Глава вторая
Перед офицерской столовой трудилась дезинфекционная команда: взвод солдат в комбинезонах химзащиты отмывал следы пролета крокодильей стаи. Причеру на миг показалось, что даже сквозь загерметизированные маски он слышит приглушенную ругань. Он и сам бы с удовольствием залез в скафандр – вонища на территории стояла невообразимая, а теперь к ней добавился едкий аромат патентованного средства, убивающего все известные науке микробы.
– Ну, ваше преподобие, с боевым крещением! – приветствовал капеллана полковник. – Согласитесь, под такой экзотической бомбежкой вы еще не бывали.
– Все лучше, чем тонуть в навозной яме, – парировал капеллан. – Господин полковник, капитан Службы поддержки Причер в ваше распоряжение прибыл.
– Вольно, капитан, вольно… Присаживайтесь, разделите нашу скромную трапезу. Знакомьтесь: майор Джефферсон, мой заместитель по тыловой. Майор Виллис, военная полиция. Майор Лурье, начальник ПВО и воздуха, это по милости его раздолбаев мы вынуждены завтракать в такой э-э… богатой на запахи обстановке. И наконец, главный по разведке майор Кэссиди, ваш бывший подчиненный и давний почитатель. Остальные не смогли прийти, они сейчас дерьмо на территории разгребают. Но тоже, смею вас заверить, офицеры достойные и вполне богобоязненные.
– Мир вам, господа, – сказал Причер, по очереди пожимая всем руки. Кэссиди он заговорщически подмигнул: мол заходи, когда сможешь.
– Мира у нас тут хоть отбавляй, – заявил, жуя, Виллис из «эм-пи», – а вот мирского смирения не хватает. Сплошь и рядом грубость и нетактичное поведение, хулиганские выходки, немотивированная агрессия. И если бы только среди рядового состава! Младшие офицеры распоясались дальше некуда. Да и среднее звено… – Виллис явно хотел одарить Причера красноречивым взглядом, но, видимо, для первого раза постеснялся. – Пьянство, ругань, хамство на каждом шагу…
«Ой, как стыдно», – мелькнуло у Причера в голове. Он принял у официанта поднос с завтраком, быстренько про себя возблагодарил Господа за ниспосланную пищу и начал есть. Пища оказалась вкусная – наверное, в отличие от начальника военной полиции, Господь на Причера не дулся.
– Кончайте нудить, Виллис, – бросил полковник. – Хоть капеллана бы постеснялись – что он о нас подумает?
– Пусть знает, куда попал, – не унимался Виллис. – Пусть отдает себе отчет в том, с кем ему придется работать. Вчера спустилось с орбиты двадцать человек отдыхавшей смены. Лейтенант Мерфи уже на поверхность сошел, простите, весь в блевотине. После чего вместе с экипажем шаттла учинил в офицерском баре дебош, и теперь мы вынуждены аж до следующего борта сверху перебиваться без виски – оно просто кончилось. Двое молодых героев из команды нашего уважаемого майора Кэссиди ночью скрытно пересекли зону берегового охранения и купались в море. Теперь они лежат в санчасти, очень гордые своим подвигом, и раньше, чем к следующей неделе, не протрезвеют. Вы знаете, святой отец, какие в здешнем море бактерии? Ничего, узнаете. Та-ак, что у нас еще новенького…
– Может, хватит? – спросил полковник. – Аппетит отбиваете своими нравоучениями. Можно подумать, сами в море никогда не лазили.
– Если кто-то забыл, могу напомнить, что даже приближаться к воде без респиратора запрещено, – вкрадчиво сказал Виллис. – Еще могу сообщить, что силы «эм-пи» ограничены, и мы физически не можем каждый Божий выходной растаскивать на себе по койкам почти тысячу человек. И ладно бы они просто надирались. Они же все как один великие юмористы! Эксцентрики, черт их дери! Простите, капеллан, вырвалось. Чей-то лифчик на флагштоке – это я еще понимаю. Все мы были молоды и всячески демонстрировали неуважение к устоям. Это-то проходит. Но когда у борделя выставляется пикет с требованием снизить цены и угрозой объявить безвременный мораторий на половую жизнь… В конце концов у нас тут не университетский городок, а военная база. Я уж не говорю о том, что мичман Харитонов завел моду передавать с территории порта сигнальным прожектором нецензурные стишки. Причем наши бедные связисты обязаны по регламенту всю его матершину заносить в журнал, что они и делают… А посмотрите на этого русского клоуна Эйба Кронштейна… – тут Виллис неодобрительно покосился на капеллана уже в открытую.
