Ди. Вано
Красота (Александр Александров) – Рассказ. 09.05.2015
Не любил я на уроках истории тему эту… Великую Отечественную…
Некрасивая она!
Вот, то ли дело – другие эпохи!
Война с Наполеоном, например?
Красиво же: гусары, балы, лейб-гвардия?!
М-да…
А Северная война?
Чем не красотища?
Великий Петр! Рождение армии и флота! Гренадеры в треуголках! И триумф новой империи!
Дух захватывает…!
А тут что? Серость!
Смотришь на фотки, а там солдатики – куцые! Форма бледная на них: ни тебе погон, ни аксельбантов, ни киверов с султанами! Обмотки эти – неэстетичные, с ботинками! Шинелишки!
И лица: рябые какие-то, топором рубленные, тоже не шибко красивые…
Там, коли уж начистоту, немцы куда как краше смотрелись! Прямо картинки, а не воины!
Фуражки у них – высокие! Сапоги – блестящие! Автоматы, танки, самолеты!
Не зря вся Европа в низком поклоне склонилась – на карачки встала…
Так вот – не любил…
Однако Господь нам всегда знаки подбрасывает.
В кафе это случилось – день рождения друга отмечали. Сидим, кушаем, выпиваем. Вечер в разгаре, народ подогревается и все жарче танцы, громче крики и ярче глаза у девчат…
Вдруг – заваруха.
Три мерзавца дебош устроили. Ну, просто бес в них вселился!
Холеные! Одеты с иголочки! При деньгах, сразу видно.
Такие чистенькие и красивенькие! В другой раз – залюбовался бы.
Спортивные фигуры. Богатыри! Кровь с молоком!
Но: толкаются, кричат, оскорбляют! Одному дядьке в ухо съездили ни за что…
На шум пришла девчонка – администратор.
Выключили музыку. Подтянулись два щупленьких охранника.
Того только и надо было!
– Чего?! – кричит один – самый маленький из троицы, черненький. – Ты меня учить будешь, как себя вести?!
– Успокойтесь! – уговаривает его девушка. – Иначе мне придется вызвать полицию.
– Полицию?! – с ядовитой ухмылкой вмешался дружок чернявого – дылда двухметровый, лысый. – Я уже здесь! – И тычет ей в лицо удостоверением.
Охранники от такого поворота остолбенели и замерли в сторонке.
А лысый быстро вошел в раж – алкоголь!
– Я, – шипит, – сейчас твою лавочку вообще прикрою! Хочешь шмон? Сделаем! А наркоту я у тебя найду! Не сомневайся!
И телефон уже достает.
– Ой, не надо! Не надо! – испугалась хозяйка.
– Не надо?! А прощения просить кто будет?! – закусил удила дылда. – На колени, гнида! – орет.
Девушка в ужасе замотала головой.
– Иначе на шконке сегодня ночевать будешь! – зловеще просипел ей в ухо лысый. – А соседей я тебе подберу…
Девушка упала на колени, зашлась в рыданиях.
Оторопь взяла присутствующих.
Такого не ожидал никто!
Даже животное это пьяное удивилось.
– Все! Цирк закрыт! – резко крикнул один из посетителей.
Я его и не заметил вначале. Какой-то простой слишком. Росточком – метр с кепкой, не худой, не толстый. Но тверденький весь, спина прямая, грудь вперед – с достоинством себя ставит. Стриженый. Лопоухенький, то ли – рыжий, то ли – рябой. Ну, крестьянская мордаха, одним словом. Не запомнишь – такой неказистый.
Девчонку под руки – охранникам передал.
– Ты! – говорит лысому, – извинишься – на девчонку указывает, – и вон отсюда!
– Че-го! – лысый без разговоров ударил. Парень увернулся.
Чернявый дружок лысого ударил тоже. В четыре руки они быстро потеснили паренька.
Обманные движения, атаки, снова финты и вновь удары. Боксеры просто упивались своим мастерством. Алкоголь не мешал им играть с жертвой. Напротив, давал куражу! Туго пареньку пришлось!
Но не отступился.
Вертится ужом, волчком крутится, отступает, атакует и… пропускает и пропускает удары… А бьют сильно!
Упал.
Захохотали боксеры. Глумятся!
А он поднялся!
И снова парирует, пропускает, уклоняется, бьет! Держится!
