Рухнувшие небеса. I (Сьюзен МакКлайн)

I

Улыбаться, как идиотка.

Разносить заказы.

Желать приятного аппетита.

Это все, что надо делать мне, чтобы не вылететь из самого отстойного места – кафе «Эдем на Земле». Конечно, почему оно отстойное я могу перечислять достаточно долго, но назову, пожалуй, самую вескую причину – здесь мало платят. Ну а насчет всего остального – терпимо. Еду, которую тут предлагают посетителям, можно употреблять в пищу только в том случае, если ты не знаешь, в каких кошмарных условиях она готовится. В общем, полная антисанитария. А райское название… я всегда размышляю, почему это чертово кафе его носит. Во-первых, как я знаю, Эдем – это райский сад. А тут, извините, это кафе не имеет с ним ничего общего. Грязный пол, завядшие на подоконниках растения, неприятный, дешевый запах кебаба [1] в помещение. Разве такое ужасное место может носить подобное, прекрасное название? Хм, видимо, может. Ну, если уж мистер Джердж, – купивший эту забегаловку и управляющий ею, перед входом повесил вывеску «Эдем на Земле», значит, он считает кафе достойным носить его. Ах, да, ну раз это так, то и, наверное, нас он считает кем-то больше, чем обычным персоналом. Ангелами. Невинными, светлыми созданиями. И даже вечно сопливого и неряшливого Генри, скорее всего, видит с белыми крыльями да нимбом над головой.

Джердж в принципе неплохой мужчина, но ему пора научиться смотреть на вещи реальными, а не мечтательными глазами. Тогда бы он сменил название на другое. И, возможно, наконец, заметив, какую тяжелую работу нам приходится выполнять в этой дыре, повысил бы зарплату.

– Скай! – окликнул меня Брэндон. – Нужно отнести заказ на пятый столик! – Он кивнул в сторону подноса, что-то записывая в блокноте.

Я измученно выдохнула и, кинув усталый взгляд на него, отнесла посетителям еду и пожелала им приятного аппетита заплетающимся языком. Не знаю, какой раз за сегодня повторяла эти чертовы слова: «Пожалуйста. Ваш заказ. Приятного аппетита», но когда произносила их, возникало желание повеситься. Конечно, мне не нравилась здесь потеть, исполняя прихоти капризных людей, но приходилось, потому что деньги какие-никакие, а были нужны. Тем более в такие нелегкие времена.

Я подошла к бару и уронила на него голову, затем начала биться лбом об отполированную Райаном до блеска поверхность.

Ненавижу эту гребанную жизнь.

Почему все так сложно?

Почему нельзя просто взять и убежать от проблем?…

Чьи-то ладони упали на мои плечи. Я слегка дернулась.

– Эй, мисс Сумасшествие! Так и народ недолго спугнуть!

Подняв голову, я увидела широкую, белоснежную улыбку и зеленые глаза, смотрящие на меня. Брэндон. Он стоял рядом, медленно массируя мои плечи и заставляя чуть ли не стонать от удовольствия. Его пальцы снимали с меня напряжение, расслабляли уставшие до жути косточки. Парень так часто делал, чтобы вернуть меня в «прежний вид» и натянуть на мое недовольное лицо хоть какие-то признаки улыбки.

Уголки губ медленно поднялись вверх, и я приземлилась на стул из-за подкосившихся ног. Его массаж – это, наверное, единственное, что радует меня в пределах этой стайки и не дает думать о плохом. По крайней мере, на время. Ловкие руки Брэндона – своего рода лекарство, недолго отделяющее от реального мира.

– Скажи, какого черта ты делаешь тут с таким талантом массажиста? – спросила я, подпирая рукой голову, чтобы та случайно не упала из-за решивших отдохнуть мышц.

Он засмеялся, хлопая по моим плечам.

– Потому что мне нравится приносить удовольствие таким девушкам, как ты, а не каким-то морщинистым бабушкам без бюстгальтеров. Конечно, никто за это не платит, но… ты бы могла хотя бы поцеловать меня в щеку, – Брэндон повел бровями и ткнул указательным пальцем в свою скулу, приближая лицо.

Я ухмыльнулась, оттолкнув его.

– Обойдешься.

