О войнах Тайра с Минамото
В 935 году после Р.Х. японские «боевые холопы», во все большей степени осознававшие себя особым, привилегированным сословием, подняли вооруженное восстание (или, с точки зрения «Микадо», мятеж), впервые продемонстрировав Божественному Императору и его Центральному правительству свою силу. Зачинщиком мятежа «буси» был отважный предводитель самураев Масакадо (вошедший в историю средневековой Японии как «воин с золотыми рогами самца косули на шлеме») из воинского дома Тайра. Возмущенный тем, что Центральное Императорское правительство не назначило его начальником городской стражи Киото, он объявил свои владения (а также восемь провинций, находившихся к тому времени под его властью) независимыми от Империи, а затем («аппетит приходит во время еды») и сам дерзнул провозгласить себя императором[22]. Лишь после ожесточенной, продолжавшейся целых пять лет, борьбы мятеж Масакадо Тайры[23] удалось подавить. Сам предводитель мятежа пал в битве при Китаяме (провинция Симоса, или, в старорусском написании, Шимоза) в 940 году. Для подавления самурайского мятежа Центральному Императорскому правительству пришлось, однако, за неимением собственных сил и возможностей, прибегнуть, как мы увидим, к помощи другого представителя того же воинского дома – Садатори Тайры.
Масакадо Тайра родился предположительно в 903 году после Р.Х. (хотя какие бы то ни было подтверждения этого отсутствуют). Уже из его фамилии явствует, что он принадлежал к семейству Тайра – клану, возводившему свое проихождение к одному из потомков принца крови императорского дома, и одному из двух сильнейших самурайских «воинских домов», под знаком военно-политического соперничества между которыми прошли X и XI века японской истории. Юность Масакадо провел на службе у имперского регента Тадахиры Фудзивары в Киото, однако в 931 году возвратился в свою родную область Канто (расположенную ныне на территории столицы Японии города Токио), где вскоре вступил в открытый вооруженный конфликт с местными недоброжелателями. Некоторые из них, судя по фамилиям, принадлежали к клану Минамото (второму сильнейшему в тогдашней Японии воинскому дому, могущество которого все возрастало), а некоторые – к его же собственному клану Тайра. В 935 году Масакадо выиграл битву при Каване, однако на следующий год дважды потерпел поражение. Первое понесенное им поражение автор эпоса «Сёмонки» приписывает гневу богов, а второе – мучившей Масакадо болезни «бери-бери» (острой форме авитаминоза, вызванного недостатком витамина В), не позволившей доблестному отпрыску воинского дома Тайра надлежащим образом выполнить свою функцию военачальника.
Центральное Императорское правительство (а реально – регент из аристократического дома Фудзивара) направило других предводителей самураев, чтобы победить его. За дело особенно охотно взялись двое из них. Одним из них был родственник и давний враг Масакадо – Садамори Тайра, другим – Хидесато Фудзивара. Масакадо напал первым, и при этом поступил не очень-то «по-рыцарски». Он взял в плен супругу Садамори, которая была изнасилована воинами Масакадо, прежде чем он смог (или пожелал?) предпринять что-либо для ее спасения. Этот досадный эпизод, естественно, еще больше усилил взаимную вражду, и когда «бусиданы» Масакадо и Хидесато сошлись на поле брани, сеча была жестокой. В 940 году Масакадо потерпел поражение в битве при Кавагути, а две недели спустя он дал врагам свой последний бой, положивший конец его карьере.
Этот последний бой, как уже говорилось выше, произошел при Китаяме (Кодзиме), в провинции Симоса. Масакадо попытался заманить своего сородича и супостата Садамори в засаду, однако тот не поддался на хитрость, сжег дома дружинников Масакадо и разрушил господский дом своего мятежного родственника. В разгоревшемся вслед за тем сражении было наглядно продемонстрировано превосходство конных самурайских лучников над пешими «буси». На основании сохранившегося описания битвы при Китаяме мы также можем составить себе представление о том, какую роль играли военные предводители самураев в подобных вооруженных схватках.
