Сборник рефератов по истории. 10 класс. ЧАСТЬ I. ДРЕВНЯЯ РУСЬ ( Коллектив авторов)

ТЕМА 1. ВО ЧТО ВЕРИЛИ ВОСТОЧНЫЕ СЛАВЯНЕ?

Введение

1. Вера наших праотцов

2. С чего все начиналось

3. Деревенская изба как осколок языческой веры

4. Литературные источники Русской веры. «Книга Велеса» – священное писание или фальшивка?

Заключение

Список литературы

Перешагнув в двадцать первый век, человек, оглянись на прошлое своей страны. Быть может, в нем ты увидишь многое, что поможет тебе другими глазами взглянуть на предков, подскажет, как приблизиться к природе, заставит гордиться собой и своим народом.

Технический прогресс, которого мы так стремительно добивались, о котором так страстно мечтали, семимильными шагами движется вперед, уводя нас все дальше от наших корней, от природы, от наших предков. Можно долго описывать, хорошо это или плохо. Можно задаваться вопросом: приобретая новое, не теряем ли мы большего? Возможно. Однако отвечать на эти вопросы каждый человек должен для себя сам. Задачей же этого реферата является простое ознакомление читателя с истоками славянской веры, берущей свое начало многие тысячелетия назад.

Еще Михаил Васильевич Ломоносов в своей «Древней российской истории» говорил, что мощь и величие славянских племен начались «за многие веки до разорения Трои». Да и самих троянцев Ломоносов относил к славянам-венедам. А в наше время в юго-восточной части Турции археологи нашли надгробную плиту с надписью на русском языке: «Схован здесь Никифор Одуев, сын ковпаков коведанец». И ничего особенного в этой плите не было бы, если бы не время ее изготовления – VI в. до нашей эры. Выходит, предки славян, скифы, имели возможность передвигаться на огромные расстояния и пользовались своей письменностью? Возможно ли это?

Вновь вернемся к раскопкам археологов. Южный Урал, 80-е гг. ХХ столетия. Недалеко от города Аркаим ученые обнаружили славянское поселение с астрономической обсерваторией, действовавшей за три тысячелетия до Рождества Христова[1].

Подобные свидетельства былой мощи славян заставляют пристальнее взглянуть на их историю, обычаи, быт и, безусловно, веру. Вера для первобытного человека – то движущее звено, которое заставляло развиваться культуру, формировало сознание, руководило всеми действиями от рождения до самой смерти каждого человека. Попробуем остановиться на ней подробнее и понять, чем жили русские люди на заре своего существования.

История славян – а тогда еще скифов – берет свое начало в глубокой древности. Несколько тысяч лет назад по всей Евразии проживали племена, основными источниками пропитания которых были охота, рыболовство и сбор дикорастущих съедобных растений. Человек полностью зависел от природы. Не будет охоты – не будет еды. Непогода, болезнь, элементарное отсутствие удачи приводили к тяжелым временам и голоду. Трудно было понять причины возникновения молнии, ливня, пожара, засухи. Трудно было совладать с этими стихиями. Человеку приходилось принимать их как должное, примиряться и поклоняться.

Так появились первые боги. Они мало походили на современных богов. Солнце и луна, ветер, вода и камни наделялись природными силами добра и зла. Люди поклонялись силам природы. Камень или дерево, чем-либо выделившиеся на общем фоне, могли вполне сойти за истукана или кумира, которому можно было поклоняться как самому настоящему божеству. Это потом из буйства стихий родятся «очеловеченные» боги, образом своим подобные людям. Такими являются Семаргл – Огнебог и божий ветер Стрибог.

«И тогда одна искра малая на Сыру Землю-матушку падала. И от искорки занялась Земля. И родился тот час в вихре огненном, в очищающем, яростном пламени светозарный и ясный Семаргл – Огнебог. Ярый бог, словно Солнце Красное озаряет он всю Вселенную. И завыли тогда ветры буйные, и родился тогда в вихре яростном божий ветер – могучий Сварожич – Стрибог»[2].

Но поклонение богам, которых люди никогда не видели, начнется потом. Первоначально же одновременно с обожествлением неживой природы происходило возведение в тотем животных, внушавших уважение. Тотемное животное[3] – это опасный хищник и в то же время желанная добыча.

Медведь, волк, бык более других пользовались почетом и поклонением. Особенно медведь, поскольку он был и остается самым крупным хищником евразийской фауны. Отголоски прошлых верований можно проследить в русских народных сказках о животных. Они считаются самыми древними из существующих в русском фольклоре. Практически невозможно встретить сказку такого плана, в которой не фигурировал бы медведь. Да и в волшебных сказках это животное нередко встречается. Причем далеко не всегда оно оказывается злым хищником. Зачастую медведь – добрый и справедливый помощник.

О культе медведя у наших предков свидетельствуют многие археологические находки в славянских курганах Верхнего Поволжья и Приладожья – в первую очередь это ритуальные захоронения медведя, находки медвежьих лап, амулеты из когтей медведя. Существовало мнение, что медвежьи лапы, вывешенные на конюшнях или в загонах для скота, охраняют скот от диких хищников.

С развитием первобытного сознания тотемное животное медведь перерастал в более высокий ранг богов, перевоплощаясь в бога богатства и благополучия Велеса. В изображении этого древнего божества от предшественника осталась только медвежья голова, в остальном же он полностью схож с человеком. Но еще долгое время, вплоть до двадцатого века, в некоторых селах российской глубинки во дворах вывешивалась медвежья лапа, суеверно называвшаяся «скотьим богом».

Переход от добывания пищи охотой к земледелию привнес значительные перемены в уклад жизни предков славян. Изменились приоритеты не только на земле, но и на небе. Медведь перестал быть столь необходимой добычей, без которой наступал голод, а порою и смерть. Его практически полностью заместило собою домашнее животное бык. Вспомните золотого тельца, о котором упоминается в Библии. И в наше время крестьянин зовет корову кормилицей и режет ее только в крайнем случае.

Бог-бык, как и медведь, с течением времени перевоплотился в быкоголового бога с человеческим телом. Имя ему дано Дый. В некоторых племенах Велес со сменой жизненного уклада праславян изменил свою божественную сущность и стал быкоголовым богом. Как бы там ни было, но на долгие столетия новое тотемное животное заняло главенствующую позицию в славянском пантеоне богов. Вплоть до зарождения феодальной системы отношений.

Скотоводство и земледелие привели за собой возникновение излишков труда и, как следствие, социальное неравенство. Выделились сословия богатых и бедных. Особую группу составляли люди, занимавшиеся военными набегами на соседей. Такой способ наживы приносил быстрый и большой доход. К военным людям возникает особое уважение. Они не только отличались силой, умением вести бой и богатством, но также могли защитить племя во время чужого набега. Так начали появляться князья – самые опытные и храбрые воины в племени, защитой которых пользовалось все общество.

Добрый и миролюбивый бог-бык быстро отошел на второй план. Князю и его дружине больше подобало молиться и приносить жертвы грозному богу Перуну, который в гневе метал молнии на землю. Здесь прослеживается аналогия с верховным богом греков – Зевсом, и не случайно. Первобытное мышление во многом было сходно в разных племенах, даже расположенных друг от друга на далеких расстояниях. К тому же племена постоянно контактировали между собой, перенимая друг у друга обычаи, предметы быта и сюжеты мифов. Во многом поэтому имена некоторых славянских богов не дожили до наших дней. Они фигурируют в древнейших источниках под названиями греческих или римских своих эквивалентов.

Считается, что поклонение мифологическим богам на Руси прекратилось с возникновением и укреплением христианства. В те времена князь, завоевывая новые и новые племена, укреплял свое положение среди соседей. Во многом единая вера была необходима князю для того, чтобы объединить различные народы, перешедшие под его власть. Новая религия должна была служить новому государству.

Но не так-то просто искоренить в человеке то, что воспитывалось в его народе веками. Русские приняли христианство, но и старых своих богов не забыли. Вопреки борьбе христианства с «темным прошлым» народа славянская мифология продолжает жить в народных сказках, песнях, обрядах, былинах. Языческая вера ныне стала носить другое название – «суеверие».

Спрашивали ли вы когда-нибудь у кукушки о годах, отпущенных вам судьбой? Стучали ли по дереву три раза, боясь сглазить что-либо? В прежние времена существовало поверье, что по весне Дый превращается в кукушку, и тому, кто его впервые слышит, предсказывает количество оставшихся лет жизни. А вот к Перуну обращались за защитой от несчастий, стуча по дубу.

Многие христианские праздники специально были приурочены к некоторым языческим празднествам, дабы вера в единого бога прочнее укоренилась в сознании народа. В результате языческие обряды и традиции благополучно дожили до наших дней. Блины, что пекут на Масленицу, – символ славянского бога солнца Хорса, на Рождество поют колядки, песни, восхвалявшие в те давние времена рождение сына солнца Коляды. Многие древние боги трансформировались в христианских святых: Мокошь стали называть Параскевой, Велеса – Власием, Перуна – Ильей Пророком. Зачастую новые церкви строились на месте языческих капищ[4].

Постмифическую историю славян трудно назвать христианской. Этот период чаще характеризуют двоеверием. Люди, помолившись Спасителю в христианском храме, шли приносить дары языческому богу. И по сей день трудно разделить персонажей языческих от православных. Куда отнести чертей и бесов, если упоминание о них появилось задолго до возникновения христианства? Как понять древние заговоры, в которых фигурирует Христос?

Вера, сумевшая прожить многие тысячелетия и сохраниться, несмотря на многовековое гонение, достойна уважения и тщательного изучения. Славянские мифы являются не меньшим памятником культуры, чем греческие. И хотя не многие письменные источники языческой веры дошли до нас, но массу сюжетов мы можем узнать из устного творчества древнего народа. Попробуем же подробнее остановиться на отдельных сюжетах славянских мифов.

«До рождения света белого тьмой кромешною был окутан мир. Был во тьме лишь Род – Прародитель наш. Род – Родник Вселенной, Отец богов. Был в начале Род заключен в яйце, был он семенем не пророщенным, был Он почкою нераскрывшейся»[5].

На заре веков (по мнению наших предков) мир пребывал в кромешной тьме. Лишь праотец всего сущего в той темноте существовал. Он был заключен в Золотое Яйцо. Имя ему Род, что значит Родитель. Первая, кого породил Род, была Любовь, Лада-матушка. (В отличие от других мифологий, в славянском представлении все начиналось с любви, а не с Хаоса.) Род силою Любви разрушил темницу, сковывавшую его. Освободившись от яйца, Род огляделся вокруг, но было темно, и он ничего не мог увидеть. Однако там, куда пал его взгляд, на небесном куполе загоралась неподвижная точка. Так появились звезды.

И родил Род царство небесное, а под ним создал поднебесное. Пуповину ж разрезал радугой, отделил Океан от небесных вод твердью каменной. Затем были порождены Земля-матушка, солнце, месяц, зори, ночи и стихии. Поскольку всему, что мы видим, был один отец, называем мы это «природой», т. е. «при Роде».

Как в христианской, так и во многих других религиях и мифах, Бог, сотворивший все сущее на земле, рождает себе сына, преемника. В греческой мифологии это Крон, или Хронос, в индийской – Кришна, в христианской – Христос, у славян в роли сына выступает Сварог.

Род вдохнул в Сварога свой могучий дух и дал ему четыре головы, чтобы все, творящееся в этом мире, замечал Сварог, чтобы ничего не могло ускользнуть от его всевидящего ока. И увидел Сварог все, что создал отец его. Только не было видно на глади морской Земли-матушки, которая по рождении своем на дно Океана осела. Опечалился тому Сварог, загрустил. Однако его всевидящее око заметило среди волн точку малую, еле видную. Точка стала приближаться, принимать различимые очертания. Это оказалась серая уточка. Спросил у уточки Сварог, не знает ли она, где земля. И оказалось, что знает. Глубоко под водой, на самом дне морском лежит Земля-матушка. По приказу Сварога уточка трижды ныряла за землею и лишь на третий раз смогла принести в клюве немного земли.

Сварог взял в руки землю, размял ее, солнце ее согрело, месяц осветил, ветры обдули. После этого бросил бог горсть в океан, но не утонула земля, а осталась плавать по волнам. Так Сварог создал Землю. Три подземных царства он в ней учинил, а чтобы земля в море не ушла опять, Род родил огромного змея Ющу (в других интерпретациях Яшу или Ящера). Суждено было Юще во веки веков держать на своих плечах ношу тяжелую.

Так закончил Сварог миротворение. Он стал хозяином земного Мира, владыкой Божьего царства.

Сварог – бог-кузнец. Неизменным атрибутом его был тяжелый молот. Когда Сварогу понадобилось создать силы светлые, свое небесное воинство, он просто ударил молотом по горючему камню Алатырю. От камня разлетелись искры во все стороны, породив бесчисленное множество богов. От искр занялся пожар по всей земле, из которого возник Семаргл-Огнебог, а от ветра, поднявшегося великим пожаром, произошел буйный бог ветров Стрибог.

Подсмотрел за действиями Сварога Черный Змей, рожденный Уточкой, и задумал подражать ему. От удара Змея Черного рассыпались черные искры по земле – так родились все темные силы.

Вот краткий перечень самых почитаемых у восточных славян богов:

Сварог – Небесный бог, Дед богов. Всемилостивый и в то же время грозный бог, который ожидает людей после смерти в небесном рае – Ирии. Сварог – небесный кузнец, он изображается с молотом в руках.

Перун – бог грозы и войны, Громовержец. Перун – грозный бог, он грозен для врагов Руси и в то же время милостив к почитающим его. Он следит за миропорядком.

Святовит – бог неба и света у западных славян.

Велес – бог скотоводства и богатства; бог мудрости; в своей хтонической ипостаси – проводник в загробный мир.

Хорс – бог Солнца, светила.

Стрибог – бог ветров. Ветры – это Стрибожьи внуки.

Чернобог и Белбог – два противоборствующих божества. Из их названий прекрасно видно, что каждый из богов из себя представляет. Белбог – добрый бог, бог справедливого суда, Чернобог – властитель темных сил.

Вышень – славянский Небесный бог (в Индии его называют Вишну).

Лада – богиня любви.

Ярило – бог весны, пробуждающейся природы, одновременно бог-воин (от его имени произошло слово «ярость»).

Даждьбог – солнечный бог, славянский Аполлон. Славяне считали себя внуками Даждьбога.

Семаргл – Огнебог, бог огня.

Помимо перечисленных богов, люди верили в великое множество полубогов, духов, а также в мифические существа, являющиеся потомками древних народов. Среди таких – лесовики, русалки, кикиморы, берегини, шишиги, анчутки, ауки и многие другие. Особое место среди них занимают домашние духи. Поскольку славянские племена были оседлыми, то изба и все, что к дому относилось, пользовалось особым вниманием и почтением. И здесь не мешало бы сказать несколько слов о русской избе и о духах, ее населявших.

Кочевой народ скифов, распавшись на многие племена, в числе которых были также славяне, закрепился на одном месте, осев на долгие времена. Оседлость глубоко укоренилась в сознании наших предков, наложив определенный отпечаток на их быт и уклад. Славянин в большей мере стал человеком домовитым, семейным. В кругу родной семьи или рода, который во многом играл роль семьи, протекала вся его жизнь. Вера, предания, интересы, быт – все связывалось с семьей, домом. Поэтому изба для славянина имела огромное значение. Изба пользовалась особым почетом, поскольку в ней могли жить души предков, а также в ней удобнее всего было совершать религиозные обряды. Немудрено, что испокон веков избу славян окружало множество верований.

Первоначально славяне селились небольшими обособленными семействами, или родами. Каждый род помещался в одном большом доме или, если семейство слишком разрасталось, в нескольких тесно поставленных друг к другу избах. Однако очаг всегда клался только в одной избе. Это объяснялось тем, что очаг должен быть единым для всех, а приготовленная на нем пища – общей. Огонь, разведенный в домашнем очаге, возводился в ранг божества, которое охраняет достаток в доме, счастье и спокойствие всех членов семьи. Родовые отношения с любовью перекладываются на огонь и очаг. Существует старинная загадка, говорящая о печи, огне и дыме через близкородственные отношения: мать толста, дочь красна, а сын под облака ушел. У очага живут духи предков.

Очаг домашний был самым почитаемым местом, от него поклонение перешло на всю избу в целом. В зависимости от того, как связывается та или иная часть избы с пенатом, очагом, настолько больший или меньший почет ей воздается.

Изба была первым языческим храмом. Сравните слова «хоромы» и «храм». У них одно происхождение. Именно в те времена, когда дом семьи служил одновременно и своеобразной церковью, жертвы славяне стали приносить, возжигая их на костре перед трапезой. По завершении же ужина принято было разбивать об пол опорожненные горшки, чтобы избавиться от всякого недостатка в доме. Возможно, отсюда берет свое начало традиция разбивать посуду на счастье.

Очищающим дымом изгоняли нечистую силу, перед очагом молились богам, при врачевании перед золою и углем произносили заговоры, по огню, золе и искрам гадали.

Широким почитанием очага, а как следствие – и избы, можно объяснить славянское гостеприимство. Считалось, что в избе, несшей на себе функцию храма, нельзя было чем-либо обидеть гостя или проявить к нему какое-то неуважение. Даже если это кровный враг, славянин обязан принять его у себя в доме со всеми почестями, а вражду разрешалось вспоминать только за пределами его стен.

С развитием человечества и трансформацией первых богов в антропоморфные[6]сущности очаг олицетворяется в дедушку-домового. У него много разных имен: домовик, постень, лизун, суседко, хозяинушка. Славяне представляли домового плотным маленьким старичком с большой седой бородой, у него короткий зипун и синяя рубаха, повязанная алым поясом. Волосы домового косматы, голос глухой и суровый, он любит браниться, употребляя при этом крепкие выражения. Любое божество, связанное со светом и теплом, представлялось у славян покрытым шерстью, как символом сохранения тепла. Так и домовой оброс мягким пушком, только около глаз и носа его лицо безволосое. Зимою, на снегу, можно было увидеть отпечатки мохнатых ног домового, а ночью он иногда поглаживал жильцов пушистой лапой. Считалось, если прикосновение было теплым и мягким, – это к добру, а холодное и щетинистое – к несчастью.

Из названия домового видно, что он – охранитель дома, его хозяин. Он живет под печкой или за нею, куда обязательно нужно класть маленькие хлебцы, чтобы задобрить хозяина. Он не боится мороза, а потому зимой ходит без шапки. Если домовой покажется в шапке – это самый печальный знак. Домовой – дух добрый, он рачительный хозяин. Если семья ему понравилась, он работает на нее со всем старанием. Но домовой порою и любит пошутить. Тогда он вредничает и шалит, причиняя неудобства. Странную склонность имеет к лошадям – любит путать им гривы, нелюбимых коней изводит. Особенно предпочитает лошадей вороной масти и темно-серой.

Все духи дома находятся в подчинении у домового. А их немалое количество: в сарае живет сарайник, в овине – овинник, на гумне – огуменник, в бане – банник, в закутке – закутник, за печкой – кикимора запечная, шишиги и шиликуны, коргоруши, рядом с продуктами можно увидеть жировика-лизуна, в курятне – куричего божка, а в клети – клетника. Если жильцы избы не понравятся домовому, все эти духи будут изживать людей. По ночам будут шуметь и колобродить шишиги с шиликунами, коргоруши, обратившись черными кошками, будут лезть под ноги, а жировик-лизун съест в доме все припасы.

Существует легенда о происхождении домовых: когда Бог при сотворении мира сбросил с небес на Землю всю непокорную злую силу, некоторые из них упали на людские избы. Однако они, эти духи, не были злыми. То ли уж случайно попалась нечисть подобрее, то ли рядом с людьми она стала лучше и переродилась в добрых духов, а только вражды между человеком и домовым не получилось. Он был добрым другом и товарищем в сознании славянина на протяжении не одного тысячелетия.

О домовых и других домашних духах мы узнаем в основном из сказок, в которых дух перевоплощается в несуществующего героя. О богах же посерьезнее вообще практически ничего не знаем. Почему так происходит?

Так уж вышло, что за века произошло переосмысление славянских мифов. Вера в них поблекла и перешла на второй план. Легенды дошли до нас в сильно искаженных вариантах в виде сказочных сюжетов. Письменных источников практически не осталось. Ученым приходится буквально по крупицам собирать древние знания, древнюю мифологическую культуру. Каковы же основные источники тех легенд, которые нам известны? Что служило хранителем знаний наших праотцов?

Пожалуй, самыми многочисленными источниками языческой веры, дошедшими до нас, являются русские народные сказки. В основном это сказки о животных и волшебные сказки. Бытовые сказки, как более современные, не содержат в себе мифической основы. Но этот вид устного народного творчества нельзя назвать достоверным источником веры славян. Так уж получилось, что во времена насильственного насаждения христианской культуры мифы постепенно стали переходить в разряд сказок. Сюжеты легенд и их герои адаптировались[7] под сознание ребенка, а потому до наших дней дошли в таких вариантах, что не всегда удается отгадать, какой сюжет из жизни богов они описывают. Для более или менее достоверной информации ученым нужны более точные сведения и другие источники.

Таковыми можно считать былины, обрядовые песни, праздничные традиции, устные легенды, сохранившиеся по большей части в глубинках русского севера, и письменные источники. Среди всего перечисленного списка более других хочется отметить именно письменные источники – как более верные, поскольку они были написаны во времена господствования языческой веры на территории нашей страны, а потому с течением времени не подверглись изменению (имеются в виду смысловые изменения).

Как ни горько это сознавать, но литературных источников славянской мифологии до наших дней дошло не очень много. Вся история древнерусской литературы – это история потерь и утрат. По подсчетам историка Б. В. Сапунова, в домонгольской Руси находилось в обращении около 150 тыс. книг. До нашего времени из них дошло всего 190. Большая часть их – это рукописи без начала и без конца, с вырванными листами, выцветшими чернилами и полустершимися строчками, со следами деятельности мышей и прочих обитателей подвалов и чердаков.

Куда же исчезло практически все грандиозное книжное богатство Древней Руси?

Главный враг книг – огонь. Древнерусские города с их деревянными постройками были легкой добычей для «красного петуха». Одна Москва за свою восьмивековую историю десятки раз выгорала дотла. Пожары возникали и от молнии, и от огненной стрелы врага, осадившего город, и от тайной искры, высеченной рукой предателя.

Пожалуй, не меньше вреда принесли древнерусской литературе сами люди. Они сжигали «недозволенные» книги, выбрасывали и уничтожали старые, «отжившие свой век» древние манускрипты.

Бесследно исчезла знаменитая библиотека Ивана Грозного, о богатстве которой немало написано современниками. По самой распространенной версии, она спрятана в одном из царских тайников, который по сию пору археологи и любители отечественной старины тщетно пытаются найти.

И все-таки, несмотря на такую трудную судьбу славянской письменной литературы, кое-что из древнего писания дошло и до наших дней.

В первую очередь хочется сказать о «Слове о полку Игореве». Это самое известное произведение на данный момент. По одной из версий, песня написана боярином Петром Бориславовичем в XII столетии. Его племянник епископ Федор выступал за единение славянской веры и христианство, за что и был казнен, а книги, им писанные, были сожжены. В «Слове о полку Игореве» упоминаются некоторые боги наших прародителей, описывались обряды и обычаи, связанные с верой.

«Боянов гимн» – это древнейший памятник славянской письменности, созданный в IV в. До наших дней он дошел в копии, как и «Слово о полку Игореве», однако некоторые историки и археологи предполагают, что подлинник, возможно, где-то существует. В «Боянове гимне» повествуется о победе славян в войне с готами Германареха.

До недавнего времени были известны и другие священные тексты славян, всего около двух десятков источников. Это «Перуница», «О Китоврасе. Басни и Кощуны», «Белая книга», «Золотая книга», «Птичья книга» и т. д.

Особое внимание следует уделить «Книге Велеса». Она была написана на деревянных дощечках письменами, существовавшими до известной всем кириллицы. До недавнего времени ученые единогласно называли «Книгу Велеса» грубой подделкой, написанной в новое время патриотом, не согласным с расхожим мнением о том, что язычество древних славян не столь интересно, как, скажем, мифы античности или восточные веды.

Однако в наше время стал появляться новый взгляд на эту книгу. А. Асов, исследователь славянской мифологии, считает, что «Книга Велеса» – священное писание славян, появившееся на свет в V–IX столетиях. Написана она была жрецами Русколани и Древнего Новгорода, которые включили туда мифологию славян, молитвенные тексты, легенды и рассказы о древней славянской истории с ХХ тысячелетия до н. э. по IX век н. э.

Дощечки книги были найдены в 1919 г. в усадьбе Неклюдовых-Задонских и вывезены в Бельгию. Уже тогда появились сомнения в подлинности текста. Веками воспитываемое в русском народе неуважение к собственным корням, расхожее мнение о том, что в древности славянские народы были дикими варварами, не позволило ученому миру принять всерьез источник, в котором говорилось об обратном. Если судить по «Книге Велеса», то русский народ на заре своего существования был не настолько дик и необразован, как это традиционно считали ранее. К тому же, признавая дощечки подлинными текстами, следовало бы признать и то обстоятельство, что задолго до прихода в русские земли легендарных Кирилла и Мефодия в нашей местности существовала своя, исконно славянская грамота. Это и заставило усомниться в подлинности текста.

В наше время дощечки сохранились только в копиях историка и известного собирателя старины Ю. П. Миролюбова, а также в фотографиях, сделанных им же. Поэтому определить настоящий возраст дощечек современные ученые не могут, что вызывает различные мнения о подлинности «Книги Велеса». Вероятнее всего, нахождение утерянных в 19-м году дощечек смогло бы пролить некоторый свет на древнейшую веру наших предков и на их культуру.

Помимо письменных источников русской веры, хорошо сохранились древнейшие песни и былины, которые уже упоминались выше. Там, где, например, Пураны Индии дают краткий пересказ сюжета древнего мифа – русская традиция дает саму древнюю песню, почти не искаженную временем.

Немало древних ведических гимнов, священных песен и отчасти мифов сберегла устная и письменная традиция православных мистических сект. Можно назвать почитаемые старообрядцами, духоборами, «божьими людьми» (хлыстами, скопцами), богумилами и другими «Голубиную книгу», «Животную книгу», «Тайную книгу» и «Золотую книгу». Из этих источников исследователи славянской веры почерпнули немало сведений, узнали о сюжетах древних мифов.

Из реферата нам стало ясно, что вера первобытного человека – это не только кладезь мировоззренческих представлений того времени. Вся древняя культура формировалась именно на мифах, на верованиях праславян. Уклад жизни тесно связывался с язычеством, праздники и траурные даты отмечались при помощи мифических обрядов. Жизнь первобытного человека согласовывалась с древними богами.

Изучая мифологию славян, можно понять причины возникновения некоторых особенностей российского менталитета[8].

Корни национального патриотизма, терпимости, гостеприимства кроются в древней вере. Благодаря славянским мифам мы можем лучше понять своих предков, почувствовать гордость за народ, внесший огромную лепту в мировую культуру.

1. Асов А. И. Славянские боги и рождение Руси. М.: Вече, 2000.

2. Злато слово. Век XII. Сост. Н. С. Борисов. М.: Молодая гвардия, 1986.

3. Карамзин Н. М. История государства российского. В 4 книгах. Кн. 1. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995.

4. Мифы Древней Волги /под ред. Вардугина В. И. Саратов: Надежда, 1996.

5. Бычков А. А. Энциклопедия языческих богов (мифы древних славян). М.: Вече, 2000.

ТЕМА 2. НОРМАНСКАЯ ТЕОРИЯ: ЗА И ПРОТИВ

Введение

1) Норманнская теория: версия происхождения Древнерусского государства

2) Полемика по вопросу

Заключение

Список литературы

Норманнская теория – одна из версий образования Древнерусского государства. А вопрос о государственном образовании древних народов чрезвычайно интересен. Каким образом ранее мало связанные между собой славянские племена объединились и стали одной из сильнейших держав, которая сегодня называется Россией? Что подтолкнуло их к этому? Мог ли иной, не славянский народ сыграть в образовании государства решающую роль? Все эти вопросы мы попытаемся рассмотреть в данной работе.

В IX веке у восточных славян возникает классовое общество и появляется государство. Этот новый этап жизни восточнославянского общества подготовлен всем ходом предшествующего развития. Начальный период образования государства у восточных славян отражен в источниках недостаточно, и связано это с тем, что письменность распространяется и получает свое развитие уже после создания государства, и летописные известия об этой поре содержат отдаленные от событий как минимум двумя веками исторические воспоминания, часто носящие черты легенды. Тем не менее сама проблема образования государства у восточных славян занимает умы ученых-историков по сей день.

В XVIII–XIX вв. многие историки придерживались норманской теории. В основном это были такие историки немецкой школы, как Байер, Миллер и Шлецер. Они считали, что русское государство создано варягами (скандинавскими викингами). С норманнской теорией полемизировали антинорманисты: Ломоносов и другие. В 30-е гг. XVIII в. возникла антинорманнская теория, к 80-м гг. взгляды антинорманцев смягчились.

Словом, теория приписывала создание Русского государства норманнам – скандинавским викингам (на Руси их называли варягами). Основанием для этой теории послужил летописный рассказ о призвании на княжение в Новгороде в 862 г. варяжских князей Рюрика, Синеуса и Трувора. Рассказ этот есть в трех вариантах – Лаврентьевском и Ипатьевском списках «Повести временных лет» и Новгородской первой летописи. Летописи сообщают, что первоначально варяги брали дань с новгородцев, затем были изгнаны, однако между племенами (по Новгородской летописи – между градами) начались междоусобицы: «И воевати почаша сами на ся». После чего словени, кривичи, чудь и меря обратились к варягам со словами: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидете княжить и володети нами». Варяги откликнулись на призыв «и избрашася з братья с роды своими»: Рюрик, севший в Новгороде, Синеус – на Белоозере и Трувор – в Изборске.

В области русской историографии XVIII–XIX вв. поле деятельности оставалось за системой норманнской теории. Целый ряд почтенных тружеников науки потратил много таланта на то, чтобы объяснить, обставить легенду о скандинавском влиянии и утвердить ее на историческом основании. Историки стремились доказать, что летописцы отразили в своих работах вовсе не легенду, а реальный, существовавший факт о призвании славянами варягов.

Как пишет Василий Пузицкий в учебнике «Родная история», издании начала ХХ в., «три брата согласились исполнить просьбу славян и прибыли со своей дружиной, по имени русь, в славянскую землю, которая с этого времени стала называться Русью, потом Россией. Это было в 862 г. после Рождества Христова. Так было основано Русское государство. Братья Рюрика скоро умерли; всей Русью стал править он один. Рюрик стал первым князем и родоначальником последующих русских князей и царей»[9].

А вот как описывает норманнскую теорию Н. М. Карамзин.

"Начало российской истории представляет нам удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай. Славяне добровольно уничтожают свое древнее народное правление и требуют государей от варягов, которые были их неприятелями. Везде меч сильных или хитрость честолюбивых вводили самовластье (ибо народы хотели законов, но боялись неволи): в России оно утвердилось с общего согласия граждан: так повествует наш летописец – и рассеянные племена славянские основали государство…

…Великие народы, подобно великим мужам, имеют свое младенчество и не должны его стыдиться: отечество наше, слабое, разделенное на малые области до 862 года, по летоисчислению Нестора, обязано величием своим счастливому введению монархической власти.

Желая некоторым образом изъяснить сие важное происшествие, мы думаем, что варяги, овладевшие странами чуди и славян за несколько лет до того времени, правили ими без угнетения и насилия, брали дань легкую и наблюдали справедливость. Господствуя на морях, имея в IX веке сношение с югом и западом Европы, где на развалинах колосса римского основывались новые государства и где кровавые следы варварства, обузданного человеколюбивым духом христианства, уже отчасти изгладились счастливыми трудами жизни гражданской, – варяги, или норманны, долженствовали быть образованнее славян и финнов, заключенных в диких пределах Севера; могли сообщить им некоторые выгоды новой промышленности и торговли, благодетельные для народа. Бояре славянские, недовольные властию завоевателей, которая уничтожала их собственную, возмутили, может быть, сей народ легкомысленный, обольстили его именем прежней независимости, вооружили против норманнов и выгнали их; но распрями личными обратили свободу в несчастие, не умели восстановить древних законов и ввергнули отечество в бездну зол междоусобия. Тогда граждане вспомнили, может быть, о выгодном и спокойном правлении норманнском: нужда в благоустройстве и тишине велела забыть народную гордость, и славяне, убежденные – так говорит предание – советом новгородского старейшины Гостомысла, потребовали властителей от варягов. Древняя летопись не упоминает о сем благоразумном советнике, но ежели предание истинно, то Гостомысл достоин бессмертия и славы в нашей истории.

…По кончине Синеуса и Трувора старший брат Рюрик присоединил их области к своему княжеству, основал монархию Российскую. Уже пределы ее достигали на востоке до нынешней Ярославской и Нижегородской губернии, а на юг до Западной Двины; уже меря, мурома и полочане зависели от Рюрика: ибо он, приняв единовластие, отдал в управление знаменитым единоземцам своим, кроме Белоозера, Полоцк, Ростов и Муром, им или братьями его завоеванные, как надобно думать. Таким образом вместе с верховною княжескою властию утвердилась в России и система феодальная, поместная, или удельная, бывшая основанием новых гражданских обществ в Скандинавии и во всей Европе, где господствовали народы германские"[10].

Но в легенде этой многое неясно до сих пор. Вымышленность Синеуса и Трувора признается большинством историков, потому что в древнешведском языке слова «сине хус трувор» означают «с домом, с дружиной», а следовательно, летописцы могли неверно понять происходившие события. Тем более историки располагают лишь более поздними списками летописей, оригиналы же утеряны. Что касается Рюрика, историчность этой фигуры не отвергается рядом исследователей. Нет ничего невероятного в самом факте призвания иноземных князей: раннеклассовое государство рождается всегда в острой и кровопролитной междоусобной борьбе, и одним из возможных путей прекращения взаимного истребления может быть приглашение некоей нейтральной по отношению к враждующим сторонам силы. Вероятна и другая возможность: насильственный захват власти варягами, описанный в летописи как добровольное призвание захватчиков славянами. В любом случае, в летописном тексте речь идет не о создании государства на Руси, а о появлении варяжской династии в Новгородской земле.

И сторонники норманнской теории, и их оппоненты исходили из возможности «научить» государству, что идеализировало процесс его создания. Подобный подход был отвергнут в советской исторической науке. В советской науке возникновение государства рассматривалось как следствие внутреннего развития общества, его разделения на классы и межклассовой борьбы. При этом вопрос об этническом происхождении княжеской династии отходил на второй план, тем более что, согласно летописной генеалогии, внук Рюрика носил славянское имя Святослав. При взгляде на данный вопрос советских историков важным было другое: закономерный результат многовекового исторического пути народа.

Источники свидетельствуют, что восточнославянское общество IX в. находилось в стадии создания государственности.

До IX века у восточных славян был родоплеменной строй. Большую роль в их экономике, как и во всех обществах, стоящих на стадии разложения родоплеменного строя, играла военная добыча: племенные вожди совершали набеги на Византию. Часть добычи князья распределяли между своими соплеменниками, что повышало их престиж как благотворителей. Одновременно вокруг князей складываются дружины – группы постоянных боевых соратников, профессиональных воинов и советников князя. Появление дружины не означало на первых порах ликвидации всеобщего вооружения народа, но создавало предпосылки для этого процесса. Выделение дружины – существенный этап в создании классового общества и в превращении власти князя из родоплеменной в государственную.

Древнейший исторический источник «Повесть временных лет», или так называемая Несторова летопись, составленная в 1112 г., дает следующий состав восточнославянского населения в VIII–X вв.: поляне, административно-организационным, торговым и культурным центром являлся Киев; древляне, образовавшие города Искоростень и Вручий (Овруч); северяне с их городами Новгородом-Северским, Курском и Черниговом; дреговичи, обитавшие в городах Елуцк, Клеуцк, Друцк; радимичи – в пределах Могилевской области; кривичи – города Изборск и Смоленск; полочане – Полоцк; словене – Новгород; вятичи – позднейшие летописцы отождествили их с рязанцами, но, по предположению ученого Шахматова, ранее вятичи находились южнее, в бассейне Дона; бужане; угличи и тиверцы; хорваты. Вышеперечисленные племена образуют в целом русский народ.

Разумеется, племена эти не были изолированы друг от друга. Процесс сложения племенных образований протекал именно в порядке племенных скрещений. С этой точки зрения, названный выше племенной состав русского народа, как он зафиксирован на страницах летописи, представляет собой лишь один из этапов истории этнографического становления народа. Ему предшествовал длительный процесс сложения первичных племенных образований на той же территории.

Объединение родоплеменных союзов способствовало образованию ряда общих аграрных, административных, судебных и прежде всего военных дел. Дальнейшее объединение нескольких родовых союзов в организацию высшего порядка приводит, по Карелю Карлецу, к возникновению небольшого государства, представляющего собой наивысшую ступень первичной государственной организации. Последующее объединение племенных государств в союз государств приводило к созданию многоплеменного государства с великим князем во главе, который, говорит Карлец, сумел возвыситься над другими и навязать им свою власть. В этом плане личность Рюрика может быть исторической или легендарной, процесс образования государства восточными славянами от этого совершенно не зависит.

Нельзя сказать, что уровень развития варягов был выше, чем славян. И те и другие находились примерно на одной стадии социального развития – перехода от военной демократии к раннеклассовому обществу. Синхронность развития позволяла варягам активно включиться в исторический процесс в Восточной Европе. В выяснении реальной роли варягов много дают археологические данные. В частности, раскопки Гнездова близ Смоленска, Тимиревского и Михайловского курганов под Ярославлем выявили большое число скандинавских погребений с характерными для скандинавов предметами, но местного производства. То есть практически доказано, что варяги жили среди местной, т. е. славянской, дружинной знати еще в IX в. и обращение к ним, если оно имело место, не было случайным, – связи между славянами и варягами были достаточно сильны.

В последние годы в исторической литературе российские исследователи в поиске новых концептуальных подходов гораздо реже обращаются к проблемам классовой борьбы. Прежние представления, когда классовой борьбе отдается решающая роль в создании государства, далеко не всем кажутся бесспорными. Сам процесс классообразования рассмотреть крайне трудно, и он лишен присутствовавшей в советской литературе прямолинейности.

С другой стороны, уделяется большое внимание такой функции государства, как его способность быть универсальным регулятором социальных отношений. С разложением родового строя и возникновением более сложных социальных структур прежние средства регулирования отношений оказались недостаточными. Возникающее государство и восполняло этот пробел, разрешая социальные и иные противоречия на другом уровне и отличными средствами. При таком подходе государство оказывается социально-политическим организмом, в существовании которого заинтересованы различные слои общества. Более естественной выглядит роль норманнов в этом случае: призвание варяжского князя было связано со сложной этнической ситуацией в регионе, где жили славяне, угрофинны, балты. Варягу было легче подняться над родовыми отношениями; местные племена охотнее мирились с верховенством чужеземцев, чем с властью, принадлежащей представителям соседнего племени.

В отличие от государств Западной Европы, которые в своем становлении унаследовали многие государственные и правовые традиции античности, Восточная Европа оказалась вне ее рамок. Этим, по-видимому, можно объяснить сравнительно медленные темпы вызревания государственных институтов, их своеобразие. В частности, многие исследователи связывают с правящей варяжской династией следующую особенность Древнерусского государства: взгляд на государство как на коллективную родовую собственность князей-завоевателей. Этот момент достаточно четко прослеживается в политической истории. Преобладали тенденции к объединению. Это связывалось с централизованным характером сбора и распределения дани, когда верховная власть монополизировала право распределения благ. Знать не стремилась обособиться и предпочитала упрочить свой статус на службе могущественного киевского князя.

Одним из ярых противников норманнской теории был Дмитрий Иловайский (1832–1920), выдающийся русский историк, который увлеченно полемизировал со сторонниками скандинавской системы. Он считал, что в норманнской теории ярко выступают всевозможные натяжки и противоречия. И существовала норманнская теория только из-за ее внешней стройности и показной логичности.

Вот вкратце основания, на которых держалась Скандинавская система:

1. Известие русских летописных источников.

2. Путь из варяг в греки и связанные с ним имена днепровских порогов, приведенные Константином Багрянородным.

3. Имена князей и дружины, особенно по договорам Олега и Игоря.

4. Известия византийских писателей о варягах и руссах.

5. Финское название шведов «руотсы» и название шведской Упландии Рослагеном.

6. Известие Бертинских летописей о трех русских послах и известие Лиутпранда о руссах-норманнах.

7. Известия арабских писателей.

8. Скандинавские саги.

9. Позднейшие связи русских князей со Скандинавией.

Первым и самым главным основанием теории норманистов служит известие русской летописи о призвании князей из-за моря. Противники норманнской теории почти не трогали этого основания. Большей частью они принимали пришествие князей за исходный пункт русской истории и расходились только в решении вопроса: откуда они пришли и к какому народу принадлежали? Татищев и Болтин выводили их из Финляндии, Ломоносов – из славянской Пруссии, Эверс – из Хазарии, Гольман – из Фрисландии. Никто из исследователей не обращал внимания на фактическую достоверность самого известия о призвании варягов и об иноземном происхождении княжеских династий. Напротив, почти все исследователи идут от летописной легенды и только различным образом толкуют ее текст. А между тем весь этот текст, по размышлениям Иловайского, не в состоянии выдержать исторической критики.

Есть ли малейшая вероятность, чтобы несколько племен (как указано выше, восточные славяне существовали в нескольких племенах, достаточно обособленных, пусть и связанных племенными отношениями) сговорились разом и призвали для господства над собой целый другой народ, т. е. добровольно наложили бы на себя чуждое иго? Таких примеров нет в истории, да они и немыслимы.

Некоторые писатели, поддерживающие скандинавское происхождение народа Руси, не настаивают на добровольном призвании варягов, а склоняются к тому, чтобы предположить завоевание. Варяги, как выходит из самой летописи, были народом сильным, завоевавшим в короткое время обширные территории. Но это движение не оставило следа ни в скандинавских, ни в немецких, ни в византийских источниках.

Норманисты много опирались на договоры Олега и Игоря для подтверждения своей системы, и некоторые из них отстаивали подлинность договоров. Действительно, нет серьезных поводов сомневаться в их подлинности; это почти единственные документальные источники, занесенные на первые страницы летописи. Потому их содержание во многом противоречит тем легендарным рассказам, которыми они обставлены. При внимательном рассмотрении они могут служить одним из важнейших доказательств не истинности, а ложности норманнской теории. Если Олег был норманн, пришедший в Россию с Рюриком, и дружина его состояла из норманнов, то как же, по свидетельству договора, они клянутся славянскими божествами Перуном и Волосом, а не скандинавскими Одином и Тором? Та же клятва повторяется в договорах Игоря и Святослава. Русь, по всем несомненным признакам, была сильным, многочисленным народом. Если бы это был народ, пришедший из Скандинавии, то как мог он так быстро изменить своей религии и кто мог его принудить?

Откуда взялась легенда о призвании князей и о призвании именно из Скандинавии?

Известно, что средневековые летописи любили приписывать своим народам какое-нибудь отдаленное происхождение, льстящее народному самолюбию. Самым обычным приемом было выводить народы из Скандинавии.

Этот столь распространенный обычай выводить своих предков из Скандинавии, по всей вероятности, отразился и в нашем летописном предании о выходе оттуда варяжской руси. Но все убеждает в том, что отечество руси было не на севере, а на юге, владычество свое она распространяла с юга на север и что русь и варяги – два различных народа. Сама летопись Черное море называет Русским, а Балтийское Варяжским.

Начало русской истории приурочивает к Новгороду только легенда о призвании князей. Даже в названии «Повести временных лет» говорится о Киеве. Хронологические данные также относят начало нашей истории к Киеву.

В настоящее время, после трудов по вопросу о летописи (Погодина, Сухомлинова, Срезневского и др.), нет сомнения, что так называемая Несторова летопись в том виде, в каком она дошла до нас, есть собственно летописный свод, который нарастал постепенно и подвергался разным редакциям. Переписчики же не всегда довольствовались буквальным воспроизведением оригинала по многим причинам: они сокращали или распространяли то или иное событие, прилагали свою долю авторства, вставляли от себя рассуждения и даже целые эпизоды. Здесь же играют роль ошибки, описки, недоразумения, связанные с устареванием языка.

Летописный свод дошел до нас в списках, которые не восходят ранее второй половины XIV в.; от Киевского периода не сохранилось ни рукописи, ни одного летописного сборника.

Помимо этого, история каждого народа начинается мифами. Откуда главным образом берутся эти сказания? Из простой, естественной потребности объяснить свое начало, начало народа и особенности своей государственной жизни, что логически осмыслить всегда достаточно сложно.

Наша легенда о призвании князей из-за моря имеет все признаки сказочного свойства. Во-первых, три брата. Число «три» служит любимым сказочным мотивом не только у славян. Прослеживаются параллели со скифскими, ирландскими и другими мифами.

Если обратиться ко всем уцелевшим памятникам русской словесности, поражает следующее явление. Нигде в этих памятниках нет почти никакого намека на призвание варяжских князей. А между тем поводов к тому предостаточно. Возьмем «Слово о полку Игореве». Оно не раз вспоминает о старых временах, но о варяжских князьях упоминаний нет.

Норманнская теория оттирает из истории целый могучий народ, с незапамятных времен обитавший в южной России, а на место его вызывает из-за моря какую-то тень, которую она не знает как назвать: не то народом, не то дружиной, и утверждает, что эта тень и была настоящей русью и что она в несколько лет покрыла собой все пространство «от финских хладных скал до пламенной Колхиды». Вместе с небывалым народом варяго-руссов создан в нашей истории и небывалый норманнский период, и затем чуть ли не все основные явления нашей государственной жизни объявляются не своими, а чуждыми, привнесенными из-за моря причинами и традициями.

Археологическая наука, положась на выводы историков-норманистов, шла доселе тем же ложным путем при объяснении многих древностей. Если некоторые предметы, отрытые в русской почве, походят на предметы, найденные в Дании или Швеции, то для наших памятников объяснение готово: это норманнское влияние. При этом не берутся в расчет два простейших обстоятельства: многие вещи одной и той же фабрикации с помощью торговли распространялись на весьма обширное пространство, помимо всяких политических влияний; многие сходные предметы встречаются нередко совершенно у разных народов, не находившихся никогда в сношениях между собой.

Дмитрий Иловайский подводит следующие итоги своей полемик с норманнской теорией и ее представителями:

"В подтверждение летописной легенды о призвании варягов и своей теории о происхождении руси из Скандинавии норманисты приводят разные свидетельства: но между ними нет ни одного несомненного.

1. Из массы византийских свидетельств норманисты нашли в свою пользу одно неясное выражение: «Русь, так называемые Дромиты, из рода Франков». Выражение это не имеет определенного значения; оно употреблено в смысле народа европейского, с чем согласны и сами норманисты. И притом оно принадлежит не Константину Багрянородному, не Фотию или Льву Диакону, а продолжателям Феофана и Амартола. И что может значить это выражение в сравнении со многими другими указаниями византийцев, что русь – народ скифский или тавроскифский? Можно ли говорить о франках после известных слов Льва Диакона, очевидца Руси Святославовой: «Тавроскифы, которые на своем языке именуют себя русь». Он же по поводу погребальных обрядов у руссов говорит, что эллинским таинствам научили их философы Анахарсис и Замолксис, и причисляет к тому же племени самого Ахиллеса.

2. Из массы арабских свидетельств о руссах норманисты отыскали только одно выражение в свою пользу: «В 844 году язычники, именуемые русью, разграбили Севилью». Но это явная ошибка, как уже давно доказано, и умеренные норманисты не стоят за такое странное свидетельство. Арабские писатели IX и X веков имели до того темные понятия о географии и этнографии северной Европы, что причисляли ее жителей к известному им ближайшему народу русь; а Балтийское море считали рукавом, соединяющим Черное море с Западным океаном, и потому слух о нападении каких-то северных варваров на Испанию, Аль-Катиб или его позднейший списатель отнес к Руси, т. к. имя народа около того времени сделалось громким вследствие набегов на берега Черного и Каспийского морей. Эта севильская русь теряет всякий смысл в ряду многих других арабских известий, указывающих на русь туземную и славянскую.

3. Из всех средневековых латинских хроник, упоминающих о Руси, норманисты извлекли в свою пользу два свидетельства, Лиутпранда и Пруденция. Лиутпранд, епископ Кремонский, замечает о руссах, что это народ, живущий к северу от Константинополя, между хазарами и булгарами, что греки по наружному качеству называют их руссами, а «мы, по положению страны, норманнами». Опять выражение, не имеющее никакого определенного этнографического значения. Лиутпранд получил сведения о руссах от византийцев, а последние причисляли русь к северным народам.

4. Известие Бертинских летописей (Пруденций) о руси «из племени Свеонов» невозможно толковать шведами. Само отсутствие золотых византийских монет того времени в кладах Швеции противоречит существованию шведской руси.

5. Путь из варяг в Грецию, описанный в летописи, не может подкрепить норманнскую теорию, потому что описание это относится не к IX, а к XI в. Константин Багрянородный, описывая тот же путь в X в., начинает его от Новгорода и о варягах нигде не упоминает. Приведенные им русские имена порогов не могут быть объяснены из скандинавских языков исключительно. Норманны могли плавать по Днепру только после основания Русского государства, находясь в службе русских князей или под покровительством, следовательно, тогда, когда русские имена порогов уже существовали.

6. Некоторые имена первых князей и дружинников похожи на скандинавские. Это совершенно естественно при общности многих имен у славянских и германских народов, при долгом сожительстве готтов и руссов в Восточной Европе, а также при исконном сожительстве готтов и славян на южном берегу Балтийского моря. Но доказать, что они не только исключительно, но и преимущественно скандинавские, не могут никакие натяжки.

Вот и все доводы норманнской школы, заслуживающие сколько-нибудь внимания и набранные ею в течение более ста лет для подкрепления летописной басни о призвании варягов и своего мнения о происхождении государства Руси благодаря Скандинавии.

Что касается соображений норманистов о том, будто наше древнее государственное устройство имеет норманнские черты – это совершенно произвольные толкования. Общие черты найдутся – они неизбежны у всех европейских народов, но найдутся и отличия, которые ясно указывают на наше славянство.

В параллель с доводами норманистов повторим вкратце те основания, на которых мы отвергаем легенду о призвании варягов, а главное, утверждаем туземное происхождение Руси как государства.

1. Невероятность призвания. История не представляет нам примеров, чтобы какой-либо народ призывал на господство над собой другой народ.

2. Если можно найти некоторую аналогию для басни об иноземном происхождении народа русь, то аналогию только легендарную или литературную.

3. Русь была не дружина только или незначительное племя, которое могло бы незаметно для истории в полном своем составе переселиться из Скандинавии в Россию. Это был многочисленный и сильный народ. Иначе невозможно объяснить его господствующее положение среди восточных славян, его обширные завоевания и походы, предпринимаемые в числе нескольких десятков тысяч лет. А если бы русь была только пришлая дружина, то неумолимая логика спрашивает: куда же бесследно девался русский народ в Скандинавии, т. е. народ, из которого вышла эта дружина?

4. Существование в Восточной Европе многих рек с названием Рось. А известно, что народные имена часто находятся в непосредственной связи с именами рек.

5. Географическое распространение имени Русь к концу IX в. от Ильменя до нижней Волги делает совершенно невероятным его появление в Восточной Европе только во второй половине этого века. История не представляет тому ни малейшей аналогии.

6. Сарматский народ роксолане издавна жил между Азовским морем и Днепром. Известия о нем у греческих и латинских писателей, начиная со II в. до н. э., продолжаются до VI в. н. э. включительно и подтверждаются еще знаменитыми Певтингеровыми таблицами, или дорожной картой Римской империи. А в IX в. на тех же местах снова является в византийских известиях народ рос, или рось.

7. Название Пруссия есть то же, что Руссия, или собственно Порусье. Оно возникло, однако, независимо от нашей Руси, ибо литовский народ пруссы в течение всех Средних веков не был даже соседом наших руссов. Это имя, по всей вероятности, также находится в связи с названиями рек. Одно существование Пруссии ниспровергает всякую попытку выводить русь из Скандинавии; иначе пруссов надобно производить оттуда же.

8. Совершенное отсутствие названия русь между скандинавскими народами.

9. Давнее существование Руси Угорской, или Закарпатской, а также закрепление этого имени за Русью Галицкой или Червонной, которая сравнительно не очень долгое время принадлежала русским князьям. Такая крепость имени была бы невероятной, если б оно было не исконное, а пришлое.

10. Тяготение нашей первоначальной истории и самого имени Русь к югу, а не к северу.

11. Наши древнейшие документальные источники, договоры с греками, не делают ни малейшего намека, из которого можно было бы заподозрить иноземное происхождение Руси. Русь всегда относилась к варягам как к иноземцам и иноплеменникам.

12. Торговый характер Руси и ее торговые сношения с Византией и Хазарией, имевшие, по несомненным свидетельствам, постоянный и договорами определенный характер уже во второй половине IX в., были бы непонятны, если бы русь была народом, пришедшим к тому времени. Притом норманны в этом веке совсем не были известны в Европе как торговый народ.

13. Поклонение руссов славянским божествам, засвидетельствованное договорами с Византией. Только что прибывший народ, и притом господствующий, не мог тотчас же изменить своим богам и принять религию подчиненного племени.

14. Существование у них славянской письменности, доказанное славянским переводом тех же договоров.

15. Отсутствие пришлой скандинавской стихии в русском языке; а также отсутствие всякой борьбы между русской и славянской народностью прежде их предполагаемого слияния. Если бы руссы были скандинавским народом, то они не могли бы так быстро превратиться в славян.

16. Совершенное отсутствие известий о призвании князей или о пришествии руси из Скандинавии во всех иноземных источниках. Особенно важно умолчание о том Константина Багрянородного, который сообщил о руссах наибольшее количество сведений и сам лично входит в сношения со вторым поколением (якобы пришедших из Скандинавии) русских князей.

17. Византийцы нигде не смешивают руссов с варягами.

18. Исландские саги, которым было бы естественнее всего говорить о необыкновенном счастье норманнов в Восточной Европе, ничего не знают ни о норманнском племени руссов, ни о Рюрике, ни о плавании норманнов по Днепру. Саги говорят о русских как о великом туземном народе Восточной Европы.

19. С отсутствием исторических свидетельств об этом плавании согласуется и физическая невозможность норманнских походов по греческому водному пути прежде политического объединения южной и северной Руси.

20. Расстояние около 250 лет (даже по расчету норманистов) между призванием варягов и составлением нашей начальной летописи само по себе делает предание недостоверным, что и подтверждается его вполне легендарным оттенком.

Можно было бы еще продолжить этот перечень доводов и сопоставление исторических данных"[11].

Такие доводы против норманнской теории приводит Дмитрий Иловайский.

Итак, попытаемся подвести итоги.

Норманнская теория, т. е. версия о том, что Русское государство образовалось благодаря властителям-варягам, или норманнам, имела огромную популярность в XVIII–XIX вв. Доказательства этой теории нельзя назвать бесспорными, хотя опровергнуть их окончательно также не удается, по большей части за недостаточностью информации. Тем не менее существуют многие доказательства независимого развития и образования Русского государства. Как уже сказано выше, образование государственной системы – событие внутреннее, не могущее насаждаться извне. Иными словами, норманнскую теорию вполне можно признать несостоятельной.

