Часть первая
От Тэлли Хо к Рыжему псу
Вонючка
– Фу! – Джек Коллинз аж крякнул. – Ну и вонючка этот пёс! Как он сам-то себя выносит? Если б я такие залпы давал, мне пришлось бы надевать бумажный мешок на голову, чтобы не задохнуться.
– Собственный запах всем нравится, – сказала миссис Коллинз. Джек поднял бровь и хмыкнул, поэтому она добавила: – Может, так только говорят.
– Нет, для меня это слишком, Морин. Придётся его выдворить.
– Всё из-за питания, – сказала Морин. – Ещё бы не вонять, когда всякую пакость ешь. Потом он с такой жадностью лопает, прямо с воздухом заглатывает, оттого и газы.
– Тэлли устроит пальбу, даже если его розами накормить. – Её муж покачал головой с некоторой долей восхищения. – Жаль, что подобные таланты не приносят барышей, не то мы бы с тобой уже были миллионерами. А знаешь, это мысль. Не отдать ли его на службу военно-воздушным силам? Пусть сбрасывают нашего Тэлли на вражескую территорию, он нейтрализует неприятеля дня за три, а потом и десант можно посылать. Да здравствует новая эра воздушных войн!
– Смотри не зажигай спичек, он снова это сделал. – Левой рукой Морин зажала нос, а правой неистово замахала перед лицом: – Тэлли, плохая собака.
Тэлли Хо глянул на неё жёлтым глазом, не открывая второй в целях экономии сил, и пару раз мазнул хвостом по полу. Пёс расслышал нежные нотки в её голосе и принял слова за похвалу. Он валялся на боку, слегка раздувшийся после того, как поглодал одну из своих самых старых припрятанных костей. Тэлли было всего год от роду, так что самая старая кость на деле была не так уж и стара, однако запаха в ней хватало, как и тех особо привлекательных для Тэлли Хо качеств, что будят внутренние ветры.
Тэлли пользовался дурной славой самого известного в округе любителя пожевать мусор, и люди ради забавы предлагали ему всякую гадость. С явным удовольствием поедал он бумажные пакеты, палки, дохлых крыс, бабочек, перья, яблочную кожуру, яичную скорлупу, использованные салфетки и носки. В придачу к этому он питался дома вместе с прочими членами семьи, и в данный момент лелеял в животе приличный груз вчерашнего пюре с подливкой, стейк и кусок пирога с почками.
Нельзя сказать, чтобы Тэлли когда-нибудь рыскал по помойкам или кормился отходами. Это было ниже его достоинства, да и необходимости такой не возникало. Ему не составляло труда раскрутить человеческое существо на приличное угощение, а странные предметы он ел из уважения, просто потому что человеческие существа предлагали. Он запоминал, что́ стоит попробовать ещё раз, а чего не стоит, и если не отказался бы снова отведать яичной скорлупы со следами яйца, то перо – вряд ли.
– Свожу его в аэропорт, – сказал Джек. – Пусть побегает, выпустит немного газов.
Он подошёл к двери и обернулся. Тэлли Хо смотрел на него с надеждой, на сей раз открыв оба жёлтых глаза. Уши, среагировав на волшебное слово «аэропорт», стояли торчком.
– Гулять, – сказал Джек, и Тэлли мгновенно вскочил на ноги как отпущенная пружина и так запрыгал от радости, будто пол – не пол вовсе, а трамплин. Трейлер закачался, стекло и столовые приборы в буфете зазвенели. Тэлли Хо практически сиял от счастья. Он мотал головой, энергично тряс ушами и повизгивал.
– Выпусти его, пока он не порушил нам дом, – сказала Морин.
Джек отступил в сторону, и Тэлли Хо выскочил из двери как пробка из шампанского. Пронёсся сквозь маленький сад и снова запрыгал возле машины. Джек открыл заднюю дверь, сказал:
– Залезай.
Тэлли Хо прыгнул на заднее сиденье и тут же перескочил на переднее. Джек открыл переднюю дверь и велел:
– Выходи!
