Глава 2
Бортпроводница, не сказав ни слова, убежала.
– Только не вопи, – быстро предупредил Валерий.
– Я не собиралась кричать, – ответила я. – Вы уверены, что она скончалась?
– Да, – без колебаний подтвердил сосед.
– Добрый вечер, – произнес стройный мужчина, вышедший из-за занавески, отделявшей бизнес-салон от кабины пилотов. – Я Алексей Макаров. Что тут случилось?
– У вас в самолете труп, – понизив голос, сообщил Валерий.
– Ммм, – протянул летчик. – Это точно?
Валерий открыл багажное отделение, достал оттуда сумку, вытащил из нее визитку и протянул Макарову.
– Валерий Никитович Груздев, заведующий отделением экстренной хирургии, доктор медицинских наук, – прочитал вслух Макаров. – Понятно.
– Мила только что разговаривала, – вмешалась я, – ей еще можно помочь, искусственное дыхание сделать.
Доктор опять наклонился над женщиной:
– Бесполезно.
– Вы просто не хотите ничего предпринимать, – возмутилась я.
– Что нам теперь делать? – прошептала бортпроводница.
Груздев выпрямился:
– Не впадать в панику. Ничего не сообщать пассажирам. В бизнес-классе толпа иностранцев, они не понимают, о чем мы беседуем, и вообще все спят. Труп находится в первом ряду кресел, мимо могут пройти в туалет только ВИП-пассажиры. У вас есть мешки с почтой?
– Да, – кивнул Макаров.
Врач натянул на голову Милы плед.
– Бросьте мешки на свободное место около тела. Дарья сядет там, где сидела до того, как переставили Мотю. Перевозку с чихуахуа поставим в проход. Правилами так поступать запрещено, но у нас ведь особый случай. Сомневаюсь, что Дарья согласится лететь до Москвы, сидя рядом с покойницей.
Стюардесса посмотрела на пилота:
– Мы можем переместить тело в…
– Нет, – резко перебил девушку Валерий Никитович, – нельзя ее трогать!
– Почему? – рассердилась я.
– Она что-нибудь ела, пила незадолго до смерти? – задал вопрос врач.
– Я принесла ей успокаивающие капли, – пролепетала бортпроводница, – и дама их принять не успела.
– Мила проглотила какое-то лекарство, – вспомнила я. – Вы устроили в салоне истерику, она очень испугалась, а когда из экономкласса раздался крик: «Падает», она решила, что самолет рушится. Я пыталась разубедить ее, но Мила меня не слушала, выглядела безумной.
– Сильно побледнела или покраснела, бегающий взгляд, суматошные движения, бессвязная речь? – перечислил Груздев. – Жаловалась на жар, потом на озноб?
– А вы откуда знаете? – удивилась я. – Все верно, но Мила говорила очень тихо, даже я ее с трудом расслышала.
– Я перечислил вам далеко не все симптомы панической атаки, – пояснил Валерий Никитович. – А что она проглотила?
– Понятия не имею, – пожала я плечами. – Вытряхнула пилюлю из таблетницы, потом швырнула ее на пол, вон она валяется.
Стюардесса хотела поднять круглую коробочку.
– Нельзя, – резко сказал Груздев. – У вас есть перчатки? Надеюсь, хлеб-булочки вы раскладываете на тарелки не голыми руками?
– Катя, принеси, – велел пилот.
– И новый полиэтиленовый пакетик, – велел Груздев.
Я слегка напряглась:
– Хотите упаковать улику?
Хирург приподнял брови:
– Да. Откуда вы знаете, как обращаются с вещдоками?
– Сериалы смотрю, детективы читаю, – вывернулась я. – Вы полагаете, что Милу кто-то убил? Надеюсь, меня не подозреваете?
– Подозревать – не моя профессия, – парировал Груздев. – И как мне показалось, убить вы хотели меня.
– За дело, – отбила я подачу, – за уникальное хамство по отношению к Кате и омерзительное поведение во время полета.
– От трупа пахнет горьким миндалем, – вдруг сказал Валерий. – Неужели вы не ощущаете?
– Нет, – ответила я и ахнула: – Цианистый калий! Вот почему вы не стали делать Миле искусственное дыхание, ее было невозможно реанимировать!
– Может, синильная кислота, – пожал плечами Груздев. – Что-то мне с вами, Дарья, расхотелось после полета кофе пить. Ваша девичья фамилия случайно не Борджиа?
Я резко повернулась и пошла в туалет. Влипла ты, Дашутка, в историю. Обижаться на доктора не стоит, я бы сама сразу заподозрила соседку отравленной ядом. Однако этот Груздев быстро пришел в себя! Совсем недавно он закатывал истерику, а сейчас совершенно адекватен. И внешне он вполне симпатичный – темные волосы, карие глаза, усы, бородка. Надо же, я всегда думала, что хирурги обязательно гладко выбриты: растительность на лице – рассадник инфекции и, наверное, очень неудобно прятать бороду под маску.
Выйдя из санузла, я спросила у Кати:
– У пилота, конечно, есть связь с аэродромом Шереметьево?
– Да, – подтвердила бортпроводница.
Я протянула ей свой телефон:
– Пусть Макаров передаст наземным службам номер полковника Дегтярева, вот он, второй в списке. Скажите, что Даша Васильева просит его немедленно приехать в аэропорт, на борту труп Луизы Маковецкой.
– Вы же ее называли Милой, – растерялась Катя, – и по спискам пассажиров она проходит как Людмила Бритвина.
– Луиза Маковецкая, – повторила я, – пожалуйста, это очень важно.