1. Державин Н. С. Славяне в древности.

Культурно-исторический очерк. М.: изд-во «Высшая школа», 1982.

2. Иловайский Д. И. История России. Начало Руси. М.: изд-во «Алгоритм», 1996.

3. История России с древнейших времен до 1861 года / под ред.: Павленко Н. И., Андреева Н. Л., Кобрина В. Б., Федорова В. А… М.: изд-во «Высшая школа», 1998.

4. Карамзин Н. М. История государства Российского. Изд-во «Золотая аллея», 1993.

5. Пузицкий В. А. Родная история: Учебное пособие для младших и средних классов. Саратов: Региональное Приволжское изд-во «Детская книга», 1994.

ТЕМА 3. БОРЬБА НОВГОРОДА И КИЕВА КАК ДВУХ ЦЕНТРОВ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ НА РУСИ

1. Предыстория противостояния Новгорода и Киева

2. Становление государства

3. Об источниках древней истории

4. Вещий Олег

Заключение

Древнее Русское государство, оформившееся во второй половине IХ в. на территории Восточной Европы, имело характер многоэтнический. И, прежде чем говорить о первом подлинном строителе Русской державы князе Олеге, следует хотя бы кратко рассказать о племенах, которые были объединены под властью Киевского князя (поскольку наше первое Древнерусское государство образовалось не на пустом месте).

Если группировать древние племена по их географическим областям, то мы увидим, что в каждой из них проживали определенные местные, славянские (которые позднее соотнесут с русскими) племена. Так, юго-западную область (правобережная Украина без Волыни и Галиции и Бессарабия) населяли поляне, улигчи, тиверцы. Юго-восточная область (территория к югу от реки Угры и ее продолжения, реки Оки, ограниченная на западе течением Днепра, на востоке – течением Дона и на юге – Черным морем; сюда же входит территория Азовского региона и дельта Кубани) принадлежала северянам, радимичам и вятичам.

Западные земли (т. е. земли Западной Волыни и Галиции) были местом проживания дулебов и хорватов.

В лесном районе Припяти жили дреговичи (к северу от реки) и древляне (к югу от Припяти).

Северные и северо-западные земли были заселены двумя главными племенами – кривичами и словенами. Эти северные земли имеют особенное значение для развития будущей государственности Русской державы, поэтому о них нужно сказать несколько больше, чем о других географических территориях Восточной Европы.

Племя кривичей заселяло верховья Днепра, Западную Двину и Волгу и таким образом контролировало важное пересечение речных путей. Двигаясь на север от среднего Днепра, словене достигли берегов озера Ильмень не позднее VI в. Историк Вернадский Г. В.[12] высказал предположение, что город Новгород в шестом веке уже существовал.

Анализ археологических свидетельств, обращение к византийским хроникам и русским летописям позволило Вернадскому сделать некоторые выводы относительно колонизации северных территорий. Он (Вернадский) выделил общее направление миграции южнорусских племен: улучи, поляне, северяне, радимичи и вятичи двигались с юга на север. Это было отступлением, вызванным натиском мадьяр и кочевых народов. Для миграции северных племен (начиная с VII в.) было характерно движение в направлении с запада на восток, и это было не отступление, а наступательная экспансия. Это было движение от новгородских и смоленских земель к русскому междуречью (между верхней Волгой и Окой). Кривичи-переселенцы достигли верхней Волги. Словенские переселенцы поднимались по реке Мсте, затем, используя волок, двигались к верхней Мологе; оттуда добирались до Сити и Кашинки.

Первоначально территория Ростово-Суздальского региона была заселена финноугорскими племенами. Но слияние в Ростово-Суздальском регионе двух потоков колонизации – словенского и кривичского – обернулось созданием здесь многочисленных славянских поселений.

Раскопки курганов в этом регионе, произведенные графом А. С. Уваровым и П. С. Савельевым в середине ХIХ в., позволили обнаружить смешанную финно-славянскую культуру; во многих курганах были найдены предметы скандинавского происхождения.

Вернадский Г. В. полагал, что скандинавы «шли по пятам славянской колонизации, которая проторила им дорожку»[13].

В течение тридцати лет (с 1972 г.) в Ленинградской области производились раскопки в районе Старой Ладоги. Здесь работала (и продолжает работать!) Староладожская археологическая экспедиция Института истории материальной культуры Российской академии наук под руководством док-ра исторических наук А. Кирпичникова. Многочисленные и разнообразные скандинавские вещи, а также обнаружение во время раскопок целого городского квартала, распланированного на стандартные участки, прилегающие к реке (так, как это делали жители Дании, а позднее Норвегии), не только еще раз подтвердили «норманнскую теорию» о происхождении Древнерусского государства, но и позволили точно расшифровать: Ладога была первой государственной столицей Руси, а датский выходец, приглашенный на княжение объединившимися славянскими и финскими племенами (северных территорий), положил начало династии Рюриковичей, которые правили на Руси до конца ХVI в.

Многоэтническая держава с центром в Киеве не была создана выходцами из Скандинавии в одночасье. Все необходимые к этому предпосылки государственного образования в славянском обществе уже сложились: племена проживали на определенных территориях; важные вопросы решались на коллективных собраниях племени (или племен) – вече было своеобразным предшественником институтов власти; славянские племена имели представление о дани-налоге: на дань всегда претендовало более сильное племя; были племенные объединения; существовали в отдельных случаях военные организации горожан; наконец, были князья – вожди племен – и князья с дружинами (представляли собой военную демократию).

Исторически сформировались два центра государственности: Новгород и Киев. К середине IХ в. южная часть будущего Древнерусского государства (вместе с Киевом) платила дань хазарам. Северная Русь контролировалась варягами. А год 862-й и вообще вошел в русскую историю как год призвания варягов на княжение: для государственных объединений приглашение иноземцев на «роли» первых правителей было явлением характерным.

Поскольку предпосылки образования государства в славянском обществе уже сложились, Рюрику надлежало лишь сделать завершающий шаг – наладить новый механизм властвования. И Рюрик, бывший датский феодал (скандинавом датского происхождения Рюрика считал и Вернадский Г. В.), сделал это. Вообще можно отметить, что выбор Рюрика в качестве князя в военном и организаторском отношении себя оправдал. «Основатель династии и его продолжатель (имеется в виду князь Олег), – считает доктор исторических наук А. Кирпичников, – придя к управлению в чужой стране, поняли, что следует сохранить и расширить доступ Руси к Балтике и осуществить внутренние задачи молодого Русского государства». Что касается организации внутреннего обустройства Северной Руси, то, «проведя большую часть своей жизни на западе, Рюрик, должно быть, хорошо был знаком с зарождающейся феодальной системой и, видимо, был готов приложить ее принципы к своим новым владениям на Руси»[14].

О том, как была организована Северная Русь под властью Рюрика, сказано в резюме Татищева (по материалам Иоакимовой летописи): «Рюрик насадил во всех городах князей либо варяжского, либо славянского происхождения, а сам был известен как князь великий…» То есть в других городах в качестве своих наместников или вассалов он (Рюрик) посадил кого-то из своих родственников или последователей (сторонников).

Заслуга Рюрика видится и в том, что «вплоть до конца Х в. скандинавы не нападали на области Ладоги и Новгорода, предпочитая торгово-транспортные и межгосударственные связи»[15].

Чтобы подойти к вопросу о том, как новгородский центр государственности одержал победу над центром киевским, обратимся к концу VIII-началу IХ вв., т. е. к тому времени, когда эти два центра сформировались.

Ранее, чем у других племенных союзов, признаки государственности обнаружились у племени полян. Это было результатом наиболее быстрого экономического, политического и социального развития восточнославянских земель. Развитие ремесел, земледелия, торговли, прекрасное лесное укрытие от степей с кочевыми народами, контроль над всей днепровской магистралью – все вместе это способствовало тому, что в Поднепровье создаются важные предпосылки государственности, складывается княжеская власть (заменившая власть племенных вождей и старейшин). При поддержке дружин киевские князья уже могли определиться с основными военно-стратегическими интересами, связанными с интересами торговыми, а также с защитой освобожденных от хазарского влияния земель.

Поселения северо-западного района, группировавшиеся вокруг озера Ильмень с центром в Новгороде, являли собой второй центр государственности. Общность экономических интересов, сходство поверий, поклонение одним и тем же языческим богам, развитие торговых связей, необходимость скоординировать военные усилия, чтобы противостоять внешним врагам, объединило племена ильменских словен, финноугорских народов и всех тех, кто нашел свою родину в северо-западных землях Восточной Европы. Новгород становится центром и потому, что новгородские земли (как и Киев) располагались вблизи ключевых пунктов пути «из варяг в греки», что позволяло контролировать всю торговлю. Многочисленные ремесла, а всего более – широкие масштабы пушного промысла – пушной охоты – делали Новгород городом особенно привлекательным. Таким образом город Новгород наряду с городом Киевом выделился в сильный государственный центр к 60-м гг. IХ в.

Уж так устроен человеческий разум, что разгадку всего он ищет в мифах, различных преданиях старины. И чем невероятнее легенда о некогда происходивших событиях, тем более она притягательна для потомков. Те, кто всерьез интересуется историей родного отечества, не однажды обратится к русским летописям. А летописи, как известно, включали в себя не только точную запись событий по годам – «из лета в лето», – одновременно в них записывались различные авторские замечания. Это могли быть вставки переписчика летописи; например, целые куски текста иногда являются не чем иным, как нравоучительными сентенциями, которыми монах-переписчик счел необходимым дополнить переписываемую летопись. Подобные вставки, равно как и умалчивание летописей о событиях, которые происходили в действительности, только затемняют настоящую картину прошлого. Правильная картина складывается из сличения разных летописных документов, из археологических свидетельств и из знакомства с историческими трудами ученых – И. Беллярминова, Соловьева, Г. Вернадского, А. Кирпичникова, В. Демина (а также с книгами наиболее ярких противников «норманнской теории», например Д. Иловайского и других).

В «Повести временных лет», написанной Нестором в ХII в., рассказывается о призвании варягов. Летописец сообщил об этом примерно так: случились между новгородцами однажды раздоры: все хотели повелевать, и никто не желал повиноваться. Чтобы прекратить беспорядки, они решили выбрать князя, который владел бы ими и судил по праву. Выбор пал на варягов (норманнов), живших на Скандинавском полуострове и известных в VIII–IХ вв. всей Европе опустошительными набегами. Неустрашимые мореплаватели и отважные воины, норманны являли собой образец воинского братства. Хорошо вооруженные, с четкой военной организацией, варяги на судах вторгались по рекам внутрь европейских государств и брали города. Бывало так, что варяги (норманны) угрожали и Константинополю, в который они ходили через славянские земли водными путями (Финский залив, Нева, Волхов, Ильмень, Ловать и Днепр).

Вот среди этих варягов новгородцы решили найти себе князя. Новгородская летопись сообщает, что инициатором приглашения Рюрика был новгородский старейшина Гостомысл. Отправленные в Скандинавию послы сказали варягам: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; идите княжить и владеть нами». И пришел Рюрик с родственниками и дружиной и «срубил Ладогу», сделав ее своей столицей. Из Ладоги Рюрик перебрался в Новгород, и, как сказано выше, началось удачное правление, правление, которое полностью себя оправдало в организационном и военном отношении.

Племя варяжское называлось русью, и это название позднее переходит и на его (Рюрика) владения.

Варяги из дружины Рюрика, Аскольд и Дир, пошли на Византию. Идя вниз по Днепру, они овладели Киевом и стали владеть полянами. В поход на греков Аскольд и Дир отправились в 866 г. Они совершили набег на Царьград: войдя в Константинопольскую гавань, варяги перебили много христиан и на 200 кораблях обступили город. Император и патриарх всю ночь молились в церкви, где хранилась риза Богородицы. На следующий день вынесли ризу Богородицы из храма и погрузили ее в море.

Рассказывали, что поднялась в то же мгновение сильная буря, встали волны и разбили варяжские лодки. И только очень немногие варяги смогли возвратиться в Киев.

Рюрик продолжал править в Новгороде, и в 879 г. он умер, оставив после себя малолетнего сына Игоря.

Поскольку Игорь был слишком мал, чтобы заниматься делами государственного управления, все дела в Новгороде взял в свои руки князь Олег, родственник Рюрика.

Во все времена – и в этом нет разночтения исторических событий прошлого – князя Олега признавали первым подлинным строителем Русского государства. Как верховный правитель и предводитель дружины, князь Олег расширил пределы Русской державы. Отстояв легитимность Рюрикова престолонаследника, он утвердил власть новой династии в Киеве. Произошло это так: князь Олег собрал большое войско и отправился в поход на Смоленск, город кривичей. Овладев Смоленском, взяв Любеч, он отправился по Днепру на юг. Подплыв к Киевским горам, князь Олег скрыл часть своего войска в лодках, а сам с несколькими воинами высадился на берег. Он велел сказать Аскольду и Диру, что идущие от Олега и Игоря варяжские купцы (по пути в Грецию) желают увидеться со своими земляками.

Когда же Аскольд и Дир пришли, Олег, взяв Игоря на руки, сказал: «Вы не князья и не княжеского рода, а вот ваш князь!» Воины князя Олега убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли там.

Киев очень понравился князю Олегу, поэтому он определил его местом своего пребывания и назвал «матерью городов русских».

Как только князь Олег утвердился в Киеве, он занялся установлением дани с подвластных ему племен. Соседние славянские племена, жившие на западе и на востоке от Днепра, он покорил, находясь уже в Киеве. Как сообщают летописи, «некоторые платили мехами с дыма, или обитаемого жилища, некоторые по шлягу от рала». Шляг – это, видимо, иноземные, главным образом арабские, металлические монеты, которые были тогда в обращении на Руси.

Князь Олег установил дани ильменским славянам, кривичам и мери. В 883 г. он покорил древлян и наложил такую дань: по черной кунице с жилья. Покорив в следующем году днепровских северян, Олег потребовал с них дань легкую. Этим поступком своим он преследовал далеко идущие политические цели. Северяне, платившие ранее дань хазарам, не оказали сильного сопротивления дружине князя Олега. Тяжесть нового обложения (Олегом) для северян оказалась легче, чем во времена зависимости от хазар. Об этом узнали радимичи, которые жили на берегах реки Сожи, и без сопротивления стали платить дань киевскому князю. Ответным действием князя стала его обязанность защищать радимичей от хазар. Нужно заметить, что хазарам радимичи платили по два шляга от рала, а теперь стали платить (князю Олегу) по одному.

Население Новгорода было обязано ежегодно платить князю 300 гривен (гривной на Руси назывался слиток серебра различной формы, обычно продолговатой, который служил самым крупным меновым знаком до ХIV в.). Это был так называемый целевой сбор на содержание наемной дружины для защиты северных границ.

Дань при князе Олеге взималась двумя способами: повозом, когда она привозилась в Киев, и полюдьем (просуществовала до ХIII в.), когда князь или княжеские дружины сами ездили за нею.

Кроме установления дани – этого систематического прямого налога, являющегося одной из наиболее важных черт государственности, князь Олег строил города и крепости. Одна из таких крепостей обнаружена во время раскопок в Старой Ладоге. Ученые полагают, что найденное крепостное укрепление относится к 882 г. и что строилось это укрепление при князе Олеге. И в этом же 882 г. Киев становится столицей Древнерусского государства (поскольку князь Олег сделал Киев своей резиденцией).

Князь Олег – один из самых блистательных и подлинных строителей Русского государства. При нем Новгородский север победил Киевский юг. Именно в период его правления был нанесен первый ощутимый удар по всевластию Хазарского каганата. Хазары не только собирали дань с соседних им славянских племен, они, кроме того, пытались навязать им, славянам, свою идеологию – привить язычникам иудаизм.

Князь Олег вошел в историю как человек необыкновенно предприимчивый, политически дальновидный, решительный и хитрый военачальник, а также как человек необычайной удачи, за которую народ прозвал его вещим.

Народная память запечатлела образ Олега Вещего в былинах, балладах и различных преданиях (в сказках – тоже). Память о блистательном князе хранят иностранные источники: в византийских хрониках сохранена запись заключенного Олегом знаменитого договора с греками. О нем рассказывают Иоакимовская, Типографская (летопись Синодальной типографии), Новгородская летописи. Есть исследование Татищева. В то же время в «Повести временных лет», главной летописи, на которую опирается (более всего) отечественная история, период правления одного из выдающихся русских князей не освещен как должно. Один из самых больших пробелов, которые есть в «Повести временных лет», падает на княжение Олега.

С 885 года (покорение радимичей и начало похода против хазар, о чем первоначального текста не сохранилось) и по 907 г. (первый поход на Константинополь) в летописи зафиксированы только 3 события, которые относятся к истории Руси. Остальное в летописи – либо «пустые лета», либо два эпизода, которые были заимствованы из византийских хроник (касающиеся правления константинопольских императоров).

Из чисто русских реалий – упоминание в летописи за 898 г. прохождения мимо Киева мигрирующих угров (венгров). Вторая реалия – знакомство Игоря со своей будущей женой – псковитянкой Ольгой. Нестор повествует, что произошло это в 903 г. И третье событие – эпохальное – появление письменности на Руси. Нестор упоминает двух братьев – Кирилла и Мефодия – и связывает их имена с 898 г. (на самом деле распространение письменности началось гораздо раньше и не без волевого решения князя Олега! – об этом будет сказано ниже).

Историк Данилевский высказал мнение, что у христианина Нестора двойственное отношение к князю Олегу: с одной стороны, он восхищается подвигами, храбростью Олега, с другой – он (Нестор) понимает, что победа князя Олега – это победа язычника над греками-христианами, и это не может вполне нравиться Олегу[16].

Демин В. считает, что вымарывание отдельных мест летописи, касающихся княжения Олега, ненужные нравоучительные сентенции и просто пробелы (в 21 год!) – все это было сделано Нестором-монахом, во-первых, потому, что он был христианином, а во-вторых, потому, что это, видимо, нужно было последующим правителям Руси[17].

Точка зрения доктора философских наук Демина В. Н., сличившего тексты Новгородской первой летописи и нестеровской «Повести временных лет» (тоже летопись!), представляется достаточно убедительной.

Итак, каким видится Олег-правитель и Олег-собиратель Русской державы?

Филологи установили, что прозвище Олега – «вещий» – во времена Нестора (ХI-ХII вв.) не означало «мудрый»; слово «вещий» в те древние времена означало способность (склонность!) человека к ведовству, к волхованию[18].

Будучи одновременно правителем государства и предводителем (воеводой) дружины, князь взял на себя и еще одну важную обязанность. Обладая редким даром предвидения (не в этом ли секрет его удачливости?!), князь Олег выполнял обязанности жреца, волхва, кудесника и чародея. Образ именно такого Вещего Олега воплотился в былине о таинственном богатыре Вольге (имена (В)ольга и Олег фактически совпадают). Необыкновенно смышленный ребенок в детстве, Вольга, становясь старше, научается превращениям: он может превратиться и в сокола, и в серого волка.

Уже по этому чудесному дару оборотничества, которым обладал былинный Вольга, можно судить, какие удивительные способности приписывались историческому Олегу! В некоторых вариантах былины богатырь Вольга именуется волхвом, и это полностью соотносится с точным смыслом прозвища Олега – Вещего.

Если следовать христианскому учению, то князя Олега нужно порицать за язычество и ведовство. Возможно, именно это и явилось причиной нестеровского умолчания о блистательном, полном героических подвигов княжении одного из русских князей!

Он был сильный вождь, за которым шла дружина; ему сопутствовал военный успех. В 907 г. огромное русское войско во главе с князем Олегом двинулось на Царьград (Константинополь). Войско состояло из варягов и славян.

Греки имели флот, состоявший из кораблей, которые были похожи на подвижные крепости. Но даже такой сильный флот не удержал Олега, и он подошел к Царьграду. Вытащив на берег лодки, варяги и славяне стали жечь загородные дома и церкви; пленных бросали в море.

Греки запросили мира и послали Олегу разного кушанья и питья. Олег на мир согласился, но пищи не принял: он понимал, что она может быть отравлена. Взяв с греков 300 пудов серебра, он прибил свой щит к воротам Царьграда и возвратился назад, в Киев.

По мирному договору с византийцами Русь не только получила крупную контрибуцию; Древнерусскому государству была предоставлена возможность беспошлинно торговать на византийских рынках, а русские послы и купцы получили право на определенное продовольственное содержание в течение всего времени, пока они находятся в Византии.

В год своей смерти князь Олег подтвердил свой мирный договор с Византией. Это был первый в истории Восточной Европы подробный письменный договор между Византией и Русью. Стороны договорились по всем интересующим их экономическим, политическим, военным и юридическим вопросам.

Византийские хроники уважительно называли князя Олега «сиятельным князем».

Особо следует подчеркнуть, что в период правления Олега на Руси распространяется славянская письменность. Удивительно, а может быть, и закономерно, но создание славянской письменности совпало с появлением на Ладоге и в Новгороде Рюрика с дружиной.

Византийский грек Кирилл (в миру – Константин) начал свою миссионерскую деятельность на юге. В начале 60-х гг. IХ столетия он отправился проповедовать в Хазарский каганат, под властью которого, как уже сказано выше, в то время находилось большинство славянских племен. Окончив свою миссию, Кирилл удалился в малоазийский монастырь, где разработал славянскую азбуку.

В 862 году создатели славянской письменности – Кирилл и Мефодий – отправились в Моравию. На руках они уже имели в это время разработанную азбуку.

Затем в течение четверти века происходит распространение славянской письменности: она утверждается в Болгарии, в Сербии и в Русской земле.

Великие дела не должны пускаться на «самотек». Великое создание, великое творение, каким было создание письменности, чтобы широко распространиться, должно получить поддержку правителя. А для такого эпохального события требовалась не просто поддержка: нужны были государственное решение и воля авторитетного правителя. И теперь мы это знаем: на Руси был такой волевой правитель.

Таким образом, князю Олегу мы обязаны не только утверждением авторитета восточнославянского государства, но и величайшим деянием – утверждением грамотности на Руси, реформой письменности, принятием новой азбуки на основе кириллического алфавита, которым мы пользуемся по сей день.

Героическая жизнь князя Олега окутана легендами, смерть же покрыта непроницаемой тайной. Легенда о «гробовой змее» есть только часть загадки.

Раскрыть тайну смерти князя попытался В. Н. Демин в своей книге «Русь летописная» (2002 г.) он путем логических умозаключений подводит нас к мысли, что князь Олег умер вовсе не от укуса змеи: он был отравлен.

В Приднепровье, как замечает Демин в своей книге, нет таких змей, укус которых был бы смертелен для человека. Чтобы человек умер, гадюка должна укусить по меньшей мере в шею или прямо в сонную артерию.

В Новгородской первой летописи младшего извода история смерти князя Олега излагается иначе, чем в «Повести временных лет». Если следовать Новгородской летописи, то князь умер в Ладоге, по дороге в Новгород. Старая Ладога, как уже сказано, – столица Рюриковичей. И именно здесь похоронили князя Олега, коему Рюриковичи обязаны были укреплением собственной власти и распространением ее на другие русские земли.

Здесь же, в Старой Ладоге, находится могила князя Олега, которую любознательным туристам показывают местные экскурсоводы.

Не отрицая факта смерти князя от укуса змеи, новгородский летописец, тем не менее, делает очень важное уточнение, которого нет в нестеровской летописи: змея укусила Олега не на днепровском или волховском берегу, а «за морем». Змея князя Олега укусила не за Балтийским и не за Белым морем. В Новгородской летописи говорится, что после укуса змеи князь Олег «разболелся». Если совместить Новгородскую летопись с «Повестью временных лет», то напрашивается вывод: князя привезли из-за моря смертельно больным, и он пожелал умереть на родине (есть такое предположение, что княгиня Ольга – внучка новгородского старейшины Гостомысла и дочь Олега Вещего).

«За каким таким далеким и теплым морем пребывал князь Олег и что он там вообще делал?» – задается вопросом автор книги «Русь летописная». И сам же отвечает, что гадать на сей счет не приходится: путь «из варяг в греки» был проложен давно, и шел он через Черное море в Византию. Не однажды князь Олег осаждал Царьград, здесь, над воротами, был прибит щит князя, и здесь же он подписал развернутый письменный договор с греками (подписал в год своей смерти).

«Так не подпустили ли русскому князю хитроумные потомки Одиссея аспида вместе с текстом договора?» (Демин В. Н.) Здесь нужно заметить, что излюбленным орудием убийства у византийцев был яд. Его насыпали в пищу или накапывали в вино, и так расправлялись с неугодными. Ну а потом списывали на аспида.

Может быть, и нельзя со стопроцентной долей вероятности утверждать, что это было именно так, но все же данная версия гибели князя Олега выглядит достаточно убедительно.

Дела Олега Вещего как верховного правителя созданной им державы есть череда героических подвигов, которая увенчалась великими событиями в истории Руси. Во-первых, в период княжения Олега Русь объединила все восточнославянские племена. Причем это объединение носило по преимуществу мирный характер. Например, взаимоотношения славян с финнами очень показательны в этом смысле: миролюбивое настроение по отношению друг к другу объяснялось известной общностью их (славян и финнов) экономических интересов, включенностью в единую систему торгово-промысловой экономики, все участки которой находились в определенной зависимости друг от друга.

Покоренные и объединенные под властью киевского князя племена, казалось, понимали, что основные военные конфликты разворачиваются не между ними, а между конкурирующими группами «данников» (например, между сильными межплеменными группировками Новгорода и Киева или, после образования единого государства с центром в Киеве, между Киевом и Хазарским каганатом). Для объединенных в одно государство народов было особенно важно чувствовать себя в безопасности, а власть киевского князя предоставляла такую возможность, поскольку стремилась обеспечить безопасность объединенных племен перед лицом внешнего врага.

Первое Русское государство, управляемое Олегом, стремилось обеспечить безопасность торговых путей на Восток и на Балканский полуостров. И именно при князе Олеге эта безопасность стала вполне реальной, поскольку варяги и славяне теперь выступают в одном войске (были заодно), а Хазарский каганат, получивший ощутимый удар, «поставлен на место», и на воротах поверженного Царьграда прибит щит победителя: с хитроумными греками Русь заключила знаменитый письменный договор.

Во-вторых, княжение Олега увенчалось беспримерным событием в истории Руси: народ получил славянскую письменность и русскую азбуку.

Объединенные в восточнославянское государство, земли славян явили собой новый тип многоэтнического образования. В этом новом государстве народы обрели государственный порядок и встали на путь поступательно-прогрессивного движения.

После смерти князя Олега процесс формирования державы Рюриковичей сделался уже необратимым. В том, что княжеская власть приобрела невиданный никогда прежде авторитет и международный престиж, есть великая заслуга князя Олега. «Мудростью правителя, – сказал Карамзин, – цветут государства образованные; но только сильная рука Героя основывает великие Империи и служит им надежною опорою в их опасной новости. Древняя Россия славится не одним Героем: никто из них не мог сравняться с Олегом в завоеваниях, которые утвердили ее бытие могущественное». Эти слова Карамзина есть лучшая характеристика великих дел великого сына земли Русской – Вещего Олега.

Князь-язычник и воитель-жрец, он сумел подняться над собственной религиозно-идеологической ограниченностью во имя просвещения и культуры, во имя великого будущего народов Русского государства, которое стало возможным после обретения ими великого достояния – славянской письменности и русской азбуки.

Он был великим вожатым, сумевшим воодушевить доверившиеся ему народы на великие подвиги во имя зарождающегося нового великого государства с названием Русь.

1. Беллярминов И. Элементарный курс всеобщей и русской истории. М.: Просвещение, 1993 (из серии «Учебники дореволюционной истории»).

2. Вернадский Г. История России. Кн. 1. Древняя Русь. М., 2000.

3. Данилевский И. Древняя Русь глазами современников и потомков. 2001.

4. Демин В. Русь летописная. М.: Вече, 2002.

5. Кирпичников А. Рюрик с Ладоги // М.: Родина. 2001. №№ 1–2.

6. Макаров Н. К Дышащему морю //Родина. 2001. №№ 1–2. С 37.

7. Сахаров А. Н., Буганов В. И. История России с древнейших времен до конца ХVII века. М.: Просвещение, 1999.

8. Соловьев С. Чтения и рассказы по истории России. М.: Правда, 1989.

9. Фроянов И. Начала русской истории. «Петербург», 2001.

10. Черник Дм. Налоги в старину //Былое, 1996. № 7. статья).

ТЕМА 4. ЭПОХА ПРАВЛЕНИЯ КНЯГИНИ ОЛЬГИ (СЕРЕДИНА X ВЕКА)

Введение

1. Месть Ольги

2. Реформы княгини Ольги

3. Крещение

Заключение

Список литературы

На Руси по меньшей мере с конца 830-х гг. правила варяжская, т. е. норманнская, скандинавская династия, представители которой носили и соответствующие нерусские имена – Рюрик, Аскольд, Олег, Игорь. В истории едва ли не любого средневекового государства были такие периоды, когда у власти оказывалась «чужеродная» династия. Так, например, европейские династии Каролингов, Бурбонов, Габсбургов или в Азии – Чингизидов, Тимуридов и т. п. правили одновременно в целом ряде различных стран. Это предпочтение «иностранных» правителей имеет свои многообразные причины: тут и «нейтральность», «беспристрастность» пришлых правителей в отношении различных слоев населения страны, и их определенная "отчужденность от этого населения, и всегда высоко ценившаяся в династии долговременность, древность (право на власть уходит корнями в историю другой страны – как бы в «темное», неизменяемое прошлое) и т. д. Но, конечно, династия в конце концов срастается со страной, в которой она правит[19].

Эпоха правления княгини Ольги это доказывает. И даже не потому, что она по происхождению была русской, славянкой, и не потому, что назвала своего сына славянским именем Святослав, а потому, что управляла страной в ее интересах, а не в своих собственных. Ольга, проведя реформы, устранила произвол княжеской власти, чем обеспечила не только сохранение целостности Древнерусского государства, но и безмерно укрепила его.

Кроме того, Ольга заботилась и о просвещении Руси, о распространении в ней христианской веры и добилась высокого положения своего государства на внешнеполитической арене.

Княгиня Ольга – легендарная фигура истории Древней Руси. Летописи называют ее «мудрейшей из людей». Как случилось, что женщина в середине X в. стала правительницей нарождающегося Древнерусского государства? Конечно же государство от этого только выиграло. Ольга проявила себя и умелым реформатором, и находчивым дипломатом, и, самое главное, человеком высокой нравственности, как ее понимали современники Ольги и последующие поколения до наших дней.

О происхождении и ранней юности Ольги известно очень мало. Летопись сообщает только, что в 903 г. к Игорю привели «жену от Пъскова, именем Олгу»[20]. По сведениям Иоакимовской летописи, она была русской княжной – дочерью князя псковских кривичей – и носила первоначально имя Прекраса (имя вполне вероятное; так, в русско-византийском договоре 944 г. упомянуто имя подобного же склада – Предслава). Игорь же предпочел называть супругу скандинавским и даже «своим» именем Ольга (женский вариант имени Олег)[21].

Позднейшие легенды упорно указывали на Псков как на родину Ольги, а с течением времени образ мудрой княгини, матери великого воителя Святослава, сделался совсем легендарным. Псковские предания то говорили, что Ольга родилась в самом Пскове, то называли ее родным город Изборск, то село Выбутское под Псковом. Даже о браке Игоря с Ольгой, о котором так мало говорилось в летописи, рассказывалось с необыкновенными и романтическими прикрасами. Игорь как-то охотился в псковских лесах, сообщалось в легенде, и искал способ переправиться на другую сторону реки. По реке плыла лодка, а в ней сидела прекрасная и сильная девушка. Молодой князь «уязвился видением» и пытался завести с ней вольные разговоры, но мудрая дева прочитала юноше целое наставление о чистой любви, заставив Игоря оставить «юношеское мудрование свое» и решить, что лучше невесты ему не найти.

В этом рассказе явно переплетаются две противоположные стихии: народные предания о встрече в глухих лесах над рекой Великой молодого Игоря с его суженой невестой и благочестивые рассуждения позднейшего книжника[22].

Уже авторы XVI в. считали, что Ольга происходила из варяжского рода, хотя и не имели для этого никаких оснований, кроме своих домыслов. Варяжское происхождение Ольги не вызывало сомнений и у большинства историков XVII–XIX вв. Впрочем, оснований для этого мнения было немного. Слово «ольго» производили от норманнского «ельга», имея в виду, что в русском языке начальное «е» заменяется «о». Действительно, греческий писатель X в. называет Ольгу Ельгой. Другие греческие рукописи знают русскую княгиню и под именем Ульги или Ольги.

Однако сам летописец, склонный выводить русских князей из заморья, ничего не знает о норманнском происхождении Ольги, а о каких-либо варяжских князьях в Пскове неизвестно. Поэтому осторожнее и правильнее сказать просто, что Ольга родилась в Псковской земле и была первой русской женщиной, оставившей о себе неизгладимый след в истории[23].

Нельзя не заметить, что если среди участников договора князя Олега с греками (т. е. с Византией) еще нет русских имен, то в позднейшем Игоревом договоре они участвовали, помимо посла его сына Святослава, – притом они назывались в числе первых, наиболее важных лиц, – послы Володислава и Предслава (не исключено, что это были родственники Ольги-Прекрасы)[24].

Летопись, как мы видим, говорит о браке Ольги и Игоря под 903 г., но этот брак состоялся, конечно, значительно позднее. Единственным ребенком от этого брака был Святослав, который родился в 942 г., т. е. за 3 года до смерти отца. «Трудно думать, что брак Игоря с Ольгой в течение примерно 40 лет оставался бесплодным. Тут летописец поставил произвольные даты, чтобы заполнить пустые годы, и отнес женитьбу Игоря к раннему времени, т. к. хотел доказать, что Игорь был сыном Рюрика, тогда как народные предания, занесенные в летопись, запомнили Ольгу как молодую красивую женщину, способную пленить даже византийского императора»[25].

До 944 года Ольга была, очевидно, только супругой и матерью, но в одном, внешне незначительном факте выразилась, вполне возможно, ее воля – в имени, которое получил ее сын. По сведениям так называемой Иоакимовской летописи, «родился Игорю сын, нарече его Ольга Святослав»[26]. Сына она назвала русским именем, и это было, без сомнения, существенным фактом, наглядно выразившим «обрусение» династии; последующих князей киевских звали Ярополк, Владимир, Святополк, Ярослав, Изяслав и т. д.

Впервые Ольга появляется на политической арене после смерти своего мужа. Воинственный и неразборчивый в средствах Игорь вел большие войны с древлянами, жившими в густых лесах и болотах по Припяти. Здесь он был убит при попытке получить с древлян новую дань. Князь Игорь был наказан за свою жадность и безрассудность. «Повесть временных лет» так рассказывает об этом: "Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам. И пришла осень, и стал он замышлять поход на древлян, желая взять с них еще больше дани.

В тот год (945) сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, да и ты добудешь, и мы». И послушал их Игорь – пошел к древлянам за данью, и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в свой город. Когда же шел он назад, поразмыслив, сказал своей дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь и пособираю еще». И отпустил дружину свою домой, а сам с малою частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом: «Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его. Так и этот: пока не убьем его, то всех нас погубит». И послали к нему, говоря: «Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань». И не послушал их Игорь, убили Игоря и дружину его, т. к. было ее мало"[27].

Сделавшись вдовой, Ольга стала править от имени своего малолетнего сына Святослава и беспощадно отомстила древлянам за смерть мужа.

Надо отметить, что «беспечные» древляне недооценили силу и влияние Ольги в киевском княжестве. По-видимому, не были они наслышаны и об уме княгини. В то же время древляне понимали «ценность» Ольги как жены древнерусского правителя, объединившего под своим владычеством многие племена восточных славян. Заполучить Ольгу в свой род, а вместе с ней и ее сына было желанной мечтой древлянского князя. Это позволило бы ему в дальнейшем претендовать на роль правителя всей Руси и киевского князя. Так, летописец передает: "Сказали же древляне: «Вот убили князя мы русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала, и Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим»[28].

Примечательны слова древлян в отношении сына Игоря Святослава: «сделаем ему, что захотим». Имеется в виду, скорее всего, что его собирались просто-напросто убить. Оно и понятно. Святослав – наследник Игоря и правитель княжества, и он непосредственно стоял на пути Мала, претендовавшего на престол в Киеве. Занять его было проще всего, женившись на Ольге.

Мал посылает к ней сватов: «И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге»[29].

Ольга, узнав, что пришли древляне – убийцы ее мужа, позвала их к себе и сказала то, чего от нее, наверное, не ожидали услышать: «Добрые гости пришли». Как видим, она затаила до времени свою ненависть. Древляне же отвечали: «Пришли, княгиня». Естествен вопрос Ольги: «Говорите, зачем пришли сюда?» И что же ответили древляне: "Послала нас Древлянская земля с такими словами: «Мужа твоего мы убили, т. к. муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что ввели порядок в Древлянской земле. Пойди замуж за князя нашего за Мала»[30]. С нашей точки зрения эти слова древлян иначе как издевательством и назвать нельзя. И вправду, убили мужа, да еще пришли «облагодетельствовать», сватать за убийцу.

Но, с точки зрения самих древлян, да и Ольги, и вообще всех их современников, предложение было вполне естественным. Очень часто и впоследствии князья, убившие других князей, даже своих братьев, брали себе их жен как законную добычу и тем самым обеспечивали себе права на владения убитого. Так, князь Владимир, крестивший Русь, убил своего брата Ярополка, киевского князя, старшего в роду, и «стал жить с женою своего брата – гречанкой, и была она беременна, и родился от нее Святополк»[31]. Правда, как пишет летописец, «Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей», но для язычника это большой роли не играло, а было важно для самого летописца, ревностного христианина.

Таким образом, предложение древлян Ольге было правомерным, более того, они подчеркивали свое уважение к ней, не собираясь добиваться ее силой. Но, может быть, князь Мал попросту боялся, что не одолеет киевлян, или же очень рассчитывал на успех мирными, дипломатическими, даже «полюбовными» средствами.

Характерно обоснование притязаний древлянского князя. Послы говорили Ольге, дескать, муж твой был «грабитель» и вор, своими действиями вносивший смуту в отношения между княжествами-племенами, а «наши князья хорошие», т. к. «навели» и соблюдают порядок в Древлянской земле, и, без сомнения, введут его и в Киевском княжестве, во всей Русской земле. Такой ход мыслей также вполне правомерен. Следует вспомнить обстоятельства призвания князя Рюрика – варяга на славянскую землю в Новгород. Тогда, по словам летописца, «встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать сами с собой». Иными словами, в Новгороде не стало «порядка», как его тогда понимали, не было никакого общественного благоустройства и власти. Тогда «сказали они себе, – передает „Повесть временных лет“, – поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». Князей нашли из варяг, называвшихся русью. "Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами»[32].

Думается, что после правления Игоря киевское княжество было близко к тому состоянию, в котором находилась Новгородская земля в 862 г., когда понадобилось выбирать себе князя-правителя. Из-за бессмысленных действий князя Игоря начался распад еще недавно собранных воедино племенных княжеств.

По-видимому, враждебно настроены были не только древляне, но и другие племена. Они же могли воспользоваться ослаблением княжеской власти и попытаться отойти от Киева, выпасть из-под правления преемников Игоря и жить сами по себе. Это было чревато нарастанием хаоса и войны, т. е. беспорядком, т. к. раз завоеванные племена, с которых собирается дань, уже никто так просто не отпустил бы, и старался бы снова их покорить силой оружия. Последующие действия Ольги это доказывают.

По крайней мере, именно так представляли себе ситуацию древляне, поэтому и предложили в правители всей Руси своего князя. И их представление было близко к реальности. Ольга, казалось, не смогла бы наладить жесткое управление, а ее сын был слишком мал. Да и вряд ли вначале кто-либо ставил на княгиню как на правительницу. Исходя из этого, можно предположить, что свадьба Ольги и князя Мала была очень даже вероятной, и древляне всерьез рассчитывали на успех. Но они просчитались.

Ольга показала себя вполне способной правительницей. Притворившись благосклонной к просьбе древлян, она перехитрила их. Княгиня отвечала сватам: «Любезна мне речь ваша – мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в нее, величаясь. Утром я пошлю за вами, а вы говорите: „Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье“. И вознесут вас в ладье»[33]. Так они и сделали. «Ольга же приказала выкопать на теремном дворе вне града яму великую и глубокую»[34] и послала за гостями. Когда их принесли в ладье, те сидели, «величаясь, избоченившись и в великих нагрудных бляхах», а Ольга приказала сбросить их вместе с ладьей в яму. «И, приникнув к яме, спросила их: „Хороша ли вам честь?“ Они же ответили: „Пуще нам Игоревой смерти“. И повелела засыпать их живыми; и засыпали их»[35], – повествует летописец.

Далее Ольга послала к древлянам и сказала им: «Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди»[36]. Древляне, услышав об этом, «избрали лучших мужей, управлявших Деревской землею»[37], и послали их к Ольге. Она встретила послов приветливо, приказала приготовить им баню и сказала: «Вымывшись, придите ко мне». «И разожгли баню, и вошли в нее древляне, и стали мыться, и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от двери, и сгорели все», – описывается в «Повести временных лет» вторая месть княгини.

Но и на этом нелегко было успокоиться безутешной вдове. Теперь она сама пошла в Древлянскую землю, предварив их: «Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие у того города, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и устрою ему тризну»[38]. Древляне удовлетворили и эту просьбу Ольги.

Она действительно, «взяв с собою малую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его»[39]. Приказала насыпать «великую могилу» и совершила тризну – поминальный обряд. Древляне также участвовали в этом. Пили и ели, ничего не подозревая; «и когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить за их честь, а сама отошла прочь и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их 5 000»[40], – так свершилась третья месть киевской княгини.

Конечно, жестокость Ольги поражает, но за ней виден четкий план осуществления мести. Закопав живыми в землю первых послов, которые, несомненно, были лучшими людьми древлянского племени, она приглашает еще «лучших мужей, управлявших Деревскою землею». Таким образом Ольга уничтожает всю знать племени, всех родовых князьков и старейшин, оставив древлян без людей, способных организовать отпор в случае нападения на них. Более того, во время тризны вырезается фактически вся дружина древлянского князя, т. е. самая боеспособная часть войска. Итак, у древлян теперь нет ни воевод, ни дружины. «А Ольга вернулась в Киев и собрала войско против оставшихся древлян»[41].

Набрав много «храбрых воинов», Ольга с сыном своим Святославом пошла на Деревскую землю. Древляне же вышли против нее. "И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило ему в ногу, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем»[42].

Этот отрывок позволяет сделать вывод, что хотя и номинально, но правителем княжества считался Святослав. Ольгу, по-видимому, можно рассматривать как регента при малолетнем князе, который не способен был пока реально управлять. За него все решала Ольга, и полномочия ее были безграничны, она вела себя как полновластная правительница, и помогали ей воеводы Асмуд и Свенельд.

В битве древлян победили. Они бежали и затворились в своих городах. Ольга принялась за осаду Искоростня, где убили ее мужа, но город взять не смогла. Тогда она в очередной раз проявила хитрость. Притворившись милостивой, она уверила, что более не будет мстить, т. к. отомстила сполна. И обещала довольствоваться одной лишь данью, причем очень легкой: «От каждого двора по три голубя да по три воробья». Древляне покорились и принесли требуемую дань. Ольга же, приказав привязать к каждой птице трут, отпустила их на волю. Птицы конечно же, как она и ожидала, полетели в город, по дворам, откуда их взяли. Город охватил пожар: «И не было двора, где бы не горело. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. И так взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань»[43].

Ольга осуществила свою месть сполна.

«В рассказах летописи о местях Ольги, несомненно, много легендарного, но хитрость и жестокость были явлением того времени. Кроваво отомстить за смерть близких людей было делом чести, и в этом отношении русская княгиня ничем не отличалась от варварских королев эпохи Меровингов во Франции, оставивших после себя впечатление безудержной жестокости и мстительности»[44], – считает академик М. Н. Тихомиров.

С ним не вполне согласен В. Кожинов: «Первое знаменитое деяние Ольги и юного Святослава – жестокая расправа с деревлянами, погубившими Игоря, – являлось, очевидно, выражением неотвратимого завета кровной мести, который в высшей степени был присущ (на ранних этапах истории) германским, в том числе скандинавским этносам, но не был характерен для Руси…Нельзя не обратить внимания на тот факт, что это своего рода уникальная страница русской истории (хотя, конечно, мотивы мести присутствуют позднее и в летописи, и в эпосе, но это именно только мотивы, никогда более не разрастающиеся в грандиозный акт жесточайшего возмездия. Более того, ничего похожего нет и в последующем поведении самой Ольги. Поэтому и складывается представление, что в этом своем первом деянии княгиня руководилась требованиями варяжского окружения своего покойного мужа»[45].

Возможно, В. Кожинов прав. Нельзя конечно же недооценивать влияния на Ольгу двух воевод князя Игоря, Свенельда и Асмуда, которые, несомненно, были варягами, на что указывают их скандинавские имена.

Но месть Ольги была обусловлена и, если можно так выразиться, государственной необходимостью. Что это значит? Древляне были завоеваны Олегом еще в 883 г., он брал с них дань по черной кунице[46]. В 914 г. Игорю снова пришлось покорять их. «Победив», он «возложил на них дань больше прежней»[47]. В 945 г. древляне, по сути дела, опять восстали против власти князя и зашли уже слишком далеко, убив его. Оставлять их безнаказанными было нельзя, и Ольге пришлось в очередной раз покорять Деревскую землю. Обставлено это было под видом мести, а чтобы подчинить непокорных, пришлось очень многих из них уничтожить физически.

Восстание и отделение древлян было опасно еще и потому, что это могло послужить примером и другим племенам, а это грозило, в долгосрочной перспективе, распадом только что сформировавшегося государства, а в ближайшем будущем – уменьшением дани, которой облагались подвластные Киеву княжества. А это был бы чувствительный удар для киевских князей. Они могли бы лишиться поддержки своей дружины, которой надо было платить из сбора этой самой дани. Примечательно, что в подавлении древлянского сопротивления Ольге помогали варяжские воеводы, т. к. это было в их интересах и в интересах дружины. Прекращение потока богатств могло повлечь за собой и смену княжеской династии.

Проявляя необузданную жестокость, Ольга подчинялась реальным обстоятельствам. Так было надо. А планомерное уничтожение противника можно считать блестящим тактическим ходом. Древляне, по сути, были ликвидированы по частям, причем начала княгиня с того, что истребила верхушку древлянского племени, а потом ей не составило труда подчинить всю остальную массу населения Деревской земли.

Оставить древлян в покое Ольга не могла, иначе отделились бы и все остальные племена. Но и удерживать их силой оружия у Ольги тоже не было возможности. Дань больше не могла собираться в произвольных размерах, как это практиковал Игорь. Его же опыт убеждал княгиню, что это чревато гибельными последствиями. Осознав это, Ольга обращается к реформам.

«Несмотря на скудность летописных известий, – пишет академик М. Тихомиров, – нас поражает кипучая деятельность Ольги. Киевское государство представляло собой пестрое объединение отдельных земель под властью киевского князя. Как только ослабевала сильная княжеская рука, земли начинали отпадать от Киева и вновь подчинялись только после новых военных походов. При Ольге начинается внутреннее укрепление Киевского государства»[48].

Первое, что сделала Ольга, – «возложила… тяжкую дань» на древлян. «Две части дани шли в Киев, а третья в Вышгород, ибо был Вышгород городом Ольги»[49], – указывает «Повесть временных лет».

Ольга, как видим, имела свою резиденцию не в Киеве, а в расположенном на высоком крутом холме на берегу Днепра замке Вышгород (в 18 верстах к северу от Киева). Таким образом две части дани, которые шли в Киев, распределялись, по-видимому, между городской администрацией и находящейся в граде дружиной.

Часть дани шла непосредственно Ольге, на ее личные нужды и для ее малой дружины, т. е. для близких к ней людей.

То, что Ольга находилась в отдалении от центра Киевского государства, подчеркивает, что она лишь управляла вместо своего сына. Киевским князем считался все же Святослав, и нахождение Ольги вне Киева убеждало, что не она правит, а ее сын.

Как говорит летопись, Ольга установила для древлян «тяжкую дань», иначе и быть не могло. Древляне были виноваты. Но дань отныне собиралась не произвольным образом. Монах Нестор, автор «Повести временных лет», рассказывает: «И пошла Ольга с сыном своим и с дружиною по Древлянской земле, устанавливая распорядок даней и налогов»[50].

Кроме того, Ольга определила места и территорию, на которой она могла охотиться, могли бить зверя ее люди. «И существуют места ее стоянок и охот до сих пор»[51], – пишет летописец Нестор. Ранее, до Ольги, князья охотились и добывали пушнину, где им заблагорассудится, чем вызывали недовольство и ропот племен, на территории которых самоуправствовали киевские князья.

Дань предполагалось собирать раз в год, не чаще. На это указывает строка летописи: «И пришла в город свой Киев с сыном своим Святославом, и пробыла здесь год»[52].

Через год «отправилась Ольга к Новгороду», т. е. предприняла объезд своих владений с целью сбора дани. Но и теперь дань собиралась непроизвольно, княгиня «установила по Мсте погосты и дани, и по Луге – оброки и дани»[53]. Ольга не вновь обложила данью племена, а установила места для ее упорядоченного сбора – погосты, а также фиксированный размер даней и оброков. Опять же, кроме этого, она определила свои «ловища» – охотничьи угодья. «Ловища ее сохранились по всей земле и свидетельства о ней», – по-видимому, вскоре эти земли стали наследственной княжеской вотчиной.

Нестор передает, что «сани ее (Ольги) стоят в Пскове и поныне». Это указывает на то, что сбор дани совершался зимой, по санному пути.

Уверяет летописец и в том, что «сохранилось село ее Ольжичи до сих пор»[54]. Это последнее указание немаловажно для оценки деятельности княгини. Земледелие уже прочно утвердилось в Русской земле, но не получило еще господствующего значения. Название «Ольжичи», кажется, говорит за то, что Ольга посадила на своей земле рабов, которые по своей госпоже получили прозвание ольжичей. Таким образом Ольга была основательницей первых княжеских сел на Руси[55]. «И так, установив все, возвратилась к сыну своему в Киев, и там пребывала с ним в любви», – определяет летописец.

Таким образом в государственной деятельности Ольги «проявилась ее мудрость по проведению реформы. В первый же год своего правления она резко меняет прежний порядок сбора дани. Ольга прошла по Руси от Древлянского княжества до далекого Новгорода, устанавливая фиксированный размер дани, порядок ее сборов и их систематичность; определяются места сбора дани – погосты и становища. Проводится размежевание земель, выделяются места княжьих „ловов“, охотничьих и лесных угодий. Деятельность княгини была направлена и на охрану границ внешней торговли, приумножение княжеской казны, на сплочение отдельных земель в сильное государство на востоке Европы»[56].

Следует отметить, что никаких легенд и домыслов при описании административно-хозяйственной деятельности летописец не использует. И в этом случае мы можем полностью доверять летописи. Данные, которые она нам оставила, очень скудны, но и они позволяют представить величайший масштаб деятельности русской княгини. Ее правление составило целую эпоху в истории Древнерусского государства, а ее мероприятия мы можем без сомнения рассматривать как реформы.

После ликвидации внутренних смут в стране, стабилизации положения и упрочения великокняжеской власти в Киеве Ольга должна была приступить к решению внешнеполитических задач: Игорь был мертв, но договор, заключенный им с греками, действовал. Сменились правители на византийском троне, новые люди встали и во главе Древнерусского государства. Опыт прошлых лет и прошлых взаимоотношений империи с другими «варварскими» государствами подсказывал необходимость либо подтверждения, либо пересмотра прежнего соглашения. Итак, «иде Ольга в Греки»[57], – записал древний автор. Конечно, реальные политические взаимоотношения двух стран не допускали того, чтобы правительница Руси могла просто снарядить посольство, сесть на корабль и явиться ко двору византийских императоров, чья система внешнеполитического церемониала была чрезвычайно изощренной. Однако Новгородская I летопись сообщает, что, придя к Константинополю, руссы дали знать о своем появлении императору, что может быть понято как намек на какую-то предварительную на этот счет договоренность[58].

В ту пору византийское правительство предпринимает определенные шаги в поисках союзников против одних арабских правителей, пытается умиротворить других, нейтрализовать возможных противников на западных и северо-западных границах империи. Во второй половине 40-х гг. Константин VII шлет посольство к Оттону I, добивается дружбы у владыки Кордовы, пытается замирить сицилийских арабов и египетского правителя Аль-Мансура. Судя по оценкам, данным Константином VII в трактате «Об управлении государством» Руси, Хазарии, печенегам, византийское правительство в середине 50-х гг. X в. было весьма обеспокоено состоянием своих отношений с Русью, боялось новых нападений с ее стороны, не доверяло ей, стремилось иметь против нее постоянного противника в лице печенегов. В то же время Русь нужна была Византии как противовес в борьбе с Хазарией и мусульманскими правителями Закавказья, а также как неизменный поставщик союзных войск в противоборстве с арабами. Думается, что в этих условиях приглашение, направленное Ольге Константином Багрянородным, было вполне естественным дипломатическим шагом империи в отношении своего северного соседа.

При этом необходимо иметь в виду и характерное для Византии стремление использовать христианизацию окрестных народов и государств в качестве средства усиления своего политического влияния среди соседей. Хотя христианизация русского общества шла быстрыми темпами и в договоре 944 г. это нашло уже официальное отражение, тем не менее, и к середине 50-х гг. X в. Византия не преуспела в использовании христианства на Руси в своих политических целях. С этих позиций нам представляется неправомерным вести разговор лишь о стремлении Византии христианизировать Русь. Обе стороны стремились к этому, но каждая, борясь за христианизацию, вероятно, преследовала свои политические цели. Подобная ситуация сложилась в 60-е гг. IX в. в отношении Болгарии. Противоречия были разрешены военным путем, и под угрозой силы болгары были вынуждены принять христианство в форме, удобной Византии, с тем чтобы уже вскоре, при Симеоне, порвать свою церковную, а следовательно, и политическую зависимость от империи.

Необходимо обратить внимание и на стремление Древней Руси, начиная с IX в., установить с империей равноправные государственные отношения. Уровень оформления русско-византийских договоров не стоял на месте. В 944 г. впервые греческое посольство появляется в Киеве, и новый договор в сравнении с соглашениями 860-х гг., 907 и 911 гг. уже заключается по всем канонам равноправных и суверенных отношений между государствами. Таким образом вопросы государственного престижа, которые играли огромную роль в отношениях Византии с Персией, Болгарией, Аварским каганатом, имели первоначальное значение и для Древней Руси, являясь той лакмусовой бумажкой, на которой проверялись истинная сила и влияние Киевского княжества[59].