Тэлли холодно взглянул на него и отрешённо отвернулся. Он внезапно оглох и обнаружил вдалеке нечто чрезвычайно интересное.
– Тэлли, выходи! – повторил Джек, и Тэлли сделал вид, что с увлечением разглядывает сороку, летавшую над трейлером.
Джек служил в австралийской армии и любил, чтобы его приказам повиновались. И начинал нервничать, когда его игнорировал подчинённый. Посему подхватил Тэлли поперёк живота и пересадил назад.
– Место! – велел он, погрозив пальцем псу. Тот глядел невинным взором, словно ничего дурного ему и в голову прийти не могло, что вы! Джек захлопнул дверь. Обойдя машину, сел за руль, открыл все окна, завёл мотор и бросил через плечо: – Никаких залпов в машине. Понятно?
Тэлли дождался, когда лендровер тронулся, и снова легко перескочил на пассажирское сиденье. И быстренько высунул голову в окно, на ветер, – мол, прости, хозяин, не слышу: ты что-то сказал? Джек поднял брови, покачал головой и вздохнул. Тэлли, несомненно, тот ещё упрямец и не собирается никому подчиняться, даже Джеку. Он считал себя ровней человеку и в этом отношении, можно сказать, больше напоминал кота, хотя самому Тэлли сравнение вряд ли понравилось бы.
Через семь километров машина остановилась у кромки лётного поля аэропорта Параберду, и Тэлли Хо выпустили. Лёгкий самолёт «Сессна», подскакивая на взлётной полосе, набрал скорость и поднялся в воздух. Тэлли помчался за его тенью на траве. Тень разгонялась, а Тэлли мчался за ней ровными, лёгкими прыжками, пока она, к его удивлению, не растворилась.
Джек сел в машину и поехал следом. Посигналил, и Тэлли повернул на звук уши.
Стоял раскалённый февральский день – в Австралии это как раз середина лета, – и вся зелень выглядела так, будто её высушили в духовке. В такие дни, выходя из дому, физически ощущаешь удар жара, солнце – словно лезвие раскалённого ножа, направленного тебе в лицо. Воздух дрожит, даль плывёт и плавится, и не верится, что может быть так жарко, хоть и живёшь тут не первый год, казалось бы, пора уж привыкнуть. Если у тебя лысина и ты не носишь шляпу, ощущение, что на макушке кожа из бумаги и её как раз только что сняли. Жар проникает сквозь рубаху, и ты торопливо перебегаешь от одного пятачка тени к другому. Всё вокруг выбелено, словно солнце упразднило само понятие цвета.
Даже рыжая земля выглядит менее рыжей. Стороннему наблюдателю может показаться, что это горнодобывающие компании оставили повсюду груды рыжих камней и почвы без пригляда, но вот ведь странное дело – все эти нагромождения сформировала сама природа, будто бы причудливо имитируя человеческую небрежность. Разница лишь в том, что природа обошлась без бульдозеров, землекопов и самосвалов.
И вот по такому неблаговидному ландшафту галопировал Тэлли Хо, взметая собственные облачка рыжей пыли следом за тучами, поднятыми машиной Джека Коллинза. Пёс дрожал от радости этого бега, несмотря на раскалённый добела полдень и слезящиеся от пыли глаза. Он был молод и силён, энергии в мышцах в избытке, бегать не перебегать, и мир вокруг продолжает удивлять. Он понимал, что́ такое жить на полную катушку, чтобы достичь невозможного, оттого и мчался за машиной так, будто запросто может её поймать. Да, собственно, и поймал через семь километров, вот она, стоит у трейлера, потрескивает остывающим мотором – устала от гонки и сдалась. Что же до Тэлли, то он бы ещё семь километров пробежал, а потом и ещё семь, и там всё равно поймал бы машину. Он ворвался в дом и прямиком ринулся к миске с водой, выхлебал всё до капли. Потом, высунув язык, с которого капало, вышел во двор и лёг в тени чёрной акации.