Помощи ждать неоткуда. Охранники в драку не спешат. Остальные – помалкивают. Смотрят.
А держаться все труднее. Вот уже глаз заплыл. Второй подбили. Кровь носом закапала. Руки в ссадинах. Дышит тяжко, может, и ребро сломали…
Снова упал. Встает!
Атакует!
Опять на полу. Поднимается!
И так шесть раз…
Когда он, весь в крови и рванине, еле на ногах стоя, в шестой раз кинулся в бой, пьяные ничтожества испугались.
– Сумасшедший?! – закричал лысый и отступил. А третий, что в основном не вмешивался в бой – нож вынул. Блеснула сталь. Охнули зеваки. Наклонил голову упрямо паренек. Приготовился. Но… ни шагу назад!
Приехала полиция…
Я вызвался свидетелем.
Рассказал, как было. Подписал где надо.
И, уловив момент, спросил его: «Зачем вмешался?!»
А он только одно и сказал: «Не по-людски они… несправедливо…»
Так я встретился с настоящим героем!
Запал мне в душу случай этот. Будто надорвалось внутри что-то.
Впервые такую отвагу я встретил. Думал – только в книгах и бывает.
А тут увидел своими глазами.
Но больше всего раздражало несоответствие это: не похож он на героя! Ну, ни капельки! С виду такой простой, и внимания бы не обратил! Как все!
Как все?
И стал я невольно к прохожим присматриваться. А они – в нашем пригороде почти все такие же: невзрачные, серые, с лицами отнюдь не красивыми… Одеты скромно… Манерами не блещут.
Но чудится мне острая тяга к справедливости в их глазах.
При них над слабым не потешишься – руки оборвут!
А спустя неделю после случая в том кафе читал статью о подготовке к семидесятилетию празднования Победы в нашем районе. О ветеранах.
И там были старые фото.
Глянул я, и оторваться не смог!
Как привороженный у монитора застыл! Смотрю, и глазам не верю – да это ж он! Тот паренек – герой! В каждом лице его черточки вижу.
В каждом!
И тогда встала передо мной вся истинная красота людей этих. Не в красивых мундирах она скрывается и не в лицах холеных!
Но в душах…
В глазах что-то изменилось у меня.
Я и моргал, и протирал их. И вставал отдохнуть от компьютера. Даже водой промывал!
Но видеть стал иначе!
Смотрю те же фото, что и раньше. А передо мной – титаны, герои богоподобные!
И выглядят, вроде бы, так же невзрачно…
И лица – рябые, топором рубленные…
А я вижу только, как они, после шестого падения, все в крови и рванине, встают в полный рост, с презрением к смерти в глазах!
Так вот и победили…
Вот же она – красота истинная!
И героизм…
О жизни и творчестве Льва Куртена – Казанцева. Пётр Трапезников. Часть 1 – Очерк. 20.06.2015
Нет с нами больше Льва Григорьевича Казанцева (Куртена). 5 декабря 2014 года умер талантливый, замечательный, общительный и добрый Человек – поэт, писатель, врач-гомеопат.
Льву 20 июня 2015 г исполнилось бы 69 лет.
В светлую память об этом талантливом Человеке публикую этот очерк на его странице, с разрешения жены Льва Куртена-Казанцева Галины Казанцевой. Очерк написан на основании личной переписки со Львом и с женой Льва Галиной и его дочкой Диной. (Петр Трапезников)
Идет 1941 год. Летние теплые дни и короткие летние июньские ночи.
Школьники в этот воскресный июньский день праздновали окончание школы. Танцевали, гуляли по скверам и паркам, пели компаниями песни. Веселились, как всегда в эти летние теплые дни. Уже на рассвете, гуляя на площади, они услышали из репродукторов голос Левитана.
– Внимание! Говорит Москва! – Передаем важное Правительственное сообщение!
Началась Великая Отечественная война с фашизмом. На рассвете 22 июня началось вторжение гитлеровских войск в СССР по плану войны Гитлера под условным наименованием «План Барбаросса».
Только что окончившая школу 18-летняя москвичка Леночка Ликина добровольцем уходит на фронт. На краткосрочных курсах обучилась и стала санитаром-инструктором. После обучения была направлена на фронт. Как санинструктор Леночка шла вместе с бойцами в первой цепи. Перевязывала раненых.