В то же время Византия свято оберегала свое исключительное политическое и религиозное значение в тогдашнем мире. Согласно византийской концепции власти, император являлся наместником Бога на земле и главой всей христианской церкви[60]. В соответствии с этим представлением и оценивались ранги иностранных правителей. Никто из них не мог встать вровень с императором, однако степень этого неравенства для правителей различных государств была, естественно, различной и зависела от многих факторов – мощи данного государства, степени его влияния на политику Византии, характера сложившихся отношений между этим государством и империей и т. д. Все это находило закономерное выражение в титулах, почетных эпитетах, инсигниях и прочих знаках достоинства.

Политической символикой был пронизан не только весь византийский придворный церемониал, но и порядок общения с иностранными государствами, прием иностранных правителей и послов. В конце лета 957 г. русская княгиня Ольга прибыла в Константинополь во главе представительной делегации. Она имела в своем составе, кроме восьми придворных слуг, племянника княгини, личных представителей князя-наследника Святослава, 20 или 22 купца, священника Григория и двух переводчиков.

"Присутствие священника Григория в русской делегации объясняется легко. Как и его собрат Гавриил, а веком раньше Константин – Кирилл и Мефодий, Григорий входил в ту категорию дипломатов-клириков, которых императорский двор часто использовал для ведения дипломатических переговоров. Григорию, вероятно, было поручено разработать с русскими такую систему взаимоотношений, в которой их государство должно было бы играть главную роль. Таким образом прибытие в Константинополь представительного русского посольства находит свое оправдание – санкционировать соглашение, подготовленное Григорием, и торжественно признать главное место, отныне занимаемое Русью в дипломатической расстановке в Северном Причерноморье. Но для этого, с русской точки зрения, было необходимо заключить официальный, т. е. матримониальный (брачный) союз[61].

В самом деле, варварские князья рассматривали личный союз с правящей династией как признание Византией их суверенных прав: в 913 г. Симеон Болгарский снял осаду Константинополя, получив обещание, что одна из его дочерей выйдет замуж за императора Константина, обещание, которое императрица Зоя не сдержала, что вызвало вторжение Симеона во Францию и взятие Адрианополя. Лиутпранд, епископ Кремонский, прибыл в 968 г. в Константинополь, также домогался руки одной из принцесс для сына императора Оттона I, но получил высокомерный отказ. По этому вопросу позиция императорского двора была определена самим Константином VII в сочинении «Об управлении империей», где он решительно осуждает браки членов императорской семьи с варварскими правителями, среди которых правители хазар, венгров и русских более всего к этому стремились[62].

Русской княжне оказали исключительные знаки внимания: после официального представления при дворе археонтиссу (княгиню) пригласили в покои императрицы, где с разрешения императора ей позволили сесть и беседовать с ним; кроме того, как владетельную государыню ее не заставили совершить тройной проскинесис – она ограничилась лишь легким наклоном головы; ее посадили за императорский стол и, наконец, одарили богатыми дарами[63].

Согласно «Повести временных лет», когда цесарь Константин Багрянородный увидел Ольгу, он нашел, «что она очень красива лицом и разумна, подивился ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: „Достойна ты царствовать с нами в столице нашей“. Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цесарю: „Я язычница. Если хочешь крестить меня, то крести меня сам, иначе не крещусь“. И крестил ее царь с патриархами… И было наречено ей в крещении имя Елена, как и древней царице – матери Константина Великого… После крещения призвал ее царь и сказал ей: „Хочу взять тебя в жены себе“. Она же ответила: „Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью. А у христиан не разрешается это, – ты сам знаешь“. И сказал ей царь: „Перехитрила ты меня, Ольга“. И дал ей многочисленные дары, золото и серебро… и отпустил ее, назвав своею дочерью»[64].

Примечательно, что Константин ни слова не говорит ни о чем подобном. Это и не удивительно, если знать его отношение к предполагаемым бракам между лицами императорской крови и варварскими князьями и их детьми.

И все же нельзя признать сказание летописца чистым вымыслом, до него, хоть и в фантастическом виде, могли дойти слухи о чем-нибудь подобном. «Действительно, – указывает Ж.-П. Ариньон, – насколько невероятно, что вдовой Ольге было сделано предложение о браке с женатым императором, настолько и неправдоподобно, что русская княгиня попыталась получить руку дочери императора для своего сына Святослава, представители которого находились в ее свите: Ольга тогда стала бы свекровью багрянородной принцессы и могла получить высшее придворное женское звание „опоясанной патриции“. Однако в сочинении „О церемониях византийского двора“ русская княгиня не носит этого титула, но пользуется связанными с ним прерогативами. Вероятно, если матримониальные проекты Ольги не имели успеха, император постарался компенсировать их, воздавая почести, которые она имела бы в случае женитьбы ее сына на византийской принцессе. Кроме того, он пожаловал ей денежную сумму, в три раза большую, чем та, которую она получила бы как опоясанная патриция в рамках обычных придворных раздач»[65].

Византийские политики (в отношении Болгарии, алан, Руси) очень хорошо показали, что христианские домыслы и религиозная система империи являлись чаще всего мощными политическими средствами воздействия на окружающие народы и государства. Ольга могла креститься и в Киеве, но это крещение пожилой княгини в языческой стране при наличии языческой дружины и наследника-язычника могло не иметь никакого политического резонанса. Крещение на родине, будь оно историческим фактором, должно было бы остаться частным делом Ольги. Оно могло быть явным или тайным – это не имеет значения. Важнее, что оно не превращалось в политический и тем более внешнеполитический акт. Другое дело – крещение русской княгини в Византии. Этот акт сразу же превращался из частного вопроса в определенный политический шаг. И в этом случае, думается, никого не интересовало – христианкой или язычницей приехала Ольга в Константинополь.

В летописи отмечается, что распространение христианства на Руси представляло для Ольги серьезные трудности.

В Константинополе она жаловалась патриарху: «Люди мои язычники и сын мой, – да сохранит меня Бог от всякого зла»[66]. В этих словах отражено понимание всей сложности введения христианства на Руси, где чрезвычайно сильно было язычество и где истинным язычником перед лицом набирающего силу на Руси христианства показал себя молодой князь Святослав Игоревич. Возвращаясь на Русь, Ольга боялась «всякого зла». Но на этом данный мотив не кончается. Летопись повествует далее, что, прибыв на родину, великая княгиня пыталась склонить к христианству Святослава, но безуспешно. «Жила же Ольга вместе с сыном своим Святославом, и учила его мать принять крещение, но он и не думал, и не прислушивался к этому; но если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем»[67]. Ольга настаивала: «Я познала Бога, сын мой, и радуюсь, если и ты познаешь – ты тоже станешь радоваться». На это князь Святослав заявил: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться». Ольга же отвечала ему: «Если ты крестишься, то и все сделают то же». «Он же не послушался матери, продолжая жить по языческим обычаям»[68], – заключает летописец.

За церковной фразеологией и религиозными сентенциями здесь просматриваются серьезные противоречия в русском обществе той поры по вопросу принятия христианства. Ольга представляла тех, кто ратовал за его введение на Руси, Святослав, отражая настроение великокняжеской дружины – серьезной социальной силы, – выступал за сохранение язычества. Заметим, что даже в приведенном диалоге просматривается стремление Ольги не столько крестить самого Святослава, сколько продолжить ту политическую линию по введению Руси в лоно христианских государств, которую она активно продолжила и поддержала, приняв христианство. Спор между матерью и сыном, как это видно из летописной записи, шел не по поводу обращения в новую веру Святослава, а относительно крещения Руси[69].

Следует обратить внимание на еще один совершенно определенный политический мотив, связанный с крещением Ольги, – на появление в применении к ней понятия «дщерь». Это понятие фигурирует в летописном рассказе дважды, но в совершенно разных значениях. Первый раз имеется в виду слово «дщерь» – дочь в чисто церковном, ритуальном смысле, обозначающем, что император был крестным отцом Ольги, а она тем самым стала его крестной дочерью. А далее летописец сообщает, что Константин преподнес Ольге «дары многи» и «отпустил ее, назвав своею дочерью». Здесь присутствует совершенно иная, светская, если так можно сказать, идея. Давая русской княгине прощальный прием, или «отпуск», император официально назвал ее своей дочерью, но уже не в церковном, а в политическом смысле этого слова[70].

Речь шла о форме политической и религиозной зависимости княгини Ольги как правительницы Руси от византийского императора. Константин наверняка желал воспользоваться фактом крещения Ольги в Византии в своих политических интересах. По-видимому, Ольга обещала Константину оказывать всяческую помощь, в том числе и военную. Так, летопись сообщает, что когда "Ольга пришла в Киев, и прислал к ней греческий царь послов со словами: «Много даров я дал тебе. Ты ведь говорила мне: когда-де возвращусь в Русь, много даров пришлю тебе: челядь, воск и меха, и воинов в помощь»[71].

Ольга же вовсе не собиралась помогать императору. Она отвечала ему через послов: «Если ты так же постоишь у меня в Почайне, как я в Суду, то тогда дам тебе»[72].

Отказ Ольги предоставить Византии военную помощь и был, всего вероятнее, связан с ее неудачными переговорами по поводу династического брака, получения более высокого достоинства, чем то, которого она добилась долгими переговорами «в Суду» по поводу церемониала"[73].

Но отказ также говорил о том, что Ольга не собиралась ни от кого зависеть, даже в чисто религиозном плане. "Мудрая княгиня быстро разгадала намерение византийских политиков использовать церковное подчинение Руси для своих целей. Поэтому вскоре после возвращения из Константинополя произошло неожиданное событие: Ольга обратилась к германскому императору Оттону I с просьбой поставить для ее народа «епископа и священников»[74].

Правда, эта затея не увенчалась успехом, но она свидетельствует о тенденциях правления русской княгини: усилия по распространению христианства на Руси и в то же время независимость от каких-либо других государств.

«Ольга, – заметил Г. Прошин, – первый женский образ русской литературы, и образ этот, при всей легендарности сюжета, художественности, ближе к той правде истории, которая оказывается вернее педантичного следования фактам. Поэт часто видит дальше и глубже историка, а легенда, приобретая правду факта, становится правдой истории»[75].

«Была она предвозвестницей христианской земле, – определяет Нестор-летописец, – как денница перед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла; как луна в ночи, так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи…»[76]

Последние дни Ольги были омрачены многими несчастьями. Сын ее Святослав находился далеко от нее, пребывая непрестанно в походах. Его даже упрекали: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул»[77]. В отсутствие князя и его дружины на Киев напали печенеги и осадили его. Ольга, престарелая княгиня, не смогла организовать оборону.

Правда, Святослав подоспел вовремя, но, освободив от осады город, собрался обратно в походы. Ольга, горячо любившая сына, удерживала его: «Видишь – я больна, куда хочешь уйти от меня?» И продолжала: «Когда похоронишь меня, отправляйся куда захочешь». «Через три дня Ольга умерла, – повествует летопись, – и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди»[78].

1. Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 1.

2. Кожинов В. Ольга и Святослав // Родина. 1992. №№ 11–12.

3. Тихомиров М. Ольга // Наш современник. 1991. № 6.

4. Глухов А. «Предвозвестница христианской земле». Княгиня Ольга // Библиография. 1994. № 4.

5. Сахаров А. Н. Дипломатия княгини Ольги // Вопросы истории. 1979. № 10.

6. Рамм Б. П. Папство и Русь в X–XV веках. М., 1977.

7. Литаврин Г. Б. Византийское общество и государство в X–XI вв. М., 1977.

8. Ариньон Ж. П. Международные отношения Киевской Руси в середине X в. и крещение княгини Ольги // Византийский временник. 1980. Т. 41.

9. Никитин А. Ольга? Елена? Эльга? // Наука и религия. 1991. № 11.

10. Прошин Б. Второе крещение. Как была крещена Русь. М., 1988.

ТЕМА 5. ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО – КИЕВСКАЯ РУСЬ

Введение

1. Образование Киевского государства и деятельность первых киевских князей – Олега, Игоря, Ольги, Святослава

2. Крещение Руси. Культура Киевской Руси

Заключение

Список литературы

Образование государства у восточных славян явилось закономерным итогом длительного процесса разложения родоплеменного строя и перехода к классовому обществу.

Процесс имущественного и социального расслоения среди общинников привел к выделению из их среды наиболее зажиточной части, которая, подчиняя себе массу рядовых общинников, нуждалась, для поддержания своего господства, в государственных структурах.

Начальную форму государственности представляли собой восточнославянские союзы племен. Одним из таких объединений был, по-видимому, союз племен во главе с князем Кием (VI в.).

Согласно «Повести временных лет», русская княжеская династия берет свое начало в Новгороде. В 859 г. северные славянские племена, платившие дань варягам, или норманнам (по мнению большинства историков, выходцам из Скандинавии), изгнали их за море. Однако вскоре после этих событий в Новгороде началась междоусобная борьба. Чтобы прекратить столкновения, новгородцы решили пригласить варяжских князей как силу, стоящую над противоборствующими группировками. В 862 г. князь Рюрик и его два брата были призваны на Русь новгородцами, положив начало русской княжеской династии.

Легенда о призвании варяжских князей послужила основанием для создания «норманнской теории» возникновения Древнерусского государства. Авторами ее являются приглашенные в XVIII в. в Россию немецкие ученые Г. Байер, Г. Миллер, А. Шлецер.

Датой образования Древнерусского государства условно считается 882 г., когда князь Олег, захвативший после смерти Рюрика власть в Новгороде (некоторые летописцы называют его воеводой Рюрика), предпринял поход на Киев. Убив княживших там Аскольда и Дира, он впервые объединил северные и южные земли в составе единого государства. В связи с тем, что столица была перенесена из Новгорода в Киев, это государство принято называть в литературе Киевской Русью.

Утвердившись в Киеве, Олег начал покорять славянские и финские племена: после подчинения кривичей и полян он покорил своей власти древлян, северян, радимичей, освободив восточнославянские племена от хазарской зависимости; он подчинил себе также финские племена – чудь, весь, мерю, мурому. Захватив обширные пространства, расположенные по обе стороны великого водного пути, Олег осуществил объединение новгородского севера и киевского юга под одной властью и явился таким образом основателем великого княжества Киевского – первой формы общерусского государства. Некоторые племена и города сохранили своих местных князьков, но все они были теперь под рукой великого князя Киевского.

Утвердив свою власть в Поднепровье, Олег в 907 г. собрал огромное разноплеменное войско из славян и финнов и предпринял свой знаменитый поход на Царьград. По летописи, Олег дошел со своим войском до стен Константинополя и опустошил его окрестности. Греки должны были просить мира и обязались заплатить Олегу огромную контрибуцию. Война закончилась заключением мирного договора, главной целью которого было урегулирование торговых отношений между Русью и Византией. Княжеские купцы, приезжавшие в Константинополь по торговым делам, должны были получать от греческого правительства продовольствие и могли пользоваться баней. Русский князь, со своей стороны, обязался запретить своим людям «творить пакости» в земле Греческой. Приходящие в Царьград русские послы и купцы должны были проживать в Константинопольском предместье; в город они должны были ходить группами не более 50 человек одновременно, без оружия, в сопровождении византийского чиновника; договор предоставлял купцам право беспошлинной торговли.

В 912 году Олег умер. Его преемником стал Игорь, сын Рюрика, опекуном которого являлся Олег. Это был менее талантливый князь. При нем начались набеги печенегов, кочевавших в южных степях, на Русскую землю. Игорь предпринял два похода на Византию. В 941 г. его войско погромило и пограбило берега Малой Азии, но потом русская флотилия потерпела жестокое поражение от греков. В 944 г. был восстановлен мир с греками, а в 945 г. обе стороны заключили мирный договор «на все лета». Договор этот, в общем, повторяет постановления договора Олега, но не предоставляет русским купцам права беспошлинной торговли и обязывает великого князя Киевского оказывать греческому правительству военную помощь, когда она ему потребуется.

Важным механизмом сохранения контроля над государственной территорией в начале X в. стало «полюдье» – объезд князем вместе с дружиной подвластных земель с глубокой осени до ранней весны. Полюдье – это не только сбор дани-налога, но и способ управления страной при отсутствии государственного аппарата: во время объезда князь лично разрешал конфликты, творил суд, улаживал пограничные споры. Но это не означало, что он мог самоуправствовать. В 945 г. сбор дани в Древлянской земле закончился убийством Игоря и его приближенных. Вдова Игоря, великая княгиня Ольга, которую киевское предание считало мудрейшей из всех мудрых, хитро и жестоко отомстила древлянам за убийство мужа.

Ввиду малолетства своего сына Святослава Ольга более десяти лет самостоятельно управляла государством. Победив древлян, Ольга провела налоговую реформу: утвердила точный размер платежей Киеву – «уставы» и «уроки» – и создала систему административных центров – погостов, где останавливались князья и княжеские дружины для сбора дани и административно-судебного управления. Собрав дань, князь возвращался в Киев. Летом дань вместе с другими товарами грузилась на суда и купцы везли ее вниз по Днепру, в Константинополь.

Но главной исторической заслугой Ольги является принятие ею христианства: в 957 г. она посетила Царьград и крестилась там в православную веру. Возвратившись домой, она уговаривала своего сына Святослава креститься, но суровый воин отказался, мотивируя свой отказ тем, что над ним будет смеяться дружина. Все же христианство постепенно распространялось в Киев, а Ольга способствовала этому.

Святослав Игоревич, когда он вырос, оказался храбрым и талантливым полководцем. Он предпринял ряд удачных походов на восток, подчинил себе племя вятичей, которые до тех пор платили дань хазарам. В 965 г. Святослав нанес ряд тяжелых поражений хазарским племенам, взял и погромил их главные города – Итиль, Белую Вежу и Семендер. Он победил северокавказские племена ясов и касогов и подчинил себе Приазовскую область.

Разгромив всех восточных неприятелей и соседей Руси, Святослав обратился на запад. Византийское правительство просило его о помощи в борьбе с дунайскими болгарами, и Святослав, собрав большую рать, в 967 г. двинулся на Дунай, где победил болгар, завоевав Болгарию. Он решил остаться там навсегда и сделать город Переяславец на Дунае своей столицей. После смерти Ольги Святослав посадил своего старшего сына Ярополка на престол в Киеве, Олега – в земле Древлянской, несовершеннолетнего Владимира с дядей Добрынею отпустил в Новгород по просьбе новгородских послов, а сам снова отправился на Балкан в 970 г. Но византийский император Иоанн Цимисхий выступил против него с большим войском. Потерпев поражение, Святослав был вынужден покинуть Болгарию. По дороге на его дружину напали печенеги. Святослав был убит (972 г.).

Процесс формирования в Киевской Руси основных классов феодального общества слабо отражен в источниках. Наличие в хозяйстве различных экономических укладов дает основание ряду специалистов оценивать Древнерусское государство как раннеклассовое, в котором феодальный уклад существовал наряду с рабовладельческим и патриархальным. Феодализм характеризуется полной собственностью феодала на землю и неполной на крестьян, по отношению к которым он применяет различные формы экономического и внеэкономического принуждения. Зависимый крестьянин обрабатывает не только землю феодала, но и свой земельный участок, который он получил от феодала, и является собственником орудий труда, жилища и т. д. Класс феодалов возникал путем выделения из общины наиболее зажиточных ее членов, которые превращали в собственность часть общинных пахотных земель. Рост экономического и политического могущества землевладельцев приводил к установлению различных форм зависимости рядовых общинников от землевладельцев.

Однако в киевский период оставалось довольно значительное количество свободных крестьян, зависимых лишь от государства, которые назывались «людьми», или «смердами».

Основной общественной ячейкой землевладельческого населения продолжала оставаться соседская община – вервь. Она состояла из одного большого села или из нескольких небольших поселений. Члены верви были связаны коллективной ответственностью за уплату дани. Человек, порвавший с общиной, назывался «изгоем».

С развитием феодального землевладения появились различные формы зависимости земледельческого населения от землевладельца. «Закуп» – временно зависимый крестьянин, получивший от землевладельца «купу» – помощь в виде участка земли, денежной ссуды, семян, орудий труда, тягловой силы – и обязанный вернуть или отработать «купу» с процентами. «Рядович» – человек, заключивший с феодалами определенный договор – «ряд» – и обязанный выполнить различные работы согласно этому «ряду».

В Киевской Руси наряду с феодальными отношениями существовало патриархальное рабство. Рабы назывались «холопами», или «челядью». Это были пленники, временные долговые холопы, «пашенные холопы» – посаженные на землю и обладавшие собственным хозяйством.

Основной ячейкой феодального хозяйства была вотчина, которая состояла из княжеской усадьбы и зависимых от нее общин – вервей. Различными отраслями хозяйства ведали специальные управляющие – «тиуны» и «ключники», во главе всей вотчинной администрации стоял «огнищанин».

Городское население также попадало в зависимость от княжеской администрации, или феодальной верхушки. Вблизи городов крупные феодалы часто основывали специальные поселения для ремесленников – «слободы».

Внук Ольги Владимир Святославович, занявший киевский престол в 980 г. после своего старшего брата Ярополка, погибшего в междоусобной войне, первоначально был ревностным язычником. По тексту летописи, многие религиозные посольства посещали двор киевского князя и предлагали ему принять их веру: немцы-"католики" от папы римского, татары-"мусульмане", хазарские евреи, греческие философы – «православные», проповедь которых произвела на Владимира особенно сильное впечатление. Вскоре Владимир крестился сам и крестил киевлян в 988 г. и в 989 г. женился на греческой царевне Анне.

Принятие Русью христианства из Византии широко открыло двери влиянию византийской культуры. На киевского князя византийское духовенство перенесло понятие о государе, поставленном от Бога для установления внутреннего общественного порядка и защиты от внешних врагов. Организация русской церкви возглавлялась митрополитом Киевским, который был и митрополитом всея Руси. Церковь вносила в древнерусское общество новое понятие семьи – как пожизненного союза мужа и жены. Церковь принесла на Русь письменность, а также положила начало русскому искусству – храмовой архитектуре и живописи.

На Руси высокий уровень земледелия сочетался с достаточно развитым ремесленным производством. Особенного успеха достигли мастера по обработке металла. Русские кузнецы производили самые разнообразные предметы – железные лопаты, серпы, косы, топоры, ножи, затейливые висячие замки со сложными ключами. Особое развитие получило производство оружия и доспехов. Широко развивалось на Руси гончарное мастерство. Гончары занимались не только изготовлением посуды, но также выделывали кирпичи, черепицу, изразцы. Особым видом ремесла были стекольное производство, деревообработка. Возникновение каменного строительства привело к появлению группы ремесленников, занятых строительством и отделкой зданий. Также выделились в особую группу ремесла, связанные с изготовлением одежды, тканей, обработкой, выделкой кожи и изготовлением кожаных изделий.

На Руси были мастера иконописного дела, книжные писцы, косторезы.

Появлению письменной литературы и летописания предшествовало развитие фольклора – песен, былин, пословиц, сказок, плачей-причетов, загадок, легенд. Следует отметить такой жанр, как героический былинный эпос. Первый былинный цикл был посвящен пахарю Микуле Селяниновичу, бившемуся в дружине Олега Святославовича с варягами. Второй цикл богатырских былин посвящен Владимиру Святославовичу, прозванному в народе Красное Солнышко, Илье Муромцу, Добрыне Никитичу.

Создание упорядоченной славянской азбуки во второй половине IX в. связано с именами Кирилла и Мефодия, «братьев-монахов». В Древней Руси было два типа школ. В одних, при монастырях, готовили церковнослужителей. В этих школах преподавали чтение, письмо, пение, богословие. Школы высшего типа давали, кроме чтения, письма и богословия, знания по философии, риторике, грамматике. Распространение грамотности сопровождалось созданием библиотек при храмах.

После принятия христианства на Руси появилось большое количество переводной литературы, которая охватывала самые различные вопросы, начиная с церковно-богословских и до естественно-научных. Развивается такой жанр церковной литературы, как жития святых. Их возникновение связано с созданием русского пантеона святых, стремлением осмыслить ход исторического развития, обосновать божественность происхождения власти.

Развивается строительство городов, храмов, монастырей. Сначала это были деревянные постройки, но в конце X в. наряду с ними начинают воздвигаться сооружения из камня.

Главным содержанием деятельности первых киевских князей было:

1) объединение всех восточнославянских племен под властью великого киевского Князя;

2) приобретение заморских рынков для русской торговли и охрана торговых путей, которые вели к этим рынкам;

3) защита границ Руси от нападений степных кочевников.

Соединив под своей властью огромную территорию, населенную славянскими и финскими племенами, великие князья киевские удерживали их в своем подчинении военной силой, подавляя попытки сопротивления подданных, и стремились организовать управление покоренными землями. С этой целью князья посылали по областям своих наместников («посадников»), обыкновенно «старших мужей» своей дружины; в некоторых местах они оставляли местных князей под рукою своей.

Постоянной заботой киевских князей была оборона русских пределов от нападений степных кочевников. Сам стольный город Киев лежал почти на границе степной полосы и неоднократно подвергался нападениям. Киевские князья должны были укреплять не только свою столицу, но и создавать целую систему пограничных укреплений. Князья организовали значительные вооруженные силы как для наступательных операций, так и для отражения неприятельских нападений. Ядром войска и его самой крепкой частью были княжеские дружины, составленные из профессиональных воинов и находившиеся при князе, всегда бывшие в его распоряжении.

Окидывая взором дохристианский период русской истории, мы видим, что своим мечом первые киевские князья очертили довольно широкий круг земель, политическим центром которых был Киев. Однако их власть держалась только на острие меча. Первые киевские князья чувствовали себя больше завоевателями, чем государями русских земель, которые были объединены лишь «внешней», т. е. военной, силой, но только князь Владимир вдохнул душу в Русскую землю, и произошло это с принятием христианства. Поэтому князь Владимир стал не только духовным отцом, но и настоящим основателем Русского государства.

Следует отметить, что Киевская Русь не была единым государством, т. к. княжеские съезды были явлением редким, собирались лишь в исключительных случаях и постановления их не имели юридически обязательного характера. Все члены Рюрикова рода считали себя прирожденными владетельными князьями и братьями между собой; старшего в роду называли «отцом», но это было не более чем почетное назначение без всякого реального содержания, тем более что киевский князь не всегда был действительно старшим в роду. Фактически каждый князь и внутри своей волости, и в междукняжеских отношениях держал себя как независимый государь. Киевская Русь не выработала никакого определенного порядка в распределении волостей между князьями, ибо тот, очередной порядок княжеского владения, основанный на принципе родового старшинства, в действительности не вошел в политическую жизнь Киевской Руси.

Вторая половина XII-начало XIII вв. является уже временем упадка, обеднения и запустения Киевской Руси. Киев потерял свое прежнее значение. Стали образовываться самостоятельные княжества.

1. Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 5. Т.т. 9-10. М.: Мысль, 1993.

2. Пушкарев С. Г. Обзор русской истории: Учебное пособие для вузов. С. Пб.: Лань, 2002.

3. Вернадский Г. В. Русская история (учебник для вузов). М.: Аграф, 2001.

4. История России: Пособие для поступающих в вузы /под ред. Зуева М. И. М.: Высшая школа, 1994.

5. Пособие по истории Отечества. Для поступающих в ВУЗы /под ред. Орлова А. С. М.: Простор, 1997.

ТЕМА 6. АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ (ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КНЯЗЯ КИЕВСКОГО СВЯТОСЛАВА)

Введение

1. Хазарский поход Святослава

2. Отношения с Византией. Предательство Иоанна Цимисхия

3. Гибель Святослава

4. Историки о деятельности великого князя киевского Святослава

Список литературы

«Святослав, сын Игорев, первый князь славянского имени, был еще отроком. Бедственный конец родителя – новость державы, только мечом основанной и хранимой; бунт древлян; беспокойный дух войска, приученного к деятельности, завоеваниям и грабежу; честолюбие полководцев варяжских, смелых и гордых, уважавших одну власть счастливой храбрости: все угрожало Святославу в России опасностями. Но Провидение сохранило и целость державы, и власть государя, одарив его мать свойствами души необыкновенной»[79].

Князь Святослав родился в 942 г. Его отцом был князь Игорь, и в 942 г. ему было более 60 лет, а его жене Ольге было 49–50 лет. Святослав был их первенцем. Ольга с сыном жила не в Киеве, а Вышегороде, где «кормильцем» Святослава, т. е. учителем, был боярин Асмуд. Воеводой Вышегорода был отец Асмуда Свенельд. После гибели Игоря Святослав стал князем, но, т. к. он был еще малолетним ребенком, мать его, Ольга, стала регентшей, а Свенельд возглавил правительство. Святославу исполнилось всего 15 лет, когда он начал ходить в походы.

В «Повести временных лет» отмечено его первое самостоятельное деяние: «…суну копьем Святослав на древляны, и копье лете сквозе уши коневи, и удари в ноги коневи, те бо детее. И рече Свенельд и Асмолд: „Князь уже почал; потягните, дружина, по князе“. И победила древляны». В этом эпизоде роль Святослава символическая. Едва перелетает через голову коня копье, брошенное им. Но он – князь, и потому его действия приобретают особое значение, становясь деянием.

Княжить Святослав начал в переходное для Руси время, когда зарождалось раннефеодальное государство, стирая старые традиции, по которым каждый свободный человек был воином, а князь и дружина были едины и в битвах, и в быту. Все менялось. Воины различных племен ломали племенную замкнутость древлян, радимичей, кривичей, вятичей и т. д., приходили на службу к киевскому князю и со временем забывали и свое племя, и свой род, и свои обычаи. Русь стала общим для всех воинов Святослава родом.

В летописи так рисуется образ князя – витязя Святослава: "Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и легко ходил в походах, как пардус, и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел. Не имел он и шатра, но спал, подстелив потник, с седлом в головах, такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Иду на вы!» – такими словами описан молодой, отважный, удачливый воитель.

Внешность Святослава соответствовала образу воина. Он был среднего роста, с голубыми глазами, плоским носом, густыми бровями и длинными усами. На голове его привлекал внимание один длинный клок, оставленный как указание на знатное происхождение. Выглядел он мрачно и сурово. Широкая грудь и плотная шея указывали на силу. В одном ухе висела серьга с двумя жемчужинами. Всем своим поведением он подчеркивал демократию в отношениях с воинами: был прост и доступен в обиходе, ел из общего дружинного котла, в походах довольствовался, как и все другие воины, куском поджаренного на углях мяса, одевался в полотняную рубаху – как все.

Дружинниками Святослава были вчерашние свободные пахари, охотники или воины родовых дружин.

Внешняя политика князя явилась закономерным продолжением усилий, предпринятых еще Олегом и особенно Игорем по укреплению позиций Руси в Северном Причерноморье, на восточных торговых путях, на подступах к Балканам. Государство предоставило в его распоряжение и большие материальные ресурсы, и новую организацию войска, которое представляло собой уже не объединение разрозненных родовых ополчений, а единое целое.

Перед нами – предводитель войска могучей державы, образец воина.

Академик Рыбаков Б. А. писал: "Походы Святослава 965–968 гг. представляют собой как бы единый сабельный удар, прочертивший на карте Европы широкий полукруг от Среднего Поволжья до Каспия и далее – по Северному Кавказу и Причерноморью до Балканских земель Византии. Побеждена была волжская Булгария, полностью разгромлена Хазария, ослаблена и напугана Византия, бросившая все свои силы на борьбу с могучим и стремительным полководцем.

Замки, запиравшие торговые пути русов, были сбиты. Русь получила возможность вести широкую торговлю с Востоком. В двух концах Русского моря (Черного моря) возникли военно-торговые форпосты – Тмутаракань на востоке, у Керченского пролива, и Преславец на западе, близ устья Дуная. Святослав стремился приблизить свою столицу к жизненно важным центрам Х в. и придвинул ее вплотную к границе одного из крупнейших государств тогдашнего мира – Византии. Во всех этих действиях мы видим руку полководца и государственного деятеля, заинтересованного в возвышении Руси и упрочении ее международного положения. Серия походов Святослава была мудро задумана и блестяще осуществлена".

964 год стал годом начала военной деятельности князя, когда он, сын и преемник Игоря, совершает поход в землю вятичей и освобождает их от дани хазарам. Он хотел присоединить их к составу единого государства русов, как и другие славянские племена.

Поход этот был этапом подготовки к разгрому Хазарии, воинственного государства на нижней Волге.

Летопись скупо упоминает о походе Святослава и о победе его над хазарским правителем – каганом. Есть, правда, интересные строчки: "…пошел Святослав на Оку-реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал им: «Кому дань даете?» Они же ответили: «Хазарам». Не так просто в действительности все происходило. Земля вятичей была огромна, покрыта дремучими лесами, а сами вятичи – воинственны и многочисленны. Мудрым и дальновидным дипломатом надо было быть, чтобы уговорить или заставить старейшин вятичей подчиниться Киеву и присоединиться к Святославу в борьбе с хазарами. Всю зиму провел Святослав у вятичей и весной 965 г. отправил хазарскому кагану послание со ставшими знаменитыми словами: «Иду на вы!» Это стало не просто посланием, а предупреждением.

В чем причина победы Святослава?

Может быть, в том, что войско русского князя не тянуло за собой громоздких обозов, наоборот, оно было стремительно в походах, и враги не успевали принять действенные меры защиты. С тех пор характерными чертами военного искусства Святослава стали быстрота и решительность.

Святослав, одолев волжских булгар, спустился по Волге к Итилю – столице каганата, распложенной в дельте Волги. Хазары были серьезными противниками. Опасны для русских воинов были «черные хазары» – конные лучники, собранные из быстрых наездников, пастухов и табунщиков. «Кара-хазары» («черные хазары») не носили доспехов, стесняющих движения, вооружены были луками и копьями-дротиками. С их нападения начиналась битва. "Противники теряли стройность своих рядов, получая град стрел от «черных хазар».

Следом шла кочевая знать с постоянными дружинами – «белые хазары»: эти войска состояли из тяжело вооруженных всадников, одетых в железные нагрудники, кольчуги, нарядные шлемы. Их вооружение составляли длинные копья, мечи, сабли, палицы, боевые топоры.

Враг должен был сначала дрогнуть под стрелами лучников, а затем обрушивалась мощной стеной тяжелая конница. Самым опасным ударом была гвардия хазарского царя – мусульманские наемники, профессиональные воины, одетые в блестящую броню. Это войско преследовало противника до полного его уничтожения, вступая в бой в переломный момент. Поддерживал профессиональное войско и город Итиль, в купеческих амбарах и караван-сараях которого было достаточно оружия.

И это хорошо вооруженное и оснащенное войско дрогнуло под напором русского князя. Воины Святослава шли вперед, прикрываясь большими, в рост человека, щитами, выставив вперед длинные копья. В рукопашном бою помогали прямые длинные мечи и боевые топоры. От ударов защищали кольчуги и железные шлемы.

Хазары бежали, уплывали на пустынные острова Хвалынского моря. Дорога к столице была чиста, дружина Святослава беспрепятственно вошла в нее.

Столица хазарского каганата пала, цель похода была достигнута. Но Святослав не хотел останавливаться. Следующей целью была древняя столица Хазарии – город Семендер. Царь Семендера подчинялся хазарам, но имел собственное войско. Хазары не претендовали на его владения, удовлетворяясь данью и признанием своей верховной власти. Святослав разгромил и войско Семендера в самом коротком бою. Город сдался на милость победителя. Царь и вельможи бежали в горы.

Святослава теперь ждали земли аланов и касогов, жители кавказских предгорий.

В те времена, пока князь Святослав в боях упрочивал славу земли Русской, правила в государстве мать. До самой своей кончины в 969 г., когда ей было уже 76 лет, она оставалась очень деятельной.

Ольга воспитывала внуков и управляла государством. Некоторые историки довольно негативно отзывались об этом: "Святослав являлся образцом воина, но не примером государя великого. Он покинул Русскую землю для подвигов отдаленных, славных для него, но не всегда полезных для Руси. Он почти не был князем на своей земле, за него правила мать. Святослав оторвался от Руси, действовал только с одною своею дружиною, а не сплотил соединенные силы всех племен, что могло бы иметь, при великом таланте самого Святослава, большое значение для судьбы Киевского государства, а возможно, и для Восточной Европы. Таким был князь Святослав I Игоревич (Козлов Ю. Ф.).

Можно спорить с оценкой таланта государственного мужа, но, может быть, юность, воинственность, неудержимость Святослава послужат некоторым оправданием его действиям? Ведь о его таланте полководца никто не спорит.

На побережье Азовского (Сурожского) моря крепости Тмутаракань и Керчь приняли Святослава как освободителя от хазарского ига. Воины этих городов поднялись на борьбу с хазарами, поддерживая русичей. Может быть, они поняли военную политику русского князя, который в походах искал не богатой добычи. Целью его было закрепить результаты победы над Хазарией. Жители Тмутаракани благодарно провожали князя, несмотря на кровь и пожары, которые он оставлял на своем пути. Скоро на этой благодатной почве вырастет новое русское княжество, в котором править будут князья русского рода.

Взял Святослав и крепость Саркен, которая всегда считалась неприступной твердыней. Князь взял ее мощным штурмом, разрушив мнение о «варварах-русах», не умевших брать укрепленных городов.

На этом Святослав решил закончить поход и вернуться в Киев.

Поход принес Святославу нечто большее, чем добычу и славу. Он приобрел, прежде всего, огромный боевой опыт, искусство ведения боя, умение организовать вокруг себя бойцов, чувствовать их и управлять их боевым духом. Он был прирожденным полководцем.

Теперь предстояла трудная борьба с Византийской империей за первенство. Византия уже ревностно относилась к воинским победам русов. Ведь она была единственной державой, сохранившей римские военные традиции. Там изучались стратегия и тактика, война шла «по правилам». В армии Византии были опытные профессиональные бойцы, вооруженные до зубов.

Святослав решил воспользоваться слабостью византийского войска. Правила ведения войны, превратившиеся в догму, не оставляли места инициативе, риску, неожиданности. Это означало «правильную войну», в которой византийское войско было непобедимо. Но противник в виде русов не хотел воевать «по правилам». Святослав сам устанавливал правила, не связывая себе руки наукой стратегии.

До последнего времени в руках Византии были все нити, связывающие воедино народы Причерноморья – печенегов, хазар, аланов и др. Поход Святослава неожиданно разрушил эту связь, покорив Хазарию. В этой ситуации решением могла быть сложная дипломатическая игра, в которой столкнуть в войне следовало Русь и Болгарию – две самые опасные для Византии державы.

Но Святослав и сам хотел идти на Дунай, чтобы приблизиться к центру тогдашней Европы. Болгария в его планах должна была стать вассальным царством, союзником в борьбе с Византией. Планы Святослава не смог предугадать даже остроумный император Никифор II Фока, презирающий «варваров».

Византия была сильной, богатой державой. Об этом в Киеве рассказывали и наемники – варяги, служившие императору, и славяне-рабы, бежавшие из греческого плена, и старые дружинники Игоря, воевавшие с византийцами. Святославу предстояло продумать будущую войну. Сложно разорвать боевые порядки противника. Но талант полководца помог найти правильное решение.

Должен был помочь сомкнутый строй русской тяжело вооруженной пехоты, прикрытый длинными щитами, как крепостная стена. О нее должен разбиться поток конной атаки. Основной силой должна стать многочисленная конница. Для поддержки решено было пригласить печенегов и венгров.

В 967 г. Святослав двинулся к Дунаю. В первом же сражении войско царя Петра было разбито. Такой поход был очень неожиданным для Византии.

Восемьдесят крепостей, построенных когда-то римским императором Юстинианом, простоявшие почти 500 лет, взяты были Святославом за лето и осень 968 г. Причем, чувствуя дружеское расположение к болгарам, князь не грабил, не разорял их города, не убивал мирных жителей. Он хотел, обосновавшись в Переяславце, совместно с болгарами продолжить борьбу с Византией. Но русско-болгарский союз не устраивал Никифора II Фоку. Тайные византийские послы отправились с щедрыми подарками к печенегам, уговаривая их предводителей напасть на Русь, пользуясь отсутствием Святослава. Весной 969 г. Киев был осажден печенегами. Князь поспешил на помощь своей родине. Справедливый упрек киевлян жег сердце Святослава: «Ты, княже, ищешь чужой земли, а свою землю покинул. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут нас печенеги!»

Святослав с войском своим совершили невозможное – стремительный бросок через степи, который стал настоящим подвигом.

Они успели вовремя. Печенеги, не ожидавшие столь скорого его прихода, не сумели отразить атаки.

Конница князя шла по степям облавой, загоняя печенежские кочевья к обрывистым берегам рек, а по воде к условленным местам спешили на ладьях пешие воины. Не было спасенья печенегам. Их стада и шатуны стали главным богатством, добычей победителя. Вот как о возвращении в Киев князя-победителя пишет Карамзин:

«…Освобожденные киевляне отправили гонца к Святославу сказать ему, что он для завоевания чуждых земель жертвует собственною; что свирепые враги едва не взяли столицы и семейства его; что отсутствие государя и защитника может снова подвергнуть их той же опасности, и чтобы он сжалился над бедствием отечества, престарелой матери и юных детей своих. Тронутый князь с великою поспешностью возвратился в Киев. Шум воинский, любезный его сердцу, не заглушил в нем нежной чувствительности сына и родителя: летопись говорит, что он с горячностию лобызал мать и детей, радуясь их спасению».

Тем временем император Византии Никифор II Фока был убит заговорщиками. На престол взошел известный полководец Иоанн Цимисхий. У России появился опасный враг в лице достойного предводителя войска Византии.

Новый император был достаточно осторожен. Свои отношения со Святославом он начал с переговоров. Русский князь не хотел уходить из Болгарии. Империя готовилась к большой войне. Византийский полководец Варда Скляр и патриций Петр отправились с войсками на зимовку в пограничные с Болгарией области.

Приближалась весна страшного 970 г. Святослав сам начал наступление. "…Осмотрев грозные ряды неприятелей, князь сказал дружине: «Бегство не спасет нас, волею и неволею должны мы сразиться. Не посрамим отечества, но ляжем здесь костями: мертвым не стыдно! Станем крепко. Иду перед вами и когда положу свою голову, тогда делайте, что хотите!» Воины его, приученные не бояться смерти и любить вождя смелого, единодушно ответили: «Наши головы лягут вместе с твоею!»[80]

Подоспела вовремя помощь болгарских проводников – горцев, которые провели русов по таким тропам, о которых не знали византийцы. В византийскую провинцию Фракию неожиданно ворвались русская и болгарская пехота, конные дружины князя Святослава, печенежские и венгерские всадники. Варда Скляр проиграл начало войны. Внезапные нападения тяжелой конницы византийцев также были успешно отражены русскими.

Магистр войны Скляр и патриций Петр вынуждены были принять чужие правила игры и воевать, подчиняясь чужой воле. Такого еще не бывало!

Взят русами оказался и Адрианополь. С большим трудом, но сумев спасти уцелевших воинов, Скляру удалось отступить. Об этом отступлении, почти безнадежном, с восхищением напишут потом военные историки.

В Византии поняли, что случилось самое страшное, – «варвары» объединились против империи! К Святославу отправились послы. Святослав вполне был удовлетворен возмещением военных расходов, дарами воинам и воеводам и обязательством императора не вмешиваться в болгарские дела. С последним условием особенно трудно было согласиться императору Цимисхию, но он вынужден был уступить. Воевать империя больше не могла. Она обрела вновь мир… чтобы готовиться к новой войне.

Вероломству императора не было предела. «Варвары» поверили договорам и клятвам, но у византийцев обман противника почитался за доблесть, которой гордились. Император не собирался держать слово, данное Святославу.

Снаряжался огненосный флот, в столицу стягивались войска. Спешно обучались новые воины. К марту 971 г. во флоте Византии было более 300 больших кораблей, более 2 000 «бессмертных» – лучших воинов. В Адрианополе его ожидало полностью снаряженное войско: пятнадцать тысяч пехотинцев в доспехах и тринадцать тысяч катафрактов – тяжело вооруженных конных воинов. Все должно было привести к обязательному успеху.

Тем временем приезжавшие из Болгарии купцы сообщали, что Святослав войны не ждет и не готов к ней.

Император Иоанн Цимисхий приказал выступать.

Войско Иоанна Цимисхия совершило стремительный бросок через Гимейские горы. Это укрепило его славу полководца. Императорские полки неожиданно появились перед стенами болгарского Преслава 12 апреля 971 г. Город оборонялся только силами небольшого русского гарнизона и дружинниками города. Силы были неравными, но жестокое сражение началось. Русы и болгары бились ожесточенно и упорно, но вынуждены были отступить. Началась осада города.

На город обрушились каменные глыбы, пущенные византийскими камнеметными машинами. Преслав нес огромные потери, но мужественно сопротивлялся. Два дня русы и болгары сдерживали осаду, но вот византийские войска ворвались на центральную площадь. Историк императора так описывает последние минуты защитников древней болгарской столицы: «Русы вышли из дворца и приготовились к сражению. Император послал против них Варду Скляра с отборными воинами, которые окружили русов. Русы дрались храбро, и ни один из них не просил пощады и не подавался назад. Однако греки одержали победу и всех переколотили. В этой битве весьма много погибло и болгар, которые находились в рядах русов и сражались с греками как с виновниками нашествия на их страну…»

Далее 17 апреля Иоанн Цимисхий двинулся из Преслава в Доростол. Там, по сведениям лазутчиков, находился Святослав. Первая схватка состоялась 23 апреля и кончилась поражением византийцев. Русы напали из засады и уничтожили всех. Византийское войско отступило, не нарушая, однако, ровного боевого строя. Стены Доростола надежно охраняли жителей, и Дунай был хорошей защитой. Однако русы не хотели прятаться за крепостными стенами и вышли в поле на открытый бой. Тяжело вооруженным воинам Святослав противопоставил свою глубокую фалангу из спешенных и тоже тяжело вооруженных дружинников. Двенадцать атак византийцев были отражены.

Историк так отражает эту битву: «Битва долго оставалась в совершенном равновесии. Русы сражались храбро и отчаянно. Они давно приобрели славу победителей над всеми соседственными народами и почитали величайшим несчастьем быть побежденными и лишиться этой славы. Греки тоже страшились быть побежденными. Они до сих пор побеждали всех своих неприятелей, а теперь настал день, когда они могли лишиться приобретенной славы… русы, испуская яростные крики, бросались на греков. Уже пало весьма много воинов с обеих сторон, а победа все еще оставалась сомнительной». Византийский историк не смог сказать до конца откровенно: победы греков не было. Святослав под покровом сумерек отступил за стены города. Император встал осадой.

Дальше с 24 до 27 апреля произошло несколько схваток, в которых русы неизменно выходили если и не победителями, но не побежденными. Несколько последующих дней русы постоянно находили новые средства для укрепления обороны Доростола. И вот ночью 29 апреля, воспользовавшись непогодой, русы на ладьях незаметно проплыли по мелководью между берегом и стоящими на якорях большими византийскими кораблями и неожиданно напали на византийские обозы. В этой ночной схватке погибло много византийских воинов. Осада затягивалась и обещала быть почти бесконечной. Прошел апрель, май, июнь, июль, на под воротами Доростола по-прежнему развевались флаги русов. Для Иоанна Цимисхия отойти от стен города означало проиграть. Но положение было почти безнадежным.

Святослав, как истинный правитель великой державы, не мог удовлетвориться простыми переговорами с неприятелем. Он ждал, когда император начнет думать не столько о победе над русами, сколько о спасении своего трона. И Святослав дождался своего!

В Константинополе начался мятеж Льва Куроплата, брата убитого императора Никифора II Фоки. В этих условиях Иоанн Цимисхий должен был вернуться в Византию, предложив русам мир. В полдень 19 июля русы, воспользовавшись преимуществом неожиданности, напали на византийцев. 20 июля состоялся еще один бой.

22 июля – день последнего сражения у стен Доростола. Воины помнили слова князя: «С храбростью предков наших и с тою мыслью, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями, или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою!»

Сам князь повел войско в бой. Городские ворота по его приказу закрыли, чтобы даже мысли об отступлении не возникло у русов. Русы первыми двинулись в атаку. Под их напором византийские войска отступили, но Иоанн Цимисхий с «бессмертными» прибыл в решающий момент. Начался страшный бой малочисленных русов против профессионального войска противника. Русы несли потери, но стояли непоколебимо. Решили исход этого боя силы природы, неподвластные человеку. Грозовые тучи принесли сначала сильную бурю, а затем косой колючий дождь. Русы, прикрывшись щитами, медленно двинулись к Доростолу. Греки не решились преследовать их.

Что это, неудача? Пятнадцать тысяч воинов погибло… Потеряно двадцать тысяч щитов. Греки уже считали себя победителями. Их суеверие приписало сверхъестественным силам эту удачу. Они рассказывали друг другу, что сам святой Федор Стратилат явился перед их войсками на белом коне и привел в смятение российские полки. Победить в бою многочисленное войско Цимисхия было невозможно. Святослав, оглядев израненных, утомленных, но не потерявших боевого настроя воинов своих, решил выжидать, когда Цимисхий, потеряв надежду на скорую победу, сам запросит мира.

Случилось так, как ждал Святослав. Цимисхий направил в стан Святослава богатые дары. «Возьмем их, – сказал князь, – когда же будем недовольны греками, то, собрав войско многочисленное, снова найдем путь к Царьграду». Так русский летописец рассказывает об исходе битвы у Доростола. Однако летопись Нестора рассказывает и о том, что успех войны был на стороне греков, т. к. Цимисхий позволил русам не только свободно уйти из Болгарии, но и снабдил провизией на дорогу, добавив: «Мы, греки, любим побеждать своих неприятелей не столько оружием, сколько благодеяниями».

Заключен был мирный договор именем государей в присутствии императорского вельможи Феофана и российского воеводы Свенельда. Но встреча эта показала, что на переговоры пришли не просто два правителя, а два противоборствующих мира, которые лишь вынуждены были под давлением обстоятельств идти на переговоры. В договоре иногда проскальзывает мысль, что российский князь не требует для россиян ничего выгодного, но для Цимисхия был унизителен сам факт подписания мирной хартии.

«Месяца июля, индикта XIV, в лето 6479 (971 г.), я, Святослав, Князь Русский, по данной мною клятве, хочу иметь до конца века мир и любовь, совершенную с Цимисхием, Великим Царем Греческим, с Василием и Константином, боговдохновенными царями, и со всеми людьми вашими, обещаясь именем всех сущих подо мною россиян, бояр и прочих никогда не помышлять на вас, не собирать моего войска и не приводить чужеземного на Грецию, область Херсонскую и Болгарию. Когда же иные враги помыслят на Грецию, да буду их врагом и да борюся с ними. Если же я или сущие подо мною не сохранят сих правых условий, да имеем клятву от бога, в коего веруем, – Перуна, и Волоса, бога скотов. Да будем желты, как золото, и собственным нашим оружием иссечены. В удостоверение чего написали мы договор на сей хартии и своими печатями запечатали».

Так закончилась эта война русов с греками.

Но могла ли начавшаяся с этого договора дружба быть искренней? Наверное, именно после этого свидания и зародилась у императора мысль расправиться со Святославом еще до его возвращения на Русь. Однако Святослав, может быть, ожидая предательства, отправил в Киев воеводу Свенельда с частью войска, а сам остался перезимовать в Белобережье. Таким манером он хотел ободрить и вселить уверенность в болгар, с которыми жестоко расправился византийский император.

Для болгар это время было тяжелым. Они не только потеряли свою независимость, низложен был и царь Борис. Византия приказала ему сложить с себя царские регалии: пурпуровую шапку, вышитую золотом и жемчугом, багряную мантию и красные сандалии – в обмен на византийский титул магистра. Преслав переименовали в честь Цимисхия Иоаннополисом, Доростол – в Феодорополис, в честь жены императора. Унижение и стыд, страх и нерешительность сдерживали народ от открытой борьбы с Византией. Исход скрытой войны теперь зависел от вероломности императора и предательства подкупленных печенегов.

Всю зиму Святослав и его воины терпели голод и всякие лишения в Белобережье. Варили, как рассказывают летописи, ремни от щитов вместо мяса. Из Киева ждали Свенельда, но не дождались. Весной 972 г. Святослав решился отправиться на Родину. Но в Днепровском устье его ожидал печенежский князь Куря.

В «Повести временных лет» о 972 г. есть народное предание, связанное с трагическим финалом яркой 30-летней жизни киевского князя: «Когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенегский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него».

Обычай изготовления чаши из черепа поверженного врага был достаточно широко распространен в исторической действительности, поэтому можно считать вполне вероятным изготовление такого кубка. Но надпись на нем очень напоминает русские фольклорные истоки.

Отгремели, отшумели походы Святослава, о них осталась громкая и долгая память в народе. Один из историков написал: «Образ Святослава – апогей дружинной идеологии. Дальнейшие князья уже не вызывают таких симпатий и восторгов составителя Начального свода». Свои симпатии Святославу высказывали и многие дружинные сказители.

Волжско-хазарский поход князя был жизненно важен для молодого российского государства, а его действия на Дунае и за Балканами стали проявлением дружбы и солидарности с народом Болгарии, которому русский князь помог отстоять и столицу, и своего царя, и политическую самостоятельность от посягательств Византии. Поражение Святослава было концом суверенной Болгарии, возродившейся только два столетия спустя.

По отношению к Руси деятельность Святослава не была невниманием к ее интересам, наоборот, все было рассчитано на решение больших государственных задач. Несмотря на упомянутое в летописях заявление князя: «Не любо ми есть в Киеве быти», что «середа» его земли – Переяславец на Дунае, чем и вызвал упрек сородичей: «Ты, княже, чужая земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив». Тем не менее огромное напряжение сил, которое требовалось для решения задач, для Святослава оказалось не напрасным, и в этом главное, что было сделано им для Руси:

«Таким образом скончал жизнь сей Александр нашей древней истории, который столь мужественно боролся и с врагами, и с бедствиями; был иногда побеждаем, но в самом несчастии изумлял победителя своим великодушием; равнялся суровою воинскою жизнию с героями песнопевца Гомера и, снося терпеливо свирепость непогод, труды изнурительные и все ужасное для него, показал русским воинам, чем могут они во все времена одолевать неприятелей. Но Святослав, образец великих полководцев, не есть пример государя великого: ибо он славу побед уважал более государственного блага и характером своим пленял воображение стихотворца, что заслуживает укоризну историка». Такую точку на деятельности Святослава, великого князя киевского, ставит в свой главе, посвященной ему, Н. М. Карамзин. Нестор же, великий летописец, говорит: «Если Святослав в 946 г. был еще слабым отроком, то он скончал дни свои в самых цветущих летах мужества, и сильная рука его могла бы еще долго ужасать народы соседственные».

1. Котляр Н. Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. Киев, 1986.

2. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1993.

3. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописании ее главных деятелей.

ТЕМА 7. «ВНЕМЛИ МОЛИТВАМ ДОБРЫХ РОССИЯН»

Введение

1. «Красно Солнышко Киева» (Русь в годы царствования Великого князя Владимира)

2. Крещение Руси Владимиром

Заключение (Русь обновленная)

Список литературы

Х век в истории России связывают с переходом от княжения Святослава. Это время расцвета дипломатии, военной и торговой деятельности российского государства. Русь стала активной участницей крупных международных событий, превратилась в одну из самых могущественных держав Европы.

Князь Святослав устоял перед уговорами Ольги принять христианство. Процесс христианизации приостанавливался и из-за разладившихся отношений с Византией. Святослав не запрещал принимать любую религию, не упуская случая напомнить об измене вере отцов.