Вечером миссис Коллинз открыла большую банку «Трасти»[1], а Джек выставил секундомер на ноль. Тэлли Хо обладал особым даром уничтожать еду со скоростью молнии, и пока его рекорд по поеданию семисотграммовой банки составлял одиннадцать секунд. Тэлли Хо положил передние лапы на стол и смотрел, как мясо перекочёвывает в его миску, а миссис Коллинз, придав строгости голосу, велела:
– Фу, Тэлли! Лежать!
Он рухнул на пол и состроил такую умильную мордаху, что хозяйка пожалела его, хоть и знала, что это всего лишь игра. Уж и вздыхал он, и поднимал одну бровь, другую… И весь трясся от нетерпения, задние ноги подрагивали в ожидании сигнала, чтобы отпружинить пса к миске.
– Ты готов? – спросила миссис Коллинз, и Джек Коллинз кивнул. Она поставила ужин на пол, Тэлли набросился на еду, Джек запустил таймер на секундомере.
– Ну надо же! – воскликнул он. – Одна голодная дворняжка! Десять и одна десятая секунды. Весьма впечатляет.
Тэлли тщательно вылизал миску, потом вылизал ещё раз, просто чтобы удостовериться. Когда стало ясно, что ни единого атома еды не осталось, он выбежал на улицу и вновь улёгся в тень дерева, чтобы наслаждаться приятной тяжестью в животе. Вскоре Тэлли заснул. Ему снилась еда и приключения. Проснулся полчаса спустя, полностью восстановив силы, ещё чуток повалялся, с удовольствием наблюдая, как остывает день, и подумал, что пора пройтись. Ему было всё любопытно, и мысль, что он может пропустить что-нибудь интересное, не дала понежиться ещё чуток. Тэлли поднялся, постоял немного, раздумывая, и вдруг припустил мимо других трейлеров прямиком в дюны. Нашёл кенгуриную тропу, протоптанную сквозь заросли спинифекса[2], и радостно потрусил по ней, быстро потеряв чувство времени: его полностью захватили загадки запахов и звуков. Он был уверен, что отыщет билби[3] или кволла[4].
Утром Джек Коллинз сказал:
– Сдаётся мне, Тэлли снова в саванну удрал.
И Морин Коллинз ответила:
– Боюсь, когда-нибудь он уйдёт насовсем.
– Не говори так, – сказал её муж. – Он всегда приходит назад.
– Ага, это версия зова джунглей – зов ужина, – засмеялась миссис Коллинз.
– Вообще-то он обычно сытый возвращается.
– Может, его ещё какая-нибудь семья подкармливает.
– Меня бы это не удивило, – сказал Джек. – Когда стоит вопрос о кормёжке, Тэлли весьма расторопен.
Через три дня, когда пожилая пара почти оставила надежду снова его увидеть, Тэлли Хо явился – точнёхонько к ужину. Пыльный, с полным брюхом, с длинной царапиной на носу – подарком одичавшего кота, встреченного на кенгуриной тропе, – и с самодовольной улыбкой от уха до уха. В этот вечер он подчистую смёл банку корма «Пэл» за девять секунд.
Рыжий пёс едет в Дампир
Пришло время Джеку и Морин Коллинз переезжать из Параберду в Дампир – длинный путь протяжённостью 350 километров по нестерпимому пеклу и по разбитой грунтовке – яма на яме. В некоторых местах дорогу пересекали канавы с водой, и машина по брюхо утопала в грязи – отличная возможность застрять и торчать на жаре, пока кто-нибудь не поедет мимо и не вытянет. В такое путешествие берут запас провизии и воды на пару дней – на всякий случай.
Дорога идёт рядом с железнодорожными путями, по которым доставляют железную руду от горы Том Прайс в Дампир. Там часто ходят составы такой длины, что невозможно сосчитать всех вагонов, гружённых рыжей землёй. Три громадных локомотива медленно тянут состав по бесконечному бушу.
Перед самым отъездом из Параберду Джек Коллинз пооткрывал все окна в раскалённой, как печка, машине, чтобы хорошенько протянуло сквозняком, и загрузил внутрь самые ценные и хрупкие вещи. Более тяжёлые и громоздкие уложил в прицеп, пристёгнутый к заднему бамперу.
