Светорожденные. Полымя. Глава первая. Ваттерские тайны (Рутен Колленс)

Им завладела она – одна, так глубоко поросшая корнями в его мозгу, идея. Сколько времени прошло с тех пор? Много, очень много. Канули в лету тысячи вир из тех же невозвратных тун, кованных самой Судьбой, самой Видхи – так здесь ее звали, на Эйлисе.

Десять с лишним лет назад он впервые узнал о том, что существует НЕЧТО, способное обратить его – всемогущего владыку империи Руны в кого-то более всемогущего. В Бога. Когда-то давным-давно он забросил зерно этой непоколебимой мысли о всевластии в почву своего правления и начал ждать, когда оно взрастет и даст плоды, однако лета пролетали бесследно, а высаженное им зерно, хоть и проросло и пустило корни, мало-помалу увядало, а затем и вовсе сгнило.

Отыскать НЕЧТО? Разве такое возможно?

Сия давняя затея оказалась невыполнимой, а посему была заброшена и вынуждена была ждать своего часа. Дни и ночи, недели, месяца, годы – они утекали сквозь пальцы, как красный песок чуждых ему Красных выжженных земель, как серая пыль, в которую превратились его враги, инакомыслящие, суеверы и набожные. Сколько же времени прошло! Но следовало ли считать его здесь, на Эйлисе?

Пробил час, когда давняя затея дала о себе знать. Она пробудилась. Не зря на нее было потрачено столько душ!

Пробил час, когда зерно сбросило подгнившую кожицу и снова взошло! Не зря владыка излил на него столько человеческой крови и столько костей на него возложил!

Флаги с оком Дэзимы затрепетали и белые цветы вспыхнули вместе с ярким илиусом на востоке. В Дарке воцарился хаос. Если бы Хедрик открыл глаза и прислушался, он бы увидел и услышал, что происходит нечто ужасное, что потусторонние силы проникли в его владения, укрыли своими брешами каждый этаж и каждый лестничный пролет; что в замке не осталось тех мест, где бы не трубили в рог, где бы не ждали лекарей и целителей-магов, но сейчас он не хотел не видеть и не слышать. Каждая живая душа ныне знала, что Вторая уничтожила любимый сад владыки и обратила в пепел его лучших бойцов. Каждая душа знала, кроме души Хедрика. В его душе были лишь Светорожденные.

Мимо пробежали хранители, вооруженные до зубов, – Хедрик не обратил никакого внимания. Возможно, даже если бы он и заметил их, то никогда в жизни и не подумал бы, что в его цитадель проникли, что его цитадель громят!

– Мой алакс! – лепетал Боттерт Кнат, дрожа в три погибели. Он бежал, спотыкаясь и падая, всеми силами пытаясь донести до алакса истинную суть вещей. Хедрик не слышал его. Не хотел слышать.

– Мой алакс! В замке творится ужасное! Вы слышали рог? Кто-то проник в Дарк без ведома вашего сиятельства. Что нам делать?

– Решай сии проблемы сам! – отмахнулся волшебник, не вникая в слова, резко повернулся на каблуках и исчез в дверном проеме.

Илиус знойно палил из окон. Бешено пролетели коридоры, комнаты, залы. Сейчас алакс был жутко зол на необъятные просторы своих владений! Казалось, сюда уместили весь сатаилов Септим с сатаиловым Кеплером в придачу! Сколько реальностей здесь создали проклятущие маги-предшественники?! За долгие годы своего правления Хедрик не запомнил даже половины путей, открывающихся червоточинами, и часто плутал в пустых коридорах, пытаясь отыскать нужную ему дверь. В такие моменты он ненавидел магию и всем сердцем желал, чтобы в один прекрасный день Дарк стал обычным замком без запутанных провалов и зачарованных тайных проходов.

Так быстро он никогда прежде не ходил. Хедрик вытер пот со лба. Фрак прилип к его мокрому вспотевшему телу, в тяжелых алаксовых одеяниях стало невыносимо жарко! В конце концов Хедрик решил, что будет лучше, если он остановится, переоденется и возьмет себя в руки.

«День истины! – торжествовало внутри. – День, когда мои желания СТАНУТ явью!».

Волшебник сбросил черный фрак. Срывая золотые пуговицы, скинул мокрую рубашку. Подошел к открытому окну и отдышался.

«День истины! День, когда я СТАНУ свободным ото всех оков!»

Медленно его жар утих. Алакс призвал чистую одежду, накинул ее и открыл дверь, ведущую к круглой башни. Дневной жар полился в отворившийся проход, и невидимые прежде пылинки взлетели в воздух, снежным бураном закручиваясь на свету.

Башня неслась спиралью. Ступени уходили куда-то ввысь, им не было ни конца, ни края. В крохотных окошках, кои служили здесь единственным источником света, ютились совы и голуби-разносчики писем. Завидев алакса, они вздрогнули и улетели прочь с протяжным криком. Этот крик еще долго стоял у него в ушах.

«Что ж, вот и наступил день моего триумфа» – подумал Хедрик, взглядом провожая пылинки, соскальзывающие с темной поверхности окон. В груди резко закололо. Он прикоснулся влажной ладонью к своему сердцу и почувствовал его нервное трепыхание. Трепыхание маленькой птицы.

«Бреши? – спросил он себя, читая невидимые волны энергии. – Нет, наверное, показалось. Я попросту перенервничал».

Раздалось хлопанье крыльев. Алакс вздрогнул от неожиданности. Черный ворон, взъерошенный черный ворон с выколотым левым глазом, на отблеске отбрасывающим жемчужно-перламутровый перелив, появился в окне, схватился ажурными лапками за твердую поверхность и приземлился. На фоне неба, укутываемом смутными серыми тучами, птица казалась темнее, чем она есть, и… свирепей. Она вселяла страх. Зачем было только делать этих птиц главными посыльными? Ах, да, ответ ведь прост: ворон доставил бы послание наверняка, чего от голубя ждать не приходилось. Голубей часто перехватывали хищники побольше, а вороны и сами по себе были хищниками побольше. За долгие годы войны их тут развелось несметное полчище.

«Сатаиловы падальщики! Предвестник дурных новостей» – пробежала искрометная мысль в голове и тут же угасла – Хедрик не верил во все эти суеверия.

– А ну вон отсюда! – прикрикнул он, слегка взмахнув пальцем. Птицу ударила невидимая сила, оборвав несколько черных перьев. Недовольно каркнув, ворон умчался прочь.

С вершины донеслась песня. Владыка не смог разобрать слов и лишь уловил слухом знакомый ему мотив. Ему песнь была знакома. Он горел желанием снова ее услышать. Нет, она не нравилась ему ни исполнением, ни содержанием, однако всегда, когда он слышал ее, в нем зарождалась надежда, надежда на то, что он сможет достичь своих целей, связанных с удивительными детьми Гомена Трокториума.

– Мой алакс, – мокрый с ушей до пят завыл Боттер Кнат, вбегая в башню с отвращенным видом, – дошли новости о нападающих! Хранители отбивают…

– Тсс! – цыкнул Хедрик. – Не время портить момент, – и пошагал вверх по ступеням. Увидев их, уставший и измотанный Боттер Кнат чуть не зарыдал, но собрав остаток сил, побежал за хозяином.

Бесконечные узкие ступени без опор и перил уходили в небеса. Один неверный шаг, одна маленькая оплошность на пути к небесной тверди и вечность поглотила бы его восходящего. Он редко бывал здесь и будь его возможность, вообще бы сторонился этой башни, однако тот, кто жил на ее вершине, был единственным человеком, нет, не человеком и даже не гардвиком… существом во всем замке, способным помочь волшебнику в его непростом деле. Алакс был бы рад найти тому замену, да только жадные до сердец ветницы убили последнего живого мудреца тысячелетия еще пять лет назад.

В заброшенной астрономической башне, теперь служившей пристанищем птиц-почтальонов, жил дух Илуса Краджуса – летописца и историка эры Златоцветного Заполнения. Илус, как и все мудрецы того времени, всю свою разумную жизнь занимался исследованиями магии гоменских зеркал. После своего четырехсотлетия он, по каким-то неясным никому причинам, резко изменил свои взгляды и с головой ушел в изучение семьи первого верховного мага Семимирья. Все его последующие многочисленные труды были связаны с Гоменом Трокториумом, его детьми и Нэденом. Именно от него Хедрик узнал истину, коя заразила его и поглотила с ног до головы.

Как и многие нынче, Илус Краджус стал слугой нового света, нового владыки, но в отличие от тех же многих, он мог позволить себе не быть частью империи. Частью империи становились живые гардвики, реальные гардвики. Мудрец же был пережитком прошлого, по глупости своей, несвойственной ему, привязавший себя забытой всеми магией к сей башне, превратившейся в его вечную темницу, кою он не мог покинуть даже после своей смерти.

Повелевать духом было так же опрометчиво, как повелевать вольным ветром степей: как бы алакс не хотел призвать его к себе на ковер, как бы не хотел заставить беспрекословно повиноваться, Илус Краджус был в не его власти, и все, что оставалось у владыки, это шантаж, угрозы и запугивания.

Чем выше Хедрик подымался, тем ярче разливалась песнь. Илус Краджус пообещал себе петь ее каждый день до тех пор, пока темный владыка будет править в Дарке или до тех пор, покуда его томящаяся душа не будет освобождена:

«Вот же смутьян! Поди заговоры против меня плетет!» – подумал алакс и тут же, как назло, оступился и потерял равновесие. Перед глазами завертелась далекая земля, ноги подкосились, но он вовремя опрокинулся назад и впился пальцами в стену. От его грубого касания круглые камешки соскользнули с дряхлых кирпичных кладок и помчались вниз по лестнице, через две туны громом отозвавшись из далекой глубины.

Шорох был услышан. Песнь смолкла. «Ох, рано ты закончил ее» – процедил алакс и сделал последние два шага навстречу лгущей тишине. Путь на вершину был осилен. Хедрик посмотрел вниз и ужаснулся той высоты, которую он только что осилил. Голова закружилась. Не было больше ни малейшего желания оставаться здесь. Волшебник магией открыл дверь и заскочил вовнутрь.

