Глава СХ
В которой способ спасения найден
После минутного молчания послышался, словно спустившийся с высот, на которых он парил, голос Сальватора.
– И все-таки есть один надежный способ, мсье Жакаль, – сказал он.
– Ну да? И какой же? – спросил тот, словно удивляясь тому, что сам до сих пор этого способа не нашел.
– Совершенно простой, – продолжал Сальватор. – И вы о нем, вероятно, не подумали именно потому, что он прост.
– Тогда скажите мне скорее, – произнес господин Жакаль, делая вид, что горит более, чем кто другой из служащих Сальватора, желанием узнать этот простой способ спасения господина Сарранти.
– Я, возможно, повторюсь, – сказал Сальватор. – Но поскольку вы, кажется, не поняли меня в первый раз, надеюсь, что поймете во второй.
Господин Жакаль сделал вид, что удвоил внимание.
– Вы помните, зачем я приходил к вам за несколько минут до того, как меня арестовали?
– Вы пришли, чтобы вручить мне и положили на стол доказательства невиновности господина Сарранти. Так вы мне по крайней мере сказали. Это был скелет ребенка, найденный вами в саду имения господина Жерара в Ванвре. Это ведь так, не правда ли?
– Именно так все и было, – ответил Сальватор. – А для чего я вручил вам эти улики?
– Для того, чтобы я доставил их в канцелярию королевского прокурора.
– Вы сделали это? – суровым тоном спросил молодой человек.
– Клянусь вам, мсье Сальватор, – торопливо ответил господин Жакаль проникновенным голосом, – что я уже направлялся к Его Величеству в Сен-Клу для того, чтобы переговорить с находившимся там министром юстиции о тех доказательствах, которые вы мне вручили.
– Давайте покороче, – сказал Сальватор. – У нас мало времени. Итак, вы этого не сделали?
– Нет, – ответил господин Жакаль, – потому что меня остановили на пути в Сен-Клу.
– Что ж, коли вы не смогли сделать этого в одиночку, мы отправимся вдвоем и сделаем это вместе.
– Не понял вас, мсье Сальватор.
– Вы проведете меня к королевскому прокурору и изложите ему все факты так, как вы их сегодня понимаете.
Каким бы большим ни казался интерес, который господин Жакаль проявил к предложению Сальватора, он не оценил его настолько быстро, как на это рассчитывал молодой человек.
– Я-то с удовольствием, – ответил он небрежно и покачал головой, словно бы не очень веря в успех того, что ему предлагалось сделать.
– Вы, кажется, не разделяете моего мнения, – спросил Сальватор. – Вам не нравится мой план?
– Ничуть, – ответил господин Жакаль.
– Изложите ваши мотивы.
– Когда мы приведем королевскому прокурору неоспоримые доказательства невиновности господина Сарранти, господин Сарранти останется тем не менее приговоренным решением суда присяжных. А решение этого суда, согласно нашим законам, неоспоримо. И какими бы вескими ни были доказательства его невиновности, никто не сможет выпустить его на свободу. Надо будет проводить новое расследование, начинать новый судебный процесс. А тем временем господин Сарранти будет оставаться за решеткой. Судебный процесс не имеет четко определенных сроков, он может длиться год, два, десять лет. Он может быть бесконечным, если кому-то будет нужно, чтобы он не закончился. Так вот, предположите следующее: вся эта затяжка времени утомит господина Сарранти. Устав бороться и ждать, он падет духом, впадет в маразм, в нечто вроде сплина. И наконец, в один прекрасный день ему взбредет на ум покончить с этой жизнью.
Эти слова, после которых господин Жакаль остановился, чтобы оценить произведенное ими действие, словно ударили током всех собравшихся: все сто человек непроизвольно вздрогнули.
Господин Жакаль и сам перепугался произведенным на слушателей действием. Он подумал, что это может иметь для него неблагоприятные последствия, и, чтобы отвести от себя гнев людей, который мог на него обрушиться, живо добавил:
– Заметьте, мсье Сальватор, и скажите этим господам, что я всего-навсего полицейский, маленькое колесико в государственной машине. Я получаю импульс, но не даю его. Я не распоряжаюсь, я просто исполняю. Мне говорят: «Сделать так», и я подчиняюсь.
