2
День. Зал кафе. Частично выгоревшие стены и мебель. Беспорядок и разруха. В одной из боковых стен – вход в служебные помещения.
Посреди зала стоят Георгий Николаенко – мужчина лет 40 с лишним, в кожаной куртке, – а также пожилой Солидный мужчина в долгополом пальто, роговых очках с непроницаемыми стеклами, с золотым перстнем.
Николаенко. Позвонили среди ночи, сказали: горит. Я – сюда. Приезжаю, из окон – дым, пар… Хорошо – пожарка вовремя успела. Затушили. Кое-что даже сохранилось.
Солидный мужчина (осматриваясь). М-да, могло быть гораздо хуже.
Николаенко. Так и не спал, представляешь? Сердце разболелось. Три раза валидол сосал. (Открывает рот.) До сих пор сосу, видишь? Я думаю, это конкуренты. Нарочно подпалили, лошары.
Солидный мужчина. Кого-нибудь конкретно подозреваешь?
Николаенко. Есть пара людей, которые мне не нравятся. Я думаю, я им тоже не нравлюсь. Но черт их знает… В общем, следствие разберется.
Солидный мужчина. Может, твои бухгалтера? Решили недостачу скрыть.
Николаенко. Да ну, что ты. У меня всего одна бухгалтерша. Тощая, как лыжная палка. И абсолютно наивная. Даже можно сказать, дура. Нет, исключено.
Солидный мужчина. Ты застрахован?
Николаенко. Имеешь в виду имущество? К сожалению, не успел. Все тянул. Завтра, завтра, тити-мити… И вот… Мы ж еще двух месяцев не проработали. Думал, успею. А оно, видишь… Чик – и вспыхнуло. Кто знал? Но про долги я помню, ты не сомневайся. Все отдам, как договорились.
Солидный мужчина. Ты же все в бизнес вложил. Или что-то осталось?
Николаенко. Какой там! Все до копейки сюда вложено. Но я отдам, не сомневайся. Здесь, в принципе, можно обойтись косметическим ремонтом. Покрасим стены, мебель куплю самую экономную… Перестелем полы… Ничего, у нас постоянная клиентура. Народ снова начнет ходить, пойдет выручка… У нас же только зал обгорел. А вторая половина – я имею в виду, кухня, кабинеты, сортиры – все это целое. Гарью, правда, воняет. Но мы проветрим. Фигня вопрос.
Солидный мужчина. Гоша, для реставрации тоже деньги нужны. Где собираешься брать?
Николаенко. Пока не знаю. Перезайму. Возьму очередной кредит. В крайнем случае, что-нибудь продам.
Солидный мужчина. Что ты хочешь продать?
Николаенко. Да хоть… Не знаю… Хоть машину… Почку с печенью для трансплантации. Я найду бабки, не сомневайся.
Солидный мужчина. Кому нужны наши старые больные почки?
Николаенко. И не говори. У меня камень на камне. Но я что-нибудь придумаю. У нас же дела неплохо шли, сам знаешь. Только раскручиваться начали, и вот… Ты не сомневайся. Если я сказал – верну, значит…
Солидный мужчина. Когда?
Николаенко. Я же говорю, в срок. Я все помню. Все важные даты здесь. (Постукивает по голове.) Все записано.
Солидный мужчина. Смотри, Гоша, просрочишь хотя бы день…
Николаенко. Знаю, не сомневайся.
Солидный мужчина.…автоматически включается счетчик, набегают проценты. Такие правила, ты знаешь.
Николаенко. Знаю и помню.
Солидный мужчина. Ладно, мне пора. Не провожай. Желаю успеха.
Николаенко. Спасибо.
Мужчина уходит. Николаенко осматривает помещение. Замечает стоящего в проеме служебного входа Официанта – мужчину средних лет с мятым лицом, выдающим страсть к горячительным напиткам. На нем белая сорочка с галстуком-бабочкой, поверх которой надета куртка.
Николаенко. Миша, на кухне кто-нибудь есть?
Официант. Все разошлись. Вы же отпустили, Георгий Сергеич.
Николаенко. Да, в самом деле, чего тут торчать. А ты почему не ушел?
Официант. Да так, привык на работе находиться. Дома скучно, по телеку всякую муть для домохозяек крутят. Нет, если вы, конечно, потребуете, чтобы я ушел…
Николаенко. Я ничего не могу от тебя требовать. Слушай, глянь там, на кухне – в холодильнике ничего нет? Колбаса какая-нибудь с ветчиной, сыр, хлеб… Принеси, будь другом.
