне вопит телевизор, а на столе и чечевичный суп, и салаты, мясо, и кура на гриле, голубцы в виноградных листьях, домашние печенья! Хозяйки – уже дамы в возрасте – не забывают подкладывать тебе всякие вкусности и, говоря: «Йе, кызым, йе (ешь, дочка, ешь)», – смотрят как на маленьких.

К вечеру к дому подтягивалась вся наша компашка. В основном это были местные турецкие парни и девчонки. Тут и начиналось все самое веселое. Мы шатались по городу, сидели в барах, ходили по дискотекам. У нас были преданные поклонники, с которыми мы гуляли за ручку и даже, О Боже! Целовались.

Был у нас и еще один друг – полосатый тощий кот, отзывавшийся исключительно на имя «Кеди». Хозяином дома был, в принципе, он, о чем регулярно нам и напоминал. В первый же день он залез в мою дорожную сумку, которую я по наивности оставила без присмотра в комнате. Порывшись в шмотках, не представлявших для него особого интереса, Кеди обнаружил сухие прессованные макароны в пачке. За поеданием этих самых макарон, разбросанных по всей комнате, мы его и застали. Он распотрошил почти все упаковки, слопав только одну… Выгнав наглого зверя, мы решили, что отвоевали свое право на жилплощадь. Не тут-то было. Кеди пришел под утро, проскочив в открытое окно, залез ко мне на кровать и, ткнувшись носом в мое лицо, хрипло заголосил: «Маааау!» Взвизгнув от ужаса, я упала с кровати на пол, а Кеди в три прыжка оказался в окне и сбежал в сад. Потом Кеди привык к новым гостям; мы же, чтобы задобрить полосатого бандюгана, стали его кормить картошкой-фри, мякишем белого хлеба, сыром и кёфте. Кеди с важным видом съедал все наши подношения, однако привычки бесцеремонно шарить в нашей комнате так и не оставил. Его особой забавой было катание под утро на сушилке с развешанным на ней бельем, которую он раскачивал от переизбытка чувств и вместе с которой он падал с грохотом на землю.

Особо запоминающимися для меня были вылазки на рынок. Вот где истинный турецкий колорит! Фрукты, овощи, мед, орехи, мыло, посуда, текстиль, джинсы, и майки, футболки, и просто всякая всячина. Мы заходили утром, а выходили уже вечером – грех не поболтать с людьми. Сельские бабуськи в цветастых шароварах и платочках ахали, глядя на нас, как на неведомых зверюшек, балакающих по-турецки, пропихивая нам фрукты и сладости. Лукума мы наедались в таких количествах, что в штаны и платья, привезенные из России, к сентябрю мы просто не влезали.

За пять лет пребывания в Кушадасы я не слышала ни одного мало-мальски невежливого слова ни от людей вокруг, ни в свой адрес. Мы могли ночью гулять вдвоем по городу, и если машины останавливались, то только чтобы спросить, не потерялись ли мы и не подвезти ли нас домой.

Доброта – вот что объединяло всех этих людей. Кушадасы был Городом добрых людей. Доброта была во всем, что нас окружало, во всем, к чему мы прикасались. Доброта цвела красивыми цветами и наливалась сочными персиками в саду, звенела в смехе детей, игравших на улице, благоухала ароматом домашних бёреков (пирогов). Она жила в водителе автобуса, на который мы вечно опаздывали и неслись по дороге к остановке с таким криком, что нас было слышно на другом конце города, а он, покручивая черный ус, прекрасно видел нас в зеркало и всегда открывал нам заднюю дверь. Доброта лилась красивой мелодией под струны гитары вечерами в маленьком баре, мурлыкала в шелесте волн, трущихся о песчаный берег спинками, словно пушистые белые коты…

Я мечтала, что, закончив университет, поеду туда учительствовать в какую-нибудь турецкую школу и останусь навсегда в этом прекрасном месте. Но судьба распорядилась иначе, уведя мой путь далеко в Северную Африку.

Прошло много лет. Я ехала из Каира в Кену, маленький городок с прекрасным храмом Дендера. На заправке я вышла из микроавтобуса на улицу. Возле автобуса стояли оборванные, грязные деревенские ребятишки: девочка лет девяти и трое совсем маленьких мальчишек. Я вернулась в автобус, вытащила пакет с завтраком и протянула его детям. Они не поверили своему счастью. Впервые в жизни я видела, чтобы яйца съели прямо со скорлупой. Я снова пошла в автобус, забрала остатки еды и воды у наших и отдала мелюзге. Они устроили пиршество прямо на обочине дороги. Я тихо села на землю и, закрыв лицо руками, зарыдала от безысходности. Вдруг кто-то стал гладить меня по голове. «Тетя, не плачь, ты же хорошая, красивая, волосы у тебя длинные». Поднимаю глаза – детки встали рядом и смотрят черными бусинками глаз. «И грязная», – добавляет мальчишка. От слез тушь растеклась по всему лицу. Девчонка пихает мелкого локтем и говорит: «Не плачь, ты же добрая». Она обняла меня за шею и улыбнулась. Эта была та самая улыбка из Города добрых людей. Мы уезжали, а я улыбалась, потому что поняла: Город добрых людей теперь живет и в моем сердце.

