Глава 1
Под всеми парусами
Ярко светит солнце…
Июльское солнце на Средиземном море не просто светит, оно вливает свой огонь в воздух и в море до самого дна. И в кровь всех, живущих в этих краях.
Малыш “Дельфиниум” просто чудом не плавится в этих лучах.
“Дельфи́ниум” – небольшая двухмачтовая яхта, недавно сошедшая со стапелей Шербурской верфи. Это его первое настоящее путешествие.
Форште́вень судна гордо врезается в волны Средиземного моря. Да какие там волны! Гладкий, колеблющийся под ветром шелк. Плыть по нему одно удовольствие. И цвет – синий-синий, как цветки настоящего дельфиниума. И как глаза капитана новенькой яхты.
Пусть солнце жарит сколько ему угодно! “Дельфиниум” не собирается таять. Он же не айсберг и не какой-нибудь там “Летучий Голландец”, чтобы чуть что – растворяться в воздухе. Он обязан прибыть в порт назначения, ведь на его борту самый ценный груз на свете – Любовь. На “Дельфиниуме” совершается свадебное путешествие.
Стоя на капитанском мостике, Гиацинт смотрит в небо. Да… солнце. Отличная погода, ни облачка. Дует ровный свежий ветер, вест-зюйд-вест. “Дельфиниум” идет в полный бакшта́г – ветер попутный.
Около четырех часов пополудни. Жара. Палуба сейчас пустынна. Управление судном не требует особого внимания, и команда отдыхает. Только рулевой у штурвала, да вахтенные матросы; но они спрятались в тень, и Гиацинту кажется, что он один между небом и морем.
Голубой колокол небес слегка звенит. Пенится вода в кильва́тере яхты. Капитан любуется своим судном. Он слегка настороженно прислушивается к скрипу снастей, чувствует, как теплые доски вибрируют у него под ногами. Неудивительно – это их первое совместное плавание.
“Порядок. Надежный малыш. На нем можно и в кругосветное путешествие. Ну, как Вам нравится Ваш свадебный подарок, Ваше Сиятельство?”
Гиацинт улыбается своим воспоминаниям.
“Подарок…”
Вы бывали когда-нибудь на балу Цветов? Если вы хоть раз были в Париже при дворе принцесс Алой и Белой Розы, то вам безусловно известен граф Гиацинт Ориента́ль.[1] Ведь без него, до недавнего времени, не обходился практически ни один бал, прием или праздничный вечер. Его можно было встретить в любой части дворца: в первой паре на танцах; за карточным столом; в саду… Да где угодно, он ведь жил при дворе.
Во дворцовой хронике почти каждая политическая интрига связана с именем Гиацинта Ориенталь. Но его имя там фигурирует только в качестве защитника чести принцесс или интересов Франции – никак иначе. А вот любовные интриги и сплетни… Тут мнения расходятся.
Юный граф – выпускник дворцовой Оранжереи, там же, при дворце Тюильри́, ещё в самые молодые годы снискал себе славу любимца дам и первого дуэлянта Парижа. У него была масса друзей при дворе и немало поклонниц. Но последние три года все тётушки и почтенные мамаши незамужних дочерей пребывали в сильнейшем волнении. Гиацинт собирался жениться!
Его выбор не был тайной ни для кого. Маленькая фрейлина принцессы Скарлет[2] – Виола Одора́та,[3] которая совсем недавно появилась во дворце, стала его избранницей.
При, ставшей легендой “донжуанской” славе графа, причин для беспокойства вроде как не было. Но мамаши, чуткие словно флюгер к перемене ветра, мгновенно всполошились.
И не зря. Виола – скромное прелестное дитя, (в котором, пожалуй, только сам Гиацинт да принцесса Скарлет сумели разглядеть железный характер) похитила его сердце и отдавать не собиралась. Паника захлестнула дамские ряды со скоростью цунами.
Всё дело в том, что слова “многие влюблены в него” и “он любил многих” – не одно и то же. Нет, граф искренне любил женщин (как лучшую половину Цветочного мира), восхищался ими, и они платили ему взаимностью. Но даже самые осведомлённые любители придворных сплетен не смогли бы определённо назвать хоть нескольких любовниц Гиацинта. А Любовь его знали все: Виола. Единственная.
Он ухаживал за ней нежно и преданно. Виола подшучивала над ним, а Гиацинт старался за иронией и беспечным смехом спрятать всю силу её власти над ним. Наследник древних трубадуров, истинный сын Французского Юга, Гиацинт сочинял серенады и стихи в честь возлюбленной.
Пригодился и морской опыт: веревочная лестница – надежная дорожка к окну прекрасной дамы. И к её сердцу тоже. Ночами он сидел на подоконнике её комнаты и любовался своей “спящей красавицей”. Оставлял ей подарки, записки и исчезал бесшумно, не нарушив сна любимой.
Виола знала об этом. Часто, пряча улыбку в кружевах подушки, она следила за его силуэтом в окне. Слушала песни и тихие переливы гитары. И спокойно засыпала, зная, что он рядом и охраняет её сон. Это была их тайная игра.
Весь двор называл их “Ромео и Джульетта”, но мало кто знал, что с Шекспировскими героями их роднит не только молодость и нежные чувства.
Было ещё одно обстоятельство. Мать Виолетты – красавица маркиза Матио́ла была категорически против их брака. Но, наконец, и её покорило обаяние Гиацинта, и полтора месяца назад маркиза всё-таки благословила брак своей дочери и графа Ориенталь.
Да, полный титул нынешнего капитана “Дельфиниума” звучит: Бонифа́с-Гиаци́нт, граф Ориента́ль. И отец его – герцог Провансальский. Ну и что?
Сейчас Гиацинт стоит босиком на нагретых солнцем досках корабля. Широкие рукава простой матросской блузы раздуваются словно крылья. Руки в карманах. Ветер треплет светлые непослушные пряди его волос. Гиацинт смотрит в небо. И плевать ему на дворцовый этикет в высоты капитанского мостика! Каждый имеет полное право проводить свой медовый месяц как ему вздумается! Впрочем, друзья не удивились бы, увидев сейчас блистательного графа.
Чему удивляться? Он всегда был таким.
Уроженец Марселя, Гиацинт с детства проводил время в порту. Он был сначала юнгой, матросом на нескольких кораблях, а по обстоятельствам и помощником капитана. Гиацинт всегда обожал путешествия, море, театр и терпеть не мог лицемерной придворной атмосферы. Если бы не Виола – ни дня бы он там не жил!
Так что, сейчас (по выражению самого Гиацинта), он только вернулся в своё “первобытное состояние”, где и собирается пребывать как можно дольше.
Когда вечером, после бала на Дне Рождения принцесс, и замечательных событий, которые там происходили,[4] Виола и Гиацинт объявили наконец о грядущей свадьбе, весь двор взорвался бурей восторга. Крёстная мать принцесс – знаменитая дама благотворительница мадемуазель Пассифло́ра[5] (не без помощи которой маркиза Матиола сменила гнев на милость и увидела некоторые достоинства своего будущего зятя), так вот, мадемуазель Пассифлора объявила, что в виде свадебного подарка желает преподнести молодым небольшой парусник.
Пассифлора Страстоцвет давно знала семью Гиацинта и его самого. Лучший подарок придумать было невозможно.
Маршрут свадебного путешествия не обсуждался – ехать решили во Флоренцию, ведь более “цветочного” города на свете не существует.[6] К тому же, во Флоренции их ждала семья Георгин (Джордано, их сын, приглашал Гиацинта в гости с друзьями ещё до известия о свадьбе). Поездка к гостеприимным берегам Италии была решена.
Из Марселя – в Ливо́рно, потом заехать во Флоренцию, потом плыть в Неаполь на родину мадам маркизы Матиолы, а дальше… Когда Виолу спрашивали об этом подружки, она делала неопределённый жест рукой: “по обстоятельствам, куда захотим". Это лишь подогревало всеобщее любопытство и зависть.
Чудесная яхта заранее заказанная Пассифлорой в Шербуре (Пассифлора знала о свадьбе куда раньше чем её участники!) после долгих споров была названа очень по-морскому: “Дельфиниум”.
Гиацинт хотел дать кораблю имя своей возлюбленной и стоял за “Виолетту”. Но невеста воспротивилась:
– Я буду ревновать. Яхта прекрасна, ты хочешь, чтобы все говорили: “Ах, твоя “Виолетта” такая красавица! С такой куколкой хоть на край света!” И прочее… Мне будет обидно.
Муж засмеялся:
– Ну, будешь считать, что они говорят о тебе. Ты всё равно лучше всех.
Но Виола изображая ревность воскликнула:
– Нет уж, выбирай! Или я, или она. Раз на твой взгляд мы обе заслуживаем комплиментов, то получать их желательно раздельно. Придумай ей другое имя.
Гиацинт обещал.
– Назови “Матиола” в честь маркизы, – посоветовал Джордано.
Но давний друг Розанчик, паж принцессы Бьянки, вполне определённо высказался по этому поводу:
– Не вздумай! Корабль, названный именем тёщи, потонет, даже не выйдя в море. Пусть уж лучше будет “Флер-де-Лис”.[7] Очень патриотично.
– Оч-чень, – согласился Гиацинт. – Но это ведь не океанский крейсер. Тут нужно что-то такое… – он пошевелил пальцами, как бы перебирая клавиши фортепиано.
– “Дельфиниум”, – сказала Виола.
Видимо во избежание соперничества, она решила выбрать мужское имя.
– Как ты сказала? – встрепенулся Розанчик.
– Дельфиниум.[8]
Мальчишки с минуту молча смотрели на неё.
– Годится, – решил Гиацинт и в виде поощрения поцеловал невесту. – Я знал, что ты у меня умница.
Виола скромно улыбнулась:
– Стараюсь. Надо бы посмотреть на него, а то вдруг имя не подходит.
Гиацинт беззаботно возразил:
– Подумаешь! Не подойдёт – перестроим корабль. Нет проблем!
Так и решили.
Малыш “Дельфиниум” оказался двухмачтовой яхтой водоизмещением 120 тонн. На нём была парусная оснастка бригантины: фок и ма́рсель на фок-мачте, на грот-мачте – косой грот и то́псель. Кроме того – грот-стаксель (косой парус между мачтами) и кливера́́ на бушпри́те – наклонной мачте вынесенной вперёд на носу судна. “Малыш” делал свободно десять-двенадцать узлов[9] при не самом благоприятном ветре. А при попутном – все семнадцать!