Официант. Сюда?
Николаенко. Ну да. А что?
Официант. Может, на кухню пройдете? Там чище.
Николаенко. Нет, я здесь, быстро, в виде фуршета. Мне еще подумать надо, прикинуть объем ущерба.
Официант. Одну минуту. (Идет в сторону служебных помещений.)
Николаенко. Посмотри заодно газетку, нигде не завалялась?
Официант. Почитать хотите? У меня детектив есть интересный. Про убийство. Могу принести.
Николаенко. Нет, спасибо. Детектив не пойдет. Газету принеси.
Официант уходит. Николаенко, глядя на следы пожара, со скорбным видом проходит по помещению. Возвращается Официант с толстой, многослойной газетой.
Официант. Позавчерашняя, Георгий Сергеич.
Николаенко. Спасибо.
Официант. В холодильнике ветчина есть, сыр «Пармезан» и вчерашний салат из крабов. Будете?
Николаенко. Неси.
Официант идет к выходу.
Подожди.
Официант останавливается. Николаенко, приблизившись, сует в его карман купюру.
Возьми. Это за беспокойство.
Официант. Да нет, зачем же? Мне не трудно.
Николаенко. Миша, я понимаю, ты патологический альтруист, но ты все же бери. У тебя сегодня вроде как рабочий день, а рабочие часы у нас оплачиваются.
Официант. Спасибо, Георгий Сергеич.
Официант уходит. Николаенко, подойдя к наименее затронутым огнем столу и стулу, покрывает их газетами, усаживается. Официант входит с подносом и тарелками, выставляет их на стол перед шефом.
Официант. Да, для этой цели газета лучше, чем детектив. (Кладя на стол приборы.) Что-нибудь еще?
Николаенко. Нет, спасибо. Ты знаешь, ты все-таки пойди домой, найди, чем заняться. И позвони сторожу, пусть приедет. Здесь сейчас день и ночь придется охранять.
Официант. Больше ничего?
Николаенко. Нет, иди.
Официант. Хорошо, пойду позвоню сторожу.
Официант уходит. Николаенко ест. Со стороны центрального входа появляется Иван. У него на плече рюкзак. Увидев Николаенко, он приближается.
Николаенко. Вам кого, молодой человек?
Иван. Вы Георгий Сергеевич? Георгий Сергеевич Николаенко?
Николаенко. Да, это я. А в чем, собственно…
Иван. Я вас искал.
Николаенко. Что значит – искал? Для чего?
Иван. Я из другого города. Нашел вас по Интернету, в «Одноклассниках». Там было сказано, что вы владелец этого кафе.
Николаенко. Был владелец. И кафе тоже было.
Иван. У вас был пожар?
Николаенко. Да. Ночью полыхало. Простите, я так и не врубился… Кто вы?
Иван. Вы мой отец.
Николаенко замирает в изумлении.
Мать недавно умерла. Я продал квартиру. Теперь вот ищу, где остановиться, в каком городе. Заодно решил вас найти, познакомиться.
Николаенко. Ты мой сын?
Иван. Да. Так уж получилось.
Николаенко. Ни черта не понимаю. Откуда меня сын? Хотя, конечно, все может быть. Слушай, ты не врешь?
Иван. Мать сказала, что это вы. Она не могла соврать.
Николаенко. Хорошо. Чем ты это докажешь?
Иван извлекает из кармана фото, подает отцу. Тот рассматривает снимок.
Да, это я. Старая фотка. Не помню, правда, где и кто меня фотал. Откуда она у тебя?
Иван. От матери.
Николаенко. Подожди, подожди… Ты сказал, она умерла?
Иван. Онкология. Пять месяцев в больнице пролежала.
Николаенко. Как ее звали?
Иван. Галя. Галина Степановна Бессонова.
Николаенко. Бессонова, Бессонова… А фотокарточки ее нет? С собой не носишь?
Иван находит очередное фото, отдает отцу.
Иван. Здесь, правда, она взрослая. Изменилась, наверное, с тех пор, как вы ее видели. Вы помните ее?
Николаенко. Ну да, разумеется. Смутно, правда, но… Ты не беспокойся, помню, как же.
Иван. Вы вместе в техникуме учились. Она была младше на курс.
Николаенко. Да, да. Младше на курс… А у нас разве был ребенок? Ты не стой, присаживайся. Вот, газетку подстели.
Николаенко подает Ивану газету. Тот усаживается.
