Борщ
Тимофей Петрович медленно доживал свой век на одной из дач в пригороде Санкт-Петербурга со своей верной женой Анастасией Ивановной. Прожили они вместе больше пятидесяти лет и настолько свыклись друг с другом, что перестали уже обращать внимание на свою вторую половину. Могли пройти рядом и не заметить. Тимофей всю свою сознательную жизнь преподавал высшую математику в одном из городских техникумов, а его супруга работала там завхозом. Но лет десять назад они оба ушли на пенсию и переехали жить за город, на дачу, доставшуюся им по наследству от родителей Тимофея Петровича. Анастасия Ивановна все лето возилась в огороде, осенью готовила банки со всевозможными соленьями, а все остальное время смотрела телевизор или играла в карты со своими подругами по даче. Тимофей Петрович же не разделял увлечений жены и все больше читал газеты и размышлял о политике. Один раз он даже решил написать книгу о своем Отечестве и поделиться взглядами на происходящее в нем. Но в результате так и не смог определиться с названием произведения – «Судьбы России» уже были заняты, а ничего другого, так точно отражающего суть его размышлений, он придумать не смог.
Математика как наука Тимофея Петровича уже не интересовала, не радовала. Новых статей он не читал, а о старых стал забывать. Лишь пачки бумаг, его лекций, сложенные аккуратно в шкафу, напоминали ему о прошлой профессии. С годами появилась у него известная старческая привычка – всех критиковать, начиная со своей жены и ее стряпни и заканчивая новыми учеными и политиками.
– Не борщ у тебя, Анастасия, а свекольный суп! В борще, Анастасия, навар должен быть, мясной. А все остальное так, для красоты. И такой навар, чтобы сверху пленка образовывалась, как только ложку достанешь. А у тебя так – баланда, а не борщ… – возмущался обычно Тимофей, перед тем как съесть борщ.
– Совсем ты невыносимым стал, Тимофей. Занялся бы хоть чем-нибудь полезным, а то… Пень ты старый! Трухлявый!
– Кто?! Сама ты пень! Тьфу на тебя! Я еще… книгу напишу или статью. Ты что, забыла, каким ученым я был? – не на шутку возмутился Тимофей Петрович и замахал в воздухе руками, словно отгоняя от себя мух.
– В техникуме, ты забыл добавить! В техникуме был! Там кроме тебя математикой-то никто и не занимался. А так, в каком-нибудь институте – не заметили бы, – продолжала Анастасия Ивановна.
– Кого не заметили бы? Меня?!
– Тебя, – спокойно ответила Анастасия, уже устав от повышенного тона беседы.
– Да я докажу тебе! Я докажу, на что еще способен. Все эти молодые ученые – сопляки! Мелюзга! Я вот в свое время… – не успел он закончить, как его перебила Анастасия.
– Что ты докажешь, Тимофей? Ты, старый пень! Вот ты кто!
– Я докажу! – с пеной у рта уже не говорил, а кричал Тимофей Петрович. – Я теорему докажу. Неприступную!
– Какую еще теорему?
– Теорему Ферма! – Сказав это, бывший преподаватель сделал шаг вперед и поднял вверх указательный палец. Тимофей Петрович был весь красный. На его шее появилась большая некрасивая вена, которая пульсировала в ритм сердца. Последнее сильно напугало супругу математика.
– О Господи, уймись ты. Ерундой не занимайся, – попыталась успокоить его Анастасия. – Зря я все это начала. Извини меня, Тимофей. Я лучше тебе новый борщ сварю. Наваристый. Как ты любишь.
– Нет! Не нужен мне твой борщ. – Тимофей вскочил со стула и убежал в свой кабинет, где, закрывшись, просидел до вечера.
Анастасия уже привыкла к взрывному характеру мужа, но сегодня Тимофей разошелся больше, чем обычно, и это сильно тревожило Анастасию. Она опять почувствовала себя несчастной, обманутой, будто не смогла сделать правильный выбор еще в молодости, будто не решилась изменить жизнь, пока еще была для этого возможность.
