Глава 4
В замке крестоносцев
Мазовия, Плоцк, весна 1409 года
Княгиня Александра в который уже раз собиралась посетить Мальборк. Князь Земовит, давно правивший в Плоцке, желал знать из первых уст, что делается среди тевтонских рыцарей и действительно ли они готовы к тому, чтобы открыто начать войну с Краковским королем. Самому Земовиту предстояло принять непростое решение – остаться в стороне от этих событий или пойти вместе с Ягайло против немцев. Очень непростое решение!
Король Ягайло, конечно, его родственник – ведь сам он женат на сестре Владислава (женился на сестре его), в крещении получившей имя Александра. Но полного доверия между ними нет. Земовит хорошо помнил старую историю, которая еще при его батюшке случилась. Тогда Ягайло, добиваясь власти в Великом княжестве Литовском, не пожалел родного дядю, пленил его и довел до смерти в подземелье Кревского замка. Никто не может, конечно, обвинить нынешнего короля в убийстве князя Кейстута, ведь у язычников-литвинов заведено правило, что в случае плена лучше самому удавиться, чем быть униженным казнью. Но все же, кто знает, кто знает… Кузен его Витовт тоже претерпел пленение и еле вырвался из его рук живым. А уж какими преданными друг другу братьями были их отцы – князья Ольгерд и Кейстут – никакими словами не передать. И племянника своего поддерживал поначалу Кейстут, пока не произошел у них разлад из-за проклятого Тевтонского ордена. Так что не склонен был князь Земовит Мазовецкий доверять родичу своему.
Но теперь Ягайло – король Польского Королевства, и с этим приходится считаться. Когда после смерти короля Казимира, прозванного Великим, последнего из Пястов, на польский престол взошел Людовик Венгерский, князья Мазовецкие были крайне недовольны таким поворотом дел. Можно было и среди своей знати найти, кого короной польской одарить. Ну да, Лайош-Людовик из далекой от Польши Анжуйской династии, той ее ветви, что осела в Неаполе, был сыном Елизаветы Польской, родной сестры Великого Казимира, и это открыло ему дорогу на польский трон. И воевал он хорошо – и в Неаполе, и в Далмации, которую отбил-таки у венецианцев и присоединил к Венгрии. И как король он был силен, много сделал для дворянства венгерского, для развития их городов, да и для поддержания крестьянства. Но для Польши он был совсем не так хорош. Жил постоянно в Венгрии, в Буде, которую сделал своей столицей, в польские смуты не вмешивался, только деньги требовал. И, вдобавок ко всему, присоединил к Венгрии Червонную Русь, оторвав ее от Польши. Они, князья Мазовецкие, представители пресекшейся на троне династии Пястов, были бы для Польши куда лучшими монархами.
Было время, когда сам Земовит открыто претендовал на корону. Почти тридцать лет назад умер его отец, старый князь Земовит, а на следующий год скончался и Людовик Венгерский. Земовит тогда пытался воспользоваться разгоревшейся смутой и силой захватить опустевший трон. Шляхта великопольская его поддерживала. Но план не удался. Тогда князь решил захватить юную Ядвигу, что была предназначена на польский трон, на ее пути в Краков. Но и этот план сорвался. Пришлось Земовиту после коронации Ядвиги заключить с ней договор и вернуть, правда, за выкуп, все земли, что были захвачены им в период безвластия. Вот так нескладно получилось все у князя Земовита. И теперь ему приходится думать думу трудную и принимать непростое решение.
Его брат князь Януш Мазовецкий, правивший в Варшаве, сразу же поддержал Ядвигу и даже лично отправился в Буду, чтобы предложить ей помощь и сопроводить в Краков. И неплохо нажился на этом, к слову, поскольку получил право на прибыль с соляных копей в Бохне, а это ни много ни мало двадцать четыре тысячи флоринов в год.
Да и с Ягайло брат сейчас в добрых отношениях. Для него, надо думать, вопрос о том, поддерживать ли короля, не стоит, хоть и женат он на сестре князя Витовта. Тевтонцев он крепко не любит. Не может, видно, забыть им, как захватили его без дружины на его собственной земле, в крепости пограничной Злоторыя, куда приехал он с совершенно мирными намерениями, и в Мальборк в цепях доставили, к великому магистру. Януш сумел вернуть себе свободу, но подлости этой немцам не простил. И не простит, скорей всего, никогда.