Однажды, пытаясь оказать помощь раненому командиру под минометным обстрелом, и сама была ранена. Вместе с этим командиром она попала в госпиталь. Но ранение было легким, и вскоре она продолжила службу на передовой линии.
Но встреча с командиром оставила неизгладимое впечатление мужества этого человека. Так она влюбляется в интересного, мужественного, красивого офицера, который был старше её на 26 лет. Григорий, вскоре вылечившись, вновь вернулся в полк. Вместе они и продолжают служить, встречаясь в короткие промежутки между боями.
Любовь была такая, что Елена убегает в самоволку к нему на свидания. Как результат таких самоволок – гауптвахта.
Боже, какая ерунда, эта гауптвахта – хорошо, что не расстрел за побег с передовой. Вот ведь такая была в то время любовь! Так вместе они служили в одном полку до конца войны.
После войны с фашистской Германией Елена и Григорий ещё воевали с японцами.
И когда после Победы над Японией они плыли служить на Камчатку, Елена уже носила Левушку под сердцем.
А маме своей Леночка все описала в Москву. Мама категорически не приняла такой брак её любви.
Как так, решала мама: – зять – её ровесник! Ужас! Хотя и заслуженный, но далеко не молод. К тому же неизвестно откуда – из какой-то Сибири, с Алтая?!
Бабушка будущего Левушки в то время работала в Министерстве легкой промышленности, где министром был тогда А. Н. Косыгин.
А Григорий Андреевич Казанцев, теперь уже муж Елены Ивановны, действительно, был достойным человеком.
В Горном Алтае служил в ЧОНе, боролся с бандитами и контрабандой.
К лету 1920 года, после упорной борьбы с белочехами и колчаковцами, Горный Алтай был освобожден.
Формирование милиции проходило в труднейших условиях: недостаток кадров, неграмотность и малочисленность личного состава, острая нехватка оружия – все это усугубляло сложную обстановку в области, которая была вызвана бандитскими выступлениями. Скрывавшиеся в горных ущельях, заимках и других труднодоступных местах Горного Алтая банды, состоявшие из бывших колчаковцев, белогвардейских офицеров и местных национальных баев, терроризировали местное население, зверски убивая партийных работников, сельских активистов, людей, сочувствующих Советской власти.
В Горном Алтае в августе 1921 года были спешно сформированы части особого назначения (ЧОН), которые комплектовались исключительно коммунистами, комсомольцами, бывшими красными партизанами – людьми, на деле доказавшими свою преданность Советской власти. На борьбу с бандитами и был направлен молодой 24-летний коммунист Григорий Андреевич Казанцев.
Кстати, неопубликованные мемуары Григория Андреевича о тех временах лежат до сих пор. Лев не успел переработать мемуары Григория Андреевича и опубликовать их. Оставлял все до лучших времен.
Продолжение тут http://www.chitalnya.ru/work/1364721/
О жизни и творчестве Льва Куртена – Казанцева. Часть 2. Пётр Трапезников. Очерк 22.06.2015
Начало тут http://www.chitalnya.ru/work/1363566/
Но все по порядку.
Лева как-то разоткровенничался и писал мне об истории рода и своих корнях. Слова его были проникнуты такой любовью и теплотой! Он с какой-то гордостью писал о своих предках. Проникаешься невольно добрым уважением и признательностью к его родителям.
В 1946 году семья Казанцевых приплывает на Камчатку.
Прибыв на Камчатку, глава семьи начал работать в Госбанке. Григорий Андреевич, как член КПСС, был честным, порядочным, добрым человеком, патриотом своей Родины. Добросовестно исполнял все, что ему поручали.
Был Григорий Андреевич и заботливым семьянином. Для него семья была основной житейской ценностью.
Считал, что если на семейную жизнь смотреть, как на явление будничное, а на семейные обязанности, как на нечто вторичное, что можно отложить, отодвинуть «на потОм» перед любым другим делом, – вот тогда самосохранение семьи практически будет равно нулю, и никакое физическое, духовное, да и материальное благополучие, никакое обилие свободного времени не сделает такую семью жизнеспособной.
Позднее его, как порядочного и честного, заслуженного орденоносца, коммуниста, имеющего экономическое образование, вызвали в Министерство государственного контроля СССР. В то время оно было основным органом проверки исполнения решений СНК СССР в расходовании денежных средств и материальных ценностей.