– Продолжайте, мсье, продолжайте. Эти господа и я сам не сердятся на вас. Мы благодарим вас за разъяснения.
Эти слова мгновенно вернули господину Жакалю всю его смелость.
– Итак, я вам уже сказал, – продолжил он, – что в один прекрасный день, когда судебный процесс будет уже подходить к концу, – если, конечно, до этого дойдет – люди, возможно, прочитают в утренних газетах о том, что тюремщик «Консьержери», войдя в камеру господина Сарранти, нашел его повешенным, как Туссена Лувертюра, или же задушенным, как Пишегрю. Потому что, – добавил господин Жакаль с ужасающей наивностью, – сами понимаете, что когда правительство пускает машину в ход, она не остановится у первого же верстового столба.
– Довольно!.. – глухо сказал Сальватор. – Вы правы, мсье Жакаль: это – плохой способ. Но, к счастью, – тут же добавил он, – отказавшись от этого пути точно так же, как и от плана генерала Лебатара де Премона, я могу предложить третий способ, который мне кажется много лучшим, чем первые два.
Все присутствующие вздохнули.
– Сейчас сами сможете в этом убедиться, – продолжал Сальватор.
Все задержали дыхание и обратились в слух. Нечего и говорить, что господин Жакаль был тоже одним из внимательнейших слушателей молодого человека.
– Поскольку, – снова заговорил Сальватор, обращаясь к господину Жакалю, – после ареста господина Сарранти вы времени даром не теряли, я тоже использовал свое время с толком. И, предвидя все то, что сейчас происходит, я три месяца назад разработал план, который и собираюсь вам сообщить.
– Вы представить себе не можете, с каким интересом я вас послушаю, – сказал господин Жакаль.
Сальватор незаметно улыбнулся.
– Вы ведь знаете тюрьму «Консьержери» как свои пять пальцев, не так ли, мсье Жакаль? – продолжил он.
– Естественно, – ответил тот, удивляясь, как это ему могли задать такой простой вопрос.
– Если войти в нее через ворота между двумя башнями, то есть тем путем, каким обычно вводят и выводят заключенных, надо пройти через дворик и тогда, миновав пропускной пункт, окажешься в помещении тюремного смотрителя. Иными словами, в вестибюле тюрьмы.
– Точно так, – подтвердил господин Жакаль и кивнул головой.
– Посреди помещения тюремного смотрителя есть очаг, вокруг которого обычно собираются поболтать будочники, полицейские и жандармы. Напротив входной двери есть еще одна дверь, которая выходит в коридор, где расположены обычные камеры. Там нам делать нечего. Налево от входной двери, слева от очага, в комнате с каменным полом находится дверь с решеткой, которая ведет в отдельный коридор, где расположены камеры смертников.
Господин Жакаль снова подтвердил эти слова кивком головы: описание места давалось с большой точностью.
– Именно там должен сидеть господин Сарранти. Если его поместили туда не сразу после вынесения приговора, то уж по крайней мере за четыре или пять дней до казни.
– За три дня, – уточнил господин Жакаль.
– И именно там, не так ли, он будет находиться до самого часа казни?
Господин Жакаль снова утвердительно кивнул.
– Итак, с первым пунктом все ясно. Перейдем ко второму.
Он на секунду умолк.
– Видите, что такое случай, – снова заговорил Сальватор, – и сколько раз он, что бы ни говорили пессимисты, помог честным людям! Однажды, часов около четырех вечера, выйдя из Дворца правосудия, где я присутствовал на одном из последних заседаний суда по делу господина Сарранти, я спустился к реке и свернул в сторону одной из опор моста Сен-Мишель, где у меня обычно привязана лодка. Идя вдоль реки, я увидел расположенные выше уровня воды и ниже набережной Курантов четыре или пять отверстий, забранных решетками с двойными перекладинами. Я раньше никогда не обращал внимания на эти отверстия, считая, что это просто-напросто выходы канализации. Но в этот раз, находясь во власти нехорошего предчувствия в связи с вероятным вынесением смертного приговора господину Сарранти, я приблизился к отверстиям, вначале осмотрел их, а затем принялся изучать более детально. В результате этого осмотра я пришел к выводу, что открыть эти решетки не составляло особого труда. И что через них можно было проникнуть под набережную, а возможно, и под саму тюрьму. Но на какую глубину? Этого я знать не мог. В тот день я решил не заниматься больше этим вопросом. Но продолжал почему-то думать над этим всю ночь. На следующий день в восемь часов утра я был в «Консьержери». Должен вам сказать, что у меня там есть приятель. Сейчас вы убедитесь в том, как полезно всюду иметь друзей. Так вот, я отправился к нему. Мы с ним гуляли и разговаривали. За это время я пришел к убеждению, что одно из отверстий на берегу реки вело ко внутреннему дворику, где прогуливались заключенные. Главное было в том, чтобы узнать, как именно идет под землей этот канал, который должен был проходить неподалеку от камер смертников. «Ладно, – подумал я, – тут всего-то надо будет прорыть небольшой ход. А наши камнеломы из катакомб перед таким пустяком не отступят».
