С А Д О В Н И К
(Основано на реальных событиях)
Полусогнутые ножницы, которые напоминали два средних размеров ножа, скреплённых посередине, медленно вонзились в зелёную плоть растения с треугольными острыми шипами. Отрезанный наискосок длинный стебель с огромным полураспустившимся алым бутоном упал в протянутую широкую ладонь в потёртой кожаной перчатке. Подхваченный словно заправским жонглером, цветок, развернувшись в ладони, плавно переместился в стоявший рядом бронзовый кувшин, почти полностью наполненный такими же красными розами.
– Вот они, красавицы, ровно 41 штука, – тихо прошептал бархатистым голосом мужчина крепкого вида и, подняв голову, посмотрел на окрасившийся в ярко-красный цвет купол с горящим золотом полумесяцем, выглядывающим из-за высокой ровной стены, которую совсем недавно покрасили в белый цвет.
Султанский дворец Топкапы1 в Стамбуле встречал очередной рассвет.
– Сегодня великий день, сегодня день рождения Повелителя, да хранит Аллах его душу! – уже громче произнёс он, снимая перчатки и аккуратно укладывая ножницы в небольшой деревянный ящик с широким кожаным ремнём.
Тут мужчина опасливо посмотрел по сторонам, словно кого-то испугавшись.
Но вокруг не было ни души. В Гареме, располагавшемся в особом здании, вход в которое находился в конце второго двора у богато разукрашенных «Врат счастья»2, просыпались поздно, несмотря на огромное количество женщин. Это был наиболее недоступный для посторонних лиц двор. Увидеть хотя бы одну из многочисленных наложниц было смертельно опасно. Любого постороннего человека, который хоть одним глазком взглянул на наложницу султана, казнили на месте.
Садовник не торопясь повесил ремень с ящиком через плечо, взял двумя руками кувшин с розами и направился к выходу из сада. Он тщательно скрывал от посторонних свой секрет, что, несмотря на строгий запрет, очень любил поговорить. Да, трудно поверить, что жизнь в таком роскошном дворце могла быть очень тяжёлой и мрачной. Даже сам великий Султан Селим Грозный3 вынужден был подчиняться древнему обычаю и говорить крайне редко, так как многословие считалось очень неприличным, и для общения была введена специальная форма языка – система кивков и жестов. Так было давно установлено, и правитель огромной империи вынужден был большую часть своего времени проводить в полной тишине. Он неоднократно пытался отменить это ограничение, но его визири наотрез отказывались снять запрет на разговоры, аргументируя нерушимостью канонов, установленных ранее.
Может быть и из-за этого правитель османов испытывал к визирям устойчивое отвращение.
Султану сложно было поговорить даже с самим собой, так как он практически никогда не оставался один. Когда он идёт по дворцу, его сопровождают десятки человек; когда одевается, за ним наблюдает многочисленная охрана; когда он спит, рядом стоят охранники. Такое вот одиночество под пристальным взором слуг и охраны.
Одно его утешало: он имел полную власть над жизнью и смертью своих подданных, и он пользовался этим без капли стеснения.
Чуткий слух садовника уловил тихий шорох, который раздавался с противоположной стороны сада, примыкающего к самому высокому зданию дворца с высокой башней – покоям султана. Он остановился, тихо поставил вазу с цветами на землю, рядом – ящик с инструментами и, сделав несколько шагов назад, спрятался между высокими кустами. Через минуту на тропинке появился силуэт, который быстрым шагом двигался по ухоженной дорожке. Но увидев вазу, стоящую посередине, незнакомец остановился и медленно наклонился к ней, вдыхая чудный аромат свежесрезанных цветов.
Садовник молниеносно выпрыгнул из-за куста и, очутившись сзади незнакомца, схватил его левой рукой за лоб, а правой приставил острый клинок к незащищённому горлу.
– Стой, стой! – хрипя, взмолился незнакомец. – Это же я, Фатих, с письмом от нашего повелителя!
На мгновение садовник замер и медленно отвёл клинок от его горла. На шее осталась тонкая красная линия от острия ножа. Фатих отскочил от него и, потирая шею руками, заговорил:
– Сколько служу во дворце, никак не могу привыкнуть к твоим штучкам.
Он быстро потёр горло, потом откашлялся и продолжил:
– У меня поручение от Повелителя.
И медленно вытащив из-под полы длинного расшитого золотом халата свернутую в трубочку бумагу, передал её садовнику.
