Самоубийство. Глава 3. Занимательная арифметика советских историков (Виктор Суворов, 2000)

Тогда, в секретной библиотеке Киевского высшего общевойскового командного училища имени Фрунзе, искушение я поборол: секретную книгу генерала Сандалова повертел в руках и вернул в окошко, так и не раскрыв. Решил: мы пойдем другим путем. Я не буду читать секретные мемуары наших генералов и маршалов. Пока. Я понимал, что моя будущая работа, моя профессия заключается в том, чтобы раскрывать военные тайны. Методы, которыми меня готовят, достаточно совершенны, однако в любом обучении никак не увернуться от условностей и упрощений. А тут выпала возможность готовить себя самому. Без условностей и упрощений. Там, за броневой дверью секретной библиотеки, – сотни книг, которые содержат военную тайну – секретную версию войны. В чем заключается секретная версия, чем она отличается от несекретной, я не знаю.

Но это можно ВЫЧИСЛИТЬ. Нужно просто вникнуть в несекретную версию, прикинуть, чего в ней недостает, где она искажена, и на этой основе сделать вывод о том, как может выглядеть секретный вариант истории той же войны. И вот только после этого я доберусь до секретных мемуаров и проверю, насколько точны мои вычисления и предположения.

Итак, первый ход – изучение несекретной версии. В те годы основой всех основ была шеститомная «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945», разработанная Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Те тома выглядели внушительно: роскошные переплеты, хорошая бумага, безукоризненная печать, обилие карт и фотографий, сноски, ссылки на источники, приложения – все это вызывало уважение.

Уважение перерастало в трепет после прочтения выходных данных: редакционная комиссия – список на полстраницы, в который входили члены Политбюро и ЦК, маршалы, генералы, адмиралы, академики, ведущие писатели. Отдельно – авторский коллектив и редакция каждого тома. Кроме того – список консультантов, а в нем – маршалы, маршалы, маршалы и министры оборонной промышленности, и опять – академики, академики, академики. И уж помимо всего этого – списки архивов, наших и зарубежных, из которых черпались знания. Одним словом, академическое исследование в лучшем виде.

Правда, никто тех томов никогда не читал. Я выступаю иногда перед своими читателями; выпадает выступать и перед соотечественниками – теперь их немало по заграницам. Многие из них жили в Советском Союзе в те времена, когда сей шеститомник являлся украшением любой квартиры. Прошу слушателей: поднимите руку, кто прочитал все шесть томов. Понимаю, что слушатели ждут подвоха и моих каверзных вопросов, потому помалкивают. Тогда вопрос повторяю в другой форме: кто этот шеститомник не читал? И тут зал отвечает веселым дружным всеобщим голосованием без воздержавшихся.

И когда меня упрекают в том, что стиль у меня не научный, я, скромно потупив глаза, вопрошаю: а кому нужен тот академический стиль, который никто не читает? Считаю, что писать научные монографии – дело нехитрое. Писать книги, главное назначение которых – украшение квартир, может любой, даже и академик, ибо не в содержании ценность, а в переплете. Вот вы попробуйте писать обыкновенным человеческим языком так, чтобы книги покупали не только ради красивых картинок.

Но это к слову. Официальный шеститомник я бы тоже читать не стал, но тогда сложилась ситуация: надо. Пришлось себя заставить. Открыл. И оторваться уже не мог.

Это великая книга. Жаль, что нашим народом она не читана. Каждый, кто одолеет хотя бы первый том, прозреет.

Первое, что бросается в глаза, – отсутствие системы в изложении материала. Читал я шеститомник в то самое время, когда меня учили сведения собирать вместе, выбирать главное, отбрасывая малозначимое, раскладывать по полочкам, приводить к системе. А тех, кто писал «Историю Великой Отечественной», этому явно не учили, потому академики попросту набивали тома всем, что попадалось под руку, никак не заботясь о том, чтобы распределить материал по темам или внести логику в его изложение.

Я же, по причине врожденного упрямства, пытался сведения о войне, которые содержались в официальной истории, сортировать. Но из этого ничего не выходило.

Начинаю с самого верха: наиболее крупная организационная единица Красной Армии в предвоенный период – военный округ. Сколько же их было на 21 июня 1941 года? В шеститомнике описаны (бегло) пять приграничных округов. Но были и внутренние военные округа. Сколько? Каких? Кто ими командовал? Какие силы в них находились? Ответов нет. То тут, то там упоминаются то Московский, то Орловский, то Харьковский военные округа. Но почему все это разбросано, раскидано, разметано по разным томам, частям, главам и разделам? Почему эти данные не собраны вместе на одной странице, в одной таблице?

Организационная единица уровнем ниже военных округов – армия. Второй вопрос: сколько было армий в Советском Союзе на 22 июня 1941 года? Я опять в тупике. Этой информации в официальной истории нет. Каков состав этих армий? Где они находились в момент германского нападения? Я снова и снова упираюсь в несокрушимые стены.