“Игрушка что надо! – с завистью говорили моряки. – На таком, хоть вокруг света!”
В пробном плавании новые хозяева не присутствовали. Свадьбу решили устроить немедленно, в кратчайшие сроки. Принцессы Скарлет и Бьянка по приглашению королевы Елизаветы II Английской должны ехать на месяц в Англию. Многие придворные поедут с ними. И все, во что бы то ни стало, хотели присутствовать на свадьбе “Ромео и Джульетты”.
Для венчания предлагалось множество мест.
Принцессы настаивали на Нотр-Дам в Париже, в крайнем случае, можно провести церемонию во дворцовой часовне в Тюильри́, там венчались сами король и королева.
Родители Гиацинта хотели, наконец, видеть сына в родных краях, а венчаться лучше в Марселе.
Джордано с Розанчиком чуть не подрались, доказывая, что лучше: всё-таки Нотр-Дам, ну, может, Сен-Дени́ или Санта-Мария-дель-Фьо́ре во Флоренции.
Матиола возражала: нельзя же ехать в свадебное путешествие до свадьбы. А жениться надо само собой в Неаполе – это ясно.
Пассифлора предлагала своё герцогство Страстоцвет, как более-менее нейтральную территорию.
Виола только растерянно переводила взгляд с матери на принцесс и на лица друзей.
Её жених хранил молчание и во время бурного обсуждения лишь загадочно улыбался. Когда поток предложений, наконец, иссяк, и взоры всё-таки обратились к молодой паре, Гиацинт хлопнул себя по колену и встал. Он сказал очень спокойно, как давно решённый вопрос:
– Мы будем венчаться в Кафедральном Соборе в Тулузе. После свадьбы, по всем гасконским правилам, мы исчезнем недельки на две и будем жить у меня в поместье. Вот так…
Присутствующие растерянно переглянулись.
– Всё-таки, почему именно в Тулузе? – спросила Матиола.
Гиацинт пожал плечами:
– А где же ещё? Она – сердце Аквита́нии. С одной стороны – Гасконь, с другой – Прованс. Рядом, в Альби́ – родовое поместье отца Виолы. Страстоцвет – ещё ближе, ну и мой Марсель недалеко. Как раз туда свадебный кортеж поедет после нашего венчания в Сент-Этьенн.
В ответ на это маркиза молча повела бровью: “логично, что сказать”.
– А Флоренция? – взвыл Джордано. – Ты же обещал!
– Через две недели мы все вместе поедем во Флоренцию на “Дельфиниуме”, как договорились, – успокоила его Виола. – Все основные торжества будут там.
– А Париж – простит, – добавил Гиацинт, галантно поклонившись в сторону обеих принцесс. – Если Ваши Высочества желают, то мы можем хоть сейчас обручиться здесь, в Садовой часовне.
Больше никаких возражений не было.
В первых числах июня Гиацинт и Виола вступили в законный брак. Церемонию проводил архиепископ Тулузский в присутствии всех знатных гостей, в том числе обеих принцесс.
После шумного веселья молодожёны уехали в старый замок Ориенталь поблизости Марселя. Они были абсолютно счастливы. Наслаждались обществом друг друга; катались верхом по долине Гаронны, съездили в Альби́. Виола до этого не бывала в собственном поместье, она росла с матерью в Неаполе. Гиацинт показал ей любимые места своих детских игр. Они бегали в порт смотреть на корабли… Короче, неделю жили в любви и согласии.
Больше им не позволили.
В замок Ориенталь явился Розанчик и потребовал от юных супругов собираться, наконец, в путь. Пора отдавать приказ о переводе “Дельфиниума” в Марсель. Друзья жаждут свадебного путешествия и точка!
Гиацинт давно мечтал выйти в море, но нарушать волшебное уединение и возвращаться в шумную компанию совсем не хотелось. Может, ведь, человек раз в жизни отдохнуть!
– Не может! – категорично заявил Розанчик.
Его друг пробовал защищаться:
– В конце концов, ты эгоист если не понимаешь: мы устали от придворной суеты…
– …И удалились в деревню, где на лоне природы предаёмся усладам любви… – ехидно закончил Розанчик. – Ты сам эгоист! Тебе корабль зачем подарили? Вас же друзья ждут! Джордано уехал, готовит вам встречу в Ливорно, а вы…
Гиацинт вздохнул.
Положение спасла новоявленная мадам графиня. Идея Виолы понравилась всем, а Гиацинту – больше всех.
“Вот это – настоящий подарок! Хорошо, что всё так устроилось!”
План Виолетты был прост: зачем вести корабль в Марсель, если от Шербура до Гавра – два шага? Это во-первых. Во-вторых, они имеют полное право побыть наедине, но и от поездки во Флоренцию не отказываются.
– Значит, чтобы все были довольны, сделаем так…
Сейчас собираемся и едем в Париж – Розанчик ведь всё равно не отстанет. Из Парижа наши гости и родственники во главе с твоим отцом и моей мамочкой едут в Италию. А мы отправляемся в Гавр, где ждёт “Дельфиниум” уже вместе с командой.
– Зачем? – не понял Розанчик. – А путешествие?
Виола засмеялась:
– А это и будет путешествие: вы через Дижо́н, Лио́н, Тури́н едете в Италию. А мы с Гиацинтом плывём туда же. Вокруг Испании, через Гибралтар. Мы приплывём на “Дельфиниуме” в Ливорно, и вы будете нас там встречать. А потом вместе поедем во Флоренцию. Это будут гонки “кто медленнее”. Ясно?
– Ясно, – вздохнул Розанчик. – Но в Неаполь-то поедем все вместе? – подозрительно спросил он.
Молодые клятвенно пообещали, что “да”.
– Ладно…
6-го июля 1997 года “Дельфиниум” вышел из Гавра. В тот же день принцессы Скарлет и Бьянка отбыли в Лондон. В порту они в последний раз пожелали удачи своим “Ромео и Джульетте”. Путешествие началось.
Экипаж для своей яхты Гиацинт разумеется набирал в Марселе. Вся команда состояла из двенадцати человек: восемь бравых матросов; кругленький кок мэтр Ора́нж;[10] старый боцман Адансо́н-Диги́т, прозванный за свою приземистую коренастую фигуру “Баобаб”.[11] Сам Гиацинт – капитан, и юнга, роль которого с боем отстояла для себя Виолетта…
Как раз в этот момент Виола появилась на палубе.
“Ой-ёй!” – сказал бы Розанчик, если бы вдруг увидел сейчас самую элегантную фрейлину принцессы Скарлет.
Виола снизу помахала Гиацинту рукой. Он кивнул и, склонив голову набок, с усмешкой наблюдал, как она прошла вдоль штирборта и принялась ловко карабкаться на смотровую площадку фок-мачты.
“Ой-ёй!” И этот мальчишка – скромная мадемуазель Виола Одората, то есть, графиня Ориенталь? Ну и ну!
На Виоле надета тельняшка в фиолетовую полоску (она доходит ей почти до колен). Лиловые морские брючки клёш, синий беретик…
Гиацинт вспомнил, как они поругались с Виолой перед отъездом из-за этой её идеи – быть юнгой “Дельфиниума”.
– Пойми, дисциплина на корабле – прежде всего, – доказывал Гиацинт. – Если моя жена будет болтаться серди матросов, я не смогу управлять судном и мы потонем. Это я тебе обещаю.
– А ты не говори, что я твоя жена. Скажи – младшая сестра. Пусть относятся ко мне как к юнге, а не как к графине. Я хочу посмотреть, какой была твоя жизнь раньше, без меня.
– Здрасьте! И не говорить, что у нас свадебное путешествие, да? Команда и так понять не может, почему в Италию надо плыть не из Марселя, а вокруг всего Пиренейского полуострова. Для них это как доставать правой рукой левое ухо. А тут ещё девчонка на корабле, которая вмешивается в дела управления судном.
– Ну я же только юнга. Я буду оч-чень послушной. И ни во что не буду вмешиваться, – подлизывалась Виолетта. – А в Ливорно мы им, честное слово, всё расскажем. Вот будет смешно!
Спорить с ней было просто невозможно. Гиацинту и самому идея понравилась, но он хмуро предупредил жену:
– Учти, я тебя защищать не стану. Если боцман решит выбросить тебя за́ борт – будешь разбираться сама.
– Ага! – весело кивнула Виола. – Только что это за дисциплина на корабле, если боцман принимает решения без согласия капитана? – Она лукаво улыбалась, чувствуя, что победила.
– А я ему разрешу, – прищурившись, пообещал Гиацинт.
Его жена не дрогнула:
– Согласна. Значит, я буду юнгой?
Он засмеялся:
– Ладно, посмотрим…
Как ни странно, Адансон-Дигит, боцман, которому Гиацинт сообщил, что “в пробное плавание по Атлантике и Средиземному морю хочет поехать его младшая сестричка”, не выразил ни удивления, ни протеста. Адансон много лет служил в “Пальмовой Ветви” – марсельской торговой компании, где отец Гиацинта был крупным держателем акций и имел два торговых судна. Своего нынешнего капитана старик-боцман знал ещё ребёнком. Гиацинт буквально вырос у него на руках. Хорошо зная семью Гиацинта, боцман, правда, не припоминал, чтобы у герцога Провансальского кроме сына была ещё и дочка, но может, двоюродная сестра…
Команда, пока “Дельфиниум” не вышел в море, особых надежд на плавание не возлагала. Чего ждать, если капитан – двадцатилетний мальчишка! Придворный щёголь желающий поразвлечься, самоуверенный настолько, что судно идёт без старшего помощника… И юнгой взяли девчонку. Где это видано! Одна надежда на боцмана. Баобаб им знаком давно. Видели не один шторм у берегов Вест-Индии. Этот не подведёт…
А такого капитана “Ориенталь” они не знали. Никогда не слыхали! Баобаб их не разубеждал, посмеиваясь в свою рыжую бороду. Потом кому-то наконец пришло в голову, что это же – Гиацинт… О, такого моряка они знали, хотя бы по слухам. Оставалось убедиться, что это он и есть.