«…Ольга, воспаленная усердием к новой вере своей, спешила открыть сыну заблуждение язычества; но юный, гордый Святослав не хотел внимать ее наставлениям. Напрасно сия добродетельная мать говорила о счастии быть христианином, о мире, коим наслаждалась душа ее с того времени, как она познала Бога истинного. Святослав ответствовал ей: „Могу ли я один принять новый Закон, чтобы дружина моя посмеялась надо мною?“ Напрасно Ольга представляла ему, что его пример склонил бы весь народ к христианству. Юноша был непоколебим в своем мнении и следовал обрядам язычества; не запрещал никому креститься, но изъявлял презрение к христианам и с досадою отвергал все убеждения матери, которая, не переставая любить его нежно, должна была наконец умолкнуть и поручить Богу судьбу народа российского и сына»[81].

По воле князя Святослава после его смерти Киевское государство было разделено между его сыновьями. Яромах – старший сын – стал править в стольном Киеве, Олег – в Древлянской земле, Владимир – в Новгороде. Но междоусобная борьба между братьями приводит к тому, что Владимир с помощью дружины из северных народов и хитрости становится правителем Киева в 980 г.

Новый киевский князь в борьбе за власть использовал призыв к борьбе за старую веру. Он объединил новгородскую знать, полочан, влиятельных приверженцев древнерусской религии. Христиане были изгнаны из Киева.

Среди мер по укреплению Киевского государства была проведена им и религиозная реформа.

Владимир стремился объединить все земли русские в единое государство. Однако этому препятствовали следующие факторы: местные княжеские династии были полны антикиевских настроений, мешали постоянная угроза внешних нашествий, сложность отношений с соседней Византией и другими христианскими странами Европы, соперничество с Новгородом. Налаживать с другими странами экономические и культурные связи мешало и древнерусское язычество с великим множеством богов. Единое национальное централизованное государство не могло быть установлено в условиях многобожества. Жители каждого региона хотели поклоняться только своим богам, при этом враждебно относились к божествам соседей. Язычество закрепляло также патриархально-племенные отношения: кровную месть, многоженство, обычаи человеческих жертвоприношений, сжигание жен вместе с умершими мужьями, рабство и т. п.

В соответствии с замыслом Владимира в ходе реформ была создана единая структура религиозной организации, иерархии богов. Насаждался новый культ с верховным божеством Перуном по всем областям, подвластным Владимиру. Его проводил Владимир вместе со своим посадником Добрыней. Во главе, кроме бога знати Перуна, стоял бог торговли Велес. Богине Мокошь отводилось последнее место.

«Владимир, утвердив власть свою, изъявил отменное усердие к богам языческим: соорудил новый истукан Перуна с серебряною головою и поставил его близ теремного двора, на священном холме, вместе с иными кумирами. Там, говорит летописец, стекался народ ослепленный и земля осквернялась кровию жертв. Может быть, совесть беспокоила Владимира; может быть, хотел он кровию сею примириться с богами, раздраженными его братоубийством: что и самая вера языческая не терпела таких злодеяний… Добрыня, посланный от своего племянника управлять Новым городом, также поставил на берегу Волхова богатый кумир Перунов».

Формируются единое учение, празднично-обрядовый комплекс, возвышается жречество.

Все преобразования Владимира должны были содействовать формированию единого русского народа и решать классовые задачи. Он заставил феодальную знать, старых и малых, поклоняться новым богам и приносить им жертвы.

Настораживало киевлян, однако, то, что вопреки российской традиции создавать во дворах знати собственные церкви, капища и другие объекты поклонения, князь вынес богов на площадь: «Поставил кумиров на холме за теремным двором». Перемещение всех, и своих, и вновь принятых «чужих» богов на площадь было нарушением законов предков и, естественно, не могло не вызвать сопротивления киевлян. Ничто не изменилось в сознании народа, в его нравственных ценностях с религиозными реформами молодого князя. Люди по-прежнему обращались к своим богам, следовали их запретам, выполняли привычные религиозные обряды. С ними были связаны его мышление, быт, труд, общественные отношения, восприятие природы, т. е. вся жизнь. Следовательно, новый культ Владимиру предстояло утверждать силой.

Кроме религиозных, Владимир решал и важнейшие государственные вопросы. Новгород и Киев его усилиями были объединены, древляне подчинялись Киеву, днепровский путь был в руках Владимира.

Однако Киеву не хотели подчиняться родимичи и вятичи. Три года князь покорял восставшие племена.

Владимир, подобно отцу, крепко держал единство Руси. В различные земли отправил он своих многочисленных сыновей. А в отцовстве князь Владимир был весьма богат, так же, впрочем, как и в женитьбе. «Первою его супругою была Рогнеда, мать Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и двух дочерей. После смерти брата Ярослава он взял в наложницы его жену, которая родила ему Святополка; от другой законной супруги, чехини или богемки, имел сына Вычеслава; от третьей – Святослава и Мстислава; от четвертой, родом из Болгарии, Бориса и Глеба»[82].

Сыновья его стали наместниками в землях, которые были племенными княжениями. Старший – Вышеслав, направился в Новгород, а после его смерти в Новгороде правил третий сын Владимира – Ярослав. Борис отправился в Ростов, в землю вятичей, Глеб – в Муром. Святослав правил в Древлянской земле, Всеволод – во Владимире на Волыне, Мстислав – в далекой Тмутаракани на Таманском полуострове. Святополк, усыновленный Владимиром сын Ярополка, был отослан в Туров. Во внешней политике имела значение воинственность Владимира. Летописи рассказывают, что князь чуть ли не более жен своих любил войну.

Едва заняв престол, Владимир организовал поход на юго-запад и подчинил себе Червенскую Русь с городами Перемышлем, Червенем и др. Территория Руси расширялась. Крупное поражение от Владимира потерпели и печенеги, доставлявшие русичам много бед. В честь победы над печенегами в 992 г. основан был город Переяславль. Но прошло четыре года – и новая орда была опять близ Киева. После разгрома небольшой дружины Владимир спасся чудом. Это поражение и чудесное спасение стали шагом к строительству в Василеве церкви Преображения (к этому времени князь уже принял христианство).

Южные границы Руси охраняли построенные Владимиром четыре линии крепостей на расстоянии 15–20 км. В глубине этой линии вырос город-крепость Белгород, ставший местом сбора всех русских еще во время нашествия печенегов.

Об опасности предупреждала введенная Владимиром система светового оповещения. Сигнальные огни на башнях, построенных на высоких холмах, были видны на большом расстоянии. Огненные сигналы передавались от одной башни к другой, пока всего через несколько минут не доходили до Киева, где горожане узнавали о приближающейся опасности.

Очень важным для обороноспособности Киева стало привлечение в города сильных, смелых воинов. По указу Владимира в города-крепости приглашались жители русского Севера – новгородские словени, кривичи, выходцы из чудских земель и вятичи. От природы они обладали высоким ростом, крепким телосложением, огромной физической силой. Именно эти воины стали прообразами русских богатырей из легенд и былин.

Но… Историки говорят и о другой стороне правления князя. Н. М. Карамзин:

"Увенчанный победою и славою, Владимир хотел принести благодарность идолам и кровию человеческою обагрить алтари. Исполнив совет бояр и старцев, он велел бросить жребий, кому из отроков и девиц киевских надлежало погибнуть в удовольствие мнимых богов, – и жребий пал на юного варяга, прекрасного лицом и душою, кого отец был христианином. Посланные от старцев объявили родителю о сем несчастии; вдохновленный любовию к сыну и ненавистию к такому ужасному суеверию, он начал говорить им о заблуждении язычников, о безумии кланяться тленному дереву вместо живого Бога, истинного Творца неба, земли и человека.

Киевляне терпели христианство; но торжественное хуление веры их произвело всеобщий мятеж в городе. Народ вооружился, разметал двор варяжского христианина и требовал жертвы. Отец, держа сына за руку, с твердостию сказал: «Ежели идолы ваши действительно боги, то пусть они сами извлекут его из моих объятий». Народ, в исступлении ярости, умертвил отца и сына, которые стали таким образом первыми и последними мучениками христианства в языческом Киеве. Церковь наша чтит их святыми под именем Феодора и Иоанна"[83].

Но, несмотря на такие кровавые свидетельства языческой религии, важнейшим делом Владимира, которое прославило его в истории, стало крещение Руси.

Проведением своей языческой религиозной реформы Владимир лишь чуть замедлил на время, но не прервал окончательно процесс проникновения христианства на Русь. В государстве имелись все предпосылки для его утверждения, и лишь феодальная знать не была едина в осознании необходимости менять религиозную систему.

Для введения христианства требовались особые исторические обстоятельства. Они складываются к 80-м гг. Х в.

При выборе веры князь Владимир мог ориентироваться на мусульманский Восток, иудейских хазар, католический Рим и православную Византию. Владимир выбирает православие. Чем же был обусловлен этот выбор?

Предыстория православия или в целом христианства такова, что с момента своего появления оно преследовалось в Европе вплоть до начала IV в. В это время на императорский престол восходит Константин. По известному преданию накануне сражения за Рим Константин и его свита увидели чудесный знак креста на небе, а ночью императору было видение Спасителя, и он повелел всем своим воинам сделать знак креста на щитах и шлемах. Победив своего соперника, Константин поверил в христианство. Преследования христиан были отменены, в Риме построили христианский храм и созвали Первый вселенский церковный собор в Никее в 325 г. Он и положил начало союза трона и алтаря, духовной и светской власти. Столицей Константин сделал Византию, или Истамбул. Византия и пробыла столицей Восточной империи около тысячи лет, став центром православной культуры, искусства и богословия. Позже император Юстиниан построил в Византии великолепный храм Святой Софии, который можно видеть и по сей день. Именно с этим храмом предание и связывает окончательное решение Владимира при «выборе веры».

"Древний летописец нам повествует, что не только христианские проповедники, но и магометане, вместе с иудеями, обитавшие в земле Козарской, или в Тавриде, присылали в Киев мудрых законников склонить Владимира к принятию веры своей и что великий князь спокойно выслушивал их учение. Случай вероятный: народы соседственные могли желать, чтобы государь, уже славный победами в Европе и в Азии, исповедовал одного Бога с ними.

"Первые послы были от волжских, или камских, булгаров. На восточных и южных берегах Каспийского моря уже давно господствовала вера магометанская, утвержденная там счастливым оружием аравитян: булгары приняли оную и хотели сообщить Владимиру. Описание Магометова рая и цветущих гурий пленило воображение сластолюбивого князя; но обрезание казалось ему ненавистным обрядом и запрещение пить вино – уставом безрассудным.

«Вино, – сказал он, – есть веселие для русских; не можем быть без него».

Послы немецких католиков говорили ему о величии невидимого Вседержителя и ничтожности идолов. Князь ответил им: «Идите обратно; отцы наши не принимали веры от папы». Выслушав иудеев, он спросил, где их отечество?

«В Иерусалиме, – ответствовали проповедники, – но Бог во гневе своем расточил нас по землям чуждым».

«И вы, наказываемые Богом, дерзаете учить других? – сказал Владимир. – Мы не хотим подобно вам лишаться своего Отечества». Наконец, безымянный философ, присланный греками, опровергнув в немногих словах другие веры, рассказал Владимиру все содержание Библии, Ветхого и Нового Завета: историю творения, рая, греха, первых людей, потопа, народа избранного, искупления, христианства, семи Соборов и в заключение показал ему картину Страшного суда с изображением праведных, идущих в рай, и грешных, осужденных на вечную муку. Пораженный сим зрелищем, Владимир вздохнул и сказал: «Благо добродетельным и горе злым!» Крестись, – ответствовал философ, – и будешь в раю с первыми"[84].

Владимир отправляет послов в Византию. В Константинополе император, зная, что россиян можно пленить больше внешним блеском, чем теоретическими основами веры, приказал отвести послов в Софийскую церковь (Святая София). Там совершал литургию сам патриарх, одетый в святительские ризы.

Вернувшиеся из Константинополя послы были в полном восхищении. Великолепие Святой Софии, блеск священных одежд, пышность церемоний с присутствием императора со всем своим двором, патриарха с многочисленным духовенством, фимиам, стройность церковного пения – все это потрясло русичей. Развеялись последние сомнения Владимира. А бояре подтвердили правильность выбора, добавив: «…а ще бы мех закон греческий, то небы баба твоя приняла Ольга яже премудрейше всех человек».

Ведь древняя русская летопись рассказывает о том, как приняла христианство княгиня Ольга, прозванная Мудрой. О христианстве Ольга знала и от учеников Кирилла и Мефодия, и от католических епископов, приезжавших из западных стран. Но на Западе все богослужение велось на латинском языке, и Ольга предпочла принять православную веру на родном для нее языке.

Владимир мог бы сам принять таинство крещения в собственной столице, где уже были церкви и священники христианские, но он хотел, чтобы обряд был пышным и величественным. Лишь греческий патриарх, по его мнению, был достоин посвятить его народ в законы новой веры и крестить его самого. Гордость и слава воина не позволяли Владимиру искренне признать свои прошлые языческие ошибки. Принять новую веру он хотел рукой победителя, а не униженного просителя.

В то же время, в конце 80-х гг. византийский император Василий II оказался в весьма затруднительном положении. Государство раздирали восстания Варды Фоки и Варды Скляра.

Послы от Германии, союзницы Византии, просили Владимира оказать помощь законному императору. От позиции князя, властителя самого сильного государства, зависела судьба Василия II. В ходе переговоров с Византией было достигнуто соглашение о военной помощи и о закреплении нового договора брачным союзом. Брак, по сути дела, являлся платой за военную поддержку.

Собрав многочисленное войско, великий князь подошел к греческому Херсону (Корсуну) и окружил город. Издревле вольнолюбивые херсонцы мужественно оборонялись, надеясь на скорую помощь греков. Но в городе нашелся человек, поддерживавший Владимира и предавший своих соплеменников. Город был захвачен.

Теперь Владимир на правах победителя объявил императорам Василию и Константину, что желает быть супругом сестры их, юной царевны Анны. В случае отказа он грозился захватить Константинополь. Решение о браке далось Василию непросто.

Смешение императорской крови с варварской, даже и княжеской, всячески запрещалось. Но император согласился на этот брак, т. к. он создавал предпосылки образования тройственного союза: Византии, Германии и Руси, что имело важные политические последствия. Царевна Анна ужаснулась своей участи. Иметь супругом князя, народ которого, по ее мнению, был диким и свирепым, казалось ей жестоким пленом, ненавистной участью, а не счастьем. Но этой ее жертвы требовала политика Византии. Анна к тому же чувствовала себя избранной для освобождения русского народа от тьмы идолопоклонства. Она направилась в Херсон в сопровождении знаменитых духовных и гражданских лиц. К ее удивлению, народ встретил ее с радостью. Летопись рассказывает, что в те дни Владимир сильно заболел. Он почти ослеп и не мог ничего видеть. Анна убедила его немедленно креститься, и он прозрел в ту самую минуту, как святитель наложил на него руку. Бояре, близкие князю, удивленные этим невиданным доселе чудом, вместе с господином своим приняли христианскую веру.

Произошло это, если верить летописи, в церкви Святого Василия.

Однако Владимир не торопился возвращать Византии завоеванный Херсон. Начался новый этап переговоров с Василием о возвращении Херсона. В числе других политических условий Владимир поставил вопрос о помощи в создании русской национальной церкви, о создании на Руси митрополии. Василий, безусловно, не соглашался признать независимость русской церкви от византийского патриарха. Тогда Владимир забирает силой из херсонских храмов принадлежности культа и представителей духовенства и увозит на Русь. Херсон был возвращен Византии только после утверждения митрополии в Киеве.

Рассказ о крещении Владимира в Херсоне (Корсуне) по праву называют корсунской легендой, возникшей в период господства в русской церкви греческого духовенства. В современной исторической литературе существует иная версия крещения самого Владимира. Не найдена в летописях абсолютно точная дата и даже место крещения. Сопоставление дат дает возможность предполагать, что оно происходило в один из годов с 982 по 989. А в Новгороде ли, Васильеве или Киеве – для историков, в принципе, значения не имеет. Противоречия, возникшие на Руси в ходе политической борьбы, могли заставить Владимира принять христианство тайно и скрыть это. Именно отсутствие достоверных сведений и породило много легенд и слухов. В трудах же православной церкви настойчиво доказывается, что тайна крещения Владимира – «не мелкая хитрость, а высшая политическая мудрость и истинно педагогическая осторожность… добрый смысл и быстрый ум заставили Владимира сохранить в тайне акт своего крещения».

Так или иначе, а начало крещения Руси было положено. Возвратясь в Киев в 988 г., Владимир повелел своим подданным принять христианство. В современных церковных источниках это описано как торжественное мероприятие, перевернувшее с головы на ноги всю Русь: «В чистых киевских водах, как в „бане паки бытия“, осуществилось таинственное преображение русской духовной стихии, духовного рождения народа, призванного Богом к невиданным еще в истории подвигам христианского служения человечеству». Но на деле получилось, как и предугадывал Владимир, – не спешили киевляне на это «торжество», и поэтому послал он по всему городу своих людей со словами: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый или бедный, или нищий, или раб – да будет мне враг». После этого приказа киевляне обоего пола, господа и рабы, старики и дети входили в священные воды Днепра – теперь освященной древней языческой реки, а греческие священники, стоя с Владимиром на берегу, читали над ними молитвы крещения и давали имена крестившимся. Деревянные изображения языческих богов сжигали или бросали в реку. Язычники не хотели расставаться со своими богами. Они плакали, отказывались креститься, избивали священников, но их силой заставляли принимать новую веру.

«Владимир спешил в столицу свою озарить народ светом крещения. Истребление кумиров служило приготовлением к сему торжеству: одни были изрублены, другие сожжены. Перуна, главного из них, привязали к хвосту конскому, били тростями и свергнули с горы в Днепр. Изумленный народ не смел защитить своих мнимых богов, но проливал слезы, бывшие для них последнею данью суеверию: ибо Владимир на другой день велел объявить в городе, чтобы все люди шли креститься, – и народ, уже лишенный предметов древнего обожания, устремился толпами на берег Днепра, рассуждая, что новая вера должна быть мудрою и святою, когда великий князь и бояре предпочли ее старой вере отцов своих»[85].

На месте, где стоял Перун, Великий князь приказал соорудить церковь Святого Василия. Из Византии были призваны зодчие для строительства храма во имя Богоматери. Это была уже каменная церковь, в отличие от храма Святого Василия, построенного из дерева. В храм Богородицы отданы были иконы, кресты и сосуды, взятые в Херсоне. Христианство затем распространялось преимущественно вдоль водного пути из Новгорода в Киев и в западном направлении. Долго принимала христианство Смоленская земля. Настоящим подвигом пастырей в церковных летописях считают крещение Ростовской земли.

Нет почти никаких сведений об обращении в новую веру населения Рязани и Мурома. Здесь оно началось не ранее XII в.

В XIII–XIV вв. этот процесс охватил Карелию, где центром распространения стал Валаамский монастырь, в XIV–XV вв. – Пермские земли. В XVI в. православие стало принимать Поволжье.

Митрополит Филарет говорил открыто о применении репрессивных мер к противникам христианства, сожалел о случавшемся и одновременно оправдывал действия «просветителей»: «Нужны были подвиги, иногда даже кровавые, для того чтобы осталась полная победа за верою святою».

Сопротивление народа выражалось по-разному. В тех случаях, когда новая вера навязывалась силой, она принималась формально, не проникая в глубину сознания человека. После ухода дружины князя горожане срывали с себя кресты, разоряли церкви, убивали или изгоняли священников. Необходимо было искать иные средства и методы идеологического воздействия. В крупных городах создавались центры для подготовки кадров духовенства, разрабатывались поучения, наставления, моральные предписания с учетом, в некоторой степени, местных условий.

Роль центров по пропаганде новой религии выполняли монастыри. На Руси они стали появляться в середине XI в.

Антоний и Иларион основали близ Киева пещерный монастырь – в будущем Киево-Печерский, за ним в Киеве и его окрестностях по инициативе князей появились Выдубецкий, Дмитриевский, Киевский, Андреевский, Федоровский монастыри. Носили они имена князей, данные им при крещении. Монастыри выполняли различные функции: политические, экономические, идеологические, педагогические, культурообразующие и т. д. Они решали даже иногда государственно-политические проблемы, вырабатывали гражданское законодательство, содействовали развитию книжного дела и грамотности.

Около половины религиозных центров располагались вокруг Киева и Новгорода. Отсюда тянулись дороги миссионеров по всей России. За два с половиной века монашество достигло районов Великого Устюга, Вологды, Владимира, Полоцка, Ладоги.

Во многих летописях воспеваются деяния князя Владимира и перемены, происшедшие с ним после крещения. Для своего народа он стал Красным Солнышком Киева.

Церковью он был назван Равноапостольным и заслужил в истории имя Великого. «…Владимир, приняв веру Спасителя, освятился ею в сердце своем и стал иным человеком. Быв в язычестве мстителем свирепым, сластолюбцем, воином кровожадным и – что всего ужаснее – братоубийцею, Владимир, наставленный в человеколюбивых правилах христианства, боялся уже проливать кровь самых злодеев и врагов отечества. Главное право его на вечную славу и благодарность потомства состоит, конечно, в том, что он поставил россиян на путь истинной веры; но имя великого принадлежит ему и за дела государственные. Сей князь, похитив единовластие, благоразумным и счастливым для народа правлением загладил вину свою; отражал набеги хищных соседей, смирил бунты своих данников, расширил пределы государства на западе;…старался просветить Россию: населил пустыни, основал новые города; любил советоваться с мудрыми боярами о полезных уставах земских; завел училища и призывал из Греции не только иереев, но и художников; наконец, был нежным отцом народа бедного»[86].

15 июня 1015 г. князь Владимир скончался. Своему любимому сыну Борису он оставил командование ратью, а значит, и золотой стол киевский, нелюбимому же пасынку Святополку (сыну Ярополка) – тюрьму и, возможно, казнь. Но произошло все не по воле Владимира. Святополка освободили и посадили на престол, войско Бориса изменило ему. Борис и Глеб по приказу Святополка были убиты (позже их причислят к святым великомученикам). Святослав, правивший древлянами, бежал, но был найден и также убит. Никто не защитил сыновей Владимира.

От языческой Руси остались немногочисленные каменные идолы и великолепные деревянные постройки – избы и хоромы, ворота и мосты, крепостные стены, лодки, сани, домашняя утварь, украшенная искусной резьбой. Каменное же строительство началось в Х веке. По византийскому образцу начали строить каменные церкви. Но интересной особенностью русского каменного зодчества стало то, что оно впитало в себя и некоторые черты самобытной деревянной архитектуры. Русской же особенностью стала многоглавость церквей, идущая от деревянных построек. Храм святой Софии, построенный в Киеве, имел тринадцать куполов, не сохранившаяся Десятинная церковь, построенная по приказу Владимира, – двадцать пять куполов. Известны срубленные без «единого гвоздя» деревянные церкви на Беломорском севере. Одна из самых примечательных – 23-главая церковь в Кижах.

Славяне постепенно привыкали к новой религии, но совсем отказаться от старых языческих верований не могли. Многое из язычества сохранилось и органично соединилось с христианством. До крещения у славян было много праздников, существовали свои традиции поминания усопших. В православной религии есть день радоницы, когда вспоминают умерших близких. Отмечают его на десятый день после Пасхи. Но ведь и у восточных славян в древнейшие времена существовала радуница – тризна по умершим, которую справляли на могилах или на месте кремации.

Выдающийся историк XIX в. С. Соловьев проводит аналогию между словом «радуница» и старолитовским «рауда» – погребальная песнь.

Христианство преследовало все языческие обряды как греховные, но невозможно до конца искоренить то, что складывалось веками и вошло в плоть и кровь человека. Церковь пошла на компромисс и включила языческий обряд в пасхальный цикл. Радуница превратилась в радоницу. Праздник стал символизировать радостную весть о воскресении Христовом. В этот день идут на кладбище люди, поминая близких. Славяне несли своим предкам блины, мясо, мед, квас, чтобы задобрить их. Этот же обычай есть и сейчас. Мы несем на могилы в радоницу крашеные яйца и т. п. Масленица как праздник тоже пришла из языческих времен.

Православная церковь сыграла положительную роль в развитии русского государства. Она обновила древнерусское публичное право, пересмотрела семейно-бытовые отношения, закрепив моногамный брак. Теперь законным считался ребенок, рожденный от единственной законной супруги. Но ведь еще сам Владимир, уже будучи христианином, разделил все поровну между всеми своими детьми, признав, вопреки церкви, их всех законными. С течением времени принцип моногамии и законности рождения окончательно утвердился на Русской земле, и русская семья, утратив азиатский характер, стала европейской.

Христианство изменило и другие стороны законодательства. Воровство, убийство, разбой перестали быть частными оскорблениями, которые интересовали только потерпевших лиц. Теперь они наказывались как преступления и подвергались суду во имя Божие.

Изменилась и форма принятия княжеской власти. Князей возводили на престол, как византийских императоров на царство. Теперь власть князю была как бы дарована Богом.

Со странами Европы и с Византией мы стали уважаемыми единоверцами, а не «варварами» и «скифами». Это позволило устанавливать более тесные экономические и политические контакты.

Киевская Русь быстро выдвинулась в ряд передовых стран средневекового мира.

1. Георгиева Т. С. История русской культуры. М., 2000.

2. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. 1990.

3. Пашков В. Г. Русь. Россия. Российская империя. Хроника правлений. М., 1997.

4. Филист Г. М. Введение христианства на Руси. Предпосылки, обстоятельства, последствия. М., 1988.

5. Черкизов А. И. История мировой культуры. 1997.

ТЕМА 8. РУССКАЯ ПРАВДА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ЯРОСЛАВА МУДРОГО

1. Ярослав, сын князя Владимира

2. Первый русский митрополит Иларион и его «Слово о законе и благодати»

3. «Русская Правда» Ярослава

Список литературы

У киевского князя Владимира Святославовича было двенадцать сыновей. Каждый из них имел свой город и земли. Но киевское княжение считалось главным, и занять престол в Киеве мечтал каждый отдельный князь. На место отца мог сесть и сильный своим Новгродом Ярослав, и любимец отца, сын от жены болгарыни Борис, и выращенный богатырем Мстислав, княживший в городе Тмутаракани. Перед смертью Владимир отдавал предпочтение Борису. Вместе с младшим братом Глебом он был сыном «болгарыни», но по более поздним источникам – сыном греческой царицы. По-видимому, царица, отданная в замужество за Владимира Святого, была не родная, а двоюродная сестра греческих императоров, дочь болгарского царя Петра. Вопрос этот не решен до сих пор, ответ спрятан в древнейших летописях. Во всяком случае, Владимир, приняв христианство, считал этих сыновей любимыми и «более законными» по рождению, т. к. этот брак был освящен церковью. Кроме этого, братья рождены от матери царской крови и имели перед другими сыновьями Владимира преимущество знатного происхождения.

Чувствуя, что отец желает передать княжение в Киеве Борису, старший, Ярослав, естественно, настроился враждебно. Известно, что Ярослав стал первым в истории киевского княжества мятежным сыном. По летописи, будучи на княжении Новгородском в качестве ставленника Киевского князя, Ярослав собирал с Новгородской земли три тысячи гривен, из которых две тысячи должен был отдавать отцу. Непокорный Ярослав не пожелал доставлять деньги в Киев и вынужден был бежать в Швецию, чтобы собрать войско против отца. Только смерть Владимира помешала вспыхнуть войне.

Претендентом на княжеский престол Киева был и приемный сын Владимира Святополк, старший из всех. Княжеская же дружина, бояре и простые киевляне верили, что великим князем станет Борис. Он был красив, умен и, по словам летописца, «светился царски». Несмотря на молодость, он отличался рассудительностью и покладистостью, добротой и военной доблестью. Таким образом, он был соперником очень серьезным и опасным для Святополка. В случае необходимости братья могли против Святополка собрать войска.

Святополк поступил вероломно и жестоко. Именно из-за его предательства по отношению к детям Владимира, из-за жестокости и вероломности получил он у киевлян прозвище «Окаянный». К Борису и Глебу были подосланы убийцы. Борис был убит на берегах Альты, близ Переяславля, Глеб – на Днепре, близ Смоленска. Борис погиб как истинный христианин: "Убийцы ночью приблизились к шатру его и, слыша, что сей набожный юноша молится, остановились. Борис, уведомленный о злом намерении брата, изливал перед Всевышним сердце свое в святых песнях Давидовых. Он уже знал, что убийцы стоят за шатром, и с новым жаром молился «за Святополка»[87]. Летопись сохранила имена убийц: Путша, Таяц, Еловил, Ляшко. «А отец им всем сатана», приписал летописец.

Такая же участь постигла и третьего брата, Святослава Древлянского, который, услышав об опасности, бежал в Венгрию. Убит он был в Карпатских горах. Впоследствии Борис и Глеб были причислены к лику святых, они долго считались покровителями княжеского рода и хранителями Русской земли. Многие победы русские воины с тех пор приписывали вмешательству этих святых.

Третий сын Владимира не удостоился такой чести, наверное, из-за своего происхождения не от христианки. Против Святополка выступил Ярослав. Поддерживали его и новгородцы, и киевляне. Победа осталась за Ярославом, Святополк бежал в Польшу, а Ярослав вступил в Киев. Последний бой между братьями состоялся в 1019 г. И снова Святополк был разбит и бежал. Вскоре он умер, весьма страдая в последние дни, мучась манией преследования. «Могила его в этом месте и до сего дня, – пишет летописец, – и из нее исходит смрад». Память Святополка покрылась позором, прозвище «Окаянный» осталось в истории.

Ярославу пришлось также биться с Брячиславом и Мстиславом. При Ярославе состоялся последний поход русских на Царьград (Константинополь). В Византии был убит русский купец. Возмущенный Ярослав со своим сыном Владимиром пошел на греков.

Наконец, окончены были войны и походы. Ярослав «утер пот с дружиной своею, показав победу и труд великий», и занялся мирным управлением Руси. Много сил, времени и энергии отдал князь построению новых храмов. В память о победе русских над печенегами построен был храм Святой Софии в Киеве. Он соперничал своей красотой с храмами Константинопя. При Ярославле построены и каменные стены вокруг Киева, и знаменитые Золотые врата. Летописцы назвали Киев времен Ярослава украшением Востока.

Время Ярослава ознаменовалось распространением христианской религии по всем русским землям. Тогда уже выросло поколение тех детей, которых Владимир отдал в обучение грамоте. Ярослав продолжил дело отца. В Новгороде он собрал 300 детей у старост и попов и отдал их «учиться книгам». «Ярослав любил книги и, много их написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам. Украсил ее золотом, серебром и сосудами церковными. И другие церкви ставил по городам и по местам, поставлял попов и давал им от богатств своих урок, веля им учить людей. Радовался Ярослав, видя множество церквей и людей христианских, а враг (дьявол) сетовал, побеждаемый новыми людьми христианскими»[88].

В Суздальской земле в 1074 г. Ярослав сам боролся с язычеством. Побудил его к этому страшный случай. В Суздальской земле бушевал голод, унося много жизней. Волхвы настроили людей против нескольких «старых баб», подозревая их в колдовстве. Несколько женщин было убито возмущенным народом. Ярослав сам прибыл в Суздаль, казнил волхвов, посадил их сообщников в тюрьму и объявил народу, что голод пришел как кара Божья, а не чародейство нескольких женщин. В Киеве при Ярославе строились монастыри, первым их которых стал Киево-Печерский. Впоследствии Киево-Печерская лавра станет центром православия на Руси.

Умножение епископских кафедр потребовало установления главной кафедры над всеми, или метрополии. Ярослав положил начало русской метрополии вместе с основанием Святой Софии. Первым митрополитом при нем является Феопемпт, освящавший в 1039 г. Десятинную церковь, вновь перестроенную Ярославом. В 1051 г. вместо Феопемпта поставлен был собором русских епископов Иларион, русский родом. Этот акт имел очень большое значение не только для развития русской церкви вне зависимости от Византии. Он подчеркивал силу великокняжеской власти, ее противоборство политическим и религиозным притязаниям Византии.

Иларион был образованнейшим человеком своего времени. Он был «муж благ, княжен и постник», долгое время служил священником загородной княжеской церкви в селе Берестове. На место митрополита он пошел не по мотивам карьеры. Для карьериста он был слишком нравственным человеком, почти аскетом, настоящим вождем монашества. Иларион удалился для молитвы в пещерку на берегу Днепра, над которой вырос знаменитый Киево-Печерский монастырь. Таким образом Иларион стал его праотцом, в печерке этой за ним поселился преподобный Антоний. Как ни аскетичен был Иларион, но как звезда первой величины в богословской области он часто призывался властью к решению самых высших вопросов церковной политики.

Война 1043 г. и в связи с ней удаление митрополита Феопемпта, кажется, были поводом и темой знаменитого публичного слова Илариона в присутствии великого князя Ярослава и его супруги Ирины – Индигерды под сводами национального Десятинного храма. В «Слове» этом утверждается сила русского христианства, прославляется пышный рост его при святом Владимире, которого Иларион именует «блаженным», возвеличивает как героя веры, достойного канонизации. Все это – вопреки взглядам греков. Естественно, именно этого идеолога русской церковной автономии выдвинули русские круги на место главы русской православной церкви. Под своим «Исповеданием веры» Иларион делает такую подпись: «От благочестивых епископов священ бых и настолован в велицем граде Киеве, яко быти в нем митрополиту, пастуху же и учителю».

К сожалению, Ярослав не добился высшего согласия Константинопольского патриарха. После бракосочетания Всеволода с греческой принцессой и рождения у них в 1053 г. сына Владимира сопротивление Ярослава было сломлено, и он поступился Иларионом. В 1054 г. Иларион бесследно исчезает. С 1055 г. митрополитом в Киеве посажен грек Ефрем. По всем данным, Иларион должен был быть канонизированным русским святителем. Но среди имен русских святых его нет. Конечно, в раннее киевское время митрополиты греки не допустили бы этого, но что помешало канонизировать Илариона в московское время?

Историк А. А. Шахматов выдвигает гипотезу, что митрополит Иларион, сойдя с трона, принял схиму с именем Никон в Печерском монастыре и был его выдающемся деятелем. С именем Никона связывается создание нового летописного свода, вышедшего из стен Печерского монастыря. Кроме составления летописей, Никон занимается дипломатической миссионерской деятельностью. Он стал строителем монастыря в Тмутараканской области и преемником по игуменству преподобного Феодосия. Сильная сторона этой гипотезы в объяснении странного исчезновения со сцены истории выдающейся личности Илариона (когда он умер? где похоронен? почему не канонизирован?). Слабая сторона – в растягивании его жизни чуть не до 90 лет, в умалении перед Феодосием, которого он постригал, и в умалении его литературного гения, который не укрылся бы и под схимой.

Иларион – автор великолепного литературного ораторского произведения «Слово о законе и благодати», основной темой которого было установление равноправия между народами, право русской церкви на самостоятельность. Время составления Иларионом «Слова» точно не установлено, возможно, оно написано между 1037–1050 гг. Другая версия, что оно создано в 1043 г. и стало оправданием военного похода на Византию.

Три части «Слова» прославляют землю Русскую, «кагана» (царя, князя) Владимира и князя Ярослава.

В первой части поднимается церковная тема, взаимоотношение Ветхого и Нового Заветов. Иларион создает свою, патриотическую концепцию всемирной истории. Он говорит о всемирном характере христианства, выраженного в «Благодати» Нового Завета. «Благодати» противостоит закон Ветхого Завета с его национальной ограниченностью, теорией богоизбранности.

В то время когда Русь боролась с Византией за автономию, «Слово» приобретало политическую значимость. С его помощью Иларион стремился доказать необоснованность претензий Византии на политическое и церковное господство на Руси. Иларион видит всемирную историю как историю распространения по всему миру христианской идеологии. В число народов, освященных истинною верой, попал и русский народ. Притязание Византии на всемирное распространение идеалов светской и религиозной власти отражается Иларионом как ветхозаветное выражение богоизбранничества. Иларион писал: «…как для нового вина нужны новые меха, для нового учения нужны новые народы». Этими словами он подчеркнул, что новая христианская вера нуждалась в новых людях, новых народах, и вхождение русичей в лоно церкви означало еще один шаг в распространении христианства.

Но расцвет учения Христа возможен только при наличии равноправия, без рабского подчинения другим народам.

Для Илариона Византия представляется в виде Ветхого Завета, поэтому с такой угрозой по адресу Константинополя звучат его слова о разрушении Иерусалима за попытку сделать его носителем религиозной святости. В своей борьбе с греческим засилием в делах русской церкви автор, как оратор, поднимается до высот классического античного красноречия.

Вторая часть «Слова» восторженно рассказывает о распространении христианства на Руси. Она связана по содержанию с первой, что подчеркивается словами «благодать и истина всю землю исполни, и вера во вся языки простреся и до нашего языка руськаго». Бог не обошел Русь, «привел ее в разум истинный» – таков смысл второй части.

Настоящим гимном истинной вере, пришедшей на Русь, звучит «Слово о законе и благодати». В нем и радость за успехи христианства, и призыв почитать и хвалить Бога. Иларион обращается к русичам, говорит об исторической миссии великого нашего народа, о том времени, когда все народы примут истинную веру.

Последняя, третья часть «Слова» наполнена патриотизмом огромной силы и гордостью за свой народ, за Русскую землю. Эта часть – похвала Владимиру Святославовичу. Про всех князей, предшествующих Ярославу, Иларион говорит так: «Не в плохой стране и не в неведомой земле были они владыками, но в русской, которая ведома и слышима во всех концах земли».

Огромное место уделяет автор образу князя Владимира, и не только потому, что с ним связано крещение Руси. Византийские церковные деятели сопротивлялись канонизации Великого князя как русского святого. Наверное, поэтому Иларион хотел максимально выделить личность Владимира в истории, возвеличить его, показать его исключительные заслуги. Русская земля всегда была и будет большой и могучей, князья ее известны своими подвигами далеко за пределами отечества, но именно Владимир, «внук старого Игоря, сын же славного Святослава», «единодержец быв земли своей, покорив по ся округныа страны овы (одни) миром, а непокоривыя мечом».

Особое внимание Иларион обращает на успехи князя в военных делах, на полноту его власти, на самостоятельность принятия решения о крещении Руси. Вопреки мнению, что грекам принадлежит заслуга в деле освящения языческой Руси, Иларион утверждает, что Великий князь сам решил крестить Русь, сам выбрал веру и сам проводил крещение. Он сравнивает личность Владимира и личность императора Константина, крестившего греков, и настаивает на несправедливости возражений Византии против канонизации князя. Если Константин является святым, то и Владимир должен быть причислен к этому лику.

В конце «Слова» Иларион подводит своеобразный итог деяниям Владимира, говорит о Ярославе как о продолжателе дела Великого киевского князя. Ярослав, достойный сын своего отца, расширил, украсил и укрепил Киев, распространил христианство на другие земли.

«Слово о законе и благодати» Илариона направлено против попыток Византии навязать Руси свою волю в церковных и политических делах, против притязаний греков на вселенский характер ее церкви и империи. «Слово» – это памятник, раскрывающий великое чувство гордости русского человека за свою Родину, за свой народ.

Установление русской автономной митрополии – один из решительных шагов Ярослава в государственном правлении. За свою жизнь он сделал и многое другое, что достойно упоминания. Он заслужил в летописях имя Мудрого, хоть и не приобрел с помощью оружия земель, но возвратил то, что Русь утратила в междоусобицах. Пусть он не всегда побеждал, но всегда показывал пример мужества. Он подарил мир своему народу, который очень полюбил князя. Внешняя политика Ярослава была достойна сильного монарха. Константинополь опасался идти против него войной, Польша была благодарна за помощь и милосердие, оказанное ей князем.

Ярослав, будучи строгим правителем, однако, заботился и о выгоде для своего народа. Новгородцы получили от него неслыханные права: новгородские князья всех последующих поколений должны были клясться гражданам своим в точном соблюдении его льготных грамот. К сожалению, мы сейчас можем только догадываться о содержании грамот, подлинный текст их утрачен. Известно только, что, ссылаясь на них, новгородцы отныне считали себя свободными гражданами, которые вправе были даже выбирать себе правителя. Даже место, где сходился народ для совета, благодарные новгородцы назвали в честь любимого князя – двором Ярослава.

Ярослав набожен был до суеверия. Он приказал выкопать кости братьев Владимира, умерших некрещенными, – Олега и Ярополка, и окрестил их, захоронив затем в киевской церкви Святой Богородицы.

Такая религиозная ревностность соединялась в нем с любовью к просвещению. О первом новгородском училище для 300 мальчиков уже упоминалось, но многое он сделал для основания и просвещения других городов, желая, чтобы главный его город – столицу – называли «вторым Цареградом».

Он и поступал как настоящий император, подобный Византийскому. Летопись называла его самовластцем Русской земли, а позже – царем. При нем начали чеканить и монету – «ярославское серебро».

Для храмов выписал Ярослав из Византии лучших греческих певцов, научивших россиян церковному пению.

Ярослав, не будучи завоевателем, однако, расширил границы новогородского княжества на восток и на север.

Уже в IX в. жители Перьми, печерских окрестностей, были данниками Новгорода. Россияне также собирались овладеть всеми местами, близкими Архангельску и Вологде. Жители тех земель торговали солью, железом, мехами, занимались охотой и рыбной ловлей и были независимы и свободолюбивы. Смелые и предприимчивые новгородцы сблизились с ними и покорили, назвав Заволочьем. Постепенно Заволочье населили выходцы из Новгорода, принесли с собой христианскую веру и построили монастыри на берегах Двины. Таким образом новгородцы нашли способ получить драгоценные произведения жителей Сибири через своих югорских данников. Даже браки своих детей Ярослав заключал с государственной выгодой.

Сын его Всеволод женился на дочери византийского императора Константина, Вячеслав – на сестре польского короля Казимира.

Дочь Анастасия вышла замуж за короля Венгрии Андрея I. Замечательна судьба дочери Ярослава Анны, которую посватал Генрих I Капетинг из далекой Франции. Спустя несколько лет он умер, и Анна вместе с малолетним сыном Филиппом осталась на французском троне. Хотя страной фактически правил опекун короля Болдуин V Фландрский, но на всех официальных документах ставила свою подпись королева Франции Анна Ярославна.

Красиво и романтично описана история дочери Елизаветы и ее жениха Гаральда. При дворе Ярослава жили многие изгнанники, лишенные тронов. Одним из них был норвежский принц Гаральд. Он нежно и преданно полюбил дочь Ярослава Елизавету. Но считалось, что одного имени потомка королей мало, чтобы просить руку дочери киевского князя, и он отправился в Византию, побывал на Сицилии и в Иерусалиме, прославился победами и песнями о своей любви к красавице княгине. Вернувшись со славой и богатством, Гаральд женился на Елизавете, а позже завоевал норвежский трон.

Но главное, что оставил после себя Ярослав Мудрый, – это первый написанный закон, первый судебник. Назывался он «Русская Правда». В летописи об этом рассказывается, что, собрав и записав законы, Ярослав приказал: «По этой грамоте живите, как написано вам, так и соблюдайте». Это стало наставлением на соблюдение настоящих гражданских уставов.

Еще во время княжения Олега россияне имели некоторые законы, но Ярослав, отменив одни из них, исправив другие и прибавив множество своих, издал письменные законы на славянском языке.

Тексты их сохранились в Новгроде и заключают в себе некоторые особенные, только для этого княжества принятые предписания. Но, конечно, «Правда» была законом государственным, а значит, общим для княжеств. Этот документ сравнивают по своему законодательному значению с двенадцатью досками Рима. Он отражает состояние гражданской жизни тех лет и очень интересен для истории.

«Русская Правда» устанавливала правила суда и наказание за убийство, оскорбление и кражу. В ней определялся порядок сбора налогов и право наследования имущества. В дальнейшем «Правда» дополнялась, по-видимому, другими князьями. Много из нее заимствовали даже другие государства. На ее основе заключались политические договоры, перемирия и союзы.

Сборник существует и известен нам по нескольким редакциям. Самая старейшая, дошедшая до сегодняшних дней, – редакция XIII в. Несомненно, что некоторые из статей составлены уже сыновьями и внуками Ярослава, о чем есть упоминание в самих статьях. Ученые подтверждают принадлежность ко времени Мудрого князя первых семнадцати статей сборника. Хотя нельзя однозначно отрицать и первоначальные редакции нескольких последующих законов-статей.

Главным предметом «Правды» Ярослава стали случаи обид и вреда, наносимых одними лицами другим.

Как за убийство, так и за любое увечье и побои предоставлялось право мести. Если же мести быть не могло, тогда князю платилась «вира» – денежный эквивалент тяжести преступления.

В первой же статье читаем:

«Кто убьет человека, тому родственники убитого мстят за смерть смертью; а когда не будет мстителей, то с убийцы взыскивать деньгами в казну: за голову боярина княжеского, тиуна, или граждан именитых, и тиуна конюшего – 80 гривен, или двойную виру; за княжеского отрока или гридня, повара, конюха, купца, тиуна и мечника боярского, за всякого людина, т. е. свободного человека русского или славянина, – 40 гривен, или виру, а за убиение жены полвиры».

Стоимость понижалась в зависимости от социального положения убиенного[89].

Законы Ярослава определяли денежное наказание и за всякое насилие: «За удар мечом обнаженным или его рукоятью, тростью, чашею, стаканом, пястию, палицею, жердью и т. д.».

Видимо, такими большими денежными наказаниями пытались сберечь жизнь людей при тогдашней редкости денег. Дети Ярослава затем отменят даже законную месть родственников.

Оградив безопасность людей, Ярослав постарался узаконить и некоторые уклады гражданской жизни. Например, нашедший у кого-нибудь украденную у него вещь мог взять ее тотчас же, или, если возник спор, надлежало вести вора на свод и допытываться, каким образом попала к нему украденная вещь. В случае неразрешимости спора между истцом и ответчиком дело решалось судом из двенадцати выбранных человек.

Без Ярославовой «Правды» мы не знали бы, что древние наши предки, подобно и некоторым другим народам, использовали железо и воду для определения истинного преступника. В истории Средних веков это называлось Судом небесным. «Не имея никаких свидетелей, сам истец доказывает правоту свою железом».

Обвиняемый брал в голую руку раскаленное железо или вынимал рукой кольцо из кипятка, после чего судья обвязывал и запечатывал рану. Если через три дня на руке не оставалось язвы или знака ожога на коже, то невиновность была доказана. Даже христианские священники, не сумев истребить этот языческий обычай, торжественно освящали железо и воду для варварского испытания.

Самые древние законы были в основном уголовные. Ярослав же определил и важные права наследственности.

«Если братья станут тягаться о наследии перед князем, то отрок княжеский, посланный для их раздела, получает гривну за труд»; «Свидетели должны быть всегда граждане свободные, только по нужде и в малом иске дозволено сослаться на тиуна боярского или закабаленного слугу». Таким образом Ярослав определял своеобразный суд присяжных из 12 граждан, которые, разобрав дело по совести, оставляли судье право определить наказание.

«Русская Правда» содержит полную систему древнего законодательства, соответствующего нравам Ярославова века. В нем не упоминается о некоторых преступлениях: о «смертной отраве», о насилии над женщиной, о некоторых условиях и сделках. Дело в том, что в некоторых делах данное честное слово служило вместо закона.

Надо отметить, что Ярослав в законах не делает различия между россиянами варяжского племени и славянами, подтверждая сказание Нестора о том, что варяжские князья не завоевывали России, а были избраны славянами управлять государством.

Изучая законы Ярослава, делаешь интересное и даже лестное для славян заключение, что древние свободные россияне не терпели никаких телесных наказаний. Виновный платил или жизнью, или свободой, или деньгами. Они крайне жесткие, даже жестокие, но достойные твердых и великодушных русичей, которые боялись рабства больше смерти.

За свою жизнь Ярослав сделал много, что достойно войти в великие княжеские деяния, но «Русская Правда» – самое главное его творение, за которое его и назвали Мудрым.

Еще до смерти Ярослав разместил по русским землям своих сыновей. В Новгороде правил старший, Владимир, умерший, правда, еще при жизни отца, в 1052 г.

Второй – Вячеслав, получил Туров, после смерти Владимира – Новгород, а после Ярослава – и киевское княжение. В Чернигове правил Святослав, в Переяславле – Всеволод, во Владимире-Волынском – Игорь, в Смоленске – Вячеслав.

Умирал Ярослав Мудрый в ясном сознании. Он посадил на киевский престол старшего сына и оставил наказ:

«Вот я покидаю мир этот, сыновья мои. Имейте любовь между собой, потому что все вы братья… И, если будете жить в любви между собой, Бог будет у вас и покорит вам врагов… Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добывали ее трудом своим великим».

Погребен Ярослав в церкви Святой Софии, в мраморной гробнице, уцелевшей до сих пор.

«…И пришел конец жизни Ярослава. Обрядил Всеволод тело отца своего и, возложив на сани, повез его в Киев в сопровождении попов, певших положенные песнопения. И, принеся, положили его в гроб мраморный в церкви Святой Софии. И плакали по нем Всеволод и все люди. Жил же он всех лет семьдесят шесть»[90].

1. Всемирная история в лицах. Раннее Средневековье. М., 1999.

2. Карамзин Н. М. История государства Российского. 1990.

3. Костомаров Н. М. Русская история в жизнеописании главных ее деятелей. М., 2000.

4. Шишов А. Русские князья. М., 1999.

ТЕМА 9. ВО СЛАВУ БОГА И ЕГО СВЯТЫХ

Введение

1. «Мерцающая живопись» Святой Софии

2. Священные пещеры (Киево-Печерский монастырь)

Заключение

Список литературы

«Первые древние христианские храмы в Киеве и Новгороде строились в честь новых богов старыми „древоделами“, привыкшими „сограждать“ божницы и храмы старых богов. И тринадцать верхов деревянной Софии, и роспись по дереву Ярославова храма – все это – наследие тех грандиозных языческих святилищ, которые были щедро украшены резьбой, росписью (может быть, по небеленой глине), золотом и костью, в которых варягов-чужеземцев приносили в жертву Перуну, в которых клялись оружием соблюдать договоры с императором Византии и пировали на обрядовых братчинах, слушая гусельный звон сладкозвучного Баяна» (В. А. Рыбаков).

Для начинавшегося каменного храмового строительства Владимир, князь Киевский, выписывает зодчих из Византии. Ведь они считались наиболее искусными и прославленными в христианском мире.

Вместе с этими зодчими на Русь пришла вполне сложившаяся система крестово-купольного храма. В основе его лежал квадрат, рассеченный столбами. Подкупольные ячейки при этом образовывали крест. Так был построен древний каменный храм на Руси – Десятинная церковь. Построена она была рядом с княжеским двором, и было у нее пять или семь глав. К сожалению, история не сохранила ее для нас. Десятинная церковь была разрушена во время нашествия татаро-монгол на Русь. Строили ее для увековечивания Успения Богоматери, а Десятинной прозвали, потому что десятую часть всех своих доходов князь Владимир отдавал на устроение этого храма. Построен он был греческими мастерами в 991–996 гг. За образец взяли церковь Большого императорского дворца в Константинополе.

Сохранился фундамент Десятинной церкви, который дает представление о ее великолепии. Широко использовали в отделке этой церкви технику мозаики. По сей день искусствоведы пытаются представить себе и восстановить, как выглядел храм. Удачной находкой стал найденный во время раскопок рисунок западного фасада храма, выполненный древним мастером из необожженного кирпича.

Десятинная церковь оставалась самым значительным и почитаемым храмом на Руси вплоть до строительства главного храма Киева – Святой Софии. Незадолго до этого построена была дубовая София Новгородская (сгоревшая, к сожалению, как и многие другие деревянные храмы). Новгородский храм строился как вполне самостоятельное решение русских зодчих. В нем нет византийских влияний.

Чисто русским явлением стало многоглавие, преобразившее строгий крестово-купольный храм. Тринадцать глав в Софии в Новгороде положили начало многоглавию большинства русских православных храмов.

И все тринадцать глав киевской Софии поражают красотой и великолепием. Ступенчатый силуэт каменной Киевской Святой Софии продолжает традицию древнеславянского зодчества.

Построен храм был в конце 30-начале 50-х гг. XI в. по указанию Великого князя в честь Премудрости Божьей. В XVII и XVIII вв. он был сильно видоизменен всевозможными перестройками и переделками в барочном стиле.

Но из летописей мы можем узнать, что: «…Великий князь заложил на месте сражения великую церковь и, распространив Киев, обвел его каменными стенами; подражая Константинополю, он назвал их главные врата Златыми, а новую церковь Святою Софиею Митрополитскою, украсил ее золотом, серебром, мусиею и драгоценными сосудами» (Н. М. Карамзин).

Киевская София не возносилась победно над землей, а, можно сказать, непринужденно выстраивалась на земле: она была не только величественной, но и живописной. Возносилась она гармонично и ввысь, и вширь, и в длину. Храм не был побелен, а кирпич, из которого он был весь выложен, чередовался с розовой цемянкой, что придавало его стенам радующую глаз нарядность.

Попасть в храм можно было прямо из соседнего пышного и величественного терема. Особенно контрастировали с храмом окрестные полуземлянки для простого люда. Рядом с ними он был сказочным видением, манил в свои прекрасные приделы. Здесь, под главным куполом, в пространстве, залитом нежным волшебным светом, читались проповеди и совершались торжественные государственные церемонии. В самом алтаре собиралось высшее духовенство. На хорах, наверху, появлялись из своих княжеских хором земные владыки: князь с особо приближенными боярами. Внизу, в полумраке, собирался народ. Во всем великолепии перед глазами людей сверкали золотом мозаики с сине-голубыми, зелеными, сиреневыми и пурпурными переливами. Мозаика будто расплывалась по стенам, то вспыхивая, то затухая в свете свечей или солнца, проникающего в храм. Эффект этот называли «мерцающей живописью».

Число глав – тринадцать (уменьшенное позже) – полно символического значения. В тринадцати куполах видим Иисуса Христа и двенадцать апостолов. Четыре главы, ближайшие к центральной, напоминали о четырех евангелистах: Матфее, Марке, Луке и Иоанне.

Под главою молящихся в главном куполе – Христос Вседержитель, Пантократор; а в центральной апсиде – строгая и сосредоточенная фигура Богоматери. Руки ее вознесены высоко вверх в нескончаемом молении за всех людей. Ее одеяние вишневого света, наброшенное на голову и на плечи, символизирует страдание. Когда под лучами солнца, которые падали на ее золотой фон, сверкал и пламенел каждый кубик смальты, Богоматерь производила неизгладимое впечатление. Она торжественно выступала, вся обрамленная жарким сиянием.

Простой человек видел в ней образ близкой ему великой языческой Берегини, с руками, поднятыми к солнцу. Преображенная искусством мастера мозаики, она уже представлялась ему не просто «матерью всего сущего», но и заступницей, ограждающей своей силой материнской любви его страну от врагов. В годы испытаний называли ее люди «нерушимой стеной».

Древние фрески теперь еле-еле видны на стенах собора. Мозаики же сохраняют свою яркость много веков. Изображения мозаики выложены из кусков смальты – цветного непрозрачного стекла. Ими украшены купол храма – символ Церкви небесной и алтарь – символ Церкви земной.