– Кстати, я хотел спросить, – перехватил инициативу Причер. – Если Кронштейн психиатр, то почему всего лишь старшина? Он не может быть по званию ниже лейтенанта. Его что, разжаловали?
– Да никакой он не старшина, – усмехнулся полковник.
– Я и говорю – клоун, – удрученно вздохнул Виллис и налил себе молока.
– Перестаньте, Виллис. Мы все отлично знаем Эйба Кронштейна. То, что «Тревога» до сих пор не сошла с ума оптом и в розницу, исключительно его заслуга. Ну почему ему нельзя позволить себе маленькую вольность – одолжить у старшины китель и закатиться в сержантский бар? Может, это вы ему надоели. Созерцать вашу постную физиономию по вечерам отнюдь не большое удовольствие. А вот насчет ситуации вокруг публичного дома вы правильно заметили. Такие выходки уже смахивают на подрыв боеготовности. Кстати, мне пришел запрос из Службы поддержки – волнуются, отчего доходы упали. Признаться, я оказался в легком замешательстве. Не докладывать же им, какой у нас бардак насчет борделя приключился… Святой отец, – полковник обернулся к Причеру, – вы эту проблему возьмите на заметку, а? Может, повлияете как-нибудь на людей. Пока Служба поддержки не вспомнила, что вы здесь ее старший по званию и не додумалась поручить вам разбирательство официально.
Причер кивнул.
– Случай не психиатрический, – обнадежил его Кэссиди. – Парни всего лишь валяют дурака. Я знаю, кто у них зачинщиком. Один из моих деятелей, который сейчас лежит в санчасти. У него деньги кончились, до получки далеко, а в долг просить гордость не позволяет. Ну, он и выдумал акцию протеста.
– Вы меня так утешаете, будто я в этой истории главный пострадавший, – заметил Причер. – Честное слово, хоть я и прохожу с девицами по одному ведомству, но тут мои взгляды с руководством Службы поддержки расходятся.
– Ах, ну да! – вспомнил Кэссиди. – Как же, как же. «Гусары денег не берут» и все такое прочее. Слыхали.
– «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? Ибо сказано: два будут одна плоть», – обрадовал собравшихся цитатой капеллан.
Некоторые из сидящих за столом заметно передернулись.
– Я всегда относился к борделям как к необходимому злу, и не более того, – сказал Причер твердо. – Даже не потому, что покупать чужую плоть в принципе грешно. И не в том дело, что я уже пять лет как священник. Вы мою человеческую точку зрения поймите. Неприятно мне платить за секс, и все тут. Чересчур горькая точка в конце удовольствия. Все равно что напиваться с единственной целью – помучиться от похмелья. Только при грамотном обращении с алкоголем можно неделями ходить в состоянии легкой эйфории. А грамотное обращение с блудницей приведет лишь к тому, что она в тебя влюбится и однажды скажет, мол, плата ее унижает. Ты вытащишь ее из борделя, повесишь себе на шею… С таким же успехом можно было найти обычную женщину, и с самого начала не платить.
– Где вы тут найдете обычную женщину? – поморщился Виллис. – Крокодилиху разве что…
– Я и не буду искать ее здесь. Я найду ее на Земле, когда выйду в отставку и сложу духовные полномочия.
– Капитан Причер очень принципиальный, – ввернул Кэссиди. – Я вам не рассказывал, как он из принципа однажды чуть в дерьме не утонул?
– Ты лучше расскажи, как у меня один молодой лейтенант бегал зимой вокруг бронетранспортера. Повышал температуру окружающей среды путем трения своего тела о воздух, – напомнил Причер.