Свою деятельность Министерство, как общесоюзный орган управления, осуществляло через центральный аппарат, а также через уполномоченных в союзных и автономных республиках, краях и областях.
Министерство поручило Григорию Андреевичу возглавить Госбанк на Камчатке.
Григорий Андреевич имел экономическое образование. Он владел особыми приемами устного счета. Способностью быстро в уме оперировать числами, выполнять с ними любые действия, включая вычисление процентов. Эта способность сохранилась у него на всю жизнь и помогала ему в работе, в любых делах. Где бы ни работал Григорий Андреевич – сотрудники всегда поражались его памятью на цифры, его умению проводить мгновенные арифметические действия.
Вскоре тут, на Камчатке, в июне 1946 года родился Левочка.
Семья испытывала в это время определенные трудности. Во-первых, это привыкание к местному климату.
Камчатка – это не центральные европейские области. Елене Ивановне, как москвичке, трудно было привыкнуть к суровым местным климатическим условиям.
Климат Камчатки – это сильные ветры, ураганы и штормы. Они наблюдаются во всех районах области. В зимние месяцы, например, каждый день в каком-либо районе дуют ветры силой свыше 6 баллов – 10–12 м/сек. Самая большая продолжительность этих ветров в Петропавловске и у мыса Лопатка.
Значительное количество осадков – вторая особенность. Осадки в течение года выпадают неравномерно: в теплое время – с апреля по октябрь – больше, чем в холодное.
Третья особенность – частая изменчивость погоды во все сезоны года, особенно зимой.
На побережье в отдельные годы средняя температура зимой может быть выше средней многолетней почти на 15 °С. Резкое потепление или похолодание может произойти неожиданно за сутки, а часто и в течение дня. Изменение температуры воздуха за сутки может достигать нескольких десятков градусов.
Эти трудности и приходилось преодолевать семье Казанцевых.
В том числе и Левушке, родившемуся в этих суровых краях. Крошка Лева еще не понимал, в каком суровом краю он живет. Он чувствовал только тепло своей мамы.
Но постепенно подрастая, он уже испытывал все суровые климатические изменения погоды.
Малыш Левушка был чутким, добрым и ласковым ребеночком. Елена Ивановна с малых лет его называла за какую-то необъяснимую улыбку на его лице и за его ласковость – Левушкой. Это было их любимое чадо. Левушку любили и мама, и папа.
Продолжение тут http://www.chitalnya.ru/work/1365619/
О жизни и творчестве Льва Куртена – Казанцева. Часть 4. Пётр Трапезников. Очерк 24.06.2015
Начало тут http://www.chitalnya.ru/work/1363566/
Сегодня, 20 июня 2015 года, Льву Григорьвичу Казанцеву исполнилось бы 69 лет.
Вспоминает о нем его жена Галина Васильевна Казанцева.
Пытаюсь донести до вас, почитатели и читатели талантливых произведений Льва Куртена-Казанцева, сведения о совместной жизни Льва и Галины.
Лев еще в школе увлекся изучением языка эсперанто.
Эсперанто – искусственный язык международного общения, разработанный врачом Л. М. Заменгофом. Очень простой, логичный, построенный на базе многих языков.
В студенческие годы Лева владел эсперанто бесподобно. В это время он делает литературные переводы. Пишет статьи на языке эсперанто в студенческие журналы. К 1967 году Лева уже входил в руководство общественной организации Эсперанто – SEJMа (Soveta Esperanta Junulara Mojvado). Это молодежное эсперанто-движение охватывало студенческую молодежь почти во всех учебных заведениях Советского Союза.
Лева уже был вице-президентом этой организации и часто ездил на международные конгрессы.
Эсперанто-движением увлекалась и Галина Ненахова, студентка Московского института иностранных языков (МГОСГИ, так теперь он называется). Жила она в подмосковной Коломне. Принимала активное участие в изучении языка эсперанто. Участвовала в организации и переписке для углубления языка, организовывала международные эсперанто-лагеря. В будущем собиралась преподавать его.
Как говорится – пути Господни неисповедимы.
В 1967 году Лева и Галина впервые встретились в международном эсперанто-лагере в Литве. Лева выступал на сборах уже как асс эсперанто. А Галина только начинала активное изучение языка.