Легкие наполнились тяжелым воздухом затхлости. Перед ним открылась круглая комнатка, переполняемая хламом, скопившимся в ней за многие века. Время здесь будто бы остановилось. Черные пауки занавесили потолок паутинными коврами, ветхие полки сломились под тяжестью пыли, деревянные балки на крыше прогнили так, что можно было увидеть сквозь них небо и тучи. Тут и там с шумом пролетали сильфы, обгрызая многотомные книги, не брезгуя даже редкими и единственными в своем роде экземплярами. Пыль покрывала все, начиная от изумрудной люстры с давно погасшими свечами и заканчивая проеденным до дыр красным ковром на полу. Пыль тут была вместо верного сторожевого пса. Нерасторопные шаги алакса привели его в бешенство: пес залаял, встал на дыбы и голосом породил пылевую бурю.

– Утихни, – следовало ему сказать одно только слово – буря пала песком. Хедрик отмахнулся рукой от налетевших на него сильф, взглядом сжег паутину над головой и убил тучных пауков. Их пухлые трупики с грохотом упали на пол, подымая в воздух очередную стаю пылинок.

– Зачем моих друзей обижаешь? – прозвучал гневный старческий выкрик. Хедрику потребовалось две виры, чтобы отыскать хозяина голоса: тот сидел за столом в углу, облаченный в белый дублет, поросший плесенью. Только приглядевшись, волшебник разглядел в темноте его просевшее лицо и два огромных пустых глаза. Мертвых глаза.

Летописец уже не был человеком. От Илуса прежнего остался смутный образ его самого в тысячелетнем возрасте, но остался не на долго. Он медленно исчезал, обращаясь в эссенцию души, в унтвика без желаний и чувств.

Длинные седые волосы скрывали половину его полупрозрачной головы, на кончике носовой кости, едва прикрытой грибным наростом, перекошенные на одну сторону неуклюже сидели очки. Кожа с трудом закрывала собой череп, позвоночник с ребрами и другие кости. Неживой, но еще и не до конца мертвый. Илус был лишь призраком, не человеком.

Мудрец сверлил Хедрика глазами и ему, великому волшебнику Руны, стало не по себе.

– Илус Краджус! – воскликнул алакс и распростер руки, тем самым скрыв свою внезапную неловкость. – Давно не виделись, мой друг!

В первую туну Хедрик хотел подойти и обнять летописца, но потом вспомнил о его естестве и замер с глупой ухмылкой на лице.

– Ты мне не друг, – злобно отсек Краджус. – Говори, зачем пришел и убирайся.

Хедрик в одно мгновение оказался у стола. От неожиданности летописец чуть было не упал со стула. Алакс впился в его круглые пустые глазницы.

– Не испытывай мое терпение, старик, – сквозь зубы процедил волшебник. – Однажды оно может кончиться, и тогда я разнесу твою треклятую башню на кирпичи.

– И тогда ты освободишь меня…

– О, да, ты получишь свою желанную свободу, но не вздумай этому радоваться. Твоя душа пополнит список тех душ, что отправятся ко мне с ближайшим перераспределением.

– Зеркало…

– Да, Илус, зеркало отныне мое, и я буду решать, кто через него переродится, а кто – нет. Так что пока я не соизволил превратить твою обитель в груду камней, будь добр, обращайся ко мне с уважением и полагающимся мне почетом, как и все остальные, понял?

– Да, – неохотно призрак кивнул головой.

– Не слышу, – прошипел Хедрик.

– Да, мой алакс, – ответил Илус и отвел взгляд.

– Вот и ладно, – волшебник всплеснул руками и отошел от старика как ни в чем не бывало. Он оглядел пыльную комнату и постучал по столу. – Чем ты занимаешься целыми днями, Илус?

Летописец было открыл рот, чтобы ответить, но Хедрик не дал ему сказать ни слова:

– Точно уж не уборкой. Здесь бардак, пора бы навести порядок, – и он взмахнул рукой. Каждый его палец встрепенулся, словно играючи на невидимом музыкальном инструменте. Пыль и тела мертвых пауков поднялись в воздух, закружились в смерче и пропали; фолианты, свитки и книги заняли свои места на полках. Комната засияла чистотой, но Хедрик на этом не закончил.

– Ненавижу проклятущих фей, они отвратительны, – с издевкой заявил он, глянув на сильф. Сильфы попадали со страху. – Особенно отвратительны те, что умеют летать.

Ему не нравилась ни одна элементаль стихий, кроме, быть может, элементали огня. Под молящие взгляды Илуса, Хедрик похватал трепещущих сильф и, сжав кулак, раздавил их, обращая каждую в бушующей вихрь.

Старец любил их. Илус закрыл глаза. Капли слез стекли по его седой бородке и исчезли. Он не мог по-настоящему плакать, будучи уходящим в вечность духом.

Последнюю элементаль алакс поймал и зажал в своих цепких пальцах. Она закричала, но крик ее был лишь шумом ветра, незначительным и не осязаемым. Хедрик его даже не заметил.

– Так-то лучше, – радостно воскликнул он, небрежно вытащил стул из завалов пергамента, уселся напротив старика и положил ноги на стол. Астрономическая башня перешла в его полное распоряжение. Туны две владыка блаженно отдыхал и наслаждался проделанной работой, потом заметил пылинки на очках Илуса, взмахом руки стянул их с его носа и протер стеклышки несчастной вырывающейся сильфой.

– Зачем вы пожаловали, мой алакс? – дрожащим голосом спросил Илус, пытаясь забыть о смерти драгоценных ему сильф. – Что вас привело ко мне сегодня? В прошлый раз вы приходили за Эйдэном. Неужели он погиб? Это был мой лучший жук, иного у меня нет.

Хедрик вернул очки, а элементаль, все еще сопротивляющуюся, запустил в окно. Нечисть пролетела через комнату, ветром ударилась о стекло и скатилась вниз, полуживая.

– Нет, что ты! Твой жук великолепен! Он и по сей день работает. Меня интересует не он.

– Вы пришли за ваттерами…

– Верно, мой друг, совершенно верно. Речь пойдет все о тех же ваттерах.

– Вы хотите вновь услышать их историю? Вы пришли за этим?

– Ну-с, во-первых, я пришел сюда, чтобы похвалить тебя. Ты оказался прав.

– Врата?!

– Они самые! Я долго сомневался в этом: груда златоцветного металла поможет мне поймать могущественных и несокрушимых тварей – звучит, как бред, согласись!? Но, как не странно, златоцветные врата сработали. Сатаил побери, они сработали! Ни Эйдэн, ни зеркала не принесли результатов. Врата принесли!

Хедрик не смог усидеть на месте. Он вскочил и начал ходить кругами.

– Поверить не могу, сколько людей я проверял на бестолковом жуке впустую! Сколько времени потратил зря! Оказалось, ваттер был у меня под носом все это время!

– На Эйлисе?

– Да, Илус, да! Зараза, я все еще не могу понять, почему я раньше этого не замечал…

Позади послышалось утомленное дыхание. Хедрик и Краджус одновременно обернулись. В дверях показался Боттер Кнат весь в поту. Бурля и задыхаясь, пунцовый, как перебродившее вино, первый помощник алакса рухнул по пол, и принялся вытирать мокрое лицо первым попавшимся имперским документом. Ступеньки вымотали его. Полноватый коротконогий мужичок сегодня совершил для себя подвиг, забравшись следом за алаксом на такую высоту!

Подняв глаза, Боттер увидел обращенные к нему взгляды и тут же перестал дышать, выпрямился и опустил руки по швам.

– Что ж, – изрек Илус, опережая Хедрика и его язвительное замечание в адрес первого помощника, – я рад, что смог вам помочь. Что-то еще?

– Ты смеешься надо мной? – воскликнул алакс. На мгновение Боттер и Илус подумали, что он кинется на кого-то из них, в порыве гнева начнет метать молнии и разносить комнату в щепки, однако Хедрик ничего этого не сделал, а лишь продолжил ходить из стороны в сторону, держа руки за спиной. – Я бы не стал тащиться сюда, в такую даль, ради того, чтобы подмести полы и отвесить тебе, гниющая развалина, два поклона. Я хочу, чтобы ты начал готовить жертвенный алтарь.

– Вы уверены в этом, мой алакс?

– Разумеется я уверен! Не пройдет и видхи, как кровь Гомена прольется в этих стенах. Она ведь должна будет куда-то стечь, верно?!

Хедрик хохотнул. И Боттер и Илус вжали головы.

– Вы будете сами проводить обряд?

– Я выучил его наизусть, Илус. Сатаилов ваттер скоро будет у меня. Я организую нашу с ним встречу в лучших традициях Дарка и пролью древнюю Нэденовскую кровь. И поверь мне, это случится в течение ближайшей видхи, так что давай, старик, доставай свою сатаилову книгу и начинай готовить.

Илус немного приподнялся, выпрямил сгорбленную спину, отчего все его позвонки в позвоночнике посыпались трухой, и без особого энтузиазма полез под стол, чтобы вытащить оттуда огромный фолиант. С грохотом фолиант опустился на стол. Невооруженным взглядом было видно, что он, хоть особо и не тронут временем, очень стар. Из каждой его страницы источался жгучий аромат гниющей древесины, обложка кое-где вздулась и проросла плесенью.

– «Илус Краджус. Светорожденные», – прочитал алакс, жадно глотая каждую букву.

– Мой алакс, – вдруг потянул Боттер, – не сочтите ли за дерзость…

– Да, да, спрашивай, Боттер.

– Не для себя, лишь во имя безопасности великого алакса хочется узнать, о каком обряде идет речь.

– Какой же ты бестолковый, Боттер, – рявкнул Хедрик. – Как я могу доверить дела империи такому идиоту, как ты!

– Прост… простите, мой… ала… мой алакс, но… но… я взаправду… я не…

– Расскажи ему, – приказал алакс Илусу, не в силах больше слушать проклятущего заику. – Расскажи все, начиная с зарождения Семимирья.

– Вы уверены, мой алакс? Он ведь…

– Заткнись, Илус. Делай, что я говорю. Хочу, чтобы мои приближенные больше не бесили меня своей тупостью.

