Глава 8
Поездка по Прибалтике. – Латвия, Литва, Эстония. – Симпатия к этим местам. – Столкновение с провинциализмом и русофобией. – Встреча со своей будущей женой
Еще со школьных лет я полюбил отдыхать в Прибалтике. Нетеплое Балтийское море манило меня больше, чем Черное. Мне очень нравилось купаться в прохладной воде в неспокойную погоду, подныривая под высокие волны. Первое знакомство с Прибалтикой произошло на Рижском взморье в местечке Дубалты. В памяти остались ночные прогулки по пляжу, почему-то теплое море, масса комаров, назойливость которых я почти не замечал за поцелуями с девушкой Викой, работавшей на местном радиозаводе. Запах загорелой кожи и незнакомой, не московской косметики вызывали у меня чувство чего-то нового, необычного и я жадно наслаждался этим новыми ощущением. «Рига – маленький Париж», – на полном серьезе лепетала Вика, а мне это было очень смешно. Но чтобы не огорчать ее наивную убежденность, я тоже улыбался и кивал головой. Одна из таких прогулок окончилась для нас печально. Однажды в шутку мы начали кидаться сосновыми шишками в сторожа какого-то магазина. Проезжающий наряд милиции забрал нас в отделение, где меня ощутимо отделали резиновыми палками, а Вике «прочитали лекцию», что ей, латышке, нехорошо гулять по ночам с русскими парнями. Выйдя из милиции, Вика рассказала мне, что многие «латышские стрелки» (ее слова) плохо относятся к русским. Сама она латышка только по отцу, а мама русская, и ей не по душе латышский национализм.
Для меня этот случай стал первым примером немотивированной национальной распри некоторой части прибалтийских народностей (уверен, что далеко не всех) в отношении русских. После Риги я отдыхал два раза в Друскининкае, два раза в Лиепае, ездил в Эстонию. Мне нравилась Прибалтика, с симпатией я относился к ее жителям, никогда не чувствовал к ним предубеждения. Но неоднократно ощущал на себе неприязнь со стороны некоторых официальных лиц, милиции и интеллигенции. Считая себя патриотами своих мест, прибалтам не нравилось, когда патриотические чувства к своей Родине проявляли русские люди. Один из литовцев, библиотекарь из пансионата в Друскининкае, где я жил, назвал меня «имперским шовинистом» только за подбор книг, которые я брал для прочтения (биографии Суворова и Петра I, воспоминания маршала Конева и т. п.). Тот же самый библиотекарь буквально расстилался перед иностранцами, лебезил, уговаривал их продать какие-то ношеные вещи. В его поступках чувствовался глубокий провинциализм, русофобия и какой-то комплекс неполноценности в обожании иностранцев. Поражала также легкость и деловитость, с которой местные девушки предлагали себя иностранцам. Среди местных парней многие занимались спекуляцией импортными товарами. Конец 60—70-е годы были тем временем, когда западные спецслужбы для усиления своего влияния использовали «неполитические методы проникновения». Они создавали в этих советских республиках, а также в Грузии, Азербайджане, Армении сеть подпольного бизнеса и спекуляции, финансируемую из секретных фондов. Создавался слой людей, не занимавшихся политикой, не выполнявших никаких разведывательных заданий, но по своему духу являвшихся агентами влияния Запада, способными со временем выполнять и политические задачи.
Дух русофобии и национальной неблагодарности в отношении русских, пронизывающий значительную часть прибалтийских народностей, у меня, как и у других русских, вызывал глубокое возмущение. Я знал, сколько крови было пролито русскими людьми на этих землях, чтобы спасти племена, жившие на них, от германского геноцида. Двигаясь на восток, немцы вырезали близкие латышам племена пруссов. Русские, жившие в IX–XII веках на прибалтийских землях, остановили германский геноцид, оказали большое влияние на населявшие ее языческие племена эстов, латгал, жемайтийцев, ятвягов и др., неся им духовное просвещение и культуру. В латгальские племена, например, христианство пришло из Руси (почти все слова христианского культа заимствованы из русского языка), а административные округа у латгалов назывались по-русски – погостами. В X–XII веках территории Прибалтики фактически входили в состав Русского государства. В 1030 Ярослав Мудрый основывает здесь город Юрьев, а земли, населенные племенем эстов, принадлежат Руси. Латгальские земли входят частично в Полоцкое княжество, а частично принадлежат Пскову. К Галицко-Волынскому княжеству относятся земли будущей Литвы.