Молодые 21-летние студенты. Лева на сборах, как представитель организации Эсперанто – SEJMа, а Галина – начинающая изучать язык. Ей было все очень интересно.
– У нас в Москве на улице Герцена 19, в Доме Учителя, находился клуб Эсперанто, где организовывали встречи, мероприятия, общались на эсперанто-языке, – вспоминает Галина Васильевна. В этом клубе она и Лева и встречались впоследствии по выходным.
Они были молоды. Шел им 21 год. И появилась любовь друг к другу.
– Лев Григорьевич был в руководстве, – говорит Галина Васильевна, – а у нас была большая, очень сильная московская группа. Я владела языком постольку-поскольку, только начинала активничать, а Лев был уже известен как асс.
– В этого асса эсперанто я и влюбилась, – говорит Галина.
В эти молодые годы – Океан любви. Он бесконечен. Его познаешь шаг за шагом, гребок за гребком, волна за волной и удивляешься, сколько еще не познано.
– Однажды, – говорит Галина, – я была свидетелем, как они с другом помогали милиции задерживать преступника в поезде. Лев был высокий, но довольно хрупкий в юности. А тут одним ударом он свалил здорового мужика. Я испугалась, но как он вырос в моих глазах, как мужчина!
– Связало нас эсперанто-движение, – говорит Галина, – и в начале 1970 года мы поженились. Уже вместе мы принимали активное участие в изучении языка эсперанто. Преподавали его, организовывали переписку для углубления языка, организовывали международные эсперанто-лагеря.
– Вообще способности к языкам у Левушки были феноменальные, – говорит Галина, – сам читал свою профессиональную литературу на английском и немецком языках. Практически никогда ко мне, как к жене-переводчице, за помощью не обращался. Хотя я уже была профессиональным переводчиком научной медицинской литературы. А в начале 90-х годов Лева самостоятельно выучил шведский язык.
Как говорит Галина Васильевна, Лева переписывался со своим другом Бо Санделином, с которым он познакомился в 1969 году в Швеции, в Мальмо, на конгрессе. В то время Бо Санделин был префектом Гетеборгского университета.
Потом Лев стал «невыездным» из-за своих литературных трудов.
– Папу в то время чуть не посадили, – говорит дочь Льва Григорьевича Дина. – Он просто не принимал существующий в то время подхалимаж и бравурное шествие брежневщины. Сейчас это смешно.
– Писал стихи антисоветского содержания в то время, было такое в его жизни, – говорит Дина. – Читал и занимался самиздатом запретных авторов (А. И. Солженицына, Бабеля и др.).
– Я помню, – говорит Дина, – как от КГБшников мы с мамой прятали его литературу в подвале и уносили к друзьям. А ведь мне было всего-то 10–11 лет.
И во второй раз он смог съездить в Швецию к другу в гости лишь в 1992 году.
Вообще-то Лев всегда был русским патриотом. Бессребреник. Материальное положение никогда не играло ведущей роли в его жизни.
После окончания института и распределения он попал работать в больницу, где стал главным врачом.
Лев был хорошим аналитиком, диагностиком. Эрудиция его зашкаливала. Без амбиций. Совершенно не злопамятный. Вспыльчивый, но повернется и уже улыбается.
– В семье мы никогда не скандалили, – говорит Галина Васильевна. – От него всегда исходило теплое отношение ко всем членам семьи: и к отцу, и ко мне, и к дочке, которую он очень любил.
Дочку и внуков обожал.
Впоследствии его пригласили работать ассистентом в медицинский институт. Работал над диссертацией. Но ему очень не нравилось ездить в колхоз и со студентами и с преподавателями.
Однажды они должны были чистить навоз. Представляете? Хирурги, педиатры, лечебные врачи – чистят навоз? К тому же иерархия, вертикаль. А он сам привык руководить и решать вопросы. Его не отпускали, хорошо к нему относились. Но он все-таки решил уйти в свою практическую медицину, которую он, в общем-то, любил.
Приемы у него стоили немного. Очень многих принимал бесплатно. Был монастырским врачом, бесплатно. Батюшки и матушки его очень любили. Немного рисовал. В 2000-х годах заинтересовался иконописью. Писал иконы. У нас есть один монастырь, где настоятель был его духовником.