Пятеро или шестеро из слушавших Сальватора людей утвердительно кивнули.
Это были те самые камнеломы, о которых упомянул молодой человек в своем рассказе.
Сальватор продолжал:
– Итак, я достал план «Консьержери». Сделать мне это было, кстати, нетрудно, поскольку я просто-напросто срисовал его с плана, который обнаружил в библиотеке Дворца правосудия. Когда я был достаточно хорошо оснащен, я попросил трех наших братьев пойти со мной. В ту же самую ночь, – продолжал Сальватор, – а ночь была, к счастью, довольно темной, бесшумно распилив решетку на канализационном канале, я проник в это вонючее подземелье. Но, пройдя десять шагов, я был вынужден остановиться: путь мне преградила точно такая же решетка, как и та, что была на берегу Сены. Я вернулся назад и послал одного из своих людей с инструментом в этот темный и узкий проход. Через десять минут он упал к моим ногам на берегу. Он задыхался и не хотел возвращаться, не закончив дела. Уверенный в том, что препятствие с пути убрано, я снова вошел в это мрачное и зловонное подземелье. Теперь я прошел шагов двадцать. Но тут снова наткнулся на решетку. Я, задыхаясь, вернулся на берег и попросил другого моего спутника расчистить мне дорогу… Он вернулся полуживой. Но, как и первый, сделал то, о чем я его попросил: и вторая решетка была распилена. Я опять вернулся на берег к своим людям. Двое из них были вымотаны, на них рассчитывать не приходилось. Но третий был полон сил и рвения: не успел я закончить свою мысль, как он уже исчез с инструментом в мрачном подземелье… Прошло десять минут, четверть часа, а он все не возвращался… Я отправился искать его в подземелье. Пройдя десять шагов, я наткнулся на что-то. Протянув руку, я нащупал тело человека. Схватив за блузу, я выволок его на берег реки. Но было слишком поздно: он был мертв. Бедный парень задохнулся!.. Таков был результат первого дня работы. Вернее, первой ночи, – хладнокровно закончил Сальватор.
Все выслушали рассказ об этом героическом труде с пониманием и интересом, которые нам нет необходимости описывать.
Господин Жакаль слушал рассказчика с огромным удивлением. Он казался себе подленьким и мелким по сравнению с этим отважным молодым человеком, казавшимся ему высотой в сто локтей.
Что же касается генерала Лебатара де Премона, то едва Сальватор произнес последние слова своего рассказа, как он подошел к молодому человеку.
– Тот, кто погиб, имел, конечно, жену и детей? – спросил он.
– Не беспокойтесь об этом, генерал, – сказал Сальватор. – С этим все в порядке. У жены есть тысяча двести франков пожизненной ренты, и для нее это целое состояние. Оба ребенка учатся в школе Амьене.
Генерал сделал шаг назад.
– Продолжайте, друг мой, – сказал он.