Я не меркантильная!

«Уезжаю в Турцию, бывший одумался!» – с радостным криком, звонит Катюха, врываясь в мой вечер философского времяпрепровождения. Моя турецкая чуйка неприятностей тут же сделала стойку, как охотничий терьер на зайца. Понимая, что надо выяснять ситуацию, дабы деваха не наломала дров, несусь на всех парах к Катюхе домой.

Застала я ее за интересным занятием: она скакала по квартире и примеряла наряды.

– Ну как тебе это платьице? А я ему понравлюсь? – Радостно лавировала она с очередным платьем перед зеркалом.

Она запихнула вечерний наряд в чемодан. С большим трудом оторвав ее наманикюренные пальчики от ручки чемодана, я отвела прелестницу на кухню, лишив ее счастья лицезреть почти собранный баул, плеснула коньячка и стала сурово вопрошать, а что же собственно произошло и куда она, звезда моя, в Турцию собралась.

– Ты помнишь моего бывшего? – спрашивала Катюха.

А то нет, память у меня учительская, слава богу, и бывшего ее турецкого парнокопытного я помню хорошо. Вернее, помню не совсем счастливую Катину лав-стори, когда десять лет назад, приехав в Анталию она встретила любовь всей своей жизни – молодого и перспективного (двадцати девяти лет) управляющего трех звездочного сарая, гордо именуемого Отелем… Жених был высок и статен, красив собой и, да-да, одинок… Влюбилась Катька до одури, ездила к любимому в отель каждый квартал и новогодние праздники два года подряд. Ее совершенно не смущало, что избранник, имея зарплату управляющего, не подарил ни одного цветочка, не надрал даже букета с клумбы, не водил в клубы и рестораны, а поил при луне чаем и кофе в баре отеля, где, собственно говоря, он и работал. Она же не меркантильная, у нее же любовь…

Через два года ей пришлось поменять работу, денег стало очень мало и на турецкий отель не хватало… Любимый Осман же писал все реже и реже, ссылался на невероятную занятость, на открытие собственного бизнеса, а потом и вовсе исчез…Так и не дождалась Катюха предложения руки и сердца.

– Он все переосмыслил, он изменился, он все еще меня любит. Он два высших образования получил, диссертацию пишет. Умный! – повторяла волшебную формулу в возбуждении Катюха, как последователь кришнаитов песенку «Хари Рама, Хари Кришна».

С трудом прервав сей волшебный мотив, я стала уточнять подробности.

А Осман тогда, восемь лет назад, оказывается, был очень занят, потому жениться и не мог… Он занял денег в банке, потряс родню и на полученные деньги тоже построил трех звездей отель на двадцать пять номеров. Увы, бизнес не пошел… Управлять своим отелем /сараем на краю географии оказалось сложнее, чем чужим… Работа и днем и ночью, проблемы с персоналом, безденежье…

Впрочем, это вовсе не помешало ему сгонять в Белоруссию и жениться на молодой и прекрасной белорусской девушке. Сами понимаете, свадьба в Турции – дорогое удовольствие. Девушка, как истинная жена декабриста, разделила с мужем-отелевладельцем все тяжести турецкого курортного бизнеса: она готовила еду вместо повара, мыла полы, убирала номера вместо горничной, стояла и днем, и ночью на ресепшн. За супружескую любовь, естественно, а не за материальные блага. Она же не меркантильная.

Осман разорился. Пришлось продать отель, квартиру, машину. Белорусская жена, ороспу, недостойная своего счастья и не понявшая его, плюнула на жадюгу-мужа и подала на развод, разнеся в клочья репутацию любимого супруга. После развода нашла себе неплохую работу и симпатичного бойфренда на хорошей тачке, предав анафеме жизнь добропорядочной русской жены. Осману стало одиноко, бизнес развалился, жена ушла, а где же настоящие чувства? Обратившись к душе, порывшись в телефонной книжке, он нашел телефон Катюхи.

Вот она, спасительница, бальзам на душу, любовь всей жизни! Первое, что он сказал Катюхе, позвонив спустя восемь (!) лет, – что хочет на ней жениться, он так заблуждался, он потерял свое истинное счастье, а теперь все изменится, они родят троих детей и заживут долго и счастливо!

– Только приезжай ко мне в Анталию… Seni seviyoruuuuuuummm, aşkim, sevgilim, birtanem! (Я тебя люблю, любимая, возлюбленная, единственная!)

И завалил любовными посланиями, сдобренными сладкими сердечками и цветочками, ее вайбер. Злобным феминисткам-подружкам велел не рассказывать, а то позавидуют ее счастью и отговорят от брака с таким завидным женихом. Но она не сдержалась и вот… Все рассказала.

Картина стала выстраиваться. Я успела вовремя. Осман, конечно, постарался обработать деву, но спасти ситуацию было реально.

Я начала издалека.

– Расскажи-ка мне, Катюша, как тяжело живется юристконсульту в России.

– Зарплата у тебя сколько?

– Пятьсот долларов. Мало. Уууууууууууууууууу.

– А на что ты белые бочка и окорочка грела в Египте на Новый год в том году?