На листе выписываю номера армий, которые упомянуты в тексте. Получается, что армий было двенадцать. Их номера: 3, 4, 5, 6, 7, 8, 10, 11, 12, 14, 23 и 26. В этом ряду – странные пробелы. Пропущены 1, 2, 9 и 13 армии. Где они были 22 июня? Или их вовсе и не было? А после номера 14 – дикие пробелы. Почему?

По какой-то причине положение армий на карте не показано, просто надписи: военный округ такой-то, и в скобочках – номера армий, которые были в его составе. Где же они находились?

Одно дело, если войска сосредоточены у самых границ, – тогда они попадут под первый удар и погибнут; другое дело, если они в десятках и сотнях километров от границы, – тогда будет время поднять войска по тревоге и достойно встретить противника.

Если армии далеко от границы, то мы в первый момент войны теряем некоторую часть своей территории, но сохраняем войска от первого внезапного удара. Но если войска сосредоточены у самых границ, то мы теряем и армии, а вместе с ними и территории, которые некому будет защищать, и тем самым ставим страну на грань катастрофы.

Я хочу знать, что случилось 22 июня 1941 года. Но этого понять нельзя, не зная положения наших армий. В шести томах – множество карт. Только одной, самой главной, нет. Та карта, которая позволяет понять начало войны, отсутствует.

И сколько их было, этих армий? Двенадцать? Или не двенадцать?

Если двенадцать, то зачем использовать номер 26? Врагов обманывать? Или себя?

Много позже по песчинкам собрал я сведения по каждой армии, и получилось: 22 июня их было не двенадцать, а тридцать одна. Эти сведения можно получить, просеивая множество других книг, словно тонны песка ради нескольких золотых крупинок. Но из официальной истории войны этих сведений извлечь нельзя. Официальная история написана так, чтобы в отвалах шлака золотых пылинок не содержалось.

Это бьющая в глаза пустота статистических отвалов позволила сделать первый вывод.

Любая достаточно большая сумма знаний превращается в науку, если знания систематизированы. А наша официальная версия войны изложена без системы. Другими словами, это не наука – таков был мой первый вывод. От него я не отказываюсь и через четыре десятка лет. Скажу больше: сведения о войне в официальном шеститомнике не только не систематизированы – их там практически нет.

Содержание шести томов можно пересказать тремя словами: войну выиграл Хрущёв. Все шесть томов – отвлеченные рассуждения, призывы и лозунги, восхваления Коммунистической партии и лично товарища Хрущёва, а об армии и войне – почти ничего.

Судите сами. Основной ударной и маневренной силой Красной Армии летом 1941 года были механизированные корпуса. Понять начало войны, а, следовательно, и весь ее последующий ход, невозможно, не зная, сколько у нас было мехкорпусов, где они находились, кто ими командовал, каков был их состав. Об этой основной маневренной и ударной силе Красной Армии сообщается следующее:

Формирование механизированных корпусов проводилось в два этапа. Некоторые из них создавались, начиная с июля 1940 года, а большая часть – в марте – июне 1941 года. Однако руководство Наркомата обороны допустило ошибку, предоставляя технику всем корпусам сразу, в результате чего к началу войны большинство из них не было полностью укомплектовано (История Великой Отечественной войны Советского Союза: 1941–1945. Т. 1. С. 457).

И это все. И снова вопросы: так сколько же их было, этих самых мехкорпусов? Пять? Десять? Двадцать? Тридцать? Что они собою представляли? Мехкорпус – это сто танков? Или двести? Пятьсот? Может быть, тысяча? А сколько грузовых машин в мехкорпусе? Тысяча? Две? Пять? А солдат? Десять тысяч в каждом? Двадцать? Тридцать?

Что значит «некоторые из них», «большая часть», «большинство»? Если бы я в ходе решения учебной задачи докладывал преподавателю сведения о противнике, используя термины «некоторое количество», «определенный процент», «какая-то часть», то меня немедленно упекли бы в 26-ю камеру киевской гарнизонной гауптвахты, в ту самую, в которой дезинфекции ради – ведра с хлоркой. И правильно сделали бы. Ибо мы люди военные, и точность – наша вежливость. Как у королей.

Отсутствие точности – хамство.

Очень жаль, что наших маршалов и академиков, писавших официальную историю, за проявленное хамство не сажали в камеру с хлоркой. А ведь заслужили.

Если официальная история войны – наука, то нужно было хотя бы назвать число этих самых корпусов, дать таблицу: номер корпуса, когда создан, в составе какой армии находился, кто командир, какие дивизии в его составе, сколько в нем танков, сколько артиллерии. Если корпусов было мало, то таблица много места не займет. Если их было много, значит они заслуживают внимания, так не пожалейте же страницы.