– На следующий день, – снова заговорил Сальватор, – я отправился в то же самое место с двумя оставшимися людьми. С теми, кто уже был со мной там накануне. Я вошел туда один, держа в каждой руке по бутылке хлора. Третья решетка была распилена, я мог продолжать свой путь. За третьей решеткой подземелье поворачивало направо. По мере того, как я уклонялся вправо, сечение подземелья сужалось. Вскоре я услышал, как над моей головой кто-то ходит: это был, очевидно, обход будочников или солдат, которые шли по внутреннему дворику. Там мне было делать нечего. Я с точностью рассчитал расстояние: я знал, что после тридцати метров надо было копать влево. Кривая, или скорее угол были рассчитаны с точностью стратегического подкопа. Я вернулся назад, посыпав весь свой путь хлором для того, чтобы по возможности дезинфицировать подземелье. Мы поставили на место первую решетку и, как и накануне, расстались. Топографическая съемка была произведена, оставалось начать практические работы. Трудность этих работ вы оцените сами, а я скажу вам, что трое человек, сменяясь каждый час, работая каждую ночь по два часа, потратили шестьдесят семь ночей для того, чтобы закончить этот труд.
Из груди всех присутствующих вырвался крик признательности и шепот восхищения.
И только три человека молчали.
Это был плотник Жан Торо и два его товарища: каменщик «Мешок с алебастром» и угольщик Туссен Лувертюр.
Они отступили назад, услышав, как карбонарии начали громко высказывать свое восхищение.
– Вот три человека, проделавшие этот гигантский труд, – сказал Сальватор, указывая на них собравшимся.
Трое могикан многое отдали бы за то, чтобы оказаться сейчас в том самом ходе, который они вырыли.
И потупились, словно дети.
– Спасем мы или нет господина Сарранти, – тихо сказал генерал Лебатар де Премон, – но эти люди буду обеспечены до конца своих дней.
Сальватор пожал генералу руку.
– Спустя два месяца, – снова заговорил молодой человек, – мы оказались прямо под камерой смертников. Камера эта всегда пуста, поскольку приговоренных к смерти сажают туда только за два-три дня до казни. И таким образом мы могли, дойдя до нее, работать без опасения быть услышанными тюремщиками. Спустя семь дней мы сдвинули с места одну из плит пола. Скорее даже нам хватило чуточку подтолкнуть эту плиту клиновидной формы, чтобы она приподнялась настолько, что в нее мог пролезть узник. Для большей безопасности и на тот случай, если бы какой-либо тюремщик пришел на шум, который произвел бы узник при побеге, «Мешок с алебастром» вделал в эту плиту снизу стальное кольцо, за которое Жан Торо смог бы удержать плиту до тех пор, пока господин Сарранти не достигнет реки, где я поджидал бы его с лодкой. А когда господин Сарранти сядет в лодку, остальное будет моим делом! Таков, господа, мой план, – продолжил Сальватор. – Все готово. Остается только привести его в исполнение. Если только мсье Жакаль не докажет нам убедительно, что этот план может не удаться. Говорите же, мсье Жакаль, да поскорее. У нас времени осталось в обрез.
– Мсье Сальватор, – серьезно ответил начальник тайной полиции, – если бы я не боялся показаться человеком, который льстит людям в каких-то своих интересах, я выразил бы вам свое огромное восхищение, которое испытываю по поводу столь грандиозного плана.
– Я не просил вас говорить мне комплименты, мсье, – ответил на это молодой человек. – Я спрашиваю ваше мнение.
– Вашим планом нельзя не восхититься и не поаплодировать ему, мсье, – ответил полицейский. – Да, мсье Сальватор, признавая, что я глупо поступил, когда велел арестовать вас, я должен сказать, что план ваш превосходен и безупречен. Уверяю вас, он должен получиться. Но позвольте мне задать один вопрос: когда узник будет на свободе, куда вы думаете его спрятать?
– Я уже сказал, что лично отвечаю за его безопасность, мсье Жакаль.
Господин Жакаль покачал головой, словно бы желая сказать тем самым, что одних уверений ему явно недостаточно.
– Что ж, я вам сейчас скажу все, что задумал, мсье, и надеюсь, вы присоединитесь к моему мнению насчет бегства точно так же, как вы согласились со мной насчет плана освобождения. На одной из улочек, выходящих на набережную, ждет почтовая карета. По всему пути следования подготовлены уже подставные лошади. Заранее послан нарочный. Отсюда до Гавра пятьдесят три лье: их можно преодолеть всего за десять часов, не так ли? В Гавре ждет, распустив пары, английский пароход. Таким образом в то самое время, когда народ начнет толпиться на Гревской площади в надежде увидеть казнь господина Сарранти, этот самый господин Сарранти покинет Францию вместе с генералом Лебатаром де Премоном, у которого после освобождения и отъезда господина Сарранти не будет более причин оставаться в Париже.