– Директор премию дал за выигранный суд.

– А где живешь?

– В квартире однокомнатной.

– В своей квартире-студии, которую папа тебе купил. Идем дальше.

– На чем ездишь?

– На машинке Пежо.

– Ее тоже родители купили тебе в подарок два года назад.

– Восьмое марта как отмечала?

– С девками в ресторан пьянствовать ходили. Да и на работе корпоратив в ресторане был…

– Как часто отдыхать за границу ездишь?

– Летом и осенью в Турцию, а зимой – в Египет.

– Что за коньячок пьешь сейчас?

– Это клиент благодарный подарил, Марат Григорьевич, сам из Армении привез…

Итак, работа, зарплата, машина и квартира у тебя в России есть. А давай посмотрим, что имеет турецкий кандидат в мужья Осман.

Осман же имел кучу кредитов, съемную квартиру на задворках Анталии, работу бухгалтера в заведении «Рога и копыта», оно же Спа-салон в Белеке, и бывшую жену с ребенком, алименты, кредит на машину и истеричный характер.

Перечисляю реальные характеристики Османа. Смотрю – лицо, искаженное страданием, проясняется, принимает осмысленное выражение.

Неужели не видно, что господин Осман с таким жизненным итогом ни одной турчанке не нужен. Вот и ищет он русскую дурочку, которой можно попользоваться бесплатно, ибо он неплатежеспособный во всех отношениях. Впрочем, как и десять лет назад. Только тогда он был просто жадный, а сейчас жадный и разорившийся.

Ладно, выйдешь ты там замуж. А дальше? Работать ты там юристом не сможешь, да и вообще, замужество не дает право на работу. Только право на проживание. Официально ты сможешь работать только через пять лет. Ну устроишься продавщицей в магазине или в отеле, которые, естественно, не будут тебе делать рабочую визу. При любой полицейской проверке тебя загребут и выдворят из страны, как незаконную трудовую мигрантку. Уяснила? Необходима ежегодная крупная сумма на страховку для иностранца. А житье в Анталии в неотапливаемой квартире только в сорокоградусную жару летом хорошо. Зимой же без отопления и горячей воды ты долго не протянешь. Денег у него нет, и содержать он тебя не в состоянии. Будешь есть чечевичный суп с батоном, забудешь про парикмахера, маникюры, салоны красоты и повторишь судьбу его первой жены. Ты, конечно, можешь продать свою квартиру и машину и вложить в его светлое будущее, как делают наши женщины. Однако итог будет тот же, что и восемь лет назад. Сбежишь обратно к родителям, только голая, без всего, так как вновь приобретенное он на себя оформит и раздела его ты можешь ждать до посинения.

Давай, садись, пиши ему в вайбере сообщение, узнаешь, как он изменился. Пишем такое письмо:

Sevgili Osman, seni çok seviyorum (тур.) Дорогой Осман, я очень тебя люблю. Но директор моей фирмы, покарай его Всевышний, куси его за жопу бешеный ишак, пропил всю зарплату нашей конторы на Мальдивах в отпуске. Денег у меня нет, и, когда будут, неизвестно. Я очень по тебе скучаю, безумно люблю и хочу к тебе приехать, но ехать не на что. Пришли мне авиабилет Москва-Анталия-Москва и забронируй мне гостиницу на две недели. Твоя любовь Кэтти.

Осман, получивший данное сообщение, глазам своим не поверил. Писавший ранее каждые полчаса, он завис на весь вечер… Ближе к ночи мы получили ответ.

«Дорогая Кэтти… Единственная любовь моя, к сожалению, в моем Спа-салоне мне тоже не заплатили за два месяца работы. Мне пришлось уволиться, и денег у меня нет. Я не смогу купить тебе билеты. Придумай что-нибудь, любимая… Я так без тебя страдаю…»

Господин Осман забыл Первое Золотое Правило Альфонса: прежде, чем хапнуть все, нужно немножко вложиться самому. Купил бы девочке билеты и потратился на дешевый мотель в Анталии, – Катюха, потеряв способность соображать, продала бы все имущество и ломанула за счастьем в Турцию. Жадность оказалась сильнее здравого смысла. Катька растерянно смотрит на телефон. Цена любви – пятьсот долларов. Эйвах, эйвах…

– Я же отпуск попросила у начальства, – лепечет она.

– Ну вот и прекрасно, а в ноябре лучшая погода в Египте, езжай в отпуск. А в Африке реки Вооот такой ширины, В Африке горы вооот такой высоты, Красное море, крокодилы, пирамиды, клубы ночные, бары, променады и отели – загляденье, и парней высоких, красивых, здоровенных – только улыбнись – прибегут стаей.

На завтра Катюха купила горящий тур в Египет и улетела в отпуск в хороший отель в Шарме, прихватив список ночных клубов и баров, благо, чемодан с нарядами был уже собран, – и полбутылки недопитого армянского коньяку. Думаю, грустить ей там не придется…

Осман же, поняв, что рыба сорвалась с крючка, забанил Катюшу в фейсе и в вайбере, не забыв прислать ей матерное сообщение. Вот вам и два турецких высших образования. Корки получить можно, а жадную натуру поменять – навряд ли…

Тракия и собаки

Решила я на свою голову отдохнуть месяцок в турецкой деревне. К слову сказать, родители моего дорогого супруга имели дом в Тракии, недалеко от Кыркларели. Вот туда я и решила поехать, приобретя билеты аккурат в дату турецкого путча. Получив легкий нервный срыв от закрытия авиасообщения и сменив дату билетов, наконец-то прилетаю в Стамбул.