После первых дней плавания матросы признали, что с капитаном им, пожалуй, повезло. Рейс пройдёт без осложнений. И, когда убедились, что Гиацинт действительно их земляк, а не “проклятый северянин” (несмотря на то, что корабль вышел в море из Гавра, а не из милого их сердцу Марселя), то всё встало на свои места.
Виола как-то естественно прижилась в команде. Видимо все решили: “сестра капитана и нам сестра”. Единственное отличие от настоящего члена экипажа состояло в том, что спала Виола не в кубрике, а в собственной каюте. Но эта “непозволительная роскошь” ей легко прощалась.
Юнга из девчонки получился отличный. Весь день она носилась вверх-вниз по вантам фок-мачты – помогала ставить паруса. Приносила вахтенным освежающий холодный нектар (жарко ведь!) Иногда ей даже давали подержать штурвал, (конечно, не вблизи берегов), и время от времени ей почти удавалось удержать корабль на нужном курсе.
“Секунды две, не больше”, – уверял Гиацинт с тайной гордостью глядя на “сестричку”.
В общем, жизнь на корабле шла довольно ровно. Они в плавании уже двенадцать дней; через день ожидают увидеть берега Италии.
Три дня назад, ночью “Дельфиниум” вошёл в Гибралтарский пролив. Виола спала. Гиацинт не хотел будить её, но добрейший боцман Адансон-Дигит заорал таким громовым голосом: “Вставайте, бездельники, Гибралтар!” – что, наверное, слышно было и в Испании, и в Африке.
“Ну, Баобаб, я тебе вспомню “Гибралтар!” – сквозь зубы процедил Гиацинт, вставая с узкого дивана в капитанской каюте. – Чтоб мне потонуть в первой же луже, если я ещё хоть раз попрошу Вас, боцман, “предупредить” меня о чём-либо!”
Он злился зря. Виола с радостным визгом вылетела на палубу. Она никогда не простила бы себе, что проспала такое событие. Были даже видны огни в форте Гибралтар на левом берегу и маяк в Сеу́те – на правом.
– Ура! Мы в Средиземном море!..
Со времени как яхта вошла в самые синие на свете воды Средиземного моря, ход путешествия изменился. Во-первых, ветер наконец стал попутным. Ведь от Гавра до португальского мыса Сен-Винсенти они практически всё время ползли при неблагоприятном ветре “в одну четверть”. А после Гибралтара задул ровный западный ветер. “Дельфиниум” сразу почуял перемену и как скаковая лошадь стал рваться вперёд. Сейчас они идут со скоростью… что там говорили утром? Где-то пятнадцать узлов. Нормально.
Виола ласточкой взлетела на мостик и встала рядом с Гиацинтом.
– Привет!
Он обнял её за плечи:
– Как дела, солнышко?
– Отлично. А ты что торчишь тут как… флагшток с биза́нь-мачты? (Виола в последнее время изучала морской лексикон).
– У нас нет бизань-мачты, – улыбнулся он. – Только фок и грот.
– Я знаю, потому и спрашиваю. Ты стоишь тут уже полчаса, если не больше.
– Не больше. С тех пор как я здесь, второй склянки ещё не было.
Виола шутя стукнула его кулаком в плечо:
– Издеваешься, да? А на “Дельфиниуме” днём не бьют склянки каждые полчаса. Только раз в час. Ага?!
– Молодец, юнга, – одобрил капитан.
– Потому что запомнила такую простую вещь?
Он посмотрел на жену:
– Нет… Вообще – молодец.
Ещё бы! Ведь благодаря Виоле они проводят время так чудесно. Неужели всё могло сложиться как-то иначе? Нет, только так. Вдвоём, на собственном корабле, среди бескрайнего моря. Это – настоящее свадебное путешествие. А если кому-то охота увешать корабль от флагштока до ватерлинии праздничными гирляндами и распугать всех чаек и акул на милю вокруг звоном венчальных колокольчиков – пожалуйста! При входе в порт они устроят для родных подобное “романтическое” представление. Весь “реквизит” – в трюме, в сундуках. Ждёт своего часа. Надо будет видеть лица матросов, когда они узнают, что скрывается за “пробным плаванием”.
От этих развесёлых мыслей капитана оторвала Виола. она дёрнула мужа за рукав:
– Слышишь, ветер вроде переменился. Какой это теперь?
– Зюйд-вест. Он только чуть перешёл к югу.
– А что это значит?
Гиацинт усмехнулся:
– Ничего. Так и должно быть…
Виола почувствовала неуловимую тревогу, но промолчала.
Странный ветер…
“Странный ветер", – уже наверно раз двадцать сказал бы боцман Адансон, будь он сейчас на палубе. Он бы прошёлся по юту, задрав в небо торчащую веером рыжую бороду, прислушиваясь к воздушным потокам. Странный…
Гиацинт к ветрам демократичен. Особенно сейчас ему глубоко всё равно левым или правым га́лсом идёт “Дельфиниум”. Лишь бы шёл, хоть бакштаг, хоть бейдеви́нд.[12] Главное, что вообще есть Ветер. И Море. И можно – под всеми парусами! Не всё ль равно куда?..
Из рубки выглянула рыжая борода боцмана. Задержалась, “принюхиваясь” к ветру. Через мгновения появился и сам Адансон-Дигит.
Увидев Гиацинта и Виолу на мостике, Баобаб подошёл к ним. Он был крайне удивлён:
– Капитан, барометр падает…
Глава 2
Шторм в подарок
– Барометр падает, – повторил Адансон. Он подозрительно глянул в небо: – Похоже, будет гроза.
Гиацинт пожал плечами:
– И отлично. Не думаю, что она затянется надолго, но у “малыша” (он постучал ногой по доскам настила) будет случай показать себя.
Баобаб с сомнением покачал круглой головой:
– Оно, конечно, так, но… гроза на Средиземном море в июле… Такое редко бывает.
– Значит, нам повезло, – заключил Гиацинт.
– А что, будет буря, да? – Виола с интересом внимала разговору двух мужчин и, наконец, вмешалась.
Боцман снисходительно посмотрел на неё:
– Ну, бури не будет. Так, небольшое волнение. Может быть, дождик. Но на всякий случай, надо приготовиться… Юнга! Живо лети в кубрик, поднимай этих бездельников.
– Не сто́ит, – махнул рукой Гиацинт, – Рано ещё.
– Как прикажете, капитан, – кивнул Адансон. – Подождём…
К вечеру столбик барометра сполз ещё на одно деление вниз и теперь, вместо 760, бывших утром, он показывал 745 миллиметров ртутного столба.[13] Анероид в каюте капитана показывал то же самое: давление снизилось, будет дождь.
– Вот и прекрасно, – сказал Гиацинт анероиду. – Нам как раз не помешает маленькая встряска перед концом путешествия.
(Барометр в ответ, естественно, промолчал).
Ветер усилился. К восьми вечера его скорость увеличилась до 15 метров в секунду, то есть, до тридцати миль в час. Но поскольку ветер оставался попутным, капитан пока не давал приказа уменьшить парусность "Дельфиниума".
Гиацинт ещё раз обошёл весь корабль, перекинулся несколькими словами с вахтенными матросами, потом задержался на носу яхты, поднявшись на основание бушприта. Ухватившись за штаг, он минуты две напряжённо всматривался вдаль.
Море было пустынно. Встречные суда уже больше суток не попадались им на глаза. Гиацинт спустился в кают-компанию ужинать.
Кок – мэтр Оранж был настоящим знатоком своего дела. Маленькая команда «Дельфиниума» не могла остаться равнодушной к его кулинарным шедеврам, чем Оранж очень гордился. В этот день он порадовал экипаж огромной лозаньей,[14] посыпанной зеленью; фаршированными баклажанами, а на десерт – яблочный пудинг.
Кают-компания на яхте была и столовой. За обедом и ужином вся команда (кроме вахтенных) во главе с капитаном собиралась за длинным дубовым столом, чтобы насладиться творениями мэтра Оранжа.
Завтрак на яхте в организованном порядке не существовал. Вставали рано. Беря пример с капитана, матросы, когда выдавалась свободная минутка (то есть, в самый непредсказуемый момент) влетали на камбуз, где их ждал заранее готовый поднос с бутербродами и горячий кофе. Вот и весь завтрак.
Сейчас за столом царило оживление (видимо, это перемена погоды так подействовала на моряков). Все чувствовали: должно случиться нечто необычное.
У Виолы от свежего морского ветра разыгрался аппетит. Проглотив немалый кусок лозаньи, она покончила с едой раньше всех и с нетерпением ожидала десерта. Устремив прицельный взгляд на блюдо с пудингом, она так явно облизывалась, что лицо добряка Оранжа расплылось в улыбке.
– Ого! Юнга чувствует бурю, – засмеялся кок. – Если у мальчишек появляется волчий аппетит, это предвещает шторм точнее любого барометра.
– Примета верная, – серьёзно кивнул Баобаб, жуя второй баклажан. Правда, Виола была не мальчишкой, но вся команда согласно закивала:
– Да… Точно так… Конечно.
“Юнга” смущённо улыбалась. Гиацинт сделал знак Оранжу подавать десерт.
После ужина матросы собрались на баке.
– Да, погода конечно не июльская, – качал головой Баобаб.
– Но откуда он взялся? – кивая в сторону откуда дул ветер, удивлялся тощий матрос Тимьян,[15] – Так же не бывает.
– В море всё бывает, – авторитетно возразил боцман.
– Нет, конечно, всё может быть, – сказал рулевой Клеве́р,[16] пощипывая мочку уха. – Но я, лично, ещё не попадал в шторм в такое время. Здесь же устойчивый антициклон… Должен быть.
Веснушчатый матрос Люцерна[17] беспечно заявил:
– А может, в Африке снег выпал? Вот давление и поменялось.
– Ага, – кивнул Базиль,[18] – Может, ещё и землетрясение где-то рядом случилось?
– Почему бы и нет?
Баобаб возразил.
– Это возможно, конечно. Но тут, ребята, причина в другом.
– Комета, – солидно изрёк Фенхе́ль,[19] штурман "Дельфиниума".
Все живо заинтересовались новой гипотезой.
– Точно! Наверняка это её проделки.
Они посмотрели на западную часть неба, но было ещё слишком светло.
– Фенхель, а как может комета вызвать циклон? – спросил пятнадцатилетний Поль Люпи́н,[20] младший матрос.
