Глава VI
Конституционные основы
Благоразумные основатели республики Лаурании признавали важность сохранения и развития правил социального общения между публичными деятелями государства независимо от того, к каким партиям они принадлежали. Поэтому президент в течение длительного времени следовал традиции в соответствии с которой в течение осеннего сезона устраивались несколько официальных приемов. На них приглашались важные персоны с каждой стороны. Согласно правилам этикета было положено их посещать. В этом году страсти настолько накалились и отношения были настолько напряженными, что Саврола решил не принимать приглашение, и уже формально отказался от него. Поэтому он был очень удивлен, получив вторую пригласительную открытку. И его еще больше поразило то, что к ней была приложена записка от Люсиль.
Он понял, что она с открытыми глазами шла навстречу судьбе. Только было неясно, почему она так поступила. Конечно, она рассчитывала на свое очарование. Ведь очень трудно, почти невозможно нанести оскорбление красивой женщине; красота все равно побеждает, а пренебрежение отбрасывается. В действительности он мог бы извлечь политический капитал благодаря такому настойчивому приглашению в такой критический момент. Но он чувствовал, что она хорошо понимала его и, по крайней мере, не подозревала его в этом. Это доставляло ему удовольствие. Саврола сожалел о том, что не мог посетить бал, но он уже принял решение и сел, чтобы написать о своем отказе. Написав половину письма, он остановился; он вдруг подумал, что, возможно, она остро нуждалась в его поддержке. Он снова прочитал ее записку и ему показалось, словно между строк сквозила мольба о помощи. И тогда он начал искать поводы, чтобы изменить свое решение: это был освещенный временем обычай. Он подумал, что было необходимо показать его последователям, что в настоящий момент он одобрял только призывы к соблюдению конституции. У него появилась возможность продемонстрировать уверенность в успешном воплощении своих планов. На самом деле все доводы, кроме одного, самого главного, свидетельствовали против его решения.
Да, он пойдет на бал; партия могла бы возражать, но ему это было безразлично. Это их не касалось. В конце концов, он был достаточно силен, чтобы выдержать их недовольство. Эти размышления были прерваны появлением Море; его лицо излучало энтузиазм.
– Центральный окружной комитет единогласно избрал вас своим кандидатом на выборах. Транта, марионетка диктатора, был осмеян. Я назначил общественное заседание в четверг вечером. Вы должны на нем выступить. Сейчас мы находимся на гребне волны!
– Отлично! – воскликнул Саврола. – Я ожидал этого назначения. Мы пользуемся огромным влиянием в столице. Я рад возможности произнести речь, поскольку давно уже не участвовал в заседаниях, и именно теперь у нас накопилось много вопросов для обсуждения. В какой день это должно состояться?
– В четверг, в здании ратуши, в восемь часов вечера, – сказал Море, который, хотя и слыл романтиком, не был лишен деловых качеств.
– В четверг?
– Да. Надеюсь, у вас не назначены на этот день другие дела.
– Ну, в четверг вечером должен состояться торжественный бал, – медленно, словно взвешивая каждое слово, ответил Саврола.
– Я знаю, – сказал Море, – именно поэтому я назначил этот день. Они почувствуют себя танцующими на вулкане; совсем недалеко от дворца соберутся другие люди, действия которых согласованы и решительны. Молара не получит удовольствие на этом вечере; Лоуве не придет совсем; Сорренто будет готовиться к войне, если это потребуется. Значит, наше заседание однозначно испортит им праздник: ведь все они будут знать, что творится у них за стенами дворца.
– Четверг не подойдет, Море.
– Не может быть! Но почему?
– Потому что в этот вечер я собираюсь на бал, – решительно заявил Саврола.
Море разинул рот от изумления.
– Что?! – воскликнул он, – Вы?
– Вероятнее всего, что я пойду. Древние традиции государства не могут быть отброшены подобным образом. Это мой долг – пойти туда; мы боремся за восстановление конституции, и мы должны продемонстрировать наше уважение к ее принципам.
– Как?! Вы хотите сказать, что будете пользоваться гостеприимством Молары: войдете в его дом, станете есть его еду?
– Нет, – ответил Саврола, – Я буду есть пищу, предоставленную государством. Как вам известно, расходы на эти официальные мероприятия оплачиваются обществом.
– И вы будете разговаривать с ним?
– Конечно, но только он не получит от этого удовольствия.
– Значит, вы будете наносить ему оскорбления?
– Мой дорогой Море, почему вы мыслите столь категорично? Я буду очень любезен. Это испугает его больше всего на свете; он не будет знать, что ему угрожает.
– Вы не имеете права туда идти, – твердо сказал Море.
– Но я действительно намерен пойти.
– Подумайте о том, как к этому отнесутся профсоюзы.
– Я уже подумал обо всем этом и принял свое решение, – твердо ответил Саврола. – Пусть они говорят все, что заблагорассудится. Это продемонстрирует им, что я не намерен надолго отказываться от конституционных методов. Время от времени требуется охлаждать энтузиазм этих людей; они слишком серьезно относятся к жизни.
– Но они могут обвинить вас в предательстве нашего общего дела.
– Я не сомневаюсь в том, что найдутся глупцы, которые выскажут свои нелепые упреки. Но я уверен, что никто из моих друзей не станет докучать мне, повторяя их.
– А что скажет Стрелитц? Это может стать последней каплей, которая либо подтолкнет его к решительным действиям, либо заставит его бежать за границу вместе со своими соратниками. Он и так обвиняет нас в безразличии и становится все более нетерпеливым каждую неделю.
– Если он выступит, прежде чем мы будем готовы ему помочь, войска быстро расправятся с ним и его группировкой. Но он получил от меня точные приказы, и я надеюсь, что он выполнит их.
– Вы поступаете неправильно и, думаю, сами знаете об этом, – резко и сурово подытожил Море, – не говоря уже о позорном раболепстве перед вашим врагом.
Саврола улыбнулся, видя гнев своего последователя.
– О, я не собираюсь раболепствовать, – сказал он. – Разве вы когда-нибудь видели, чтобы я унижался? – Саврола коснулся руки своего соратника. – Как странно, Луи, – продолжал он, – что мы так непохожи друг на друга, и все же, если бы я оказался в трудной ситуации и в смятении, я бы обратился за поддержкой только к вам. Мы бранимся по пустякам, но когда решаются великие дела, ваше благоразумие должно руководить мною, и вам это прекрасно известно.
Конец ознакомительного фрагмента.