Княгиня Александра Ольгердовна – женщина умная. Она умеет вести беседу так, чтобы невзначай узнать то, что ее интересует. Ладит с проклятыми немцами. Она сможет правильно оценить обстановку в замке тевтонцев. Да и есть к тому же еще один вопрос, который следовало бы прояснить безотлагательно. Потому и едет княгиня к рыцарям сейчас, не дожидаясь праздников.
Дней десять назад пропал в землях князя Плоцкого видный мазовецкий рыцарь – пан Пешек из Седловиц. Выехал из своего поместья с небольшим отрядом и как в воду канул. Был этот рыцарь воином отменным, и мало кто мог победить его в открытом бою: хоть в битве, хоть на ристалище. Поместье пана Пешека лежало почти на берегу речки Древенцы, немного южнее того места, где мазовецкие крестьяне поставили Мазурский крест тевтонским рыцарям, там, где речка делает небольшой изгиб перед впадением в Вислу. Недалеко от тех мест, как раз на слиянии двух рек, стоит на Прусском берегу замок Торн, большой, крепкий. Между двумя этими замками, между Голлубом и Торном, раскинулось на мазовецком берегу поместье Седловцы – большое, богатое, сильное. Не раз пытались немцы то из одного, то из другого замка совершать набеги на земли пана Пешека. Но рыцарь хорошо знал военное дело и людей своих обучил. А мужиков у него много, и воинов сильных достаточно, чтобы отбить охоту у немцев в земли его вступать. А когда вышло терпение его от набегов бесконечных, то и сам стал наведываться на земли соседей. Не раз и не два побивал пан Пешек тевтонских рыцарей. А когда в Плоцке праздник был и большой рыцарский турнир состоялся, пан Пешек пятерых немцев с коня сбил, а сам ни разу побит не был. Люто ненавидели его тевтонцы и считали врагом своим. И вот теперь пан Пешек пропал. Все были уверены, что это дело рук орденских рыцарей. Но доказать было невозможно. И не было никакого пути узнать, где именно томится в заключении могучий мазовецкий рыцарь. Жив ли он еще? Может, княгине Александре удастся что-нибудь узнать, почуять женским естеством своим?
И надо сказать, что была у пана Пешека дочка любимая, девушка уже на выданье – семнадцать годков исполнилось ей в начале весны. И красива была панночка неимоверно. Темноволосая, темноглазая, высокая и стройная как молодой тополек, она вся светилась, словно дорогой самоцвет.
Много лет назад ходил пан из Седловиц в далекие походы с князем Витовтом. И привез оттуда полонянку – дочь кочевого князька. Красавицей была Турун, но так и не привыкла к мазовецким землям. Все по степям своим тосковала, по просторам безбрежным, по воле. Родила мужу дочь, которой дала имя Ингуш, но называла всегда Утренней Зорькой. Когда девочке было пять лет, Турун умерла. А дитя воспитали в шляхетском духе и христианской вере. Была она послушна отцу, набожна, умела вести себя в приличном обществе, даже при дворе князя Мазовецкого два года назад не посрамила чести отца, любившего ее безмерно. Поляки называли ее панной Ингулей, но прозвище Утренняя Зорька так и осталось за ней навсегда. Она и похожа была на зорьку ясную – веселая улыбчивая девочка, больше всего на свете любившая коней и быструю езду. Отец подарил ей редкостной красоты быстроногого скакуна – серого в яблоках, – и носилась панночка на нем как ветер по отцовским владениям. Никто не мог догнать ее, когда под седлом был ее любимец Бурун.
Когда же случилось несчастье с паном Пешеком, управитель поместья его тут же, не дожидаясь окончания поисков, отправил панночку в Плоцк к княгине Александре с большой просьбой позаботиться о девушке и защитить ее от возможных покушений. Здесь, на границе, передавал княгине управитель, ей угрожает большая опасность, даже и думать не приходится – тевтонцы своего не упустят. Если их это рук дело, то и панночке опасно оставаться дома. Княгиня полностью разделяла опасения управителя и приняла осиротевшую девушку под свою опеку. И сейчас панна Ингуля ехала с ней в тевтонский замок – удержать ее было невозможно. Найти отца было ее самым горячим желанием.