В кухне трейлера Морин Коллинз уложила в сумку-холодильник напитки и сэндвичи, потому что по дороге мало приличных мест, где можно отдохнуть, и по той же причине – хорошо, что вспомнила, – сунула рулон туалетной бумаги в отделение для перчаток. Неизвестно, где придется сделать остановку, чтобы отлучиться в заросли кассии[5] у дороги.
Когда готовы были отправиться в путь, Джек позвал Тэлли Хо и открыл заднюю дверь лендровера.
– Залазь, пёс! – скомандовал он, и, едва Тэлли запрыгнул, Джек захлопнул дверь и мгновенно очутился на водительском месте, прежде чем туда успела перескочить собака.
Тэлли выглядел недовольным и явно подумывал влезть на колени к Морин. Однако делить с кем-либо место было против его принципов, так что он вздохнул и, смирившись, умостился на заднем сиденье, положив голову на коробку.
Они выехали с утра пораньше, пока ещё прохладно. Так меньше вероятности, что в моторе закипит вода, да и путешествовать на рассвете – одно удовольствие.
Не проехали и пятнадцати километров, когда живот Тэлли принялся за переработку завтрака, и невыносимая вонь накатила на двух несчастных, что сидели впереди.
– Боже правый! – воскликнула Морин. – Окна, скорей! Тэлли снова взялся за дело!
– Они и так открыты, – ответил муж, зажав нос одной рукой, второй он крутил баранку, лавируя между рытвинами и буграми дороги.
Морин порылась в сумочке и нашла флакон духов. Брызнула на платок и прижала к носу. Джек подумал, что лаванда и собачьи газы – довольно дикая смесь.
Тэлли дал ещё один залп, круче прежнего, и Морин обернулась и заругала его:
– Плохая собака! Прекрати сейчас же, слышишь?
Но Тэлли напустил на себя обиженный и непонимающий вид, мол, о чём это ты?
Вскоре Джеку пришлось остановить машину, хотя они были не пойми где, ничего вокруг. Он вышел и открыл заднюю дверь.
– Выходи! – скомандовал он, и Тэлли спрыгнул на землю, рассчитывая побегать среди зарослей эвкалипта. Сердце билось чуть сильнее при мысли о лопатоносых песчаных змеях и эму, невидимых за кустарником.
Джек сграбастал Тэлли в охапку и сунул в прицеп, к мебели и коробкам с домашней утварью.
– Прости, приятель, но раз не в силах сдерживаться, ты с нами не поедешь. Скажи спасибо, что мы не оставили тебя вместе с твоей ужасной вонью посреди пустыни. – Он нежно постукал Тэлли пальцем по носу. – Молодец!
Место!
Тэлли глядел с укором, надеясь, что печальный вид убедит хозяина пустить его обратно, но бесполезно. Машина вновь тронулась, и пёс уселся между ножками стула и смотрел на проплывающий мимо мир. Вот что он больше всего любил в переездах – просто глазеть вокруг.
– Думаешь, ему там нормально? – спросила Морин, оглядываясь. – От колёс столько пыли.
Джек глянул в зеркало заднего обзора, увидел большущее пылевое облако, которое они за собой оставляли, и сказал:
– Да уж лучше пусть Тэлли запачкается, чем эти миазмы терпеть.
Четыре часа спустя они приехали в Дампир. Оба успели посидеть на месте водителя: на такой дрянной дороге удерживать руль – та ещё работа, и у обоих болела спина и затекли конечности.
Они вылезли из машины, потянулись, обмахивая лица от нестерпимой жары, и пошли проведать пса. А увидев его, захохотали. Тэлли глядел на них и жалобно повиливал хвостом. Узнаваемыми остались только два янтарно-жёлтых виноватых глаза, всё прочее было покрыто слоем тёмно-рыжей пыли и грязи толщиной не меньше дюйма[6].
Тэлли Хо на барбекю
– Почему бы тебе не взять Тэлли Хо на пробежку по пляжу? – спросила Морин.