Штурман пояснил:
– Очень просто может. Это комета Хейла-Боппа,[21] пик её активности попадает как раз на июль этого года. От неё же исходит притяжение как от Луны…
– И от этого может неожиданно меняться давление? – Поль Люпин старался разглядеть невидимую комету.
– Не неожиданно, а закономерно, – поправил Фенхель. – Только, влияние кометы достоверно не изучено и не особо поддаётся прогнозам.
– Ну, ясно.
– Да это и не циклон, – вмешался Адансон-Дигит. – Так… Местное явление.
– Интересно, что думает по этому поводу капитан? – спросил Клеве́р, обращаясь к боцману.
Баобаб внимательно изучал свою трубку, почерневшую от дыма. У него был вид гадалки, которая ищет ответ в разводах кофейной гущи. Он сказал:
– Капитан считает, что это… подарок Юпитера лично для нас. Команде не мешает слегка встряхнуться перед прибытием в порт.
Люпин удивлённо вскинул брови:
– Юпитера? Почему?
Клевер засмеялся?
– А, ясно! Сегодня четверг – день Громовержца.[22] А такие циклоны как раз после дождичка в четверг и случаются, не чаще! Тогда всё сходится!
– Отлично, – подхватил Люцерна. – Если наш капитан так дружен с Повелителями Стихий – нам повезло.
Пожилой матрос Вереск[23] покачал головой:
– Да… Только главное, чтобы он умел и усмирять шторма́, а не только вызывать их.
– Ты, старичок, требуешь слишком многого! – в один голос весело воскликнули Клевер и Люцерна.
Баобаб поддержал их:
– Наше дело не командовать ветрами, как мы хотим, а обращать себе на благо, какие есть!
Мысль боцмана была столь глубока, что все некоторое время молчали. Ветер усиливался…
Гиацинт с Виолой гуляли на юте. Порывы ветра резко толкали молодую графиню. Гиацинт усмехнувшись, отдал ей свою куртку.
– Что, юнга, дрожишь? Первая буря в нашей семейной жизни. Боишься?
– Нисколечко, – отвечала Виола. Она помолчала, подозрительно глядя на мужа: – А всё-таки, откуда взялся этот ветер?
– Как откуда? С Юга. С юго-востока, то есть. Это же зюйд-вест.
Виола в раздумье закусила губу:
– Но ведь так не должно быть? Это необычно.
Гиацинт улыбался, глядя в сторону.
– Кто тебе сказал, что необычных вещей не должно быть? Признайся, ты ведь хотела шторм, ну хоть маленький. А то, за всё плавание ни одного большого приключения. Ну, отвечай, хотела?
Виола улыбнулась:
– В общем, да. Ну и что?
– А то, – серьёзно сказал Гиацинт, – что желания влюблённых должны всегда исполняться. Особенно, в свадебном путешествии.
Виола доверчиво смотрела на него.
– Разве, всегда-всегда?
– Всегда. Правда, не все сразу… Просто влюблённые – как дети – они плохого не желают и верят в чудеса.
Виола молча кивнула.
Ночью бушевала гроза. Без дождя, но с громом и вспышками молний. Скорость ветра достигла двадцати метров в секунду. Гиацинт приказал спустить топсель. Потом матросы, скользя как тени по пе́ртам марса-рея,[24] взяли два рифа на марселе.
"Дельфиниум" нырял и взлетал на гребни волн как настоящий дельфин. Виола восхищённо смотрела как парус, подтянутый риф-сезнями, уменьшается, словно по волшебству. Она стояла на палубе рядом с Гиацинтом.
“Слава Богу, хоть наверх не полезла, – думал он, поглядывая на светящееся лицо жены. – Её, попробуй, удержи!”
Капитан с радостью взял бы “сестричку” за руку и не отпускал от себя ни на шаг. Но он прекрасно видел всю неисполнимость этой идеи. Поэтому, только украдкой вздохнул.
Снизу послышался сердитый бас Адансона:
– Поживее, ребята! Люпин, осторожней, не свались оттуда! Торопитесь! Чертополох вам в зубы, бездельники! – Боцман повернулся и заметил Виолу: – А ты чего прохлаждаешься?! Ступай в рулевую рубку, тридцать акул тебе вдогонку! Живо!!
Гиацинт лишь посмотрел ей вслед, когда юнга, беспрекословно повинуясь приказу, помчалась в рубку. Капитан снова обратился к управлению яхтой.
– Какой сейчас ход судна?
– Девятнадцать, – откликнулся боцман. – Лаг бросали десять минут назад.
– Хорошо…
Гиацинт прикинул расстояние: “Девятнадцать, ну, двадцать узлов[25]… К утру, если повезёт, будем в Ливорно".
Гроза не прекращалась. Яхта летела вперёд, едва касаясь килем поверхности воды. К полуночи Гиацинт приказал убрать грот и большой кли́вер.
Слабо светясь в ночи, белый треугольник кливера упираясь пополз вниз. Упав на палубу, парус взметнулся, как огромное крыло альбатроса. Тимьян и Люцерна вдвоём ухватились за край мокрого тяжёлого паруса. Кливер сдался, и матросы свернули и закрепили его. Гиацинт оценивающе посмотрел на туго натянутый под ветром грот-стаксель. Земля была слишком близко…
“Пусть остаётся пока", – мысленно решил капитан. Прихватив подзорную трубу он поднялся на бушприт.
Ничего… Кроме бушующего моря и ветвистых молний. Через час наблюдатель доложил, что вдалеке по правому борту мелькнул огонёк.
Капитан спокойно кивнул, он ждал это сообщение.
– Фок на гито́вы. Убрать ма́рсель. “Не то врежемся, “ – мысленно добавил Гиацинт.
Экипаж поспешил выполнить приказ.
Через полчаса капитан сам встал к штурвалу. «Дельфиниум» явно почувствовал руку хозяина. Он вздрогнул и пошёл круче к волне. После манёвра с парусами скорость яхты снизилась до шестнадцати узлов. Неся только фок и стаксель, она летела подгоняемая ветром. Да на носу белело узкое крылышко кливера. Огонь с правой стороны вырос и был виден вполне ясно. Молнии рвались с лёгким треском, распарывая ночное небо. Гром откликался совсем отдельно, как салют пушек с далёкого берега. Видимо, гроза стихала.
В рулевой рубке бесшумно возникла Виола. Не оглядываясь, Гиацинт сказал ей:
– А как же мой приказ не появляться на палубе и помогать Оранжу внизу?
Она не обиделась.
– Я там уже всё сделала. Можно мне остаться здесь? Я хочу побыть с тобой.
– Соскучилась? – он поднял бровь.
– Да, господин капитан!
Он коротко усмехнулся:
– Ладно, оставайся.
– Что это там светится? – Виола кивнула в сторону огонька.
– Маяк. Проходим мыс Капо-Бьянко.
– Это Корсика? Уже так близко?
– Слишком близко.
Виола смотрела на маяк. Мигающая звёздочка то исчезала за волнами, то снова всплывала.
– Капитан, впереди полоса рифов! – раздался голос вахтенного.
– Спасибо… Вижу, – вполголоса ответил Гиацинт. – Теперь, лево руля, – скомандовал он сам себе.
Штурвал завертелся. Яхта плавно вильнула, огибая подводную ловушку. Виола на миг разглядела белые гребешки мелькнувшие в нескольких десятках метров от досок штирборта.
– Всё? Прошли благополучно? – оглянулась она.
Гиацинт кивнул:
– Зови рулевого. Дальше – его дело.
Через десять минут Гиацинт вернулся на мостик. Вахту у штурвала принял Клевер.
Адансон-Дигит довольно пыхтя трубкой, подошёл к графу.
– Красивый манёвр, мой мальчик. Я всегда верил, что доживу до того дня, когда ты станешь моим капитаном. Вот – дожил.
Гиацинт усмехнулся:
– Приятно слышать, крёстный. Как думаешь, сколько до итальянского берега?
– Миль пятьдесят, не больше.
– Опасно подходить ночью. В Ливорно нас ждут, надо войти туда при полном параде, при свете дня.
– Прикажете лечь в дрейф, капитан?
– Придётся… Чуть позже. А то, чего доброго, кувыркнёмся как раз на Тосканском рейде.
– Нам это некстати! – засмеялся Баобаб.
– Точно, совсем некстати. (Гиацинт мысленно улыбнулся, представляя, какой сюрприз ждёт команду по прибытии в порт.)
Они продолжали беседовать, пристально глядя на горизонт. Гроза прошла, но ветер держался очень свежий. Пробили шесть склянок. Гиацинт вздохнул:
– Три часа… Скоро рассвет.
Баобаб молча грыз пустую трубку. Граф спохватился:
– Старина, иди, тебе не мешает отдохнуть после сегодняшней ночки.
– Думаешь, всё позади?
– Пожалуй, да. К берегу нам сейчас спешить не стоит, а в остальном, опасности нет.
– Ладно. А Вам, мой капитан, отдых не нужен? – иронически спросил боцман.
– Скорее, не положен, – в тон ему откликнулся капитан. И засмеявшись махнул рукой: – Иди, иди. Без тебя разберусь.
– Месье Адансон! – раздался у них над головами голос юнги.
Гиацинт вздрогнул и мысленно чертыхнулся, увидев свою возлюбленную на са́линге грот-мачты.
“Ну, слезь только, сестричка! Я тебе устрою", – угрожающе подумал он.
Виола действительно начала спускаться по вантам, которые изрядно качались под порывами ветра. Спустившись до смотровой площадки – грот-марса, она перебралась туда и остановилась, держась за стеньгу. Внизу она видела их обоих, но обращалась почему-то к боцману.
– Месье Адансон, а зелёные звёзды бывают?
Баобаб задрал бороду вверх:
– Я не видел пока. Что за чушь, юнга?
Виола указала рукой прямо по курсу:
– Тогда это – что?
Гиацинт схватил подзорную трубу. Действительно, в ночи невысоко над водой мерцала зелёная звёздочка.
– Топ-огонь корабля, – бросил он, не отрываясь от окуляра трубы. – Лечь в дрейф!
Голос боцмана загремел, повторяя команду:
– Лечь в дрейф! Тысяча акул и хвост медузы! Немедленно! О чём думает рулевой, помесь лианы с гиеной! Заснул, что ли?! К повороту!..
"Дельфиниум" развернулся навстречу ветру.
– Паруса долой! Отдать якоря!