Ослабление Русского государства в результате татаро-монгольского ига привело к тому, что многие прибалтийские территории оказались захваченными немецкими оккупантами, осуществлявшими геноцид местного населения. Одновременно в 1240 возникло Великое княжество Литовское, языческая знать которого по культуре и вере была ниже народа, управляемого ею. Это искусственное и нежизнеспособное государственное образование не имело даже собственного государственного языка и использовало русский язык. Впоследствии оно было поглощено Польшей. На несколько веков Прибалтика оказалась под немецкой и польской оккупацией. В XVI в. Россия начинает борьбу за возвращение прибалтийских земель. В XVIII в. все они полностью вернулись в состав Русского государства, став одной из самых процветающих частей Российской Империи. Во время Первой мировой войны германский генштаб разработал план отторжения Прибалтики от России и присоединения ее к Германии. Промежуточным этапом стало создание на прибалтийских землях марионеточных республик (Эстонии, Латвии и Литвы), возглавляемых германскими агентами и политическими авантюристами.
Эти марионеточные прозападные режимы просуществовали два десятилетия и без особого труда пали в 1940. Прибалтика вернулась в состав России, которая защитила ее в 1941—45 от гитлеровского режима, планировавшего полное выселение с этих земель всех живших здесь прибалтийских народностей и присоединение их земель к III рейху.
В начале 70-х годов в последнюю мою поездку в эти места меня поразили рассказы очевидцев о том, что в некоторых латышских хуторах молодежь чествовала как героев бывших местных эсэсовцев и солдат, воевавших в германской армии. Вначале все это казалось мне просто чудовищным, неправдоподобным, пока во время экскурсии в Ригу я сам не столкнулся с подобным кумиром латышских националистов. Было это пивном баре, куда я ненароком зашел. В углу зала, сдвинув несколько столов, сидели десятка полтора молодых людей в одинаковых темно-коричневых и темно-зеленых рубашках, а во главе их молодящийся старик, что-то с жаром им вещавший на латышском языке. Отвечая на мой немой вопрос «кто они?», сидевший рядом со мной мужчина сказал: «Это местные национал-демократы, главное их занятие спекуляция, а ближе к вечеру иногда собираются здесь, считают русских «оккупантами» и мечтают о «западной демократии». Самое интересное, что часть из этих национал-демократов были евреи.
Несмотря на неприятный осадок, который оставляли подобные встречи, мое отношение к Прибалтике не изменилось. Гуляя по морю, совершая экскурсии по городам и местечкам, осматривая музеи, я достаточно неплохо изучил этот край, научился почти безошибочно реагировать на антирусски настроенных типов, невозмутимо поворачиваясь к ним спиной.
В Прибалтике произошла одна из главных встреч в моей жизни. В июле 1972 года на курорте в Лиепае я познакомился с женщиной, которая через год стала моей женой, верным другом и помощником в моих делах. Ее звали Таня, она была из семьи морского офицера-патриота, после войны служившего в бывшем прусском порту Свинемюнде, мама ее даже в те непростые времена оставалась православной. Первые годы своей жизни Таня провела на Балтийском море, которое для нее, как и для меня, стало особенно близким. Бурный курортный роман перерос для нас в глубокое взаимное чувство. Она жила в Ленинграде, а я в Москве. Каждую неделю мы писали друг другу письма. Она приезжала ко мне, а я к ней. Разлука с расстоянием в 800 км в конце концов показалась нам невыносимой. В мае 1973 мы поженились.