Обе стороны возвели перед фронтом своих войск заграждения из деревянных щитов для защиты от конных атак неприятеля. Эти (так называемые станковые) щиты, состоявшие из простых досок, имели с внутренней стороны деревянную же опору, однако, как видно, не отличались особой устойчивостью. Внезапно налетевший со стороны Масакадо ураганный ветер пронесся над щитами, за которыми укрылись пешие ратники Масакадо, и снес линию щитов, за которой укрылись пехотинцы его противников. Вслед за тем последовала конная атака сторонников Хидесато Фудзивары и Садамори Тайры, остановленная кавалерийской контратакой «буси» Масакадо. Но тут ветер, столь же внезапно, как и налетел, переменил свое направление. На основании текста «Сёмонки» можно заключить, что эта перемена направления ветра отрицательно сказалась на лучниках Масакадо (ветер стал относить в сторону стрелы, выпускаемые ими во врага). Интересно, что Масакадо, находившийся до этого в тылу своих войск (причем даже не надевши доспехов и шлема) и руководивший боевыми действиями оттуда, теперь бросился в гущу схватки. Облачившись в шлем и доспехи, он погнал коня галопом в бой и стал сражаться. «Однако небесные силы были против него, его конь не летел, как ветер… сраженный стрелой одного из богов (? – В.А.) Масакадо погиб в одиночестве…»
Так завершил свой жизненный путь первый известный нам военный предводитель самураев. Масакадо Тайра был персонифицированным воплощением военного искусства самураев раннего периода, когда битвы были повседневным явлением, однако грабежи и поджоги имели не меньшее значение для успеха военного предприятия. С этой точки зрения личные способности военачальников имели менее важное значение, чем в эпоху последующих самурайских войн, в которых прославились на поле брани многие потомки Масакадо Тайры.
Масакадо Тайра был первым предводителем японских «боевых холопов», о котором до нас дошли более-менее подробные сведения. То, что он был весьма многоопытным воином, со всей очевидностью явствует из комментария в «Кондзяку Моноггатари» (одном из японских «гункимоно», то есть воинских, или военных, эпосов, сборнике историй о стародавних событиях), посвященного одному из его военных походов. В комментарии говорится о том, что «Масакадо и его верные соратники использовали все без исключения средства ведения войны, чтобы уладить свои дела. Он сжег множество домов и убил множество мужей». Как и из упомянутого выше «гокимоно», под названием «Сёмонки», посвященного, в отличие от предыдущего эпоса, исключительно мятежу Масакадо Тайры, из этого комментария совершенно недвусмысленно явствует, что прославленным воителям были свойственны некое особое величие и некая особая способность подчинять окружающих своей воле, что делало их выдающимися военными предводителями. Для автора «Кондзяку Моногатори» все самураи несли на себе отпечаток чего-то «таинственного, своеобразного и неисповедимого». Их невозможно было «мерить общим аршином», оценивать их личность и деяния посредством тех же критериев, что и всех прочих, обычных людей. В особенности сказанное относилось к военным предводителям самураев, которых «страшились во всей Империи», но которыми «еще больше восхищались за совершенные ими подвиги».
Мятеж Масакады Тайры служил наглядным свидетельством уже достаточно далеко зашедшего процесса развития провинциальной военной элиты, способной организоваться под руководством влиятельного местного самурайского предводителя. В созданных как Масакадо, так и его противниками альянсах, достаточно широких по своему охвату и численности участников, можно усмотреть типичный пример «воинского союза» – «бусидана». Эти группы «буси», составлявшие на полях сражений самурайские армии, оказывали решающее влияние на государственные структуры при императорском дворе в Киото (Хэйан). Соответственно, устанавливавшиеся между этими структурами и предводителями самурайских «бусиданов» связи, имевшие как военный, так и общественный, или социальный, характер, стимулировались и расширением роли провинциальной воинской аристократии, которой пребывавшие в далекой столице имперские регенты из клана Фудзивара делегировали свои полицейские и военные полномочия.
Судя по всему, этот процесс передачи полномочий «из центра на места» начался еще в IX веке после Р.Х., когда императорские комиссии, учрежденные и предназначенные изначально в целях набора стражников для охраны императорского дворца, потребовали, чтобы физически сильные землевладельцы становились «служащими», – а это слово является почти буквальным переводом слова «самурай».
Мятеж Масакадо Тайры можно рассматривать в качестве одного из наиболее ранних примеров и образцов военного искусства самураев в эпоху, когда многие из ассоциируемых впоследствии с самураями традиций находились еще только в стадии формирования.