Екатерина ушла, я села на железное сиденье, привинченное к стене. Возвращаться в бизнес-салон не хочется категорически, сидеть рядом с Груздевым тем более, а лететь еще долго.
– Дарья, – спросил Алексей, появляясь на кухне, – объясните, кто такой Дегтярев и почему я должен выполнить вашу просьбу?
Я встала:
– Двадцатипятилетнюю Луизу Маковецкую похитили пять лет назад. Ее отец, Сергей Петрович, имел небольшой бизнес, занимался ремонтом квартир, держал магазинчик стройматериалов на рынке. Семья жила не бедно, но и не богато – средне. Похитители потребовали выкуп триста тысяч долларов и предупредили: если Сергей отдаст деньги, дочь без проблем ему вернут. Но если он привлечет к поискам полицию или сам попытается найти преступников, Луиза погибнет. Увы, старший Маковецкий совершил распространенную ошибку: он поверил киднепперу. Отец привез валюту, упакованную в большую спортивную сумку, оставил ее в условленном месте, но не уехал, а спрятался неподалеку, увидел, что выкуп забрал какой-то человек, и решил за ним проследить. Большей глупости нельзя и придумать. Бандит понял, что ему сели на хвост, и сумел уйти. Спустя примерно час Маковецкому позвонили и заявили:
– Ты подписал дочери смертный приговор. Можешь с ней попрощаться!
Из телефона донесся вопль Луизы: «Папочка, папочка, спаси меня!» Затем раздался выстрел и повисла гробовая тишина.
– Ужас! – прошептала Катя. – Я думала, такое только в кино бывает.
– К сожалению, нет, – вздохнула я.
– Не дай бог на месте ее родителей очутиться, – не успокаивалась Екатерина. – Как они это пережили?
– Сергей Петрович после того страшного разговора сразу кинулся в полицию, – ответила я, – он страстно хотел найти убийцу дочери. Расследованием занимался Александр Михайлович Дегтярев, опытный профессионал, но в данном случае он потерпел неудачу. Маковецкий умолял отыскать труп Луизы, чтобы ее достойно похоронить, но останки так и не обнаружили. И не нащупали никаких следов похитителей. Мать Луизы вскоре покончила с собой. Сергей Петрович, поняв, что следствие зашло в тупик, умер от инфаркта. И вот сейчас в бизнес-салоне лежит тело Луизы.
– Вы уверены? – резко спросил Макаров. – Как смогли ее опознать?
Я сложила руки на груди.
– У бедняжки на щеке была приметная родинка. Сейчас ее нет, но остался шрам, похоже, пятно не совсем удачно удалили. Кроме того, у девушки был генетический дефект: маленькие, слегка недоразвитые, приросшие к коже головы ушные раковины странной формы. Врачи не советовали делать косметическую операцию – у Луизы была сильная аллергия на ряд медикаментов. Родители сказали, что никаких комплексов у дочери по поводу внешности не возникло, в школе девочку никто не дразнил, но волосы всегда уши прикрывали. В свое время специалисты сказали Дегтяреву, что такой дефект большая редкость, встречается у нескольких людей на миллион. У трупа в салоне самолета шрам на щеке и ушная раковина странной формы, полностью приросшая к голове. Конечно, есть шанс, что пассажирка не Маковецкая, но пусть все же Дегтярев приедет со своей командой в аэропорт.
– Понял, – кивнул Алексей и ушел.
– Разрешите долететь до Москвы, сидя на кухне? – спросила я.
Екатерина замялась:
– Это против правил.
– Трупы в самолете тоже не каждый день появляются, – справедливо заметила я, – и я не хочу провести оставшееся время рядом с доктором-идиотом.
– Он вовсе не грубиян, – улыбнулась Катя. – Я часто таких пассажиров встречаю: летать они боятся, показать страх не хотят, вот на стюардах и отрываются. Между прочим, мужчин среди них больше, женщины честно признаются: «Поджилки трясутся, налейте спиртного побольше». А парни не хотят показаться слабаками.
В Москве мы приземлились по расписанию. Я подошла к двери первой и услышала за спиной голос Груздева:
– На кухне сидели? Так проголодались, что решили пристроиться поближе к еде? Или не захотели со мной общаться?
– Второе предположение верно, – сухо ответила я.
– Ладно вам, Дашенька, давайте зароем топор войны, – попросил Груздев. – Я уже извинился, будьте снисходительны к мальчику-трусу.
Мне не пришлось продолжать разговор: тяжелая дверь открылась, я увидела двух пограничников и Дегтярева.
– Стой здесь, – велел полковник, – слева.
Я вышла из лайнера и отошла в сторону.
Груздев быстро двинулся по рукаву вперед. В одной руке он нес портфель, во второй – перевозку с продолжавшей стонать собакой.
– Сейчас тебя отведут в ВИП-зал, там тебя ждет Маневин. Вы с ним куда-то собрались? – спросил Александр Михайлович.
– В свадебное агентство, – объяснила я. – Придется организовать торжество по полной программе. Зоя Игнатьевна нас достала. Чтобы ее успокоить, мы согласились устроить праздник по всем правилам.
– Значит, одобрение на брак от Маши и остальных получено? – усмехнулся полковник. – Белое платье, фата, букет невесты?
– Ты не хочешь заняться работой? Посмотреть на труп? Взять у меня показания? – рассердилась я.
Александр Михайлович стер с лица веселье.
– Поговорить успеем. Для начала надо убедиться, что это труп Луизы Маковецкой. Иди к Маневину, жених весь извелся, мается с букетом!