Вы здесь

Сборник абсурдных притч о смысле бытия. Часть 1. Случай в столовой (Д. И. Дамодаров)

Дизайнер обложки Юлия Манцуровна Бариева

Фотограф Дарья Сергеевна Джалелова


© Даниил Игоревич Дамодаров, 2017

© Юлия Манцуровна Бариева, дизайн обложки, 2017

© Дарья Сергеевна Джалелова, фотографии, 2017


ISBN 978-5-4485-1144-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Случай в столовой

– Не додали! Гречу не додали! – кричал заместитель директора Привалов.


В столовой повисла тишина. Люди перестали скрести приборами по тарелкам. Кто-то продолжал жевать капустный салат. А бригадир смены Гаврилов пригубил чаю, но проглотить не успел. Кто-то из слесарей удачно пошутил, и теперь Гаврилов смеялся, брызжа изо рта чаем на общий стол.


– Повара сюда! Кто ответственен за раздачу? Кто додает? Почему сегодня не додал?! – продолжал прилюдное разбирательство Привалов.


– А ведь и правда не додали! В прошлый раз гречи было больше, где то с ладошку, – сказал водитель билаза Сергей.


– Да! Да! Гречу не додали! Не доложили! Было больше гречи! – подхватили мужики с разных концов заводской едальни.


С кухни вышел ответственный за раздачу. Некто Тетякин.


– Ты ответственный? – спросил заместитель директора Привалов.


– Я, – ответил ответственный за раздачу Тетякин.


– Как зовут?


– Егор Андреевич Тетякин.


– Скажи мне Егор, почему гречу не доложил?


Уши Егора стали багровыми.


– Кончилась греча.


– Как это кончилась? Давеча завезли два камаза с гречихой, как же это кончилась-то? – не унимался Привалов.


Егор молчал и старался прятать руки за спиной. Замдиректора это заметил:


– Что это у тебя там?


– Где? – Егор Тетякин понял, что дело пахнет керосином.


– Да вот там за спиной. Руки покажи.


Егор сделал шаг назад, не желая подчиниться.


– А ну быстро показал свои руки. Я два раза повторять не стану, Егор. Лучше делай по-хорошему, пока я просто попросил.


– Лучше делай, как он говорит, парень. Не дури! – не без страха в голосе сказал бригадир смены Гаврилов, прокашлявшись после несвоевременного глотка.


Егор медленно вытащил руки из-за спины. Все они от ногтей и до локтей были в гречке.


– Греча! Ну, вот же! Вот! Объясняйся! Объясняйся пёс, почему у тебя моя порция на локтях! Ты у меня объяснительной не отделаешься! Даже штрафом не отделаешься! Святые угодники! Ты куда всю гречю подевал?! – орал Привалов.


– Эт не хорошо, брат. Мы же люди рабочие, нам кушать как положено надобно. Чего’й ты это устроил? – спросил Гаврилов.


– Вон у него там след из гречи за спиной! Смотрите-ка, а! – выкрикнул кто-то из собравшейся толпы похмельным голосом.


И правда, за Егором Тетякиным тянулся еле заметный след из гречихи, который утопал в кухонных катакомбах.


Егор попытался убежать, но заместитель директора Привалов схватил его за шиворот и поволок на кухню:


– Ишь чего! Давай-ка посмотрим, что это ты там прячешь.


– Не надо, прошу! Пустите! Пустите, пожалуйста! – кричал Егор.


Толпа мужиков ринулась следом. Бригадир смены Гаврилов зажевал капустный лист и тоже встал изо стола.


Гречневый след привел к ржавой железной двери в конце коридора.


– Не надо! Прошу, не надо! Стойте! Стойте! – орал Тетякин.


Никто его не слушал. Привалов дернул за ручку – дверь отворилась. Внутри темнота. Мужики кричат: «Там рычаг должен быть или выключатель!»


Привалов нащупал рубильник и опустил его. По комнате забегали электрические разряды и молнии, заметались искры. Провода трещали и гудели. Пара длинных неоновых ламп замерцала на потолке холодным светом.