В историю византийского искусства мозаики Святая София вписана как уникальный по своему значению памятник эпохи Македонской династии, ведь значительная часть мозаик создана константинопольскими мастерами.

В мозаичной палитре мастеров киевской Софии найдено около 130 оттенков: 25 – зеленого, 23 – коричневого, 19 – синего и золотого и т. д. Чтобы придать большую выразительность мозаике, художник использует еще один прием. Кусочки смальты, вносимые в сырую штукатурку, ставились под разным углом наклона. Свет, падающий на них, отражался под разными углами, и создавалось искрящееся, хорошо видное с любого места в соборе мозаичное изображение.

В истории древнерусского искусства эти мозаики важны как свидетельство усиливающейся мощи, богатства Киевской державы, ее стремления ни в чем не уступать Царьграду (Константинополю). Над их созданием работали греческие и русские художники вместе, воплощая на основе византийской русскую систему отражения в искусстве своих желаний, своей мечты.

Великолепны и мозаики, изображающие апостолов. Они идут двумя рядами к Христу, протягивая руки в жесте прошения. Фигуры их наполнены энергией, глаза обращены к Христу. Ощущение великого таинства наполняет верующих. Апостолы ждут святого причастия, таинства соединения с Христом, которое совершается хлебом и вином, превращенным в Тело Христово и Кровь Христову. В нижнем ряду мозаики – образы великих отцов и учителей древней церкви.

Много места в киевской Софии занимают фрески. Техника фрески давала возможность на длительное время сохранить росписи, однако требовала большого мастерства от художника. На сырую штукатурку быстро наносился контур рисунка и накладывались краски. Малейшая неточность могла заставить менять всю штукатурку. Писали фрески водяными красками, которые хорошо впитывались в сырую поверхность грунта. В них, конечно, не было яркости, но фресковая живопись киевской Софии достигла большой выразительности.

Исследования показали, что в древности фрески покрывали все стены и своды храма, пристройки, башни, галереи. Но от пожаров, войн и небрежного отношения часть фресок погибла, часть была закрашена и зарисована. Зарисовывали их масляными красками, называя это «реставрацией». Искалечены были некоторые образы, пострадали целые сюжеты. Расчистка фресок была начата только в 30-х гг. ХХ в., но многое оказалось утраченным безвозвратно.

Тематика фресок весьма разнообразна: от евангельских сюжетов до вполне светских, например есть групповой портрет семьи Ярослава Мудрого. Ярослав Мудрый изображен со всеми сыновьями с моделью храма в руках. Этой композицией древний художник хотел подчеркнуть связь Ярослава Мудрого со строительством собора. Лучше всего сохранилась фреска с изображением женщин из семьи князя: четыре фигуры в рост, в прекрасных одеждах с удивительно выразительными лицами.

Удивительны фрески на сводах двух башен. Религиозные сюжеты уступают место сценам светского характера.

Изображены здесь императорская ложа, в которой император в нимбе, придворные, охрана, сцена на константинопольском ипподроме… Вот она – связь с художниками и искусством Византии. Роль ипподрома в Византии была весьма большой. Император появлялся перед народом во всем своем величии. На фреске – и колесницы, и музыканты, скоморохи, ряженые, охота на медведя, волков, кабанов. Фрески хоть и уступают мозаикам по художественным достоинствам, но весьма интересны. Они стали уникальным памятником светской живописи Российского государства.

Весьма интересна манера исполнения этих фресок. Каноны религиозного письма тут не соблюдены. Здесь – динамика и пространственность в построении фигур и композиции, стремление показать движение человека, скачущих коней, бегущих зверей. Такие же фрески, возможно, украшали и княжеские дворцы древних русских народов. Византийская манера письма отступает в светских сюжетах фресок. Византии чужды жизнерадостные лица, жизнеутверждающие мотивы в сценах Евангелия.

Лица фресок типично русские – румяные, большеглазые, фигуры – крепкие, приземистые. В сценах ипподрома – звери наших лесов.

С красками мозаик и фресок гармонировал сложный ковровый рисунок пола. Вскрытые участки первоначального пола набраны из треугольных, квадратных, прямоугольных кусочков разноцветной смальты (зеленой, желтой, красной).

Народу, стоящему или коленопреклоненному в молитве, преподносился великолепный обряд новой религии. Раздавались торжественные возгласы священнослужителей, слышалось возвышенное богослужебное пение, сверкали золотом и драгоценными камнями храмовая утварь и облачение клира, дымились благовониями паникадила, горели жарким огнем свечи, озаряя иконописные лики проповедников новой веры, сияла мозаика. Софийский собор производил огромное впечатление. Расположенный на высоком берегу Днепра, блестя свинцовыми куполами, он господствовал над окрестностями. Открытые арки галерей связывали храм с окружающей природой, а декоративные ниши, полуколонны, карнизы и другие украшения в сочетании с цветовой гаммой стен и общим обликом здания оставляли след в памяти и сердце человека.

С закатом Киевской державы навсегда померкнет в Древней Руси искусство мозаичной «мерцающей живописи». Слишком дорогостоящей роскошью оказалась мозаика для удельных князей. Но, как оказалось, дело не только в дороговизне. Историк В. Н. Лазарев говорит о более глубокой причине исчезновения техники мозаики на Руси и замены ее живописью фресковой.

Он пишет: «Фреска подкупала их не только своей более гибкой техникой, но и более плотной и определенной палитрой, никак не связанной имеющимся под рукой набором мозаичных кубиков. Тем самым фреска допускала более реалистические решения. Именно ей на Руси принадлежало будущее».

Великим мастером мозаики стал знаменитый Алимпий, монах Киево-Печерского монастыря. Великолепное устройство, например, Михайловского храма (в Михайловском монастыре) несет в себе часть и его уникального таланта.

В 1551 г., гораздо позже того времени, о котором идет речь, в Москве проходил Собор русской православной церкви, названный Стоглавым. Молодой царь Иван IV, не обремененный в ту пору грузом тяжких грехов, выступил на Соборе с обличительной речью против пороков духовенства. Досталось и монахам. Царь утверждал, что некоторые из них принимают постриг не ради спасения души, а «ради покоя телесного», проявляют небрежение к службе, в монастырях процветают пьянство и блуд, бывает много посторонних, в том числе женщин, и монахи часто живут в миру.

Но какова же изначально была монастырская жизнь? Этот очень обособленный мирок жил по своим законам. Недаром пословица гласит: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят…» Он всегда отличался от повседневного быта крестьянина, ремесленника и боярина.

Как рассказывают летописи, первые поселения монахов, еще пока не монастыри, а места добровольного отшельничества людей, появились в Древней Руси в конце Х-начале XI вв. Возникали они возле церквей, внутри церковной ограды, на освященной земле. Ставились совсем маленькие избушки, которые назывались «келейками». Жили там по одному человеку, потому что именно одиночество должно было помочь все мысли обратить к Богу. Каждый монах возделывал свой маленький огород или клочок поля, обеспечивая свою жизнь необходимым. Главной же его обязанностью было чтение молитв о здравии и в память благодетеля, построившего церковь или давшего деньги на ее содержание.

Первым таким монастырем стал Георгиевский, основанный киевским князем Ярославом Мудрым (сыном Великого князя Владимира, крестившего Русь) в 1037 г. В 1051 г. возник Киево-Печерский монастырь, надолго ставший обителью Русской земли.

Основателем его стал монах Антоний Печерский (983-1073), который, по одному из преданий, выкопал на берегу Днепра пещеры («печеры») для своего отшельнического бытия. Расположились они в четырех километрах от города. Слава о его доброте и подвижничестве, разуме и милосердии разнеслась далеко. Рядом с Антонием стали селиться другие монахи. Антоний, хоть и тяготел к уединению и аскетическому образу жизни, стал духовным наставником для братии, и жить братья начали по законам первых христианских коммун, когда молитвы, трапеза и труд исполнялись сообща.

Подобное существование было заимствовано у византийских монахов, с которыми христиане Руси поддерживали близкие отношения. Настоящим организатором монастыря, строившим жизнь по Типикону – Православному уставу, – стал Феодосий Печерский (1036–1091). Эти два инока (монаха) были первыми русскими преподобными – монахами, признанными церковью святыми.

До нашего времени сохранились эти первые пещеры под названием Ближних. Позже появились Дальние пещеры, образованные из ряда подземных жилищ. Вырыты они в толще желтого лесса. В них всегда сохранялась ровная, устойчивая температура, было достаточно тепло и сухо. Каждая пещера была небольшим помещением всего в несколько квадратных метров, к которому тянулся узкий, не очень высокий ход. Здесь же, под землей, были созданы три небольшие подземные церкви и даже образовано небольшое кладбище. В незначительном отдалении располагались хозяйственные помещения. Все они были соединены между собой коридорами общей длиной в 228 м.

Пещеры были выкопаны в горе, которая принадлежала киевскому князю. В начале 60-х гг. XI в. он подарил эту гору монахам. На вершине ее была построена большая нарядная церковь, вокруг нее – помещения для монахов – кельи, трапезная, хозяйственные строения. Монастырь прозвали в народе Киево-Печерским от древнего слова «печеры» – пещеры.

В этом монастыре начали составление первых русских исторических хроник, здесь же жил и работал первый в Российском отечестве историк-хронист Нестор. В монастыре работали первые русские иконописцы Алимпий и Григорий. Жизнеописание Алимпия богато фантастическими подробностями, но свидетельствует о глубоком уважении, которым искусство живописи пользовалось в Киевской Руси. Итак, Алимпий помогал «гречистии писци из Царьграда» украсить алтарь Успенского собора Печерского монастыря. При этом случилось «чудо»: образ Богородицы «сам вообразился» и «просветился паче солнца», из уст Богородицы выпорхнул белый голубь, облетел весь храм и скрылся. Пораженный Алимпий постригся в монахи, усердно продолжая заниматься своим искусством: «Иконы класть хитр бе зело».

За многую добродетель, выражавшуюся в «смирении, терпении, чистоте, посте, любви, богомышлении» и «незлобии сердца», игумен поставил Алимпия священником. И проводил Алимпий ночи «на пение и на молитву упражнявшиеся», а днем писал новые иконы и подновлял старые, обветшалые не ради корысти, а из чистой любви к своему искусству. Свой малый заработок Алимпий делил на три части: на одну покупал все, что нужно для писания икон, другую раздавал бедным, а третью отдавал монастырю. Так он трудился в поте лица, «не дадяше себе покоя во все дьни». Незадолго до его кончины ему была заказана к празднику Успения икона Богородицы. Пришел заказчик накануне праздника и увидел, что икона еще недописана, а иконописец тяжело болен, и удалился огорченный. Тогда в монашескую келью Алимпия явился «некто, юноша светел» и начал писать икону; через три часа работа была закончена, чудесный иконописец забрал ее с собой и водворил на предназначенное для нее место. Там ее и нашел заказчик. Он прибежал к игумену и рассказал о случившемся. Придя в келью Алимпия, игумен нашел его умирающим…

Сказка? Вымысел? Но так уж повелось в Древней Руси, что искусство иконописца почиталось священнодействием, и заменить умирающего великого художника мог только посланник небесных сил.

Алимпий! Как жаль, что для нас это теперь только имя. Мы сейчас ничего не знаем о его индивидуальной живописной манере, о его творческом развитии. Многое в течение веков утрачено, но имя это для нас очень славное и очень дорогое: первое в истории великой русской живописи. Ведь это первый русский живописец, упоминающийся в русских летописях.

В Киево-Печерском монастыре работал и врач Агапит. Их могилы бережно сохраняются и по сей день в Ближних пещерах. Одновременно Киево-Печерский монастырь стал образцом и школой для монастырей, основанных в XI в. в других русских городах и княжествах.

В XI–XII вв. монахи были наиболее образованной и грамотной частью общества. Князья, простой люд прислушивались к ним и следовали советам. Монахи могли и поддержать князя, и, если возникала необходимость, направить народ против него. Правители старались поэтому сохранять с монастырями добрые отношения.

К XII в. в России насчитывалось уже около сотни мужских и женских обителей. Были и смешанные монастыри, управлял ими общий настоятель. Разница была в численности монахов – от 5 до 200 человек. Руководили хозяйством монастыря избранные монахи – «старцы» или «старицы». Избирались, а не назначались князьями настоятели. Желающий вступить в монашеское братство должен был перед пострижением внести «вклад». Нищие, принимавшиеся «за ради Бога», уважением не пользовались. Они исполняли самую грязную работу, а на пропитание себе зарабатывали, прося милостыню. Часть полученной милостыни они должны были отдать в монастырь. По византийской традиции, постричься в монахи мог любой человек, достигший десятилетнего возраста. Состоящему в браке на постриг требовалось согласие супруга.

Только в XVI в. монастыри были разделены на мужские и женские. Отныне смешанных обителей не могло существовать. Бродяжничество монахам было запрещено, отменили и выбор настоятеля. Он стал назначаться верховной церковной властью.

Сейчас трудно представить, как выглядели первые монастыри, мало что сохранилось от древнейших деревянных построек. Вероятно, они еще долго сохраняли традиции Киево-Печерской обители, родившейся еще в пещерах. Каждый монах должен был иметь отдельное жилище, состоящее из небольшой холодной прихожей и комнаты с небольшой печкой. Особое помещение было у тех, кто писал иконы или переписывал богословские книги. С течением времени в монастырях появились отдельные помещения для иконописных мастерских, больницы и даже аптеки.

Если мирянин хотел поступить в монастырь, он должен был дать обет безбрачия и отказаться от всех земных благ и радостей. Затем он мог поселиться в обители, носить пока мирскую одежду, выполнять любую работу и присматриваться к монастырским порядкам. Определенный настоятелем срок заканчивался, испытуемый облачался в рясу и становился послушником. С тех пор человек готовился к пострижению в монахи и давал обет выполнения всех монастырских правил и полного повиновения старшим. Подобное испытание длилось до 3-х лет, но иногда за исполнительность и безропотность послушнику разрешали раньше времени надеть монашескую рясу и камилавку – черную шапочку. Наконец, наступал торжественный момент пострижения. Трижды подавал пострижник ножницы игумену, и трижды игумен отвергал их – таков обычай, долженствующий доказать решимость послушника. На третий раз обряд совершался. Настоятель крестообразно выстригал волосы на его макушке. Новоявленный монах давал три обета – целомудрия, нестяжательства (отказ от собственности) и послушания (полное подчинение игумену и монастырскому уставу).

Теперь он всегда должен был носить одежду из грубой шерсти. За цвет одежды на Руси монахов называли чернецами. Кстати, слова «монах» и «инок» – синонимы. Инок – иной, не такой, как все.

Самое строгое монашество связывалось с отшельническим образом жизни – «великой схимой». Схимники давали обет молчания, жили отшельниками. На голом теле носилась одежда, сплетенная из конского волоса – власяница, истязавшая тело. На руках и на ногах висели вериги – железные цепи весом до 20 кг. Спали схимники часто в гробу. Это было высшей степенью монашеского служения.

В первых монастырях устанавливался строгий распорядок. Сразу после полуночи – служба «полуночница» и проповедь. На рассвете монах, отвечавший за утренний подъем, – будильник, – шел к келье игумена и произносил: «Благослови и помолись за меня, отче святой!» Игумен, проснувшись, отвечал: «Бог спасет тебя». После этого будили всех монахов на молитву в храм.

За этим следовал завтрак – квас, позже – чай и хлеб. Далее все работали.

После работы, в полдень, обед, два часа занятий и дневная молитва. Ужин и сон до полуночи. Посещать общие молитвы было обязательным, несмотря на самочувствие.

В часы работы кто-то обрабатывал землю, готовил еду, кто-то писал иконы, переписывал церковные книги. Нестор создал в монастыре первую отечественную летопись «Повесть временных лет». В монастырях хранились и пережили многие бедствия богатейшие собрания изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Мир русского монастыря был удивительно многообразен. Он сочетал в себе возвышенную религиозность, духовность, с одной стороны, и скудность монашеского быта, с другой, многообразие искусств и обширное, образцовое хозяйство, огромную книжную ученость и строгую дисциплину.

Архитектурные ансамбли русских монастырей, строящиеся обычно вдали от селений, в глухих лесистых местах, удивительны по красоте. В Средневековье монастырь воспринимался как образ рая, явленного на земле.

Территорию монастыря всегда обносили оградой. Она символизировала границу, отделявшую религиозный мир монастыря от остального мира, живущего по своим законам. Нередко монастырь играл роль крепости, помогавшей нищим спастись.

Собор – главное сооружение монастыря – занимал центральное место во всей архитектурной композиции и отличался большими размерами и богатым убранством. Высокие и прочные монастырские стены служили надежной защитой не только от внешних, но и от «внутренних» врагов. В Средние века монастыри служили местом заточения лиц, неугодных царскому режиму и царским властям.

Нельзя не упомянуть о монастырских кладбищах. Вокруг этих древних обителей сложились самые древние русские некрополи. Монастырская земля считалась священной. Быть похороненным в ней для многих грешников значило увеличить шансы попасть в рай. Поэтому на монастырских кладбищах погребали не только монахов, но и мирян, особенно знатного происхождения. Наиболее почетным местом для захоронения считался монастырский храм.

Но главное, что донесли до нас древние монастыри, – это сохраненную культуру, поскольку именно в монастырях были центры письменности, иконописания, храмостроения, прикладного искусства. На фоне поголовной безгармотности монахи отличались образованностью и начитанностью. При монастырях работали школы. Первое высшее учебное заведение в России – Славяно-греко-латинская академия – открылось при монастыре в Москве. Первые библиотеки на Руси также были монастырскими. В них сохранились уникальные собрания древних рукописей и книг, которые не только хранили, но и переписывали.

Деятельность Киево-Печерского монастыря была очень полезной российскому государству. Этот монастырь возглавил борьбу против греческого духовенства, ратовал за образование христианского вероучения. Связанный со «Святой горой» (Афоном), где греки, русские и южные славяне вступали в живое культурное общение, Печерский монастырь содействовал обогащению русской художественной культуры не только константинопольскими, но и сербскими и болгарскими влияниями. Вырабатывая свой художественный стиль, Русь обращалась таким образом к различным источникам. А Печерский монастырь был одним из тех центров, где происходила христианизация всех стилей вместе с их подчинением единому, утверждающему свою самостоятельность.

Искусство храмов и монастырей Киева уникально. Оно победило забвение и тлен. Как страж стояла Киевская Русь, сдерживая напор степных кочевников. Сколько чужих стран, чужих культур охраняла она в этой борьбе!

Имя ее никогда не погибнет. Имя это выражало величие Киева, как тот светильник, зажженный трудолюбивым киевским летописцем, собравшим воедино всю нашу древнюю быль во вдохновенной «Повести временных лет».

1. Георгиева Т. С. История русской культуры. М., 2000.

2. Дедюхин Б. В. В братстве без обиды. Саратов, 1989.

3. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. 1990.

4. Любимов Л. О. Искусство Древней Руси. М., 1981.

5. Муравьев А. В., Сахаров А. М. Очерки русской культуры IX–XVII вв. М., 1984.

6. Филист Г. М. Введение христианства на Руси. М., 1988.

ТЕМА 10. «ВЕЛИКАЯ ПОЛЬЗА ДЛЯ ДУШИ ТВОЕЙ…»

Введение

1. Рождение письменности на Руси

2. Религия древних славян

Заключение

Список литературы

В Х-XI вв. в истории Древней Руси начинается великокняжеское время. Уже ко второй половине IX в. на территории Восточной Европы сложилось Древнерусское государство. Это государство можно считать раннефеодальным, производственную основу составляло земледелие. Высокий же уровень его материальной и духовной культуры опирался на длительный предшествующий процесс развития культуры восточных славян и заложил прочные основы для развития в дальнейшем единства культур русского, украинского и белорусского народов.

Одним из самых важных достоинств в культуре этого периода является появление письменности, которую связывают обычно с именами Кирилла и Мефодия, но… некоторые ученые, среди них С. П. Обнорский, Р. С. Лихачев и др., указывают на неоспоримые свидетельства, имеющиеся в распоряжении историков, доказывающие наличие письменности у восточных славян задолго до крещения Руси, а значит, и до кириллицы.

Черноризец Храбр в своих сказаниях «О письменах», которые датируются концом IX-началом Х вв., писал: «Прежде убо словене, не имеху книг, но чертами и резами чьтеху и гадаху», а после крещения он «римскими и гречьскыми письмены нуждаахуся словенску речь без устроениа», т. е. он сообщает, что, пока славяне были язычниками, они пользовались в качестве письменности какими-то «чертами» и «резами», и только после принятия христианства стали использовать латинские и греческие буквы. Видимо, как и у других народов, на Руси письмо прошло сложный путь от простого рисунка, которым можно было обозначить образ или понятие, к звуковому, фонетическому письму.

Упомянутыми «чертами» и «резами» можно было пользоваться как символами, обозначающими определенные языческие понятия. С принятием христианства они стали непригодны. Славяне перешли на латинский и греческий алфавит. Кроме теоретических доказательств существования ранней письменности, особый интерес имеет находка, сделанная во время раскопок Гнездовских курганов под Смоленском. Об этой находке писал археолог Д. А. Авдусин в 1950 г. Был найден глиняный сосуд типа амфоры, датируемый первой четвертью Х в. На нем рукой явно русского человека сделана надпись. Она прочитывается и расшифровывается учеными по-разному. Одни считают, что там написано «гороухща», другие читают ее как «горушка». Но и в том, и в другом случае смысл этого слова один – горчичные семена, горькая пряность. Не представляет загадки то, что найден сосуд для хранения или перевозки горчичного семени, пряности.

Еще в XIX в. находили аналогичные сосуды с надписями в районе Старой Рязани. Подобные знаки имеются на медных бляхах из Тверских курганов XI в. О несомненном существовании письменности на Руси говорят тексты договоров, заключенных русскими князьями с Византией в Х в. «Повесть временных лет» сохранила нам тексты этих договоров. В записи в Лаврентьевском списке повести под 912 г. можно прочитать: «Мир сотворихом Ивановым написанием на двою харатью», т. е. мирный договор был составлен в двух экземплярах. На одном подписались русские послы, на втором – греческие.

Все дошедшие до нас памятники древней русской письменности используют алфавит, получивший распространение среди ряда славянских народов во второй половине IX в. Вопрос о создании алфавита сложен. Обычно его появление связывают с именами Кирилла и Мефодия – двух греческих монахов. Кирилл и Мефодий хорошо знали славянский язык с детства, т. к. их отец был правителем в греческом городе Салоники, где жило много славян, взятых в плен греками. Оба брата получили великолепное образование, и перед ними открывались блестящие возможности. Но в силу обстоятельств, а скорее всего, по душевному порыву они предпочли уйти из мира и стать монахами. Уделом своим они выбрали проповедь христианства среди народов, не знающих христианской веры.

Однажды по приказу императора Византии Кирилл и Мефодий должны были идти с проповедями к болгарским славянам. Ответ их был прост и логичен: «Проповедовать без книг людям, не умеющим читать, – это как пальцем по воде писать». После этого, не смея отказать императору, братья уединились в монастыре, отсрочив поход в Болгарию. Там, в монастыре и родилась славянская азбука. С ее помощью было переведено для славян Евангелие, на этом же языке братья проповедовали Христа славянам, на нем же разрешено было проводить богослужение, совершавшееся традиционно на греческом. Впервые славяне и русский народ смогли определить и осознать свое место в христианском мире: «…обрете же ту евангелие и псалтырь русьскыми письмены писано, и человека обрет глаголюща мою беседою, и беседова с ним и силу речи приим, своей беседе прикладаа различнаа писмена, гласная согласная, и к Богу молитву творя, вскоре начат чести и сказати, и мнози ся ему дивмеху…»

Отношение к грамоте на Руси было неоднозначным. Великий князь Владимир, призывавший Русь к христианству, старался и образовать ее. Вот как пишет об этом Н. М. Карамзин в «Истории государства Российского»: «Владимир не хотел, кажется, принуждать к совести, но взял лучшие, надежнейшие меры для истребления языческих заблуждений: он старался просветить россиян. Чтобы утвердить веру на знании книг божественных, еще в IX в. переведенных на славянский язык Кириллом и Мефодием и без сомнения уже давно известных киевским христианам, Великий князь завел для отроков училища, бывшие первым основанием народного просвещения в России. Сие благодеяние казалось тогда страшною новостию, и жены знаменитые, у коих неволей брали детей в науку, оплакивали их как мертвых, ибо считали грамоту опасным чародейством».

Заботился о просвещении и великий князь Киевский, внук Ярослава Мудрого Владимир Всеволодович Мономах. При нем была создана школа для юношей. Сестра же его открыла в Киеве школу для девушек. Надо сказать, что в Киевской Руси элементарная грамотность была распространена среди разных слоев населения, о чем свидетельствуют ранние берестяные грамоты. На территории Древней Руси, по дошедшим до нашего времени сведениям, существовали центры создания рукописной книги. Старейшая из сохранившихся рукописных книг датируется 1056 г., когда писец Григориан написал для посадника Остромира «Остромирское евангелие». При церквях и монастырях организовывались училища, а при Киево-Печерском монастыре – школа повышенного типа. Князья на Руси, опирающиеся на монастыри и монахов, выступали основными проводниками книжной мудрости.

Сложная и трудная история Древней Руси не сохранила нам большинства памятников письменности. Они гибли во время многочисленных пожаров, уничтожались при иноземных нашествиях, навсегда терялись в результате плохого хранения. Лаврентьевская летопись донесла известие о страшном пожаре 1124 г. в Киеве и пожаре 1185 г. во Владимире Залесском, во время которых погибло много книг. Настоящей катастрофой для судьбы русских письменных памятников оказалось монголо-татарское нашествие. Был не только разрушен Киев и погибло его население, но уничтожены культура, книжные богатства, собиравшиеся в течение более чем двух столетий.

Древние рукописи писались на пергамене. На Руси пергамен первоначально называли «кож», «телятинами», «мехом», «харатьями».

Приготовление пергамена требовало большого умения и мастерства. Употребляли для его изготовления в основном телячьи и бараньи кожи, но самый хороший пергамен получался из кож молодых ягнят. Шкура животного обрабатывалась золой и поташом, тщательно очищалась от шерсти и щетины, растиралась мелом для обезжиривания, выглаживалась пемзой и выстругивалась ножом для получения ровной поверхности. Качество пергамена зависело от степени подготовленности мастера.

Старейшие книги писались, как правило, на византийском пергамене хорошего качества, но уже в XIII в. русский пергамен не уступал западному. На таком пергамене и написано упомянутое Остромирово евангелие. Написанное на листе в два столбца, оно выглядит как настоящее произведение искусства, созданное новгородскими писцами. Рамки-заставки раскрашены золотом, зеленой, белой и голубой красками. На отдельных листах – «иллюстрации» с миниатюрами, изображающими евангелистов Иоанна, Луку, Марка. Выполнена миниатюра высокой техникой рисунка. Для рисунка четвертого евангелиста мастером оставлен чистый лист. Не успел? Что помешало мастеру выполнить рисунок?

Остромирово евангелие является образцом книжного искусства Древней Руси, не имеющего себе равных среди памятников старославянской письменности XI в.

Но письменность на Руси не была уделом только церкви и князей. Стали известны письменные памятники, принадлежащие и народу. Найдены берестяные грамоты XI в., представляющие собой своеобразный «архив» частных писем, повествующих о повседневной жизни новгородских людей. Они, конечно, не имели возможности писать на редком и дорогом пергамене и использовали для письма бересту, на внутренней, мягкой стороне которой острым предметом (костяным или металлическим) писался текст. Подобные грамоты были найдены в Смоленске, Витебске, Пскове, Старой Русе. Это означает, что берестяные грамоты имели широкое применение в Древней Руси. На бересте писали письма, вели хозяйственные записи и т. п.

То, что археологи обнаружили в разных городах даже в слоях Х в. многочисленные острые железные палочки – писала, как их называли в древности, является еще одним, пусть косвенным свидетельством раннего и широкого распространения грамотности среди простых людей: ремесленников, мелких торговцев, крестьян. Часто встречаются надписи, сделанные на каменных крестах. Эти кресты стояли на дорогах, реках. Их заделывали в церковные стены. В каждой русской избе частью домашнего инвентаря были пряслицы. Многочисленные надписи на них говорят о владельцах, ставивших свои метки: «Потворин прясльнь», «Молодило», «Мартын», «княжо есть», «невесточь».

Ремесленники также ставили надписи на своих изделиях. И не только свои имена писали мастера, но и своеобразное пожелание владельцам. На горлышке одного из кувшинов киевский мастер сделал надпись: «Благодатна полная корчага сия».

По-видимому, на своеобразных соревнованиях мастеров серебряных дел сделаны следующие надписи на серебряных сосудах: «Гоподи, помози рабу своему Флорови. Братило сделал» и «Господи, помози рабу своему Костяньтину. Коста делал. Аминь».

Или «Се сосуд Петров и жены его Мары». Интересные картины жизни людей, наших предков, складываются всего из нескольких найденных строчек. Не чужды древним русичам были и не совсем благовидные поступки. На штукатурке соборов в Новгороде, Киеве, Галиче найдены надписи, далекие от церковного благочестия, сделанные простыми людьми, купцами, ремесленниками. Что ж, римлянам великим тоже пришлось видеть в роскошных Помпеях такое же «художество» на стенах. Во всяком случае, это говорит о широком распространении письменности на Руси. Грамотные люди не были редким исключением. По-видимому, существовали школы двух видов – монастырские – для подготовки церковнослужителей и «для лучших людей детей». Во вторых давали, кроме грамоты, знания по философии, риторике. Из некоторых источников также известно, что при Андреевском монастыре в Киеве существовала школа для девочек, где «младых девиц обучали писанию, також ремеслам, пению, шитью и иным полезным им ремеслам».

О развитии письменности среди народа говорят и эпиграфические памятники, т. е. надписи, сделанные на камне, дереве, металле и других твердых материалах. К числу самых древних относится надпись на Тмутараканском камне 1068 г. «В лето 6575 индикто, Глеб князь мерил море по леду от Тумтороканя до Корчева 14 000 сажен».

Проведенные свидетельства позволяют утверждать, что появление письменности на Руси не связано напрямую с принятием христианства. Восточные славяне были знакомы с письменностью еще раньше. Возможно, на первых порах в разных районах были свои письменные знаки. Развитие языка, являвшегося продуктом целого ряда эпох, вызывало к жизни потребность не только в устной передаче мыслей, но и фиксацию их в письменной форме. Создавая собственную книжность, Русь вписывалась в общую культурную жизнь славянских государств.

Благодаря появлению письменности дошло до нас «Поучение» Владимира Мономаха, ценнейший памятник не просто литературы, но жизни, морали, нравственности наших предков. Проникнутое глубокой человечностью, заботами о судьбах страны, «Поучение» несет в себе мудрость, воспринятую им от предков своих. "Поучение состоит из 2-х частей: «Поучение детям» и перечня «путей – походов и поездок, совершенных Мономахом в течение своей жизни». «Поучение» биографично. Оно написано Мономахом на основе собственной жизни. Исходя из своего жизненного опыта, он четко формулирует основные жизненные принципы, которые хочет завещать своим детям.

«…О дети мои! Хвалите Бога! Любите также человечество. Не пост, не уединение, не монашество спасет вас, но благодеяния. Не забывайте бедных; кормите их, и мыслите, что всякое достояние есть Божие и поручено вам только на время…Будьте отцами сирот; судите вдовиц сами; не давайте сильным губить слабых. Не убивайте ни правого, ни виноватого; жизнь и душа христианина священна…Не имейте гордости ни в уме, ни в сердце и думайте: мы тленны, ныне живы, а завтра во гробе».

Мономах не ограничивается простым призывом сыновей к единству и прекращению усобиц, а обращает внимание и на образ самого князя, который в его представлении должен быть мужественным и смелым, деятельным, справедливым, умным, мудрым правителем Русской земли. «…Если же вам придется крест целовать, то, проверив сердце свое, целуйте только на том, что можете выполнить… не пропустите человека, не приветив его, и доброе слово ему молвите…» Мономах стремится убедить детей в истинности своего морального завещания, рассказывая о своей жизни. Автобиографические моменты «Поучения» должны были создать образ правителя, достойный подражания. Поэтому здесь нет полной автобиографии Мономаха, а лишь примеры из его жизни, привлекающие интерес. Он подчеркивает, что с малого возраста (уже с 13 лет) находился в разъездах, охотах, походах. Но эти политические и военные дела не освобождали его от повседневной хозяйственной деятельности. «…Ночью и днем, в зной и стужу не давал себе покоя…», «…сам делал, что требовалось, отдавая распоряжения, и в доме у себя поступал также… весь распорядок… держал я в своих руках».

Выступал Владимир Мономах за единство действий русских князей против внешних врагов. «Поучение» своеобразно по форме, оно коротко, мысли и фразы его лаконичны. Но, несмотря на краткость, как много в нем: и глубокая тревога за дальнейшую судьбу Родины, стремление предупредить потомков от несправедливого, неразумного правления, и мысли о предотвращении политического распада Древнерусского государства, и многое другое.

Н. М. Карамзин пишет о «Поучении»: «…Без сего завещания, столь умно писанного, мы не знали бы всей прекрасной души Владимира, который не сокрушил чуждых государств, но был защитою, славою, утешением собственного; и никто из древних князей российских не имеет более права на любовь потомства: ибо он с живейшим усердием служил отечеству и добродетели».

Итак, письменность и начавшийся процесс «образованности Руси» связывают с приходом христианства, но что же происходило с духовной жизнью русичей до христианства?

Огромный и интереснейший пласт культуры представляет собой религия восточных славян, связанная с язычеством. В самых глубинах древности зародились представления человека о свехъестественном. О тех силах, которые управляют человеком, его судьбой. В его первых религиозных верованиях и отношение к природе, и отношение окружающего мира к человеку, который пытается определить в природе свое место. Религия, существовавшая у славян до христианства, называется язычеством.

"Чады вы мои! Рождены вы Даждьбогом и Рамной! Кости взяты от твердого камня, от Сырой Земли Матушки – тело, кровь – руда от Черного моря, а дыхание ваше от ветра. Ваши очи взяты от Солнца, мысли ваши – от облака взяты, как по синему небу проносятся тучи, так и в вас проносятся легкие мысли, и за добрыми мыслями – следуют злые!

Ваша первая мать – Майя-матушка, мать небесная, Богородица, а вторая мать – мать Сыра-Земля. Третья мать – что мучилась в родах.

И если матушка Майя вас не возлюбит, ничего на Земле Сырой не родится, и ни скот, ни птица, ни дерево! Человеку тогда на Земле не жить!"

Так говорил Сварог от Бога всевышнего. Таким был закон до заповедей Христовых. Как и другие древние народы, славяне заселили свой мир множеством богов и богинь. Боги могли быть главными и второстепенными. Сварог был верховным богом – богом Вселенной, аналогичным античному Зевсу (Юпитеру).

Солнце и огонь – сыновья Сварога – приносили свет и тепло. Славян в «Слове о полку Игореве» автор называет «даждьбожьи внуки» по имени Даждьбога, любимого народом. Скот был под покровительством бога Велеса, ветрами и стихиями, близкими ветру, повелевал Стрибог.

Обо всех этих богах тоже упомянуто в слове Сварога от всевышнего Бога: «Возмущаться струны морские, что гуляют по всей широте земной. Дух тогда восстанет на силу – и Стрибог успокоит море. Велес двери откроет в Лерий. Но лишь праведный свет обрящет! И Сварог лишь его пропустит! Дети рода небесного! Родичи! Вы потомки Сварога – сварожичи! Вы, потомки Перуна, русалки Роси! Люди русские! Русичи, слушайте!»

Н. М. Карамзин пишет:

"В России до введения христианской веры первую степень между идолами занимал Перун, бог молнии, которому славяне еще в VI в. поклонялись, обожая в нем верховного мироправителя. Кумир его стоял в Киеве на холме, вне двора Владимирова, а в Новгороде над рекою Волховом: был деревянный, с серебряною головою и с золотыми усами.

…В договоре Олега с греками упоминается еще о Волосе, которого именем и Перуновым клялись россияне в верности, имев к нему особенное уважение: ибо он считался покровителем скота, главного их богатства".

Единственным божеством женского рода из пантеона главных богов была Мокошь, которая олицетворяла рождение всего живого, помогала вести женскую часть хозяйства.

Интересные изменения могли происходить с богами. Так, в позднее дохристианское время значение Перуна, культ которого поддерживался в княжеской среде и был особо любим дружинниками как бог молнии и грома, сливается со значением Сварога, более древнего божества. Два бога сливаются в одно верховное божество, причем выбирается имя Перуна.

А что же было еще ранее, до появления богов, которым славяне придумали и внешность, воплощенную в идолах? История человечества показывает, что еще до того, как возникли конкретные религиозные образы, человек чтил явления природы и даже предметы, предложенные природой и не имеющие объяснения в уме славян. С удивлением смотрел он на солнце у себя над головой, на бурный ручей или широкую реку, чувствовал движение воздуха, порывы ветра, знал жару с засухой и мороз, и удивлялся человек тому, что не видел существа, которое всем этим управляет. И тогда все, что неподвластно было простому объяснению, стало выражением высшей силы. Удивление и страх легко переходили в почтение, поклонение, обожествление.

«Славяне в самом безрассудном суеверии имели еще понятие о Боге единственном и вышнем, коему, по их мнению, горние небеса, украшенные светилами лучезарными, служат достойным храмом и который печется только о небесном, избрав других, нижних богов, чад своих, управлять землею. Его-то, кажется, именовали они преимущественно Белым Богом (Белбог) и не строили ему храмов, воображая, что смертные не могут иметь с ним сообщения и должны в нуждах своих относиться к богам второстепенным»[91].

Антиподом Белбога стал Чернобог, изображавшийся в виде льва, всегдашнего врага человека. Его старались умилостивить жертвами и во время пиров пили из чаши, ему посвященной.

Эти два бога – Белбог и Чернобог – были, видимо, самыми древними из богов.

Белбог вершил справедливый суд. Статуя его (идол) изображала сурового мужа с куском железа в виде жезла в правой руке. Славянам издревле был известен способ восстановления справедливости с помощью испытания железом. Подозреваемому в каком-либо преступлении давали в руки кусок раскаленного железа и заставляли пройти не меньше 10 шагов. Того, чья рука оставалась невредимой, считали правым. Правоту признавали и за тем, чьи раны заживали на 3-й день. Такие испытания проводили вплоть до времен Ивана Грозного. Не случайно, значит, приносили Белбогу жертвы, ибо нет кары хуже, чем быть осужденным несправедливо. Понимание «клеймение железом» издревле стало равнозначно «клейменный позором». Но человеку не хватало малого числа богов, т. к. каждая новая потребность приносила с собою новое божество. Таким образом и родилось то множество богов, которое мы знаем сейчас.

Желая выразить могущество и силу богов, славяне представляли себе их великанами, иногда с ужасными лицами и с несколькими головами (бог видит все). В отличие от античных богов, которые были образцом красоты и созданы были для всеобщей любви, славянские идолы, по-видимому, создавались для устрашения и выражения силы. Иногда для большего впечатления изображение бога дополнялось изображением ядовитых животных: змей, жаб, ящериц и т. д.

Богу необходим был дом. Специальные ровные земляные площадки – капища – устраивались среди леса или рощи. У многих славянских народов целые рощи становились заповедными, где не слышался стук топора и где даже злейшие враги не брались за оружие.

О капищах российских славян дошли обрывочные сведения:

«Нестор говорит только об идолах и жертвенниках; но удобность приносить жертвы во всякое время и почтение к святыне кумиров требовали защиты и крова, особенно в странах северных, где холод и ненастье столь обыкновенны и продолжительны. Нет сомнения, что на холме Киевском и на берегу Волхова, где стоял Перун, были храмы, конечно, не огромные и не великолепные, но сообразные с простотою тогдашних нравов и с малым сведением людей в искусстве зодческом» (Н. М. Карамзин).

Нестор не упоминает о жречестве в России, но всякая религия предполагает наличие определенных обрядов, которые совершают избранные за особые заслуги люди. Они должны были стать посредниками между богами и людьми. При каждом священном месте, в хижинах, шалашах, землянках жили хранители. Питались они тем, что приносилось в жертву богам, и подаянием. Особым уважением пользовались такие «жрецы» у простых людей, не имеющих знаний в ритуалах и молитвах. От имени народа жрец приносил жертву и предсказывал будущее. Из некоторых источников известно о человеческих жертвах. Н. М. Карамзин упоминает о подобных жертвоприношениях даже «во времена Владимировы». Но, обращаясь к посланию Сварога, читаем: «Знайте, внуки Даждьбога, что русские боги не приемлют людских и животных жертв, лишь плоды и цветы, зерна, овощи, сурью».

Языческие представления не ограничивались лишь главными богами. Мир древних славян был населен множеством сверхъестественных существ, враждебно или миролюбиво настроенных по отношению к людям. Добрыми духами были берегини – оберегающие человека. Оберегами защищались люди от злых духов, от «злого глаза», от проклятия. Каждый дом считался под покровительством домового. Часто его отождествляли с духом умершего главы рода, пращура. Чтобы призвать его на помощь от злого духа, достаточно было сказать: «Чур меня, чур меня» (Чур-щур-пращур). Мир сверхъестественных существ был не всегда доброжелательным, но всегда поэтичным, богатым красивой народной фантазией.

Здесь были и упыри – злые духи из загробного царства, и русалки – девушки из водоемов, рек, озер, грустные и всегда прекрасные. Этот образ особенно привлекал юных славян. Недаром существа из реки получили название «русалка» («русый» на древнеславянском «чистый», «светлый»).

"…Мы знаем, что российские славяне приписывали озерам и рекам некоторую божественность и святость. В глазной болезни они умывались водою мнимо-целебных источников и бросали в них серебряные монеты. Народное обыкновение обливать водою людей, проспавших заутреню в день Пасхи, будто бы для омовения их от греха, происходит, может быть, от такого же языческого суеверия.

…В суеверных преданиях русского народа открываем также некоторые следы древнего славянского богопочитания: данные простые люди говорят у нас о леших, которые видом, подобным сатирам, живут будто бы в темноте лесов, развлекаются с деревьями и с травой, ужасают странников, обходят их кругом и сбивают с пути; о русалках, или нимфах дубрав (где они бегают с распущенными волосами, особенно перед Троицыным днем), о благодетельных и злых домовых, о ночных кикиморах и проч." (Н. М. Карамзин).

Мир сверхъестественных существ, за которыми стояли силы природы, входил в каждодневную жизнь любой славянской семьи.

"…Почитайте купальские дни, чтите вы Кострому и Купалу. И Ярилушку прославляйте. Почитайте вы также Перунов день. Вспоминайте победу Перунову, как Перун победил зверя Скипера и как сестрам своим он свободу дал, как очистил их в водах Ирия. Так и вы омывайтесь в воде живой. Сам Купала на то омывание указал вам: «Пусть будут чистыми как тела, так и души ваши!»

Вспоминайте и свадьбу Перунову! Поминайте и Велеса мудрого! Имена его прославляйте!

После жатвы вы вспоминайте об успении Златогорки, почитайте день Волха Змеевича, сына Индрика, Ясна Сокола. Почитайте вышнего Крышня, сына Златы Майи и Вышня.

Славьте и Коляду с Овсенем! И всегда прославляйте Мокошь! Почитайте и день Даждьбога!"

Как много праздников завещал нам Сварог! Некоторые из них утеряны в процессе христианизации Руси, какие-то просто трансформировались в некие обезличенные обряды. А многие дошли и до наших дней.

Одним из любимейших праздников у россиян был и остается праздник Масленица. Отмечался он всегда в марте и совпадал с днем весеннего равноденствия. Славяне славили солнце, праздновали возрождение природы, наступление весны. Сжигалось страшное чучело зимы, холода, смерти. Начиналась масленичная неделя с обязательными блинами, народными гуляньями, катанием на санях, скоморошьими потехами.

С 20 по 25 марта, на масленичной неделе, и с 25 декабря по 6 января чествовали Велеса. Покровитель скота был особо любим славянами, ведь издревле скот считался основным богатством семьи, племени. Поэтому Велес был еще и богом богатства. Наверное, правы некоторые филологи, утверждающие, что от корня «воло», «вло» произошло слово «володеть», «владеть».

Перуна, важнейшего из богов, почитали 20 июля. Нам этот праздник известен как Ильин день. В один день с Перуном вспоминали и его слуг – богатырей, богов сезонной смерти природы – Вия, Кощея, Мара и др.

День Перуна – четверг. Отсюда выражение «после дождичка в четверг».

На 23 июня приходится другой дошедший до нас праздник – Ивана Купалы. На этот день приходится время летнего солнцеворота. Люди молили богов о дожде, который должен помочь сохранить поспевающий урожай. Накануне этого дня из озер выходили русалки, начиналась «русальная неделя». Юношам опасно было в одиночку ходить на озеро в лес ночью. Чтобы задобрить русалок, девушки бросали в воду венки, водили хороводы. Традиционными в этот день были ночные празднования, когда украшенные венцами юноши и девушки раскладывали костры, устраивали вокруг них пляски, игры.

В некоторых областях на двери вешают веник, чтобы удалить из жилища злых духов. Самых красивых девушек обвивали зелеными ветками и поливали водой, призывая на землю дождь.

Всевозможными сложными, но красивыми и интересными обрядами обставлялись и важнейшие события в жизни человека: рождение, свадьба и похороны.

Долгие годы русская культура развивалась под влиянием языческой религии, языческого мировоззрения. С принятием христианства положение изменилось. Новая религия должна была изменить мировоззрение людей, восприятие самой жизни, представление о красоте.

Однако христианство, оказав сильнейшее воздействие на культуру Руси в области литературы, искусства, развития грамотности, не смогло до конца сломить языческие духовные традиции, народные в своей основе, которые оказывали глубокое воздействие на все развитие русской культуры.

1. Георгиева Т. С. История русской культуры. М., 2000.

2. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. 1990.

3. Кайсалов А. С. Мифы древних славян. М., 1975.

4. Муравьев А. В. Сахаров А. М. Очерки истории русской культуры IX–XVII вв. М., 1984.

5. Рябцев Ю. С. История русской культуры. Саратов, 1998.

ТЕМА 11. В ТЕСНОТЕ, ДА НЕ В ОБИДЕ (РУССКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО IX–XII вв. БЫТ, ТРАДИЦИИ)

Введение

1. В тесноте, да не в обиде (жилище русского крестьянина)

2. Красна изба пирогами

3. Не мытва, но мучение (о традиции русской бани)

4. Стерпится – слюбится

Заключение

Список литературы

Социальное состояние России в IX–XI вв. представляло собой такое же сословное деление, как и на Западе. Княжеская дружина, включившая в себя славянских или финских начальников, составляла род аристократии, но в самой дружине, тем не менее, различали телохранителей и гридей (girdi у скандинавов), мужей или людей, и бояр, занимавших первое место в дружине. Затем шла «молодая дружина», или «молодшая дружина», – отроки. Свободные жители Русской земли назывались «люди» (земство). Гости или купцы не составляли в ту эпоху отдельного класса, это были те же воины, даже князья с копьем в руке занимались торговлей. Олег в свое время под видом купца явился в Киев и захватил там Аскольда и Дира. Византийцы не доверяли этим опасным гостям и отвели для них в Константинополе находившийся под строгим надзором особый квартал.

Селяне, на которых лежало бремя рождающегося государства, не были уже так свободны, как в первобытные времена. Крестьянин назывался смердом (от смердеть – пахнуть) или мужиком (презрительное от муж), позже он стал называться христианином, отсюда – крестьянином.

Ниже по положению крестьян были рабы, или холопы. Их добывали на войне, покупали на рынке, холоп мог также родиться в доме господина. Война была главным источником рабства. Остались такие наблюдения иноземных гостей: "Русские, когда нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его сопротивление, женщинами побежденными сами пользуются, а мужчин обращают в рабство. Торговля рабами была широко распространена. Святослав, после завоевания им Болгарии, писал матери о товарах, приходящих в Переяславец: «Из Руси же скора и мед, воск и челядь».

О положении холопа так писал Н. М. Карамзин: "К третьей, нижайшей степени общества принадлежали "холопы княжеские, боярские и монастырские, которые не имели никаких собственных прав гражданских. Древнейшими рабами в отечестве нашем были, конечно, потомки военнопленных; но в сие время – т. е. в XI в. – уже разные причины могли отнимать у людей свободу. Законодатель говорит, что «холопом» обельным, или полным, бывает:

1) человек, купленный при свидетелях;

2) кто не может удовольствовавать своих взаимодавцев;

3) кто женится на рабе без всякого условия;

4) кто без условия же пойдет в слуги или в ключники, и

5) закуп, т. е. наемник или на время закабаленный человек, который, не выслужив срока, уйдет и не докажет, что он ходил к князю или судьям искать управы на господина".

Как видим, попасть в холопы или рабы было достаточно просто. Законодательство же, принятое Ярославом Мудрым, ставило раба ниже всякого уровня. Ценился он дешевле, чем домашняя скотина или даже ценный зверь, добытый в лесу. Хороший конь стоил вдвое, а иногда втрое дороже раба. Положение смерда лучше только свободой, которую он имел. Цена же его жизни тоже была невелика.

Карамзин так комментирует Ярославовы законы: «Кто самовольно, без княжеского повеления, накажет огнищанина (именитого гражданина) или смерда (земледельца и просто человека), платит за первого 12 гривен князю, за второго 3 гривны, а битому гривну в том и другом случае. Если ваш холоп ударит свободного человека и скроется, а господин не выдаст его, то взыскать с господина 12 гривен. Истец же имеет право везде умертвить раба, своего обидчика».

Как видим, положение крестьянина не слишком возвышало его над холопом. Однако свобода давала огромные преимущества. Самая хорошая холопская жизнь не привлекала даже беднейшего смерда. Свободолюбие было в крови у русского земледельца. Как же устраивал свой быт простой русский человек, как он спал, ел, веселился, отдыхал, работал?

Так в старинных русских былинах рассказывается о сохе и пахаре (ратае).

Треть года царят в России холода. Морозы и вьюги во многом определили вид жилища русского человека. Веками крестьяне приспосабливали дом к своему образу жизни. В «Повести временных лет» много слов, имеющих отношение к русскому народному жилищу ХII в.: «изба», «печь», «клеть», «сени», «полати». Прошли века, но и сейчас эти слова в обиходе у сельских жителей.

Основой дома был сруб из бревен размером в среднем 4 х 6 м. Двускатная крыша заставляла лучше стекать воду в дождь и сметать снег зимой. Щели между бревен забивали мхом и паклей, чтобы сохранялось тепло, дверь с этой же целью прорубали с южной стороны. Такой дом называли «избой». «Основой русского жилища с самых древнейших времен была клеть – связь бревен на четыре угла. Летняя клеть была холодна, но если в ней поставить печь с выпуском дыма в центре потолка, то она станет отапливаться и благодаря своей истопке станет истьбой. Такие истьбы (избы) строили русские люди как в простонародном быту, так и в княжеском». Подобную версию происхождения слова «изба» дает Б. Федюхин в великолепном романе «В братстве без обиды».

В одном помещении жили всей семьей. В особо суровые зимы запускали в избу и живность – ягнят, телят, кур. Русская народная пословица гласит: «В тесноте, да не в обиде».

Еще одна пословица: «Догадлив крестьянин, на печи избу поставил». Действительно, печь испокон веков – душа крестьянского дома. Она и кормила, и поила, и согревала. Сложить хорошую печь – дело непростое. На ее широкой спине должно в морозные ночи умещаться все семейство. В старину избы топились «по-черному», печь не имела трубы. Дым в доме – явление не очень приятное, но, «горечи дымной не претерпев, тепла не видать». Стены и потолок, конечно, покрывались сажей, но с этим мирились, ведь печь без трубы была дешевле в строительстве и требовала меньше дров. Кроме того, дым хорошо дезинфицировал жилище, и в нем не заводились насекомые.

Очень богатые люди сооружали дымоходы с трубами на крыше. Расположение печи определяло планировку избы. Ее обычно ставили в углу, справа или слева от входа. Угол напротив устья печи назывался «бабий угол» и считался рабочим местом хозяйки. Здесь все было приспособлено для приготовления пищи.

Почетное место в избе – «красный угол» – находилось по диагонали от печи. Здесь на специальной полке стояли иконы, хранились богословские книги, горела лампада. Всякий гость, входивший в избу, у порога первым делом находил глазами красный угол, снимал шапку, трижды осенял себя крестным знамением и низко кланялся образам, а уже потом только здоровался с хозяевами. В красный угол сажали самых дорогих гостей, а во время свадьбы – молодых.

Мебели в доме было немного – стол, лавки, скамьи, сундуки, посудные полки.

В красном углу размещался стол, за которым каждый день в определенный час собиралась вся семья. Лавки вдоль стен, крепко к ним прикрепленные, служили и местом для сидения, и для сна. За столом сидели на скамьях. Спали и на сундуках, в которых хранили одежду. Вместе с сундуком, в который долгие годы собиралось приданое, отдавали замуж дочерей. Приданое девочка часто готовила сама. Денег на одежду в крестьянских семьях в основном не было, и девочек с малых лет обучали прясть полотна из льна, конопли, шерсти. Прялки дарили юным женам на свадьбу, и те берегли их всю жизнь.

Сами ткали полотно и шили одежду – рубахи с рукавами, паневы (юбки), свиты (теплые шерстяные плащи). Обувью летом служили лапти, зимой – валенки. Шили одежду и обувь обычно зимой, когда не было работы в поле. Собирались всей семьей, а иногда и несколькими семьями.

Повседневный крестьянский стол не отличался разнообразием. В основном ели черный хлеб, щи, кашу, квас. Летом заготавливали орехи, ягоды, мед, грибы. Много пекли пирогов. Несмотря на скудость выбора, каждая совместная трапеза (в обед и ужин) проходила очень торжественно, даже в бедных семьях. Первым усаживался за стол глава семьи, потом – остальные. Сидели по старшинству, как и на царских обедах. В центре стола – большая миска с едой. После молитвы и разрешения главы дома все начинали черпать из миски щи или кашу. Строго соблюдалась очередность: от старшего к младшему. Нарушавший порядок получал сильный удар деревянной ложкой по лбу. Мясо из щей ели после того, когда вычерпывали всю жидкость. Вскоре после вечерней трапезы ложились спать, ведь вставать приходилось с первыми лучами солнца.

Главным видом отдыха и удовольствия на Руси была баня. Интересно, что в Европе бани были закрыты по запрету церкви в начале IV в. и возродились лишь в XVIII в. На Руси они назывались «мыльнями». Для каждого русского с незапамятных времен стало еженедельной потребностью горячее мытье, и обычай этот изумлял иноземцев. Летописи сохранили свидетельство, что сам Андрей Первозванный дивился тому, что русские люди секут сами себя в пару вениками – «творят не мытву себе, но мучение». Но потом каждый иностранный путешественник считал непременным долгом поразить своих соотечественников сообщением об удивительном обычае русских.

В «Повести временных лет» говорилось об одном таком страннике: "И рече им: «Дивно видел землю Славянску. Идущу ми само видел бани деревяны. И пережгуть, и румяно, и идуть на, изволекутся и будут нази. И облиются квасом кислым и возмуть на ся прутие младое и бьются сами»! Но еженедельное мытье с парением не просто дивный обычай и услада чудаковатых русских людей, а залог их богатырского здоровья: то и дело холера, чума, брюшной тиф, обойдя все закоулки европейских королевств и скосив многие тысячи людей, останавливались на границах русских княжеств. Баня надежно охраняла здоровье народа.