Тракия встретила жаром, палящим солнцем и высокой влажностью. Выходя на улицу, ощущаешь, что ты идешь в горячем киселе, наполненном запахами травы и пыли. Тут я первый раз пожалела, что не сбежала в Египет на пляж, ибо градусы те же, а вот благодаря морю и сухому климату переносятся гораздо легче. Пейзаж же сильно напоминал Россию: вдоль идеально ровной и размеченной трассы раскинулись бескрайние поля подсолнуха, кукурузы и других полезных человеку растений.

Мы проезжали деревни, маленькие заводы, фермерские хозяйства. Как же я соскучилась по этим местам! Вот мы и в деревне. Двухэтажные домики с садами, инжиром, грушами и яблоками, высокими розовыми кустами. В домах печное отопление, однако есть газ, горячая и холодная вода, стиральная и посудомоечная машины, возле каждого дома стоят хорошие авто.

С соседями, скажем прямо, очень повезло. Именно рядом с нами находился дом местного мясника. Хозяева дома очень любили собак, так что подкармливали мясцом и костями всех окрестных уличных кобелей, которые, естественно, огромной сворой тусовались прямо напротив входа в наш и соседский дом. Псы столоваться приходили регулярно, днем они валялись в тенечке и дрыхли, а вот ночью разводили бурную деятельность, гавкая на проезжающие машины. Была еще одна особенность у тракийских собак, которую я выяснила глубоко за полночь.

Мы, уставшие, поужинали и пошли спать. Недалеко от нас находилась мечеть, мулла ночью начал читать эзан, который разносился по всей округе: «Алллах». И тут к голосу муллы добавился жуткий вибрирующий вой на низких частотах. Звук лился, словно кто-то вдруг включил на пластинке органную музыку и ее заело на последней ноте. Со страху я кубарем скатилась с кровати, на тот момент я грешным делом подумала, что этот дикий звук сильно мне напоминает предупреждение об авианалете, что меня вовсе не удивило бы. Учитывая мою потрясающую везучесть на разного рода ситуации, все могло иметь место быть. Куда бежать? Что делать? А звук только усиливался. Я осторожно перебралась в сад и передо мной предстала такая картина. На дороге, освещенной фонарями, сидела стая местных псов, и все они, как по команде, вдохновенно и художественно выли. Зверье в Тракии оказалось с музыкальным талантом. Заснуть под эти жуткие звуки было делом бесполезным, так что я сидела на террасе и читала книгу.

Утром градусник показал тридцать пять в тени; псы шастали возле дома, причем парочка размером с хорошую овчарку улеглись прямо у меня под балконом в саду. Делать было нечего. Мы делили одну территорию, так что пришлось с мужиками подружиться. Я разрезала две пустые бутыли и налили в них воду для собак, собрала остатки ужина и пошла делиться с псами. Рис, остатки хлеба и куриные кости они съели в доли секунды, попили водички и дружным коллективом стали посещать мой сад регулярно, перемахивая с одного прыжка метровую железную изгородь. Выть они, конечно, не перестали, но зато встречали с радостным лаем, пытались лизать руки и лицо. Теперь у меня в саду живет несколько крупных собак карамельного окраса, несущих вахту под балконом. Родители будут в восторге, когда увидят, какую живность мы завели в саду.

О турецком парфюмерном вкусе

Кто-то коллекционирует статуэтки, кто-то собирает монетки и значки, а я до трясучки люблю духи и разные восточные пахучие штукенции: макмарии и бахуры. Макмария на гель похожа, ее в тело и в волосы втирают, а бахуры (благовония) поджигают на углях, и они пахнут на весь дом. Соседи, периодически почуяв мои бахуры, тихо крестятся и подозрительно принюхиваются, видно, думают, что приколдовываю…

Духи, они словно одежда: встать с утра и не подушиться – значит просто ходить по дому голой. В основном в моей коллекции арабские духи из Саудовской Аравии, Эмиратов и Бахрейна, есть пара прекрасных ориентальных масляных парфюмов из Туниса, Марокко и даже Судана.

Супружник мой турецкий к такому увлечению относился всегда спокойно, вон у мамы его полный шкаф постельного белья разных цветов и расцветок, а у нас шкаф откроешь, а там бутылочки разные стоят со стразами и с цветочками и пахнут интересно. Так что, выходя на работу, он особо не задумывался, чем душиться. Просто брал с полки ближайшую бутыль и поливался с головы до ног экзотической жидкостью.

