14
«Стасу вкололи «сыворотку правды», – догадалась я.
Хороший набор ампул оказался у Доктора. Полный комплект для элитного спецподразделения. Тут тебе и амфетамины, утраивающие силы, и обезболивающие при ранениях, и сверхсекретная «сыворотка правды», развязывающая язык, и наркотическое снотворное, чтобы упаковать пленника. Серьезные боевики многое отдали бы за подобный арсенал.
Я вспомнила неутешительный прогноз онколога. Кое-что из темных ампул и мне бы пригодилось. Сначала обезболивающие, а уж потом, когда метастазы расползутся по организму, – ударная доза снотворного для вечного сна.
В довольно мутную историю попал вчерашний солдат Николай Субботин. Но это еще не объясняет, почему его усердно разыскивает милиция и хотят убить крутые «северяне».
Я спустилась к реке, желая помыться. Полностью разделась и вошла в воду. Страх привычным капканом сковал ноги. С того страшного дня, когда Мир Рухнул, я не в силах зайти выше колена в любой водоем. Вы думаете, я не умею плавать? Отнюдь. Я уверенно держалась на воде. Но… но это было в другой, прежней жизни.
Переждав первые панические минуты, я наклонилась. Ладони щедро черпали чистую воду и растирали по телу. Прохлада бодрила.
В какой-то момент я спиной почувствовала взгляд чужака. Многолетняя осторожность и одиночество развили во мне почти звериное чутье. Я всегда ощущаю, как на меня смотрят. На этот раз взгляд не царапал опасностью, а щекотал любопытством. Я обернулась. Почти по пояс в тумане стоял Субботин. Застигнутый за подглядыванием, он стыдливо присел, желая спрятаться, но все равно оказался выше влажной дымки. Я прыснула, с трудом подавив смех. Видел ли он когда-нибудь голую женщину?
Я невозмутимо продолжила водную процедуру. Пусть смотрит, с меня не убудет. Обнаженное тело – самое ласковое в мире оружие. Как и всяким оружием, им надо уметь пользоваться. Знать самые убойные детали, скрывать слабые стороны. А еще ухаживать и беречь. Помните об этом, женщины.
Мое тело сохранило подтянутость и упругость. Самоограничения и тренировки немного развили плечи и руки, что позволяет при необходимости маскироваться под мужчину. Грудь у меня небольшая, под свободной одеждой ее незаметно. Однако когда требуется, я облачаюсь в короткую юбку или откровенное платье и туфли на высоких каблуках. Я знаю, что в этом случае мужики глазеют на мои стройные ножки. На это и расчет. Пусть смотрят ниже пояса. Зато потом свидетели не смогут вспомнить мое лицо. Их взгляды как по команде цепляются за трепещущую оборку платья, с глупой непосредственностью норовя проникнуть под нее.
Однако в средствах обольщения требуется мера. Половина на половину – лучшее правило. Открыт низ, значит, закрыты плечи, и наоборот. Глубокое декольте лучше всего сочетается с платьем ниже колен. А если обнажена спина, то спереди ткань под горло. В противном случае вы впадаете в вульгарность. Для мужиков это означает доступность, а доступные женщины их неправильными мозгами хорошо запоминаются.
Я уверена в притягательности своего тела как для мужчин, так и для некоторых женщин, но редкий счастливчик получает право прикоснуться ко мне. Я сама делаю выбор. Редко и лишь тогда, когда очень этого хочу.
Но был в моей жизни особо гадкий период, когда с моим мнением не считались.
По вечерам в палату закрытой психиатрической клиники, куда меня упекли по решению суда, повадился заходить завотделением Клыженко. Жирный и противный, с пористым рыхлым лицом, он был похож на жабу. Я так его и называла. Жаба заходил, запирал дверь и расстегивал штаны. Мои руки и ноги предварительно привязывали к углам кровати услужливые санитары. Я выкрикивала ругательства, пока Жаба не заклеивал мне рот скотчем. Потом он задирал мою рубашку, его сальные глазки подолгу разглядывали мой голый живот и беспомощно растянутые ноги. Руками он нервно теребил мошонку. Палата наполнялась его гнусным постаныванием. Чаще всего Жаба кончал надо мной, стремясь брызнуть спермой в пупок. Но иногда, распалившись, он наваливался огромной тушей, пыхтел и насиловал.