Важнейшей из этих традиций и, соответственно, самой важной в плане военного руководства «боевыми холопами» Страны восходящего солнца, была традиция самурая как конного лучника. Идея «пути воина», сформулированная по прошествии нескольких столетий, известная нам под названием идеи «бусидо», изначально формулировалась иначе, как «кюба-но мити» («путь лука и коня») или как «кюсэн-но мити» («путь стрелы и коня»). Позднейшая литература, технические и технологические достижения свидетельствуют об идее «меча как души самурая», однако в X столетии именно лук, а не меч, был главным самурайским оружием, именно искусное владение луком, а не мечом, делало из воина самурая. Одна из других военных повестей, содержащихся в сборнике «Кондзяку моногатори», подтверждает необычное для нас, привыкших ассоциировать самурая прежде всего с мечом, отношение самих тогдашних «буси» к мечу, по сравнению с луком. Как-то ночью «боевой холоп» Намицу Тасибана, вооруженный лишь мечом, подвергся нападению разбойников. Он принял боевую стойку, огляделся по сторонам и, не увидев нигде и следа лука, облегченно подумал: «Ну, по крайней мере, это не лук»…
Превосходство конного лучника над бойцом, вооруженным мечом, находило свое четкое и ясное выражение в доспехах и вооружении «боевых холопов» времен Масакады. Доспехи-«ёрои» (о которых у нас еще пойдет подробнее речь на дальнейших страницах нашего повествования), хотя и были несколько громоздкими для пешего боя, превращали конного лучника в защищенную надежной и прочной броней, хотя и не слишком подвижную, «боевую машину».
Вот как, например, описывается в «Хайкэ моногатори» вооружение знатного самурая Мататаро Асикаги, возглавившего войско Томомори Тайры в битве при Удзи с войсками сторонников враждебного клана Минамото (1180):
«Мататаро выехал на бой, облаченный в броню из красной кожи поверх “хитатарэ”[24] из красно-желтой, расшитой золотом парчи, шлем, украшенный огромными рогами, с инкрустированный золотом тати (мечом) на бедре, двадцатью четырьмя стрелами с черно-белым пятнистым оперением на спине и луком, покрытым черным лаком и украшенным красными лентами, за спиной».
Вооруженное выступление Масакадо Тайры против Центрального Императорского правительства было лишь началом длинной череды военных мятежей «боевых холопов». И всякий раз Центральное правительство действовало по одной и той же схеме: чтобы подавить мятеж очередного воинского дома, оно обращалось за поддержкой к другим самурайским воинским домам. Но за оказанную помощь приходилось расплачиваться, идя на всевозможные уступки. Таким образом, японский императорский двор постепенно утрачивал реальный контроль над страной, тогда как набиравшее силу самурайское сословие от десятилетия к десятилетию становилось все могущественнее и надменнее. Конечно, самураи в описываемое время еще не оформились в тесно сплоченную социальную прослойку, преследующую общие цели. Наоборот, соперничество и кровавые распри между отдельными воинскими домами не прекращались ни на миг. Императорское правительство искусно играло на этой взаимной вражде, уходящей своими корнями в седую древность. Стоило только какому-либо из самурайских кланов взбунтоваться, как Центральное Императорское правительство тут же нанимало другие кланы самураев, чтобы их стрелами, копьями, мечами и глефами-«нагинатами»[25] подавить мятеж взбунтовавшегося рода «боевых холопов». Эта коварная (с точки зрения предводителей самурайских кланов), но весьма дальновидная (с точки зрения центральной власти) политика, вполне соответствовавшая знаменитому древнеримскому, византийскому и китайскому принципу «divide et impera» («разделяй и властвуй»), со временем привела к расколу окрепшего самурайского сословия на две большие группировки:
1. Воинский дом Минамото (верный Божественному Императору, то есть фактически Центральному правительству, действующему от имени этого Божественного императора);
2. Воинский дом Тайра (формально также верный Божественному Императору, но враждебный его «дурным министрам, обманывающим Небесного Государя», то есть, иначе говоря, Центральному Императорскому правительству).
Взаимная ненависть этих двух самурайских воинских домов и их союзников неудержимо нарастала. В XII веке противостояние Тайра и Минамото вылилось в бесчисленные военные походы и кровопролитные сражения. Эта жестокая борьба двух самурайских кланов за власть и богатство в конце концов привела Священную Империю Ямато к фактическому распаду на отдельные владения, ввергнув Японию в кровавый хаос и принеся ее народу бесчисленные бедствия.