К слову сказать, супругу я давно объяснила, что на самом деле не существует «женских» и «мужских» духов; это разделение было придумано маркетологами с целью повышения продаж тех или иных видов парфюмерии. Это касается и «феромонов», которые якобы присутствуют в духах. Да, есть вещества-феромоны, которые привлекают противоположный пол, но их запрещено использовать в промышленности. Если бы феромоны действительно входили в состав парфюмов, то дядечки всех возрастов, словно мартовские коты, бросались бы без разбору на дам, использующих такие чудо-духи, и наши улицы бы превратились в съемки клипа Джей Ло «Papi». Помните, в клипе ее накормили печенкой «на мужскую любовь», она идет по улице, а за ней мужчины бегут ото всюду…

Муж отъехал к себе на Родину в Тракию, и там он ощутил нехватку привычных ароматов и начал голосом знатного страдальца петь мне классическую турецкую тюркю: «Привези мне какие-нибудь духи. Хожу на работу, душиться нечем, вай вай! У тебя духов куча, даже у нашего чада есть свои, а у меня нету…»

Мдя, обделять любимого супруга никак нельзя. До отъезда в Турцию времени на покупки не оставалось; недолго думая, я в дьюти-фри купила супругу новинку от Кристиан Диор – «Sauvage». Шикарный, шельфовый и свежий аромат с бергамотом и капелькой сладости амбры. Привожу со словами: «Вот тебе, свет моих очей, душись на здоровье, любимый…» Муж скептически нюхнул, подушился без особого энтузиазма и утопал на работу. Возвращается с кислой миной. Коллегам не понравилось. Не оценили они творение дома Диор.

Прошло несколько недель, и я решила съездить в Стамбул на пару часов, чтобы купить себе духи известной классической турецкой марки «Ательер Ребул» («Atelier Rebul»), которая существует с конца девятнадцатого века, между прочим. Шел проливной дождь, но бешеной собаке семь верст не крюк, верно? Протрясясь два часа на автобусе до автостанции и еще на такси, наконец-то найдя в торговом центре фирменный магазин, я стала счастливой обладательницей духов «Pera» и колоньи (одеколон тур.) «Амбра» и «Инжир». К слову сказать, у этой фирмы много интересных ароматов, неплохие кремы для лица и тела, хорошие сыворотки, мыло и дезодоранты.

На обратном пути я зашла к мужу в офис. Моему драгоценному, естественно, было жутко интересно за каким лешим его жена укатила в Стамбул в такую жуткую погоду. Я вытряхнула из рюкзака пакет с духами. При слове «парфюм» мужская тусовка конторы ринулась к духам, словно стая голодных босфорских чаек к халявному куску симита. Не успела я и оглянуться, как мое добро, добытое при нечеловеческих погодных условиях, распечатали и под восторженное цоканье мужского коллектива стали распылять в воздухе. Вот это был ажиотаж и неподдельный восторг! Дядечки радостно повизгивали со словами: «Harika! Çok güzel!» – при этом ни один из них про эту марку никогда и не слыхал. Тут я искренне удивилась. Мало того, что духи Диор стоят ровно в десять раз дороже, чем колонья «Ательера», турецкий парфюм хоть и оригинален, но существенно уступает в стойкости и раскрытии. Однако, судя по реакции дядечек, запах им казался гораздо прекраснее, чем коту валериана.

Напомнив, что вообще-то я себе пахучие «цацки» купила, мне удалось запихнуть духи обратно в рюкзак и донести до дома. Муж вплоть до отъезда всеми правдами и неправдами пытался выманить «Инжир», но я стояла на своем. Надо – двигай в Стамбул, я своего не отдам. Провожая нас в Сабихе, супруг надеялся меня разжалобить, но я радостно сообщила, что колонья заклеена малярным скотчем и уже вместе с багажом уехала в самолет… На этом и попрощались, муж тяжко вздохнул и поехал за колоньей сам.

Давно замечаю, что у каждой нации свои арома-вкусы и предпочтения, но со столь явными их проявлениями я встречаюсь впервые. Да здравствует турецкая колонья!

Об Эйвоне и турецких мужьях

Сижу я как-то в Анталии у подруги дома. Кофе пьем, лукум хрумаем, трещим о своем, о дамском. Вдруг звонок в дверь. Открывает Ленуся, а там картина маслом: стоит турчанка-соседка ейная с огромный фонарем под глазом. Мы ее за руки, в салон, я пытаюсь ей полотенце к глазу приложить, глаза не видать. Тут дама плакать начинает, еле-еле успокоили.

Начинаем спрашивать, в чем дело. Дама, кстати, приличная, домохозяйка, но с высшим образованием. Муж – полицейский, трое детей, образцовая турецкая семья. Дама не хиджабная, открытая, мать у нее очень хорошая и позитивная, подруга часто мне про них рассказывала. Бабушка постоянно дочери помогала, причем не так, как обычно турчанки привыкли: мультики включат, а сама своими делами заняты. Тут бабулец вкалывала по полной – шутка ли: трое детей в семье и муж, который живет на работе. Она с ними и гулять, и на спорт – в общем, наша женщина.

Жили они не тужили. У мужа зарплата хорошая, льготы, только, видно, не шибко был щедрый этот муж. Захотелось жене поработать. Заработать денежек немножко на колготки и новую помаду себе, любимой, да и дома сидение в четырех стенах ее доконало изрядно. Муж был против и работать в офисе ей не разрешил. Она уже даже рассматривала варианты работы продавщицей в магазине, но муж был непреклонен. Нет – и точка. Все слова жены он воспринимал в штыки и считал, что место жены на кухне и с детьми, какая еще работа.