В центре комнаты стоял стул дантиста. На нем лежал человек. Тут в него ударил ток и он заорал:


– Ааа! Больно! Выключай! Выключай, твою мать!


Егор Тетякин подбежал к рубильнику и немного поднял его, где-то до середины. Свет остался гореть. Подача тока продолжалась. Но человек на стуле кричать перестал.


– Он жив! – воскликнул Егор и принялся бегать по комнате с поднятыми руками, – он жив!


Половина мужиков решила спасаться бегством. Бригадир смены Гаврилов побежал за огнетушителем. Вторая половина была крайне напугана, но осталась из любопытства.


Привалов медленно подошел к стулу в центре комнаты. На стуле лежал человек. Человек, вылепленный из гречи. Гречневый человек. И этот человек дышал.


– Что за чертовщина… Никогда в жизни такого не видел.


– Это мое величайшее творение! – кричал Егор.


– Йокарныбабай! – сказал прибежавший Гаврилов и окатил гречневого человека из огнетушителя, – как обгорел-то бедняга!


– Нет-нет-нет! Что Вы делаете?! Прекрати! Прекрати! – Тетякин набросился на Гаврилова, пытаясь перекрыть струю.


– Огня! – заорал гречневый человек.


Все затихли.


– Что… что Вы сказали? – спросил заместитель директора. Ужас подступал к его горлу. Он не знал как обращаться, «на ты» или «на Вы», поэтому из страха выбрал более деликатный вариант.


– Огня… – прошептал человек из гречи.


– Зачем… зачем Вам огонь?


– Сожгите меня.


– Что?


– Сожгите меня как соломенную бабу на масленицу.


– Соломенную бабу?


– Да. Я… я – предвестник вашего урожая. И я пришел в этот мир, чтобы сгореть. Вы, вы должны сжечь меня. Я… я должен пригореть… соорудите… соорудите большую сковороду и пожарьте меня. Я должен пригореть.


– Но… я… я не знаю… я… – Привалов оглядывался по сторонам, ища поддержки.


– И хоровод… вы все… должны вести хоровод… вокруг меня… иначе вашему урожаю гречи конец.


– Что?! – Привалов стал серьезен как никогда, от страха не осталось и следа, все его естество заполнило искреннее возмущение, – как это гречи конец?! Не будет гречи?! А с чем же тогда подливу жрать! Подлива без гречи тоже не хорошо, как и греча без подливы!


– Да, нехорошо, – подхватил бригадир смены Гаврилов. Потом сплюнул на пол, вставил в рот зубочистку и добавил, – будем жечь.


– Будем жечь, – подтвердил замдиректора, – выбора нет. А какой у нас выбор? Мир без гречи мне не нужен. Это не вариант. Я так жить – отказываюсь.


– Решительно поддерживаю, – вставил свою лепту Гаврилов.


– Ты не можешь! Ты не можешь пожертвовать собой! – закричал Егор гречневому человеку. Всё это время он стоял в стороне, сдерживая слёзы и подавляя истерику, – Я столько сил на тебя потратил!


– Молчи, Егор, ты свое дело сделал, – сказал Привалов, – теперь тут командую я. Так мужики, поднимите этого гречечеловека и тащите на общий двор за заводом. Гаврилов?


– Да.


– Скажи своей бригаде, чтобы дров нарубили на костёр и пусть тащат старый казан со свалки. Поскребите болгаркой немного и ставьте на костер. Управимся до вечера.


– Что же вы делаете?! Изверги! – орал Тетякин.


– Не время распускать нюни, Егор. Ситуация патовая, – сказал заместитель директора Привалов, с грустью в глазах.


Человек из гречи взял Тетякина за руку, подтянул к себе и обнял. Потом чуть приподнялся над креслом и прошептал на ухо:


«Тебе кажется, что ты потеряешь меня, но это не так.


Я никогда и не принадлежал тебе. Я никогда не был твоей собственностью.


Нам часто кажется, что люди вокруг нас, наши близкие, друзья и жены… особенно жены – это часть нас самих.