«Зря я с ним в молодости не развелась, пока еще не поздно было. А теперь мучайся на старости лет с таким дураком…» – подумала она и ушла к соседке играть в карты. Домой Анастасия вернулась уже около полуночи. Тимофей Петрович сидел на кухне с довольным видом и пил чай.
– Ты чего это довольный такой? – осторожно спросила Анастасия.
– Доказал! Теорему-то доказал! – Он посмотрел на Анастасию и улыбнулся. На его лице было выражение счастья, которое не посещало его уже много лет.
– Но ведь эту теорему уже двести лет доказать не могут, а ты тут за вечер ее доказал. Не дури Тимофей, ты уже лет десять ни одной книги по математике в руках-то не держал. Иди лучше спать ложись, – аккуратно сказала Анастасия тихим голосом.
– В том-то и дело, что не держал. У меня как будто прозрение наступило, как будто вся эта зашоренность ушла. Я на вещи по-другому смотреть стал! Ты пойми, Настя, все гениальное – оно просто! И тут все просто оказалось!
– Давай я тебе лучше завтра борща сварю? Наваристого, как ты любишь.
– Да иди ты к черту со своим борщом! Тебе только борщ варить и осталось, больше ничего не умеешь. Муж такое открытие сделал, а она опять со своей стряпней. – В этот момент Тимофей вскочил и побежал к телефону.
В течение следующего часа он обзванивал своих знакомых математиков, рассказывая о том, как смог осилить доказательство теоремы Ферма. В подробности доказательства, однако, не вдавался, понимая всю ценность открытия и опасаясь за то, что старые друзья могут попытаться использовать его догадку в своих целях. Тимофей Петрович ликовал.
Перед сном он подошел к уже задремавшей жене, нежно поцеловал ее в лоб и прошептал:
– Все гениальное – просто, Настенька.
Всю ночь Анастасии снились страшные сны, которые она всегда трактовала по-своему. В каждом таком сне она видела определенный знак и считала его своего рода посланием. Сегодня ей приснилось, что она всю ночь бегает по зданию Московского университета и кого-то ищет. Открывает кабинеты, а в них никого нет. В конце концов Анастасия добегает до кабинета заведующего кафедры, врывается в него, а на месте хозяина кабинета сидит ее муж и что-то усердно пишет на листке бумаге трясущимися руками. Она осторожно подходит к Тимофею, который не обращает на нее никакого внимания.
– Тимофей, поехали домой, ты чего расселся тут в чужом-то кресле? – тихо прошептала Анастасия и прикоснулась к руке мужа.
– Что-то тут не так, Настя, ошибка закралась в доказательство теоремы. Не сходится что-то… – И Тимофей нервно продолжил что-то чертить на листке. Лицо его было бурым от напряжения, а на шее пульсировала темно-зеленая вена.
– Домой, Тимоша, поехали домой. Я тебя прошу. Я тебе борщику твоего любимого сварю, – умоляла жена.
– Не могу, Настя, все же просто!
– Что просто, Тимоша? – тихо спросила Анастасия.
В этот момент Тимофей вскочил на стул и закричал надрывным голосом, поднимая указательный палец вверх:
– Все гениальное просто! А иначе и быть не может. А ты убирайся варить свой борщ, раз больше ни на что не способна!
В этот момент Анастасия проснулась, смахнула рукой пот со лба и пошла умываться. В коридоре она обратила внимание на часы: время подходило к полудню. Обычно она вставала рано, но, видимо, бессонная ночь и кошмары нарушили ее режим. Спустившись на кухню, она заметила, как Тимофей откуда-то возвращается. Он зашел в дом, переоделся и, радостный, подошел к жене.
– Ты где был? – спросила Анастасия испуганным голосом. Сон все еще будоражил ее мысли.
– На почту ходил. Доказательство теоремы выслал заведующему кафедры общей математики в МГУ. Матвей дал его адрес, говорит, что раньше с ним в Москве работал, когда тот еще такой птицей не был. Говорит, что тот – мужик толковый, а главное, порядочный! В нашем деле – это главное, а то сопрут доказательство, – гордо заявил Тимофей.
Услышав про МГУ, Анастасия вздрогнула. Тимофей это заметил.
– Ты чего трясешься?