Он натянул наигранно-обиженное выражение, которое быстро сменилось на чрезвычайно веселое, когда его огромные глаза уставились на часы, висящие над нами.

– О, да нам осталось совсем недолго тут проторчать! – ликующе произнес шатен и пригнулся к Райану. – Сделай нам сок. С коньяком, – почти шепотом сказал ему.

Тот кивнул и достал стаканы. Я угрожающе выставила указательный палец, чуть ли не тыча им в бармена.

– Райан, мне просто сок, хорошо? – попросила я, заполучая от Брэндона недоумевающий взгляд. – И как в тот раз с пивом в молочном коктейле не прокатит. Я слежу за тобой.

Парень улыбнулся и принялся за работу. Он идеально отполировал стаканы, затем наполнил их оранжевой, сочной жидкостью со льдом, кинул трубочки и в емкость Брэндона незаметно добавил алкоголя. Если бы кто-нибудь заметил Райана за делом, как он спаивает персонал в рабочее время, то ему бы точно не поздоровилось. Ну и нам, естественно.

– Последний раз рискую своей задницей для вас, – блондин придвинул напитки, озираясь вокруг. Не обнаружив слежку за собой, он облегченно выдохнул.

Я улыбнулась, помешивая сок и чуть ли не окуная в него нос.

– Пахнет нормально. Коньяка не чувствуется. – Я отпила из стакана, Брэндон тоже последовал моему примеру и пустил жидкость в рот, сперва отвернувшись от посетителей. – Эм, спасибо.

– И да, это не за счет заведения, – Райан обнажил свои ровные зубы, увидев наши разочарованные лица.

Я отложила напиток и полезла в карман джинсов, пытаясь пальцами нащупать деньги. Но тут мое запястье взял Брэндон, медленно притягивая к себе и накрывая мою руку пальцами.

– Скай, я как мужчина должен заплатить за даму, не считаешь? – он осторожно положил мою руку на колено, словно думая, что та неожиданно дернется и вновь полезет за долларами.

В этот момент Райан оглушил нас диким хохотом. Я с недоумением уставилась на него, как и Брэндон.

– Вы бы себя видели! – парень вытер кожу под глазами, охая. Если бы он был девчонкой, то каждый раз при обильном смехе ему бы приходилось заново наносить на ресницы тушь из-за огромного количества «пролитых» слез, смывших ее. – Такие лица! Будто вам сказали, что сбили соседнего котенка! – Он резко выдохнул, успокаиваясь. – Не парьтесь! Платить не нужно. За счет заведения.

Я с подозрением оглядела Райана и кинула взор на Брэндона. Тот пожал плечами и вновь присосался к своему чудаковатому коктейлю.

– Серьезно, да? За счет заведения? Интересно, – я постучала пальцем по подбородку, избражая театральную задумчивость, – сколько раз мы – в основном вы – не платили и не попадались? Двадцать? Пятьдесят?

Мой друг подавился напитком, затем, откашлявшись, всучил его блондину.

– Что-то перехотелось пить, – кратко улыбнулся он и, повернувшись ко мне, подпер лицо ладонью. Половина его тела находилась на барной стойке, а свободная рука безвольно свисала вниз. Брэндон просто излучал усталость. Такое состояние у него было каждый раз где-то под конец работы, ну а у меня – с самого утра, когда я только просыпалась и вспоминала, что сегодня моя смена и нужно идти в «райское» местечко на Земле, чтобы зарабатывать жалкие доллары.

– Да ладно вам! – закатил глаза Райан, увидев, как я тоже протягиваю ему сок. – Узнают, ну и что? Свалим все опять на Генри, – он кивнул в сторону, где наш «чистоплотный» коллега с усердием ковырял в носу и при этом умудрялся переключать музыку на плеере. Тот с каждым разом углублял палец все глубже в ноздрю, что мне казалось, будто он так искал ни то, что хотел, а золото.

Какая мерзость. Хорошо, что Генри только забирает грязную посуду, которую потом тщательно моют. Я бы, например, даже не вынесла того и взбесилась, если бы он прикоснулся к чистой тарелке – потом в нее положили бы еду (причем не для меня) и подали какому-нибудь посетителю. Это же верх отвратительности!