Садовник оглядел со всех сторон свиток, потом поднёс его поближе к глазам и детально рассмотрел маленькую печать с инициалами Султана. Убедившись, что она не тронута, привычным жестом большого пальца руки с тихим треском сковырнул её.
Раскрыв, он внимательно прочитал послание. Медленно и почти без интереса, он туго завернул листок и не торопясь положил его во внутренний карман своего халата.
Фатих, слегка наклонившись, с интересом смотрел прямо в лицо Садовника, пытаясь угадать содержание свитка.
– Передай Повелителю, что его воля будет исполнена, – равнодушно произнёс Садовник, исподлобья посмотрев на посетителя. Он прекрасно понимал, что по выражению лица можно догадаться о том, что содержится в письме, поэтому и научился скрывать свои эмоции от посторонних.
– Ты свободен, – уже властно произнёс он.
Фатих вздрогнул, слегка поклонившись, попятился назад и, плавно развернувшись, скрылся за деревьями.
«Значит, завтра „Бега“, – подумал Садовник, и машинально дотронулся до халата в том месте, где находился свиток. – Это будет очередная рутинная работа, которых было множество за мою жизнь при дворце».
Он вытянулся и, расправив свои широкие плечи, развёл руки в стороны. Раздался характерный хруст суставов, истосковавшихся по физической нагрузке.
Садовник взял ящик с инструментами, потом перевёл взгляд на кувшин со свежесрезанными алыми розами, который виднелся позади куста.
– Розы заберёт слуга, а мне пора готовиться, – тихо сказал он и, щёлкая фалангами пальцев, направился к неприметной двери в стене, располагавшейся между башнями Бабу Салям4. За этой дверью находилось специальное помещение, в которое мог приходить только он и его помощники.
Садовник всегда был готов к этому письму, он прекрасно понимал, что нужен Султану не для ухаживания за цветами, а для выполнения особых поручений.
Он был Палач5.
Только ему было доверено казнить неугодных и беспрекословно выполнять задания. Когда ему приказывали, он не думал. Он убивал.
Да, во дворце были свои правила даже на казнь. Палач не имел права убивать с кровью высоких особ, родственников Повелителя, поэтому их надлежало душить специальным ритуальным шелковым шнуром. Султан не любил кровь, особенно когда видел её на своих родных.
В отличие от султанской семьи, остальных, любых неугодных султану людей, в том числе и влиятельных визирей, садовник мог умерщвлять по своему усмотрению. И тогда кровь лилась рекой…
Да, он был палачом, он убивал тех, кого прикажет убить Повелитель. А сад был компенсацией этих чудовищных поручений, и для всех он был простым садовником и ухаживал за цветами.
Это повелось давно, тогда и появился обычай, когда осуждённый Повелителем на смерть мог избежать своей судьбы, победив главного садовника в гонке через дворцовые сады. Визиря вызывали на встречу с главным садовником и после обмена приветствиями ему вручали кубок замороженного сладкого шербета.
Если шербет был белым, то Султан предоставлял визирю отсрочку в наказании, и у него был месяц на то, чтобы исправить ситуацию. А если шербет был красным, то визиря должны были немедленно казнить. И это уже делал садовник. Как только осуждённый на казнь видел красный шербет, он должен был сделать глоток и сразу же бежать через дворцовый сад между тенистых кипарисов и рядов тюльпанов. Главная цель состояла в том, чтобы добраться до ворот на другой стороне сада, которые вели к рыбному рынку. И если он смог добежать и пройти через них, то ему прощались все его прегрешения. Он снова становился великим визирем с неограниченными полномочиями.
Да, сложно представить, что Дворец Топкапы, в котором принимали просителей со всего мира, был страшным и ужасающим местом. В главном дворе перед входом во дворец специально сделали две колонны, на которых размещали отрубленные головы людей, ослушавшихся или неверных Султану. Во время периодических чисток дворца от неугодных или провинившихся во внутреннем дворике складывали целые курганы из языков жертв. Садовник всё это знал и помнил, что рано или поздно чистка начнётся.
В углу сада был специальный фонтан6, с искрящейся ключевой водой. Но все во дворце знали, что пить или мыть руки в нём было запрещено. Этот фонтан был сделан исключительно для палачей, чтобы те могли вымыть руки и оружие после процедуры наказания.
Небольшая окованная медью тяжёлая дверь бесшумно открылась, и Садовник, переступая высокий порог, шагнул внутрь. Это было большое и просторное помещение, хорошо освещённое через квадратные окна. Они были расположены высоко под сводчатым потолком, окрашенным в белый цвет, и поэтому в помещении оказалось на удивление светло. На стенах висели различные приспособления, на первый взгляд совсем не страшные. Но только палач знал, что самые привычные вещи могут служить прекрасным орудием для убийства неугодных Султану.