Илус кивнул головой, угрюмо вздохнул, открыл самую первую страницу. Ни Боттер, ни Хедрик не увидели букв на белом листе. Для них и всех иных жителей Эйлиса фолиант был пуст. Невидимые символы мог читать лишь Илус Краджус. Как же так получалось? Заклятие? Колдовство? Была ли история Светорожденных написана на самом деле или существовали лишь в его голове? Кто знает… В любом случае эти сокровенные знания спасли его. Илусу было ведомо то, что другим недоступно, и только поэтому он все еще был жив, только поэтому Хедрик не убил его при первой же возможности и не освободил гнетущуюся в заточении душу.

Летописец прочистил горло и начал читать:

– «Так молвил мой пророк: то были темные времена. Жизнь только начинала зарождаться, обличие свое меняя. Наш мир во главе с вездесущим Илиусом стал первым и последним в конце миров. Безграничной властью упиваясь, поднял он купол над временем, Мессией жизни себя провозглашая, – так молвит учение илапианцев и так Создатель объявил начало рода своего.

Агни – первый мидгард, так близко подходил к Илиусу, что нетленный сгорал, но не погибал и возрождался из пепла. Он стал миром навеки для нас запретным, миром убиенных и проклятых.

Чуть дальше него – Астро. В начале сия земля была пуста и не было на ней ничего, что могло отделить ее от небытия. Ее огненные и бесконечные равнины тянулись с запада на восток и с юга на север пустынными цепями. Недремлющие пески с почившим небом без духа и света, и тьмы. Сей мир был пуст очень и очень долго, пока однажды не соприкоснулся с Создателем. Увидев его безжизненный лик и кровавый свод небес, молвил Создатель: да станет сия земля завесой в мой дом и затвором, да станет стеною изгнанникам. И стал Астро краем для грешных неправедных, стал домом для сатаилов и изуверов.

Инка – третья от Илиуса земля. Еще до времен Доэгра на ней была жизнь – брошенное семя Создателя. Никто не ведает, зачем она явилась на сии земли, да была ли Создателем предначертана. Может явилась в свет, пришедшая из тьмы? В ней светлые альвы, желающие правления мира и созидания, стояли во главе. Единственные во всей разумной для них вселенной.

Феюрия была четвертой. Она стала пристанищем духов, и духи стали ее частью. В те времена Феюрия была столь враждебна, что выжить на ней только они могли – седые духи, бестелесные и безмятежные.

Дебесис – пятый мидгард. Забыл в него вложить твердыню мой Создатель. И по сей день не вспомнил, отвернулся. Один лишь дым и огненное око в центре. То может новый свет, что готов вспыхнуть? Пророки без устали твердили, что и на сей, забытой Создателем земле, будет жизнь, и правыми оказались они. Дебесис заселился небесными альвами.

Последняя земля – Лира – такая незапятнанная сущим, такая далекая и непостижимая. Она для нас загадка. Ее никто не ведал, никто не познавал, но оттого она еще прекраснее.

То были все миры, стоящие первыми и последними среди иных – шесть живых мидгардов в одной цепи, живущие за счет огненного светила – света Создателя. Но было между ними то, что оказалось могущественнее света – черные червоточины, неустанно открывающиеся для миров в конце их пути. Для мидгардов Илиуса они отворялись намного чаще, ибо были сии мидгарды на краю вселенной. Через червоточины считалось время на другой конец безграничности, который открывал мирам проход к Терре, а Терра та не частью была Создателя творения, и даже Илиус ей был чужим. Когда настал день вездесущего хаоса, Терра стала последней точкой в Слиянии, стала последней из миров Междумирья. Так начала зарождаться земля обетованная.

Семь миров – семь мидгардов выстроились в ряд и соприкоснулись. Слились воедино земли Терры, Феюрии и Инки, да так слились, что не найти было сил, что смогли бы их разорвать. Ушло в века безграничное время. Когда же хаос утих, слияние начало распадаться, образуя частицы альвиона – частицы всевышнего Хаоса.

Первой из слияния ушла Инка, отдав одну треть себя. Ушла она далеко, еще дальше покидая Илиус, чтоб больше не соприкасаться с червоточиной. Второй ушла Феюрия, отдав половину себя, а последней покинула сии земли Терра, возвратившись обратно в свое измерение, и создавая из полученных осколков новый мир – Эйлис, вместе с которым все шесть миров, без подсчета ушедшей от Илиуса Терры, зародили наше Семимирье.

Казалось, Эйлис не мог существовать, ведь был лишь отголоском всех уже существующих миров. Тот первый Эйлис был суров, дышал огнем и пламенем. Да не было надежды, что сил его хватит удержаться на карте звезд, но ему хватило. Не без помощи света мир выжил, стал расти и крепчать, но все еще оставался пуст. Был воздух, была почва, было небо, но жизни не было на нем.

Шла Эра Великого Переселения. Второй раз миры выстроились в ряд, и Эйлис был среди выстроившихся, стоял с ними наравне. И открылась червоточина, что с тех самых пор стала называться провалом меж Семимирьем и Террой, и хлынула жизнь на Эйлис из всех концов Междумирья, заполняя его. Слияние даровало миру магию – всесильную и непобедимую, а те гардвики, что сумели собрать ее сгустки в своей крови, обращая в альвион, стали марунами – знающими истинную силу.

Однако темные времена не отступили, ведь новый мир, получивший свою жизнь благодаря хаосу, не давал покоя ни свету, ни мраку. И мрак всякими путями пытался проникнуть на Эйлис и уничтожить его, вернуть пустоту. И свет искал лазейки в червоточинах, чтобы прорваться и разрушить неспокойный мидгард, вернуть гармонию шести вечным мирам. Темные провалы стали открываться без причины, забирая жизни, по кусочкам раздирая Эйлис и отправляя его в пустоту непостижимого Хаоса. Нежить и нечисть хлынула из Астро на Эйлис. Новый мир был обречен на гибель.

Тогда силой Создателя был создан Нэден – окраинная земля, что обитель высшего разума, запретный в понимании и неописуемый всеми доступными знаниями и мыслями мир. И были избраны роды с кровью альвийскою и человеческою, как начало высшего рода. Первенец, что родился в Нэдене, был отправлен на Эйлис, дабы защитить его. И тогда миру явился он – первый человек, получивший часть силы Создателя – Гомен Трокториум. Все знания сплелись в нем воедино и жизнь бессмертную он получил. Он создал зеркала из квинтэсенции света, и зеркала смогли закрыть опустошающие провалы. Так начал зарождаться Эйлис, как сердце Междумирья.

Междумирье получило осязаемость, расстояния перестали быть измерениями. Зеркала обратились ямвхи в виры, сплели мидгарды воедино и изгнали большую часть червоточин. Наступила новая эра – Эра Зеркальных Переходов. Наступил долгожданный покой.

Гомен Трокториум стал символом освобождения. Гомен Трокториум стал сыном Создателя. Как тот, в чьих жилах бежит альвийская кровь, он сотни лет занимался наукой, открывая неизведанные тайны и непоколебимые законы бытия. Лишь благодаря ему гардвики смогли укротить силу магии, научились пользоваться ей в чистых побуждениях. Миллионы свитков и учений были написаны, Эйлис возродился, стал сердцем чародейства и волшебства.

Десять лучших из лучших встали рядом с первым и последним. Вместе они построили великие грады, возвели крепости и бастионы, зародили род, объединяясь под единым началом. Такая сила и такое могущество начинало пугать иные народы: сатаилы и темная нечисть не желали видеть, как Астро теряет свою мощь. Они терпели и ждали своего часа.

Как тот, в чьих жилах бежит человеческая кровь, Гомен познал то, что было недоступно инкавскому народу. Он познал то, что было намного сильнее магии. Он вкусил любовь.

Гомен встретил ее на Терре. Лира стала его судьбой и жизнью. Он прожил с ней семь лет, но более не мог оставаться на чужой ему земле. Лира согласилась покинуть Терру и отправиться на Эйлис вместе с ним навстречу бессмертию. Он хотел продолжения рода, но она не могла ему его даровать. Тогда они продолжили жить для себя. Впереди их ждали счастливые и беззаботные лета без потерь, утрат и старости. Века они прожили на Эйлисе, позабыв обо всем на свете, а после Гомен раскрыл путь к Нэдену, к колыбели Жизни.

Гомен искал пути исцеления. В один из дней под вечным Мороном Лира и Гомен покинули Эйлис, прошли сквозь зеркала и исчезли на долгие декады лет. Они отправились в земли, каких не было ни на одной звездной карте. Они отправились туда, где был и есть сам Создатель. В Нэден. И там Лира исцелилась и даровала Гомену двоих сыновей: Лорина и Эрина. Будучи рожденными в Нэдене, Лорин и Эрин стали великими людьми, ибо было в них то, чем не владел даже Гомен Трокториум:

И плели они златоцветные древа и те стали им подвластны, а потеряв человеческое детство, им стали подвластны и темные провалы. И передвигались они сквозь пространство и время в самые дальние концы вселенной, и червоточины стали их частью. Два сына Нэдена – великих и незабвенных, неподвластных ни времени, ни правилам, ни смерти стали будущим Эйлиса. Мир цвел в богатстве, что приносили ему они. Эйлис стал всемогущим мидгардом.

Итак, сыновья Гомена, зачатые в мирах чистой и истинной магии, стали ее частью, стали квинтэссенцией света. И перевоплотились они в Светорожденных, или, как их прозвали в народе альвийском по имени светил небесных, – в ваттеров.

Тьма постигла знания Хаоса и поняла, что время затишья прошло. И мидгард Астро призвал на помощь Двуликого Волка, и он искусил светлых альвов, и те стали его союзниками и слепыми пошли следом за мраком. Зеркала, что были защитниками Эйлиса, взяли мощь всех доступных проводников черных войск и напустили чуму на беззащитные земли. Так началась война на Эйлисе, первая война.

– Все и так знают, чем она закончилась, – перебил Хедрик мудреца. – Боттеру сейчас совсем не интересно слушать, как избавлялись от жалких гардвиков. Переходи к Лоддину, хватит этого пустого баснословия.