Я кинула взор на худощавого паренька, занятого очень «важным» делом и сморщилась. Конечно, я не была «за», чтобы вновь подставляли его, но и «против» – тоже. Ребята неплохо относились к нему, как и я, но часто подкалывали. И… подставляли. Один раз, когда Брэндон и Райан опустошили несколько бутылок из бара, не заплатив, об этом узнал мистер Джердж. Управляющий, конечно, не был в курсе, кто совершил такой подлый поступок, поэтому моим дебильным друзьям это вышло на руку. Они наплели ему, что алкоголь выжрал Генри. Естественно, Джердж был в ужасе и чуть ли не убил беднягу, поймав. И вот, начиная с того момента, Брэндон с Райаном почти постоянно сваливают всю вину на Генри, но а тот ничего не может им сказать в свою защиту. Он просто молча мстит им. Молча забирает их чаевые и остается замеченным только мной при этом деле. Ну а я, честно сказать, не нахожусь ни на чьей стороне. Скорее, я на нейтральной позиции. Никогда не сдаю ни своих друзей, ни Генри. Это их проблемы, а не мои.

– Ты как хочешь, – посмотрела на Брэндона, который постукивал пальцами по стойке, – а я собираюсь заплатить за себя.

Я кинула несколько купюр Райану; он забрал их с измученным выражением лица, озорство в его голубых глазах растаяло. Когда-то я сравнивала своего приятеля с ангелом – такой же светлый снаружи, улыбчивый, но когда узнала, какие черти в нем водятся на самом деле и что под таким милым обличием скрывается бармен-халявщик, любящий бесплатно попить коктейли на работе, перестала это делать. Не такой уж он и невинный, хоть и очень добрый.

– Скай, ты даже повеселиться не дала! – прохныкал он. Брэндон, видимо, не хотел оставаться в «задолжниках», поэтому тоже всучил бармену пару долларов и поднялся вслед за мной. – Отлично, и ты вместе с ней!

Я улыбнулась и, взглянув на время, пошла переодеваться. Рабочий день, наконец, закончился, и мы с Брэндоном были свободны. Жаль, конечно, что Райан не присоединился к нам – он каждый день (кроме выходных) пахал с утра до поздней ночи, поэтому не мог вступать в наши ряды «бездельников-по-вечерам». Вообще, если честно, мне его было жаль. Он трудился больше всех, без конца смешивал напитки, при этом запоминая рецепты новых, и не жаловался в отличие от нас, хотя я видела, как ему приходилось нелегко. Уж простоять на ногах больше десятка долбанных часов, наводя в стаканах определенную жижу и стараясь выглядеть энергичным, – не так легко.

Когда мы закончили с переодеванием, Брэндон открыл мне дверь, и я нырнула в проем. Погода на улице радовала – не ощущалось ветра или не чувствовалось мелкого дождя, который прошелся ночью. Несмотря на то, что стояла мокрядь, было достаточно тепло для вечера в Нью-Хейвене. Небо начинало раскрашиваться в темные краски, еле видимые звезды потихоньку появлялись на нем, помогая тусклой луне освещать пока не погрузившийся в глубокую ночь город.

Брэндон вышел следом, сунув руки в карманы спортивных брюк.

– Эй, тебя подвезти? – спросил он, наблюдая, как я посматриваю по сторонам.

Отец не приедет за мной, потому что еще, наверняка, на работе, Карен – тоже не вариант – у нее и так других дел полно, так что, остается Брэндон.

– Было бы чудно, – кивнула я, сжимая лямку сумки.

Парень кивнул в сторону своего серенького пикапа и направился к нему. Если честно, я не любила ездить с ним в его тачке – она постоянно гремела, как консервная банка или глохла на полпути, и меня это ужасно бесило. Хоть я не имела никакой машины, но считала, что это намного лучше, чем быть обладателем старой развалюхи, доставшейся от отца. Если бы мне вручили ключи от такого пикапа и сказали: «Он твой» я бы при первой возможности подожгла его или въехала в приличный столб. И судя по выражению лица, Брэндон пару раз пытался сделать что-то из перечисленного, но у него, к несчастью, не получалось.