– Мне сон сегодня нехороший приснился… как будто хожу я по МГУ и…
Не успела она договорить, как ее оборвал Тимофей:
– Да брось ты чушь молоть. Сон ей приснился… Бабьи сказки все эти сны!
– Но там про МГУ было, – стала защищаться Анастасия.
– Да ты там ни разу-то и не была, в этом МГУ, сон ей приснился… Тьфу! Мне за доказательство теоремы могут премию дать… Нобелевскую! – зачем-то соврал Тимофей, прекрасно зная, что математикам ее не дают. Анастасия не стала спорить с мужем: ушла в свою комнатку, закрылась и тихонько заплакала, предчувствуя что-то нехорошее. Что-то, что может нарушить и поломать ее и без того непростую жизнь.
«Господи, за что же мне это все?! Разве заслужила я себе такого мужа?» – думала она, вытирая слезы платком…
Утром Максим Андреевич зашел в свой кабинет, неспешно разделся, заварил кофе и стал читать газету, которую купил в метро. Он руководил кафедрой общей математики последние пятнадцать лет, был человеком известным в узких кругах. Нельзя сказать, чтобы уж слишком талантливым, но далеко и не посредственностью. Работу свою знал и делал ее хорошо, по совести. При этом медленно готовился к пенсии и мечтал о том, как будет жить на своей даче в Подмосковье и ловить рыбу. Последнее всегда расслабляло его и повышало настроение. Был Максим Андреевич человеком хоть и строгим, но в душе добрым. А с родными – вообще мягким.
Он медленно растянулся в кресле, отпил немножко кофе и стал читать первую попавшуюся статью в газете. В этот момент в кабинет постучали. Не успел Максим Андреевич повернуть свою голову в сторону двери, как на пороге кабинета уже стояла его секретарша Люба. Она была немного взъерошенной, было видно, что она откуда-то бежала.
– Максим Андреевич, вам письмо! – выпалила она с порога.
– От кого? Я ничего такого не жду!
– От Тимофея Петровича из-под Питера.
– Не знаю таких. Выкинь ты это письмо. Хотя ладно… давай посмотрю. А то уж потерял место, где читал, – с недовольством сказал Максим Андреевич, откладывая в сторону газету.
Он взял конверт, распечатал его и начал читать письмо. С каждой минутой лицо Максима Андреевича становилось все краснее и злее: уголки его губ вытянулись в линию, на лице проступил пот, а веко левого глаза немного задергалось. Еще через минуту он вскочил, скомкал письмо, выбросил его в ведро и вызвал секретаршу.
– Люба, в следующий раз сами читайте письмо, перед тем как мне его нести! Только настроение испортили!
– Опять ферматист? – испуганно спросила женщина.
– Именно! И странно, что его письмо попало прямо ко мне. У нас вон два мешка таких писем лежит в подсобке, которые вы, между прочим, обещали мне выкинуть! Их же аспиранты уже посмотрели.
– А что, в этом тоже ошибка была? – зная наперед ответ, решила спросить Люба, чтобы хоть как-то отвлечь начальника от своей оплошности.
– Да, и представьте – на первой странице. Причем довольно глупая! Видимо, когда-то человек занимался математикой… но очень давно! Умные мысли все-таки были в самом начале.
– Извините, теперь я буду сама все просматривать, – виновато сказала Люба и опустила взгляд, давая понять начальнику, что больше ее ругать не стоит.
– Пожалуйста, возьмите под свой контроль, – сказал Максим Андреевич и закончил разговор.
Прошло несколько месяцев, а Тимофей Петрович так и не получил ответа из Москвы. Последнее сильно угнетало старика: ночами он мучился бессонницей, а каждое утро бегал на почту проверять, не пришел ли долгожданный ответ. Жена обратила внимание, что Тимофей сильно сдал за это время, похудев килограммов на пять.
– Тимоша, поешь уж борща. Я тебе наваристый сварила, – нежно начинала свой разговор жена.
– Не до борщей мне, Настя. Видимо, потерялось мое письмо. Точно потерялось. Так бы уже ответ пришел.
– Успокойся, Тимоша, забудь уж про письмо. Живи уж так… без теоремы этой.
– Ты что, сдурела совсем?! Там же мировое открытие! Думай в следующий раз, когда такие глупости говоришь!