Утром ясного погожего дня, в самом конце весны, княгиня Александра с эскортом, достойным ее положения, выехала из Плоцка и направилась на север. Рядом с ней на спокойной пегой кобылке ехала панна Ингуля. Она была грустна, но в огромных черных глазах горел огонек надежды.
Через три дня кортеж княгини пересек речку Древенцу и вступил в земли Тевтонского ордена. Здесь, в замке Страсбург, они получили конное сопровождение и двинулись дальше. Ночевали в замках, которых много было на завоеванных территориях рыцарского государства. Как грибы после дождя вырастали они в Пруссии, усеяв всю землю каменными мрачными громадами. Миновали Реден, Энгельсберг, Грауденц, Роггенхаузен, Мариенвердер, Штум и вот, наконец, подошли к Мальборку, который немцы называли Мариенбургом.
Дух захватывало от зрелища этой чудовищно огромной цитадели из красного кирпича, которая, сразу видно, была неприступной и несокрушимой. Кажется, всю свою мощь, всю непомерную гордыню воплотили здесь в камне надменные тевтонские рыцари, глубоко уверенные, что сильнее их нет никого на всей земле. Высокие многоэтажные здания, крытые красной черепицей, и множество башен укрывались за высокими стенами из того же красного кирпича. И все это величественное сооружение возносилось над спокойными водами широкой реки Ногат. Через реку был перекинут большой каменный мост.
– Иезус Мария, – потрясенно прошептал Сивко, слуга из Седловиц, бывалый воин, который повоевал со своим паном во многих землях, – это же сколько леса надо было повалить, сколько камней привезти! А как много кирпича изготовить! Сколько же людей здесь работало?
– А что для них люди? – ответил гордый своими знаниями слуга из княжеского дома, Вит, не раз побывавший уже в этой крепости. – Круглую башню видишь? Ту, что в нижнем дворе. Там еще флюгер интересный в виде бабы, бьющей масло. Она так и называется – Масляная. Говорят, лет сорок назад, когда крестоносцы только обустроились здесь, в городе под замком жители возмутились, что налоги на масло непомерно высоки. Так эти нелюди собрали всех недовольных, заперли в этой башне и прикончили. У них, почитай, под каждой башней подземелья есть для пленников, и не пустуют они, надо думать.
Ингуш при этих словах побледнела и судорожно вздохнула, глаза ее наполнились слезами. А Вит смущенно отвел взгляд. Забыл он, что панночка эта распрекрасная отца своего ищет. «Может, и он здесь, бедолага, – подумал, – им что рыцарь, что простой мужик, все едино, любого в подземелья свои забросят и уморят до смерти».
– Этот замок, столица Тевтонского ордена, возведен в честь Девы Марии, – вступил в разговор один из сопровождающих рыцарей. – Благочестивые братья ежедневно по три раза в костеле Святой Девы Марии службу правят. А в часовне Святой Анны в боковом приделе место погребения великих магистров сделали. Там гроссмейстер наш Конрад фон Юнгинген ныне покоится, царствие ему небесное и светлая память. Святой души человек был. Все только о благе ордена пекся.
«Да уж, святой, – подумала про себя княгиня Александра, – а скольких людей жизни лишил, сколько горя принес оставшимся!»
Они прошли большой арочный коридор с пятью дубовыми воротами и массивной железной решеткой и попали внутрь Среднего замка. Замковый двор поражал своими размерами. Именно здесь проводили тевтонцы грандиозные турниры, на которые съезжались рыцари со всех стран Европы. Здесь же, в Среднем замке, располагалась часовня Святой Екатерины и помещения для приема высоких гостей, жили великий комтур замка и высшие орденские чины. Здесь и отвели покои для княгини Мазовецкой и ее свиты.
Сама княгиня не раз уже бывала в замке, но все равно не переставала дивиться могуществу тевтонских рыцарей, гордо выраженному в камне. Что уж говорить об Ингуш, впервые увидевшей такое неправдоподобно огромное неприступное сооружение. Глаза ее широко распахнулись, а сердце теснила тоска. Ведь если отец ее, и правда, находится где-то здесь, ему уже не выбраться из этого каменного мешка.