Какая ирония…

Открыв скрипящую дверцу, я забралась в машину. Брэндон плюхнулся за руль и вставил ключ зажигания. Как только пикап «проснулся», чем-то завоняло. Я и понять не могла чем, но было ощущение, словно в бензобак кинули труп мертвого животного, который вскоре ожил по непонятным причинам, нагадил, потом вновь сдох.

Ну и запашок.

Я незаметно закрыла нос пальцами, Брэндон это заметил и покраснел. Господи, поскорей бы оказаться дома…

– Некачественный бензин, – объяснился он, морщась.

– Я так и поняла.

Когда пикап остановился возле двухэтажного, серого здания, мои легкие обрадовались больше, чем любые другие органы. Поблагодарив друга, выпрыгнула из авто и, остановившись возле железной калитки с интересным узором, помахала парню. Тот улыбнулся мне. Через секунды машины уже не было, и я, закрыв глаза, наслаждалась свежим воздухом. Боже, еще чуть-чуть и умерла бы самой нелепой смертью в мире, находясь в самом отстойном пикапе за всю историю. А самое удивительное, что мы доехали без происшествий.

Я прошла по каменной тропинке к двери. Хорошо, что не пришлось искать ключи в сумке и мучить замочную скважину – свет горел в окнах, свидетельствуя о том, что в доме кто-то есть. Точнее, папа.

Сегодня он вернулся с работы раньше, чем ожидалось.

Улыбка наползла на мое лицо. Зайдя в дом, я бросила сумку на пол и стала бегать глазами по светлой гостиной, ища отца. На бежевом кресле лежала папка для бумаг и как всегда была мега переполненной, а самого ее обладателя не наблюдалось. Мой папа работал полицейским, и в основном многие, незакрытые дела людей взваливались на его уставшие плечи, потому что, якобы, по словам коллег – он справлялся с ними в сто раз лучше кого-либо. Не правда. Те просто не хотели сами разгребать все это, ибо у них не хватало извилин в голове, чтобы выполнять такие сложные задания, посильные лишь моему отцу. Я много раз уговаривала его уйти из полиции, заняться чем-нибудь другим, но он не желал меня даже слушать. У него была одна отговорка: «Нам нужны деньги. С этой работой у нас есть шанс держаться наплаву. Если я брошу ее, мы утонем, потому что я, Скай, не смогу найти лучший вариант зарабатывать деньги». Конечно, я спокойно бы принимала такое объяснение, если бы папе платили справедливо за его адские труды. Но, увы, остаюсь недовольной тем, что единственного моего родителя заваливают с ног до головы работой каждый божий день. И каждый божий день я вижу его так редко. А иногда он просто не ночует дома. Из-за чего? Из-за долбанной работы!..

Я обнаружила отца смотрящим в окно и потягивающим кофе. Заметив меня, он отложил кружку, и я его поцеловала в щеку, затем обняла. Папа улыбнулся, заправив локон моих волос за ухо и отпрянув.

– Как ты, мой ангел? – ласково поинтересовался он. Слегка шершавая ладонь легла мне на щеку.

Я закрыла глаза, сдерживая слезы. Помню, когда была маленькой, меня так часто называли родители. Это… происходило так давно, что думаю, словно от того момента прошла целая, длинная вечность. Вечность, где я радовалась и светилась от счастья. Вечность, где мама жила…

– Улыбаюсь, значит – нормально, – я разлепила веки и взглянула в карие глаза отца, держа уголки губ поднятыми. Он стоял в униформе, из которой практически не вылезал, глубокие морщинки в некоторых местах прорезали кожу, давая знать о немолодом возрасте, темные волосы, как всегда, пребывали в небрежном виде – у отца не находилось времени их расчесать, так же, как и побрить щетину на пол лица.

– Это хорошо.

Папа чмокнул меня в лоб и вновь взялся за свой кофе. Лицо помрачнело, тяжелый вздох вырвался из груди, когда человек по рации, висящей на его ремне, сообщил, что нужно срочно ехать в участок, захватив дела. Посмотрев на меня извиняющим взглядом, он сказал своему коллеге, что скоро будет на месте. Я оставалась стоять на месте, только на это раз не сдерживая слез. Мне было чертовски обидно, что единственный, родной человек отдаляется от меня с каждым разом все больше. Он не находится рядом, когда это требуется, не знает, что творится в моей жизни и почти не участвует в ней…

Как бы я хотела вернуть те времена, где отец не окунался с головой в работу, и мама была с нами. Но, к сожалению, это невозможно. Прошлое нельзя вернуть.