Иван. Она говорила, вы не хотели детей. Говорили, что даже если кто-то из ваших подруг залетит, вы будете настаивать на аборте. Сказали, что в любом случае откажетесь от отцовства.
Николаенко. Что, серьезно? Я так говорил?
Иван. Она даже не стала предупреждать вас, что беременна. Бросила техникум и уехала к сестре в Тучково. Там мы и жили. Потом она умерла.
Николаенко. Блин, черт!.. Слушай, так неудобно.
Иван. Да ладно, ничего, нормально. Она все время повторяла, что вы – хороший.
Николаенко. Серьезно?
Иван. Да.
Николаенко. Пойми, я действительно в то время был противником деторождения. Я и сейчас, в общем-то… Но ты должен понять. Посмотри, в каком мире мы живем. Войны, насилие… Экология ни к черту. Разве можно здесь кого-то рожать? Хотя если взять тех же таджиков или узбеков… Плодятся и в ус не дуют. Но я думаю, здесь дело в специфическом восприятии мира. Интеллект и воображение у них не самое сильное место. Они не мыслят масштабно, в пределах планеты. А когда мыслишь масштабно и видишь все эти очаги напряженности… (Придвигая к сыну тарелку.) Ты угощайся. Похряпай немного. Ты же, я так понимаю, недавно с дороги.
Иван. Только что с поезда. Но я не хочу, спасибо.
Николаенко. Да ты не стесняйся, ешь.
Иван. Я не стесняюсь.
Николаенко. Бери, говорю. Ветчина, сыр… Салат, вот, из крабов. (Поднимается.) Сейчас свежую вилку с компотом принесу.
Иван. Не надо. Я сыра немного с ветчиной. Салат не буду.
Николаенко. А компот?
Иван. Спасибо, не надо.
Иван ест. Николаенко рассматривает его.
Николаенко. Тебя как звать? Извини, сразу не спросил.
Иван. Иван. Ваня.
Николаенко. Понятно. Иван Георгиевич, значит. Или у тебя другое отчество?
Иван. Нет, по вашему имени записали.
Николаенко. А фамилия?
Иван. Матери.
Николаенко. Значит, говоришь, продал квартиру и – сюда, ко мне. Здесь решил остановиться?
Иван. Не, я дальше поеду. Друга хотел навестить. Он сейчас в Ярославской области. Женился, дом построил…
Николаенко. Тоже там решил поселиться?
Иван. Не знаю, посмотрим.
Николаенко. Когда уезжаешь?
Иван. Вечером.
Николаенко. Так скоро?
Иван. У меня билет до Ярославля. Нужно еще до Москвы добраться.
Николаенко. А я подумал, ты ко мне. Думал, хочешь воссоединиться, так сказать, с потерянным родителем, пригреться под моим крылом.
Иван. Не, я просто познакомиться.
Николаенко. Хотя, может, и правильно. Чем я могу тебе помочь? Да ничем практически. Сам весь в долгах и кредитах. Квартира, машина, бизнес, который прогорел… Все в кредит. Только-только все стало налаживаться, и вот… Конкуренты, чертовы лошары! Завидуют.
Пауза.
Подожди, это если мы с твоей маман встречались примерно в году восемьдесят седьмом, восемьдесят восьмом… Тебе сейчас, наверное, лет двадцать должно быть.
Иван. Двадцать два. В августе день рождения.
Николаенко. В армии был?
Иван. Нет. До сих пор из военкомата повестки шлют. Я их просто выбрасываю.
Николаенко. Зря. В армии служить надо. Мужской долг.
Иван. Да? А мать я на кого должен был оставить? За ней же в больнице почти никто не следил. Лежала там и умирала.
Николаенко. М-да, онкология – страшная штука, и не говори. Но тебе должны были отсрочку дать, в связи с уходом за больным родственником.
Иван. Кто бы мне ее давал. Кого это вообще волнует.
Николаенко. Наелся?
Иван. Да, спасибо.
Николаенко. Если хочешь, сбегаю на кухню. Там выпечка должна остаться, пирожные…
Иван. Нет, спасибо.
Николаенко. Подожди-ка! Что это у тебя?
Иван. Где?
Николаенко. Да вот, на запястье. Ты что, свастику себе наколол? Ты что, в банде скинхедов?
Иван. А, это. Да так, в школе… Делать было нефиг.
Николаенко. Ты это сведи. Сейчас в два счета лазером такие вещи удаляют. Мода какая-то дурацкая на свастику пошла. Ваня, на хрена тебе это? Ты же русский. Извини, ты вообще русский или…
Конец ознакомительного фрагмента.