Вечер принёс приятную прохладу, к тому же Морин привлекала идея на какое-то время получить дом в полное распоряжение.
Джек взглянул на часы.
– Недурная мысль, – сказал он. – Мне нужно убить время до ухода, а Тэлли – набегаться. Что, приятель, не прочь побегать?
Тэлли, кажется, согласился, несмотря на то что только недавно вернулся после нескольких дней отлучки, и они вдвоём появились на дампирском пляже, как раз когда край неба на западе будто окунули в золотую краску. Мангровый зимородок пел «пьюки, пьюки, пьюки», летая над их головами, а ватага стрижей с раздвоенными хвостами с криками «дзи, дзи, дзи» метнулась в сторону, кувыркаясь в небе в погоне за насекомыми. Человек и собака спустились к пляжу, где нежно вздыхала мелкая волна, накатывая на песок. Напротив находился остров со странным названием «Восточный Интеркос», на северо-запад от него был виден свернувшийся калачиком в море Ошибочный Остров, хотя никто, похоже, не знал, кто в чём ошибся изначально и за что ему дали такое причудливое имя. Прекрасные острова архипелага Дампир лежали, вытянувшись в сторону океана.
На берегу стоял рыбак с удочкой в надежде поймать саргана – морскую щуку, но Тэлли Хо интересовало другое – сильный, густой, сочный аромат жарящегося стейка, вырезки ягнёнка и сосисок. Уши его встали торчком, рот наполнился слюной, и каждый завиток мозга принялся разрабатывать собственный озорной план действий. Джек Коллинз догадался о коварных замыслах, зреющих в собачьей голове, и схватил Тэлли за ошейник прежде, чем тот дал дёру.
Пока они шли мимо компаний, собравшихся на барбекю, Джек удивлялся, как много людей, оказывается, знают Тэлли Хо.
– Глядите-ка, вон Рыжий пёс, – сказал один человек, а другой потрепал его по голове и сказал: – Привет, Блюи, как делишки? Заходи на барбекю.
Джек Коллинз понял, что Тэлли, наверное, заводит множество знакомств, когда убегает. Наверняка он и раньше посещал такие барбекю на берегу: местные часто приходят сюда вечерами.
На миг он ослабил хватку, и Тэлли не упустил шанс – вырвался и умчался. Джек звал его, но пёс был слишком увлечён – не слушал, да и не желал повиноваться. И Джек почувствовал, как заливает щёки краска стыда.
Вот один мужчина вилкой снял с гриля три сосиски и наклонился, чтобы положить их в тарелку, стоящую на подстилке. На тарелке уже был выложен салат и несколько молодых картофелин. Когда он выпрямился, чтобы снять гамбургер, а потом снова посмотрел вниз, то не поверил своим глазам: сосисок как не бывало. Ничего не понимая, он заохал и затряс головой. Почесал макушку и оглянулся.
– Мои сосиски! – пробормотал мужчина. – Кто-то слямзил сосиски! – И крикнул соседу: – Эй, друг, это не ты подрезал у меня сосиски? Они вообще-то мне нужны.
Тот повернулся:
– Не я, друг. У меня свои. Хочешь дам одну?
– Чёрт меня подери, – сказал первый. – Вот прямо тут лежали, и вдруг раз – и нету.
Джек Коллинз позвал Тэлли, но пёс только облизнулся, собирая языком последние следы вкусного сала, и уже планировал следующий набег. Он лёг на живот и пополз по песку в направлении, куда был нацелен нос – к чудесному, сочному стейку, только что снятому с гриля. Человек, собиравшийся его съесть, на секунду отвернулся, и Тэлли сделал рывок и схватил мясо, оставив жертве лишь порезанный помидор на тарелке да полоску горчицы. Тэлли проглотил стейк и отправился на другой конец пляжа искать гамбургер, который учуял издалека.
– Это ты спёр мой стейк? – уже второй человек обвинял своего соседа, рядом слышался голос первого: «Кто слямзил мои сосиски?», и вскоре к ним присоединился третий: «Что за дьявол, где мой гамбургер?»