И еще: если история войны – это наука, то тут же рядышком должны быть те же сведения о немецких корпусах. Если сказана гадость о том, что наши корпуса не укомплектованы в своем большинстве, то следовало – просто справедливости ради – сообщить и о немецких корпусах: сколько их было и был ли хоть один из них укомплектован.

Переворачиваем страницу официальной истории:

В конце 1940 года численный состав авиадесантных бригад возрос в два раза. С начала 1941 года было развернуто формирование нескольких авиадесантных корпусов, завершенное в основном к 1 июня 1941 г. (там же. Т. 1. С. 458).

Для пущей научности – тут же и сносочка: Архив МО СССР, фонд ВДВ, опись 46027, дело 1, листы 10–15, 98, 203.

Нам сообщили, что в начале 1940 года у нас были десантные бригады, но не сообщили, сколько. Сообщили, что были у нас десантники в неизвестном количестве, и стало их вдвое больше. Нам сообщили, что в 1941 году были созданы десантные корпуса, забыв сказать, сколько, где, какой численности, а главное – зачем? Зачем весной 1941 года создавались десантные корпуса, если наша страна действительно готовилась к обороне?

Сейчас некоторые заявляют, что можно было бы десантные корпуса использовать не только в наступательной, но и в оборонительной войне: взять да и бросить их в тыл наступающим немцам – то-то переполоху будет!

Хорошо, согласимся на минуту: десантные корпуса и бригады можно использовать для выброски в тыл наступающему противнику. Чудесно. Тогда именно так и следовало бы поступить. Отчего же их туда не бросили?

Правда, интересно: великий Жуков формирует сверхмощные десантные соединения якобы для того, чтобы бросить их в тыл наступающим немцам для переполоху. И вот сложилась именно та ситуация: немцы наступают, а великий Жуков почему-то немцам в тыл десантные бригады и корпуса не бросает, переполох не устраивает.

А причина вот в чем: если противник наступает, значит у него превосходство или даже господство в воздухе. Потому обороняющаяся сторона не может даже мечтать о поведении десантной операции. Десантную операцию можно проводить только обладая превосходством или полным господством в воздухе, то есть в обстановке победного наступления. В оборонительной войне десантники в огромных количествах не нужны, и использовать их по прямому назначению невозможно.

Для оборонительной войны нужны не десантники, а заранее, в мирное время подготовленные партизаны. Вот их-то великий Жуков и разогнал весной 1941 года, приказав распустить партизанские формирования и уничтожить ранее подготовленные партизанские базы в белорусских лесах.

Но это к слову. Сейчас мы о другом: сочинявшие историю войны члены Политбюро и ЦК, маршалы, генералы, адмиралы, доктора и профессоры, действительные члены и недействительные – знали они или не знали, сколько у нас было десантников и сколько авиадесантных корпусов было создано в СССР весной 1941 года?

Если не знали, зачем брались писать историю? Если знали, то почему скрывали эти сведения от своих читателей? Почему официальная история великой и святой войны состоит из шарад, ребусов и кроссвордов? Ведь цифра, означающая количество десантных корпусов, созданных (зачем-то) весной 1941 года, много места не займет. Наоборот, если вместо слова «несколько» написать «пять» или «десять», то получится хоть и маленькая, но экономия места и типографской краски.

Ссылка на архивы в данном и во всех остальных случаях – издевательство: маршалы и академики никаких конкретных сведений о десантниках, десантных частях и соединениях не сообщают, а отсылают читателя к архиву, в который его все равно не пустят.

Не поможет нам и указание на то, что численный состав авиадесантных бригад возрос в два раза. Мы все в школе фразу знаменитую учили: «Дайте мне точку опоры…» Наша же официальная история написана так, чтобы точек опоры не давать. Если бы сообщили, сколько было этих самых бригад и сколько в тех бригадах было десантников, это было бы нам опорой. От нее бы и танцевали: как-нибудь умножили бы на два и получили новую численность.

Но опоры нет. Кругом болото. Может, был у нас в стране один десантник, а стало два. В этом случае даже и десятикратное увеличение несущественно. А если их было тысяч сто, тогда…

Одним словом, если любопытствующий читатель примет первоначальное число советских десантников за Х, вспомнит, что их стало в два раза больше, то в результате вычислений получит 2Х.

Когда-то давно, во времена хрущевского изобилия, отстояв три часа в очереди, я купил коробку конфет. Открыл и содрогнулся – конфеты давно разложились на несъедобные фракции. Было ясно: штабель тех коробок держали на складах и базах много лет.

Решил узнать, сколько именно. Ищу дату выпуска на коробке. Нет ее. И когда срок хранения истекает, тоже не указано. Вместо этого большой красивый розовый штамп: «Срок хранения – три месяца». Но как исчислять три месяца, от какой печки танцевать?