Со временем ему это наскучило, и Жаба стал приводить в палату своего приятеля. Длинного, вертлявого и неприятного. Я назвала его Червяком. Жаба хвалился перед Червяком, что я самая лучшая сучка в клинике и обожаю всяческое насилие. В первый же день он продемонстрировал свои слова самым изуверским способом. Червяк был очарован предельной формой моего унижения, его глаза туманились от вседозволенности, по губам сползала слюна. Они выпивали на моем животе, щипали грудь и лобок и по очереди насиловали. Особенно усердствовал Червяк. Он был уверен, что осчастливливает меня. Если он получает удовольствие, то слабоумная девка, запертая в четырех стенах, и подавно.
Однажды парочка негодяев решила потешиться одновременно. Они привязали меня поперек кровати и разлепили рот. Это была их роковая ошибка. Когда возбужденный Червяк сунул свою набухшую вонючку, я сжала челюсти.
И долго их не разжимала.
Жаба лупил меня нещадно, но мое дергающееся тело и крепкие зубы доставляли воющему Червяку лишь дополнительные страдания. Я решила идти до конца. За мои унижения кто-то должен заплатить. И будь что будет.
Жаба догадался вколоть ударную дозу снотворного, когда Червяку уже ничто не могло помочь. Я отключилась избитая, но улыбающаяся…
Я вышла из реки, тщательно вытерла голое тело, ощущая пылкий взгляд молодого человека. Меня забавляла пикантная ситуация. Женские игры забавнее и чище мужских. Я надела трусики, проигнорировала лифчик, облачилась в верхнюю одежду и, расчесывая волосы, весело предложила:
– Можешь искупаться, Субботин. Я подожду.
Солдат словно загипнотизированный стянул куртку с рубашкой. Он шел к воде, а глаза косились на меня, словно я до сих пор была обнаженной. Он так загляделся, что угодил в ямку и пошатнулся.
– Не споткнись! – я перехватила его взметнувшуюся руку. На меня смотрели красные воспаленные глаза. – Да ты горишь. Простужен?
– Я не знаю, – пробормотал парень.
Я заметила красную язвочку на сгибе локтя.
– Это что? Тебя тоже кололи?
Он кивнул.
– Ты же рассказывал, что не согласился. Захотелось силы утроить? Или кайф поймать?
– Я ничего не хотел. Я спал. Когда проснулся, меня держали «черные», а Доктор колол.
– Какие «черные»?
– Они вчера гнались за нами.
– «Северяне», – поняла я. – Значит, ты их знал раньше. Кто они такие?
– Я видел их тогда в первый раз. Они появились с Доктором на рассвете. Он сделал уколы мне и Глыне. Мы не могли сопротивляться.
– Каков был эффект от уколов?
– Никакого. Ни у Глынина, ни у меня. Два дня нас обследовал Доктор, брал кровь, просил сплевывать на круглую стекляшку.
– И?
– Я чувствовал себя как обычно, а потом сбежал.
– Почему?
– Из-за Стаса. Когда его мозги встали на место и он въехал, что признался в изнасиловании и убийстве несовершеннолетней, то струхнул. Он подумал, что мы его заложим. Или я, или Глынин. Мы двое слышали его исповедь.
Субботин замолчал, открытые глаза смотрели в прошлое. Он был где-то далеко. Я дала возможность ему помолчать, а потом дернула:
– Так что у вас произошло?
– Когда я зашел в нашу бытовку, Стас душил Глыню. Моего единственного друга… Тот уже лежал на полу. Стас стягивал веревку, а Глыня беспомощно дергался. Я бросился на Стаса, но получил удар локтем в лоб. Когда очнулся, всё было кончено… Стас заметил, как я поднимаюсь, и спросил: ты не подох? А потом он предложил закопать Глыню на стройке в котловане. Я поплелся в угол, где висели автоматы. Он разгадал мое желание и перегородил путь. Мы застыли лицом к лицу. Стас продолжал меня уговаривать, но в его глазах я видел совсем другое. Пока я думал, что предпринять, в его руке блеснул нож, и Стас бросился на меня. Я чудом отбился и убежал.
– Почему не рассказал Хозяину?
– Я хотел это сделать. Притаился в лесу за стройкой, чтобы его дождаться, а затем случилось самое ужасное.