Кэссиди тут же уткнулся носом в тарелку.
– Удивительно, – вступил в разговор молчавший до этого тыловик Джефферсон. – Смотрю на вас, святой отец, и поверить не могу, что вы – и вдруг святой отец.
– Не похож? – хмыкнул Причер.
– Очень даже похожи. Чувствуется в вас этакая… Внутренняя сила. Только как-то странно. Потерять на службе ногу и все равно вернуться, уже в образе армейского священника… Простите конечно, может быть это очень личное. Но за что вы так любите вооруженные силы?
– Я не люблю вооруженные силы, – покачал головой Причер. – Но я потомственный солдат и хорошо знаю, до чего военные ранимые и незащищенные люди. Все это наше ухарство, весь этот доморощенный мачизм… Просто защитная реакция. Как и вообще склонность к разрешению вопросов насильственным путем, которая, собственно, и приводит человека в армию. Каковая склонность происходит от неуверенности в себе…
– Вы это Кронштейну объясните, когда он из похода вернется, – саркастически посоветовал Виллис. – Чтобы больше к моим гомосекам не цеплялся. Пусть наконец-то уверится в себе и избавится от тяги к насилию. Тьфу! Как других таблетками потчевать и аутотренингу учить, так это он всегда готов. А в собственных проблемах разобраться – фигушки.
– Я, например, вообще к насилию не склонен, – сообщил начальник «воздуха» Лурье. – Получается, я в себе уверен?
– Это неосознаваемая склонность, – объяснил Причер. – Вам кажется, что вы не склонны, а на самом деле…
– Да я на самом деле не склонен, кого угодно спросите.
– Понятно, – кивнул полковник. – А я-то, дурак, удивляюсь – почему на всей территории дерьма по колено?! Это потому что майор Лурье пацифист. Крокодилов ему жалко. Еще одна такая дурацкая ситуация – заставлю поднимать истребители. Ясно?
– А керосин?! – взвился Лурье.
– А чтобы не тратить попусту горючее, возьмите и обеспечьте нам бесперебойную работу ПВО.
– Тогда выбивайте в штабе корпуса третью батарею…
– Вот это люди, – вздохнул полковник. – Вот это офицеры. Прямо не оперативное командование, а обоз какой-то. Знаете, а ведь наш старина Виллис недалек от истины. Грубость и нетактичное поведение на Кляксе превратились в образ мыслей и стиль несения службы. Ничего, дорогой мой господин Лурье, я и эту заявочку молча съем. И не такое кушали. Но когда в очередной раз со всех сторон попрёт… Вы слышите, Лурье? Когда снова нас обложит, вы мне организуете все. И батареи стрелять будут обе, и керосина окажется неиссякаемый источник. А если нет…
– Виноват, господин полковник, сэр. Я и не думал вас оскорбить, сэр. Сегодня к двадцати часам будет восстановлена полная боеготовность, включая резерв горючего, сэр. Я просто хотел отметить, что третья батарея, о необходимости которой…
– О третьей батарее забудьте, – оборвал майора полковник. – Штаб ее не даст. А горючее откуда возьмете?
Лурье бросил короткий взгляд на Джефферсона. Тот довольно ухмыльнулся.
– Его как раз сейчас воруют, – объяснил тыловик. Он посмотрел на часы. – Уже наверное украли. Не беспокойтесь, воруем не мы. Русским нужен свой неучтенный резерв, ну, они и договорились с каким-то пройдохой на скважине. А мы у русских по-честному займем до следующей поставки. Вы не против, сэр?
Полковник равнодушно хмыкнул.
– Повезло нам с флотом, – сказал он. – Если нужно что-то спереть или наоборот, промотать и разбазарить – зови русского. А у нас он всегда под боком. Кстати, о русских. Точнее, о позорных выходках и непотребствах в русском стиле. Виллис, слушайте приказ. Я понимаю, вам тяжело приходится. и тем не менее – все силы на борьбу с мичманом Харитоновым. Никакого попустительства антиобщественному поведению. Довольно пьяных безобразий. У нас теперь опять есть священник – и как мы будем смотреть ему в глаза, если не сможем призвать людей к порядку?
