Глава 7
В тот день Юра с утра отправился в архив. Это не только разрешалось, но даже поощрялось: старшие научные сотрудники обязаны были заниматься научной работой, для этого выделялся специальный день. Юра любил архив, ходил туда часто, не только в архивный день, но и в свои выходные. Даже специфический запах старых, залежавшихся документов его не раздражал. Иногда он думал, что, если бы не музей, он хотел бы работать в архиве.
Областной архив находился на западной окраине города, недалеко от древней Смядыни. Воздух в этом районе свежее, чем в центре, чувствуется близость Днепра. Здание было новым, читальный зал удобный, хоть и небольшой.
– Привет!
С Сашей Климентьевым из отдела древних актов они вместе учились. Юра уже искал свои папки среди отложенных на стеллаже. Обычно он сам их брал, сам приносил на стол Саше – ему разрешалось. В этой комнате на стеллаже лежали только уже отобранные документы, те, что сейчас в работе, их было обычно не много, стопок пять-десять.
– Подожди! – остановил его Саша.
Сам подошел к стеллажу, нашел нужные папки, принес и тщательно все расписал в Юрином формуляре. Был он непривычно хмур, смотрел куда-то вбок.
– Понимаешь, – ответил на не заданный вопрос, – у нас происшествие. Пропало одно из писем Мурзакевича.
– Как это могло случиться?
Юра от волнения чуть не уронил тяжелую стопку. Священник Никифор Мурзакевич был первым смоленским историком-краеведом, жил на стыке XVIII–XIX веков. Его «История города Смоленска», «Дневник» и даже некоторые письма изданы. Большую ценность представляют и неизданные письма, которые хранятся в архиве. Юра сам к ним не так давно обращался. Саша пожал плечами и отвел глаза.
– Понимаешь, эти документы последним брал ты.
Юра растерялся:
– Но я не брал. То есть брал, конечно, но все вернул.
Саша, опустив голову, перекладывал бумаги на столе – аккуратно, из одной стопки в другую. Потом принялся перекладывать обратно.
– Не знаю, что думать. Ружевич заказал письма неделю назад, вчера пришел читать. Оказалось, что одного письма не хватает, кто-то изъял. А перед этим он брал их три недели назад, и все было на месте! Последним, десять дней назад, брал ты. Может, все-таки ты забрал эти листочки – поработать дома?
Юра страшно покраснел. Что, Сашка его подозревает?
– Зачем? Можно ведь ксерокс сделать, – сказал он растерянно. – Домой я ничего не уносил! Мог кто-нибудь взять из папки, когда здесь никого не было. Кто-то, кто эти документы не выписывал.
Саша тоже покраснел.
– Я уже об этом думал. Но я здесь никого не оставляю, когда лежат документы. Кроме людей, которым доверяю безусловно, – тебя и Ружевича.
Работать в архиве он в тот день так и не смог. В музей тоже не пошел. Скорее всего, Сашка все-таки оставил документы без присмотра, как иначе могли странички исчезнуть? Но Сашка, если и было, об этом случае прочно забыл, где искать концы – непонятно. Все нити ведут к нему. Он думал, что делать, но ничего придумать не мог. Безвыходная какая-то ситуация. Но думать и в безвыходной ситуации надо.
Ближе к вечеру он вспомнил, что Маша просила зайти, у нее родственник объявился из Польши. Оказывается, Машка принадлежит к древнему польскому роду. При этой мысли Юра, несмотря на собственные неприятности, усмехнулся: а ведь и правда есть в ней шляхетская гордыня. О неприятностях рассказывает неохотно, помощи не просит, вообще, очень независима. С Алешей Юра знаком – уже встречались у Маши и даже ездили этой зимой втроем в Катынь, где, скорее всего, похоронен Машин прадед. Теперь вот этот поляк. Интересно, что за родственник, неожиданно он как-то появился. Ни Маша, ни Алеша о родственниках в Польше не упоминали никогда.