Илус Краджус кивнул. Пропустив несколько страниц, летописец пальцем провел по строчкам и нашел нужный абзац. Здесь фолиант прекращал вещать о ужасах войны и начинал рассказывать историю ушедшего на Землю изгнанника:

– Война сгубила самых сильных. Погибли сыны света, погиб сын Создателя. Но выжил его третий сын – Лоддин, который рожден был на Эйлисе задолго до битвы с Хаосом. Создатель не был к нему благосклонен, оставил его одного бороться с миром и тенью. Кровные родители любили его не меньше, чем других детей, однако он видел в их глазах вечную жалость к себе. Его братья стали восхищением Эйлиса, а он, бессильный, – отторжением.

Он вырос копией своей матери – обыкновенный ничем непримечательный ануран. Но как бы то не было, Лира – мать всесильных, была излечена в Нэдене, а значит, в ее крови продолжал оставаться эликсир, кой излился в Лорине и Эрине, а в Лоддине лишь задремал.

Еще за долго до своего совершеннолетия Лоддин покинул Эйлис, пообещав себе никогда не возвращаться на чуждые ему земли. Терра была близка ему по сердцу. Там, без единой мысли об альвионе, он мог начать новую жизнь подальше от всего, что ему было ненавистно.

И он позабыл о чудном мире из его далекого детства. И род его стал смертен, как и любой другой человеческий род. Его дочери и сыновья, внуки и правнуки – все они носители того величайшего эликсира, поспешили забыть о своем происхождении, однако сам Создатель ничего не забыл.

Из поколения в поколение тех десятерых избранных, кои были близки к великому Гомену Трокториуму, передавалось сказание о том, что если род величайшего волшебника Гомена Трокториума не оборвется, если на Терре останется хоть один представитель Светорожденных, то рано или поздно Создатель возвратит его домой и его сила вернется к нему. Альвион прольется в его крови сильнее, чем в любом другом маруне. Всесильная магия снова обретет хозяина. Светорожденный станет частью Эйлиса, а после отправится в Нэден, где воссоединится со своей семьей и Создателем. Так молвит мой пророк.

Илус замолчал и закрыл фолиант. В комнате повисла нарастающая тишина.

Боттер Кнат уже слышал эту историю, но перебивать Илуса, и уж тем более – перечить своему господину побоялся.

Он хорошо знал Илуса Краджуса. Еще пять лет назад, бедный Боттер Кнат, заменив своего предшественника Ргтохра Рвиврота (алакс случайно убил того, выйдя из себя после безуспешной попытки вымолвить его замысловатое имя) и вступив в должность первого помощника великого алакса, часами прибывал в астрономической башне и выслушивал мудреца, чтобы быть знающим в тайных делах своего нового господина. Илус Краджус уже рассказывал ему и о ваттерах, и о их способностях, и об их даре; распевал песнь о былых днях свободной Руны, которая, как ни странно, Боттеру была по душе; бранил Хедрика и предрекал тому тысячу ненастий. Изредка, особенно в те моменты, когда Боттеру хорошенько доставалось от своего господина, он был полностью солидарен с инакомыслием и мятежным настроем старого призрака, хоть и никогда не говорил об этом вслух, и бранил себя за такие мысли.

Он все прекрасно понимал. Боттер не был дурачком, хоть таковым и казался. В конце своего обучения, Кнат, который прежде никогда не отличался превзойденным умом, стал лучшим из выживших мудрецов десятилетия. К счастью или несчастью Хедрик об этом не знал. Боттер по приказу призрака из башни, играл роль наивного и слегка глуповатого трусишки.

Как бы не были красивы речи о Светорожденных, Боттер в них не верил и всегда считал неких продолжателей рода Гомена – выдумкой, а безуспешные попытки его владыки найти их – глупыми и нерассудительными. Он не мог точно сказать, зачем Хедрику те сдались. До сегодняшнего дня слуга предполагал, что они нужны владыки для того, чтобы укрепить свою власть и убрать с дороги тех, кто мог бы его свергнуть с престола. Если сказания верны, то Светорожденные, вернувшиеся на Эйлис, подчинили бы себе всю магию и объединили рунских мятежников под единым началом, что в свою очередь привело бы к уничтожению империи, как таковой. Однако сейчас, когда алакс заговорил о каком-то обряде, предположения Боттера слегка пошатнулись и потеряли половину своей силы.

– Позвольте узнать, мой алакс, – мышью пропищал Боттер, – зачем вам нужны дети Гомена?

В рассказе о ваттерах эта глава была его самой любимой. Алакс кивнул летописцу. Илус снял очки, закрыл глаза.

– Никто не может точно истолковать древние знания, – начал он, слегка пошатываясь из стороны в сторону. – Я смог расшифровать лишь часть изложенного в них текста. В дополнениях к летописям Эры Зеркальных Переходов сказано, что в душе детей Гомена Трокториума заложена некая карта, что ведет к бессмертным землям Нэдена. Возвратившись на Эйлис, ваттер получит никем неизведанное послание, оставленное Гоменом Трокториумом одному из десяти его приближенных, кое вернет ему воспоминания его предков и откроет путь в Нэден, а это в свою очередь может означать, что Светорожденный станет правой рукой Создателя.

– И самое главное, Боттер! – восхищенно перебил Хедрик. – Давай, Илус, друг мой, расскажи ему!

– Если это правда, – тихо пробормотал старик, – если Светорожденные на самом деле существуют, то тот, кто заполучит их душу, вместе с ней заполучит и карту в Нэден, откроет путь…

– Путь к землям Создателя, – охнул Боттер. – А как же обряд?

– Как известно, все живые, даже дети Гомена, подвластны черной магии. Если провести нужный обряд, то из крови Светорожденного можно изъять весь альвион, тем самым создав эликсир, который бы передал магию неизведанных земель тому, кто бы выпил его. Сия магия не будет ограничена только Эйлисом, она будет сопровождать нового хозяина даже там, где магии не было и в помине, и создавать новую из небытия.

– В летописях о них нет и не было упоминаний уж больше семи тысяч лет! Что, если труды древних врут и ваттеров никогда и не существовало, а мы… вы… зря теряете время, пытаясь найти их? – наконец, решился спросить Боттер. Хедрик в ответ улыбнулся.

– Ваттеры существуют. Это не выдумки. Почему я уверен в этом? Потому что я нашел этому неопровержимое доказательство, – Хедрик глянул за пороги реальности. Его глаза блеснули и мысли переместились на десятилетие назад. – До того, как достопочтенный Илус, мой друг, поведал мне о драгоценной ваттерской крови, я понятия не имел, кто, по сути, эти сатаиловы «ваттеры». Впервые я услышал о них от той, что была потомком одного из десяти приближенных Гомена Трокториума. Она поведала мне все. Тогда я решил проверить ее слова и найти оставшихся девятерых, кои могли знать о сказании больше. Не скажу, что в этом деле у вашего алакса все вышло идеально. Гомен, холера, хорошо научил своих слуг делать две вещи: прятаться и хранить тайны. Я месяцы потратил, чтобы найти хоть какие-то зацепки! В конце концов агасфенам удалось сесть на хвост двоим. Как сейчас помню: Знарк Огненосец – альв, что прикидывался землепашцем из Кельтона, и Нейри Хрон – одичалый фавн из Мутной чащи, что все время смеялся, покуда я пытал его. Немного темной магии полностью развязало им обоим языки, и они рассказали вашему алаксу такое, отчего невозможно было не поверить в существование гоменских отпрысков.

– А они не м..ммогли сс..соврать, мой алакс?

Хедрик посмотрел на испуганного слугу и покачал головой.

– Я им верю, и, если я говорю, что история Светорожденных – не вымысел, значит так оно и есть. Златоцветные врата были открыты.

– Как это связано?

– Мерзкие деревья пресмыкаются перед ними! Златоцветы послушны своим хозяевам, Боттер, сатаил бы тебя побрал! Их невозможно взломать, но кто-то взломал их и ушел из Аладеф по червоточинам. Единственный ключ от врат у меня, а значит, произошло что-то из вон выходящее: Заврад Контуум открылся отпрыску Гомена. Время пришло. Светорожденный вернулся домой, и, заметьте, не ваш Создатель привел его сюда, а я.

На мгновение мудрец побелел, его пустые глазницы расширились. Всю свою жизнь он писал о гоменских детях и подумать не смел, что доживет до того дня, когда они вернутся домой.

– Это кто-то из пленников! – восхищенно воскликнул Боттер. – Кто-то, кто сбежал из Аладеф!

– Да, – хором закричали Хедрик и Илус, оба – с разной интонацией. Для алакса это был шанс стать неуязвимым и всесильным. Он желал этого больше, чем победы над Эйлисом, больше чем чего-либо еще. Илус же был рад тому, что дети Гомена Трокториума, наконец, вернулись. Он, как никто другой, знал о пророчестве, что было написано во все тех же дополнениях к летописям Эры Зеркальных Переходов и говорило о том, что мир будет спасен от Хаоса первым ребенком Нэдена, пришедшим с дальних межзвездных путей.

– Боттер! – рявкнул Хедрик, от чего стоящий за его спиной слуга чуть было не упал вниз по лестнице.

– Да, мой алакс? – заикаясь, откликнулся он, хватаясь руками за стену.

– Расскажи в подробностях все, что тебе доложили про сбежавших.

– В темнице было две пленницы, мой алакс, – начал Кнат, шатаясь из стороны в сторону. – Одну привезли за день до побега, вторую еще за месяц до этого. Волшебница и приведенная, мой алакс, – Элин Джейн и Оленфиада Торбиум. В их комнате были найдены руны и открытый люк, ведущий к златоцветным вратам. Как пленницы смогли получить нужные ингредиенты для знаков – для всех загадка. Кажется, это дело рук Второй. Делис был в ее сердце – я сам за этим проследил, но, похоже, сыворотка не сработала или оказалась подделкой. Думаю, волшебница была в сговоре со знахарем. Я первым же делом отправил за ним, но его и след простыл.

– Его ищут? – безразлично спросил Хедрик.

– Если мой алакс посчитает нужным, – ответил Боттер. – Он клейменный, так что рано или поздно вернется в Дарк.