Матросы спешно убирали последние паруса.
Виола достала заткнутые за пояс рукавицы, надела их и, ухватившись за фордун, соскользнула на палубу. Гиацинт уже подходил.
– Я же тебя просил, – тихо сказал он.
Она упрямо тряхнула чёлкой.
– Если бы я никуда не лазила (как ты просил), мы бы врезались! Кстати, во что?
Он смерил её взглядом.
– В морское чудовище. Пошли, посмотрим.
Яхта развернулась, и теперь огонёк был со стороны кормы. Гиацинт дал жене трубу:
– Видишь?
– Да… А что это, берег?
– Нет. Зелёный фонарь на мачте чужого корабля. Видимо, не маленького, судя по высоте. Дай, гляну.
Она отдала трубу:
– Ещё слишком темно. Ничего не видно. А почему мы не могли обойти его?
Гиацинт опустил трубу и стоял, облокотившись на планшир. Огонёк был виден и так, только совсем крошечный. Точно – звёздочка. Граф медленно ответил:
– Ну, во-первых, может быть, он стоит на рейде у берега. Тогда нам надо быть осторожными не напороться на скалы. Во-вторых… кто его знает, кто он, этот сосед? Обойти его мы бы конечно смогли. А уйти, если понадобится?.. В любом случае, подождём до утра.
– А что, тут есть пираты? – спросила Виола, пряча любопытство.
– Может быть. Страшно?
Она встала рядом и тоже прислонилась к перилам:
– С тобой – нет.
– А я опасаюсь, – признался Гиацинт. – Не я, всё-таки, снаряжал «Дельфиниум» в плавание. Жаль. У нас меньше оружия и пушек, чем мне хотелось бы. Лучше проявить излишнюю осторожность. Это – море. Всё может быть.
– Но я же с тобой, – успокоительно сказала Виола, обнимая мужа за плечи.
Капитан засмеялся, поцеловал жену и ближе притянул её к себе.
Шторм угасал…
Глава 3
“Эдельвейс”
Часам к четырём утра мрак на востоке стал рассеиваться. Волнение на море совершенно улеглось. «Дельфиниум» чуть покачивался во сне. Цепи якорей то слабели, то снова натягивались, удерживая яхту.
Чужой корабль смутно чернел в миле от них. Мачты незнакомца начали постепенно проявляться на светлеющем фоне неба. Но разглядывать его кроме чаек было некому. «Дельфиниум» спал. И сам корабль и команда отдыхали после грозовой ночи. Лишь двое матросов стояли вахту. Но на самом деле они не “стояли”, а сидели на баке и лениво играли в карты. К кораблю-соседу они не проявляли ни малейшего интереса.
В семь часов Гиацинт приказал сниматься с якоря. Сейчас, при свете дня, стало ясно, как им повезло. Неровный край берега был отчётливо виден впереди. Это была только узенькая полоска на горизонте, но ночью, помедли они ещё час, яхта неминуемо бы врезалась в скалистую громаду. Вернее, села бы на рифы, не доходя до берега. Зелёная звёздочка корабельного огня спасла их.
По команде капитана матросы вытравили якорные цепи. Стали поднимать паруса.
Гиацинт вместе со штурманом Фенхелем отправился в рубку. Склонившись к большой карте Средиземного моря, они определяли путь, пройденный яхтой за ночь, и её координаты. Карандаш в руке Гиацинта прошёлся по корсиканскому побережью.
– Мы прошли рифы у Капо-Бьянко в три склянки ночи, то есть, в полвторого. Нас отнесло немного к северу от Ливорно. Где именно сейчас «Дельфиниум»? Берег от нас на расстоянии никак не более двадцати миль…
Фенхель почесал карандашом бровь:
– Я полагаю, нас снесло по прямой, ведь, судя по наблюдениям, ветер не менялся всю ночь. Таким образом… (он приложил к карте полукруглую линейку с нанесённой на ней градусной шкалой). Если ветер изменился ночью на два румба, значит мы… здесь. Но можно проверить секстаном.
Фенхель провёл карандашом линию, продолжив путь яхты от предыдущей (то есть вчерашней) точки до нынешнего местоположения. И поставил маленький крестик чуть севернее впадения реки Арно в море. Гиацинт постучал по крестику грифелем карандаша:
– Ну, правильно… Мы поворачивали только в виду Корсики, а после Капо-Бьянко снова шли в полный бакштаг, туда, куда нёс нас ветер. Если он изменился на 22°30' то, мы сейчас в пятнадцати милях от берега. А до Ливорно около двадцати… Совсем рядом. Вправо двадцать по компасу! Держи на юго-восток! – крикнул он через окно рулевому.
"Дельфиниум" лёг на курс. Силуэт корабля-соседа начал расти, по мере того, как яхта приближалась к нему. Ещё ночью по высоте мачт можно было догадаться, что “сосед” много больше «Дельфиниума». Теперь он виден был вполне ясно. Это большой военный бриг с высокой кормой. Водоизмещением не менее 500 тонн. Стоя на якоре, он мягко покачивался с боку на бок, высоко сидя в воде. Видно было, что его вместительные трюмы сейчас пусты.
Обе мачты брига снисходительно кивали малышу, проплывавшему мимо. Корабль казался необитаемым; на нём не было заметно ни малейшего движения. Флага не было. Вероятно, как и на «Дельфиниуме» его спустили перед началом шторма. На чёрной корме с роскошной позолоченной резьбой заметно выделялась белая надпись: “Эдельвейс. Порт Кадис”.
Проходя вдоль штирборта брига, матросы с «Дельфиниума» разглядели, что оснащён он как для военного похода. Порты пушек были задраены, но само их количество внушало уважение. Люцерна насчитал двенадцать пушек по борту и две торчали на носу. Значит, всего их должно быть двадцать шесть. Ничего себе!
Виола стояла на юте, с интересом глядя на оставшийся за кормой корабль. Ей вспоминался ночной разговор о пиратах. Вот если б эта чёрная громада погналась за ними, удалось бы удрать? Ну, ясно, никто за ними не погонится – порт слишком близко. И на чужаке явно нет команды. (Куда же она делась? Вся на берегу? А вахтенные?) Впрочем, неважно. Вот “Эдельвейс” и совсем уменьшился. Теперь даже если захочет догнать – не удастся.
Виола удивилась собственным мыслям: она совсем не чувствует благодарности чёрному бригу за его ночное вмешательство. Будто и не на нём горел зелёный огонь.
“Почему же он мне не нравится? Он ведь такой элегантный, красивый и… страшный. А! Поняла. Этот корабль похож на…”
От размышлений Виолу отвлёк голос капитана. Гиацинт приказал матросам спуститься в трюм и достать три больших сундука.
“С реквизитом, – поняла Виола. – Ой, правда, мы уже почти пришли в порт. Пора наряжать «Дельфиниум»… и себя!”
Неясная полудогадка, полувоспоминание – на кого похож “Эдельвейс”, растаяла как тень под лучами солнца…
Глава 4
Преображение
Гиацинт собрал всю команду на юте.
– Через час-полтора мы будем в порту, – сказал он. – Все вы – отличные ребята и настоящие моряки (сегодняшняя ночь ещё раз доказала это). Думаю, вы не откажетесь мне помочь.
– Сделаем всё, что в наших силах, капитан! – дружно ответили “ребята”.
– А что от нас требуется? – поинтересовался Клевер.
Гиацинт помолчал секунду, и держа руки в карманах, неофициально ответил:
– Я потребую от вас страшной жертвы. Нам всем надлежит принять более цивилизованный вид. В Ливорно нас ждут. Не падайте в обморок, если толпа разодетых в шелка́ герцогов и маркизов ринется на «Дельфиниум» поздравлять нас.
– С чем, капитан?
– Об этом потом… Пока что, нам надлежит превратить нашего малыша в “плавучую клумбу”. Там (он указал подбородком на сундуки, стоящие на палубе) всё необходимое: цветные гирлянды, ковры, бархатные навесы с золотыми кистями и прочая чепуха. Надо изобразить картинку увеселительной прогулки. Сможете?
– Постараемся, – ответил за всех Баобаб. – Это проще простого.
Гиацинт кивнул:
– Спасибо. Через час всё должно быть готово.
– Будет сделано, капитан.
– По сигналу соберёмся на палубе. Форма одежды – парадная.
Все помчались разбирать “реквизит”. Виола тоже хотела помочь, но Гиацинт удержал её за локоть.
– Нет, юнга. Останьтесь. Извольте отправиться к себе в каюту и принять вид… соответствующий Вашему высокому положению, мадам графиня, – шепотом добавил он, оглянувшись, никто ли не слышал “приказ”.
Виола вытянулась по стойке “смирно”:
– Есть, капитан. Разрешите идти?
– Идите.
– Есть!
Виоле удалось сделать со всей серьёзностью лишь два шага. Потом она обернулась и рассмеявшись, ласточкой упорхнула к себе в каюту. Выбирать платье “соответствующее высокому положению”.
“Иди, солнышко, – мысленно проводил её Гиацинт. – Жаль, что эта игра подходит к концу".
Через сорок минут у себя в каюте граф Гиацинт Ориенталь закалывал тёмно-синий шейный платок бриллиантовой булавкой. Она изображала платиновый миниатюрный цветок гиацинта с жемчужиной в центре и лепестками, искрящимися мелкими алмазами. Стоя перед овальным зеркалом в белоснежной батистовой рубашке, атласных штанах от костюма и светлых, цвета слоновой кости, высоких ботфортах из тончайшей мягкой кожи, Гиацинт в десятый раз перекалывал чёртову булавку.
Наконец, она встала на место. Он сдёрнул со спинки кресла роскошный атласный камзол: белый с синим. Фигурные зубцы вставки сходились примерно на середине предплечий. Скроенный строго, как китель морского офицера, камзол сиял богатым серебряным шитьём. На койке лежала шляпа светлого фетра с лиловыми, белыми и синими перьями и с большой прямоугольной пряжкой, тоже серебряной. Гиацинт недовольно покосился на шляпу. Достал лиловые шёлковые перчатки и, держа одну из них за пустой мизинец, задумчиво покачал перед собой как маятник. Хмыкнул и зашвырнул перчатку на кровать, к шляпе.
“Обойдутся", – решил он. Накинул камзол на одно плечо как гусарский ментик и вышел из каюты.
