Круг чтения
16.07.2012
Вам наверняка хорошо знакомо это чувство: вычитаешь в книге что-нибудь, зацепившее мозг или сердце, и хочется поделиться. Вот я и подумал, а почему бы мне не завести такую рубрику? Буду в ней пересказывать из свежепрочитанного то, что показалось мне интересным, примечательным или странным.
Сейчас, например, читаю книжку Александры Воеводской «Четыре года жизни, четыре года молодости» (тираж 1500 экземпляров). Автор – женщина, в молодости перенесшая Ленинградскую блокаду.
Мой любимый вид литературы – свидетельство очевидца, желательно человека незнаменитого, о подлинных событиях. Это именно такая книга. В ней есть всё, чего ожидаешь: описание горестей войны, голода, смертей и прочего. Но больше всего пробивает не трагическое (знаем, читали), а частное, непричесанное, неканоническое.
Две мелочи, упомянутые вскользь, между делом, превратили для меня рассказ о блокадных ужасах в нечто созвучное и осязаемое. Не знаю, произведут ли эти вещи такое же впечатление на вас.
Перед 22 июня, рассказывает Воеводская, весь Ленинград завесили анонсами музыкальной кинокомедии «Антон Иванович сердится». Потом сдирать плакаты было некогда, так они и провисели до конца осады. Добрейший Антон Иванович (его поминает в своей книге «Дневные звезды» и Ольга Берггольц) смотрел с афишных тумб на разрушенные дома, на занесенные снегом улицы, по которым дистрофики очень медленно тащили санки с детскими трупиками, – и ужасно на всё это сердился.
Я подумал, что эта трагикомическая деталь очень понравилась бы моему любимому современному эссеисту Льву Рубинштейну. Когда страшное и смешное рядом, это и есть жизнь.
И вот вторая маленькая история, которая меня здорово тронула.
Осенью 1941 года Александра получила весточку от мужа, который написал (вернее надиктовал), что тяжело ранен. Она стала слать по указанному адресу письма, каждый день. Две недели не было ответа, а потом вся почта вернулась обратно с краткой припиской, что адресат из лазарета выбыл. Женщина была в панике, не знала, что делать, куда кинуться. Кто-то сказал ей, что существует некая комиссия из волонтеров (тогда, впрочем, еще не было такого слова), которая помогает фронтовикам найти потерянные семьи, а семьям – фронтовиков. Помчавшись в это самое бюро, Александра увидела там каких-то удивительно энергичных, улыбчивых, быстро работающих молодых людей. «Садитесь, – сказали ей. – Пишите». Привыкшая к советской бюрократической системе, она спросила: «Что, заявление? Вот, у меня все документы с собой». Ей ответили: «Документы никакие не нужны, заявления тоже не нужно, просто пишите письмо мужу. Мы его непременно разыщем и переправим ваши старые письма вместе с новым. Всё будет хорошо, вот увидите».
Вот и вся история. Но автор говорит, что это было одно из самых светлых воспоминаний о блокаде. И, думаю, даже не потому, что волонтеры выполнили обещание и муж нашелся. Бедные наши сограждане что тогда, что сейчас до такой степени не привыкли к нормальному, человеческому отношению в присутственных местах, что оно воспринимается как чудо и запоминается на всю жизнь…