Сначала я подумал, что это глупость. Потом сообразил: им так удобно. И это не разгильдяйство, это не глупость. Это – наглость.

Вот именно такая наглость и была основным оружием Политбюро, ЦК, Агитпропа, холуйствующих героев, маршалов и академиков, создававших незабвенный шеститомник. Вот следующая страница:

Части и соединения ВВС флота состояли на 45,3 процента из истребительной авиации, на 14 процентов – из бомбардировочной, на 9,7 процента – из торпедоносной, на 25 процентов – из разведывательной; 6 процентов составляла авиация специального назначения (там же. Т. 1. С. 459).

И опять же – ссылочка: ЦГАВМФ, фонд 864, опись 1, дело 172, лист 87. Строго научно. Но что мы из этого узнали? Сколько самолетов было в авиации флота? Была это мощная авиация или хилая?

Если я вам сообщу, что за вчерашний вечер вылакал 97,8 процентов запасов спиртного в своем доме и приложу соответствующую справочку, заверяющую, что дело обстояло именно так, то что вы из этого узнаете? Сколько же я выпил: бутыль, две, пять? Или полбочки? Может быть, весь мой запас – то, что в забытой бутылке на донышке осталось? Что есть проценты от неизвестного?

А вот вам не о морской авиации, а обо всей:

Готовность ВВС к войне была недостаточной, хотя наши новые самолеты имели ряд преимуществ перед немецкими, но этих самолетов было мало, примерно 22 процента от общего числа наличных самолетов в авиации приграничных округов (там же. Т. 1. С. 476).

Процентами от неизвестного можно поразить воображение идиота. Скажем, например, что один человек тратит на питание сто процентов своих доходов, а другой – сотую часть процента. Кто же из них лучше питается?

Кажется, сто процентов больше, чем одна сотая. Но так кажется дураку. А мы спросим: сто процентов от чего? И сотая часть процента – от чего? Калека в подземном переходе сто процентов своих доходов тратит на питание. А олигарх с миллиардами сколько бы ни тратил на роскошные приемы в мраморных дворцах и на океанских яхтах, все равно будет расходовать ничтожную долю своих доходов. Одна сотая процента его доходов, истраченная на бочки икры и реки шампанского, в неисчислимое количество раз больше, чем сто процентов голодного на улице.

Для понимания ситуации: один всем известный, но весьма бедный человек владеет тощим пакетом, в котором всего лишь 4,8 процента акций «Газпрома». Неполных 5 процентов – какая нищета! Но если эти проценты перевести в миллиарды долларов, то они воспринимаются нашим сознанием несколько иначе…

Казалось бы, объяснять тут нечего. Но на беду, в академических кругах по обе стороны Атлантики нашлось достаточно мудрецов, которые дружно повторяют: всего лишь 22 % советских самолетов были новейшими! Всего лишь 22 процента! О, эта ужасающая сталинская неготовность!

Эти проценты вошли в сотни диссертаций и монографий. И никто вопроса не задаст: а во сколько раз 22 сталинских процента больше, чем 100 гитлеровских процентов? И не проще ли перейти от процентов и разов к реальному количеству?

Америк не открываю: использование в научном труде процентов, когда их значение заведомо неизвестно, – есть шарлатанство. Вся наша официальная военная история, от хрущевского шеститомника до жуковских мемуаров, от академических томов до школьных программ, зашифрована в проценты, значение которых не раскрывается, то есть вся история войны – шарлатанская. Не в обиду вам будет сказано, товарищи ученые и орденоносные мемуаристы.

Люди военные мыслят не процентами, а количеством истребителей, торпедоносцев, бомбардировщиков, танков, пушек, крейсеров. И так пишут в документах, которые потом ложатся в архив. И это всегда числа целые, а не дробные, потому как не может летать треть самолета, как не могут бороздить моря 43,4 процента крейсера.

Но вот какие-то дяденьки ударным трудом, не досыпая ночей, зашифровывают все цифры в проценты. Результаты их трудов расшифровке не поддаются.

Пример. Благодарный читатель «Военно-исторического журнала» (1989. № 12. С. 95) интересуется: а какой у вас тираж? На дворе перестройка с гласностью буйствуют, в те времена ходили даже слухи (необоснованные), что будто бы сам Горбачев кому-то якобы обещал разрешить иногда говорить правду. Редакция «Военно-исторического журнала», опьяненная гласностью и вседозволенностью, окрыленная ветрами перестройки, отвечает любопытствующему:

Если среднемесячный тираж 1988 г. принять за 100 проц., то в 1989 году он составит 369,3 проц., а на январь 1990 г. – 593,3 проц.

Это только со стороны кажется, что военные тайны раскалывать – романтика беспробудная. А вот вы попробуйте на человеческий язык перевести эту цитату.