“Оля-ля!.. Ребята потрудились на славу!”
Корабль напоминал раскрашенную бонбоньерку. Гирлянды, колокольчики. Палуба надраена и покрыта ковровыми дорожками. Всё, что может блестеть – ярко сверкает под лучами солнца.
“Порядок", – оценил капитан и постучал в дверь соседней каюты.
– Да. Заходи, – ответил голос Виолы.
Гиацинт переступил порог и замер.
– Что? Отвык? – засмеялась жена.
Она заканчивала укладывать причёску. Новое платье из белого муслина с лиловыми стрелками как и костюм Гиацинт светилось серебром.
– Ты мне очень нужен. Скажи, какой набор драгоценностей сюда лучше?
– Подожди…
Граф надел камзол полностью и шагнул к столику с зеркалом. Там лежали два открытых футляра, обитые изнутри чёрным бархатом. На нём как звёзды в ночи́ сияли драгоценные камни.
– Бриллианты или жемчуг? – спросила Виола.
– Конечно жемчуг, – не раздумывая, ответил Гиацинт. Он взял ожерелье из крупного океанического жемчуга и сам надел его на шею возлюбленной. И галантно протянул футляр, где остались серьги. – Прошу.
Виола несмело взяла одну серёжку.
– Я, по-моему, разучилась всё это носить… (она примерила) Тяжёлая какая… Совсем забыла все придворные речи и правила этикета. В общем, это всё чепуха, – подытожила графиня, надев вторую серьгу.
Гиацинт насмешливо прищурился:
– И чтобы забыть всё, тебе хватило двух недель? Стыдитесь, Ваше Сиятельство! А как же благородное происхождение, врождённая тяга женщин к драгоценностям, образование, три года жизни в Париже…
– Баста. – Она чмокнула любимого в щёку. – Довольно! Тебе всё это никогда не мешало загорать сутками на капитанском мостике. Хоть в мечтах, хоть по-настоящему. Сыграть можно любую роль (если её основательно выучить), а природа – есть природа.
– Что-то очень знакомые слова, – усмехнулся граф. – Мои, что ли?
– Чьи же ещё? Нас, наверно, уже ждёт команда?
– Нет. Адансон подаст сигнал к сбору. Я выйду, а ты появишься потом. Договорились?
– Да.
В этот момент они услышали пронзительный рёв боцманской дудки: “Пошёл все наверх!!” – и топот ног по палубе.
– Пора…
Гиацинт поцеловал ручку своей прекрасной дамы (на её руке остались мозоли от шкотов и брасов такелажа, но это делало её в глазах мужа только более прекрасной) и вышел на палубу.
Весь экипаж был в сборе. Бравые матросы использовали все доступные средства, чтобы придать яхте и себе самим парадный вид. Это удалось им настолько хорошо, что теперь они при ярком свете с сомнением разглядывали друг друга, пытаясь отгадать: “Тот ли это парень, с которым мы вчера стояли вахту, и который выиграл у меня в кости весь будущий заработок этого рейса? Вроде похож…”
Да, матросы постарались. Кроме новых тельняшек, одинаковых у всех, они вырядились в самые экзотические костюмы, которые можно увидеть только на картинках с подписью “Восточный базар”. Атласные шаровары всех цветов, пёстрые широченные пояса (за которыми так и надеешься увидеть рукоятки кинжалов и старинных пистолетов), кожаные жилетки поверх тельняшек. Косынки из цветного шёлка живописно повязанные на шее или на голове (по самой пиратской моде). Некоторые соизволили даже надеть парусиновые туфли, а щёголь Клевер – даже плетённые греческие сандалии.
А лица! Колючие словно кактусы до недавнего времени подбородки были гладко выбриты. На тёмных от загара лицах цвели слегка смущённые улыбки. В левом ухе у некоторых поблёскивали золотые серьги: привилегия моряков ходивших вокруг света. (Гиацинт и сам когда-то носил такую серёжку, (не в Париже, конечно), и расстался с ней лет в пятнадцать. Виола этого времени уже не застала, а Баобаб должен помнить. Кто, интересно, как не боцман проколол ухо своему крестнику где-то на краю света, в притоне Берегового Братства на Гаити.)
Кок Оранж в апельсинового цвета камзоле и кружевной сорочке с тройным жабо́ выглядел точно королевский метрдотель. Боцман Адансон гордо прохаживался вдоль левого борта. Его трубка выглядывала из нагрудного кармана жилета, как перископ подводной лодки. Рыжая борода аккуратно расчёсана (насколько это вообще возможно). На груди, на массивной цепочке как орден Золотого Руна, висела боцманская дудка.
– Венецианский карнавал да и только! – ворчал Баобаб, удивлённо рассматривая команду. Завидев на палубе Гиацинта, он скомандовал:
– Смирно!
Капитан махнул рукой: “Отставить. Вольно", – но экипаж не мигая продолжал смотреть на него. Гиацинт скользнул глазами по застывшей шеренге матросов. Задержал взгляд на боцмане и склонил голову, пряча улыбку. Потом ещё раз глянул на преображённый корабль. Обернулся к команде.
– Нам куда больше подошло бы имя “Хамелеон”, – негромко заметил Гиацинт. – Я сам, встретив «Дельфиниум» вчера и сегодня, принял бы его за две разные яхты. Надо бы вместо Ливорно смотаться на Карибы: раз и навсегда покончить с пиратством. Все корабли Берегового Братства потопятся без боя, от зависти, едва увидев мой экипаж. Пойдёмте на корму, я хочу вам кое-что сообщить.
Все поднялись на ют, вслед за капитаном.
В синих глазах Гиацинта плясали лукавые чертенята. Он повёл рукой в сторону набережной Ливорно, куда «Дельфиниум» медленно приближался.
– Видите эту толпу у нас на траверзе? Собрались они именно встречать нашу яхту. Там масса высоких гостей, гарантирую не менее двух герцогов, одну маркизу и прочих благородных синьоров и синьор. Но, в основном, вся эта праздничная суматоха у нас на борту, которая вас, вероятно, удивляет, поднята в угоду одной прекрасной даме…
Он лукаво улыбнулся. Кто-то из матросов осмелился высказать догадку:
– Вероятно, господин капитан, Вы хотите покорить сердце какой-то итальянской принцессы, и потом увезти её с собой…
Он отрицательно качнул головой.
– Нет. Принцесса у меня уже есть. А весь маскарад устроен, чтобы покорить сердце моей любимой тёщи.
(Может быть, корабль дал крен, кто знает, но все матросы разом покачнулись от этого известия).
– А…? Господин капитан… Как это “т-тёщи”, разве Вы женаты? – удивлённо нахмурился боцман.
Гиацинт улыбнулся:
– Женат. Уже почти месяц, – успокоительно добавил он, заметив обиженный взгляд Баобаба: “Всё-таки, я Вас с детства знаю, могли бы и сказать…”
– Да, почти месяц, – повторил Гиацинт. – И свою жену я вам сейчас покажу. Команда имеет право знать всё.
– Но до берега ещё довольно далеко, чтобы кого-то рассмотреть, – нерешительно сказал младший матрос Поль Люпин.
– Гм… А вы постарайтесь, – предложил капитан. – Оглянитесь и увидите её.
Матросы послушно обернулись, всё ещё ничего не понимая. И расступились…
Там стояла фея. Из тех, что рисуют в сказках. Гиацинт протянул ей руку, и Виола взошла на ют. Команда растерянно хлопала глазами. Рулевому очень хотелось тоже посмотреть на чудо, но он боялся выпустить штурвал. Поэтому, повернув шею, (с риском вывихнуть её) он выглядывал из рубки, силясь не пропустить ни минуты необычного представления.
Виола стояла рядом с мужем. И смеющимися зелёными глазами обводила “своих ребят”.
– Вот. Позвольте вам представить, друзья, мою жену графиню Виолу Ориенталь.
Через миг до всех дошло, что чудесное видение в прошлом было юнгой – “сестрой” капитана. А оказывается, это – его жена…
“Но ведь так даже лучше! Значит, она – их хозяйка и никакой принцессы не будет. Это всё – сейчас!”
Экипаж, переглянувшись, по сигналу боцмана грянул троекратное “Виват!” в честь прекрасной графини. (Честное слово, всем показалось, будто с пристани ответило эхо.)
Гиацинт подошёл к боцману.
– Старина, ну, ты не обижайся. Всё было тайной по желанию моей… супруги.
Баобаб ухмыльнулся:
– Я знал, что здесь всё не так просто с этим “пробным плаванием”, но чтобы так… А юнга… то есть, мадам графиня не сердится на меня? – Баобаб с сомнением подёргал себя за бороду. – Мало ли что…
– Она Вами очарована, месье Адансон. Ты заслужил её искреннюю дружбу… Особенно когда заорал среди ночи трубным гласом “Гибралтар!!!” – мстительно напомнил Гиацинт.
Баобаб смущённо потупился как школьник перед классной дамой.
– Вы же просили предупредить Вас, капитан.
– И поэтому надо было будить всех, словно пришёл день Страшного Суда? – насмешливо спросил граф.
Виола услышала их разговор. Она подошла и поцеловала Баобаба в бородатую щёку.
– Спасибо. Вы – верный друг. А ты хотел, чтобы я проспала такое событие, да?
Гиацинт закатил глаза. Но промолчал. Только что, он сам дал ей право показывать свою власть над ним, поэтому лучше было не спорить.
Глава 5
На пристани Ливорно
Вахтенный матрос примчался на ют:
– Мы вошли в гавань!
Капитан кивнул.
"Дельфиниум" после преображения на рейде Ливорно и так шёл только под кливерами и гротом. Остальные паруса были убраны и на их месте развевались гирлянды и ленты.
– Спустить грот, – приказал капитан. – И… нам давно не мешало бы поднять опознавательные знаки. А то явились как привидение.
Немедленно грянул приказ боцмана:
– Поднять флаг Королевства Франции и личную эмблему капитана!
На флагштоках в мгновение ока взлетели два полотнища: белый флаг с золотыми королевскими лилиями (флаг французского королевского флота) на фок-мачте и длинный лазурный вымпел с гербом графов Ориенталь (белый якорный крест с раздвоенными язычками, обведенный кругом) – на гроте.