Офицеры словно по команде уставились на Причера. Капеллан скромно потупился и чуть ли не покраснел.
– Все, я объявляю! – полковник несильно треснул по столу кулаком, стол зашатался. – С этого утра база на Кляксе обрела страх Божий, ум, честь и совесть. Если в ближайшее время здесь не устаканится нормальная военная атмосфера, тогда я сам займусь насаждением уставного регламента. А вы знаете, что бывает, когда я за это дело берусь. У меня вся база строем будет ходить. И в кабак, и в бордель, и и в казарму баиньки. Плюс учебная тревога ежесуточно. Совершенно внезапно, за час до подъема. И пожарная через ночь, с реальным тушением мусоросжигателя. Так-то. Все позавтракали? Задачи ясны? Тогда свободны, господа. А вы, святой отец, не торопитесь, кушайте. У меня к вам еще несколько вопросов.
Офицеры поднялись из-за стола и, раскланявшись с Причером, гуськом направились к выходу.
– Между прочим! – вспомнил полковник. – Майор Кэссиди, на минуточку! Послушайте, святой отец, по боевому расписанию вы подчиняетесь майору Кэссиди. Это нормально? Не будет возражений? Я понимаю, между вами не все так просто, как кажется…
Причер обернулся к двери. Кэссиди, внешне храня уставное каменное спокойствие, глядел на своего некогда командира и учителя. И капеллан увидел, какой жгучий интерес кроется за этой безразличной маской. А действительно, каково это – попасть под начало к офицеру, которого ты во время оно то гонял вокруг «броника», то заслонял собой от гибели?
– Я капитан и инвалид, – просто сказал Причер. – А господин Кэссиди майор и лучший мой ученик. Его компетентность не вызывает ни малейших сомнений. Как и его право отдавать мне приказы. Какие тут могут быть возражения? Тем более, майор наверняка загонит старика Причера на пост связи, чтобы тот под ногами не путался.
Полковник вопросительно посмотрел на Кэссиди.
– Святой отец прибедняется, – Кэссиди позволил себе легкую усмешку. – Компетентность э-э… «старика Причера», как он изволил выразиться, чересчур высока, чтобы зарывать ее в местную почву. Командиры десантных разведрот, пусть они и святые отцы по совместительству, на дороге не валяются. Поэтому в новом боевом расписании капитан Причер пойдет тактическим координатором. Это его коронная дисциплина – оперативное взаимодействие на уровне роты. А в случае моей гибели капитан переводится на заместителя начальника разведки. Соответствующий рапорт уже должен быть в канцелярии, господин полковник, сэр.
Теперь полковник с немым вопросом в глазах повернулся к капеллану. Только цена вопроса здорово возросла. У Причера остро кольнуло в груди. Такого доверия от Кэссиди он не ожидал. Да и вообще ни от кого. Сказав «я инвалид», Причер вовсе не кокетничал. Он к кокетству не был склонен – в отличие от решения вопросов насильственным путем.
Некоторое время полковник молча изучал новообретенного священника и разведчика, да так внимательно, будто пытался взглядом просветить его насквозь.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Идея мне нравится, но… В общем считайте, майор, что ваш рапорт принят к рассмотрению. Постараюсь с решением не затягивать. Благодарю, свободны.
Кэссиди отсалютовал полковнику, незаметно подмигнул капеллану и исчез за дверью. Полковник размышлял, барабаня пальцами по столу. Причер давился кашей и терзался сомнениями.
– Какие теплые взаимоотношения у вас в управлении, – пробормотал он, стараясь заполнить излишне затянувшуюся паузу. – Дружеские. Это хорошо.