На следующий день Тимофей Петрович поехал в город покупать билет на вечерний поезд в Москву, который прибывал туда рано утром. Одного дня в столице должно хватить на встречу с руководителем кафедры. Обратный билет в Питер был куплен на поздний вечер. Вернувшись домой, Тимофей еще раз аккуратно переписал доказательство теоремы на чистые листы, сложил их в портфель и закрыл его маленьким ключиком, чтобы никто туда не залез. Вечером уже был на вокзале в Питере, а утром – в Москве.
С Ленинградского вокзала он сразу же направился в МГУ. Приехав на станцию метро «Университет», он немного поблуждал в окрестностях главного здания, поспрашивал студентов о том, как лучше дойти до кафедры, и через час уже был там. Найти кабинет заведующего оказалось несложно – о его местоположении знал любой студент математического факультета. Тимофей Петрович осторожно подошел к дубовой двери, прислонился к ней ухом, чтобы проверить, что заведующий кафедры там, и… аккуратно постучал:
– Заходите! – донеслось из глубины кабинета.
Тимофей Петрович открыл дверь и сделал шаг внутрь комнаты. Сердце его колотилось от напряжения.
Перед собой он увидел высокого темноволосого, на вид интеллигентного человека в очках, с довольно строгим лицом. Последнее выражало некое недоумение от происходящего. Заведующий немного насторожился и стал ждать, пока заговорит его случайный гость, видимо, предполагая, о чем может пойти разговор.
– Простите за беспокойство, я – Тимофей Петрович, – кротко начал Тимофей, – я вам доказательство теоремы выслал полгода назад. Вы не изучили?
– Какой еще теоремы? – уточнил Максим Андреевич, прекрасно понимая, о чем говорит гость.
– Теоремы Ферма, я ее… доказал, – улыбнувшись, начал Тимофей. – Там оказывается просто все так. Сейчас объясню…
В этот момент Максим Андреевич резко вскочил с кресла, напугав гостя, и закричал во весь голос:
– О Господи! Люба!!! – В кабинет забежала Люба. – Люба, кто пустил сюда этого человека?
– Я отходила в другое здание. Извините, Максим Андреевич, сейчас разберемся, – стала оправдываться Люба.
– Люба, выведите его, а то я за себя не ручаюсь! – уже хрипел Максим Андреевич от злости. – Не хватало еще, чтобы все эти люди ко мне приезжали!
– Минуточку-минуточку, успокойтесь, пожалуйста, Максим Андреевич, – стала оправдываться Люба. – А вы, уважаемый, покиньте кабинет, без спросу вломились к заведующему кафедры. Не стыдно вам?
Тимофей Петрович похолодел от увиденного, его руки задрожали, а ком обиды подкатил к горлу. Он сделал шаг к столу Максима Андреевича и прокричал:
– Так вы не будете знакомиться с доказательством?!
– Вон!!! – заревел заведующий и ударил по столу кулаком.
– Ты… ты убийца науки! – в отчаянии закричал гость.
В этот момент Тимофей Петрович увидел указку, стоявшую рядом со столом Максима Андреевича, схватил ее и со всего размаху ударил ею по лбу заведующего. Очки последнего разлетелись вдребезги. Обеими руками тот схватился за лоб, из которого хлестала кровь, и закричал на весь этаж. Люба от увиденного слегка пошатнулась, как-то глупо улыбнулась, что-то прошептала и, обмякнув, облокотилась на стену. На крик Максима Андреевича сбежались студенты – они схватили Тимофея Петровича, связали его старой шторой и вызвали полицию. Через час старый преподаватель был в отделении.
Тимофею Петровичу дали два года в колонии общего режима за нападение с целью причинения вреда. По странному стечению обстоятельств он был распределен на кухню и назначен поваром, несмотря на то, что место это было блатным и местные авторитеты оставляли решение по кандидатуре за собой. Но уж больно хорошо он варил борщ, который, как признали бывалые зэки, ни у кого из предыдущих поваров не получался еще таким наваристым и вкусным. «Видимо, он открыл какой-то специальный рецепт», – шептались между собой заключенные и хвалили Тимофея Петровича.