И вот решила она поработать в тайне от мужа и занялась Эйвоном. Товары для дам: помады, тени, гели, крема… Ходила по подружкам да приносила им косметику; появились и свои мелкие деньги на личные расходы. Только недолго она радовалась.

В тот злополучный день пошла она с утра платить на почту РТТ за заказ эйвоновский. Как назло, увидел ее там стоящей в очереди коллега мужа. Как истинно турецкий мужчина, он позвонил коллеге на мобильник и сообщил, что его жена стоит на РТТ в очереди. (Меня всегда поражала эта мерзкая турецко-арабская привычка лезть в чужие дела. Ну стоит в очереди? А тебе какое, …, дело, до того, что делает ЧУЖАЯ жена на почте? За собой смотри для начала).

Муж позвонил жене и спросил: «Где ты?» Та, растерявшись, сказала, что она дома. И поехала домой. Вскоре приехал муж и спросил, была ли та на почте. Жена ответила, что нет. На что муж, озверев, врезал ей кулаком в лицо, устроил ей истерику и уехал на работу успокаиваться. Дама же пришла к нам. Дети были у бабушки и всей этой безобразной сцены не видали.

Мы, конечно, обалдели. Тетку было жаль. Мне совершенно не было понятно поведение мужа. Он поверил коллеге-мужчине, а не жене. Мало ли… Мог и обознаться, кстати.

Какой идиот заведет себе любовницу – жену полицейского, да еще мамашу трех детей, скажите мне? Почему жена не имеет права работать? Родила, дети подросли, можно и чем-то заняться. Она же не рабочей на металлургический завод собралась железо паять.

В общем, поплакала у нас дама, собрала вещи и уехала к матери. Больше она к мужу не вернулась. Да, они поговорили, она объяснила, что заказывала косметику. Муж валялся у нее в ногах, просил вернуться, но дама сказала: «С меня хватит!» – И подала на развод. Сейчас она устроилась на работу, живет с матерью и со своими детьми, замуж не хочет больше никогда. При слове «замужество» у нее начинает дергаться тот самый, когда-то подбитый мужем глаз. С мужем не хочет видеться принципиально. Ее жизнь примерной турецкой домохозяйки окончена. Все родственники и друзья уговаривали ее вернуться, муж даже угрожал, что застрелится из табельного оружия, на что она ответила: «Туда тебе и дорога!» – И заблокировала его телефон. Они общаются через ее мать.

Так о чем я? Об особенностях турецкого менталитета.

Для начала одной из них является нездоровый интерес к чужой личной жизни. Именно поэтому большинство замужних турчанок да и русских, что замужем за турками, не общаются с другими мужчинами. Особенно это касается небольших городов, где все друг друга знают, и чужая личная жизнь мгновенно становится достоянием общественности. Замужняя женщина не будет разговаривать с посторонними мужчинами; исключение составляют торговцы на рынках, в магазинах и учителя детей. Работающая женщина будет общаться с коллегами-мужчинами на работе, но не вне ее. Замужняя женщина никогда не сядет в машину к постороннему мужчине и даже к знакомому без мужа. Замужняя женщина не сядет на переднее сиденье в такси, а будет сидеть сзади.

Если у вас есть знакомые турецкие тетки, которые вам докучают и напрашиваются в гости, то одной лишь волшебной фразой вы можете решить эту проблему: «Мой муж не разрешает гостей дома». А когда он дома, они сами не придут.

В Турции не принято заходить к знакомой женщине в гости с мужчиной (даже если этот мужчина – ваш муж), если ее мужа нет дома.

В Турции не принято оставаться женщине «один на один» с сантехником, мастером и так далее. Если мастер пришел, то приглашается соседка «на посидеть», пока мастер дома.

Сплетни, перетирание костей родственникам и знакомым – основная тема бесед у женщин и мужчин (в виду отсутствия культурных интересов), так что женщины тщательно следят за своей репутацией и стараются держать некоторые моменты своей личной жизни в тайне, иначе они мгновенно станут достоянием общественности, переврутся и будут доложены мужу женщины в искаженном виде.

Турки очень зависимы от общественного мнения, общественного одобрения или порицания, в связи с чем многие изображают «благополучную семью». При этом муж часто гуляет на стороне, но блюдет честь жены и свернет ей шею при любом подозрении на супружескую неверность. Семейная тирания, жестокое обращение с женой тоже умело маскируется за заботу о женщине и детях.

Даже после развода многие мужчины не успокаиваются, а продолжают терроризировать своих жен. В Турции каждый день происходит по нескольку «убийств чести», когда разведенный муж просто приходит в дом к своей бывшей супруге и перерезает ей горло или стреляет в нее из пистолета. На мой взгляд ни к какой чести такое поведение и близко отношение не имеет. Это надо учитывать при вступлении в брак с турецким мужчиной. В случае, если он проявляет задатки тирана, то лучше разводиться и уезжать в другой город. Нашим в этом плане проще: можно вернуться на родину, поменять фамилию, а потом снова приехать в Турцию в другой город, естественно, прекратив все контакты с общими знакомыми и родственниками мужа.