В долгой борьбе за власть между двумя крупнейшими самурайскими группировками поначалу верх взяли самураи воинского дома Тайра. В 1159 году на улицах Киото разыгралась кровавая решающая битва. Некоторые районы столицы, включая даже Священный Императорский дворец Санио, были сожжены дотла. Торжествующий победитель Киёмори Тайра жестоко расправился с побежденными сторонниками воинского дома Минамото. Предводители разгромленного наголову самурайского клана погибли во время бегства, были казнены или покончили с собой, ввиду безвыходности своего положения. Именно к этому периоду относятся первые исторически засвидетельствованные (а не чисто легендарные и потому не поддающиеся проверке) упоминания о добровольном уходе знатных «боевых холопов» из жизни путем совершения над собой обряда «сэппуку», или «харакири», о чем будет подробнее рассказано на дальнейших страницах нашего повествования.
Покончив с Минамото, Киёмори Тайра отстранил от власти Центральное Императорское правительство. Священная персона императора Японии осталась, как всегда, неприкосновенной, но главным министрам Божественного Тэнно пришлось уйти в отставку. Следует заметить, что придворная знать «кугэ», связанная с Тэнно древними родственными узами и многовековой службой при императорском дворе, сочла претензии «низкорожденного» самурая, «какого-то Тайры», на верховную власть над Страной восходящего солнца неслыханными и возмутительными. Впервые «боевой холоп», воспринимавшийся утонченными столичными аристократами как «грубый, неотесанный дикарь, не знающий придворных церемоний и правил приличия», взялся заправлять делами в империи Ямато!
Однако Киёмори Тайра не обращал внимания на презрение, всячески выражаемое ему клевретами императорского двора из среды «кугэ». Победоносный предводитель «грубых и неотесанных» самураев учтиво, но оттого не менее настойчиво, потребовал от императора высшей правительственной должности – и получил ее. Затем Киёмори железной рукой навел порядок везде, где счел это нужным: в области очередности престолонаследия в императорской семье, в правилах получения государственными чиновниками должностей, в распределении государственных финансов и т. д. Но прежде всего Киёмори стремился возвысить свой собственный воинский дом. Первым успехом проводимой им политики стала женитьба Божественного императора Японии на дочери Киёмори. Затем, в 1180 году, внук Киёмори Тайры от этого брака – Антоку, в возрасте всего трех лет от роду, взошел на японский императорский престол, став восемьдесят первым по счету Божественным Тэнно (если вести счет от императора Дзимму).
Последние годы жизни Киёмори Тайры были омрачены волной крупных восстаний против его единовластия и власти его воинского дома, прокатившихся по всей Стране восходящего солнца и подавленных им с крайней жестокостью. Тревожные вести приходили из восточных провинций, где сторонникам не уничтоженного окончательно воинского дома Минамото удалось вновь собраться с силами (не зря Минамото избрали небесным покоровителем своего клана самого бога войны Хатимана, а один из самых доблестных представителей этого рода – Ёсииэ Минамото – даже получил за свои боевые заслуги почетное прозвище «Хатиман Таоро», то есть «сын-первенец Хатимана»). Особенно успешно действовал Ёримаса Минамото (прославленный поэт, любимец императорского двора, и в то же время – непревзойденный стрелок из лука, и в этом смысле – истинный самурай, по легенде, насмерть поразивший своей меткой стрелой ужасное чудовище, наводившее ночами страх на императорский дворец и даже нарушавшее покой и сон самого Божественного Тэнно). Потерпев поражение в упоминавшейся нами выше битве при Удзи в 1180 году, отважный Ёримаса Минамото, укрывшись, с горсткой уцелевших самураев, в храме Бёдо-Ин, окруженном сторонниками воинского дома Тайра, написал на своем боевом веере (об этом своеобразном предмете самурайского вооружения будет подробнее рассказано далее) свое последнее, предсмертное, стихотворение, после чего, подав личный пример своим верным соратникам, совершил обряд «сэппуку», распоров себе живот… Тем не менее в целом следует заметить, что Киёмори Тайра не удалось принять адекватные ответные меры против мятежников. Возможно, Киёмори просто не успел их принять, ибо его земная жизнь оборвалась в марте 1181 года. На смертном одре он заклинал сыновей и внуков беспощадно расправиться со всеми предводителями и видными представителями воинского дома Минамото.