Курные бани топились по-черному целый день и целую ночь. Но в банях было чисто, даже в самых верхних углах, где, как думалось русскому человеку, от греха заводились кикиморы, недотыкомки и всякая другая нечисть. Добрым духом бани считался банник. Хоть и рисовало его народное воображение черным, лохматым, злым, но задобрить его легко было, оставив немного воды в бочке и веник.

Авторитет семьи в крестьянской среде был необычайно высок. Человек, не желающий обзавестись семьей, достигнув определенного возраста, вызывал подозрение. Понимание вызывало только желание уйти в монастырь. Патриархальные семьи были большими – по 15–20 человек.

Состояли они из престарелых родителей, женатых сыновей с детьми и внуками. Конечно, тесновато со временем становилось в крестьянском небольшом доме. Братья предпочитали жить вместе из-за нежелания делить пашню – кормилицу семьи. Старшему в такой семье было предоставлено право наказывать младших, включая собственных братьев, их жен и детей. Традиции семьи вырабатывались веками и строго соблюдались старейшими. Но во все времена и у всех народов старички и старушки считают, что во времена-то их молодости не только нравы были лучше, но и соль солонее.

В основе крестьянского супружеского союза лежал прежде всего хозяйственный интерес. Такое святое чувство, как любовь, редко бралось в расчет. Все решали родители, на волю которых влияла практическая выгода.

Да женихи и не переживали особо, ведь все равно невесту старались выбирать не столько красивую, сколько здоровую, умелую, трудолюбивую. После замужества именно ей предстояло вести хозяйство, рожать и воспитывать детей, ухаживать за домашним скотом, работать в огороде и в поле. Поэтому, уходя в поле, родители оставляли дом уже на 12-13-летних девочек, которые на практике познавали науку тяжелого домашнего труда.

Супругов объединяла не любовь, а общая забота: о хозяйстве, о детях, о доме. А что до любви – «стерпится – слюбится», считали в старину. А женились в те века очень рано. Для юношей брак разрешался в 15, для девочек – в 13 лет. Церковь разрешала лишь дважды в жизни расторгать брак по веским причинам – измена жены, ее бесплодие или тяжелая болезнь.

Православным запрещалось вступать в брак с человеком другой веры.

Рождение новой семьи сопровождалось веселой свадьбой. Свадьба на Руси – удивительное явление культуры народа. В нем органично соединились два обряда: древнейший, называвшийся «веселие», и христианский – венчание. В народной крестьянской среде, однако, существовали браки и без венчания. Играли свадьбы осенью и зимой, когда заканчивались сельскохозяйственные работы. Ведь для подготовки и проведения свадьбы требовалось много времени. Свадьба продолжалась несколько дней, с учетом строго определенных и всеми принятых, устоявшихся «суеверий». После этих шумных, а порой и буйных празднеств, на которых выпивалось немалое количество вина, начиналась обычная будничная жизнь со всеми ее хлопотами, тяготами и радостями.

Со временем сложный церемониал свадьбы упрощался. Все большее значение приобретал не народный многодневный обряд, а церковное венчание. После свадьбы женщина теряла самостоятельность и становилась полностью зависима от мужа. В одной старинной летописи рассказано, как жених размышляет о ждущей его впереди жизни: «Что есть жена? Сеть утворена прельщающи человека во властех, светлым лицем убо и высокими очима намизающи, ногами играющи, делы убивающи, многи бо уязвивши низложи, тем же в доброти женстей мнози прельщаются и от того любы яко огонь возгорается. Что есть жена? Свитым обложница, покоище змеино, дьяволов увет, без увета болезнь, поднечающая сковорода, спасаемым соблазн, безисцельная злоба, купница бесовская».

Власть мужа над женой, «купницой бесовской», утверждалась не только силой авторитета, но и прямым насилием. Бить жену считалось правилом. Более того, в народной среде существовало мнение, что, если муж не бьет ее, значит, не любит. И все же положение женщины из простонародья, как бы это ни было удивительно, было свободнее, чем в боярской или купеческой среде. Крестьянка свободно гуляла по лесу, собирая ягоды и грибы, ходила за водой к колодцу, на реку – полоскать белье, на работу в поле. Она общалась с соседями, с подругами. В купеческой и боярской семье женщина вела затворнический образ жизни.

Роль женщины в крестьянской семье возрастала после смерти мужа. Она становилась главой семьи и пользовалась немалым уважением.

Таким же уважением и авторитетом были родители. Даже взрослый сын подчинялся отцу. Самым страшным в жизни считалось отцовское проклятие. Одной из главных обязанностей человека было рождение и воспитание детей. Рождение нового человека, очередного ребенка в семье, всегда было радостью. К сожалению, почти все обряды, связанные с рождением ребенка, забыты. А ведь они занимали немалое место в жизни семьи. Рождение 10, 11, 12-го ребенка было делом обыденным в крестьянских семьях. Общиной давался надел пахотной земли, которая была главным богатством, на каждого родившегося мальчика. На девочек земля не полагалась.

Когда сын женился, в доме появлялась еще одна работница – молодая невестка. А дочь, выходя замуж, в другую семью уносила часть полагающегося ей в приданое имущества семьи. Количество детей в семье регулировалось только волею Бога. Правда, была еще и очень высокая детская смертность. Вот тут имело значение здоровье женщины. Надо восполнить потерю ребенка рождением нового.

Рожала крестьянка обычно в бане, и в течение трех дней мужчина не имел права войти туда. Роженица выходила, когда надо было крестить ребенка, – на 8-й день. Духовному рождению – крестинам – придавали гораздо большее значение, чем физическому. Младенец обзаводился духовными родителями, которые отвечали за него в случае смерти родных матери и отца. Они следили за его воспитанием и даже имели право слова при выборе в будущем супруга или супруги. Имя новорожденному давали по имени святого, чью память отмечали в день крестин. После возвращения из церкви (куда родная мать не имела права идти) отец ребенка устраивал праздничный обед для всех родственников и близких. Ежегодно отмечался день ангела, который заменял празднование дня рождения.

Дети рано начинали трудиться, помогали семье. Сначала в их обязанности входила домашняя работа, соразмерная возрасту. Интересно исчислялся возраст на Руси – семилетиями. Первые семь лет – детство, вторые семь – отрочество, еще семь – юность. Уже в пять-шесть лет мальчик должен был ездить верхом и помогал пасти скотину, в семь-восемь – помогал на пашне, управлял лошадью. В девять лет отрок выполнял уже совсем взрослую работу: ухаживал за скотиной, чистил за нею хлев и вывозил навоз в поле, бороновал вместе со взрослыми пашню и убирал хлеб. Сын помогал отцу на охоте, на рыбной ловле. К 14 годам подросток уже самостоятельно работал и косой, и серпом, и цепом, топором, и мог в случае необходимости заменить отца.

Девочка в 6 лет училась прясть, шить, в 12–13 лет родители оставляли на дочь все хозяйство. Она носила воду, стирала, кормила и ухаживала за скотиной, шила, готовила еду и присматривала за младшими детьми.

Позже она начинала работать наравне с матерью.

Недаром старая пословица гласила: «Учи дитя, пока оно поперек лавки лежит». Девочек всему, что умела мать, а мальчиков – отец, следовало научить к 14 годам. К этому сроку крестьянская семья получала еще одного вполне полноценного работника.

Недаром так часто упоминаем мы о домашней скотине. Ведь корова, например, была в хозяйстве главной кормилицей, а лошадь – работницей. Без лошади обойтись было невозможно. На ней и пахали, и бороновали, и сено возили, и зерно в амбар перевозили. Порой ей и отдохнуть было некогда днем, а ночью дети вели их в ночное, на сочные травы в луга, где лошадь могла отдохнуть и набраться сил. Каждый крестьянин лошадью дорожил и ухаживал за ней сам. Мужчина, не задумываясь, сменил бы корову на лошадь, т. к. понимал, что, собрав урожай, купит и корову, и другую необходимую скотину. А имелось ее очень много – козы, свиньи, овцы. Труд по уходу за всей живностью лежал, конечно, на плечах женщины. Таким образом в крестьянском хозяйстве существовало четкое разделение труда. Мужчины занимались преимущественно земледелием, строительством, ремеслом, охотой, рыбалкой, заготовкой дров. Женщины вели домашнее хозяйство, растили детей, занимались огородом. В самые трудные дни приходила жена на помощь мужу в поле – жала, косила, метала стога и даже молотила зерно.

Если у крестьянина случалось несчастье, например сгорал при пожаре дом, вся община приходила на помощь. Сообща складывали новый сруб, помогали обзавестись хозяйством. Заболевшему соседу помогали с уборкой урожая. Помогали вдовам, сиротам, убогим. Недаром так часто здесь употребляется слово «помогали». Обычай не оставлять в беде близкого или просто односельчанина назывался хорошим русском словом «помочь». Добровольные помощники находились всегда.

Трудом своим жил крестьянин. Смысл всей его жизни был в нелегкой крестьянской работе. В народе знали, что труд благословлен Богом. К работающему принято было обращаться словами: «Бог в помощь» или «Помогай, Господь!»

Но век человеческий недолог, хотя на Руси нередко доживали до 90 и 100 лет.

Особое значение имели в жизни человека похороны близкого. Повелось так, что в них более всего сохранилось от древних верований.

Умирающего обмывали и одевали в белые одежды. Читали около него молитвы, оплакивали.

По древнему обычаю хоронили не на 3-й, а на 9-й день. Далее, после похорон, обязательная тризна – поминальный обед. Очередные поминки на 20-й и на 40-й день.

Траур родственники носили в течение года, а вдовы в течение двух лет не должны были общаться с мужчинами.

Церковь вносила коррективы в эти обряды. Но традиции, сложившиеся веками, сломать оказалось очень трудно.

Крестьянская семья была как бы маленьким государством. Здесь были свои законы и правила, выработанные опытом многих поколений.

Вплоть до XVII в. в основе русского домашнего быта лежали традиции, зародившиеся и окрепшие в раннюю пору формирования Российского государства. Единые географические условия, единая культура и религия определяли схожие формы быта царя, боярина, бедного дворянина, крестьянина и ремесленника. И в крестьянской избе, и в государевом дворце вставали с восходом солнца, молились. Только одни – перед иконами в красном углу, другие – перед иконостасом домовой церкви. Очень строго соблюдались посты. Одежда – и та была у всех примерно одного покроя, но у одних – из грубого полотна или сукна, у других – из тонких полотен заморских. Во всех сословиях одинаково соблюдали обычаи при сватовстве, рождении детей, похоронах. Различие было только в богатстве. Именно оно определяло отношение к труду и, соответственно, личную жизнь людей.

Многие из старинных обычаев дожили до наших дней, особенно в отдаленных деревнях и маленьких городах.

1. Муравьев А. В., Сахаров А. М. Очерки истории русской культуры IX–XVII вв. М., 1984.

2. Дедюхин Б. В. В братстве без обиды. Саратов, 1989.

3. Овсянников Ю. М. Картина русского быта. М., 2000.

4. Рябцев Ю. С. История русской культуры. XI–XVII вв. М., 1997.

5. Терещенко А. В. Быт русского народа. СПб., 1848. М., 1997.

ТЕМА 12. ХРАНЕНИЕ БОЖИЕ НАДЕЖНЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

1. Владимир Мономах – князь-воин, единоборец российский

2. Освободительные походы 1111–1112 гг.

3. Великий князь Киевский Мономах

4. «Поучение» отца русского народа

Список литературы

Осенью 1097 г. в городе Любече, хорошо укрепленном от внезапных набегов, на Днепре, собрались шесть самых влиятельных русских князей: Святополк Киевский, Владимир Мономах Переяславский, Давид Владимиро-Волынский, Олег Черниговский, Василько Теребовльский с братом. Собрались они вместе, чтобы «построить мир» и прекратить затянувшуюся многолетнюю усобицу. Руководило князьями внутреннее понимание, что бесконечные распри губительны для отечества, грозила также и опасность нападения с юга. Встреча эта состоялась усилиями Владимира Мономаха. Он стал настоящим спасителем Руси. Сын Всеволода Ярославича от дочери византийского императора, по имени деда со стороны матери, прозван он был Мономахом, что значит «единоборец».

Еще при жизни отца он прославился как бесстрашный полководец, не раз усмиряя буйных сородичей и защищаясь от половцев.

Мономах был не только доблестным воином, но и великим государственным деятелем. После смерти своего отца, великого князя Всеволода Ярославича, Владимир Мономах не стал занимать престол. Чтобы не умножать распрю, он ушел в Чернигов, отдав Киев сыну Изяслава, Святополку. Достойными были слова Мономаха:

– Отец его был старше и княжил в столице прежде моего отца: не хочу кровопролития и войны междоусобной.

Отдал он Чернигов другому брату Олегу Святославичу, сказав:

– Да не возрадуются враги отечества!

Тем временем половцы не прекращали своих набегов, пользуясь ссорами князей и их войнами. Хан Боняк чуть не взял Киев, кочевники разорили и разграбили Печерский монастырь, главную святыню христианской Руси.

Владимир Мономах не занял место великого князя, но и без титула он сумел стать опорой разоренной и погибающей страны, инициатором встречи князей.

"…Россия первый раз увидела торжественное собрание князей своих на берегу Днепра в городе Любече. Сидя на одном ковре, они благоразумно рассуждали, что отечество гибнет от их несогласия; что им должно наконец прекратить междоусобие, вспомнить древнюю славу предков, соединиться душою и сердцем, унять внешних разбойников, половцев, успокоить государство, заслужить любовь народную. Нет сомнения, что Мономах, друг отечества и благоразумнейший из князей российских, был «виновником» и душою умеренности и бескорыстия. Он уступил Святославичам все, что принадлежало некогда их родителю, и князья с общего согласия утвердили за Святополком область Киевскую, за Мономахом – частный удел отца его – Переяславль, Смоленск, Ростов, Суздаль, Белоозеро; за Олегом, Давидом и Ярославом Святославичами – Чернигов, Рязань, Муром; за Давидом Игоревичем – Владимир Волынский; за Володарем и Васильком Ростиславичами – Перемышль и Теребовль, отданные им еще Всеволодом.

Каждый был доволен; каждый целовал святой крест, говоря: да будет земля Русская общим для нас отечеством; а кто восстанет на брата, на того мы все восстанем. Добрый народ благословлял согласие своих князей: князья обнимали друг друга как истинные братья" (Н. М. Карамзин).

Но не сразу удалось прекратить распри. Великий князь Киевский Святополк не был достоин своего звания. Вскоре после съезда в Любече князь Давид Волынский оклеветал перед ним Василько, одного из сыновей Ростислава, отравленного в Тмутаракани. К тому времени Василько был князем без удела, т. е. изгоем, повторяя горестную судьбу своего отца. Он воевал в Польше со своей вольной дружиной и в боях прославился мужеством, силой и победами.

Давид Волынский, боясь, что Василько может захватить и его волости, убедил великого князя, что Василько хочет завоевать Киев.

«Но справедливо ли сие ужасное обвинение? – спросил Святополк. – Да накажет тебя Бог, если обманываешь меня от зависти и злобы».

Словно проклято было имя Святополка в русской истории. Несмотря на данные клятвы, князь, как когда-то Святополк Окаянный, решился на преступление. Он обманом завлек Василько к себе и ослепил его.

Зло не осталось безнаказанным. Василько был отомщен. Владимир Мономах поддержал своих братьев: Давид и Святополк были разбиты в бою. Снова начались междоусобицы, снова князья стали призывать на помощь половцев, снова запылали города и села русские.

Еще два года то там, то здесь вспыхивали братоубийственные войны, пока, наконец, в 1100 г. княжеский съезд в городе Витичеве не положил им конец. Появилась реальная возможность для общерусской борьбы с половцами. Собрались в этот раз Святополк, Мономах и Святославичи. Давид был тоже, но гордо держался особняком. После долгих разговоров вынесли решение: «Утвердить навечно союз Святославичей с великим князем и Мономахом». Первые же известия об объединении русских князей произвели огромное впечатление на половецких ханов. В 1001 г. они «прислали послов своих и просили мира», и русские князья «сотворили мир с половцами». Хотя клялись половцы, что будут во веки веков хранить мир, не нарушать русских рубежей, перестанут вымогать дары, уже осенью 1002 г. хан Боняк, нарушив данное слово, напал на Переяславльские земли, и не сумели его сдержать даже сильные русские дружинники. Надежда на сотрудничество с половецкими ханами не оправдалась, и следовало обеспечивать безопасность южной границы военными средствами. И опять инициатива принадлежала мудрому Мономаху. На Кельтском озере собрались русские князья. Мономах предложил начать поход уже весной 1103 г., когда половцы не ждут нападения и пока кони их обессилены после голодной зимовки.

«Не годится идти, князь, весною в поход, – говорили многие, – погубим и смердов, и коней, и пашню их».

Летописи сохранили гневную отповедь князя Мономаха, которая еще раз показывает его талант государственного руководителя: «Дивлюсь я, дружина, что лошадей жалеете, на которых пашут. А почему не мыслите о том, что вот начнет пахать смерд и, приехав, половчанин застрелит его из лука? А лошадь его возьмет, а в село его приехав, возьмет жену его и все его имение? Так лошади вам жаль, а самого смерда разве не жаль?»

И на это раз Мономаху удалось убедить князей. Было решено собрать войска в марте в Переяславле для совместного похода в половецкую степь. Впервые вести войну по своему плану доверено было Мономаху, т. к. он являлся фактическим предводителем войска. Решено было громить половцев вдали от русских земель, нанося им неожиданные оглушительные удары. Когда русские князья выступили сообща, половцы в первом же походе были разгромлены. И еще три раза водил Владимир соединенные силы в степь и возвращался с полной победой. В страхе перед Мономахом половцы бежали, им пришлось уйти за Дон. Но русские князья, как оказалось, и не думали об их полном изгнании, ведь половцы уже почти сто лет прожили в русских степях.

Русская летопись сохранила интересный документ тех лет – сказание о траве емшан:

"Мономах погубил поганых измаильтян, называемых половцы, изгнал хана их Отрока во Обезы за железные врата. Сырчан же хан остался у Дона.

Тогда Владимир Мономах пил золотым шеломом Дон и захватил землю их всю и загнал окаянных агарян.

По смерти же Владимира Сырчан как рыба ожил. Остался у него гудец (певец) Орь. И послал его Сырчан во Обезы к хану Отроку, говоря:

– Скажи Отроку: Владимир умер, воротись, брат, приходи в землю свою. Молви ему мои слова, пой ему песни половецкие. Если же не захочет тебя слушать, дай ему понюхать траву емшан (полынь). Отрок же не захотел вернуться, ни песен слушать. И дал ему Орь траву емшан. Тот же понюхал и, заплакав, сказал:

– Лучше на своей земле костьми лечь, нежели на чужой стороне славну быть.

И пришел во свою землю.

От него родился Кончак, который вычерпал Сулу, пешком ходя, котел неся на плечах".

Легенда подтверждает то, что для половцев русские степи стали родными.

Понимал это и Мономах, женивший своих сыновей на ханских дочерях. Это должно было закрепить отношения с половцами семейным миром.

Самый решительный поход состоялся в 1111 г. Он готовился долго и обстоятельно. Снова на Долобском озере встретились русские князья, чтобы обсудить план похода. Мнение воевод разделилось: одни предлагали подождать следующей весны, чтобы двинуться на Донец в ладьях и на конях, другие – повторить зимний санный поход воеводы Дмитра, чтобы половцы не смогли откочевать на юг и откормить на весенних пастбищах своих коней, ослабевших за время зимней бескормицы. Последних поддержал Владимир Мономах, и его слово оказалось решающим. Начало похода наметили на самый конец зимы, когда морозы спадут, но еще сохранится легкий санный путь.

В конце февраля в Переяславле сошлись рати из Киева, Смоленска, Чернигова, Новгорода Северского и других городов. Прибыли великий князь Святополк с сыном Ярославом, сыновья Владимира Мономаха – Вячеслав, Ярополк, Юрий и Андрей, Давид Святославич Черниговский с сыновьями Святославом, Всеволодом, Ростиславом, сыновья князя Олега – Всеволод, Игорь, Святослав. Давно не собиралось для совместной войны столько русских князей. К конным княжеским дружинам присоединились рати немцев, хорошо показавшие себя в прошлых походах на половцев. 26 февраля 1111 г. войско выступило в поход. Уже началась оттепель, быстро таял снег, идти войскам было тяжело. Дошли до Дикого Поля – половецкой степи, где уже не было русских поселений. За один день русское войско преодолело тридцативосьмиверстный переход.

14 марта Мономах достиг Донца, повторив зимний поход воеводы Дмитра. Дальше шла «незнаемая земля» – никогда еще русские дружины не заходили так далеко, Не встречая сопротивления, русичи вошли в Шарупань. Жители даже прислали послов с дарами и просьбами не разорять город, но взять откуп, какой назначат русские князья. Мономах приказал сдать оружие, отпустить пленников и вернуть имущество, награбленное в прошлых походах на русские княжества.

Следующей целью был половецкий город Сугров. Его жители решили защищаться. Русские стрелы с горящей просмоленной паклей подожгли город, половцы с трудом справлялись с огнем. Русские пошли на приступ. Тяжелыми бревнами они протаранили городские ворота и вошли в город. Так пал оплот половцев, где они собирали силы для очередных набегов.

27 марта 1111 г. еще одна полная победа в Шарукане подтвердила силу русских войск. Конная дружина русских князей неотступно преследовала отступавших половцев, безжалостно вырубая их длинными мечами. Десять тысяч воинов хана Шарукана нашли смерть на донском берегу, много их попало в плен. Разгром был полным. Теперь хану долго придется собирать силы для набегов на Русь.

Вести о победе русских князей на Дону громом прокатились по половецким степям. Днепровские половцы во главе с ханом Боняком ушли далеко от русских рубежей и пропали из поля зрения князей. Ушли остатки донских половцев. На степной границе России наступила великая тишина, и это стало главным результатом большого похода русских князей против давних врагов. Русь получила передышку в войнах.

Во время всех этих событий Мономах оставался простым удельным князем, а на киевском княжении был Святополк Изяславович. Но последние годы не военная доблесть, а торговля более привлекала Святополка. Для князя – воина, защитника – это считалось позорным.

Святополк умер, чуть ли не презираемый киевлянами. Смерть его привела к временному безначалию. Отправили послов к Мономаху, но тот отказался от предложенной ему чести, боясь оскорбить Святославичей, которые по закону могли претендовать на престол в Киеве. Начались беспорядки, погромы. Купцы установили грабительские ростовщические проценты и даже забирали за долги свободных людей в рабство.

«Спокойные граждане, приведенные в ужас таким беспорядком, вторично звали Мономаха. „Спаси нас, – говорили их послы, – от неистовства черни; спаси от грабителей дом печальной супруги Святополковой, собственные наши дома и святыню монастырей“. Владимир приехал в столицу: народ изъявил необычайную радость, и мятежники усмирились, видя князя великодушного на главном престоле российском»[92].

Такие же права на киевский престол, как и Мономах, имел внук Ярослава Мудрого Олег Святославич. Он с юности претендовал на Киев, но был выслан за распри в Константинополь.

Не раз Олег Святославич пытался мстить за свое изгнание – силой отнимал полагавшиеся ему города, приводил на Русь половцев, давая им возможность грабить Родину в награду за военную помощь. Когда Мономах уже примирил и объединил князей, Олег не ходил вместе с ними в походы на кочевников, оправдываясь болезнью.

В летописях Олега Святославича называют Гориславичем. Ему хватало мужества и отваги, но строптивость и вспыльчивость не позволили ему стать хорошим государственным деятелем, не принесли ему ни доброго имени, ни славы, ни памяти потомков.

Со вступлением на престол Мономаха начались распри между его потомками – Мономаховичами и потомками Олега – Ольговичами.

Великим киевским князем стал Владимир Мономах в 1113 г.

Теперь в его распоряжении находились военные силы всей Руси. Он оставил за собой почетную миссию великого стража земли Русской. И когда в том же году хан Боняк пытался приблизиться к Переяславлю, великий князь выступил навстречу только с киевскими, переяславльскими и черниговскими дружинами. Половцы в страхе бежали.

Так усмирены были и внутренние, и внешние враги. Не стало покоя воинственному хану Шарукану. Главным делом своей жизни Мономах называл борьбу с половецкой опасностью. Время от времени он посылал войска во главе со своими сыновьями в Дикое Поле.

На Дон в 1116 г. вели свои дружины сын великого князя Ярополк и его двоюродный брат Всеволод из Чернигова. Не смогли половцы оказать им достойного сопротивления, с позором они убегали при приближении русских дружин. В 1120 г. в половецкие степи, за Дон, снова ходил с войском сын Мономаха. На Донце он не нашел половецких станов, они уже откочевали от этого опасного места. Несколько недель провел князь в Диком Поле, разыскивая половецкие веши, и вернулся на Русь с добрыми вестями – половцы откочевали прочь от русской границы!

Большая половецкая орда хана Отрока – сорок тысяч всадников с женами и детьми – ушла в Грузию, где поступила на службу к грузинскому царю. Другая орда – хана Татара – переселилась в Венгрию. Степь постепенно очищалась от враждебных Руси кочевых племен.

Таким стал итог ратных трудов князя Владимира Мономаха!

С самого детства, живя в Переяславле, у самого края Дикого Поля, он чувствовал атмосферу постоянной военной опасности. Может быть, именно это и воспитало в нем воинский дух, ненависть к степнякам-насильникам. Первый «путь» по приказу отца из Переяславля в Ростов, «сквозь вятичи», он со своей дружиной совершил в 13 лет! А всего таких «великих путей» было 20. Он участвовал в 83 походах, сменил пять удельных городов.

Историки подсчитали, что он проскакал на коне во время своих «путей» и походов не меньше 16 тыс. км. Всего 16 лет было Владимиру Мономаху, когда он стал князем Чернигова, одного из самых древних и сильных городов на Руси. Сменив отца на переяславльском престоле, он принял на свои плечи всю тяжесть обороны южной границы. И уже в 60-летнем возрасте, в зените воинской славы стал великим киевским князем. И он всегда оставался освободителем Русской земли, воином неутомимым и бесстрашным.

Женат Владимир Мономах был на английской принцессе Гите, дочери короля Гаральда. Их сын Юрий Долгорукий станет родоначальником династии Владимиро-Суздальских князей…

Через своих детей породнился Мономах с королями шведскими и норвежскими, византийским императором и половецким ханом.

Русский историк В. Н. Татищев, описывая внешность Владимира Мономаха, в своих сочинениях рассказывал, что он был красив лицом, глаза у него были большие, волосы рыжеватые и кудрявые, лоб высокий, борода широкая. Ростом он был не особенно высок, но крепок телом и очень силен.

Об уважении, которое испытывали к русскому князю правители других стран, рассказывает легенда.

Мономах с войсками приблизился к пределам Византии, решив покорить ее. Император, предчувствуя свое поражение в надвигающейся войне, сам добровольно выслал ему регалии императорско-царской власти, как бы передавая Руси древнейшие права Рима и Царьграда-Константинополя на власть над миром.

«Устрашенный Алексей Комнин прислал в Киев дары: крест животворящего дерева, чашу сердоликовую Августа кесаря, венец, златую цепь и бармы Константина Мономаха, деда Владимирова; что Неофит, митрополит эфесский, вручил сии дары великому князю, склонил его к миру, венчал в киевском соборном храме императорским венцом и возгласил царем российским».

В Оружейной московской палате до сих пор хранится усыпанная бриллиантами шапка Мономаха. Ею, золотой цепью и бармами венчались на царство все последующие великие князья и цари. Только при Петре I золотая цепь и бармы будут заменены императорской мантией и цепью ордена Святого Андрея Первозванного, а шапка Мономаха – императорской короной.

В народе любили и почитали князя. Годы его правления стали для Руси годами покоя и благоденствия.

В самом начале княжения, в 1115 г., 2 мая он приказал перенести мощи святых Бориса и Глеба из ветхой церкви в новый каменный храм Вышегородский. Этим действием Владимир проявил и набожность, и любовь к Отечеству. Ведь Древняя Русь признавала убитых братьев своими небесными заступниками, «ужасом врагов и подпорою наших воинств».

Мономах утверждал свое право на данное ему имя отца народного своими государственными деяниями. Он отменил законы, разрешающие трижды брать проценты с должников и отдавать в рабство за долги.

Мономах щедро одаривал монастыри, построил много церквей каменных, заложил новые города. При нем был построен первый в Киеве мост через Днепр.

Мономаху обязан своим появлением прекрасный город, построенный на берегу Клязьмы. Его имя – настоящее княжеское – Владимир Залесский. Он окружен был земляным валом, а охраной жителей стал храм Святого Спаса.

Будучи уже в преклонном возрасте, Мономах часто ездил в Ростовскую и Суздальскую землю для хозяйственных распоряжений.

При Мономахе началось составление первой русской летописи – «Повести временных лет» и житий русских святых. Летописи оставили воспоминания о страшных бедствиях, омрачивших спокойную мирную жизнь при правлении Владимира. В эти годы случилась редкая засуха 1124 г., сильный пожар в Киеве, продолжавшийся 2 дня. Он обратил в пепел большую часть города, монастыри, около 600 церквей и всю жидовскую улицу. С ужасом народ смотрел и на полное затмение Солнца. В Южной России случились два землетрясения, а в северной – страшная буря, которая срывала дома и потопила много скота в Волхове.

В 1120 г. на бракосочетании дочери Мономаха и сына греческого императора Иоанна Алексия в Россию приехали Константинопольский митрополит Никита, сменивший умершего Никифора. Никифор оставил после себя два письма к Мономаху: первое о разделении церквей на Восточную и Западную, второе – о посте. Оно наиболее интересное, т. к. содержит не только богословские, но философские размышления. В нем и похвала Владимиру Мономаху.

"Разум есть светлое око души, обитающей во главе. Как ты, государь мудрый, сидя на троне, через воевод своих управляешь народом, так душа посредством пяти чувств правит телом.

…Ты, сын княжеской и царской крови, властитель земли сильной, не знаешь дому, всегда в трудах и путешествиях, спишь на голой земле, единственно для важных дел государственных вступаешь во дворец светлый и, снимая с себя любимую одежду простую, надеваешь властительскую; когда, угощая других обедами княжескими, сам только смотришь на яства роскошные?… Восхвалю ли тебе и другие добродетели? Восхвалю ли щедрость, когда ты ни сребра, ни злата не таишь, не считаешь в казне своей, но обеими руками раздаешь их, хотя оскудеть не можешь, ибо благодать Божия с тобою?…

Власть великая требует и великого отчета; а мы начинаем теперь пост, время душеспасительных размышлений, когда пастыри церковные должны и князьям смело говорить истину".

Княжил Владимир в Киеве 13 лет. Летописи вспоминают и о его необычайной набожности. И, хотя эта добродетель была не редкостью в те годы, Владимир отличался именно сердечным христианским смирением. Из его глаз текли слезы, когда он в храме молился Вседержителю за отечество и весь русский народ.

Вспоминают его необыкновенную привязанность к отцу, которого он никогда и ни в чем не ослушался. Он испытывал снисхождение к слабому человечеству, милосердие, щедрость, незлобие. Он «творил добро врагам своим и любил отпускать их с дарами». Но всего яснее и лучше помогает нам узнать этого человека его «Поучение», написанное им для сыновей. Оно сохранилось в тексте Лаврентьевской летописи.

«Приближаясь к гробу, благодарю Всевышнего за умножение дней моих: рука его довела меня до старости маститой. А вы, дети любезные, и всякий, кто будет читать сие писание, наблюдайте правила, в оном изображенные. Когда же сердце ваше не одобрит их, не осуждайте моего намерения; но скажите только: он говорит несправедливо! Страх Божий и любовь к человечеству есть основание добродетели. Велик Господь, чудесны дела Его!»

«Поучение» состоит из трех самостоятельных частей: поучения детям, воспоминаний и послания князю Олегу Черниговскому. Все эти части соединены одной центральной идеей – идеей борьбы с феодальной раздробленностью.

Такой литературный прием – обращение отца к детям – был широко распространен в средневековой литературе. Пожалуй, нет ни одной страны на Западе или на Востоке, где не было таких произведений. Они разные по содержанию и окраске, но имеют одну цель – дать наставление детям.

«Поучение» Владимира Мономаха выделяется своей целенаправленностью и высокой литературной художественностью. Мономах, формулируя основные жизненные принципы, исходит из собственного жизненного опыта. Он не ограничивается только призывом сыновей к единству и прекращению усобиц, а обращает их внимание на сам образ князя. По его представлению князь должен быть деятельным, неутомимым, мужественным, смелым. Лишь тогда он достоин называться правителем Русской земли и быть достойным подражания.

В «Поучении» нет полной автобиографии Мономаха, хотя много моментов, где он рассказывает о себе и о своем жизненном опыте. Все примеры из его жизни имеют гражданский интерес и общественно-идейное звучание.

«О дети мои! Хвалите Бога! Любите также человечество. Не пост, не уединение, не монашество спасет вас, но благодеяния».

Князь должен, считает Мономах, не просто «управлять». Нужно и должно князю проявлять заботу о смерде, челяди, «вдовицах», не давать «сильным погубить человека». Дав крестное целование, нужно блюсти его, чтобы «не погубить души своей». Нужно заботиться о хозяйстве, рано вставать, поздно ложиться спать, не лениться, быть всегда готовым к походу.

Как воинский устав звучат его слова: «На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не потворствуйте, ни сну; сторожевую охрану сами наряжайте, и ночью, расставив воинов со всех сторон, ложитесь, а рано вставайте; а оружия снимать с себя не торопитесь, не оглядевшись, из-за лености внезапно ведь человек погибает».

Должен думать князь и о распространении славы Российской, чтить «гостя, откуда бы он к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный ли посол… ибо они по пути прославят… по всем землям…»

Мономах напоминает о пользе грамоты: «Все хорошее, узнав, вы должны помнить: чего не знаете, тому учитесь. Отец мой, сидя дома, говорил пятью языками: за что хвалят нас чужестранцы. Леность – мать пороков».

О воинской своей доблести он говорит со справедливой, заслуженной гордостью: «Всех походов моих было 83; а маловажных не упомню. Я заключил с половцами 19 мирных договоров, взял в плен более ста лучших их князей и выпустил из неволи, а более двухсот казнил и потопил в реках. Кто путешествовал скорее меня? Выехав рано из Чернигова, я бывал в Киеве у родителя прежде вечерен».

«Господь хранил меня. И вы, дети мои, не бойтесь старости, ни битвы, ни зверей свирепых, но являйтесь мужами во всяком случае посланными от Бога. Если провидение определит, кому умереть, то не спасут его ни отец, ни мать, ни братья. Хранение Божие надежнее человеческого»[93].

Н. М. Карамзин так оценивает этот замечательный литературный памятник: «Без сего завещания, столь умно писанного, мы не знали бы всей прекрасной души Владимира, который не сокрушил чуждых государств, но был защитою, славою, утешителем собственного; и никто из князей российских не имеет более права на любовь потомства, ибо он с живейшим усердием служил отечеству и добродетели».

Владимир Мономах стал в истории Киевской Руси третьим величайшим самодержцем после Владимира Святого и Ярослава Мудрого. В некоторых былинах его называли и как Владимира Святого – Красным Солнышком. А шапка Мономаха стала символом государственной власти.

1. Всемирная история в лицах. Раннее Средневековье. М., 1999.

2. Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1990.

3. Каргалов В. В. Полководцы X–XVI вв. М., 2000.

4. Муравьев А. В., Сахаров А. М. Очерки истории руской культуры IX–XVII вв. М., 1984.

5. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописании главных ее деятелей. М., 2000.

ТЕМА 13. ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ

Вступление. Рождение древнерусской литературы

1. Переводная литература

2. Летописи и притчи

3. «Повесть временных лет» Нестора. Редакции «Повести»

Заключение

Список литературы

Создавая собственную книжность, Русь вписывалась в общую культурную жизнь славянских государств. Распространение грамотности сопровождалось созданием системы библиотек. Князь Ярослав знаменит не только тем, что сам к книгам проявлял усердие, часто читал их «и ночью и днем», но и тем, «что собрал книгописцев множество, которые переводили с греческого на славянский язык». Эти книгописцы написали много книг, положивших начало библиотеке при соборе Софии в Киеве. Летописец XI в. неоднократно прославляет книгу и книжное учение. «Велика ведь бывает польза от учения книжного, книги наставляют и научают нас», книги дают мудрость, они «реки, напояющие Вселенную, ими мы в печали утешаемся», «если поищешь в книгах мудрости прилежно, то найдешь великую пользу для души своей», эти изречения как бы наталкивают человека на познание духовных богатств, скрытых в книгах.

Киевская Софийская библиотека не была единственной. Собрания книг при храмах были и в других древнерусских городах. В Новгороде собирательницей и хранительницей книг была новгородская София. Существовала соборная библиотека в Полоцке. Библиотеки собирались и крупными монастырями. В XI–XII вв. Киево-Печерский монастырь, новгородский Юрьев монастырь имели уже значительное собрание как переводной, так и своей оригинальной литературы. Книжники этих монастырей принимали участие и в составлении летописей.

С принятием христианства на Русь проникла большая переводная литература. Примером этого процесса могут быть сборники 1073 и 1076 гг. Первый переписан с болгарского оригинала, и по открывающей сборник похвале можно определить имя заказчика – «Великий в князях Святослав». Переводная литература получила широкое распространение на Руси в XI-начале XII вв. Переводили в основном греческую литературу – сочинения как религиозного, так и светского содержания. Богослужебные книги представляли собой собрание служб на весь год, т. е. служебную месячную Минею, тексты праздничных служб до и после Пасхи; различного рода служебники и требники, которые служили руководством при совершении богослужения. Из Библии сначала были переведены части, имеющие непосредственное отношение к церковному обряду: Евангелие, тексты апостольских деяний.

Но более ранние переводы, относящиеся к середине X в., пришли на Русь из Болгарии благодаря славянской письменности моравских братьев. К такой литературе относятся, например, переводы «Богословия» Иоанна Дамаскина, а также славянский вариант «Шестоднева», повествовавшего о сотворении мира и его устройстве по представлениям христианского вероучения. В X в. Болгарское царство стало основным очагом, откуда славянская письменность и литература стали проникать в другие страны. Поэтому литературоведы говорят, что существует общность не только письменности, но и всей русской и болгарской литературы – как богослужебной, так и памятников литературы, относящихся к религиозным проповедям и книгам полурелигиозного содержания. Среди них: прологи (житийные сборники, имеющие календарный характер, где жития расположены в соответствии с днями их церковной памяти), торжественники, шестодневы (беседы о божественном сотворении мира в шесть дней), отчасти хроники, палеи (пересказ библейских книг с комментариями, дополнениями и полемическими, антииудейскими толкованиями), космографии, физиологи (переводные сборники о свойствах реальных и вымерших животных, камней и деревьев православного Юга и Востока Европы).

Переводилась литература, созданная христианскими писателями, которая носила поучительный характер. Создавалась она в условиях борьбы с ересью и для пропаганды христианского вероучения и морали. Для борьбы с язычниками и для укрепления правопорядка использовались сочинения Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина и других авторов. Интересно, что русские переводчики вставляли эпизоды собственного сочинения в текст, чтобы приспособить его к потребностям русской жизни. Переводилась в большом количестве житийная литература. Она прославляла святых и их деяния. Ставились в такой литературе и вопросы христианской морали, монашеской жизни, борьбы с ересями, подробно разбиралось учение о конце света и описывались подвиги церкви.

Интерес у русского читателя вызывала жизнь за границей государства. Переводные романы, рассказывающие о жизни и подвигах видных государственных деятелей и полководцев, творчески переводились нашими мастерами слова. Переводчики использовали такие произведения для сочинения больших трудов по истории России и других стран, дополняя и расширяя их сочинениями разных авторов. Использовались материалы исторического, географического, литературного и мифологического содержания. Известна была повесть «Александрия», рассказывающая о жизни и подвигах Александра Македонского. Исторические события, имевшие место в действительности, искусно переплетались с вымыслом. В средневековой Европе возникал интерес к описаниям экзотической жизни Индии и Персии. Русский переводчик в ряде мест дополнил «Александрию» вставками из других произведений, приспособив повесть к вкусам российского читателя.

Интересовала россиян и собственная история, рассказанная не столько своими летописцами, сколько греческими авторами. Византийская литература исследовала вопрос происхождения славян, их историческую судьбу и связь русской литературы с мировой. Правда, в хрониках Византии исторический процесс трактовался всегда с религиозной точки зрения, история базировалась на утверждениях божественного происхождения мира. Материал использовался из сочинений «отцов» церкви, древних историков и даже античных мифов. Такой была, например, переведенная на русский язык хроника Георгия Амартола.

Наряду с религиозными сочинениями канонического характера распространены на Руси были и апокрифические произведения. Апокрифическими назывались «ложные», «тайные» сочинения, которых христианская церковь не признавала, «отрекла» от истинной литературы. Апокрифы по-своему рассказывали о тех же библейских историях – о происхождении мира, истории человечества, о жизни и смерти, о жизни после смерти. Опирались они на античную мифологию, древние религии, фольклор, античную философию. Среди известных нам апокрифов тех лет – «Деяния апостолов» (Петра, Андрея и т. д.). Кроме рассказа о деяниях, это сочинение в красочной форме рассказывало о сказочных путешествиях. Известен апокриф «Хождение Богородицы по мукам» – о конце мира и о загробной жизни. В дальнейшем в русские апокрифы добавились эпизоды из отечественной истории, русского фольклора.

Интересны русским переводчикам были и произведения, дававшие наукообразные сведения о мире природы. В их числе «Христианская топография Косьмы Индикоплова» (путешественника в Индию), «Физиолог» – с описанием действительных и воображаемых животных, фантастических камней и деревьев.

Во второй половине XI-начале XII вв. на Руси появляется ряд оригинальных произведений, среди которых выделяется цикл сказаний, жития первых русских святых: князей Бориса и Глеба, игумена Киево-Печерского монастыря Феодосия, написанные монахом этого монастыря Нестором.

Летописные своды стали появляться в различных городах Киевской Руси. Составлялись они на русском языке, а значит, прежде всего для русского народа человека. В Западной Европе они всегда писались на латыни, которая была чужда народу. Русское летописание не имеет аналогов и соответствий в других литературах.

Летописный жанр занимает важнейшее место в древнерусской литературе. Его рождение можно отнести уже к концу X в., когда был создан первый летописный свод. Им стал начальный свод. Его текст хоть и с трудом, но удалось восстановить, он сохранился в составе Новгородской первой летописи. Главным сюжетом древнерусской литературы стала мировая история, а главной темой – смысл жизни человека. Наверное, поэтому литература часто поучительна по своему содержанию.

Такой поучительной литературой стали притчи. Этот жанр не был новым, ведь в Библии люди уже встречались с притчами, в которых говорится о самом важном для человечества в целом и для каждого человека в отдельности. Притчи входили в состав сочинений для проповедников, они были и в произведениях самих проповедников. Нравоучения и притчи говорят о вечном. Все, что совершается в мире, имеет две стороны. Одна – это то, что произошло, и в этом есть реальная причинность: ошибки, совершенные князьями, недостаток единства или недостаток заботы о сохранности родины – если это поражение; личное мужество, сообразительность полководцев, храбрость воинов – если это победа; неосторожность – если это пожар города.

Другая сторона – это извечная борьба зла с добром, это стремление Бога исправить людей, наказывая их за грехи. Главную роль книги, таким образом, видели в просвещении, проповеди святой жизни. Образование Древнерусского государства, укрепление экономических и политических связей с соседними странами потребовали создания больших исторических повествований. Особо яркую роль в деятельности по распространению просвещения сыграл Ярослав Мудрый: «Как бывает, что один землю распашет, другой же засеет, а третьи пожинают и едят пищу не оскудевшую, так и здесь. Отец ведь Владимир землю вспахал и разметил, т. е. крещеньем просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, ученье получаем книжное». При Ярославе в Софийском соборе организована была библиотека. Большое его участие и в деле летописания.

Создание нового летописного свода, вышедшего из стен Киево-Печерского монастыря, связывают с именем монаха Никона. Работа над этим сводом началась, видимо, с 60-х гг. XI в., т. к. в записях 1061 г. есть довольно точные указания на время происходящих событий. Никон указывает не только год, но и месяц, число и даже день недели. Следовательно, записи велись весьма регулярно.

Кроме внесения новых записей, автор перерабатывал старые, устраняя неточности предшествующей летописи. Никон старался создать связное историческое повествование и даже составлял хронологическую сетку. Летопись приобрела более светское направление. Написаны были рассказы о походах русских князей на Византию, что служило возвеличиванию Руси.

Изменен был текст о предании Владимира. Теперь выдвигалась в качестве исторически достоверной легенда о крещении князя не в Киеве или Васильеве, а в Корсуне (Херсоне).

Большое внимание уделяет летописец событиям 1069–1071 гг., когда боролись за первенство сыновья Ярослава, времени антифеодальных восстаний с Киевом в центре. Работа над этим летописным сводом закончилась около 1072 г. Это связано, по-видимому, со съездом в Вышгороде Ярославовичей, князей Изяслава, Святослава и Всеволода. Собрались они для перенесения мощей Бориса и Глеба в новую церковь. Но важнейшим итогом этой встречи стал новый законодательный документ «Правда Ярославичей». Одновременно составлялись и последние части летописного свода.

Следующий летописный свод – «Начальный», относящийся к 90-м гг. XI в., стал базой для составления в начале XII в. «Повести временных лет».

В центре «Начальной» летописи – призыв к единению княжеских родов для сохранения Древнерусского государства во имя поставленной цели – убедить князей прекратить междоусобную борьбу и сосредоточить свое внимание на грозящей Руси опасности. Летописец обращается за примерами к истории и нередко даже идеализирует их. Много внимания уделяется воинской доблести, смелости, мудрости первых русских князей, готовых умереть за свою землю. Автор упоминает о речи Святослава, с которой тот обратился к 10 000 русских воинов перед битвой со стотысячным войском Византии: «Да не посрамим земле Русские, поляжем костьми, мертвыи бо срама не имам. Още ли побегнем, срам имам. Не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами пойду. Аще моя глава ляжеть, то промыслите собою».

Новые князья, по мнению летописца, вместо защиты своей земли отстаивают свои права, радуясь поражению соседа. Он напрямую обращается к ним: «Почто вы распря имате межи собою? А погани (язычники) губят землю Русьскую». Летописец прав, ведь именно в годы составления летописи состоялся (в 1097 г.) Любеческий съезд князей, провозгласивший принцип феодальной раздробленности: «Каждо да держить отчину свою». К сожалению, ни один из летописных сводов XI–XII вв. не дошел до нас в первоначальном варианте.

«Повесть временных лет» – крупнейший летописный свод Древнерусского государства, созданный в начале XII в., знакома нам по двум редакциям. Одна из них – Лаврентьевский – свод, созданный в 1377 г. монахом Лаврентием для суздальского князя Дмитрия Константиновича. Кроме «Повести временных лет», в нее входит Владимиро-Суздальская летопись. Вторая редакция – Ипатьевская (по имени Ипатьевского Костромского монастыря) – написана в конце XIV-начале XV вв. и включает в себя, кроме «Повести», Киевскую летопись XVII в. и Галицко-Волынскую летопись XVIII в.

«Повесть временных лет», подводя итоги историческим, политическим и религиозным взглядам XI–XII вв., завершает историю древнерусского летописания в Киево-Печерском монастыре.

Автором повести считают монаха Киево-Печерского монастыря Нестора. Имя его есть в одном из списков летописи, где значится: «Повесть временных лет Нестора черноризца».

Написана повесть около 1113 г. Нестор ставил своей целью создать полную, исторически верную картину жизни Древней Руси: «…откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Руская земля стала есть». Повесть не ограничивается рассказом о русской истории, в ней и новгородские, суздальские, черниговские, переяславльские и другие летописные известия. Таким образом она становится общерусским сводом, для создания которого Нестор привлек большое количество источников летописного, литературного и фольклорного характера.

Начинается «Повесть» с рассказа о «Всемирном потопе» и разделении земель между сыновьями Ноя. Но особое внимание при этом уделяется «полунощным» (северным и западным странам, перешедшим к Нафету, среди которых были земли, вошедшие в состав Древнерусского государства. В рассказе о Вавилонском столпотворении автор подробно останавливается на словенях, интересно, с большим знанием географии дает описание Русской земли. О Волге, в частности, сообщается, что она «вьтечеть» (втекает) семьюдесят жерел в море Хвалисьское (т. е. Каспийское).

Дальше звучит легенда об основании Киева тремя братьями – Кием, Щеком и Хоривом. Рассказывает Нестор о временах, когда над славянами властвовали другие народы, но судьба славян такова, что они смогли сбросить всяческий гнет и сами стали властвовать и брать дань с других народов. Как когда-то поляне, платившие мечами дань хазарам.

Хазарские мудрецы решили, что «станут они (поляне) когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных земель». «…И сбылось это все». На этом рассказе заканчивается вводная часть «Повести», и дальше начинается историческое повествование по строгой хронологии.

По каждому году летописец стремился собрать интересный, значительный материал или давал хотя бы простое перечисление дат.

В легенде о призвании варягов Нестор ищет возможности установления единого происхождения всех княжеских родов, а значит – и сохранения политического единства русских земель. Это должно прекратить междоусобную борьбу.

Норманнская теория носила также явный антигреческий характер.

В условиях борьбы с Византией за идеологическую независимость это имело значение, т. к. Византия утверждала, что для появления законной власти на Руси необходимо было принятие христианства.

Дальнейшее содержание «Повести временных лет» связано с именами тех или иных русских князей. Воссоздается история России X–XII вв.

Особое место в «Повести» занимает документальная часть, где Нестор дает изложение древнейших русских актов-договоров, заключенных Русью с Византией. Он приводит тексты договоров Олега (911 г.), Игоря (944 г.), Святослава (971 г.). Вероятно, Нестор располагал текстами договоров, ведь только в таком случае он мог так подробно изложить их.

Описывая деяния князей русских, Нестор старается всегда выделить главное, наиболее характерное.

Рассказывая о Святославе, он говорит о борьбе, походах, о распрях между сыновьями Святослава: Олегом, Ярославом, Владимиром.

В центре повествования о Владимире, конечно, рассказ о крещении Руси. Подробно описаны события XI в. Это и естественно, ведь последнюю часть летописи Нестор создавал на основе сведений, собранных им лично. Он указывает не только годы событий, но и месяц и число. По-своему, оригинально повествует о перенесении мощей основателя Киево-Печерского монастыря Феодосия (1091 г.), о набеге половцев на монастырь (1096 г.), о победе Святополка над половцами (1107 г.) и др. Нестор, видимо, довел повествование в летописном своде до 1113 г., т. е. до смерти Святополка, как и задумывал.

Какими же документами пользовался Нестор, описывая события, происходившие за много лет до его деятельности, свидетелем которых он не мог быть? Воссозданы они весьма достоверно, убедительно, следовательно, источники были надежными.

«Повесть временных лет» исследовалась многими учеными, в том числе А. А. Шахматовым, М. Д. Приселковым, Р. С. Лихачевым. Их выводы показали, что Нестор, кроме предшествующих летописей, использовал много переводных источников. Он изучил хронику Георгия Амартола, взяв оттуда материалы по всемирной истории, описание обычаев других народов и ряд иных сведений. Использовал он и «Летописец вскоре» патриарха Никифора, который в соединении с хроникой Амартола был положен в основу хронологии повести для IX–X вв. Рассказ о походе Игоря в 941 г. был известен Нестору по греческому сочинению «Житие Василия Нового».

Материалы, связанные с договорами Руси и Византии, русского происхождения. Пользовался Нестор и источником из русских житий и сказаний, известных не только духовенству, но и простому народу. Обращался летописец и к неиссякаемой народной памяти, хранящей легенды, песни, предания об Олеге, Игоре, Ольге и т. д.

«Повесть временных лет», конечно, отражала интересы великокняжеской власти. Святополк, заинтересованный в создании летописи, всячески поддерживал Киево-Печерский монастырь в его антигреческих выступлениях, он же добился признания его архимандритии. Духовенство и светская власть объединились против антифеодальных выступлений сельского и городского населения, за защиту политических и идеологических принципов феодального общества.

После смерти Святополка к власти пришел князь Владимир Мономах. Политическая ориентация летописи встала в противоречие с политикой Мономаха. Ее передали в придворный монастырь Мономаха – Выдубицкий. Здесь в 1116 г. монах Сильвестр начал переработку летописи. Его труд дошел до нас в составе лаврентьевской редакции «Повести временных лет», где в конце имеется приписка: «Игумен Сильвестр монастыря святого Михаила написал книги эти, летописец, надеясь от Бога милость получить, при князе Владимире, когда он княжил в Киеве, а я в то время игуменствовал у святого Михаила, в 1116 году…»

Естественно, имя Нестора изъяли из заголовка. Из летописи убрали все, что рисовало Святополка в благоприятном свете. В своей летописи Сильвестр в центр повествования ставит Владимира Мономаха как мудрого и дальновидного правителя, заботившегося о своем народе. В ответ на слова дружинников Святополка: «…Не годится теперь, весною, идти в поход, погубим смердов и пашню их», – Владимир отвечает: «Дивлюсь я, дружина, что лошадей жалеете, на которых пашут! А почему не подумаете о том, что вот начнет пахать смерд, и, приехав, половчанин застрелит его из лука, и лошадь его возьмет, а в село его приехав, возьмет жену его и детей, и все его имущество? Так лошади вам жаль, а самого смерда разве не жаль?» Превозносится в летописи ум, смелость Мономаха, его забота о судьбе русских земель, об общерусских интересах. Конец летописи Сильвестра получил политическую заостренность, в ней звучала тема борьбы с половецким натиском и княжеской междоусобицей.

Следующая переработка «Повести временных лет» состоялась в 1118 г. и была связана с княжением Мстислава, старшего сына Владимира. Эта новгородская Игнатьевская версия сохраняет прежнюю политическую направленность и насыщается новгородскими событиями.

Конечно, все древнерусские летописи должны были отражать идеологию правящей княжеской власти. Страницы летописей повествуют в основном о политических событиях, о жизни семьи князя, о войнах и мирных договорах, о создании монастырей и храмов.

Жизнь народных масс не интересовала летописцев. Правда, рассказывая о восстаниях, он говорит о простом русском люде, но всегда отрицательно. В восстаниях он видит проявление «Божьей казни».

«Повесть временных лет», пусть дважды переработанная, переориентированная на княжеские правления, стала выдающимся для средневековой Европы историческим произведением, в котором история Руси рассматривается как часть истории всех славян и соседних народов и неотделима от них. Нестор написал свой труд на основе огромного числа собранных им греческих и русских источников, последующие летописцы, дополняя ее, не исказили главную идею – защиту своего отечества. «Повесть» поднимает голос в защиту объединения Руси, против княжеских междоусобиц.

Таким образом все рассмотренные здесь работы, разные по своему содержанию и литературному достоинству, вводят в круг политических, идеологических и религиозных вопросов, волновавших людей Древней Руси.

