Да здравствует спекулянт! Жестокость как смысл бытия
31 мая 2013 года, пятница. Недавно моя знакомая, прочитав мои записи о бизнесе, сказала:
– Очень интересно, но мне кажется, что в настоящем бизнесе все намного жестче и бесчеловечнее. Ты описываешь его слишком красиво и романтично.
И я задумалась о жёсткости и бесчеловечности как одной из сторон жизни. И снова память услужливо, словно преданный архивариус, расстилает передо мной свитки событий недавних и более давних лет.
Прошлый год, такая же пятница 18 мая, по-летнему жаркий день. Открываю свои записи: «Сегодня день депортации крымских татар. Везде стоят гаишники. Удивляюсь каждый раз, когда выезжаю на работу и обнаруживаю какой-нибудь „день“. Особенно день депортации. Опыт предыдущих лет показал, что мои знакомые доктора, крымские татары, в этот исторический „день“ больше беспокоились о качественном обслуживании своих пациентов, а не о соблюдении исторических приличий. Страсти давно утихли, деловые работающие люди быстро разобрались, что любая демонстрация – это потеря прибыли. Сегодня никто из работающих демонстраций не хочет, если, конечно, их участие не оплачивается».
В тот день моя машина мчалась по пустой трассе среди гор, а я вспоминала, как все начиналось, когда в Крым приехали татары, как они сразу почувствовали себя хозяевами, вернувшимися в дом, где проживание других людей многие из них посчитали почему-то незаконным. Я тогда часто гуляла с годовалой дочкой по улице, мамочек было много, и одна вновь прибывшая молодая татарка – вся в золоте и дорогой одежде, с пухленьким чернявым мальчиком, сказала мне тогда тихо, спокойно, как-то буднично и потому страшно:
– Ничего, мы скоро вас, славян, отсюда выгоним. Это наша земля, – проговорила, будто гвоздь вбила.
Ее красивое холеное лицо с зачесанной назад копной черных волос было в этот момент бесстрастным, ее уверенность испугала меня так, что этот страх нахлынул холодной волной на сердце, и оно сжалось. Я тогда ничего не ответила, молча дошла со своей колясочкой до конца улицы, потом свернула домой…
***
Жизнь в обществе течет по своим законам, и, что бы ни вещали отдельные амбициозные лидеры крымских татар, их уверенность в быстром воплощении своих планов оказалась недолгой. За какие-то пять лет приезжие ассимилировались с местными, обросли бизнесом, русскими и украинскими друзьями, а еще через пять лет вообще всё стало по-другому. Как оказалось со временем, Крым – не только татарская земля. Места здесь хватает всем, было бы желание жить и работать.
Я вспомнила свою покойную мать, у которой прабабушка была крымской татаркой из Бахчисарая. Ее тогда вывезли после очередного набега на Крым в Запорожскую Сечь наложницей, там крестили, выдали замуж. Потом они перебрались в Полтаву, откуда родом моя мать. Смешно, но тогда получается, что я по материнской линии – крымчанка в Бог знает каком поколении! И даже с крымскотатарскими кровями. Так что, мне задрать нос и смотреть на всех свысока? Глупости!
И снова возвращаюсь к разговору с подругой о жесткости бизнеса. Ищу эту жесткость в прошедших событиях и понимаю, что каждый бизнесмен обладал в свое время жесткостью, чтобы отвоевать свою территорию. Конец 90-х, развал Советского Союза. Когда в бывшем СССР вдруг разрешили частную торговлю, легализовав так называемых «спекулянтов», моя мать одна из первых ринулась в бизнес – со всей душой и нерастраченными силами.
Она была предпринимателем от бога. Легко договаривалась, легко зарабатывала и также легко тратила. Деньги у нее не задерживались, накоплений она не делала. Сначала она нашла нишу, которой никто на тот момент не занимался, и занялась пошивом платьев из люрексовой ткани. Нашла моряков, которые нелегально завозили заветные рулоны, сама сделала лекала и кроила, сама шила, сама продавала. Как ни странно, этот замысловатый бизнес пошел, хоть и не был поначалу прибыльным. Платья тогда продавались по 140—180 рублей (при зарплате 80—120 рублей), то есть очень дорого. Прибыль была 20—30 рублей. Мало кто соблазнялся, но платья так блестели!
И, хоть раз неделю или в несколько дней, но находились дамы, жаждущие красоты. Со временем покупателей образовывалось все больше, такие платья становились модными. Появились и конкуренты. Соответственно больше надо было шить. Вся прибыль уходила на покупку новых рулонов оптом, так было намного дешевле. И поскольку я, как и моя мать, тоже умела шить, она быстро приспособила меня и бывшего мужа к своему предприятию.
Именно тогда, двадцать пять лет назад, я впервые столкнулась с основами частного предпринимательства: клиенты, затраты, прибыль, рэкет. Я стала учиться продавать и, как ни странно, мне это понравилось. И, хотя покупателей было крайне мало, они все же были. Прошло время, и бизнес моей матери стал процветать. Помню даже безумно красивый богемский сервиз из молочного тонюсенького фарфора – мою первую роскошную вещь.
Также помню и туго закручивающуюся, удушающую меня спираль самого бизнеса – как кольца удава. Больше платьев – меньше времени. Меньше времени – меньше сна, отдыха и развлечений, всё меньше семейного быта. Очень хорошо помню, как в те годы сформировалось четкое разделение на людей, которые очень хотели жить по-старому, когда им кто-то платил зарплату, и людей, которые эту зарплату отвоевывали сами – у рэкета, у налоговой, у немногочисленных покупателей, у бандитов, периодически, устраивавших «чёс» по торговым точкам, и у конкурентов.
Спекулянты, как их тогда называли, стали авангардом нашего развалившегося общества, который исследовал новую экономическую территорию в разрушенной стране, и их за это презирали. Большинство населения.
Если говорить о жёсткости, я помню, как приходилось каждый день подсчитывать расход и приход в кассе и ругаться с реализатором, у которого не сходился дебет с кредитом. Я помню избитого рэкетирами дедка, который продавал капусту и попытался «качать права», потрясая перед двумя обкуренными юнцами боевыми наградами.
Помню рынок в поселке Николаевка, куда мы с бывшим мужем привезли в воскресный базарный день свои блестящие платья и не продали ни одного, потому что там, в деревне, таких платьев еще не видели. Мы не знали, что надо приехать несколько раз и дать время народу привыкнуть к мысли, что это надо купить. Но для нас это тоже было сложно.
Было тягучее ощущение пустоты и бессмысленности, в которой я вязла, как в тягучем желе. Хорошо помню свою маленькую дочь, которая игралась на ковре кусочками люрексовых платьев и ниток, когда я, одурев от напряжения, сидела за швейной машинкой, стараясь подготовить партию к продаже. У меня не было времени с ней играть, и она придумала себе друга, которого назвала «Сика». Он ее и спасал от одиночества, которое детям в таком нежном возрасте категорически противопоказано.
Жестко? Очень. И еще – трагично. Те годы были похожи на какое-то адское варево, в котором действительно было крайне сложно выжить и не искалечить душу. И они прошли…
Наступило время юридических предприятий, лицензий, больших оборотов и финансовых афер. Я, успев родить второго ребенка и получив высшее образование, не стала исключением из правил. Правду говорят, что первый печальный опыт не пугает. Я попробовала снова. Моя новая история вышла несколько странная, но такая типичная для того времени! Правда, закончиться она могла уже в другом, более страшном месте, но об этом в следующей главе…