Садовник закрыл дверь на засов и уверенным шагом направился к стеллажу с инструментами.
– Завтра – важный день, и мне надо подготовить несколько хитрых ловушек, – тихо прошептал он и начал мастерить замысловатые вещи.
Палач искренне не хотел, чтобы кто-то смог добежать до ворот рынка и избежать справедливой кары Султана.
Ему не говорили, кто конкретно побежит, но он точно знал, каким способом его надо умертвить. Палачу было позволено убивать кроваво всех подданных, кроме родственников Султана, их надлежало казнить только одним способом – удушением. Почему же именно так? Садовник знал ответ: потому что этот вид казни с древних времён считается позорным. Самое жестокое наказание для человека – это не физическая смерть, страшнее было то, что при удушении душа не сможет выйти из тела, как бы оставаясь у него в заточении. В народе таких покойников называли «заложники». Палач как никто другой знал, что умирать от удушения было мучительно и больно. Смерть не наступает мгновенно, и осуждённый несколько секунд остаётся в сознании. В эти мгновения он понимает приближение своего конца и испытывает невыносимые физические страдания, которые заканчиваются страшной агонией. При этом за его мучениями наблюдал не только Султан, но и сотни зрителей.
Такое наказание считалось нечистой смертью. Часто в момент удушения расслаблялись все мышцы тела, и это приводило к полному опорожнению кишечника и мочевого пузыря, так что даже после казни унижение продолжалось.
То ли дело – обезглавливание топором или секирой, которое считалось быстрой и менее мучительной смертью. Такая кончина позволяла избежать прилюдной агонии, что было важно представителям благородных кровей. Толпа зрителей, жаждущая зрелищ, не должна была видеть низкие предсмертные проявления. Считалось, что только сильный и мужественный воин подготовлен именно к смерти от холодного оружия. Когда осуждённый клал голову на плаху, он проявлял смирение и безропотно принимал наказание. Но всё-таки главное зависело от умения палача. Часто сам осуждённый или его родственники платили большие деньги, чтобы он сделал своё дело с одного удара, и смерть была быстрой и избавила от неистовых мучений. Садовник быстро приводил приговор в исполнение. Осуждённый клал голову на бревно, толщина которого должна была быть не более шести дюймов7, что идеально подходило для головы человека. Взмах топором, удар – и всё.
Завтрашний беглец был не султанских кровей, но он был очень знатен – это был Визирь, правая рука Повелителя, которому он доверял как самому себе. Но что-то произошло, и Султан внезапно начал очередную чистку своих приближённых, оправдывая своё имя – Селим Грозный. Скорее всего, в этом был замешан наследник Мустафа8, ближайший претендент на трон.
Такая жестокость себя оправдывала, так как в Османской империи не было кровопролитных войн из-за престола, в отличие от Европы. Недавняя французская революция9, которая началась с убийства в тюрьме 10-летнего сына последнего французского короля Людовика XVI и Марии Антуанетты, не успев начаться, быстро захлебнулась в крови собственных же лидеров.
Садовник посмотрел на стену, выложенную из огромных грубо отёсанных кусков известняка. За этим местом находилась огороженная часть дворца, которая называлась Кафе10. Это была «золотая» клетка, где жили родственники Султана, которых он пока ещё не убил11. Он держал их рядом с собой, позволяя пользоваться практически всеми благами дворца, с тем чтобы полностью контролировать их жизнь. Мустафа находился в этой клетке и, скорее всего, стал разменной монетой в не прекращающейся ни на минуту закулисной игре.
Селим Грозный умел нагонять страх на своих придворных: за время его правления было казнено столько великих Визирей, что они начали носить с собой свои завещания.
Садовник вынул из кармана халата свиток и положил его в большую коробку, доверху наполненную такими же приказами. Немного задумавшись, он спокойно произнёс:
– Завтра мне надо показать хорошее представление, ведь зрителей будет достаточно. Но самый главный зритель это, конечно же, он – Великий Султан.
Утро выдалось на редкость пасмурным. Небо заволокли серые облака, которые практически не пропускали солнечный свет, и яркий сад смотрелся однотонным.
В саду никого не было, но это не значит, что никто не следил за предстоящим действием. На самом высоком балконе располагался Султан с приближёнными, а чуть ниже на террасах и из открытых окон наблюдали остальные.
Конец ознакомительного фрагмента.