Священнослужители – высокообразованные, очень интересные люди. Многие из них были москвичами. Их привела сюда перестроечная смута. Так и осели здесь, в городе Иваново.
Когда Лев заболел и был в больнице, его исповедовал настоятель монастыря о. Валаам. От соборования Лева сам отказался, потому что его непрерывно рвало.
Отпевали Леву в Храме Серафима Саровского, где настоятелем сын известного адвоката и политика Генри Резника отец Андрей Львов (по фамилии матери). Было много народа.
На отпевании сотрудники клиники Льва очень хорошо говорили о нем – справедливый, умный. Хорошо относился к молодым специалистам. Было на отпевании много бывших пациентов Льва. Все плакали и рыдали.
Хоронили Льва в районе дачи Дины, чтобы чаще навещать. Панихиду проводил другой священник, тоже москвич, очень интересная личность.
Все поехали провожать своего любимого доктора.
Ехали длинной кавалькадой все 20 км.
Его любили пациенты. Любили женщины. Любили все в нашей семье. Любил и он свою семью.
– Я не ханжа, – говорит Галина Васильевна. – Все-таки 40 лет в медицине, но принципиально я некоторые литературные произведения его не принимала. Мужское чтиво не для меня. Люблю написанную Львом лирику, философию, чистый юмор. Но что писать – это было его творческое право.
Продолжение тут http://www.chitalnya.ru/work/1380612/
Штора (Александр Александров) – Рассказ. 19.09.2015
Сережка открыл глаза.
На стене громко тикают часы, им вторят похожие – в соседней комнате. В остальном в квартире тихо. Он здесь один.
И ничего страшного! Он же уже взрослый – шестилетка. Скоро в школу.
Взгляд скользнул по комнате. У кровати коробка с игрушками. Рядом постель старшей сестры – аккуратно заправлена. Нужно вставать.
Боязливо выбрался в прохладный колючий воздух. Натянул трико, носки и рубашку. Пошарив ногой тапочек у кровати, собрался с духом – умываться.
Осторожно, стараясь не очень шуметь, шагает через всю квартиру. Пусто. Жутко. Вокруг словно шепчет кто: «Они здесь. Они могут слышать!». По углам шорохи, скрипы, будто дышит кто.
Скованно почистил зубы, смочил холодной водой мордаху, поелозил по ней полотенцем.
Плечики неуютно вздрагивают. Спину колюче касается неизвестность. Неведомость.
Она наступает тотчас, как ты отворачиваешься.
Можно резко обернуться и посмотреть туда, где она шуршит. И ее не будет, там…. Но, она мгновенно возникнет у затылка. И за плечом.
Это самое плохое.
Малыш спешит в кухню и скоренько сооружает себе завтрак. Благо чай еще не остыл с того часа как все ушли из дома – греть не надо. Это ускоряет процесс. Осторожно, стараясь не звенеть ложкой, мешает сахар, и быстро, торопясь, жует бутерброд. Нужно спешить. Потому что все это время оно находится там. И это пугает.
Нет, не здесь – не в кухне.
Но от этого не легче. Оно, страшное, там, в других пустых комнатах.
Да и Бог бы с ним, пусть себе там будет. Сережке туда и не хочется нисколько!
Но ужаснее всего то, что оно может двинуться сюда!
В любое мгновение!
И от этого можно просто умереть. Потому что страшно!
И он бы умер, уже давно. Потому что выдержать такое напряжение маленькому человечку немыслимо! Если бы не штора!
Сережка торопливо отодвигает кружку, осторожно сползает с табуретки и, с проворством ящерицы, юркает под тюль на окне в кухне.
Замирает, прислушиваясь к тому, что творится за спиной в холодной и пустой квартире. Потом осторожно выдыхает: «Фууу-у…».
Вокруг – тревожная тишина. Она так же, как и минуту назад, пытается колоть его холодными иглами в спину. Но теперь это не выйдет! Теперь он недосягаем для зла.
Здесь – за шторой – ничто не может причинить ему вред. Никто! Потому что тут он невидим и неслышим, это волшебный занавес.
За стеклом яркий и прекрасный летний двор. Море зелени, цветы в клумбах. Пока еще пустая детская песочница. Редкие прохожие спешат мимо. Подбодрить малыша, смотрящего в окно, некому. Да и интересна ли чужим людям его ушастая мордашка?