"Дельфиниум" с шиком подвалил к пирсу. Левым бортом. Матросы на пирсе поймали концы и «Дельфиниум» ошвартовался у причала. Гиацинт приказал подать носовой трап. Они с Виолой рука об руку спустились с юта, навстречу друзьям и родным.
Первым на дощатый настил яхты ступил сам герцог Провансальский. Он подал руку своей спутнице, и маркиза Матиола поднялась на палубу. Следом поднимались другие гости.
Две пары встретились. Дети поклонились старшим: Виола изящно сделала реверанс, а Гиацинт склонил голову в коротком офицерском приветствии. Выпрямился, тряхнув кудрями.
“Шляпы всё равно нет, – злорадно подумал он. – Мести́ пол перед маркизой просто нечем!”
Матиола, видимо, поняла его улыбку. Она обняла и поцеловала дочь в обе щёчки и подошла к нему.
– Рада тебя видеть, caro genero,[26] – сказала мадам.
– Бонжур, мамочка, – ответил он.
Маркиза рассмеялась и шутя ущипнула его за ухо:
– Не забыл!
Гиацинт развёл руками.
Конечно, он помнил, как Матиола согласилась на их свадьбу с Виолеттой, в шутку поставив условие никогда не говорить ей “Вы” и “мадам маркиза”. Пожалуйста, он принял правила игры. Теперь их приветствия не обходятся без иронии с обеих сторон.
Отец Гиацинта тоже поцеловал свою милую невестку и подошёл к сыну. Они обнялись.
Герцог – высокий, широкоплечий мужчина лет за сорок был на добрую голову выше Гиацинта. С твёрдым, даже суровым лицом, удивительно добрыми глазами, гораздо более светлыми, чем у сына, с небольшой круглой бородой и серебряной львиной гривой волос он походил на благородного Червового Короля, каким его обычно изображают на игральных картах.
– Ну, как дела, сынок? Выглядишь неплохо.
– Ты тоже.
Герцог обнял сына за плечи:
– Стараюсь… Как первый самостоятельный рейс, капитан? Мы заждались вас. Неделю живём в Ливорно, и каждое утро мальчишки бегали в порт, узнать, нет ли "Дельфиниума”. Вас очень ждали…
– Я знаю, папа.
– Как девочка перенесла путешествие? – спросил герцог, имея в виду свою невестку. Сын хмыкнул:
– Лучше, чем я. Она летала по всему кораблю от киля до кло́тиков, а я мог только молить Бога, чтобы ничего не случилось.
– И вчера? – лукаво спросил герцог, намекая на шторм.
– В особенности вчера!
Его отец довольно усмехнулся:
– Так тебе и надо! Есть на свете справедливость. Будешь знать, что чувствовали мы с матерью, когда ты удрал с Баобабом в Вест-Индию.
Гиацинт посмотрел в сторону Виолы. Она кружилась по палубе в обнимку со своей старшей сестрой Фиалкой Триколор. Он поднял глаза на отца.
– Да. Наверное ты прав, папа: так мне и надо.
Герцог покачал головой:
– Ох, подожди, будет у тебя свой сын…
Граф засмеялся:
– Пойди, расскажи об этом Баобабу. Вон он, караулит тебя как коршун. Хочет похвастаться своим учеником. Папочка, ты ему скажи, чтобы не смел заманивать твоего будущего внука на корабли, а то…
– …А то вырастет перекати-поле, как его отец, – закончил герцог мысль сына. – Пойду, скажу, только вряд ли поможет.
– Вряд ли, – согласился Гиацинт.
Отец потрепал его по плечу и направился вдоль борта на корму: там действительно ждал его боцман Адансон.
К Гиацинту с двух сторон подлетели Джордано и Розанчик.
– Привет! Наконец-то!
Они обнялись все втроём. Потом Розанчик влез на основание бушприта и оглядел нарядную яхту. Весь такелаж вокруг был увит гирляндами. Джордано задрав голову рассматривал убранство мачт.
– Ну, как кораблик? – спросил Розанчик, прыгнув на бак. – На воде держится?
– Пока да, – Гиацинт сочувственно усмехнулся. – Но если ты будешь по нему так гарцевать, он долго не протянет.
– Он же шторм выдержал, – вмешался Джордано Георгин, озорно сверкнув чёрными глазами. – Что ему теперь сделается?
– То – шторм, а то – Розанчик, – возразил граф. – Его можно сравнить разве что с тайфуном.
Он кивнул в сторону пажа. Розанчик подёргал висящий на фордуне[27] хвост гирлянды с колокольчиком.
– Оторвёшь, – предупредил Гиацинт, – сброшу за́ борт.
– Друг называется, – ухмыльнулся Розанчик, щёлкая по колокольчику, – за какую-то лиану утопить готов!
– Не волнуйся, там не глубоко, – “успокоил” Джордано.
– А я не волнуюсь, – ответил Розанчик и снова дёрнул хвост. – Она же шторм выдержала, чего ж сейчас отрываться. – Он хитро смотрел прямо в глаза Гиацинту: – Спорим, ты их повесил только сегодня рано утром. Под страхом смерти ты не плыл бы в этой цветочной корзинке всё время. Я тебя знаю! Точно?
Гиацинт спокойно возразил:
– Ты проиграл. Мы их повесили не утром, а всего час назад. Но если об этом узнает мадам маркиза, я сделаю из тебя новый якорь или фигуру для форштевня – на выбор.
Угроза подействовала: Розанчик оставил гирлянду в покое.
От группы гостей, которых развлекала Виола, отделился и направился к ним высокий смуглый мужчина с орлиным носом. Он был в очень роскошном гранатовом камзоле и опирался на резную трость с золотым набалдашником.
Это был сам хозяин Флоренции – Великий герцог Тосканский, отец Джордано. Сын поспешил познакомить их с Гиацинтом.
– Вот, папа, это и есть мой друг…
– Гиацинт Ориенталь, – поклонился Гиацинт.
– Джорджо́не, герцог Тосканский (он приветливо посмотрел на собеседника). Сын столько о Вас рассказывал, граф. И я уже имел честь познакомиться с Вашей женой. Она – прелестна. Жаль, у меня нет такой дочки.
Гиацинт развёл руками:
– Мой папа говорит то же самое, Ваше Сиятельство.
Герцог закивал:
– Да, да, мы с Вашим отцом нашли общий язык.
– Я рад.
Герцог изъяснялся по-французски свободно, но с чуть заметным акцентом. Он указал набалдашником трости на левый и правый борт, будто провёл мостик:
– У Вас великолепная яхта, граф. Я наблюдал, как она входила в гавань. Очень красивые линии корпуса и идёт отменно. У меня самого есть небольшая шхуна, но она в Венецианской лагуне.
Гиацинт заинтересованно кивнул. Джорджоне продолжал восхищаться "Дельфиниумом".
– Он даёт двенадцать узлов?
– При хорошем ветре – до двадцати. Так, пятнадцать-семнадцать.
– O, benissimo![28] – оценил герцог. – Вчерашний шторм вы провели в дрейфе?
– Нет. Ветер был попутный, мы, оставив минимум парусов, шли по курсу.
– Но это опасно. Вы могли разбиться о скалы Корсики.
– Мы проходили ночью в виду рифов мыса Капо-Бьянко, – кивнул граф. – Но особая опасность нам не угрожала.
– Смелый манёвр! Передайте моё восхищение Вашему капитану. В опасный момент он вёл корабль?
– Да. Но я вряд ли смогу передать ему Ваше мнение.
– Почему, – удивился Джорджоне. – Впрочем, я с радостью поговорю с ним сам. Кто капитан Вашего "Дельфиниума”?
Гиацинт скромно поклонился:
– Он перед Вами, синьор.
– Мадонна! Теперь ясно, почему мой мальчик Вами просто бредит. Я очень рад нашему знакомству, граф. Но разрешите мне осмотреть яхту.
– Прошу, – сделал любезный жест Гиацинт. – «Дельфиниум» в Вашем полном распоряжении.
– Благодарю Вас.
Новые гости подходили, раскланивались и шли смотреть корабль. От «Дельфиниума» и его команды все знатные синьоры были в полном восторге.
Гиацинт поймал за рукав Розанчика:
– Послушай, я не вижу твоей милой сестрички, Шиповничек. Она же хотела приехать.
Розанчик махнул рукой:
– А, она в последний момент умчалась с принцессами в Англию. Ну её, пусть едет. А я вот ещё не поздоровался с Виолой. Куда она делась?
– Понятия не имею. Да вот же она!
Виола шла прямо к ним.
– Розанчик, как дела? Дождался нас, наконец?
– Дождался… А ты… ничего выглядишь. Красавица, – изрёк верный паж. – Тебе идёт замужество.
Виола звонко захохотала.
– Оно всем идёт! Я раньше кем была? Фрейлиной. А теперь – королева!
– Королева, – согласился Розанчик. – Слушай, твоё величество, скажи этому (он кивнул на Гиацинта), что он чудовище. Обещал покатать на яхте, а сам…
Гиацинт обещающе поднял ладонь:
– Сейчас покатаешься. Под килем. – И спросил у Виолы: – Все на борту?
– Вроде, все.
Гиацинт крикнул матросам:
– Убрать трап!
Вахтенные кинулись со всех ног выполнять приказ. Розанчик изумлённо уставился на друга:
– Чего, серьёзно что ли?
Он даже охрип от волнения. Граф поднял бровь:
– Конечно, серьёзно. Отдать швартовы! – скомандовал он.
Матросы приняли швартовые концы и стали наматывать их на битенги. «Дельфиниум» отвалил от пирса.
– Право руля!
Яхта не спеша повернулась.
– Здорово, – прошептал Розанчик. – Ура!..
Он метнулся к бушприту и влез на него. Потом, держась за снасти, вскарабкался дальше на утлегарь и уселся там.
– Грохнешься, – предупредил Гиацинт.
Но паж не слышал. Всё его внимание поглотили усы белой пены у форштевня судна и тени чаек над головой. Он тихо сидел и был, кажется, счастлив.
Капитан приказал поднять паруса грот-мачты. Косой грот, топсель и стаксель взвились над палубой. Кливера́ подняли ещё раньше. Косые паруса можно поднимать снизу, с палубы. Путаться среди гирлянд на реях сейчас не имело смысла.
Гости наслаждались плаванием. Виола спросила:
– Мы будем идти вдоль берега?
– Да нет, отойдём на милю-другую и станем на рейде. Потом вернёмся.