О замке слагали множество легенд. Все сходились во мнении, что эта крепость – самое большое кирпичное сооружение не только в Европе, но и в мире. В это можно было легко поверить, увидев сооружение собственными глазами. Во внутреннем дворе замка орденские мастера соорудили колодец с хитрым подъемным механизмом, который обеспечивал гарнизон питьевой водой. Созданный на случай осады запас зерна мог храниться годами благодаря специальной вентиляции. Но особой гордостью крестоносцев была система отопления в замке. Гигантские печи, устроенные в подвалах, разветвлялись сетью дымоходов со специальными заслонками от угарного газа. Эти трубы проходили в стенах, под полом и даже над потолком, нагревая помещения. Поговаривали, что в келье великого магистра трубы отопления пролегали прямо под кроватью.
Зато в большой комнате рядом, где находилась личная охрана главы ордена, поддерживалась по-спартански бодрящая атмосфера, помогающая рыцарям не заснуть на посту – им нужно было постоянно поддерживать огонь в камине, чтобы не замерзнуть. Да и условия для сна были самые неподходящие, не имелось ни единого мало-мальски удобного для сидения местечка, и приходилось все время стоять или ходить. Однако возмущаться этим обстоятельством никто и никогда не решался, во всяком случае вслух. Было хорошо известно, что в стенах охраняемой кельи имелись специальные слуховые отверстия, и магистр всегда знал, о чем говорят его рыцари. И еще, но об этом знали немногие, в келье магистра была маленькая неприметная дверца, через которую он мог уходить при желании и появиться совершенно неожиданно там, где его совсем не ждали. Да, много всего рассказывали о замке, а было то правдой или вымыслом, сказать тем, кто не видел этого, трудно.
Без числа разговоров ходило о баснословных богатствах ордена. Все накопленные ценности рыцари хранили в самом сердце замка, и туда не было доступа никому. Сокровищница охранялась с драконовскими предосторожностями. Само помещение располагалось на втором этаже, чтобы под него нельзя было подкопаться. Дверь можно было открыть только одновременным поворотом трех ключей, один из которых хранился у великого магистра, второй – у казначея и третий – у маршала ордена. Однако и такая тщательнейшим образом организованная защита была однажды пробита. Стало известно, что повара, работающие в кухне, что была расположена на первом этаже, польстившись на сказочные богатства, хранящиеся над их головой, решили отщипнуть и себе немного. Они проделали в мощной стене лаз и стали таскать потихоньку монеты из хранилища. К своему несчастью, они наткнулись на резервные монеты, которые не были еще пущены в оборот, и это выдало их. Появление на рынке того, что надежно спрятано в сокровищнице, сразу открыло глаза крестоносцам. Можно только представить себе, как расправились и без того жестокие до крайности рыцари, обозленные посягательством на их сказочные богатства, с пойманными на горячем преступниками. Послушать было что.
И еще говаривали, что тюрьмы в замке были на редкость устрашающие, но думать об этом сейчас просто жутко. Казематы для простых пленников находились под землей. Однако для знатных особ была оборудована отдельная камера. Ходили упорные слухи, что бежать из нее невозможно, и они были опровергнуты лишь один-единственный раз, хотя крестоносцы помнят об этом и сейчас. Много лет назад в руки им попал заклятый враг, великий князь литовский Кейстут, отец князя Витовта. Его тюремщик, что приносил князю еду, был родом из Литвы, хотя за давностью лет об этом уже никто не помнил. Но он, видно, сильно ненавидел орден, коль решился на такое. Однажды, когда в замке вовсю гудело пиршество, он помог князю бежать. Несчастный тюремщик претерпел много страданий и принял мученическую смерть, однако вернуть князя Кейстута не удалось. Но все это было давным-давно.
Сегодня же, собираясь на небольшую прогулку по территории Среднего замка, княгиня взяла с собой одну лишь Ингулю. Эта девушка тронула ее сердце своей необычной красотой, а еще больше – любовью и преданностью отцу, ради которого она готова была кинуться в пасть лютого зверя. Они вышли в огромный двор и остановились, оглядываясь. Здесь, как им говорили, были расположены Большой, Летний и Зимний рефектарии. В Большой они даже зашли с разрешения сторожившего вход воина. Этот рефектарий располагался в западном крыле Среднего замка. И здесь, как они слышали, проводились пиршества в честь победителей турниров. Зал был великолепен. Его веерные своды и богатые росписи на стенах никого не могли бы оставить равнодушным. А у входа в рефектарий обращал на себя внимание небольшой колодец с приспособлениями для мытья рук и умывания – немецкие рыцари, как оказалось, тяготели к чистоте.
Конец ознакомительного фрагмента.