– Не лукавьте, отче. Скажите уж прямо: неуставные отношения. Панибратские. Ничего удивительного. Давно воюем бок о бок, а ротации кадров нет. Тут хочешь-не хочешь, а подружишься. Даже с этим занудой Виллисом. Моралист несчастный. Сначала распустил своих гомосеков так, что дальше некуда, а теперь удивляется – чего это их обижают? А почему, спрашивается их не обижать? Когда тебя на «губу» волокут два здоровенных лба с дубинами, все нормально. Дело житейское… – полковник не удержался и хихикнул, здорово Причера смутив. – А вот когда эти самые лбы у тебя за спиной глазки друг другу строят… Тьфу!
– А что значит – нет ротации кадров? – поинтересовался капеллан, отодвигая поднос и наливая себе кофе. – Здесь же сплошные джунгли. Та еще мясорубка должна быть. Сам не угробишься, так съедят.
– Я про управление бригады. Пятый год ни одной царапины, – полковник не очень ловко перекрестился, видно было, что отвык. – Рядовой-то состав мрет, конечно. Лейтенанты иногда гибнут, священника потеряли… Кстати, вы не в курсе, что с ним конкретно?
– Служба поддержки такие случаи не афиширует. Умереть на боевом посту – сколько угодно, а с ума сойти – недостойно. Мне сказано было просто: тронулся мужик. А у тебя, мол, капитан, психика устойчивая, десантная, вот ты и дуй на Кляксу…
– Это все от запаха, – полковник отвернулся к маленькому грязноватому окошку, за которым смутно угадывалась неторопливая армейская жизнь, и тоскливо вздохнул. – Вас-то как, не коробит?
– Помнится, Кэссиди намекнул, что я однажды в дерьме чуть не утоп, – заметил Причер не без гордости.
– Да при чем тут дерьмо! – отмахнулся полковник. – Я про запах джунглей. Выйдете – принюхайтесь. Он тут повсюду. Будто крысу дохлую под фуражкой таскаешь. Запах гниения. Тяжелый, давящий, въедается во все. Запах смерти. Думаю, этот-то запашок вашего предшественника и доконал. И меня он рано или поздно доведет до психушки. А замены нет. Понимаете, Причер, нет замены! Вы говорите – где ротация кадров? А хрен ее знает, куда она подевалась. Чтобы прислали человеку замену, его нужно убить или свести с ума. Никто не хочет на Кляксу. Открещиваются любыми доступными способами. Противно им на Кляксе. Опасно тут для жизни, да еще и воняет. А знаете, когда вонять перестанет? Через месяц примерно, когда ветер переменится. С моря погонит галлюциногены, я отдам приказ ходить в намордниках. И еще недели две мы будем задыхаться в масках. Но от вонищи зато отдохнем. И когда снимем маски, поначалу нам этот запашок амброзией покажется. Только едва я вспоминаю, что вдыхать эту амброзию мне до самой пенсии… А именно восемьсот шестьдесят четыре дня… И терпеть, что мой личный состав потихоньку трогается, а я – вместе с ним. Вы знаете, что в джунглях уже видели чертей? Да-да, чертей. Зеленых таких, чешуйчатых… Тьфу! В препоганое местечко занесло вас, отче. Одно слово – биогенная аномалия.
– Мне выбирать не приходится, – вздохнул Причер. – Я ведь тоже в каком-то роде э-э… аномалия. Единственный одноногий в Военно-Космических. Пусть и не совсем настоящий, но все-таки кадровый офицер. Превеликим чудом в строй вернулся. Если бы не папа…
– Римский?! – изумился полковник. – Мой.[4]
– А-а… – полковник на миг задумался и тут же просиял. – Естественно! Конечно! Трехзвездный генерал от инфантерии М.Дж. Причер, сын адмирала Дж. М.Причера. Просто в голову не пришло, что вы из тех самых Причеров. Как же меня ваш папаша дрючил в Академии! Так он живой еще? Ой, простите, это я от удивления.
– Ничего. Живой. И по-прежнему зверствует у себя на кафедре. Это меня и спасло – его же по старой памяти весь Генштаб боится.
– Я их понимаю. Ну ладно, Причер. Шутки в сторону, веселье по боку. Как у вас с подвижностью?
– Так себе… – признался капитан.
– А именно?