Слыша всё это, Джек как можно тише и незаметней ретировался с пляжа. Тэлли и без него найдёт дорогу домой, а он лично не собирается оставаться там и выслушивать упрёки за дурное поведение собаки. С разгневанными шахтёрами лучше не связываться.
Рыжий пёс встречает Джона
– Вряд ли он вернётся, – сказала Морин Коллинз.
– Просто на дольше он никогда не убегал. – Джек покачал головой.
Им было грустно, как будто оба знали, что потеряют его, но старались не думать об этом.
– Надеюсь, его не задавило машиной.
– Мы бы услышали. В городке вроде нашего новости разлетаются со скоростью молнии. И у этого типа гораздо больше жизней, чем у кошки.
– Слыхала я, – сказала Морин, – что он ходит по домам, клянчит.
– У него дар находить еду, точно тебе говорю, – усмехнулся Джек.
– Тогда, наверное, с ним всё в порядке. И всё равно жаль. Я скучаю по негоднику.
Тэлли наконец сбежал из дому окончательно.
Не в пример большинству собак, которые любят проводить дни в дрёме и созерцании проплывающих мимо событий, его слишком интересовала жизнь, чтобы сидеть на одном месте. Он хотел повидать мир, хотел знать, что происходит за углом, и во всём поучаствовать.
Тэлли был слишком умён, чтобы убивать время на скуку, и, хотя ему многие люди нравились, он до сих пор не нашёл человека, которого полюбил бы по-настоящему, так, как положено любить собакам. Человека, которому был бы предан. Время от времени он с удовольствием заскакивал к Джеку и Морин. Мог пожить пару дней, подкормиться, дать себя отмыть, но и пёс, и люди знали, что это не навсегда.
Ему повезло, что в городе проживало множество одиноких людей. Коренных жителей было мало, и ещё меньше белых, поселившихся до появления компаний, добывающих руду и соль. Но с недавних пор развитие промышленности быстро пошло в гору. Возникали новые доки, дороги, дома для рабочих, новая железная дорога и аэропорт. Чтобы это строить, со всего мира приезжали сотни людей, не имея при себе ровным счётом ничего, кроме собственной физической силы, оптимизма и воспоминаний о далёком доме. Одни бежали от плохой жизни, другие не имели представления, как прожить свою, а третьи строили грандиозные планы, как тяжёлым трудом выбиться из грязи в князи.
Они или не имели корней, или были вырваны с корнем. Они ехали из Польши, Новой Зеландии, Италии, Ирландии, Греции, Англии, Югославии, а также из других уголков Австралии. Большинство не привезли с собой ни жён, ни семей и проживали в больших бараках, которые отбуксировали сюда из Перта. Одни работяги были грубые, другие – добрые, одни – честные, другие – нет. Были такие, кто напивался, и скандалил, и лез в драку, и такие, кто жил в молчании и печали, и такие, кто шутил и мог быть счастлив где угодно. Без женского пригляда мужчина легко становится эксцентриком. Может брить голову и отращивать огромную бороду. Может на неделю уехать в Перт, пить не просыхая и вернуться со страшным похмельем или кучей татуировок. Может надеть разные носки и драные брюки. Может неделю не мыться или ночь напролёт читать книги, проснуться с красными глазами и невыспавшимся пойти на работу. Все они были пионерами и учились жить трудно и незатейливо в этой почти пустыне.
Эти мускулистые личности симпатизировали Тэлли. Они мало к чему привязывались в жизни и порой чувствовали себя одинокими даже в компании своих товарищей по работе, так что собака им была очень кстати. Собака, с которой можно в шутку побороться, подурачиться. Собака, с которой можно поговорить, которая никогда тебя не заругает и будет всегда рада видеть. Тэлли они тоже нравились, потому что трепали его за уши, грубовато тормошили и валили на спину, чтобы пощекотать пузо. Они кормили его мясными кусочками из своих сэндвичей и с тарелок и приносили угощение от мясника. И хотя пёс порой отсутствовал целыми днями, на полке рядом с инструментами и тряпками, перепачканными машинным маслом, стояла банка с собачьим кормом, а после выходных – кусок стейка с барбекю.