Папа, увидев, что я плачу, неуклюже обнял меня.

– Детка, что случилось?

А он, будто не знает!

– Ты постоянно пропадаешь на своей работе! – я сделала шаг назад, убрав его руки со спины. – Ты… ты даже не думаешь, что, например, мне это не нравится! Не думаешь о том, что ты мне нужен, пап.

Болезненный комок застрял в горле, хотелось кричать, рушить все подряд прямо здесь и сейчас, но я не позволяла себе такого удовольствия, сославшись на то, что отец неправильно отреагирует. Еще отправит в психушку после подобной сцены…

– Я люблю тебя, Скай, – прошептал он, приковав печальный взгляд в пол. – И я знаю, как ты сильно не одобряешь то, чем я занимаюсь. Просто у меня нет другого выхода. Мне приходится работать таким неопределенным режимом, чтобы получать хоть какие-то деньги и содержать нас. Раньше твоя мама…

– … знаю, – я закрыла глаза, громадные капельки слез скатились по щекам. – Она тоже приносила доход в семью. А сейчас ты думаешь, что один это делаешь? Я специально устроилась на работу, чтобы помочь тебе погасить кредит за новую мебель для нашего дома.

Он громко выдохнул, переминаясь с ноги на ногу.

– Я очень благодарен тебе, ангел, но то, что ты получаешь – хватает нам, чтобы купить еду на неделю. И все. Этих денег мало. И они не играют особой роли в бюджете нашей семьи.

Не играют?…

Это прозвучало, как оскорбление. Мне словно дали смачную пощечину. Я столько пропадаю на работе, чтобы потом он мне сказал такое? Я пыхчу на ней, получается, почти без толку? Просто так? Практически каждый день просыпаюсь рано утром для того, чтобы сходить в одно отстойное место, отстрадать там пару тройку часов и в конце месяца получить зарплату (если ее так можно назвать) аналогичную той сумме, которую мы тратим на предназначенные на неделю продукты?

Я не могла ничего ответить отцу. Слова, желающие вырваться наружу, застряли где-то в горле, и мой рот тупо был открыт. Мне не хотелось кричать на папу, поднимать истерику или еще что, я просто развернулась и направилась быстрыми шагами к лестнице, вытирая соленые слезы. Он пытался меня остановить и извиниться, но хреново у него это получалось. Никогда не понимала таких людей, которые говорят что-то правдивое и обидное, а потом пытаются нелепо просить прощения. И для чего они это делают? Чтобы доставить кому-то боль?

– Скай, прости. Я не…

Папа не закончил предложение, потому что я, влетев в свою комнату, захлопнула дверь перед его носом, чем, наверное, показала, что моя обида все-таки достигает высокой метки, а не низкой, как он наверняка думал. Отец никогда не следил за своими словами и мог наговорить много того, отчего потом захочется возненавидеть свою и так дерьмовую жизнь еще больше.

Я любила его. И у меня не было причин его ненавидеть. Почти. Такие случаи всегда сопровождались моими слезами, а ком ярости постепенно рос внутри, не решаясь выбираться наружу. И, видимо, сейчас он приобрел достаточные размеры и вырвался на свободу, когда мое терпение, перекрывавшее ему дорогу туда, лопнуло, словно мыльный пузырь. Надоело уже день изо дня оставлять его преданность к работе без комментариев. И я питала гнев к отцу, что после гибели мамы он променял единственное, что у него осталось – меня на какие-то гребанные бумажки. Не знаю, какая главная из причин у него была, что он практически жил в своем офисе: может, таким образом он пытался не думать об утрате родного для нас человека, забивая даже крохотное, оставшееся место в голове мыслями о работе, или же по его объяснению – пустился во все тяжкие, чтобы мы могли платить за кредит и хоть на что-то жить. Но сколько бы я тогда ни злилась на папу за то, что он не проводил со мной время, казалось, этой злости не хватало, чтобы высказать ему все раньше. До этого момента я лишь признавалась в своем недовольстве в… более мягкой форме. А тут меня прорвало. И в итоге получилось вот что: отец обидел меня, а я – его, сделав легкий намек, что он непутевый отец, который не может даже выполнять элементарных обязанностей любого родителя – уделять ребенку немного своего времени, пусть тот и семнадцатилетняя девушка со свойственным подросткам несносным характером. Конечно, если посмотреть на эту ситуацию с другой стороны, почему он переехал на работу, то можно его понять. Он стал трудиться в полную силу, чтобы обеспечивать нас. Днями и ночами. Ночами и днями этот замученный и уставший от рутины мужчина, в котором с каждым разом я все меньше видела своего жизнерадостного, внимательного отца, пыхтел на работе, чтобы у нас имелись хоть какие-то деньги.