Хедрик перебил Ботта восторженным возгласом:

– Понимаешь, Илус? Все указывает на нее!

– Но делис…

– Делис тут абсолютно не причем! Он был снят ею самой! Обычный марун никогда бы такое не сделал, а ваттер – с легкостью.

– Но что, если не она носитель эликсира? – усомнился Илус. – В те времена, когда вы…

– Я не проверял ее на Эйдэне, – отсек Хедрик. – Я тогда только начинал свой путь. Ничего об этом не знал. Элин всегда была для меня темной лошадкой. О ее семье мне было ничего неизвестно. К тому времени, когда я занялся Светорожденными основательно, ее уже не было в живых… по крайней мере, я так считал.

– А что насчет приведенной? Оленфиады Торбиум? – недоверчиво спросил старик, вытирая оправу очков рукавом.

– Она лишь заложница удачно сложившихся обстоятельств. Я лично проверял ее Эйдэном как только мы переступили зеркала. Ничего. В ней даже намека не было на маруна, в крови не оказалось даже сотой доли альвиона. Она – мой худший экземпляр приведенного с Земли анурана.

– Почему же вы ее не уби… освободили?

– Не знаю. Решил, что будет лучше посмаковать ее душой, нежели выпить залпом… Да это и неважно. Девочка мне безразлична. Даже хорошо, что я не прикончил ее сразу.

– Она ваш маяк, верно?

– В каком-то смысле. Элин сильно поменялась с нашей последней встречи. Я видел в ее глазах сожаление. Люди, которых она считает родными, погибли. Она будет искать им замену и найдет ее в лице ребенка. Не привыкшая к новому миру, глупая девчонка, что боится даже собственной тени, будет все время останавливать Вторую от необдуманных поступков. Девочка станет якорем, медленно тянущем мою дорогую Элин на самое дно. Там то я ее и поймаю.

Хедрик выпустил в воздух полупрозрачное зеркало в котором тут же появилось лицо бессознательной волшебницы. Она лежала на мраморе, и струйка алой крови бежала по ее виску.

«Такая невинная и такая прекрасная».

– Это может быть только она, Илус, – прошептал волшебник, касаясь ее лица. – Я не хочу сидеть сложа руки. Ваттеры мне не ровня, но лучше не рисковать. Если за пару лет в ней родились такие силы, то каковы они будут потом? Нужно спешить. Не будем ждать, пока она станет полновластной владычицей магии, ведь тогда я не смогу обходится душами тысяч, умрут миллиарды.

Хедрик встал и подошел к окну. В его голове закружился образ, так гордо стоящей перед ним целительницы Дакоты под желтым светом илиуса – Мессии Создателя. Он никогда не забудет, как она вонзила в него кинжал, как яростно горели ее глаза, когда она делала это. Снова. Такая Элин ему нравилась больше, чем хнычущая за жизнь гардвиков рохля.

– Когда мы были с ней наедине, – начал вспоминать Хедрик, – у меня даже в голову не приходило, что она может быть Светорожденной. Да я и не думал об этом. Я думал, что она умерла. Все так думали. Когда она явилась в замок, я был настолько удивлен, что у меня с трудом хватало сил на то, чтобы сдерживать себя. Теперь я знаю: она жива, потому что в ее крови великий дар Нэдена. Она создавала бреши с самого утра, ее приближение чувствовалось во всем замке. Это чувство до сих пор меня не покидает.

«Мне еще повезло, что Люцира уехала и не знала о ее приходе. Если бы она тогда увидела Вторую, то наверняка убила бы. Уж тогда я бы навсегда потерял пути к всевластию» – подумал Хедрик. Он знал, что ему все еще везет.

– Ты не видел ее глаз, Илус, – сказал владыка и провел тыльной стороной руки по своему подбородку, прикасаясь к колючей щетине и чувствуя ее огненные руки. – Они светились магией. Она вся была магией. Я уверен: она – ваттер.

– Тогда ищите ее, мой алакс, – прошептал мудрец убитым голосом.

– О, не волнуйся, Илус, я буду.

– Где предлагает начать поиски, мой алакс? Аэнд?

– Элин умная девочка, она не станет сидеть у Тисовых берегов и ждать, пока отряды хранителей придут вылавливать ее. Однако, убегая, она могла оставить какие-то следы, – Хедрик обернулся к Боттеру. – Прикажи двум отрядам аладефского гарнизона отправиться на поиски. Пусть заглянут под каждый камень, под каждый ручей и деревцо, но найдут…

– Постойте, мой алакс, – перебил его Боттер. Его бросило в жар. Он никогда не осмелился бы вмешаться в речь владыки, но иначе все стало бы совсем худо. – Не нужно искать Вторую на Тисовых берегах, мой алакс.

– Это еще почему?

– Только что доложили. Элин Джейн в Дарке… б… была здесь… д… двадцать тун назад.

***

– День полон открытий! – сквозь зубы процедил Хедрик.

Он шел вниз, спускаясь по крутой лестнице прочь от Илуса Краджуса. Как только Боттер сообщил ему о том, что Элин Джейн была под самым носом волшебника, а он даже этого не заметил, Хедрик вышел из себя, выскочил из круглой комнатки мудреца и бросился вниз. Илус ждал, пока его господин скроется из виду, а затем снял маску серьезности и надел ничем не скрываемую улыбку. Призрак был несметно рад тому, что Светорожденные, кем бы они не были, начали действовать.

Зачем она здесь? Почему именно сегодня? – алакс не знал ответов на эти вопросы, однако многое отдал бы, чтобы узнать. По словам первого помощника, Вторая покинула замок со своими приспешниками еще двадцать тун назад, однако владыка все еще надеялся настигнуть ее, хотя прекрасно понимал, что это невозможно.

«Элин Джейн будет уходить быстро. Ее не догнать, – твердил он, продолжая верить в обратное. – Бреши прекращают существовать. Она уже далеко».

– Сатаил! – выругался владыка, осознавая свое поражение. В глубине души Хедрик понимал, что виноват был сам – опьяненный новостью о златоцветных вратах и о побеге из Аладеф, он разрешил ей скрыться и дал время, чтобы уйти… ОДНАКО ЭТОГО МОГЛО И НЕ ПРОИЗОЙТИ, РАССКАЖИ БОТТЕР КНАТ О НАПАДЕНИИ НА ДАРК В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ.

– Боттер, тебе жить надоело? – рявкнул Хедрик, чувствуя гнетущую пустоту. – Какого фандера, я – алакс всея земель и владыка империи, узнаю самые важные новости последним!? А?

Боттер сглотнул и судорожно забегал глазами, не зная, что и ответить. Сейчас он был готов прыгнуть вниз с отвесных ступеней, разбиться и умереть, только бы не слышать угрожающий голос своего господина. Никогда прежде Кнат так сильно не грешил перед владыкой, а потому чувствовал себя ужасно виноватым и подавленным.

За годы служения алаксу, Боттер не так часто оступался, и, наверное, именно поэтому послужил первым помощником дольше всех остальных. Предыдущий слуга – Ргтохр Рвиврот на этой должности прожил три месяца, его предшественник Алав Бурый, будучи весьма любознательным, однажды узнал то, чего не следовало, и закончил служение алаксу через две видхи после вступления в должность. Был еще Моргрин Лавьер, что прославился на всю Руну своими навыками чародейства. Через шесть видх после принятие его, алаксу донесли, что его первый помощник каждый вечер покидает замок в неизвестном направлении. Тогда Хедрик приказал агасфену Септима проследить за ним и выяснить, куда он уходит. Хранитель вернулся с вестью о том, что Моргрин Лавьер – предатель, каждый день он относил важные имперские документы своим сообщникам и членам «Освобождения». В тот же день чародея казнили прекраснейшей казнью из всех возможных: подняв к облакам, разорвали на части двумя балеонами.

Проблем с доверенными можно было избежать, служи алаксу не живые гардвики, со своими желаниями и чувствами, а беспрекословно выполняющие любые приказы хранители или клейменные, да вот только последние, будучи частью магии алакса, а соответственно и его самого, не могли знать ни больше и не меньше его, не имели собственного мнения и посоветовать владыке путное не могли.

– Простите, мой алакс. Случившееся – всецело моя вина, – глухо бросил Боттер за спиной. Он боялся сказать Хедрику правду о том, что тот сам виновник всего случившегося. Он уповал на то, что его господин будет милосердным сегодня и, к его счастью, Хедрик таковым и был.

– Твоя, – процедил он, – и ты понесешь наказание. Сегодня вечером. Десять сечений, – Хедрик вступил на твердый пол, подождал, пока Боттер Кнат спустится, а затем прижал его к стене, схватив за воротник. – Если ты думаешь, Боттер, что пять лет твоей безупречной работы спасут тебя от наказания – ты сильно ошибаешься. Еще одна ошибка, и будешь служить мне с клеймом на руке.

– Я пп… понимаю, мой алакс. Я виноват… я ппп… понесу наказание.

Алакс отпустил его дрожащее тельце, и Боттер плюхнулся на пол ничком. Вся жизнь пролетела перед его глазами. Как только Хедрик скрылся из виду, Кнат начал плакать. Ему было все равно, что он мужчина, что он прожил долгую жизнь. Он устал боятся. Он боялся все эти годы. Он не хотел умирать. Кнат видел, как умирают другие день за днем, год за годом и не хотел так же закончить свою жизнь.

– Боттер! – послышался крик за стеной. Хедрик был ленив, чтобы делать все самому. Слуга наспех вытер слезы с глаз и кинулся к владыке.

– Мой алакс?!

– Вызови начальника стражи, – приказал волшебник, – немедленно.

Хедрик желал одного: понять, почему в его замок так легко проникли чужаки и так легко ушли. Радость все еще оставалась в нем, но потихоньку угасала, сменяясь непробудной злобой.

Он посмотрел в окно за высокие колонны звонницы и увидел черный, еле заметный туман, подымающийся из сада у тронной. Тем временем Боттер щелкнул пальцами и тут же, повинуясь зову первого помощника, из портала в дверях показался высокий мужчина – светлый альв со светлой, почти прозрачной кожей, одетый в черное и белое. Глаза широкие, лоб в морщинах. На вид ему было не больше сорока, его длинные седые волосы были собраны в пучок, на руке красовалась свежая печать Дэзимы. Клеймо он получил недавно, так что все еще оставался собой и сохранял в себе большую часть своей души.