Никто не знал его настоящего имени и называли просто Рыжим псом. Пса не волновало, что кто-то зовёт его «Рыжий». В любом случае Тэлли как раз был именно рыжим псом. Он был ред клауд келпи – из прекрасного старинного рода австралийских овчарок келпи, очень умный и энергичный, но некоторые считали, что среди предков Рыжего пса вполне могла оказаться пастушья собака. В помете было три щенка, и он получился красивого цвета тёмной меди, с янтарно-жёлтыми глазами и стоячими ушами. На хвосте шерсть длиннее и жёстче, а на плечах и груди – густая, как грива. Лоб широкий, кончик коричневого носа немного вздёрнут. Тело крепкое и сильное, и если поднять пса, удивишься, насколько он тяжёлый.
Работники из компании «Хамерсли Айрон Транспорт» познакомились с Рыжим псом, потому что один из их водителей «усыновил» собаку и стал единственным, кому она принадлежала.
Джон отличался от крупных, драчливых шахтёров. Небольшого роста и довольно молодой, с широкими скулами, поскольку был наполовину маори, он любил животных, можно сказать, больше всего прочего в этом мире. Про него говорили, что он друг всем и каждому. Джон встретил Рыжего пса на улице Дампира, когда однажды стоял рядом со своим автобусом в ожидании постоянных пассажиров. Увидев Рыжего пса, он инстинктивно присел на корточки и позвал:
– Эй, мальчик! Иди сюда! – Ещё и пощёлкал языком и поцокал.
Рыжий пёс, занятый своими мыслями, остановился и поглядел на него.
– Иди сюда, друг, – сказал Джон, и Рыжий пёс вильнул хвостом. – Иди, поздоровкаемся.
Рыжий пёс подошёл. Джон пожал ему лапу и сказал:
– Рад познакомиться, друг.
Взял в ладони его голову и поглядел в глаза:
– Слушай, да ты красавец.
И в этот момент Рыжий пёс понял, что отныне его жизнь пойдёт в другом направлении.
Когда шахтёры подошли к своему большому жёлтому автобусу, чтобы ехать на работу, Джон сидел на месте водителя, а Рыжий пёс – на сиденье прямо за ним.
Рыжий пёс и Нэнси Грю
Однажды в автобусе появился человек, которого раньше никто не видел. Нэнси Грю была новенькой в городе, приехала работать секретаршей в «Хамерсли Айрон» и никогда не слышала о Рыжем псе.
Когда в первый свой рабочий день она зашла в автобус, чтобы ехать на службу, свободных мест не было, все занимали шахтёры, кроме одного сиденья позади водителя, где сидела рыжая собака. Она посмотрела на ряды мужчин, глядевших на неё с ухмылкой, потом на рыжую собаку, что отвернула морду, будто вовсе не замечая её.
Никто из мужчин не предложил ей сесть: они хотели видеть, что будет, когда Нэнси Дрю попытается подвинуть Рыжего пса.
– Кыш! – сказала Нэнси, она не собиралась разводить сюси-муси с животным.
Рыжий пёс обратил на неё взгляд и покрепче уселся на сиденье.
– Плохая собака! – воскликнула Нэнси Дрю.
Рыжий пёс обнажил зубы и глухо зарычал. Нэнси это обескуражило, и она немного отступила, в то же время почти наверняка зная, что этот пёс её не укусит. Не казался он злым, нет.
Мужчины в автобусе засмеялись над ней.
– Тебе его ни в жизнь оттуда не согнать! – сказал один.
– Это его место, – сказал другой. – Ежели оно нужно Рыжему, никто здесь не сядет.
Нэнси повернулась к мужчинам, чувствуя, что краснеет. Стыдно, когда тебе дерзят собака и толпа шахтёров. Не желая сдаваться, осторожно села на скамью так, чтобы не помешать Рыжему псу.