Я видела, как папа мучился. Как приходилось ему тяжело. Этот адский труд, постоянная нервотрепка, депрессия. Не каждый бы придерживался его позиции долго. Кроме него самого. Можно было бы назвать моего отца героем, что он терпит все это и до сих пор не плюет на эту адскую работу, но, как известно, каждому герою нужен помощник. И когда у меня наступили летние каникулы, я примчалась помогать ему. Устроилась в отстойное кафе, где платят… не могу сказать, что нормально. И большой плюс, что я, отныне, потею в коморке с облезшими стенами, это не то, что мне выдают вообще какую-то зарплату, а то, что в ней я познакомилась с двумя классными ребятами – Брэндоном и Райаном (о чем явно не жалею).

Мои ноги подкосились. Сползая спиной по двери, я оказалась на полу. Слезы жгли глаза. Я не знала из-за чего именно плачу: из-за того, что отец, который сейчас находится по ту сторону и нелепо пытается извиниться, не уделяет мне никакого внимания и считает, что моей зарплаты примерно хватает на пару банок среднекачественого йогурта, или из-за того, что мне не везет с работой, как и ему.

– Скай, доченька, – голос отца донесся до моих ушей.

Я шмыгнула и подняла голову, обнимая коленки. Мне было нечего опасаться – папа не зайдет сюда, если не хочет усугубить ситуацию в триллион раз. Он знает, что когда я расстроена и плачу, мне необходимо побыть наедине с собой.

Я не ответила.

Ну а зачем? Что ему говорить?

– Я не хотел обижать тебя. Правда. Ты знаешь, в какой мы нелегкой ситуации находимся. Я прошу, отнесись к этому без слез. Что есть, то есть. И ты не должна расстраиваться из-за того, что сейчас происходит у нас в семье.

Черт. Он лучше ничего не мог сказать?

Утешил, так утешил.

Я вздохнула – а так хочется вернуться к тому, что было…

– Скай, ты слышишь меня? – спросил он мягким тоном. Его идиотская рация вновь дала о себе знать. Выругавшись, папа сообщил напарнику, что уже в пути, а затем я почувствовала, как его большие ладони легли на дверь. – Прости меня за это. Если бы все можно было изменить, я бы изменил. – Он отошел, его тень, просачивающаяся через щелку, уменьшилась в размерах. – Не жди меня сегодня.

И он ушел. Я опять осталась одна в доме, шмыгая носом и пытаясь тщетно успокоиться. Надоело, что такое происходит регулярно: отец уматывает на свою «любимейшую» работу, оставляя меня в полном одиночестве в этом жилище, где большинство предметов напоминают о маме, о тех временах, когда мы втроем были вместе, были счастливы. И даже не думает, что он мне нужен. Я потеряла одного родителя, а другого – почти теряю. Что делать? Я хочу, чтобы папа хотя бы редко интересовался, что происходит в моей жизни и со мной. Он отдаляется от меня, а я – ничего не могу с этим поделать. Достучаться до него? – нет, не выход. Во-первых, отец по многим причинам не может перестать работать в той полицейской конторе и уделять мне хоть немного своего внимания, во-вторых, он уже не тот, кем был раньше – гибель мамы изменила его окончательно, и, если решит снова наладить со мной отношения, то будет совершенно другим. В общении. В действиях. Во всем. И я не буду чувствовать с ним себя так, как когда-то.