На время Сережка отвлекается от своих тревог и с удовольствием разглядывает то, что снаружи. Однако интересного там мало, а время тянется предательски медленно.
Осторожно выглянув за тюль, мальчик сверлит взглядом часы.
Так хочется подтолкнуть проклятый механизм!
Ведь когда две стрелки сойдутся на цифре двенадцать, кончится пытка. Квартира вновь преобразится в его родной и любимый дом. Холодное и колючее нечто трусливо будет прятаться в одному ему ведомых потайных местах. А Сережка будет радостно скакать по квартире, радуясь игрушкам и удобному красивому дивану, телевизору и мягкому паласу на полу. Потому что придет главный и самый сильный, тот, кто одним своим присутствием убивает страх – отец.
Вместе они пойдут на обед в ближайшее кафе. И там будет так интересно!
Не спеша и важно усядутся за стол папины коллеги: Александр Николаевич, Борис Андреевич и Иосиф… Отчества его Сережка никак не мог выучить. «Дядя Иося» – шепчет он себе и ласково улыбается. Все будут смущать Сережку важными приветствиями и шутками по поводу того, как он проголодался. А он, млея от счастья, будет улыбаться им – таким красивым, сильным и умным папиным друзьям.
А после, за обедом, мужчины заведут серьезный разговор о важных делах. Они будут спрашивать друг друга, и высказывать мнение о каких-то неведомых мальчику вещах. И Борис Андреевич важно и серьезно будет обращаться к своим собеседникам присказкой: «И ты понимаешь, какое дело?!»
Как хочется походить на них!
Да, конечно, он будет как папа. Но говорить он будет именно так: «Ты понимаешь, какое дело?!»
Сережка улыбается своему маленькому предстоящему счастью. Он забыл о страшном.
И даже не видит того, что происходит во дворе. Он ждет.
А проклятые стрелки словно прилипли к циферблату. Показывают десять утра.
Это значит, что мальчик будет стоять за шторой еще два часа. А когда кончится обед и, ничего не подозревающий отец ласково попрощается, и снова уйдет на работу – еще вечность.
Это Сережкина жизнь – за шторой.
Россия вернулась. Она на пороге. (Юрий Алексеенко). Рассказ. 23.12.2015
На восходе солнца я увидел женщину в синем платье и пурпурном мафории с тремя звёздами. Она вышла из зари в огненном сиянии и встала костьми у истлевшей часовни, на полог земли, сирый и оскудевший. Посох Божий молодил её руку и укреплял не согбенный стан.
Я спросил:
– Кто ты, женщина?
– Я – Россия. Вернулась домой, – ответила она.
– Где же ты была столько лет?
– В плену…
– Здравствуй, Россия! – приветствую её.
– Здравствуй, народ мой. Как тебе жилось без меня?
– Плохо, – говорю ей. – Были войны и глады. Сырость и жара съедали наши тела и души. Лихоманка и жажда терзали нас нещадно. Чертоги наши вороги жгли, чернь бесовская срывала с нас живоносные кресты и гнала в бесплодные пустыни. Земля горела, реки кипели мутью. Колодцы безвожились, колосья пшеничные сохли, не набрав силу, земля солончаками пучилась. Мы, ослепшие и не путеводные, бродили без молитвы и веры меж Балтийским морем и Тихим океаном и искали тебя в себе. Терпели нужду и бесчестие. Бились за счастье других, а своего не видели почти уже сто лет. Мы хотели жить как все. Желали добра всему миру. За это он, мир жестокосердный, нас тяжко проклинал и ненавидел. Сколько раз мы спасали его от гибели. И никто нам спасибо не сказал. Только каменья метались в нашу сторону, да плевки в спину. Скажи мне, Россия, теперь всё будет по-другому?
Женщина посмотрела на меня и опустила в печали голову.
– Не знаю. Боюсь, что опять уведут меня из дома на заходе, в лучах угасающего солнца. Уведут навсегда.
– Чем я могу тебе помочь, Россия?
– Народ, люби меня. Всем сердцем люби. И я воспряну, излечусь от лихости бесовской. Ибо самое лучшее лекарство – это любовь. В ней вся сила. Не предавай меня больше никогда. И я постигну вечность и Божью славу. Ты веришь в меня, народ мой?..