– Виктор Бершин – глава вашей бессмертной армии при Дарке, – представил Боттер пришедшего.

– Я знаю кто он, Боттер, – рявкнул алакс, отодвигая слугу на задний план. – Не делай из меня идиота.

Виктора владыка клеймил и посветил в должность сам. До него место начальника стражи занимал кинардан, но Хедрику он быстро наскучил. Нежить, не имеющая собственной истории, не способная сказать «нет», не приносила алаксу никакого удовольствия.

– Мне нужны все сведенья о сегодняшнем нападении на Дарк, – грубо сказал волшебник, не отрывая глаз от пелены. Мимо промчались хранители и скрылись в коридорах.

«В замке царит настоящий переполох, как только я не заметил это раньше? – спросил себя Хедрик и удивился. – Сколько их было? Что искали? Зачем пришли? И самое главное: почему хранители, оберегающие меня, не смогли задержать пришедших? Какого сатаила эта нежить ничего не сделала, чтобы защитить своего алакса?!».

– Пройдемте, мой алакс, я вам все покажу, – сказал Виктор и направился в сторону садов. Хедрик и Боттер проследовали за ним. – Их было трое, мы установили личности первых двух: Элин Джейн и Оленфиада Торбиум. Как нам стало известно, они сбежали из Аладеф, и, скорее всего, добрались до Септима по воде – иначе никак, без балеонов за столь короткий срок невозможно достигнуть града. Я отправил во все трактиры и постоялые дворы воронов с посланием.

– Пришел ответ?

– Да. Обеих видели в трактире «Хвостатый Мурк». Трактирщика, опознавшего ребенка, доставили в Дарк. Алакс может сам допросить его, если пожелает.

– В этом нет нужды, – отмахнулся Хедрик. – Узнайте все, что можно, и отрежьте ему язык, чтобы больше не болтал лишнего.

– Он успел что рассказать? – поинтересовался Боттер.

– Беглецы прибыли в град поздно вечером, сняли комнату на два дня. Женщина (он не видел ее, описал по голосу) – старуха выходила из трактира в Септим в поисках колдовской. Мы допросим всех колдунов града, кто-нибудь должен был встретиться с ней. Потом она еще несколько раз покидали трактир, сегодня утром окончательно ушла в компании хранителя. Не думаю, что это был кто-то из наших, скорее всего их сообщник, переодетый в стражника.

Троица обошла изваяние Кастиеля Трока, который угрюмо проводил их взглядом и вернулся к письменам.

– Кто был третий – неизвестно, – продолжал рассказывать Виктор. – Хранители смогли описать его внешность, сказали, что он носит при себе зачарованный посох, так что скорее всего он маг. Наши летописцы тут же принялись искать его в списках. Пока никаких результатов. Его нет ни в одном списке клейменных, списке рожденных марунов с девятитысячного года, он даже не числится жителем Септима! Скорее всего, какой-то дакотский бродячий маг.

Кто-то из стражников поднес Бершину пергамент. Начальник стражи прочел и подписал его.

– В Дарк они проникли на рассвете. Под видом хранителя, мужчина провел обеих беглянок в замок, обойдя магию Чтеца. Как? У меня пока нет на это ответа, как и нет ответа на вопрос: зачем они приходили в Дарк. Уверен, цель у них была весьма и весьма значимая. Чтобы сказать точно, придется обыскать весь замок. К несчастью, сейчас мы этого сделать не можем. Наши сыщики и маги, не занятые изучением свитков, тушат пожар в западном крыле.

– Пожар? – переспросил Хедрик, удивленно.

– Да, мой алакс, – кивнул глава стражи. – Кто-то из проникших марунов устроил его в опочивальнях. Пока не известно, как много от него пострадало.

Запах гари и сажи заполнил легкие. Хедрик увидел впереди черный снег на поверхности увядших кустов на подходе к его любимому саду, а подойдя поближе, понял, что это вовсе не снег, а смугло-белый пепел обгоревших листьев.

– Но как они смогли покинуть замок? – захлебываясь от любопытства, спросил Боттер. Троица остановилась, давая проход еще одному отряду.

– Дарк – древняя цитадель, здесь полно тайных ходов и провалов. После опустошения коллегии магов, все известные нам ходы были запечатаны, но остались и такие, каковые найти не могут даже по сей день. Думаю, сбежавшие знали об одном из таких. По какому именно они ушли – неизвестно. Все свидетели, что были рядом с ними в те туны – мертвы, а других мы не имеем.

Но одно я могу сказать точно: ход где-то рядом. У них было мало времени, чтобы скрыться – новый отряд мори был на подходе, а значит ушли они недалеко. Я так же уверен, что в Септиме они не задержатся. Защитное поле ничего не сообщало, а значит, ход, по которому они скрылись, ведет за пределы града и проходит под Линистасом, совмещаясь с разного рода порталами и не контактируя с магией Ра’атхов.

Хедрик было открыл рот, чтобы спросить еще что-то, но не успел, замер в оцепенении. Его прекрасный сад, его зеленый оазис за витражными окнами тронного зала превратился в руины из пепла. Черный снег лежал повсюду. Фонтан с хрустальной водой был разрушен, болотная вода жуткого цвета и запаха растеклась по земле черной кровью.

Здесь же лежали его слуги. Каждый из них когда-то зародился с помощью магии алакса. Каждый из них погиб. Среди погибших были и перерожденные, кои после укусов фандеров обратились в камень, и те, кто возник из небытия, призванный могущественной магией. Агасфены, кинарданы, мори, гардвики с клеймом на руке… Теперь не имело значение откуда они произошли. Каменные хранители больше не существовали. От них осталась горка черного пепла.

Боттер и Виктор испуганно покосились в сторону алакса. Лицо владыки стало багровым, мышцы напряглись. Он все еще пытался сохранять самообладание, но было видно, что ему с трудом дается сдерживать себя в руках.

– Марун, мой алакс. Она владела черной магией. Их бы всех схватили, – безнадежно вымолвил Виктор, подымая с земли горстку пепла, оставшуюся от верного мори. – Ни ребенок, ни мужчина, чьего имени мы не знаем, не смогли бы покинуть Дарк без ее помощи.

Удивительно, но Хедрику после его слов полегчало. «Вот она, та самая Элин, которую я так долго ждал» – сказал он себе под нос и вдруг вспомнил о витражах в тронном зале.

– В зеркалах кто-то оставил свое отражение?

– Мы еще не проверяли, мой алакс. Я сию же туну прикажу…

– Не нужно. Я сам, – отсек Хедрик и ринулся в тронный зал.

Он шел быстро, рассекая собой все целостное пространство. Он был уверен: витражи – вестники должны были кого-то запечатлеть. Они были его глазами и ушами в тысячах лим от Дарка и не могли подвести его здесь, в такой близи.

Войдя в залы, алакс выдавил глубокий стон. От прекрасной тронной, от прекрасного зала Жатвы, остались только воспоминания. Когда-то он поглощал здесь души и в каждой частице воздуха чувствовалась чужая смерть, пропитанная запахом крови и пота, а сейчас сам зал умер и кровь стала не чьей-то, а его. Тронная превратилась в руины. Розы горели синим пламенем, пожираемые саламандрами, колонны обрушились, рассыпавшись на огромные осколки блистающего камня. Непонятно как, но своды все еще продолжали держаться, не осыпаясь без подпор.

Трон был перевернут, щупальца распались на сотню маленьких кусочков. Его ковер светло-голубого цвета, который он успел полюбить и облюбовать, был изорван на тысячи кусочков и теперь свисал вниз за место Дэзимы с флагштоков. Однако и это не было самым ужасным.

Темно-красная кровь покрывала все, начиная от пола и заканчивая потолком. Хедрик подчерпнул каплю пальцем и приложил к языку. То была кровь бука – злобного существа, нападающего по ночам на невинных детей.

«Это ее послание».

Громкий удар отвлек его. Хедрик обернулся и увидел полыхающий за спиной рояль. Он горел, разрываясь на куски. Его клавиши все еще пытались что-то наигрывать, но люповская кровь пропитала их насквозь, не давая сыграть ни одной лестной мелодии. Ни одна магия его уже не починила бы его.

«Она возненавидит меня за это. Это был ее любимый рояль, такого больше не сыскать ни в одном краю. Сначала она покончит со мной, потом натравит всех своих ветниц на мою Светорожденную».

– Одна волшебница против тысячи хранителей, – произнес алакс вслух. – Зачем мне стража, которая не может защитить своего алакса от несовершеннолетней девчонки?!

Злость нахлынула на него с новой силой. Он приподнял голову, оглядывая витражи. От тех цветных стеклышек, что так радостно встречали владыку день за днем, ничего не осталось. Все было выбито и уничтожено. Лучи илиуса свободно вошли во владения темного владыки и захватили его. Тьма ушла, гонимая светом. Казалось, разрушенный Дарк начинал оживать, и в этом вновь ожившем замке больше не было места Дэзиме.

Хедрик опустился на колени и подобрал одно из цветных стеклышек, что усеивали пол. Витражи-вестники были разбиты, но это не уничтожило в них магию, они все еще могли показывать то, что увидели через свои зеркала. Перед глазами алакса проскользнули полыхающие огнем глаза Второй.

– Следующая наша встреча будет предзнаменованием вашей смерти, владыка. Вам некуда будет бежать, некуда будет идти. Я не пощажу ни вас, ни ваших слуг, ни всех остальных, кто встанет на вашу защиту. Оглянитесь вокруг. В этом пламени моего гнева увидьте свое будущее. Я уйду и оставлю вас с ним наедине, но перед тем, как я сделаю это, задам вам единственный вопрос, – Элин выхватила кинжал и посмотрела на острие, покрытое сажей и копотью. Он знал этот кинжал. – Признаешь ли ты свою вину, Хедрик из Дарка?