Так что, собираясь замуж за турка, серьезно подумайте: готовы ли вы мириться с их характерами и особенностями менталитета, принимать образ жизни и морально-этические нормы турецкого общества.

Про ненастоящего Деда Мороза, или наших детей не обманешь

Как-то выдалась мне возможность поработать помощницей руководителя годик в одной заштатной стране в Северной Африке. Местечко было хоть куда: кусты с чахлой растительностью, песок, жарища, куры, овцы ходят по улице. Городок напоминал больше африканскую деревню, в которую по странному замыслу архитектора натыкали панельных пятиэтажек, пару высотных зданий, – нежели чем промышленный центр страны, как его гордо величала местная администрация. Ну и население под стать пейзажу: доброе, незлобивое и нищебродское.

Белых лиц там было немного: сотрудники нашей конторы с женами и детьми, какие-то представители европейских дипмиссий и протестантский миссионер, регулярно толкавший речи в конце недели на богоугодные темы в своем весьма немногочисленном приходе.

Контора занималась вопросами освоения природных недр, платили хорошо, коллектив подобрался со всех стран СНГ: русские, украинцы и даже узбек – Бодри Бободжонович – управделами, а в просторечье – завхоз. Скукота была неимоверная, и вот наступил канун Нового года. Начальник наш, Петр Сергеевич, который был человеком активным, решил разбавить местный пейзаж и провести достойный утренник для детей сотрудников, чтобы русские дети не чувствовали себя ущемленными и лишенными радости празднования Нового года. В связи с чем мы расчистили один из кабинетов для проведения мероприятия. Но! Нас, как оказалось, ждали определенные сложности. Во-первых, елки в пустынной местности, ясен пень, не росли. Найти для праздника мы смогли изрядно потасканную пластиковую елку полутора метров в высоту. Купить же сей европейский продукт в нашем краю географии не представлялось возможным. Подавляющее население страны – мусульмане, они Новый год не праздновали. Миссионер, зараза, пособник мирового империализма, на богоугодное дело своей елкой не поделился, видите ли, у них самих Рождество двадцать пятого числа, жадюга!

Все найденные по квартирам еще не разбитые елочные игрушки мы повесили на нашу елочку. А потом стали вспоминать, как нас самих в садике учили вырезать снежинки и клеить гирлянды из цветной бумаги. Старались все. Получилось очень душевно. Наша елочка сверкала и искрилась, на ветках висела даже моя коллекция ручных браслетов. С иллюминацией постарался наш главный инженер. Красота! Решить же вопрос с Дедом Морозом и Снегуркой было поручено Бодри Бободжоновичу. Мужик он был ответственный, подошел к заданию со всей серьезностью: нашел местное агентство, занимающееся проведением праздничных мероприятий, согласовал текст речей Деда Мороза и Снегурочки с начальником; я же написала латинскими буквами по-русски текст для местных артистов. Директор агентства заверил нас, что мы отдали ведение праздника в руки профессионалов и нам совершенно не о чем беспокоиться. Все расслабились. А зря…

И вот утренник. Детишки разных возрастов с родителями собрались в торжественном зале. Елка горит. Сотрудники агентства с грехом пополам установили аппаратуру и колонки. За окном солнце греет, птички поют, травка зеленеет. Скоро, скоро новый год! Детишек рассадили на стулья напротив елки и тут… Входят Дед Мороз и Снегурочка! Тадаам! Народ ошалело смотрит на разряженную пару и пытается судорожно сообразить, с какого бразильского карнавала они сбежали. А вид был у них, и правда, знатный. Дед Мороз – двухметровый арабо-африканец с накачанными бицепсами в коротком красном камзоле по локоть (на дворе жара 25С), в красной шляпе с белой кисточкой, с прицепленной бородой из овечьей шерсти и красными бриджами чуть ниже колена. Камзол при ходьбе распахивался, обнажая роскошную мускулистую грудь. Великолепная белозубая улыбка прекрасно смотрелась на фоне бороды и кожи цвета темного шоколада… В руках большой красный баул с подарками, не иначе. Хороош. Его очаровательная спутница – Снегурочка весьма крупных габаритов (а где вы в арабии тощих девок найдете?). С бюстом пятого размера и шикарной гривой черных волос, на которую была кокетливо надета розовая шапочка с помпончиком, – она была одета в розовую кофточку с национальной вышивкой и стразами, короткую розовую мини-юбку, в аккурат обтягивающую ее пышный зад, и сапожки красного цвета на высоком каблуке.

От таких персонажей в зобу дыханье сперло не только у приглашенных, но и у детей. Повисла пауза. Петр Сергеевич побагровел и уже напоминал разъяренного быка на корриде, с гневом выискивающего глазами нанявшего команду арабских массовиков-затейников Бодри Бободжоновича, который тщетно пытался слиться с пейзажем и впихнуть свою тушку между двумя гостями праздничного мероприятия немного поодаль. Грянул веселый арабский музон, и Дед Мороз и Снегурка бодро протопали в середину комнаты к Елке.