«…Любил Ярослав книги, читая их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И списали они книг множество, ими же поучаются верные люди и наслаждаются учением божественным».

…Велика ведь бывает польза от учения книжного: книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержанье. Это ведь реки, напояющие Вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они – узда воздержанья. Велика есть мудрость. Если прилежно поищешь в книгах мудрости, то найдешь великую пользу душе своей"[94].

1. Библиотека мировой литературы для детей. Былины, древнерусские повести, русские народные сказки. М., 1989.

2. Костомаров Н. М. Русская история в жизнеописании главных ее деталей. М., 2000.

3. Муравьев А. В. Сахаров А. М. Очерки истории русской культуры IX–XVII вв. М., 1984.

4. Энциклопедия школьника. Всемирная история в лицах. Раннее Средневековье. М., 1999.

ТЕМА 14. ПРИЧИНЫ ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ НА РУСИ

Введение

1. Феодальная раздробленность: определение, хронологические рамки

2. Тенденции к раздробленности

3. Политические, экономические, социальные причины и предпосылки раздробленности

Заключение

Список литературы

Киевская Русь IX–XII вв. – время единства Руси, время ее славы и могущества. Древнерусское государство являло собой, во-первых, колыбель государственности трех братских народов – русских, украинцев и белорусов, – а во-вторых, это одна из крупнейших держав средневековой Европы, игравшая важнейшую роль в судьбах народов и государств Запада, Востока и отдаленного Севера.

От сравнительно небольшого союза славянских племен Среднего Поднепровья (истоки этого союза уходят во времена древнегреческого историка Геродота) Русь выросла до огромной державы, объединившей как все восточные племена, так и ряд литовско-латышских племен Прибалтики и многочисленные финноугорские племена северо-востока Европы.

Молодое государство Русь, обозначившееся в начале IX в., очень скоро стало известным во всех концах Старого Света: английские, норвежские и французские короли стремились завязать брачные связи с великими князьями Киева. Византийская империя была постоянным торговым партнером Руси, а на Востоке русские купцы плавали по всему «Хорезмийскому» (Каспийскому) морю и с верблюжьими караванами доходили до Багдада и Балха (современный Афганистан).

Шведские искатели приключений – варяги – стремились проникнуть на Русь и примкнуть к русским заморским экспедициям или наняться на службу к киевскому князю.

Русский летописец Нестор в своем бессмертном историческом труде «Повесть временных лет» показал хорошее знание тогдашнего мира от Британии на западе до Китая на востоке, упоминая индийских брахманов и далекую Индонезию («Островницы»), находящуюся на «краю земли».

Люди Киевской Руси очень быстро овладели византийской и западноевропейской культурой, и русские города явились соучастниками создания общеевропейского романского художественного стиля. Киевские летописи и «Слово о полку Игореве», владимиро-суздальское белокаменное зодчество с его родным узорочьем, новгородские берестяные грамоты и сокровища софийской ризницы – все это показатель того, что русские земли находились на одном уровне экономического и культурного развития с передовыми странами Европы.

В середине XII в. необъятное государство Русь созрело настолько, что породило полтора десятка самостоятельных княжеств, равнявшихся каждое крупному западноевропейскому королевству. Этот процесс можно сравнить с развитием многодетной семьи, в которой к известному сроку подросли выхоженные семьею взрослые сыновья, готовые к самостоятельной жизни. Киев продолжал оставаться «матерью городов русских», как называли его летописцы, но наряду с ним поднялись такие города-столицы, как Чернигов, Владимир Волынский, Галич, Новгород, Смоленск, Владимир Суздальский, Ростов, Полоцк, Рязань, Туров и другие.

В городах развивалось ремесло, создавались свои художественные и литературные школы, воздвигались великолепные здания, построенные с таким умелым расчетом, что, простояв семьсот-восемьсот лет, многие из них выдерживают испытание временем и сегодня.

К началу XIII в. русские земли находились на одном уровне с передовыми странами Европы, и только порабощение их Золотой Ордой, длительное иноземное иго оттеснило Русь и задержало ее развитие на два-три столетия.

«И разъдрася вся Русская земля…» – записал в своей хронике один из летописцев под 1132 г., когда после смерти великого князя киевского Мстислава, сына Мономаха, все княжества Руси вышли из повиновения Киеву и начали жить самостоятельной жизнью.

Начиная с 30-х гг. XII в. Русь уже необратимо вступила в полосу феодальной раздробленности, которая стала закономерным этапом развития всех крупных государств Европы в период Средневековья. Новые экономические, политические, социальные явления, проявившиеся к этому времени, медленно, но верно разваливали единое государство.

К середине XII в. Русь раскололась на 15 княжеств, которые были лишь формально зависимы от Киева. Князья этих полутора десятков суверенных государств, равных и подобных западно-европейским королевствам, занялись «устроением своих земель», что нашло отражение в интереснейших грамотах – описях 1130-х гг., определяющих повинности разных городов и округов внутри отдельных княжеств. Но еще в большей мере для наступившей эпохи феодальной раздробленности характерны длительные кровопролитные усобицы князей, войны за расширение земельных владений, которые современник с горечью назвал «погибелью земли Русской», т. к. внутренние войны были бессмысленны и, кроме того, крайне ослабляли обороноспособность Руси по отношению к внешним врагам: половцам, татарам, немцам-крестоносцам.

К началу XIII в. сложилось примерно около 50 княжеств, к XIV в. – их стало примерно 250. Русь стала политически похожа на лоскутное одеяло.

Так как же определить сущность этого сложного и весьма противоречивого процесса, начавшегося в Древнерусском государстве с середины XII в.? Что же такое «феодальная раздробленность»?

Феодальная раздробленность – это политическая и экономическая децентрализация государства, создание на территории одного государства практически независимых друг от друга самостоятельных государственных образований, формально имевших общего верховного правителя.

Период феодальной раздробленности длился в России с XII по конец XV в., но внутри этого более чем трехвекового отрезка времени существовал четкий и тягостный рубеж – татарское нашествие 1237–1241 гг., после которого иноземное иго резко нарушило естественный ход русского исторического процесса, сильно замедлило его.

Период феодальной раздробленности полон сложных, неоднозначных процессов. Особенно очевидны отрицательные стороны эпохи: явное ослабление общего военного потенциала государства, облегчающее иноземное завоевание, междоусобные войны и возрастающее дробление княжеских владений.

Вместе с тем, с другой стороны, начальный период феодальной раздробленности (до монголо-татарского нашествия) характеризуется не упадком культуры, как можно было бы ожидать, а, наоборот, бурным ростом городов и ярким расцветом русской культуры в XII-начале XIII вв. во всех ее проявлениях. Из этого следует, что новая политическая форма существования государства, очевидно, содействовала его прогрессивному развитию.

Тенденции к раздробленности начинают проявляться на Руси еще в XI в. Отсчет «удельного периода» начинают с завещания Ярослава Мудрого (1054 г.), который, умирая, разделил страну между шестью наследниками (пять сыновей и один племянник) и установил порядок передачи власти не старшему, а старшему в роду. Очевидно, предполагалось, что наследники будут править страной сообща, ведь ни у одного не было княжества, земли были расположены чересполосно.

Братья совместно боролись против Ростислава Владимировича, захватившего Тмутаракань; Всеслава Полоцкого, который в 1065 г. пытался захватить Псков, а затем Новгород.

В 1068 г. на Русь вторглись половцы, хан Шарукан начал вероломное наступление под Переяславлем.

В 1073 г. Святослав изгнал из Киева Изяслава, положив начало изгнанию братьев. Поводом к этому послужил слух, что Изяслав заключил союз против братьев и решил стать самовластным правителем.

К этому времени в борьбу за Киевский престол вступают и внуки Ярослава Мудрого.

В 1097 г. в Любече по инициативе Владимира Всеволодовича Мономаха собрался съезд князей, закрепивший юридически разделение Руси на отдельные княжества.

В 1093 г. после смерти Всеволода Ярославовича киевляне пригласили на княжение туровского князя Святослава Изяславовича. После смерти Святополка в 1113 г. в Киеве вспыхнуло городское восстание, и боярство, в обход княжеского старшинства, выбрало великим князем Мономаха (1113–1125 гг.). После него единство еще держалось при его сыне Мстиславе Великом (1125–1132 гг.), но после смерти Мстислава Русь окончательно распалась на множество самостоятельных княжеств-государств.

Каковы же были причины такого развития событий?

Расчленение раннефеодальных грандиозных империй на ряд суверенных княжеств-королевств было неизбежным этапом в развитии феодального общества, будь то Киевская Русь в Восточной Европе или империя Каролингов в Центральной Европе.

Сегодня совершенно очевидно, что нельзя оценивать эпоху феодальной раздробленности как время регресса, движения вспять. Киевская Русь была тем зерном, из которого вырос здоровый и сильный колос, насчитывавший несколько новых зерен-княжеств.

Феодальная раздробленность являлась результатом не столько дифференциации, сколько исторической интеграции.

Сколько на Руси было вотчин? Союзов племен в IX–X вв. было 15. Во главе союза стоял «светлый князь», союз племен (вятичи, кривичи, древляне, поляне и др.) по условному десятичному делению соответствовал «тьме», т. е. 10 тыс. Термин «тьма» соответствовал княжеству, например: «Смоленская тьма», «Киевская тьма» и другие. Каждый союз состоял примерно из 10 тыс., во главе которых стояли просто князья, общее число которых достигало 150. В каждом таком князе виден уже оформившийся феодал, властитель определенной округи.

Каждая «тысяча» подразделялась на «сотни», под которыми следует понимать объединения из нескольких деревень или сел. Во главе «сотни» стоял родовой старейшина, перед которым открывалась полная возможность превратиться в вотчинника-феодала. На эту немалую массу потенциальных вотчинников значительное воздействие оказывало полюдье.

Полюдье киевских князей стимулировало интенсивное отчуждение прибавочного продукта местной знатью, а тем самым ускоряло переход к феодальным отношениям господства и подчинения во всех звеньях этой сложной системы. Все это заставляло местное боярство и «княжье» изыскивать различные меры соблюдения своих интересов и выполнения требований Киева. Складывались вассальные отношения, шла борьба за право наследования. Раннефеодальная монархия при все возраставшем участии боярства вывела Русь на путь спокойного и мирного развития, одолев половцев. Местное боярство получило в последние годы существования Киевской Руси «Русскую Правду» – документ, определяющий и закрепляющий феодальные права. Но книга, или пергамент, не помогла в реальном осуществлении боярских прав.

Земскому (местному) боярству XII в. нужна была своя, близкая власть, которая сумела бы быстро осуществить юридические нормы «Русской Правды», помочь боярину в его столкновениях с крестьянством. Нужны были более мелкие масштабы государства, иная структура феодального организма, более приспособленная к нуждам прогрессивного тогда класса феодалов. Такая структура была предложена самой жизнью, масштабы ее и географические пределы уже сложились еще накануне образования Киевской Руси – это были союзы славянских племен: кривичей, словен, волынян. За время существования раннефеодального государства Киевская Русь здесь повсеместно сложились раннефеодальные отношения; родовая и племенная знать превратилась в бояр; развились города, которые начали соперничать с Киевом. Со временем, когда приостановилось быстрое перемещение князей, местное боярство смогло приглашать того или иного князя на княжение в свои земли.

Князья, обосновавшись прочно в той или иной местности, заботились о том, чтобы не раздражать боярство, которое помогло им обосноваться, и старались быть хорошими правителями, чтобы передать свое княжение детям в хорошем хозяйственном виде.

В каждом княжестве появился свой епископ, князья издавали свои уставные грамоты, велись летописи при дворе. Эти летописи размножались во многих списках, ими пользовались летописцы для обмена сведениями и для составления больших исторических сочинений – летописных сводов.

В каждом стольном городе возникли свои художественные и литературные направления, что не нарушало единства древнерусской народности и позволяло проявиться местным творческим силам. Здесь мы нашли бы исторические повествования, биографии святых (их «жития»), биографии князей (Изяслава Мстиславовича Киевского, Даниила Галицкого), повести о феодальных преступлениях (об убийстве Игоря Олеговича, Андрея Боголюбского), поучения и проповеди, патерики (рассказы о выдающихся монахах какого-либо монастыря, например Киево-Печерского).

Одно из самых замечательных произведений русской литературы XII в. – знаменитое «Слово о полку Игореве». Всем нам известны его содержание, его патриотизм и его бессчетные достоинства. «Слово» свидетельствует о высоком чувстве чести, развитом в русском обществе, о воинском долге, о достоинстве человека, о патриотизме, умении понимать настоящее своей страны в связи с ее историческим прошлым. Не порицая отдельных владетелей, а, наоборот, относясь с полным уважением к их великокняжеским правам, «Слово» воспевает феодальных владык, русских «королей», обращаясь то к могучему Всеволоду Большое Гнездо, то к величественному Ярославу Остромыслу Галицкому, то к потомкам Вещего Всеслава с призывом «встать за землю Русскую».

Феодальные княжества XII в. были вполне сложившимися государствами, их князья обладали всеми правами суверенных образований. Каждое крупное княжество могло теперь выставить рать не меньшую, чем у киевского князя. Бурно и полнокровно развивались города – важные элементы средневекового общества.

Город был крепостью, убежищем для смердов во время опасности; он был коллективным замком крупнейших земельных магнатов округи. Боярские и княжеские дворы занимали в городе видное место. В середине XIII в., по летописям, на Руси насчитывалось уже 300 городов. В городах сложилось мощное боярство – владельцы богатых дворов, внутри которых проживали десятки людей. Основную массу городского населения составляли меньшие люди, кабальные «наймиты», деклассированные «убогие люди» и челядь, жившая на дворах феодалов.

Город постепенно становится средоточием ремесла; посады широким кольцом окружали его аристократическую часть – кремль, или «детинец». В середине XIII в., по летописям, в торгово-ремесленных посадах насчитывалось более 60 ремесленных специальностей. Особенно высока была степень специализации в области технологии обработки металлов.

Постепенно складывался внутренний рынок, однако приоритет оставался за внешним рынком.

Быстрыми темпами развивалось сельское хозяйство. Вне городских стен бояре владели в качестве вотчин обширными земельными угодьями с деревнями, заселенными смердами. Основная масса крестьян, лично свободных, вела хозяйство на землях князей. Прогрессивное развитие сельского хозяйства опиралось на использование 40 видов сельского земледельческого и промыслового инвентаря; использовалась паровая (двух– и трехпольная) система севооборота; вводилась практика удобрения земли навозом.

Усложнился состав общества, более определенными стали его слои в отдельных землях и городах: здесь были и бояре, и духовенство, и торговцы, и ремесленники, и низы города, включая холопов. Зарождалось дворянство – слой мелких вассалов, служивших князю за земельное пожалование, которое предоставлялось лишь на время службы. На этих воинов стали опираться местные князья в борьбе с боярами, главной силой разъединительного процесса. Опираясь на мощь дворянства, местные князья сумели установить свою власть в каждой земле. Однако впоследствии между усилившимся боярством и местными князьями возникли противоречия и борьба за власть. Нередко князей в их борьбе против боярства поддерживало и городское население.

Распад Руси в новых хозяйственных и политических условиях объяснялся и ее огромной территорией, различными природными и экономическими особенностями отдельных земель. На распад страны повлиял и ее многонациональный состав, ведь Древнерусское государство населяли более 20 различных народностей.

Наконец, распаду Руси способствовали и постоянные разделы и переделы земель между князьями, их бесконечные междоусобные войны. Причиной такой дробности были разделы владений князьями между своими сыновьями; в результате княжества

мельчали, слабели, и итоги этого процесса рождали у современников иронические поговорки: «В Ростовской земле – князь в каждом селе», «В Ростовской земле у семи князей один воин»…

Столица Древнерусского государства Киев постепенно перестает играть определяющую и ведущую роль в государстве. Этот процесс тесно связан с бурным ростом итальянских городов и активизацией итальянского купечества в Южной Европе и Средиземноморье. Теснее стали связи между Западной и Центральной Европой. Эти связи развивались, обходя Киев стороной. В Северной Европе набирали силу германские города, на которые все более стали ориентироваться Новгород и другие города русского северо-запада. Померк былой блеск некогда славного пути «из варяг в греки». Не прошли бесследно для Киева и Киевской земли долгие годы напряженной борьбы с кочевниками. Эта борьба истощала народные силы и замедляла общий прогресс края. Преимущество получали те районы государства, которые не испытывали такого изнуряющего давления со стороны кочевников.

В рамках единого государства за три века его существования развивалось хозяйство отдельных земель, выросли новые города, зародились и развились крупные вотчины, владения монастырей и церквей.

Становление в рамках Руси самостоятельных княжеств проходило на фоне бурного развития производительных сил общества, прогресса сельского хозяйства, ремесла, внутренней и внешней торговли, усиливавшегося обмена товарами между отдельными русскими землями, роста населения.

С точки зрения общеисторического развития, политическое дробление Руси – это закономерный и необходимый этап на пути к будущей централизации страны и будущему экономическому и политическому взлету уже на новой основе, на новом витке исторического процесса. Повсюду – и в Европе, и в Азии – за раздробленностью последовала новая централизация государств. Новое объединение происходило в условиях мощного хозяйственного подъема, больших сдвигов в культуре. Подобные же этапы переживала и Русь.

Залогом этого являлось успешное развитие отдельных княжеств в период раздробленности. Среди полутора десятков княжеств, которые образовались в XII в. на территории Руси, наиболее крупными были: Киевское с центром в Киеве, Черниговское и Северское с центрами в Чернигове и Новгороде-Северском, Новгородское с центром в Новгороде, Галицко-Волынское с центром в Галиче и Владимире-Волынском, Владимиро-Суздальское с центром во Владимире-на-Клязьме. Каждое из них занимало обширные земли, ядром которых были не только исторические территории еще старых княжеств, но и новые территориальные приобретения.

В условиях становления новых экономических районов и оформления новых политических образований шло неуклонное развитие крестьянского хозяйства, осваивались новые пахотные земли. Происходил рост городов, развивались старые и зарождались новые ремесленные специальности, процветала торговля.

Политический распад России никогда не был полным. Сохранялись центростремительные силы, которые постоянно противостояли силам центробежным. Во-первых, это была власть великих киевских князей. Во-вторых, не потеряла своего влияния и общерусская церковь. Киевские митрополиты являлись руководителями всей церковной организации. Церковь, как правило, выступала за единство Руси, осуждала междоусобные войны князей, играла большую миротворческую роль.

Противовесом силам распада и разделения была и постоянно существовавшая внешняя опасность для русских земель со стороны половцев. Несмотря на то что Русь существовала в рамках отдельных княжеств, мысль о единстве продолжала жить в сознании русских людей. Именно эта идея с особой политической силой прозвучала в замечательном произведении того времени «Слове о полку Игореве». Не случайно Карл Маркс, характеризуя «Слово о полку Игореве», писал: «Смысл поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов».

1. Гумилев Н. Н. От Руси к России. М., 1998.

2. Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой орды. М., 1975.

3. Ключевский В. О. Краткое пособие по русской истории. М., 1991.

4. Рыбаков Б. А. Киевская Русь XII–XIII вв. и русские княжества. М., 1982.

5. Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1982.

6. Рыбаков Б. А. Мир истории: Начальные века русской истории. М., 1987.

7. Фенол Дж. Кризис Древней Руси. М., 1990.

ТЕМА 15. «ПРИДИ КО МНЕ, БРАТ, В МОСКВУ…»

Введение. Русь времени Юрия Долгорукого

1. Строитель новой столицы

2. Москва в XII веке

Заключение

Список литературы

«В 1147 г. Пошел Юрий воевать Новгородскую волость и, придя, взял новый Торг и всю Мсту. А к Святославу послал Юрий, повелел ему воевать Смоленскую волость. И Святослав пошел и захватил город поверх по Протве; и дружина Святослава набрала там пленных. И прислал к нему Юрий со словами: „Приди ко мне, брат, в Москву“. Святослав поехал к нему с сыном своим Олегом и с небольшою дружиною и взял с собой Владимира Святославича»[95].

Летопись впервые упоминает здесь город Москву в связи со встречей Юрия, прозванного Долгоруким, с союзниками: Черниговским князем Святославом Ольговичем и рязанским князем Владимиром Святославичем, состоявшейся 4 апреля 1147 г. Являлся ли Долгорукий основателем Москвы, в то время княжеской усадьбы, или только ее владельцем – это тема для долгих споров историков. Но именно первое письменное упоминание и принято считать датой основания города. Как государственный деятель Юрий значительно выделялся среди князей своего времени. Он был хорошим администратором, понимающим роль городов в общей системе колонизации. Достаточно вспомнить закладку «новых» и укрепление «старых» городов в Ростово-Суздальской земле.

Около половины XII в. начинает понемногу прокладываться прямая проезжая дорога из Киева на отдаленный суздальский Север. Владимир Мономах, неутомимый ездок, на своем веку изъездивший Русь вдоль и поперек, говорит в «Поучении» детям с некоторым оттенком похвальбы, что один раз он проехал из Киева в Ростов «сквозь вятичей». Значит, нелегкое это было дело – проехать этим краем с Днепра к Ростову. Край вятичей был глухой лесной страной: уйти в леса к вятичам значило спрятаться так, чтобы никто не нашел. Черниговские князья, которым принадлежало племя вятичей, часто искали здесь убежища, побитые своей братией.

Город Брянск на Десне в самом своем названии сохранил память об этом тогда лесном и глухом крае: Брянск – собственно Дебрянск (от дебрей). Вот почему Суздальская земля называлась в старину Залесской: это название ей дано Киевской Русью, от которой она была отделена дремучими лесами вятичей. Эти дремучие леса и стали прочищаться с половины XII в. Если Мономах еще с трудом проехал здесь в Ростов с малой дружиной, то сын его Юрий Долгорукий во время упорной борьбы со своим волынским племянником Изяславом (1149–1154) водил уже прямой дорогой из Ростова к Киеву целые полки. Интересно, что в то время, когда летописцы начинают отмечать некоторое запустение южной Руси, в отдельном Суздальском крае заметна усиленная строительная работа. При князе Долгоруком здесь возникают один за другим новые города. В 1134 г. Юрий строит город Кснятин при впадении Большой Нерли в Волгу (под Калязином).

В 1147 году становится известен городок Москва. В 1150 г. Юрий строит Юрьев «в поле», или Польский, и переносит на новое место возникший около этого же времени город Переяславль-Залесский. В 1154 г. он основал на реке Яхроме город Дмитров, названный так в честь Юрьева сына Дмитрия – Всеволода.

В названиях новых русских городов есть признак, явно указывающий на то, откуда шло население, наполнявшее эти новые суздальские города и великие села. Надо только вслушаться в их звучание: Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород – все это южнорусские названия. Юрий Долгорукий, начав строить новые города в своей Суздальской волости, заселял их, собирал людей отовсюду и давал им «немалую ссуду». Благодаря этому в города его приходили множество не только русских, но и болгар, мордвы, венгров и «пределы яко многими тысячами людей наполняли».

Государственный центр, долго менявший свое место между Ростовом, Суздалем, Владимиром и Тверью, утвердился вскоре на реке Москве.

Основателем Москвы традиционно называют Юрия Долгорукого, и действительно, именно им отобраны в казну были «села красные» в районе Москвы-реки.

Юрий (крестное имя Георгий) родился в 1090 или 1091 г. Он был четвертым (по другим данным – седьмым) сыном Владимира Мономаха. По-видимому, его матерью была не английская принцесса Рита, а вторая жена Владимира, умершая 7 мая 1107 г. в Переяславле, в дни половецкого набега. С половцами Русь боролась упорно в XI–XII вв. Эта борьба – главный предмет летописного рассказа и богатырской былины. Половецкие нападения оставляли страшные следы на Руси: нивы забрасывались, зарастали травой и лесом. Половцы подбирались даже к Киеву. Пустели города и целые области. Русь истощалась в средствах борьбы с варварами. Никаким миром и договорами нельзя было сдержать их хищнические набеги. Владимир Мономах заключил с ними 19 миров, передавал им много даров – и все напрасно. С той же целью он женил сыновей на ханских дочерях.

Когда между морем Сурожским и Русью в степи стало крепнуть и расти сильное половецкое царство Дешт-ы-Кыпчак, великий князь Мономах сам выбрал сыну невесту, дочь половецкого хана Аепы. Став русской княжной и попав в Суздаль, княгиня-половчанка с трудом отвыкала от жира, которым мазала тело от насекомых, любила скакать на коне по чистому полю, как воин, метко стреляла из лука, рядилась в яркие платья, дивилась мехам и снегу, носила бусы, понизи и запястья, перстни и всякие украшения из золота, меди и серебра. Она была широкобедрой, смуглой, скуластой, с плоским носом, но сердце ее было добрым, и Юрий любил половчанку. Она родила ему дочь и трех сыновей – таких же смуглых, как мать, но схожих и с князем. Только старший сын Ростислав был в деда – Аепу – вылитый половчанин: остроскулый, с черными, словно уголь, глазами и белым рядом сильных, волчьих зубов.

Половчанку-княгиню убила во время охоты дикая кабаниха.

С этим браком связано первое летописное известие о Юрии Долгоруком. Юрий, будучи младшим сыном Мономаха, не унаследовал от отца того, что получил старший сын Мстислав (прозванный современниками Великим), – первородство и право наследовать отцовский великокняжеский престол. Юрию Владимировичу приходилось в жизни, полной бранных утех, больше всего полагаться на себя, чем и объясняется во многом его удивительная жизненная активность.

Младший сын Владимира Мономаха оказался прозорливым удельным князем. Он ясно видел, что подлинное могущество его княжества связано прежде всего с полноводной Волгой и ее притоками, которые во все времена служили удобными торговыми путями-дорогами: хоть летом, хоть зимой. Ему уже не хватало старых городов Суздаля и Ростова, чтобы утвердиться в бассейне Волги.

За короткий срок – со второй половины 30-х гг. до первой половины 40-х – Юрий Долгорукий построил ряд городов-крепостей на Верхней Волге – Кснятин, Тверь, Шошу, Дубну, Мологу и Углич. Все они стояли у впадения в Волгу крупных рек и препятствовали продвижению по ним войск Новгорода и Смоленска, где княжили противники Юрия Долгорукого. Надо сказать, что быть противником Долгорукого рисковал не всякий. Он играл выдающуюся роль во внутренней политике на протяжении многих лет. Он превосходно разбирался в междукняжеских отношениях, отдавал должное политической роли духовенства, с которым поддерживал тесные связи.

Юрий, заняв великокняжеский престол, увидел, что «множество людей с великой радостью вышло ему навстречу. И сел он на столе отца своего, славя Бога», – повествует летописец. Оттенял образ нового великого князя и особый торжественный титул: «Великий князь Юрий, сын Владимира Мономаха, внук Всеволода, правнук Ярослава, праправнук Великого Владимира, крестившего всю землю Русскую».

Летопись, создавая этот титул для нового Великого князя, подчеркивает преемственность его власти от прежних деятелей Русской державы, ставит Юрия в один с ними ряд как прямого продолжателя их дела.

Но Юрий Долгорукий не был их продолжателем. Он занял великокняжеский престол прежде всего как князь суздальский. Он взял в свои руки центральную великокняжескую власть как объединитель Волжско-Окского междуречья, северных земель и Юга, как первый ранний «собиратель Руси» после Владимира Мономаха.

Первым делом Юрий объединяет под своей властью земли вблизи самого Киева и устанавливает в них строгий государственный порядок. Твердою рукою он распределяет и перераспределяет «волости», не считаясь с «отчинными» правами князей и захватами в междоусобных войнах. Он добивается, чтобы в княжествах, расположенных вблизи Киева, правили верные ему люди, и посылает на княжение в важнейшие районы Приднепровья своих сыновей. В Переяславль он направляет старшего сына – Ростислава. Важным укрепленным городом на Днепре, вблизи Киева, был Вышегород, прикрывавший подступы к столице на водных и сухопутных путях. Сюда Юрий посылает второго сына – Андрея. Глеба ставит на княжение в Каневе, Бориса – в Белгороде, в правобережном Приднестровье. Престол в Суздале Юрий передает совсем еще молодому сыну Василию (Васильку), благо, там находится на посту тысяцкого и по существу управляет Суздальской землей надежный человек – Георгий Симонович. Правители, поставленные Юрием на местах, являлись, по сути дела, наместниками великокняжеской власти, ее представителями в областях.

Развитие феодальной системы на Руси привело к тому, что целые области рассматривались их князьями как собственные владения – «отчины». С ослаблением Киева почти прекратилось распределение княжений великокняжеским двором. Вопросы княжения решались местными князьями по праву «отчины». Распри между ними сводились к спору о праве наследования. Юрий стал устанавливать новый порядок: область предоставлялась правителю великокняжеской властью, притом не как «отчина», а лишь для управления. Это решение вызвало возмущение и ненависть всего боярско-вотчинного мира. В военном деле, однако, Юрий разбирался не очень хорошо – для этого были воеводы и «старейшая» дружина. К сожалению, они не всегда, как и ближайшие советники, могли или хотели помочь князю. Если Юрий не мог победить врага силой, он решал вопрос дипломатическим ходом, причем способы дипломатического решения были иногда весьма серьезными и жизненно ощутимыми.

По воле отца, в последний год его жизни, князь Юрий, например, женился из явно политических соображений. Во втором браке своего сына Мономах выбрал в жены ему дочь императора Византии, принцессу-гречанку: Византия держала в руках вселенскую церковь, и Суздальскому уделу было выгодно с нею породниться. Там, в Византии, сидел патриарх, там был центр наук и торговли, там было можно найти опору во благо родной земле. И князь Мономах, в предвиденье общей пользы, послал тогда сына в Царьград – навстречу принцессе Елене.

Скоро Юрий вернулся с Еленой на Русь, и в Киеве их встретил отец – великий князь Мономах. Он уже был сильно болен тогда, но стоял, улыбаясь, и свежий днепровский ветер легко шевелил его длинную седую бороду.

Юрий увез гречанку в свой Суздаль и прожил с ней тридцать с лишним счастливых лет.

Елена была спокойней, но и хитрее, чем половчанка: мысли ее все время стремились из русских лесов в Царьград. В первые годы супружеской жизни она впрямую пыталась влиять на князя в делах, суливших выгоды Византии. Потом, в ответ на упрямство мужа, обиделась и замолкла. Но тайные мысли не покидали ее. Через епископов, ставленников митрополита, она пыталась влиять на дела в центральных русских уделах. Недаром, позднее, когда Долгорукий умер и князем стал еще более, чем отец, упрямый и властный княжич Андрей, он выслал Елену домой – в Византию.

Но в княгине было и то, что очень нравилось князю: живая тонкость ума. Вместо охоты, скачек, которые были милы княгине-половчанке, Елена любила шить золотом по шелкам и бархату, петь, особенно же молиться и целыми днями читать заморские книги.

Книги привозились Юрию в Суздаль послами, церковниками и «гостями». Сам он любил их читать неспешно, приказывая множить, и Елена усидчиво, день за днем, сама охотно переписывала на пергамент редкие, драгоценные книги. Укрытые в кожу, они лежали в книжной палате.

За долгие годы своей жизни с князем Елена с трудом, но привыкала к Суздалю и к Руси. Она родила Юрию сыновей – мужественных и красивых, и несколько дочерей – разумных и милых. Она умела быть доброй, ласковой и послушной – князь никогда не забывал ее теплоты. Юрий Долгорукий был сложным и весьма неоднозначным человеком, и совместная жизнь с ним предполагала умение слушать, склонять голову и иметь много мудрости. Князь был умным, энергичным человеком, правда, с некоторыми чертами непостоянства и капризности в характере, зато, как большинство разумных людей, обладающих всей полнотой власти, он не был ни злым, ни мстительным. Достаточно вспомнить эпизоды с Иваном Берладником, которого держали в плену, в Суздале, и вызвали в Киев на расправу. Юрий мог легко уничтожить своего пленника, о чем просил его зять Ярослав Галицкий, но великий князь «послушался» митрополита и фактически способствовал освобождению Ивана.

Одной из отрицательных черт характера Юрия было, видимо, отсутствие навыков повседневной, систематической работы, столь необходимой для государственного деятеля такого масштаба, как великий князь. Для подобного рода деятельности у Юрия были бояре, советники, воеводы, «подручники» из князей и даже собственные сыновья, особенно старшие. Можно представить Юрия Владимировича во главе войска во время триумфального выезда в захваченный Киев, но вряд ли можно представить его верхом на раненом коне, из последних сил отбивающимся сразу от трех противников, как это было с сыном Андреем. Можно представить Юрия Владимировича во главе княжеского «снема», ведущим важные дипломатические переговоры, но трудно представить его в маленьком захолустном городишке на Галицкой границе с крошечным гарнизоном, ждущим с минуты на минуту стремительного удара конного корпуса противника, подобно тому, как ждал его сын Андрей. Можно представить Юрия Владимировича в ставке, в центре войск, выслушивающим своих советников и отдающим распоряжения и приказы через гонцов воеводам, но невозможно его представить одного в тылу сражения, останавливающего на бегу орду «диких» половцев, как это делал Андрей.

Юрий Долгорукий, как настоящий аристократ и по рождению, и по воспитанию, не считал для себя нужным снисходить до частностей, «до мелочей». Для этого были слуги, придворные, союзники, наконец, сыновья.

«Георгий (Юрий) властолюбивый, беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в нашей истории гражданским образованием восточного края Древней Руси, в коем он провел все цветущие лета своей жизни»[96]. Распространив там веру христианскую, сей князь строил церкви в Суздале, Владимире, на берегах Нерли, умножая число духовных пастырей, тогда единственных наставников во благонравии, единственных просветителей разума, открыл пути в лесах дремучих, оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой деятельности, основал новые селения и города: кроме Москвы, Юрьев-Польский, Переяславль-Залесский (1152 г.), украшая их для своего воображения сими, ему прелестными именами и самым рекам давая названия Южных. Дмитров, на берегу Яхромы, также им основан и назван по имени его сына, Всеволода-Дмитрия, который (в 1154 г.) родился на сем месте.

Но Георгий не имел добродетелей великого отца, не прославил себя в летописях ни одним подвигом великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахову племени. Скромные летописцы наши редко говорят о злых качествах государей, усердно хваля добрые, но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда, будучи сыном князя, столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы видели, что он играл святостью клятв и волновал изнуренную внутренними несогласиями Россию для выгод своего честолюбия…Народ киевский столь ненавидел Долгорукого, что, узнав о кончине его, разграбил дворец и сельский дом княжеский за Днепром.

Несмотря на все написанное о Долгоруком, он велик уже потому, что «угадал» с Москвой, увидел ее перспективу. Близ Москвы лежала территория сразу нескольких княжеств: Суздальского, Смоленского, Рязанского, Северского, Новгородского, важный перекресток многих торговых сухопутных дорог и водных путей. В год своего «открытия» Долгоруким Москва была сельской княжеской усадьбой, где суздальский князь останавливался при своих поездках на киевский юг и обратно. В 1156 г. Юрий «заложил град Москву» пониже устья Неглинной и возвел вокруг нового городка деревянную крепостную стену, но не дубовую, которую построил позже Иван Калита. Построены были Кремль и первая церковь. В первоначальном своем очертании Кремль занимал территорию, равную трети нынешней. Боровицкие ворота Кремля названы были в честь бора, хвойного леса, покрывающего кремлевскую гору.

Город, возникший на перепутье между днепровским югом и верхневолжским севером, стал пограничным городком Суздальской земли.

Со временем возникновения и с географическим положением

Москвы тесно связана ее дальнейшая политическая судьба. Как городок новый и далекий от суздальских центров Ростова и Владимира, Москва позднее других суздальских городов могла стать стольным городом особого княжества. Задавая себе вопрос, каким образом Москва так быстро поднялась и стала политическим центром северо-восточной Руси, общество в XII в. затруднялось дать ясный ответ: быстрый политический подъем Москвы ему казался исторической загадкой, что отразилось в одном из многочисленных сказаний, предметом которых служит первоначальная судьба этого города и его князей. Одно из этих сказаний говорит так: «Кто думал, гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти? Стояли на Москве-реке села красные боярина хорошего Кучки Степана Ивановича».

Юрий увидел перспективность Москвы. Он и до этого строил города на Суздальской земле основательно, на века. Так, в основанном им пять лет спустя после Москвы – в 1152 г. – городе Переяславле-Залесском он построил каменную церковь Спаса и обнес новое поселение высоким земляным валом с деревянными башнями, с воротами в крепостной ограде – Спасскими, Никольскими и Рождественскими. В том же 1152 г. в основанном Юрием Долгоруким Городце на Волге строятся сразу две каменные церкви – во имя Спаса и Святого Георгия.

Каменное зодчество стало отличительной чертой градостроительства, развернувшегося в то время на Суздальской земле, хотя города были, как исстари, деревянными. Город Дмитров окружили двойные деревянные стены с двенадцатью башнями – такая крепость выглядела сильной и внушительной. Одноглавые, четырехстолпные или шестистолпные храмы, кубом вросшие в землю, возникают один за другим в стольных городах. Их объемы не столь велики, как в предыдущем веке, причем каждый храм образует плотный массив без лестничной башни и без галерей. Внушительны и непроницаемы гладь и толщина стен. Шлемообразный купол виден издали. Храм – как вобравшая в себя все силы твердыня, как богатырь, что не уступит ни на шаг.

Каждое княжество гордится своим собором.

От храма к храму, от крепости к крепости – таков путь через леса и просторы Руси.

Когда в 1160 г. пожар уничтожил ростовскую деревянную церковь, построенную в конце X в., летописец отмечал сокрушенно, что другой такой дивной церкви «не было и не будет». Но это искусство оказалось сильнее пожаров, оно ожило в белокаменной резьбе Владимиро-Суздальской Руси. Не характерно ли, что еще в 70-х гг. XII в., когда за владимирцами прочно укрепилась слава каменщиков, их по-старому называли в то время и древоделами. Мало что сохранилось от каменных построек Мономаха. Самые ранние из дошедших до нас храмов были воздвигнуты при Юрии Долгоруком. Это – церковь Бориса и Глеба в Кидекше, в четырех километрах от Суздаля, и собор Спасо-Преображения в Переяславле-Залесском.

Храмы-богатыри: их стены лишены украшений, щелевидные окна – словно бойницы. Эти храмы выстроены в суровое время, когда борьба за главенство еще не была завершена суздальскими владыками. Строг и прост храмовый интерьер. При Юрии церковь в Кидекше даже не была расписана, и богослужение происходило в ней среди голых стен. Это первая церковь, сложенная из белого камня, блоки которого идеально подогнаны друг к другу. От нее-то и пошло ослепительное сияние белокаменного зодчества, что создало нынешнюю мировую славу Владимиру. Позже в этот город, названный в честь основателя Владимира Мономаха, перенес свою резиденцию сын Юрия Долгорукого Андрей Боголюбский.

Москва все же оставалась самой большой заботой правителя Суздальского княжества – от нее он получал в свою казну немалые торговые деньги. В 1156 г., по сообщению летописи, он «заложил Москву на устии же Неглинны, выше реки Яузы». Речь шла о сооружении новых деревянных укреплений, деревянного Московского кремля, а не об основании самого города.

В древнерусских летописях о Московском кремле времен Юрия Долгорукого почти ничего не было сказано. Только в ходе археологических наблюдений при строительстве Кремлевского Дворца съездов в 1956–1960 гг. удалось обнаружить остатки крепостной стены середины XII в., шедшей вдоль левого берега реки Неглинной (от мыса холма вверх по реке). Московская крепость виделась внушительной для того времени.

Город на реке Москве был обнесен высоким валом, который имел около 40 м в основании и до 8 м в высоту. Основание вала в наиболее опасных местах укреплено своеобразной деревянной конструкцией, составленной из трех рядов бревен: они удерживались положенными поперек деревянными круками. На валу находился не частокол (как раньше), а настоящая древнерусская крепостная «заберола» – стена из деревянных срубов высотой до 3 м, наполненных землей или глиной. На стене, возможно, располагались две-три башни. Старинный ров в то же время был уже засыпан, поскольку надобность в нем отпала.

Территория Москвы (древнего Московского кремля) находилась на высоком Боровицком холме, юго-западнее линии, проведенной от современных Троицких ворот к Тайницкой башне Кремля. Для того времени это была немалая территория. Московская крепость находилась в окружении дворов местных ремесленников. Князь Юрий Долгорукий проводил мудрую политику привлечения в свое княжество новых людей из соседних земель, давал им, по всей видимости, первоначально немалые льготы. Такие переселенцы оседали в Москве, которая быстро росла как торгово-ремесленный центр на юге Суздальщины. Населения в Москве становилось все больше и больше.

Дворы ремесленников и торговых людей теснились и на самом Боровицком холме (теперь он носит название Кремлевского холма), и располагались под стенами Кремля, на берегу Москвы-реки, на так называемом Подоле.

Археологи раскопали немало строений изначальной Москвы времен Юрия Долгорукого. Найдены были остатки домницы сыродутного горна. Московские металлурги – «кричники»

плавили из болотных руд железо, необходимое для кузнецов. Те изготавливали из него вещи домашнего обихода и оружие. Литейщики отливали женские украшения в особых формах. Гончары выделывали керамическую посуду и забавные игрушки. Существовали кожевенные мастерские, где выделывались кожи и изготавливалась обувь. Московские резчики по дереву и кости делали всевозможную посуду – тарелки, ковши, ложки и разнообразные предметы домашнего обихода – гребенки, пуговицы и многое другое. Горожане имели и подсобное хозяйство, которое уже не было основным. Они владели огородами и садами, а на выгонах и лугах пасли свой скот. Ремесло в то время было еще тесно связано с сельским хозяйством.

В Москву собираются и знатные служивые люди из Мурома, из Нижнего, Ростова, Смоленска, Чернигова, даже из Киева и с Волыни.

Об обширности торговых связей Москвы свидетельствуют многие археологические находки. Среди них – киевские стеклянные браслеты, арабские монеты, медь из Волжской Булгарии, кавказский самшит для производства особенно прочных гребней, амфоры из крымского Херсона, в которых привозили вина и пряности.

Таким благодаря трудам отечественных археологов предстает перед нами молодой укрепленный город Москва к концу правления князя Юрия Долгорукого.

Сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий был крупным политическим деятелем Древней Руси, мечтавшим и сесть на киевский престол, и расширить пределы Суздальского княжества. Но этого он мог добиться только в упорной и кровопролитной княжеской междоусобице.

Спокойному ведению градостроительства на Суздальщине мешали военные заботы. Так, в 1138 г. Юрию Долгорукому пришлось посылать свои полки на помощь старшему брату Ярополку в его борьбе с Черниговом. Князь Всеволод Ольгович с союзными половцами вновь стал разорять Переяславльское княжество. Суздальский князь же продолжал сохранять на Переяславле опорный пункт – укрепленный Городец Остерский.

В том же году Юрий Долгорукий в своем возвышении на Руси добился большой победы из разряда политических. Весной 1136 г. новгородцы изгнали с княжения Всеволода Мстиславича, припомнив ему и притеснение, и поражение в битве на Ждане-горе. Теперь уже великий киевский князь перестал посылать в Новгород своих правителей – на княжение горожане стали приглашать сами. Не удержался в Вольном городе и брат Всеволода черниговский князь Святослав.

Наконец, новгородцы прислали приглашение и Юрию Долгорукому. Такое обращение имело под собой экономическую подоплеку -

из Суздальской земли в Новгород поступал хлеб, который на земле Новгорода родился плохо. Новгородское вече хотело видеть в приглашенном князе прежде всего военного защитника. 10 мая 1138 г. суздальский владетель отправил на берега Волхова своего сына Ростислава с дружиной. Во взаимоотношениях стольного града Суздаля и вольного Новгорода открывалась новая страница, выгодная во многих отношениях каждому из них.

События на Руси в условиях усобицы разворачивались быстро. 8 февраля 1139 г. умер великий князь Ярополк Владимирович. Черниговские братья-князья, быстро собрав в единое войско свои дружины, двинулись на стольный град, куда уже въехал преемник Ярополка – следующий по возрасту сын Владимира Мономаха Вячеслав, правивший в городе Турове. Черниговцы захватили Вышегород, переправившись на правый берег Днепра, и повели наступление на Киев. Вячеслав Туровский без сопротивления сдал им отцовскую столицу. 5 марта черниговский князь Всеволод Ольгович занял великокняжеский престол.

Юрий Долгорукий попытался было найти себе союзников для похода на Киев, но не смог. Более того, ему отказали в военной помощи новгородцы. Сыну Ростиславу пришлось тайно бежать из Новгорода к отцу, который с полками стоял уже в Смоленске. Тому пришлось возвращаться в Суздаль.

Новгородцы на сей раз за новым князем обратились в Киев. Новый великий князь прислал им на княжение своего брата Святослава. Теперь политическая ситуация стала совсем неблагоприятной для Юрия Долгорукого, и ему пришлось на долгие годы забыть мечту о великокняжеском столе в «матери городов русских». Он стал усиленно обустраивать Суздальское княжество, во многом преуспевая здесь.

Тем временем новгородцы разочаровались в князе Святославе, и тому пришлось бежать из города. Новгородцы отправили в Киев посольство во главе с епископом и стали просить у великого князя на княжение не его сына Всеволода, а одного из сыновей Мстислава Великого. Разгневанный Великий князь арестовал послов и не «дал» Новгороду князя.

На долгие годы затянулась борьба Северо-Восточной Руси и Новгорода, которая вылилась в острое соперничество Новгородской аристократической республики с поднимающейся Москвой.

И столь же долгие годы боролся Долгорукий за овладение киевским престолом. Князь Юрий Долгорукий мало чем отличался от других русских князей и тем, что постоянно нарушал взятые на себя обязательства или мирные соглашения, перемирия. Однако делал он это с завидным умом – т. е. при уверенности в отсутствии серьезных последствий. Историки считают, что в дипломатии сын заметно превзошел своего отца, князя Мономаха.

Однако Юрий Долгорукий, став великим князем Киевским в третий раз, так и не смог найти себе массовой поддержки в Киевском княжестве, чтобы продлить пребывание на великокняжеском столе своей династии. Местное боярство и купечество не очень-то охотно пускало в собственную среду выходцев из Суздальской земли, что и выразилось в погромах, которые произошли в Киеве и ряде соседних городов в день похорон великого князя.

«Черный люд» Киева – селяне и простые горожане – поддерживали великого князя Юрия Долгорукого только в исключительных случаях – когда их земле угрожала половецкая опасность. Тогда населению Киевского княжества приходилось выбирать между пришлым суздальским князем и нашествием степного народа. Естественно, что выбиралось только первое.

Те же половцы и их жадные до богатых даров ханы стали причиной повышения налогов на Киевщине. Юрий Долгорукий, как опытный дипломат и политик, отваживал от русских земель половецкие орды богатыми и частыми дарами во время своего короткого великого княжения. Естественно, что немалое количество золота и прочих ценностей приходилось взимать с киевлян. Такие дополнительные потери, без сомнения, могли совершаться только в случае великокняжеского притеснения собственных подданных.

Результат трехкратного княжения Юрия Долгорукого на киевском престоле хорошо известен отечественной истории. Его сыновья так и не удержались в стольном граде Киеве – к 1101 г. все они были уже на своей «отчине» – Суздальской земле. Вот она-то благодаря правлению князя Юрия Долгорукого действительно шагнула далеко вперед в собственном развитии. Росло население, появлялись новые города-крепости, процветали торговля и ремесленничество, землепашество.

Именно при Юрии Долгоруком на Северо-Восточных землях Руси стал складываться новый центр русской государственности, обособленный от Приднепровья. Символичным для истории стало то, что именно князь Юрий Владимирович основал город Москву, которому счастливая судьба приготовила великое будущее столицы огромной Российской державы.

Поэтому и вошел Юрий Долгорукий в отечественную историю отнюдь не своим трехкратным великим княжением в стольном граде Киеве и самым деятельным участием в великой княжеской междоусобице, наступившей после смерти Владимира Мономаха и прекращенной Батыевым нашествием на Русь. Величие суздальского князя Юрия Долгорукого было заложено в основанном им небольшом порубежном городке на берегу Москвы-реки, небольшой деревянной крепостице на вершине Боровицкого холма.

1. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. Тула: Приокское книжное издательство, 1990.

2. Ключевский В. О. О русской истории. М.: Просвещение, 1993.

3. Любимов Л. Д. Искусство Древней Руси. М.: Просвещение, 1981.

4. Соловьев С. М. Чтение и рассказы по истории России. М.: Правда, 1989.

5. Шевцов О. В., Синегубов С. Н., Опалинская М. Н. История государства Российского IX–XVI вв. (жизнеописания). М.: Книжная палата, 1996.

6. Хрестоматия по истории СССР с древнейших времен до конца XVIII века. М.: Просвещение, 1989.

ТЕМА 16. «ГОСПОДИ! ВЗГЛЯНИ НА СЛАБОСТЬ МОЮ!» (ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ ГЛАЗАМИ ИСТОРИКОВ И СОВРЕМЕННИКОВ)

1. Детство и юность Андрея

2. Богородица Владимирская – символ княжения Андрея

3. Первый самодержец Российский

4. Воинские доблести

5. Заговор. Предпосылки и причины

6. Смерть Андрея Боголюбского

Список литературы

В течение долгих веков Северо-Восточная Русь была одним из самых глухих уголков восточнославянских земель. Племя вятичей лишь к IX в. пришло сюда из района Воронежа.

Однако известно, что в междуречье Оки, Волги, Клязьмы было много пригодных для земледелия пахотных угодий. Заливные луга занимали сотни километров. Благодаря мягкому климату создавались благоприятные условия для развития скотоводства. В густых лесах водился пушной зверь, росли грибы и всевозможные ягоды. Процветало и давало большую прибыль бортничество, снабжавшее ценным воском и медом окрестные земли. В широких чистых реках в изобилии водилась рыба. Все это привлекало славянское население в богом забытые места. В IX в. здесь уже стояли крупные города – Ростов, Суздаль, Ярославль, Муром, Рязань. В честь Владимира Мономаха названы были Владимир-на-Клязьме и Переяславль. При нем стала возвышаться Северо-Восточная Русь и стала вотчиной Мономаховичей. Сюда же послал Мономах княжить одного их своих младших сыновей – Юрия.

К середине XII в. усилиями Юрия, прозванного за неуемную жажду власти и первенства Долгоруким, Ростово-Суздальское княжество из далекой окраины превратилось в обширное, независимое княжество, проводившее активную самостоятельную политику.

Волжская Булгария пыталась блокировать русскую торговлю на волжском пути, и Юрий Долгорукий не прекращал с ней войны, за влияние на смежные с Новгородом земли также шло неустанное соперничество, которое вылилось в серьезный конфликт между Новгородской республикой и поднимающейся, расцветающей Москвой. В течение долгих лет не оставляла Юрия Долгорукого мечта и о киевском престоле, которая сбылась в 50-е гг. XII в. Там же вскоре, в 1157 г., и умер князь Юрий Долгорукий.

Своим детям Юрий Долгорукий дал самое лучшее, по меркам того времени, образование. О Михаиле, его сыне, известно, что он «с греками и латинами говорил их языком яко русским».

Андрей, по словам летописцев, с юного возраста не заботился ни о чем, кроме «книжного учения» и «церковного пения».

Родился Андрей Юрьевич в 1120 г. Матерью его была первая жена Юрия Долгорукого, половчанка. Наряду с христианским именем ребенок получил половецкое имя Китан. Все детство он провел в отцовских владениях на Ростово-Суздальской земле. Юрий Долгорукий не щадил сыновей и приучал их к военным делам. Уже в 1147 г. Ростислав и Андрей ходили в поход против рязанского князя, который побежден был братьями. В 1149 г. Андрей получил от отца Вышгород, а через год проявил чудеса храбрости во время осады Луцка.

Однако миролюбие Андрея было превыше воинского тщеславия. Когда Изяслав, противник Юрия, после шестинедельной осады начал просить мира, Андрей первый и больше всех старался примирить его с отцом, несмотря на то что его брат Ростислав, лично оскорбленный Изяславом, и особенно Юрий Ярославович всячески побуждали Юрия Долгорукого к войне. Речь Андрея балы достойна будущего князя: «Отче, господине, милостивый на свой род и на вся христианы, помни слова Писания: се коль добро и красно, еже житие братии вкупе. Не слушай Ярославовича, примири к себе сыновца (т. е. племянника), не губи своей отчины. Мир стоит до рати, и рать стоит до мира». И он добился того, что его отец послушался и заключил мир с Изяславом.

Необычной была эта черта в тогдашних князьях – быстро отрезвляться от воинского опьянения ратными успехами и являться устроителями мира. Она, пожалуй, свойственна была только Андрею. Он, при всей своей личной беззаветной храбрости, не любил войны, считал ее лишь неизбежным злом или средством восстановить чьи-то попранные права. Но, если он приходил к убеждению, что кровопролитием этой цели достигнуть трудно или невозможно, он спокойно прекращал войну и первым заключал мир. Он «не величав был на ратный чин», не гнался за ратной славой и нисколько не ценил своих изумительных подвигов храбрости.

Юрий, мечтая утвердиться на княжении в Киеве, боролся за престол со своим племянником Изяславом Мстиславичем. И здесь Андрей показывал чудеса храбрости, начиная битву впереди полков, подвергаясь опасности, но в то же время, видя силы противника и не желая продолжать кровопролитие, уговаривал отца своего отступиться от Киева, оставить его до поры. Киев был неинтересен Андрею. В нем была заметна нерасположенность к югу, что отличало его от отца и других братьев, разделивших со всеми Ярославовичами любовь к Киеву.

Андрея влекло на север, он спокойно удалился к себе во Владимир Залесский после проигранной битвы за Киев. Когда же Юрий после смерти старшего брата и племянника окончательно утвердился в Киеве и посадил Андрея с собой в Вышегороде, тот и одного года не просидел в своей южной волости и ушел на север, теперь уже навсегда. До 40-летнего возраста провел Андрей Боголюбский жизнь в Суздальской земле. В Вышегороде и Киеве пришлось увидеть ему незнакомые до той поры нравы удельной распущенности и усобиц. Это было невыносимо для него. Летопись рассказывает, что «князь Андрей смущался о настроении братии своей и братанников, и сродников, и всего племени своего, яко всегда в мятеже и волнении все бяху и мнозе крови лияше». Андрей «скорбяше о сем и восхотете идти в Суздаль и Ростов, яко там, рече, спокойнее есть».

Интересен случай, произошедший с ним по пути в Суздальскую землю из Вышегорода и имевший, без сомнения, влияние на последующую его жизнь. В Вышегороде, в женском монастыре была икона Святой Богородицы, привезенная из Царьграда и написанная, по преданию, самим евангелистом Лукой. О ней рассказывали чудеса, что она якобы, будучи поставленной у стены, сама отходила к центру церкви, показывая тем, что хочет уйти в другое место. Однако взять ее из храма было невозможно – не позволяли жители города. Андрей захотел похитить ее и перевезти в Суздальскую землю, даровав таким образом своей земле святыню, уважаемую на Руси, и заслужив расположение Бога.