Ее голос звучал синхронно из каждого осколка и эхом отдавался от стен. Алакс почувствовал, что начинает сходить с ума от неистового голоса, от безостановочной игры рояля, от разговоров хранителей за окном, от хруста стеблей пожираемыми саламандрами роз. В гневе он бросил стекло, разбив его на еще меньшие осколки. К несчастью, это не приглушило голоса, а только усилило его в несколько раз. Вторая, словно заевшая пластинка, продолжала повторять одно и тоже. «Признаешь ли ты свою вину, Хедрик из Дарка? Признаешь ли ты свою вину, Хедрик из Дарка?» – спрашивали осколки и Хедрик не выдержал. Магией алакс подхватил все цветные стеклышки, собрал их воедино в огромный шар и спалил белым пламенем. Голос Второй угас. Закрыв глаза, волшебник собрал руками черный уголь, сжал его и обратил в алмазы. От его ног зародилась волна невидимой силы и снесла весь пепел, горящие паленья и останки убитых слуг. Белый мрамор смугло обнажился.

Перед глазами пробежала искра. Хедрик посмотрел вниз и увидел следы тени. То были буквы, что ярко виднелись под лучами илиуса. Туну Хедрик не мог понять, что все это значит, пока не догадался запрокинуть голову и посмотреть на потолок. Черной кровью хранителя на нем были высечены слова:

«Тогда восполнись смелостью и прими боль, как друга своего»

Алакс почувствовал подступающую к горлу боль. Он засмеялся, и смех полился из него агонией. Владыка неожиданно для себя вспомнил одного из десятерых гоменских приближенных – того странного одичалого фавна, что смеялся, когда он избивал его до полусмерти, когда истязал его сердце темной магией и вырывал ногти один за другим. Сейчас Хедрик был так на него похож! Элин Джейн делала все тоже самое, только не с его телом, а с его разумом и остатками души. Она всецелостно захватила его.

– Ты не понимаешь, во что ввязалась, моя дорогая Элин, – процедил он, вытирая лицо от пота. Его руки тут же оставили следы пепла на гладкой коже. – Даже если бы ты не была ваттером, такого я бы тебе не простил. Я бы нашел тебя и сделал из твоей души чудесный напиток. Ох, Элин Джейн, что ты делаешь со мной! Ты всегда была такой нетерпеливой, никогда не думала перед тем, как перейти дорогу противнику, силы которого намного больше твоих. Ты, сатаил подери, бестия. Уж извини, что испорчу твои планы. Следующая наша встреча будет предзнаменовать не мою смерть, а мою окончательную победу. Я припомню тебе каждое написанное здесь и сказанное тобой слово, дорогая, когда ты будешь стоять, распятая на кресте, а я буду испивать по капле твою душу.

– БАХ! – что-то взорвалось по ту сторону замка. Волшебник вскочил и подбежал к западным окнам. Дарк горел. Огонь языками пламени разрушал хрустальные стены и те обрушивались в море, исчезая в зеленой пучине.

– Что там происходит? – через зубы процедил он.

– Сбежавшие, мой алакс, – ответил Боттер, только что появившийся в зале вместе с Виктором, – они сожгли опочивальни. Маги все еще пытаются потушить проклятый огонь. Вот-вот и они сделают это, потом дружно починят замок. Моему алаксу не о чем беспокоиться.

– Не о чем беспокоиться?! – выкрикнул волшебник, размахивая руками и выстреливая молниями. – Моя цитадель была атакована тремя людьми, Боттер, двое из которых еще дети, а моя армия не смогла сделать ничего, чтобы остановить их! Посмотри, Боттер, что может сделать только один Светорожденный, который даже не знает, какие силы в нем хранятся! Что будет, если она получит еще?!

– П….п… простите, мой алакс, – завыл первый помощник, судорожно отступая назад. – Я не хотел раз… разозлить моего алакса!

Извинения были сказаны слишком поздно. Хедрик взбесился.

– О, нет, Боттер. Теперь я зол. Я очень зол. Оказалось, что моя крепость, мой милый Дарк не может защитить своего владыку. Оказалось, что моя стража не способна схватить даже ребенка, а я посылаю ее на край света захватывать мир и еще рассчитываю заполучить с ней все континенты!

– Все наши маги на востоке, мой алакс, – начал оправдываться Виктор, – все обученные войны, первоклассные хранители на войне. Замок почти никто не охранял. Никто не думал, что такое может произойти. Для каждого хранителя сегодняшнее нападение стало настоящим шоком. Мы сделали все, что было в наших силах.

Алакс быстрыми шагами осилил то расстояние, что отделяло главу армии Дарка от него. Все последующее произошло слишком быстро. Одним взмахом руки Хедрик прошел сквозь одежду слуги, разрывая грудную клетку. Его пальцы вцепились в грохочущее сердце. Виктор Бершин стоял, теряя связь с реальностью. Глаза покрылись пеленой, губы разжались, высвобождая удушающий вопль.

– Вы сделали недостаточно, мой друг, – улыбнулся Хедрик и вытащил руку, разрывая артерии и кости. Кровь хлынула фонтаном, Боттер Кнат, стоящий слишком близко, оказался под ней. На Хедрика не попало ни капли. Он сжал кулак – сердце перестало биться. Начальник стражи Дарка упал навзничь. – Твоя душа – свободна, – съязвил волшебник, наклоняясь к мертвому телу. – Лети к Галадеф. Ты можешь спокойно переродится, если, конечно, найдешь ключ от башни.

И тут его словно осенило. Хедрик засмеялся и растрепал волосы на голове.

– Конечно! С какой еще целью сюда можно прийти?! Разрушить мой замок? Сжечь его дотла? Убить меня? Нет. Цель была менее масштабна. Такая маленькая, неприметная цель! Она даже влезть в карман спокойно может, не так ли?

Кнат, вытирающий лицо, посмотрел на владыку глазами безумца. Все это время он чудом держал себя в руках!

– За мной, Боттер – коротко сказал волшебник и бросил сдавленное сердце на пол, обернулся вокруг своей оси и черной мглой переместился на несколько лим на запад, оказался в маленькой комнатке, полной ключей и замков. Его глаза пробежали по полкам, стульям и столам. Теряя спокойствие, он кинулся все крушить. Ключи всех размеров и цветов полетели в воздух. Хедрик был уверен, что пришедшие были здесь и забрали кое-что ему принадлежащее. Он оказался прав.

– Мои наивные гости решили сбежать от меня, – улыбнулся алакс и вернул все ключи на свои места. – Украли ключик от башни с зеркалами и думают, что это сойдет им с рук?!

– Мой алакс?! – жалобно пискнул Кнат. Хедрик перевел взгляд на него.

– Я еще больше разочаровался в тебе, Боттер. Ты не только позволил им спокойно уйти, но и дал выкрасть мое сокровище – мой ключ от башни с зеркалами Гомена Трокториума! – Хедрик сорвался на крик. Он хотел успокоиться, он пытался успокоиться. Все тщетно. Рука сама поднялась и накинулась на бедного, жалкого слугу, прижавшегося к стене. Пощечина была столь сильна, что Боттер Кнат ударился головой о каменную кладку и разбил себе нос. В глазах все потемнело, он на мгновение потерял сознание.

– Я заслужил ваш гнев, мой алакс, – прошептал слуга, запрокидывая голову и прикрывая ноздри рукой.

– Конечно, – Хедрик погладил Боттера по голове. – Ты заслужил, Виктор заслужил, все вы заслужили. Когда я разберусь с пожаром, когда я решу, что делать с ваттером, я займусь всеми вами. Каждый, кто был в замке, пока его крушили и раздирали на части, получит свое. Вам нужно было остановить их любыми средствами, но никто этого не сделал, а посему каждый будет наказан, а как только Светорожденный будет у меня, я уничтожу всех вас. В мире больше не останется глупых ануранов.

– Ваше желание – закон, мой алакс, – прошептал слуга, глотая горькую кровь. – Мы виноваты. Мы виноваты.

Хедрик уже не слушал. Глаза его горели. Теперь он знал, что задумала Вторая. Он слишком хорошо ее знал. Элин, конечно, изменилась, но не настолько, чтобы он перестал ее понимать и предсказывать ее дальнейшие действия.

«Я был прав, говоря, что она привяжется к первому же человеку, повстречавшемуся ей на пути после бойни в Тинк-Кросс. Оленфиада Торбиум, так ведь? Теперь Вторая беспрекословно будет следовать за ней и отправится на Землю, а потом даже и не заметит, как окажется в ловушке благодаря своей вновь обретенной любви».

– Ладно, Боттер, – фыркнул алакс. – Хватит тебе здесь рассиживаться. Иди за мной!

Усталость накатилась грозной бочкой, но Хедрик оставил ее на потом, сделал шаг и оказался в сгоревшем коридоре. Маги, заливающие остатки огня водой из волшебных посохов, замерли, завидев владыку, и поклонились. Хедрик не обратил на них никакого внимания. Он кинулся в свою спальню.

От прежних его покоев не осталось ничего. Все сгорело. Что за магию Элин применила он не знал, но она уничтожила все его редкие экземпляры мечей, луков и стрел. В целости остались только рога оленя, слегка покрытые сажей.

Владыка почувствовал жуткое жжение в висках. Вот-вот и он снова был готов сорваться. Хедрик не мог больше смотреть на все это! Ему был нужен свежий воздух! Сейчас же!

Он кинулся на балкон, но того на прежнем месте не оказалось. Вся западная сторона замка обрушилась.

Алакс вновь засмеялся. Закрыв глаза, понемногу успокоил себя и пошел прочь из сгоревших коридоров. Он по привычке хотел перепрыгнуть по провалам, но что-то заставило его задержаться. Глаза уловили свежую, несвернувшуюся кровь на мраморном полу. Никому из его темных слуг она точно не принадлежала. Кровь была человеческая. Хедрик наклонился и зачерпнул ее пальцем, попробовал на вкус. Последнее время он так часто пил марунскую кровь, что отличил бы ее от крови ануранов даже по запаху.

«Может Вторая задела кого-то из клейменных?» – подумал он и тут же отсек свое предположение. Он узнал этот привкус.

Хедрик призвал заклятием колбу и магией собрал остатки.