– ЗдраствуйтЭ, ДЭты! Я Дэт МараЗ. Я падаркЫ Вам прынЭс! – громко продекларировал Дедушка Мороз, держа в одной руке мешок, в другой текст своего выступления на загадочном тарабарском языке.

Мы с программистом Пашей, которому, как и мне, не досталось стула, сползли вдоль стены на четвереньки на пол и рыдали от хохота, зажимая себе рты. Стоять не было сил. Родители и дети растерянно смотрят на эту пару явно неуспевших переодеться после выступления в стрип-клубе. Как вдруг один из детей выдал фразу: «Мама, это не настоящий Дед Мороз. Деда Мороза украли! Дед мороз белый. А этот черный!» «И Снегурочки такой не бывает», – авторитетно заявляет девочка постарше с белым бантом. «У нас что, не будет праздника и подарков?» – жалобно всхлипывает одна девочка помладше, потом мальчик, потом еще один… По залу разнесся детский рев. Русских детей не обманешь!

Что тут началось! Дети рыдают, родители их успокаивают, начальник с лицом цвета переспелого помидора орет и грозится Бодри Бободжоновича на заправку узбекского плова покромсать и специями посыпать сверху. Приглашенные же Мороз и Снегурка под шумок унесли ноги. Они-то как раз старались и не поняли, в чем, собственно, дело. Деньги-то все равно заплачены. Когда родители все-таки смогли успокоить детей, начальник взял слово (не зря директор) и объявил: «Дорогие дети! Наших Деда Мороза и Снегурочку похитили злые… Пираты! Мы их спасем, и завтра (да да, завтра!) они придут к вам праздновать Новый год. Резюмировав, он согнал остатки коллектива к себе в кабинет на экстренное совещание.

Столько мата я от начальства не слыхала за время своей работы ни разу. Уххх! Ситуацию нужно было срочно исправлять. Пообещав нас лишить новогодней премии и законных новогодних выходных, если мы не проведем утренник своими силами, Петр Сергеевич стал распределять роли. Роль Деда Мороза он передал себе, так как, в принципе, в очках, седоватый и с пузиком, соответствовал образу героя лапландских сказок, да и кроме него никто бы не согласился на эту почетную (расстрельную) должность после фиаско арабов. Нужно было найти Снегурочку. Коллеги сначала выдвинули мою кандидатуру. Но тут взял слово наш завхоз и дрожащим голосом сообщил, что при всем уважении я даже отдаленно внешне не напоминаю ему голубоглазую блондинку из русской сказки, а больше героиню восточного фольклора «Тысячи и одной ночи» – Шахерезаду.

– Вот, – изрек шеф, – наконец-то ценная идея. Будешь этой, Шахерезадой, которая спасла из плена пиратов Деда Мороза.

Сюжет придумывался на ходу. На роль Снегурочки мы нашли жену программиста – Юльку – приятную молодую девчонку с белыми волосами и большими голубыми глазами. Жена главного инженера за сутки сваяла костюмы для наших героев, я же купила себе костюм для танцев живота, надела на голову чалму и сняла с елки свои браслеты. Образ удался. Коллектив работал всю ночь. Спать мы остались прямо на работе.

На следующий день мы собрались в том же составе; пришли несчастные родители с детьми (по второму разу), и мы в новых костюмах при участии Шахерезады провели спецоперацию по спасению Деда Мороза и Снегурочки из плена. Дед Мороз из шефа вышел зачетный. Детям наш белый Дед Мороз и Снегурка очень понравились. Утренник прошел на ура. Детки пели, плясали и читали стихи. Родители умилялись, глядя на довольных и счастливых чад. После удачного проведения мероприятия Петр Сергеевич сменил гнев на милость, пообещал премию и даже позволил себе распить бутылку французского коньяку у себя в кабинете с непосредственными участниками этой трагикомедии. После третьей рюмки он обвел глазами кабинет и изрек: «Ну надо же! Русских детей не обмануть!» Занавес…

Ода турецкому кофе

Ничто не вызывает у меня столь неземного блаженства с утра, как чашка хорошего крепкого турецкого кофе " Мехмет Эфенди", сваренного в старой медной египетской турке. Ложечка кофе с горкой, вода, черный перец на кончике ножа, корица, кусочек черного шоколада. Ах… Şahane (великолепие)! Какой аромат, какое волшебство! Арабы говорят, что кофе подобен любви: чем больше проявишь терпения, тем лучше и острее его вкус и глубже пробуждаемые им чувства.

Иногда я гадаю подругам на кофе. Некоторые говорят, что это грех. Но разве может быть грехом наслаждение от вкуса кофе и беседа с близким по духу человеком? Не думаю. Грехи – это итог образа жизни, а вовсе не этот божественный нектар, именуемый турецким кофе.

А еще мне очень хочется утром готовить этот кофе для любимого. Как приятно сварить свой особенный кофе для него и наблюдать, как он пьет из маленькой фарфоровой чашки мою любовь, которую я вложила в этот коричневый напиток. А потом так упоительно целовать эти губы, пахнущие африканскими пряностями и кофе… Мммм. Разве бывает что-то лучше?