– Ну… Километров двадцать с полной выкладкой еще пробегу, а потом либо останавливаться и полчаса на замену демпфера в протезе, либо… Ну, будет очень больно тому, что осталось от ноги. Демпфер запасной у меня конечно есть. И еще – ногами драться неудобно, равновесие не то и удар слабоват. У меня как назло толчковая правая.
– Я же просил: шутки в сторону. Двадцать километров с полной выкладкой и без протеза не всякий одолеет. То есть подвижность вполне уставная. Это хорошо. С особенностями боевых действий на Кляксе ознакомлены? Воздух, почва, тэ-тэ-ха[5] местной фауны и все такое?
– Никак нет, – честно признался капитан. – Виноват.
– Стыдно, – заметил полковник.
– Виноват, – повторил капитан с очень искренним смущением в голосе.
– Завтра у нас что? – задумался полковник. – А, воскресенье. Надеюсь, завтра мы послушаем капеллана Причера?
– Разумеется! Естественно!
– Между прочим, на органе у нас играет не кто иной как майор Кэссиди. Не пожалеете. Исполняет несколько топорно, зато от души.
– Знаю. Это я его учил, – гордо заметил Причер.
– Не удивлен. Итак, поскольку завтра воскресенье, то я оставлю капеллана в покое. А вот в понедельник к двенадцати-ноль капитан… Заметьте, не капеллан, а капитан Причер, явится ко мне сдавать зачет по особенностям тактической разведки в местных джунглях. И не дай Бог, – полковник угрожающе потряс указательным пальцем, – капитан Причер забудет, на сколько метров с сантиметрами плюется чешуйчатый псевдозавр при температуре воздуха сто и болотной воды девяносто три.[6] Ага?
«Ой, худо мне придется», – подумал Причер, а вслух бодро рявкнул:
– Есть явиться на зачет в двенадцать-ноль понедельника, господин полковник, сэр!
– Между нами, капитан. Только не подумайте, что я выдумал этот зачет, потому что мне вожжа под хвост попала. Или, допустим, меня очень волнует реакция генерала М.Дж. Причера, если он увидит вас уже без обеих ног… Ерунда. Просто когда в очередной раз попрёт… Разведке туго приходится без тактического координатора, Причер. Иногда из-за его отсутствия гибнут хорошие парни. А в штате таковой не обозначен. Так что на зачете я вам ни малейшей оплошности не спущу. Облажаетесь – милости просим в священники. В попы армейские обыкновенные. Проявите знание предмета – станете у нас местным рыцарем-храмовником. Интересует?
– Я прямо не знаю, как и благодарить вас, сэр. Такое доверие… Постараюсь оправдать, сэр, – бормотал Причер, донельзя смущенный. Нынче утром его смущали все, кому не лень. – Простите, а что значит – «когда попрёт», сэр?
– Когда попрёт? Не хочу портить вам удовольствие – сами увидите. Это будет очень хорошо видно, Причер. Это невозможно не заметить – когда оно попрёт. Честное слово, мало вам не покажется. И вообще, допивайте свой кофе и отправляйтесь принимать храм. Надеюсь, там все на месте. Если что, вызывайте тыл – помогут… – полковник, кряхтя, поднялся из-за стола, и Причер, который поспешно вскочил, увидел у него на левом бедре кобуру с тяжеленным штурмовым бластером. Тут до капеллана дошло: такие же мощные агрегаты были у всех майоров. За завтраком. В столовой. У всех. Причер это заметил еще когда начальники служб выходили на улицу, но, видимо, пять лет с белым воротничком притупили его чувство опасности. А вот теперь капеллану стало малость не по себе.
«Будем надеяться, что „оно“ не попрёт сегодня, – подумал Причер. – Кажется, сегодня я еще не совсем готов к тому, чтобы пёрло и лезло. Интересно, а я вообще готов? Принципиально? В паладины, в крестоносцы, чтобы в одной руке Книга, а в другой меч… Мне это надо?»
И вдруг с легким благоговейным ужасом почувствовал – не надо. Все еще очень хочется, но уже совершенно не надо.