Но Рыжему псу она мешала. Это было его место, и все это знали. Более того, это место было целиком его, а не половинка. С тех пор как Рыжий встретил Джона, он катался на любых автобусах компании сколько хотел, не важно, кто был за рулём, и всегда сидел за водительским креслом. Это было категорически его место, ничьё более. Он снова показал Нэнси зубы и зарычал.
– Надо же, какой ты милашка, – сказала она, но не шевельнулась.
Рыжий пёс убедился, что угрозы ни к чему не ведут, и решил столкнуть её. Он повернулся к ней задом, напряг мышцы и принялся толкать.
Нэнси удивилась, насколько он силён, и едва не свалилась. Мужики сзади опять загоготали и этим ещё больше разозлили её.
– Я не уйду, – сказала она, – так что придётся тебе со мной смириться.
Рыжий пёс тоже не желал сдаваться и толкал Нэнси, пока она не оказалась на самом краю. Почувствовав, что утвердил свою позицию, он позволил ей остаться сидеть в этом неудобном положении.
На следующий день Нэнси снова вошла в автобус, и снова Рыжий пёс сидел позади водителя. «Ох!» – только и подумала она, потому что народу опять было битком, и шахтёры ждали продолжения спектакля. Вчера в офисе Нэнси просветили насчёт собаки, и теперь она знала, что пёс волен кататься куда пожелает. Он жил в основном в мастерских транспортной компании, наблюдал за работой и был оплачиваемым членом Союза транспортных рабочих. Если в мастерской он заскучает, то отправляется путешествовать по округе. Иногда его подвозили на поливальных машинах, иногда – на общественном транспорте, иногда – на гигантских тягачах.
Знакомясь со всё большим числом людей, он начал ездить и на их личном транспорте. А уж если кто подвёз его хоть разок – берегись. Рыжий пёс никогда не забудет машину, оказавшую ему услугу, – запомнит её цвет и звук мотора и будет сидеть на обочине, ждать, когда одна из них поедет мимо. Узнает – и выскочит на середину дороги прямо перед бампером – будь добр тормози и впускай его, так что поневоле научишься остерегаться пса так же, как глупых кенгуру. Рыжий всегда настаивал на том, чтобы сидеть впереди, особенно в автобусах, особенно когда за рулём Джон, да уж…
Нэнси села к собаке чуть ближе, чем вчера, и он поглядел на неё искоса, показав белки глаз, словно хотел укусить. Но вместо этого упёрся лапами покрепче и снова попытался столкнуть её задом. Нэнси услышала смешки в автобусе и, собрав всё своё достоинство, сказала:
– Джентльменами тут и не пахнет, это точно.
Рыжего пса, похоже, несколько смутило это замечание, и он сел прямо и притворился, что едет один. Раз нельзя согнать эту упрямую девицу, он выкажет ей всё презрение, которого она заслуживает. Пёс позволил ей ещё немного придвинуться.
На следующее утро Рыжий обнаружил, что даже ждёт соседку, и не сделал попытки столкнуть её, когда она села рядом. Он решил принять вид отчуждённый и надменный, но, когда она сказала: «Привет, Рыжий!» и потрепала его по голове, он поневоле улыбнулся – по-своему, по-собачьи. Мазнул хвостом по сиденью – всего разок и затем вернулся к созерцанию видов за окном, не желая окончательно сдавать позиции с первого же раза.
Нэнси, не оборачиваясь, поняла, что произвела впечатление на шахтёров: над ней больше не смеялись. Она знала, что победила их, когда переупрямила Рыжего пса.
С этого момента Рыжий и Нэнси стали друзьями. Мало кто на это отваживался, но Нэнси могла садиться с ним рядом когда пожелает.
Нэнси, Рыжий пёс и Джон
Тогда в тех местах было не много одиноких женщин, и появление такой особы вызывало волну радости и интереса у всех молодых людей. Они судачили – какая она и выпадет ли кому-нибудь шанс пригласить её на свидание. Если кого-то застукали, как он «клеит» девушку, его принимались подкалывать:
Конец ознакомительного фрагмента.