– К вечеру?
Гиацинт засмеялся:
– К утру. Будем ночевать в море. Пусть покатаются.
Она глянула на него, склонив голову набок.
– Я так и знала, что будет сюрприз. Стал бы ты ради пяти минут прибытия так уродовать яхту.
Он утвердительно кивнул:
– Правильно. Пусть погуляют, а потом будет банкет. Сбегай к Оранжу, узнай, всё ли у него готово. Может, что-нибудь надо помочь… – Он осёкся и постучал себя по лбу: – Извини. Забыл, что ты уже не юнга.
Виола засмеялась.
– Ничего, я сейчас сбегаю.
Он надменно смерил её взглядом:
– В этом платье – на камбуз? Сидите здесь, графиня. Я сам.
Уже поставив ногу на трап ведущий на камбуз, он оглянулся и шутя погрозил жене кулаком:
– Ты во всём виновата. За две недели приучила меня командовать.
– Отвыкай! – со смехом посоветовала Виола, поправляя кружева на декольте платья.
Глава 6
Праздник на яхте
Гиацинт ответ яхту на три мили южнее Ливорнской гавани. «Дельфиниум» стал на якорь в виду живописной зелёной бухточки в полумиле от берега. Они находились в стороне от курса кораблей спешащих в порт.
Никто не мешал наслаждаться видом близкого берега и пить свежий ветерок. Примерно после часа подобной диеты и комплекса физических упражнений (в виде прогулки вдоль борта и приятной беседы), гости изрядно проголодались. Это входило в программу праздника. Было около двух часов пополудни – самое время пообедать. Оранж нашёл капитана и заговорщицки подмигнул ему. Гиацинт ответил движением бровей: “Действуй!” Кок кивнул и исчез. Через десять минут над палубой распространился божественный аромат крабового супа и печёных кальмаров, способный свести с ума голодных синьоров из высшего общества.
После четвертьчасового испытания гостей пригласили спуститься в столовую.
В столовой (она же – кают-компания) был накрыт длинный стол, где вполне хватило места и гостям и команде яхты. Капитан решил, что его экипаж имеет полное право находиться за одним столом с герцогами и даже принцами крови (если бы таковые объявились среди гостей).
Всего на яхте находилось около тридцати человек. Многих гостей ни Виола, ни её муж не знали. То были друзья семейства Георгин или новые знакомые родителей молодой пары. Но за столом в непринуждённой обстановке знакомятся быстро. Нет здесь места высоким придворным церемониям.
Обед был сервирован как в лучших ресторанах Парижа. Всё столовое серебро украшал старинный вензель Ориенталей.
– Где ты его откопал? – шёпотом спросил герцог Провансальский у сына.
– В нашем замке, папочка, – так же тихо ответил Гиацинт. – Надо чаще заглядывать в старую кладовку на кухне. У нас там масса интересных вещей.
– Да, я сто лет там не был, – признал герцог.
– А этому серебру (граф постучал вилкой по серебряному кубку с вином) как раз полтораста лет. Ещё времён Лилий.[29]
На обед гостям полагалась, как ни странно, не только сервировка. Все, какие можно себе вообразить, дары моря было нетрудно найти на столе. Три ящика анжуйского и бордо были призваны утолять жажду высоких гостей. Двадцать четыре бутылки лучшего шампанского вина (белого и розового) предназначались исключительно для громких тостов за здоровье молодых. И за здоровье их друзей и родителей, конечно, тоже.
“Нет, бутылки-то я видела в трюме, – сказала сама себе Виолетта. – Мы их везли с собой. А откуда взялись все эти фрутти ди ма́рэ?”[30]
Впрочем, хорошенько подумав, Виола вспомнила, что пока они с Гиацинтом встречали гостей, четверо матросов с «Дельфиниума» сошли на берег и менее чем через полчаса вернулись, с трудом волоча две гигантские плетённые корзины с ушками по бокам. Наверняка они бегали на рынок, купить всё необходимое для торжественного обеда.
Да, Оранж постарался поразить воображение знатных гостей. На столе, в серебряных вазах и блюдах в форме раковин-жемчужниц, размещались всевозможные яства: запечённые в тесте кальмары; мидии под разными соусами: острым и сладким; дюжина варёных омаров (размером в хороших полтора фута длиной) разлеглись на блюдах, устрашающе раскрыв клешни. Густой крабовый суп, салат из креветок под майонезом с зеленью и яйцом; знаменитые фаршированные баклажаны; рыба-меч, нарезанная на белые сочные полумесяцы без костей и обжаренная в муке. Сыры, паштеты и пироги с различной начинкой присутствовали как само собой разумеющиеся обычные атрибуты стола. На десерт – масса тропических фруктов, печёные яблоки и печёные бананы с коньяком; разных сортов нектар в серебряных кувшинах.
Но венцом стола было блюдо полное маленьких красно-бело-фиолетовых осьминогов. Правда, они были порезаны на дольки, поэтому на блюде лежали одни ножки, кто их знает, сколько их изначально было у каждого. Осьминожки были маринованные и густо пересыпанные красной икрой.
Энергично накладывая себе разные лакомства или накалывая на вилку очередного осьминожка, Виолетта удивлённо размышляла:
“Сколько же дней Оранж колдовал над этими блюдами? Явно, половину продуктов мы везли с собой. (Она кинула взгляд на Гиацинта) Но как он всё рассчитал? И когда?”
Звенели бокалы. Уже десяток бутылок было выпито за здоровье молодых. Угощение нравилось всем.
Гиацинт сидел напротив маркизы Матиолы. Он мог быть спокоен: тёща довольна, чего ещё надо от жизни? Они беседовали с Розанчиком. Доблестный паж был в совершеннейшем восторге от яхты. Он мечтал, как они все вместе поплывут в Неаполь.
– Мы так долго тебя ждали, что я даже почти выучил итальянский. Правда, не смейся! Потом пригодится.
– А если мы поплывём из Италии дальше в Грецию, ты и греческий выучишь? – поинтересовался Гиацинт.
– Может, и выучу! – запальчиво ответил Розанчик.
– Насколько помнится, в Оранжерее у тебя с языками были нелады.
Розанчик невозмутимо пожал плечами:
– Вспомнил! То когда было? Жизнь идёт, мы меняемся…
(При этих словах Джордано, сидевший рядом, чуть не подавился клешнёй омара от смеха).
– Не веришь? Смотри, как я уже говорю по-итальянски… как же там?.. А! Ко́мэ тро́ватэ иль вья́джо? Как вы находите это путешествие, вот! – гордо изрёк Розанчик.
– E migliori giorni della nostra vita,[31] – негромко ответил Гиацинт, мечтательно глядя на свой бокал. Ответ предназначался не столько Розанчику, сколько маркизе, сидящей напротив.
Матиола хмыкнула и вонзила вилку в кусок рыбы-меч. Она знала, что Гиацинт давно учил итальянский, желая угодить ей. Но такой поэтичности маркиза не ожидала.
Когда гости поняли, что они больше не в состоянии есть, а то, что можно съесть, ещё осталось, они единодушно решили сделать перерыв. В углу просторной кают-компании стояли два маленьких круглых столика для игры в карты или в шахматы, стол для бильярда и в углу – небольшой клавесин.
Виола, обожавшая музыку, за всё плавание, к своему глубокому стыду, даже не приблизилась к клавесину. Теперь инструмент попался на глаза маркизе. Мужчины постарше ушли играть в карты, а молодёжь охотно бы потанцевала. Матиола кивнула дочке:
– Может, сыграешь что-нибудь спокойное?
Виолетта смущённо закусила губу и опустила глазки.
– Мама, я сейчас не хочу играть…
Матиола строго нахмурилась. Дочь быстро стрельнула глазами по сторонам и увидев сестру ловко выкрутилась:
– Вернее, я очень хочу сыграть что-нибудь, но танцевать я сейчас хочу ещё больше. Это же наш праздник. Пусть Фиалка лучше сыграет…
Старшая сестра благодарно посмотрела на Виолу. Маркиза обратила свой взор к другой дочери:
– А ты ещё не разучилась играть светскую музыку?
– Мне, мамочка, сан не позволяет, – смиренно ответила дочь. (Фиалка Триколо́р была монахиней ордена Пассифлоры).
– Ну, выросли доченьки! – покачала головой Матиола. Ей не меньше девчонок хотелось танцевать. – Ладно, принесём себя в жертву. Но Виола, милочка, потом будешь играть ты…
Матиола села за клавесин. Она бережно открыла золотистую в разводах крышку и заиграла…
Гиацинт вздрогнул и сбоку, быстро глянул на отца. Герцог был занят игрой в карты, но тоже узнал мелодию. Гиацинт лёг щекой на сплетённые пальцы рук и задумчиво смотрел на белую фигуру за клавесином.
Матиола играла “Танец осенних листьев” – любимый вальс его матери. Граф встал и подошёл к Виолетте:
– Разрешите пригласить Вас, мадам…
Она сделала реверанс. Гиацинт властно привлёк жену к себе и закружил в такт переливам знакомой мелодии. Глядя на эту прекрасную пару, никто больше не рискнул танцевать, и они кружились только вдвоём…
После, почти через час, когда маркиза наконец передала инструмент “в надёжные руки”, танцевали уже все. Мадемуазель Вероника,[32] дочь виконта Романа, согласилась что-нибудь исполнить. Все молодые дамочки из гостей были нарасхват – недостатка в кавалерах не было. Когда Вероника играла “Вальс Цветов” Чайковского,[33] сама Матиола протанцевала по очереди несколько кругов с обоими герцогами. Веселье продолжалось до ужина.
Когда стемнело и на «Дельфиниуме» зажгли огни и светящиеся гирлянды, все гости снова высыпали на палубу. На корме был устроен небольшой фейерверк (скорее, салют). Управляли этим “аттракционом” Фенхель и Люцерна. Все желающие могли поджечь фитиль, и тогда единственная маленькая кулеври́на «Дельфиниума» стреляла с оглушительным грохотом. В неё зарядили разноцветные петарды, и после выстрела с небес падали в море яркие звёзды.
Вода светилась вокруг яхты тысячами зелёных искр, и было видно, как разбегаются от них стайками испуганные мальки. Спустилась ночь, зажглись настоящие звёзды, но их затмевали яркие огни праздника с яхты “Дельфиниум”.