– Отнеси это нашему колдуну, – приказал алакс Боттеру, отдавая кровь. – Пусть он сделает сыворотку-прилипалу. Мне нужно знать, куда отправилась ее хозяйка. Сколько времени уйдет на приготовления?

– Если эта кровь принадлежит маруну, то три дня, – ответил помощник и испуганно покосился за покрывающимся яростью лицом господина. – Быстрее нельзя, мой алакс. Будь это балеон или обычный человек, то и двух часов хватило бы, но марунская кровь слишком сложна.

– Хорошо, – выдохнул он, понимая, что не в силах повлиять на время. – Пусть начнет варить сегодня же. Кровь не совсем свежая, прилипала будет действовать несколько часов, но мы сразу же узнаем, где прячутся наши гости. На четвертый день она должна быть на моем столе.

– Что-то еще, мой алакс? – спросил Боттер, закрывая колбу пробкой и пряча ее за пазуху.

– Да. Призови агасфенов наших восточных земель. Сейчас же! Я буду зале Советов.

Хедрик сделал два шага и оказался в просторном помещение, выстроенном в форме амфитеатра. Все было выкрашено в бардовый цвет и только зеленые ветви сосен за окнами выделялись на кровавом оттенке контрастом.

Перед алаксом появился огромный круглый стол из мрамора. По его краям ютились отверстия с загадочными рунами-порталами. Стульев не было – каменным людям не зачем было сидеть, для волшебника же был приготовлен трон из рубина.

Алакс присел и усталость снежным комом накрыла его с головой. Он не чувствовал своих ног. Голова немного кружилась, жутко хотелось есть, губы пересохли. Хедрик пожалел, что не отведал души прорицательницы перед тем, как бежать в астрономическую башню.

Агасфены призывались с окраин Руны, для этого нужно было время. Владыка не желал ждать, но другого выхода не было. Задумался.

Галадеф ждала Светорожденную на востоке. Путь был не близкий, ей пришлось бы останавливаться, чтобы передохнуть и пополнить запасы. Она прекрасно знает, что он будет ее искать. Она будет избегать трактов, городов, поселков, и, скорее всего, отправится в Галадеф по реке.

«Я перекрою Разгурн, – решил алакс. – Каждый корабль, каждая лодочка будет досмотрена. Ни одно живая душа не проскочит воды без моего ведома».

Однако Элин Джейн могла пойти и другим путем.

«Что, если она решит добраться до Галадеф по Шерге через Агнию? У меня нет столько нежити, чтобы проверять каждую судно!» – вспыхнул он и тут же отбросил все варианты с реками.

«Элин Джейн не пойдет на такой риск. Она двинется на Дакоту, где в ближайшем граде найдет зеркало, которое переместит ее прямиком к порогу Галадеф! Сатаил! Дакота еще богата вольными городами! Рендаригон, Пелагиат, Найстан… Если она доберется до одного из них, то поймать ее получится только на подходе к башне! Остается только одно: захватить все грады Дакоты, близ лежащие к септимским землям. Тогда-то Вторая и окажется в ловушке».

– Но что, если я не успею? – вдруг спохватился он. – Что, если Элин сможет обойти меня, проникнет в башню и сбежит?!

Туны три Хедрик судорожно бил костяшками пальцев по ручкам трона, а затем усмирил свой страх.

«Это невозможно, – успокоил себя алакс. – Я строил Галадеф и я прекрасно знаю, что эта башня не так проста, как кажется. Да, Элин взяла у меня ключ в надежде проникнуть в башню с его помощью, но ее надежда не оправдается. Башню защищает купол и мертвые души. Даже если наивная девочка додумается поднять Зогдар на пьедестал, она все равно не сможет пройти все ступени. Галадеф сделает все, чтобы заставить ее оступиться и вернуться обратно. Элин Джейн поспешит к заветной двери, ведущей к спасению, и там то ее я поймаю».

Хедрик знал, о чем говорил. Когда башня была возведена, на ее хрупкие ступени его приближенные чародеи наложили сильные чары, затуманивающие разум любого гардвика, ненароком решившего забраться на вершину к зеркалам. Алакс поднимался по ним всего один раз, но этого ему хватило, чтобы запомнить сию неудачную вылазку на десятилетия. Каждая ступень наводила на него сомнения, с каждым новым шагом он начинал бояться всего на свете. На двадцатом шаге его вдруг охватил ужасный голод, на пятидесятом вспыхнули воспоминания о его ночных кошмарах, на сотом он ясно и четко увидел перед глазами, как падает вниз и разбивается, оставляя на каменном полу кровавые разводы и трещины. Ко всему прочему добавлялась холодная аура Зогдара, коя заставляла сердце в груди трепетать.

С трудом добравшись до вершины, алакс поклялся больше никогда не подыматься вверх по этой сатаиловой лестнице, и зарекся использовать для этой цели балеонов. Вернувшись в Дарк, он бросил ключ от Галадеф куда-то в урну, где вскоре его нашли служанки и отнесли в комнату с другими ключами.

– Какой бы сильной Элин не была, она не доберется до зеркал, – уверено заявил владыка. – Страх не позволит ей. Она слишком труслива, хоть и кажется храброй в глазах слепых.

Шум, смешанный со странным жужжанием, заставил его забыть о размышлениях. Хедрик посмотрел прямо перед собой. Один за одним в порталах стали появляться черные силуэты. Зал начал заполняться десятками хранителей, каждый из которых носил свою отличительную маску на лице. Немые, безголосые. Красные плащи развивались за их спинами. Все, как один, приклонились перед алаксом, опустившись на одно колено.

– У вас новая цель, – сказал Хедрик, взмахнул рукой и за ним возникло зеркало, внутри которого стояла девушка с бурыми волосами. Такой Хедрик ее запомнил в тот злополучный день. Юная ведьма с ледяными глазами стояла и не двигалась, читая каждого взглядом. – Элин Джейн. Ее здесь знают, как целительницу из Дакоты. Мне не нужны ее останки. Вы должны привести ее ко мне в полном здравии. Я не говорю вам, не трогайте ее. Если она будет сопротивляться, крушить все и вся вокруг себя, то обезвредьте ее любыми доступными вам способами: мечи, ножи, стрелы, яды…. Я не буду против, если кто-то из вас доведет ее до полусмерти, главное, чтобы ко мне она явилась здоровой и без единой царапины, это ясно? Возьмите у знахарей делиса столько, сколько потребуется каждому мори в ваших отрядах. Ее магию лучше сковать, но не надейтесь, что делис будет сдерживать ее силы вечно. Элин Джейн обладает неким «даром», который может с легкостью разрушить чары сыворотки, поэтому будьте осторожны. Я не хочу, чтобы мои воины пали впустую. Делайте то, что посчитаете нужным. Иных, кто будет ее защищать, схватите. Я бы хотел видеть их живыми, но это и не обязательно. Теперь самое главное, – Хедрик провел ладонью по волшебному зеркалу и изображение Элин Джейн сменилось на маленькую девочку. Это была та Оленфиада, которую алакс запомнил в первый день их встречи. Крошечная, худая девочка с впавшими щеками и светлыми волосами, заплетенными в косу. Она была одета в белое платьице с розовыми цветами, правая рука ее была забинтована, держала металлический костыль. Левая нога в гипсе. Хедрик помнил, как лично снимал его, боясь повредить еще несросшиеся кости. Тогда она была ему дорога. Тогда он не знал, кто она по крови. Но Эйдэн все показал, и девочка стала ему безразлична.

– Если Элин схватить не удастся, то берите ее. Они будут вместе, я не сомневаюсь. Когда эта девочка окажется у вас, поиски Элин Джейн будут не обязательными. Она сама придет к вам навстречу, – Хедрик взмахом руки убрал зеркало. Встал, искоса повернул голову, всматриваясь в бескрайние дали неба.

– Все это – дело первой важности. Отправьте вестников в другие города. Я издаю новый указ, – и алакс глазами провел по воздуху, создавая на нем листы пергамента. В следующую туну на их желтоватой поверхности стали проявляться черные пятна от чернил, еще через туну – слова. Глаза агасфенов начали бегать по строчкам, читая:

УКАЗ №664

– Во всех селениях и градах под властью Великого алакса провести обыски в постоялых домах, трактирах и тавернах.

– Запретить ввоз провизии в ночное время суток.

– Ввести комендантский час. Нарушителей наказывать. Мера наказания предусматривается агасфеном.

– В грады, размеры каковых превышают восьми лим с севера на юг и шести лим с запада на восток, ввести обязательные ночные патрули на границах.

– Ввести запрет на любые передвижения по рекам восточнее Агнии.

– Ввести в Тинк-Кросс две сотни фандеров для ночного, и две сотни мори для дневного патрулирования.

Хедрик свернул магией пергамент и раздал его своим хранителям.

– И еще, – окликнул волшебник, – готовьте мори. Мне нужны лучшие из лучших. Готовьте пехотные отряды. Я сам поведу войско на восток. Можете идти.

Агасфены поклонились владыке, обернулись вокруг своей оси и исчезли, оставляя за собой зеленую дымку. Хедрик устало сел на трон, вцепившись в корни своих черных волос.

Слишком много всего свалилось на его плечи за одно только утро! Столько проблем нужно было решить! Алакс прекрасно понимал, что если троица беглецов уйдет на восточные земли, кие еще не в полной мере были подвластны ему, то поймать их будет весьма и весьма сложно. Единственным спасительным маяком в этом деле была башня Галадеф. Хедрик был уверен: рано или поздно Элин окажется рядом с ней. Тогда-то он ее и поймает. Тогда-то вся сила ваттерской души будет его.

– Мой алакс, – раздался тонкий голосок Боттера за дверью. – Еще кое-что. Могу ли…

– Да, говори, – кивнул волшебник. Он хотел побыть наедине с собой, но больше не решался уклонятся от новостей.

– Ваша личная прорицательница, ваша Святомира, мой алакс… Они забрали и ее.

На мгновение алакс замер. Его бросило в жар, потом в холод. Он со всей силы ударил по столу кулаком и обнажил свои острые зубы.

– А день так хорошо начинался, – простонал он.