Подговорив священника монастыря Николая и дьякона Нестора, Андрей унес чудотворную икону из монастыря и вместе с соумышленниками убежал сразу в Суздаль. На всем пути их происходили чудеса: икона творила исцеления. Несмотря на давнишнее желание поднять Владимир выше Суздаля и Ростова, он проехал этот город, не оставив икону в нем. Однако именно во Владимире он планировал поставить ее впоследствии. За десять верст от Владимира до Суздаля произошло чудо: кони под иконой вдруг стали. Более сильные лошади, запряженные в повозку, тоже не смогли сдвинуть ее с места. Князь вынужден был остановиться. Он заснул в своем шатре, а утром рассказал о явившейся ему во сне Божьей Матери. Она приказала поставить икону во Владимире и не везти в Ростов. На месте, где произошло чудесное видение, поставили каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основали при ней монастырь.

В память о видении написана была икона, изображающая Божью Матерь в том виде, как она явилась Андрею. На этом месте заложено было село, названное Боголюбовом, с прекрасной белокаменной церковью.

В летописи этой церкви уделено много строчек: "Создал же он себе городок каменный под названием Боголюбово, столь же далеко Боголюбово от Владимира, как и Вышеград от Киева. Благоверный и христолюбивый князь Андрей с юных лет Христа возлюбил и пречистую его мать; знанье не отринув и рассужденья. Как хоромы чудесные, душу украсив всеми благими желаньями, уподобился царю Соломону, когда храм Господу Богу и церковь преславную Рождества Святой Богородицы посреди Боголюбова в камне создав, разукрасил ее больше всех церквей: украсил ее драгоценными иконами, золотом и дорогими каменьями, и жемчугом крупным бесценным, и снабдил украшениями разными, и украсил плитами из яшмы и всяким узорным шитьем, блеском осыпав ее так, что больно смотреть, что вся она в золоте стала.

И украсил ее, и осыпал утварью золотой, драгоценной, всем входящим на удивление так, что всякий, видевший это, не может выразить словом невероятной ее красоты; золотом и эмалью и всякими драгоценностями, и церковным имуществом украшена, и всякой церковной утварью – золотая дарохранительница с дорогими каменьями, с опахалами ценными и кадилами разными, и снарядили от верха до пола по стенам и столбам тоже золотом крыто, и двери, и своды у церкви также золотом крыты, и купол золотом украшен и разным церковным добром переполнена, украшена всяким художеством!"[97]

Заложенное село Боголюбово стало любимой резиденцией Андрея и дало ему известное в истории прозвище Боголюбский.

Со смерти своего отца Андрей так повел политику, что был угоден своему народу. Несмотря на распоряжение Юрия Долгорукого, отдававшего Ростов и Суздаль младшим сыновьям, жители этих городов единодушно избрали Андрея князем своей земли. Что же толкнуло их на такой решительный шаг? Об этом говорит Н. М. Карамзин в «Истории государства Российского» (т. 1, стр. 353): "Андрей Георгиевич (Юрьевич), ревностно занимаясь благом суздальского княжения, оставался спокойным зрителем отдаленных происшествий, имея не только доброе сердце, но и разум превосходный, он видел ясно причину государственных бедствий и хотел спасти от них, по крайней мере, свою область: т. е. отменил несчастную систему уделов, княжил единовластно и не давал городов ни братьям, ни сыновьям. Может быть, бояре первые осуждали его, ибо лишались выгоды участвовать в правлении князей юных, грабить землю и напиваться.

Как бы то ни было, Андрей, дотоле кроткий во всех известных случаях, решился для государственного спокойствия на дело несправедливое, по мнению наших предков: он выгнал братьев Мстислава, Василька, Михаила; также двух племянников (детей умершего Ростислава Георгиевича) и многих знатнейших вельмож Долгорукого, тайных своих неприятелей".

Что же заставило Андрея поступать так, а не иначе, вызывая ненависть к себе всех сородичей и заставляя историков российских спорить о себе вплоть до сегодняшних дней?

Отец его, Юрий Долгорукий, построив на пустынной области Верхней Волги целый ряд городов, свозил туда людей из разных мест и племен. Эти города были обязаны князю своим политическим существованием, были его собственностью, князь был здесь хозяином полновластным, не допуская в отношении к себе никакой неопределенности. Так воспитан был и Андрей, его сын. Рос он в отдалении от остальных линий княжеского рода, в отчуждении и, следовательно, готов был выделиться из рода, порвать с ним связь. Порядки юга были ему чужды и враждебны. Он привык пользоваться полной и неограниченной свободой действий, которая и давала материальную силу. Андрей настолько изменил отношение к младшим князьям-родичам, что они почувствовали опасность для себя с его стороны и не желали принять новые правила. «Мы признали тебя старшим, – говорили они Андрею, – а ты поступаешь с нами не как с родственниками, но как с подручниками». Так младшие князья сами определили для себя новое слово для выражения нового понятия: «подручник» – подданный, но не родич.

Так в области Верхней Волги, в княжестве Ростовском появился первый князь, который решился изменить родовые отношения, править единовластно, не как старший в роде, но как государь. Им стал Андрей Боголюбский.

Поселившись навсегда во Владимире, Андрей начал править Русью и распоряжаться делами других русских князей, которые должны были подчиняться его воле. Он княжил единодержавно. Боясь усобиц, он не раздавал уделов ни братьям, ни сыновьям, ни племянникам, а желал и требовал, чтобы народ, и бояре, и князья все во всем ему повиновались. Устанавливалась на Руси настоящая единодержавная власть. Народ любил своего князя. Новое великое княжество развивалось и крепло.

Андрей Боголюбский сделал из Владимира, бывшего до него только пригородом, главный город своей земли, поставил его выше городов русских – Ростова и Суздаля. Причиной этому могло быть то, что в старых городах сохранились старые обычаи и порядки, которые ограничивали власть князя. Ведь ростовцы и суздальцы считали власть княжескую ниже своей вечевой власти. Андрей, живя там, вынужден был бы принять старшинство вече. Во Владимире же, который теперь был обязан князю своим возвышением, воля народа должна была идти рука об руку с волей князя. Владимир, прежде малый и весьма незначительный, похорошел и обогатился при Андрее. Население его увеличилось значительно за счет переселенцев, пришедших из южной России на новое жительство. На это указывают названия, не характерные для севера и вызывающие ассоциации с югом: река Лыбедь, Печерный город, Золотые врата с церковью над ними – все как в Киеве. Из подражания этому городу Андрей назвал построенную им во Владимире церковь Десятинной и дал ей десятину от своих стад и от торга. Подарены церкви были и город Гороховец и села.

Вообще, Андрей строил много церквей, основывал монастыри и не скупился на украшение храмов. Монахи, нищие, простой люд называли его своим кормильцем. Кроме церкви Успения, которая поражала современников великолепием и блеском иконостаса, стенной живописью с богатой позолотой, он построил Вознесенский и Спасский монастыри, соборный храм Спаса в Переяславле, церковь Святого Федора Стратилата, великолепную в своей скромной красоте церковь Покрова на Нерли, которую называли «белой лебедью» из камня, и много других церквей. Первоначально для строительства он приглашал мастеров с

запада, но благодаря бурному развитию русского зодчества и иконописи надобность в помощи иностранных мастеров пропала. Русские мастера с огромной любовью и боголепием расписывали и строили церкви, не щадя сил. Достаточно сказать, приводя пример усердия князя и мастеров, что для строительства церкви Успения Богородицы белый камень везли из Болгарии.

Летописи рассказывают, что для людей любого звания он был как отец, известен был благой привычкой давать подаяние, помня слова Господа: «Все, что творите вы малым сим, то мне и творите». В «Повести об убиении Андрея Боголюбского» есть весьма трогательные строчки: «И прочих достоинств много в нем было, любую привычку он делал достойной: ночами входил он в церковь и свечи запаливал сам, и, видя образ Богини, на иконах написанный, вглядывался как в самого Творца, и изображенья святых на иконах встречал, смиряя свой вид, сокрушенный сердцем, испускал вздохи из глубины и, слезы из глаз испуская, в раскаянье оплакивал множество грехов своих, возлюбив бессмертие выше тленного и небесное более, чем кратковременное, и жизнь со святыми у Вседержителя Бога больше этого царства земного, он всяким достоинством, точно мудрый старый Соломон, был украшен!»

Весьма трогательный, яркий образ князя создается этими строчками.

Надо сказать, что, по мнению историка А. И. Костомарова, Андрей Боголюбский занимался таким активным храмовым строительством и так открыто подчеркивал свою религиозность еще и из политических соображений. Каждая построенная новая церковь была важнейшим событием в его земле, которое привлекало внимание народа, укрепляло уважение и ширило популярность князя. Андрей понимал, что духовенство представляло собой огромную силу, и он хотел и сумел завоевать его любовь, тем самым укрепив свою власть. Все вокруг видели в князе весьма благочестивого и набожного человека. Сейчас мало кто вспоминает о том, что именно князь Андрей установил религиозный праздник Спаса (1 августа) в честь победы над волжскими булгарами. В решающий момент боя велел он принести на поле битвы икону Владимирской Божьей Матери. По преданию, благодаря ее чудотворной силе войско Андрея одержало победу.

Однако: «От всей фигуры Андрея веет чем-то новым; но едва ли эта новизна была добрая». Князь Андрей был суровым и своенравным человеком, который во всем поступал по-своему, а не по старине и обычаю. Современники заметили в нем ту двойственность, смесь силы со слабостью, власти с капризом. «Такой умник во всех делах, – говорит о нем летописец, – такой доблестный князь, Андрей погубил свой смысл невоздержанием», т. е. недостатком самообладания. Проявив в молодости столько боевой доблести и политической рассудительности, он потом, живя сиднем в своем Боголюбове, наделал немало дурных дел: собирал и насылал большие рати грабить то Киев, то Новгород, раскидывал паутину властолюбивых козней по всей Русской земле из своего темного угла на Клязьме". (В. О. Ключевский).

Трудно спорить с этими словами известного историка. Ведь именно в результате его похода в 1169 г., впервые за три столетия славы и величия, Киев, «матерь городов русских», был взят мечом, отдан на разграбление. Три дня его жгли и грабили, не щадя древнюю столицу, не жалея даже храмов, обдирая дорогие оклады икон, разбивая колокола, убивая жителей. Это событие стало завершением эпохи Киевской Руси.

После падения Киева великий князь Владимирский Андрей Боголюбский подчинил себе почти все русские земли. Только богатый и строптивый Новгород не хотел подчиниться и покориться. Андрей послал сына Мстислава на Новгород, сделав киевским князем своего брата. Новгородцы, зная о плачевной судьбе Киева, хорошо понимали, какая участь их ожидает. Они все как один встали на защиту города и вольности. Ведь киевляне сражались только за честь князя, а новгородцы – за свои нравы и уставы отцов, пусть не всегда мудрые, но священные для них. Последней надеждой новгородцев стала икона Божьей Матери. А может быть, и они наслышаны были о великой религиозности князя Андрея? Монахи и священники пели, держа на крепостной стене ликом к врагу любимую икону. Все это должно было поддерживать и вселять боевой дух в защитников города. Одна из стрел нападающих ударила в икону, и, ко всеобщему ужасу, из глаз Божьей Матери потекли слезы. Увидев это, защитники Новгорода бросились в бой и наголову разбили войско Владимирского князя.

Мечтой Андрея оставалось единение всей державы, но способы для этого он выбирал подчас такие, которые историки единодушно и резко осудили.

«При всем уме, хитрости, изворотливости, Андрей не установил ничего прочного в русских землях. Единственным побуждением всей его деятельности было властолюбие; ему хотелось создать около себя такое положение, в котором он мог бы перемещать князей с место на место, как пешки, посылать их с дружинами туда и сюда, по своему произволу принуждать дружиться между собою и ссориться. И заставить всех их волею-неволею признавать себя старейшим и первенствующим»[98].

Стараясь утвердить свою власть на севере и на юге, Андрей Боголюбский стремился к созданию единой державы. Но многочисленные князья, гордые и воинственные, не хотели расставаться с независимостью и изо всех сил отстаивали свои уделы. И даже недавно покоренный Киев вскоре опять вышел из повиновения. Кроме желания лично властвовать над князьями, у Андрея едва ли был какой-либо идеал нового порядка для русских земель. Что же касается его отношения к своей Суздальско-Ростовской волости, то он смотрел на нее как на особую землю, отличную от всей Руси.

Властолюбивый князь, изгнавши братьев и тех бояр, которые недостаточно ему повиновались, правил на земле, забыв, что избран был народом. В последние свои годы он становился все более жестоким и жил в селе Боголюбово, редко выезжая из него.

Видимо, в связи с этим некоторые философы и историки видят в Андрее предшественника российских самодержцев, предвестника «деспотизма», ликвидировавшего впоследствии политические права боярства и вече. Эта проблема настолько сложна, что даже мнения известных историков о личности князя разнятся.

Может быть, Андрей сумел бы соединить разрозненные княжества и создать единое государство, как это сделали короли Германии и Франции, но судьба распорядилась иначе. Стремление к единовластию вызывало только злобу у окружения Андрея. Он распустил в Суздале и Ростове вече, лишил независимости многие города, возвысил Владимир, который суздальцы и ростовцы презрительно называли своим пригородом. Так, думая о единой державе, князь оказался неугоден всем, и первая попытка соединить Русскую землю после веков междоусобиц оказалась неудачной.

Князь Андрей в продолжение почти 20-летнего безвыездного сидения в своей волости устроил в ней такую администрацию, что тотчас же после его смерти там наступила полная анархия: всюду происходили грабежи и убийства, избиения чиновников. Летописцы упрекают убийц и грабителей. Никогда еще на Руси ни одна княжеская смерть не сопровождалась такими страшными и постыдными явлениями. Современники хотели и готовы были видеть в Андрее проводника новых государственных устремлений. Но все его действия, поступки и образ жизни рождают вопрос: руководствовался ли он обдуманным планом, имел ли хорошо продуманную политическую стратегию или это был только пример княжеского самодурства? В трудные минуты князь Андрей способен был организовать и развить огромные силы, но разменивался на пустяки и совершал непростительные ошибки в покойные, мирные годы. Многие историки делают скидку на особую общественную среду, в которой вырос князь. Ведь половину жизни он провел в суздальском пригороде, где существовал особый мир. О последствиях его же политических преобразований пишет С. М. Соловьев[99]:

«Пример подан, почва приготовлена для нового порядка вещей; и северные князья, преемники Андрея, следуют его примеру, пользуются приготовленными им средствами: они не обращают внимания на родовые отношения, родовые счеты, смотрят на себя как на владельцев отдельных областей, не переходят из одной волости в другую, но постоянно живут в одной; великие князья, пользуясь старшинством, заботятся о том, как бы усилить свои материальные средства, удержать власть и силу в своей семье, дать первенство своему княжеству, увеличить его за счет других; младшие князья хорошо понимают стремление великих князей, противоборствуют им всеми средствами; но когда один из младших достигнет старшинства, то начинает действовать точно так же, как его предшественник, против которого он сам прежде вооружился».

Недальновидность, наивность или неразборчивость в людях стали причиной того, что Андрей создал себе весьма дурное окружение. Это подтверждает страшная, мученическая смерть, которую он принял. В заговоре против него участвовала даже его вторая жена, родом из Камской Булгарии, мстившая ему за зло, которое Андрей причинил ее родине. Летопись прямо намекает на то, как плохо сложено было общество, в котором жил Андрей. «Ненавидели князя Андрея свои, домашние, и была брань лютая в Ростовской и Суздальской земле».

Жена Андрея, дочь боярина Кучки, казненного за неповиновение Юрием Долгоруким, не простила ему смерти одного из своих братьев. Второй брат, Яким, собрал несколько недовольных слуг и сказал им: «Сегодня его казнил, а завтра – нас, так помыслим же о князе этом!»

Почему же у Якима оказались союзники из слуг князя? Андрей не приобрел в течение своего княжения друзей ни из числа приближенных бояр, ни из числа дружинников. Он погнал из своей волости старых бояр отцовских, не ужившись со старыми заведенными порядками. Не сошлись и требования дружинников с желаниями князя. Дружина после появления ее на восточной равнине в продолжение нескольких веков сохраняет характер военного общества, братства, которое со своим вождем движется, ища подвигов и добычи. Дружина весело, довольно живет при князе. Он их старший товарищ, старший брат, но не повелитель. Он ничего не скрывает от дружины, ни дум, ни желаний, ничего не жалеет для своих дружинников, щедро раздавая им еду, питье, деньги. Если же князь стал скуп, завел себе особо приближенных из числа дружинников, остальные легко и без сожаления покидают его. Ведь они ничем не связаны с волостью, где правит покинутый князь. Русская земля велика и князей много. Доблестному, храброму воину везде рады, любой примет его. Поэтому привыкал дружинник жить беззаботно, не думая о завтрашнем дне, сохраняя право служить кому захочет.

Андрей не хотел мириться с таким положением, он был прежде всего повелителем, обычные требования дружины не устраивали князя.

Видимо, князь Андрей знал о готовившемся заговоре. Летопись сохранила его слова, сказанные незадолго до смерти: "Господа Бога, моего Вседержителя и Творца своего, избранный народ на кресте пригвоздил, сказав: «Пусть кровь Его будет на нас и на детях наших».

Ночью, воспламенив умы изрядно выпитым вином, поднялись заговорщики на княжеское крыльцо. Всего их было 12 человек. Шла субботняя ночь памяти святых апостолов Петра и Павла. Убийцы начали ломиться в спальню князя. Андрей бросился к своему мечу, который достался ему от князя-воина святого Бориса. Но ключник заранее украл его. Голыми руками пытался князь противостоять убийцам. В темноте от рук своих же сооружников пал один из заговорщиков.

Остальные, вооруженные мечами и саблями, набросились на князя. «О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились Горясеру? Какое вам зло я нанес? Если кровь мою прольете на земле, пусть Бог отомстит вам за мой хлеб!» – кричал смертельно раненный Андрей. Убийцы, решив, что он мертв, ушли, но услышали стоны и вернулись, чтобы добить князя. Не сразу нашли они Андрея, который спрятался под лестницей, надеясь на спасение.

Только на помощь Бога мог в эти минуты надеяться князь. Летопись передает нам слова последней молитвы Андрея Боголюбского: «Если, Боже, в этом сужден мне конец – принимаю его: хоть и много я согрешил, Господи, заповедей Твоих не соблюдал, знаю, что милостив Ты, когда видишь плачущего, и навстречу спешишь, направляя заблудшего. Господи, хоть при жизни и сотворил я много грехов и недобрых дел, но прости мне все, удостой меня, грешного, Боже, конец мой принять, как святые принимали его, ибо такие страдания и различные смерти выпадали праведникам; и как святые пророки и апостолы с мучениками получили награду, за Господа кровь свою проливал; как и святые мученики и преподобные отцы горькие муки и разные смерти приняли и спошлены были дьяволом, и очистились, как золото в горниле. Их же молитвами, Господи, к избранному Тобой стаду с праведными овцами причти меня, ведь и святые благоверные властителя пролили кровь, пострадав за народ свой, как и Господь наш Иисус Христос спас мир от соблазна дьявольского кровью своею. Господи! Взгляни на слабость мою и смотри на смирение мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, охватившую ныне меня! Пусть, уповая, стерплю я все это: Благодарю Тебя, Господи, что смирил Ты душу мою и в царствие Твоем сонаследником сделал меня! Вот и ныне, Господи, если кровь мою и прольют, то причти меня к лику святых твоих мучеников, Господи!»[100]

Слова, достойные великого князя и просто религиозного человека, раскаявшегося во всех совершенных в жизни грехах. Убит он был в ночь с субботы на воскресенье, уже под утро дня памяти двенадцати апостолов. Убит был и любимец князя Прокопий.

Тело Андрея убийцы выбросили во двор и принялись грабить терем. Верный слуга князя Кузьма подобрал убитого, но ему даже не дали ковра завернуть тело. Кузьма не побоялся пристыдить ключника: «Изверг! Государь взял тебя в рубище, ныне ты в бархате, а благодетеля оставляешь без покрова».

Тогда ключник бросил ковер и плащ, и Кузьма, завернув в них тело, отнес его к церкви, постучал в дверь, но и в этом пристанище было отказано убитому Андрею.

Владимирцы, узнав о смерти вождя, тоже кинулись грабить княжеский двор. Бунт поднялся и в Суздале, и в Ростове. Везде грабили богатых и знатных людей, близких князю. Шесть дней священники боялись хоронить тело, которое по требованию игумена Арсения было положено в каменный гроб в церкви.

И вот на шестой день священник по имени Микулица, который когда-то помог Андрею вывезти из Киева икону Божьей Матери, взял эту икону и стал ходить по улицам Владимира. Только тогда люди опомнились, стыд и совесть взяли верх над ненавистью.

"И так, через некое время, как стало шествие двигаться из Боголюбова, народ не мог никак удержаться, но все кричали, от слез же не могли смотреть, а вопли их издалека было слышно. И начали все люди, рыдая, говорить: «Уже ведь не к Киеву, господин наш, ты поехал! В ту церковь Владимирскую над Золотыми воротами, которую сделать велел подобно той, что стоит на великом дворе Ярославлеве, сказав: „Построю церковь такой золотой же, как и ворота, – пусть будет во славу всей моей родине!“ И так плакал по нем весь народ и весь город, и, тело его убрав, с честью и с песнями, хвалившими Бога, положили его в дивной, достойной похвал церкви Святой Богородицы Златоверхой, которую сам он создал» («Повесть об убиении Андрея Боголюбского»).

Особым мнением многих историков об Андрее Боголюбском стало мнение, что личные качества его превышали просто честолюбие. Он одарен был огромными способностями и отличался высокими нравственными качествами. Его благочестие, искренняя вера, молитвы и посты, его широкая благотворительность несомненны. При редкой храбрости и военных талантах он приобрел много военной славы, но не дорожил ею и не любил войны. Точно так же, при огромных трудах на пользу своей земли, он совершенно не дорожил популярностью. Всей своей жизнью он представляет человека идеи, который только ею дорожил, готов был для нее все сделать, всем пожертвовать и всем рискнуть. В тиши монастырских стен в Боголюбской обители обдумывал и решал Андрей дела государственные, предавался молитвам, слушал службы, помогал бедным, облегчал участь несчастных. Там же претерпел он мученическую смерть.

Семь веков прошло, а до сих пор сохранены молельная комната в княжеском дворце, где убийцы напали на князя, и ниша над лестницей, где он умер.

Церковь причислила благоверного князя Андрея к лику святых. Нетленные его мощи открыто почивают в воздвигнутом им Успенском соборе во Владимире.

1. Бутромеев В. Г. Всемирная история в лицах. Раннее Средневековье. Москва: Олма-пресс" 1999.

2. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. Тула: Приокское книжное изд-во, 1990.

3. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописании ее главнейших деятельностей. М.: Книга, 1990.

4. Миронов Г. М. История государства Российского X–XIV вв. М.: Книжная палата, 1996.

5. Памятники литературы Древней Руси XII в. Кн. 2. Повесть об убиении Андрея Боголюбского. М., 1980.

6. Пузицкий В. А. Родная история. Саратов: Детская книга, 1994.

7. Соловьев С. М. Чтение и рассказы по истории России. M.: Правда, 1999.

8. Шевцов А. В., Синегубов С. Н., Оплаинская М. Н. История государства Российского IX–XVI вв. Жизнеописание. М.: Книжная палата, 1996.

ТЕМА 17. ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД

Введение

1. Географическое положение и природа Новгородской земли

2. Хозяйство. Торговля. Ремесло. Внешнеторговые связи Великого Новгорода

3. Государственное устройство и система управления Новгородской земли

4. Состав новгородского населения и социальные противоречия

Заключение

Список литературы

К концу XII в. падение Киева стало совершенно очевидным. Этот великолепный город, возбуждавший удивление иностранцев своею красотою и богатством, стал беднеть и пустеть. Население Киева и окружающих его днепровских волостей начало искать других мест для поселения, убегая от половецкого разорения и княжеских усобиц. Оно уходило все чаще на запад, в сторону Карпатских гор, или же на север, в лесную область вятичей и далее, за нее, в так называемое «залесье» на верхней и средней Волге. На Карпатских нагорьях и в лесах Поволжья кочевники не были страшны: они туда не доходили; не страшны были и княжеские «коромолы», потому что князья спорили между собою не за окраины, а за государственный центр – Киев.

И вот на окраинах Русской земли на смену старому Киеву к XIII в. возникают три различных центра государственной жизни, вокруг которых начинает сосредоточиваться русская народность. Этими новыми центрами государственности были: Господин Великий Новгород, ставший самостоятельным и обособленным государством; затем новый город Владимир, основанный в Ростово-Суздальской земле, и, наконец, город Галич на Днестре.

В то самое время, когда Киев шел к упадку, эти города росли, крепли, богатели и привлекали к себе население. В Новгороде развилось вечевое управление, приведшее Новгород к республиканскому устройству. Во Владимире выросла единодержавная власть князя. В Галиче очень сильное влияние на дела получили бояре. Все эти политические силы – вече, князья и бояре – в Киевском государстве находились в состоянии неустойчивого равновесия, боролись одна с другой и потому не давали возможности Руси развиваться поступательно. В каждой из новых областей одна какая-нибудь сила, твердо возобладав над другими, встала в главе государственного порядка. Поэтому-то история новых государств, сменивших собою Киевское, пошла неодинаковым путем, и судьбы этих государств оказались весьма различны.

В то же приблизительно время, когда вместо Киева обозначились новые столицы, т. е. в начале XIII в., у Руси появились новые враги. С юго-востока на смену половцам внезапно пришли новые кочевники – татары – и обрушились на Русь, разорив и поработив ее. На северо-западе, у Балтийского моря, начали наступать на Литву и Русь немцы, образовавшие свои колонии в устьях Западной Двины, Немоша и Вислы. Еще севернее их, на Финском заливе и реке Неве, появились шведы и начали тревожить Новгородские земли. Под напором немцев литовцы стали объединяться и нападать на пограничные русские волости. Под ударами всех этих врагов должны были русские люди устраивать свой новый порядок.

Новгород устоял против шведов и немцев и сохранил свою независимость. Но юго-западные русские области – Поднепровье – были покорены сначала татарами, а затем литовскими князьями. Восточная же Русь, разоренная татарами, надолго подпала под власть монголо-татарского ига. В новой тяжелой обстановке русскому народу пришлось приложить огромные усилия для того, чтобы просто выжить и уцелеть, пришлось бороться за самое свое существование. Народными героями этой эпохи стали именно те князья, которые сумели объединить народные силы для этой борьбы и выступили добрыми страдальцами за землю Русскую. Таким был князь Александр Невский – в северной Руси, князь Даниил Галицкий – в южной Руси, князь Довмонт – выходец из Литвы во Псков.

Эта тяжелая эпоха, пережитая Русью в XIII в., составляет переход от истории Киевской Руси к истории тех новообразований, которые его заменили, а именно: Новгородского государства, великого княжества Владимирского и великого княжества Литовского.

Новгородской земле принадлежала обширная озерная область, которая ограничивалась с одной стороны Финским заливом, Чудским озером и верховьями Волги, с другой – Белым морем и Северной Двиною. Область эта впоследствии разделилась на пять частей, получивших название «пятины». Население Новгородской земли отчасти состояло из кривичей (представителей северной ветви славянских племен), а главную массу составляли финноугорские племена – чудь, ижора и весь.

Новгородская почва местами песчаная, местами топкая и очень лесистая, была крайне неудобна для земледелия. Покрытая лесами и болотами, она не могла прокормить население скудным запасом своего хлеба и заставляла новгородцев заниматься рыболовством, охотой и другими промыслами. Хлеб новгородцы приобретали в северо-восточных русских областях и в Поволжье, откуда везли его главным образом речными судоходными путями.

Столица земли – Новгород, располагался по обоим берегам реки Волхов, при истоке Волхова из озера Ильменя. Среди болот и низменностей Новгород занял ближайшие к озеру возвышенные места по течению реки. На правом берегу Волхова находилась торговая сторона города; на левом – Софийская сторона. Торговая сторона получила свое название от «торга» – рыночной площади и торговых рядов; вся сторона делилась на две части, называвшиеся концами. Софийская сторона называлась так потому, что в ее центре находился знаменитый храм Святой Софии, построенный Ярославом Мудрым. На этой стороне было три конца города, там же располагался и Детинец – внутренняя крепость – кремль.

По мнению ученых-археологов, первоначально концы города были отдельными самостоятельными поселками, которые лишь впоследствии слились в один город с общим торгом и Детинцем в середине. По отношению к старым, отдельным концам новый общий город и на самом деле назван Новгородом. В течение всей новгородской истории концы Новгорода сохраняли внутреннюю самостоятельность и имели каждый свое самоуправление.

Таким образом Господин Великий Новгород слагался из пяти концов. Соответственно, пяти концам города вся область Новгорода разделялась на пять провинций, носивших название пятин. Вокруг Онежского озера (и до Белого моря) лежала Обонежская пятина; вокруг Ладожского озера (или до Финского залива) лежала Водьская пятина. На юго-запад от Новгорода и Ильменя шла пятина Шелонская (по реке Шелони), а на юго-восток – пятина Деревская. Эти четыре пятины своими границами подходили к самому Новгороду. Пятая пятина – Бежецкая – лежала вдали от Новгорода на восток, на водоразделах между рекою Мстою и притоками Волги. Эти пять пятин составляли территорию Новгородского государства. За ним, на северо-восток, по рекам Онеге, Северной Двине, Мезени, Печоре и по всему побережью Белого моря, простирались зависимые от Новгорода «земли Новгородские».

В Новгороде Великом государственной землею были пятины, а земли вне их играли роль зависимых провинций, подвергавшихся новгородской эксплуатации.

Хозяином всех этих владений был Новгород Великий – старший город со всем его свободным населением. Новгородцы называли все свои владения землею Святой Софии, олицетворяя свое государство в своем главном храме, в общей народной святыне. Подчиненные Новгороду города они называли пригородами новгородскими. Все эти пригороды были в западной половине Новгородского государства.

С запада и юго-запада грозили Новгороду опасные и коварные враги: шведы, немцы и литовцы; от них Новгород заслоняли крепости. Важнейшими из пригородов были: Псков (впоследствии отделившийся от Новгорода), Изборск, Старая Руса и Ладога; небольших же укрепленных городов на запад и юг от Новгорода и Пскова было великое множество. На восток от Новгорода, напротив, совсем не было городов, которые были бы ему подчинены: там роль городов исполняли маленькие неукрепленные селения, носившие название рядков и располагавшиеся главным образом по рекам. Таких рядков было много, но в каждом из них было не более 100–200 дворов.

Почти все (кроме Пскова и Старой Русы) новгородские пригороды были невелики: они были сильно укреплены, но бедны населением. По сравнению с ними Новгород и Псков можно назвать огромными городами, потому что в них было по 6–7 тыс. дворов. Вообще, в Древней Руси не было городов многолюднее Новгорода и Пскова. Таким образом при слабой населенности страны эти города собирали в своих стенах очень значительную часть населения и на многолюдных вече тем легче могли распоряжаться делами своих областей.

Экономическое могущество Новгорода, его богатство основывались на промыслах и торговле.

Слабым местом новгородской экономики была постоянная нехватка собственного хлеба: обширные земли республики в большинстве своем не были плодородными. Хлеб приходилось закупать в соседних русских княжествах. Эта «хлебная зависимость» от соседних князей подчас дорого обходилась новгородцам. Так, во время княжения в Новгороде Романа Мстиславича войско его врага, могущественного владимиро-суздальского князя Андрея, прозванного Боголюбским, вторглось в Новгородскую землю, произвело страшные опустошения и осадило сам Новгород. Храбро бились новгородцы за вольность родного города, но перевес в силах был не на их стороне.

Чтобы укрепить боевой дух осажденных, архиепископ Иоанн вынес на стену икону Богоматери. В какой-то момент от удара вражеской стрелы икона повернулась ликом к городу, и тогда многим показалось, что из глаз Богородицы потекли слезы. Разъяренные новгородцы бесстрашно обрушились на суздальские полки. Объятые страхом, суздальцы побежали, и осада города была снята. Однако вскоре после этой блестящей победы Новгороду пришлось заключить мир с Андреем Боголюбским и даже принять к себе князя, предложенного бывшим злейшим врагом. Главная причина столь странной уступчивости крылась в нехватке продовольствия, пути доставки которого в Новгород были перекрыты Андреем Боголюбским.

Еще один пример из богатейшей новгородской истории также весьма показателен: в 1216 г. в Новгороде княжил Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского. Поссорившись с новгородцами, он схватил несколько бояр и в кандалах отправил их в Тверь. Князь также захватил новгородские хлебные запасы, хранившиеся в Торжке, и не велел выпускать ни воза хлеба в Новгород. Летопись рисует страшную картину наступившего голода. За репу и овес платили серебром. Люди ели сосновую кору, липовый лист и мох. "По торгу (на рыночной площади) лежали трупы, по улицам – трупы, по полю – трупы.

Скудная новгородская почва была крайне неудобна для земледелия, поэтому край нередко посещали голодные годы; но обилие водных путей и торговый предприимчивый дух новгородцев с избытком вознаграждали бедность почвы. Покупая в северо-восточных русских областях хлеб, новгородцы сбывали туда те товары, которые покупали или выменивали у своих западных соседей на Балтийском побережье; это были ткани (сукна и полотна), металлические вещи и предметы, вино, фрукты.

Чтобы добыть эти дорогие товары на западе, новгородцы должны были доставлять туда в обмен разного рода сырье, в котором нуждались западные государства. Это сырье новгородцы либо производили у себя в пятинах, либо покупали на востоке. В необъятных лесах севера добывались меха пушного зверя: соболей, лисиц, куниц, бобров и др. Лесные «борти» (ульи в дуплах деревьев) давали воск и мед. На далеком Белом море доставали ворвань (жир морских животных). В южных пятинах разводили лен и коноплю. С далекого востока получали шелк в коконах. Всеми этими товарами Новгород и снабжал запад. Так, недостаток в хлебе создал для новгородцев необходимость торгового обмена и повел к развитию торговли, которая и стала главным занятием Новгорода.

В глубокой древности в поисках товаров новгородцы проникли в северные и северо-восточные русские земли и даже за Урал. Они не могли, конечно, завоевать такие обширные земли; тогда новгородцы основали в них свои колонии, заняли места для промыслов, начали скупать земли у местного населения (лопарей, карелов, самоедов) – и таким образом становились хозяевами на севере. Для заселения занятых там земель и для устройства промыслов новгородские промышленники отправляли на север отряды своей челяди, которая и закрепляла за своими господами-боярами огромные пространства диких земель с рыбными ловлями, соляными варницами и разными лесными и охотничьими промыслами. За боярской челядью шли на север отряды свободных новгородцев для промысла, а иногда и для грабежей и насилий над местным населением. Весь русский север был таким образом захвачен новгородцами и «прикреплен» за Новгородом.

Странствуя по северным рекам и Белому морю на своих лодках – «ушкуях», «ушкуйники» новгородские хорошо знали, откуда и какими путями можно доставить в Новгород драгоценные товары, необходимые для торга с заморскими немцами. Все такие пути с севера вели в Ладожское озеро и из него по Волхову в Новгород. Как Волхов служил путем на новгородский рынок для северных товаров, так реки Мста и Ловать служили путями для товаров восточных и южных, которые шли в Новгород из Поволжья и Приднестровья. Сосредоточив у себя русские товары, новгородцы отправляли их на Балтийское побережье уже речными путями. Кроме речных путей, шли из Новгорода на запад и сухопутные дороги.

По западным путям приезжали в Новгород немецкие купцы. В древнейшие времена Новгород торговал преимущественно с «готскими» купцами: так назывались купцы с о. Готланда, из города Визби. Они имели в Новгороде свой особый, «готский» торговый двор. Позднее, с расцветом Ганзейского союза (в XIII–XIV вв.), в Новгороде стали преобладать ганзейские купцы из северной Германии, построившие в Новгороде новый «немецкий» двор.

Немецкое купечество составляло в Новгороде особую замкнутую общину, которая имела свой устав и даже свои церкви. Торговые отношения между немцами и новгородцами сложились так, что заморские купцы чаще появлялись в Новгороде, чем новгородские за морем, и потому весь оборот западной торговли направлялся скорее немцами, чем русскими купцами. Зато в торговле восточной новгородцы были полными распорядителями; не говоря уже о «землях» на севере Руси, где новгородцы были полными городами. Торговали новгородцы даже на мусульманских рынках, доказательством чему служат археологические находки древних арабских монет в Новгородской области.

Об обширных культурных связях Новгородского государства XI–XIII вв. мы можем судить по многим историческим источникам. Так, французский средневековый эпос часто упоминает «прекрасную Новгородскую Русь» – ее коней, ее красавиц, изделия ремесла и чудесные кольчуги. О Новгородской Руси как о сказочной и могучей стране говорят и скандинавские саги.

Испытывая культурное влияние наиболее передовых стран тогдашнего мира, молодое и крепкое Новгородское государство не теряло своего национального характера. Новгородцы творчески воспринимали все лучшее и создали свои памятники культуры неповторимого своеобразия.

Новгородская художественная культура достигла высшего расцвета при Ярославе Мудром. Его архитектурным и идейным центром стал воздвигнутый Ярославом Софийский собор. Вокруг даты сооружения собора идут споры, во всяком случае, она относится к периоду 20-50-х гг. XI в. Своей величиной и величием Софийский собор в Новгороде превосходил знаменитую Десятинную церковь в Киеве. Это был грандиозный для той эпохи храм. Его ядро опоясывали два ряда галерей, из которых одна была открытой аркадой, как бы связывавшей громаду собора с внешним миром. Могучая ступенчатая композиция здания завершалась пирамидой высоких глав.

В XII веке в Новгороде вырабатывается особый тип строительства небольшого, простого храма, чаще всего с одним куполом. Церквей этого типа сохранилось до наших дней в Новгороде несколько. Все они кажутся игрушечными, как бы вылепленными от руки, очень живописными и простыми. Особенно славилась в Новгороде церковь Нередицы, построенная в 1198 г. и разрушенная немецко-фашистскими захватчиками. Всю ее от самого низа и доверху украшали яркие фресковые изображения великолепной сохранности. Фрески давали посетителям храма полное представление об изумительном искусстве новгородских художников. Языком камня зодчего и кисти живописца соборы и церкви Новгорода Великого утверждали идею могущества и уйму непостижимой силы народа, способного воздвигнуть столь грандиозные, торжественные и прекрасные здания «жилищ Бога».

В X–XI веках Новгород ничем не отличался от других русских городов ни по образу жизни, ни по форме правления. Кто княжил в Киеве, тот владел и Новгородом. Киевские великие князья держали в Новгороде своего наместника, обычно одного из своих сыновей. И управляли Новгородской областью в общем порядке, как управляли Киевом. Но когда в Киевской Руси, после смерти Владимира Мономаха в 1125 г., начались непрерывные распри князей за Киев, Новгород воспользовался княжескими усобицами и перестал послушно принимать у себя князей из рук киевского князя.

До второй четверти XII в. киевские князья без особого успеха боролись с древней, еще племенной традицией вечевой власти Новгорода, постепенно отдавая городу все больше прав. С середины XII в. Новгород становится боярской республикой с самобытным вечевым политическим устройством, при котором важнейшие государственные дела решались на городском собрании – вече, в то время как в других землях и княжествах Древней Руси главным законом была воля князя.

Князь более не был полновластным господином в Новгороде. Новгородцы приглашали князей сами, придирчиво выбирая наиболее подходящего из кандидатов и ограничивая его пребывание в городе жесткими рамками: приглашенным князьям запрещалось приобретать земельные владения в Новгородской земле для себя и своей дружины, они не могли пользоваться доходами сверх строго определенных размеров и распоряжаться городской казной.

Избирая себе князя, новгородское вече вступало с ним в договор, или «ряд». Оно обязывало князя целовать крест на том, на чем целовали народу крест его предки: «Новгород держати в старине по пошлине». Само же вече целовало князю крест на том, чтобы его «княжение держати честно и грозно, без обиды». По новгородской «пошлине», т. е. по старому обычаю, князь в Новгороде был высшею военною и правительственною властью. Он предводительствовал новгородской ратью, был верховным судьею и правителем новгородским. Среди своих внутренних ссор и усобиц новгородцы очень нуждались в справедливом посреднике, который бы ни от кого из них не зависел, «любил добрых и казнил злых». Таким посредником и являлся князь.

Править Новгородом князь обязывался, не изменяя новгородских законов и порядков. В ту минуту, когда вече «показывало ему путь из Новгорода», т. е. отказывало ему во власти, князь терял всякую связь с Новгородом и сейчас же мог оставить его пределы. Как постороннее Новгороду лицо, князь и жил не в самом Новгороде, а верстах в трех от него, ближе к Ильменю, в так называемом городище. Править Новгородом князь обязывался, не изменяя его законов и порядков, притом с постоянным участием посадника, избранного на вече.

Новгород постепенно превратился в самостоятельное государство, в котором верховная власть принадлежала вече. Вече избирало князей и изгоняло их; избирало архиепископа из местного духовенства и посылало его от себя к митрополиту для поставления в сан; избирало и увольняло сановников, управлявших делами Новгорода.

Вече устанавливало новые законы, утверждало договоры с иноземцами, решало вопросы о войне и мире. Вече судило важнейших лиц и важнейшие дела – от столкновений князя с новгородскими сановниками до преступлений самих горожан. Словом, новгородское вече направляло всю политическую жизнь города и его земель. Местом собрания вече был Ярославский двор (площадь торга на Торговой стороне) или же площадь в Детинце у Софийского собора. На вече шел каждый свободный гражданин Новгорода, имевший свое хозяйство (дети, даже взрослые, но жившие в хозяйстве отца, не считались в Древней Руси полноправными гражданами).

Одинаково с новгородцами на вече могли идти и жители пригородов, приезжавшие в Новгород. Дела на вече решались не по большинству голосов, а общим криком. На наш, современный взгляд, этот способ кажется странным и беспорядочным. Чтобы понять его, нужно помнить, что Новгород состоял из нескольких общин – концов, делившихся, в свою очередь, на меньшие общины – сотни и улицы.

На вече члены этих общин стояли, конечно, вместе, и легко могли сговориться между собою по каждому делу, так что после переговоров выяснялось мнение каждой общины. А из суммы этих мнений и составлялось общее мнение вече. Таким образом не нужно было считать отдельные голоса людей, составлявших тысячную толпу: необходимо было только убедиться, что все общины, составлявшие Великий Новгород, сошлись на том или другом решении. В случае их согласия дело считалось решенным. Если же согласия не достигали, то ссорились и даже дрались. Иногда из одного вече образовывалось два взаимно враждебных. Начиналось междоусобие; чаще всего на мосту через Волхов сходились враги для боя, и владыка новгородский с духовенством спешили примирить сограждан.

При таких порядках, понятно, вече не могло толково обсуждать подробности сложных и важных дел. Оно могло только, выслушав готовый доклад по делу, принять его или отвергнуть. Такие доклады готовились для вечевых собраний особым правительственным советом. В него входили все важнейшие новгородские сановники – посадники и тысяцкие. Во главе совета стоял в древнейшие времена князь, а потом – владыка. Совет назывался по-новгородски, «господою». Вся государственная жизнь Новгорода велась «господою»; она руководила и внешними отношениями, и вечевой деятельностью. Со временем именно этот аристократический совет стал самым влиятельным в Новгороде.

Выборные новгородские сановники, посадник и тысяцкий, вели текущие дела управления, помогая князю и в то же время наблюдая за ним. Посадник ведал гражданские дела, а тысяцкий был предводителем новгородской тысячи, т. е. ополчения. Под ведением посадника находились выборные старосты концов (кончанские) и улиц (уличанские). Тысяцкому были подчинены сотские – начальники десяти сотен, составлявших тысячу. Каждый чиновник не только управлял, но и судил своих подчиненных; был свой суд и у посадника, и у тысяцкого. Вече выбирало этих сановников без срока; они исполняли свою должность, пока были угодны вече. Посадник всегда выбирался из знатнейших и богатейших новгородцев, из больших бояр, и потому был представителем новгородской аристократии. Напротив, тысяцкий представлял собою всю новгородскую массу, входившую в тысячу.

Управление пятин новгородских и пригородов находилось в руках выборных новгородских властей. Новгородскими волостями правили новгородские промышленники, которые в них заводили свои промыслы и устраивали свое частное, вотчинное управление.

Новгородский владыка, архиепископ, не только ведал церковью, но имел большое значение и в политической жизни Новгорода. Он занимал первое место в правительственном совете. Он следил за деятельностью вече: всякое решение вече требовало благословения владыки; в вечевых распрях владыка являлся примирителем, входя в бушующую толпу в священном облачении и с крестом. В отношениях с иностранцами владыка играл первостепенную роль: он своею печатью скреплял договорные грамоты; к нему иностранцы обращались за покровительством и защитой, когда их обижали в Новгороде.

Двор владыки у Софийского собора и сам собор Святой Софии были правительственным центром, где собиралась «господа», хранился государственный архив Новгорода и богатая софийская церковная казна, на которую новгородцы смотрели как на государственную. Владыка управлял огромным количеством церковных земель. У него был штат чиновников и свой полк, отдельный от общего новгородского ополчения. Именно поэтому новгородцам было важно самим выбирать своего архиепископа, а не получать назначенного со стороны.

Население Новгорода и его земель делилось по своему имущественному положению на две группы: людей «лучших», или «вящих», и людей «меньших», или «молодших». К первой группе принадлежали новгородские бояре, «житые» люди и «добрые» купцы. Это была богатая новгородская знать, владевшая землями в разных местах пятин и волостей новгородских и снабжавшая рынок товарами из этих земель и денежными капиталами. С развитием торговли в Новгороде богатство и влияние торговой знати возросли до такой степени, что резко отделили эту знать от прочего населения, жившего в бедности. Все это бедное население составляло одну массу черни, называемую меньшими людьми.

В самом Новгороде, как и в других городах Новгородской земли, это были мелкие торговцы, ремесленники и рабочие. В пятинах же меньшими людьми называли крестьян и «половников» (батраков, работавших на хозяев из половины урожая). Крестьяне (смерды) жили на государственных землях и были устроены в особые общины – погосты. «Половники» зависели от своих хозяев-землевладельцев и по своему социальному положению приближались к холопам.

Новгородская история богата хитросплетением междоусобий и смуты. Первоначально несогласия между новгородцами были редко случайностью и возникали, например, по поводу приглашения князя, когда одна часть вече хотела одного князя, а другая – другого. Впоследствии же, с образованием в среде новгородцев сильной и властолюбивой торговой знати, внутренняя вражда в Новгороде стала постоянной и непрерывной. Знать стремилась управлять Новгородом по своему праву и воле. Бояре пользовались для этого своим влиянием в погостах, где у них была масса владений; в самом Новгороде от бояр зависели мелкие торговые и рабочие люди.

Нажимая на зависимую от них бедноту, бояре заставляли ее исполнять на вече свою волю и решать дела так, как выгодно было боярам. Однако эта зависимость крайне раздражала свободную новгородскую чернь и делала ее взрывоопасной. Вечевую толпу легко можно было поднять на тех бояр, которые казались ей утеснителями, и тогда «худые мужики вечники» начинали бить и грабить своих «лучших людей», а затем снова впадали в прежнюю от них зависимость. Со временем вражда «больших» и «меньших» людей новгородских получила чрезвычайную остроту, и Новгород впал в тяжелую непрерывную смуту. Боролись между собою не только бояре и чернь, но и одни боярские семьи с другими. В надежде овладеть властью в Новгороде честолюбивые бояре сближались с недовольной толпой, поднимали ее против других бояр, их соперников, и начинали открытое междоусобие, сопровождаемое грабежами и убийствами.

Именно эти смуты и были первой и главной причиной падения Новгорода. Лишенный внутреннего порядка, Новгород не мог удерживать в повиновении свои пригороды и земли; не мог успешно обороняться от внешних врагов. По всей земле Новгородской шла «смута», а соседи Новгорода – Литва и Москва – были готовы ею воспользоваться и при первом же удобном случае подчинить себе Новгород.

Чувствуя опасность и не имея сил в открытой борьбе отстаивать свою независимость, новгородцы должны были прибегнуть к единственному оставшемуся средству: искать союза с одним врагом, чтобы с его помощью защищаться от другого. И в этом деле новгородское общество не пришло к единому мнению: одни хотели в союзе с Литвой обороняться от Москвы, а другие, наоборот, желали сблизиться с Москвой и бороться с Литвой.

На литовской стороне стояли «лучшие люди»; «меньшие» же люди тянулись к Москве. Дело кончилось тем, что Московское княжество в 1478 г. завоевало Новгород, а затем присоединило к себе и все его земли. При этом завоевании погибли или разорились «лучшие люди» новгородские, а новгородская беднота получила московское устройство. Став московским городом, Новгород постепенно утратил свое торговое значение, потому что его торговым оборотом стал распоряжаться московский рынок.

Необычна судьба Новгорода в истории русского Средневековья. Один из древнейших русских городов, впервые упомянутый в летописях в 859 г., он с конца X в. становится вторым по значению центром Киевской Руси. Этот город был расположен вблизи жизненно важной торговой магистрали тогдашней Восточной Европы – так называемого пути «из варяг в греки», соединявшего Балтийское море с Черным системой рек и озер. Благодаря этому Новгород являлся посредническим центром в торговле между Западной Европой, славянскими землями и Востоком. Он был одним из крупнейших европейских городов с высокоразвитым ремеслом и широкими торговыми связями.

Однако уникальность исторического опыта Новгорода проявлялась прежде всего в том, что в системе древнерусских земель и княжеств это был самый крупный город-государство, где не существовало правящий династии князей. В XII в. он становится боярской республикой с самобытным «вечевым» политическим устройством, при котором важнейшие государственные дела решались на городском собрании – вече, в то время как в других землях и княжествах Древней Руси главным законом была воля князя.

Именно с историей Древнего Новгорода связаны политические сдвиги, приведшие в итоге к возникновению Киевского государства. Именно новгородцы пригласили на княжение в свой город варяга Рюрика. В составе Киевского государства Новгород был тем городом, поддержка которого часто обеспечивала победу претендентам на киевский престол. Именно из Новгорода в 980 г. князь Владимир Святославич начал свой поход за властью: осадил занятый его братом Ярополком Святославичем Киев и овладел им.

Тот же Новгород оказал поддержку и будущему великому князю киевскому Ярославу Мудрому. Умирающий Ярослав Мудрый, выделяя владения для своих сыновей в завещании, не отдал Новгород никому: он не создал «Новгородского княжества», а оставил город под управлением киевских князей. Так продолжалось до второй четверти XII в. Вплоть до этого времени киевские князья без особого успеха боролись с древней, еще племенной традицией вечевой власти Новгорода, постепенно отдавая городу все больше прав.

Внешнеполитическая история Новгородской республики богата эпизодами борьбы, которую приходилось вести этому государству, отстаивая свою независимость и целостность владений от посягательств соседних государств и государей.

В XIII веке Новгород вступил в борьбу со шведскими и немецкими завоевателями. До середины XV в. Новгородской республике пришлось 26 раз воевать со Швецией и 22 раза – с Ливонским орденом. В 1240 и 1242 гг. под руководством Александра Невского новгородцам удалось одержать две знаменитые победы: на реке Неве ими были разбиты шведы, а на Чудском озере – немецкие крестоносцы.

В XIV веке Новгород поначалу имел с Москвой, новым центром русской государственности, дружественные отношения, но в конце столетия уже воевал с ней, отстаивая собственные земли за Северной Двиной, которые московский князь попытался присоединить к своим владениям. В борьбе с Москвой Новгород тщетно пытался обрести поддержку в лице государей литовских. В 1471 г. московский князь Иван III разбил новгородцев в битве на реке Шелони и лишил их государственной самостоятельности. Немало способствовали этому раздоры самих новгородцев, среди которых было много приверженцев партии, тяготевшей к Москве.

В 1478 г. Новгородская республика прекратила свое существование как особое государство.

В политической истории Древней Руси вечевой строй Новгородского государства был прекраснейшим, неповторимым цветком вольнолюбия на фоне бессмысленных междоусобных войн и тяжкого самовластия. Он обессмертил память Новгорода в русской истории и погубил самих новгородцев, не научившихся единению в решающие моменты борьбы за собственную независимость.

1. Греков И. Б., Шахмагонов Ф. Ф. Мир истории. М., 1986.

2. Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975.

3. Живописный Карамзин, или Русская история в картинах. Саратов, 1995.

4. Иловайский Д. Краткие очерки русской истории. Саратов, 1996.

5. Ишимова А. О. История России в рассказах для детей. М., 1996.

6. Лихачев Д. С. Культура русского народа X–XVII вв. М.-Л., 1961.

7. Митяев А. В. Героические страницы истории Родины IX–XVIII вв. М., 1991.

8. Рыбаков П. А. Мир истории. М., 1986.

9. Сыров С. Н. Страницы истории. М., 1975.

10. Сборник: Русский государственный орел. Сост. Острогорский М.; СПб., 1914.

ТЕМА 18. НОВОЕ НАШЕСТВИЕ КОЧЕВНИКОВ

Введение

1. Образование державы Чингисхана. Военная доктрина и войско монголо-татар. Завоевания монголов

2. Политическое состояние Руси перед эпохой монголо-татарского завоевания. Битва на Калке

3. Монголотатары на пороге Руси

Заключение

Список литературы

В то время когда Киев, могущественная и прекрасная столица Древнерусского государства, пришел в полный упадок и обозначились вместо старого Киева новые центры – Новгород, Владимир Суздальский и Галич, т. е. в первой половине XIII столетия, на Руси появились татары.

Появление татар было совершенно неожиданно, а они сами были для русских людей неведомы и незнаемы: «Явившася языцы, – говорит летопись, – ихже никтоже язык не весть, кто суть и отколе изидома и что язык их и которого племени суть и что вера их».

Многочисленные племена кочевников – монголов, называемых также татарами, по названию одного из главных племен, кочевавшего в районе озера Буирнур в Монголии, издавна жили в бескрайних степях Центральной Азии.

Лет за восемьсот до нашего времени монголо-татары впервые появились в степях теперешней юго-восточной России. На этом пространстве, между Уралом и Днепром, издавна бродили кочевые племена печенегов и половцев, постоянно нападавших на русские владения. Новые пришельцы, татары, отличались от старых врагов многими замечательными качествами, которые оказались гораздо более гибельными для Русской земли и ее народа.

Летописцы описывают наружность и повадки монголо-татар весьма непривлекательно. По их мнению, «наружностью они были очень некрасивы: маленького роста, с узенькими подслеповатыми глазами, выдающимися скулами и приплюснутым носом, с жидкой бородкой. Грязные, они носили платья, пока оно не износится, ели руками и отирали их о свои кафтаны, о сапог или траву. Хлеба они не знали, потому что, ведя кочевую жизнь, не занимались земледелием. Они ели всякое мясо и жидкую кашу из проса. Любимым напитком был кумыс – кобылье молоко. Жили татары в юртах, круглых шалашах, сплетенных из хвороста, тонких жердей и покрытых войлоком. Наверху юрты было отверстие, через которое выходил дым и проходил свет. Сам государь татарский, хан, жил в юрте. Юрты легко разбирались и снова ставились. Главным занятием татар было скотоводство; они разводили верблюдов, быков, овец, коз и лошадей. Вера их была языческая, они поклонялись небу, земле и огню и почитали разных духов. К людям чужих народностей татары относились злобно».

Конец ознакомительного фрагмента.