Смерть Киёмори подорвала силы сторонников воинского дома Тайра. Несмотря на отчаянные попытки сохранить свое былое военно-политическое могущество, они, в отсутствие прежнего талантливого предводителя, не сумели противостоять дальновидной тактике военных действий, избранной воинским домом Минамото, и терпели поражение за поражением. Тем не менее кровавая междоусобная война (так называемая «война Гэмпэй»), в которой обе стороны боролись с невероятным ожесточением, затянулась надолго. В 1182 году Ёсинака Минамото (1154–1184) захватил столицу империи Киото и провозгласил себя первым в истории Японии «сёгуном» в значении «верховный правитель»[26] (как уже упоминалось выше, термин «сёгун» восходит к древнекитайскому военному титулу «дзян-дзюнь» или «цзян-цзюнь», означающему «великий полководец – победитель варваров», что обычно не совсем точно переводится на европейские языки как «генерал»).
18 марта грозового 1184 года войска сторонников соперничающего с воинским домом Минамото военного дома Тайра (Хэйкэ) были дислоцированы в районе Ити-но-тани на морском побережье. Положившись на свою сильную самурайскую конницу, Ёсинака Кисо Минамото и Ёсицунэ Минамото решили одним ударом сокрушить противника раз и навсегда. Ёсицунэ (которого в этой битве, как и во всех его походах и сражениях, сопровождал, доблестно сражаясь, отважный буддийский воин-монах Бэнкей)[27] сформировал ударную кавалерийскую группу из двухсот отборных тяжеловооруженных самураев, причем сам лично возглавил ее авангард, состоявший из тридцати самых лучших, опытных и сильных конных «боевых холопов». Внезапность являлась решающим для победы фактором, и потому Ёсинака Кисо Минамото приказал самураям спуститься по крутому склону Идти-но тани непосредственно перед неприятельской позицией. Потрясенный и изумленный летописец того времени отмечает с восхищением: «Шпоры тех, кто находился позади, почти ударялись о шлемы тех, кто находился впереди. Склон был песчаным, и они спускались вниз, на глубину около ста двадцати футов… Зрелище было столь ужасным, что они сделали это с закрытыми глазами». Этот образец беззаветной храбрости японских самураев вошел в многочисленные героические легенды и привел к тому, что «боевые холопы» клана Минамото стали, в лице своих предводителей, верховными правителями Страны восходящего солнца при формально всесильном и самодержавном, но в действительности бессильном и безвластном (хотя и по-прежнему считавшемся Божественным) императоре.
Правда, военное счастье оказалось, как обычно, переменчивым, и в так называемой второй битве при Удзи в том же кровавом 1184 году Ёсинака Кисо Минамото, чей боевой конь увяз в рисовом поле, был насмерть сражен неприятельской стрелой (присутствовавший при гибели Ёсинаки верный соратник и вассал бесстрашного воителя, благородный самурай Имаи Канэхира, покончил с собой).
Повествуя о доблестном Ёсинаке Кисо Минамото, нельзя не упомянуть хотя бы в нескольких словах его супругу (согласно другим хроникам – возлюбленную, а согласно третьим, не входящим в детали межличностных отношений – просто «девицу неописуемой красоты») Годзен Томоэ, явившуюся редчайшим в истории «боевых холопов» державы Ямато и во всей японской военной истории примером «самурая женского пола», или, говоря по-нашему, «кавалерист-девицы».
Эта отважная «девушка-буси» сражалась в составе «бусидана» Ёсинаки Кисо Минамото во многих сражениях, поднося ему, как и самураи мужского пола, в качестве трофеев и наглядных свидетельств своих военных заслуг, отрубленные головы побежденных в честном рыцарском единоборстве противников. Когда военное счастье отвернулось от Минамото, Годзэн Томоэ хотела покончить с собой, но Ёсинака (возможно, руководствуясь не столько чувством жалости, сколько далеко не чуждыми самураям чисто эстетическими соображениями), лично настоял на том, чтобы столь же отважная, сколь и прекрасная «истинная дочь Ямато», сохранив свою жизнь, нашла спасение в бегстве.
Междоусобная война между двумя группировками «боевых холопов» бушевала до 1185 года, когда армия воинского дома Минамото в битве при Дан-но уре (бухте к востоку от современного города Симоносеки) наголову разгромила войска воинского дома Тайра.
Наконец самураи воинского дома Минамото смогли установить над Страной восходящего солнца власть своего военного «палаточного правительства» («бакуфу») с резиденцией в Камакуре, о чем уже шла речь выше и будет еще подробнее рассказано далее.