Мы так привыкли к тому, что они есть в нашей жизни, что уже и представить себе не можем, что их может и не быть рядом с нами.


Да, это грустно. Но таковы правила игры.


Наши самые любимые люди в жизни – лишь попутчики в долгой дороге из череды рождений и смертей.


Каждая наша новая жизнь, каждое новое воплощение – это очередная машина, которую мы поймали, путешествуя автостопом по трассе материального бытия.


Наши попутчики – это родные и близкие. А Время сидит за рулем. И именно оно решает, кому зайти, а кому пора выходить.


Время… время – это безличное проявление Бога в этом мире, Его взгляд, заставляющий материю постоянно меняться. Время посылает нам важных людей, время же их и отнимает.


Каждый новый человек в нашей жизни, каждая новая встреча – это урок. И мы поставлены в эти ситуации, чтобы учиться.


Главное в жизни – это отношения. В них мы испытываем самую большую радость и самое великое горе. Чему учат отношения? Жить не ради себя, жить бескорыстно. Они учат делить счастье и беды другого человека. Учат заботе и исполнению долга.


Но мы либо хотим этому учиться, либо нет.


И чаще всего – нет.

Разводы, измены, предательства. Все из-за этого. Из-за того, что мы не хотим учиться добровольно.


И потому время и жизнь учат нас на языке обстоятельств.


Все что мы считаем своей собственностью – мы теряем с болью в сердце.


Все что мы по-настоящему любим – мы отпускаем с тоскою и чувством благодарности внутри.


Почему отпускаем? Потому что настоящая любовь не терпит чувства собственности.


Мы все будем плакать от потерь. Но кто-то из теплой благодарности к ушедшей личности, а кто-то из-за того что у него забрали игрушку в виде другого живого существа, из-за того что теперь он не сможет наслаждаться этим другим существом, так как раньше.


Корень всегда в мотиве, мой друг. И жизнь учит нас именно чистоте мотивации.


Так что отпусти меня с легким сердцем, дружище, и давай идти дальше. Ты своей дорогой, а я своей. И спасибо тебе за все».


Гречневый человек отпрянул и Егор разрыдался. Но потом он собрался с силами и перенес последующие события с мужеством.


А было вот что.


Часом позже все рабочие завода собрались на заднем дворе. Осенний ветер продувал насквозь, если кто-то был без куртки с толстым подкладом. Воронье каркало, сидя на голых ветках берез.


Из-за угла литейного цеха выехал синий мотоцикл с люлькой. В люльке сидел человек из гречи.


– В казан его кладите, мужики, – скомандовал заместитель директора Привалов.


Трое крепких стахановцев вытащили гречневого человека из люльки и расположили точно по центру казана.


– Жгите! – сказал Привалов, – и маслица добавьте, да побольше.


Мужики притащили два ведра «Крестьянского», 3,2% жирности, и вывалили в нагревающейся казан.


– Хорошо-то как! – радовался гречневый человек, распластавшись на дне казана в плавящемся сливочном масле.


– Мужики, на медленном огне надо… подгорит же, – предложил водитель билаза Сергей.


– На то и расчет, Серёга, на то и расчет, – ответил бригадир смены Гаврилов и тут же прикрикнул поварам: «Соли добавьте! Да помешать не забудьте!»


В общем жарили гречневого человека где-то полчаса. Воду не доливали. Подгорел он, конечно, будь здоров. Но на кухне к этому времени уже кипел чан с томатной подливой. Так что настроение у всех участников действа было праздничное. Водили хороводы, украшали друг друга гирляндами, стреляли в небо из хлопушек, запускали воздушного змея.


Потом принесли подливу и всем раздали по порции с остатками гречневого человека.


– А гречу-то все-таки додали, мужики! Ура! – выкрикнул Привалов.


– Ура! Ура! Ура! – вторила ему сытая и довольная толпа.


А после работы водитель белаза Сергей пришел домой и написал белый стих:

Ах, как грани этики тонки

Что позволяют как бы вскользь

Быть людоедом мне всерьез

И в тоже время им не быть.