– Вы забываете о телеграфе, – сказал господин Жакаль.
– Ни в коем случае. Кто может поднять тревогу, указать маршрут следования беглеца, передать сообщение по телеграфу? Полиция, то есть мсье Жакаль. А поскольку мсье Жакаль остается с нами, все будет в порядке.
– Это верно, – произнес господин Жакаль.
– Итак, будьте любезны проследовать с этими господами в приготовленные для вас апартаменты.
– Готов выполнить любое ваше приказание, мсье Сальватор, – сказал полицейский с поклоном.
Но тут Сальватор остановил его, вытянув руку, но не дотрагиваясь до него.
– Мне нет необходимости предупреждать вас о том, что вы должны вести себя крайне осторожно, не делать ненужных поступков, не говорить ненужных слов. Знайте, что любая попытка к бегству будет пресечена незамедлительно и может закончиться для вас плачевно. Поскольку меня рядом с вами не будет и я не смогу защитить жизнь, как сделал это только что. Ступайте же, мсье Жакаль, и да хранит вас Бог!
Два человека взяли господина Жакаля под руки и скрылись с ним в глубине девственного леса.
Когда они исчезли из виду, Сальватор отвел в сторону генерала Лебатара де Премона, сделал Жану Торо, Туссену Лувертюру и «Мешку с алебастром» знак следовать за ним и все пятеро скрылись в подземелье.
Мы не пойдем вслед за ними в эти мрачные катакомбы, по которым мы уже прошли вместе с господином Жакалем и из которых они вышли в дом на улице Сен-Жак, расположенный рядом с Ореховой улицей.
Достигнув этой улицы, они разошлись: только Сальватор с генералом пошли вместе. Встретились они на берегу под набережной Курантов, где, как мы уже сказали, была привязана лодка Сальватора.
Остановились они в тени пролета моста.
Генерал Лебатар, Туссен Лувертюр и «Мешок с алебастром» сели в лодку в полной готовности отвязать ее и отчалить.
На берегу остались только Сальватор и Жан Торо.
– Теперь, – сказал Сальватор тихо, но так, чтобы его услышали не только плотник, но и трое сидящих в лодке спутников, – слушай меня внимательно, Жан Торо, и постарайся не пропустить ни единого слова, поскольку это самые последние инструкции.
– Слушаю, – сказал плотник.
– Сейчас ты, не останавливаясь и как можно скорее, пройдешь до конца прохода.
– Да, мсье Сальватор.
– Когда мы убедимся в том, что нет никакой опасности, ты упрешься плечами в плиту и, не производя шума, приподнимешь ее. Но не откидывай ее, чтобы не разбудить охранников. Когда ты все это сделаешь, то есть когда почувствуешь, что плита уже поднята, дернешь меня за рукав. Остальное я сделаю сам. Ты меня понял?
– Да, мсье Сальватор.
– Тогда вперед! – сказал Сальватор.
Жан Торо снял наружную решетку и вошел в подземелье. Он прошел его так быстро, как только мог это сделать человек его роста.
Сальватор шел в нескольких шагах позади него.
Они подошли почти к самой камере смертников.
Там Жан Торо развернулся и стал слушать. Сальватор тоже прислушался.
Кругом стояла глубокая тишина. Точно так же было тихо и над ними.
Не услышав ничего подозрительного, Жан Торо пригнулся, как смог, втянул голову в плечи, уперся ладонями в колени и так приналег на плиту, что через несколько секунд почувствовал, как она начала подниматься.
Он дернул Сальватора за рукав.
– Готово? – спросил Сальватор.
– Да, – тяжело дыша, прошептал Жан Торо.
– Хорошо! – сказал молодой человек, приготовившись действовать. – Теперь моя очередь. Толкай, Жан Торо, толкай!
Жан Торо толкнул. Плита начала медленно приподниматься над землей. В подземелье начал пробиваться слабый свет похоронной лампы. Сальватор просунул голову в образовавшееся отверстие, оглядел всю камеру и в ужасе вскрикнул.
Камера была пуста!