Часть I
Космос – сфера стратегии
Глава 1
С чего начиналось: русский космизм
Бог стал человеком, чтобы человек стал богом.
Стремительное развитие производительных сил в последней четверти XIX – начале XX века кардинально изменило не только экономические организмы развитых стран тогдашнего мира, но и повседневную жизнь населения. Прежде всего этот рывок в развитии породил широкое распространение безбрежного технологического оптимизма – представлений о том, что совершенствование технологий не только окажется быстрым и неуклонным, но столь же быстро и неуклонно будет улучшать и социальное состояние человечества. Однако наряду с радостью и новыми надеждами, вызванными простой экстраполяцией колоссальных свершений в сколь угодно отдаленное будущее, рывок в развитии производительных сил человечества вызвал и системные, комплексные попытки осмыслить технологический и социальный прогресс с философской точки зрения.
Технологический прогресс широко раздвинул возможности человека и, соответственно, потенциально доступные его взгляду горизонты. Но охватить их взглядом оказалось под силу представителям далеко не всех социумов.
Практически вся общественная энергия промышленно развитых стран уходила на гонку за прибылью либо на защиту минимально необходимых, насущных интересов трудящихся от алчности ведущих эту гонку капиталистов.
Традиционные же общества беспощадно порабощались, и их творческая энергия также почти целиком уходила на национальное самосознание и освобождение (либо на встраивание местных капиталистов и представителей власти в международную систему ограбления своих стран).
Поэтому передовые позиции в осмыслении массового технологического рывка, совершенного человечеством в последней четверти XIX – начале XX века, заняла Россия – страна, находящаяся в промежуточном положении между двумя описанными категориями.
С одной стороны, бурное развитие капитализма сопровождалось широким внедрением технологических новаций, в том числе и национальным капиталом, так что общие для развитых стран того времени тенденции – включая рывок в развитии – затронули Россию в полной мере.
С другой стороны, наше общество, во многом оставаясь традиционным, отнюдь не было только объектом внешней эксплуатации; оно оказалось достаточно сильным для сохранения своего суверенитета. Поэтому, избавленное от необходимости концентрировать все свои силы на борьбе за независимость, оно сохранило свободу рассуждать о долгосрочных, а не только текущих задачах и закономерностях своего развития.
Эта погруженность в мейнстрим тогдашнего развития человечества в сочетании с возможностью отстраниться от него и посмотреть на него извне, глазами традиционного общества оказалась счастливо дополненной высокоразвитой культурой, относительно высоким для того времени уровнем образования и глубоким общественным уважением к философским изысканиям.
Результатом сочетания этих факторов стал русский космизм – наиболее передовая философская школа того времени (а во многих аспектах и современности), глубоко, фундаментально и комплексно осмысливавшая задачи развития всего человечества, рассматривавшая его как неотъемлемую часть общих для всего мироздания, космических по своим масштабам (откуда и возникло название философского течения) процессов.
Исключительно характерным для космистов был подход первого русского физика-теоретика Н. А. Умова (1846–1915), который на основании ничтожнейшего в относительном выражении присутствия живой материи во Вселенной и исключительной сложности этой материи считал самостоятельное возникновение жизни совершенно маловероятным событием. По Умову, это событие смогло осуществиться только потому, что это произошло не в «ограниченной материальной системе» нашей планеты, а «в системе беспредельной», каковой является весь космос. Таким образом, по мысли русского космиста, вся Вселенная каким-то пока неизведанным нами образом «работала» на это великое рождение, способствуя ему и создав невероятно сложное, уникальное сочетание факторов в одном месте.
Однако главная, определяющая особенность русского космизма заключалась не в широте взгляда, а в совершенно четко и определенно выражаемой идее активной эволюции: объективной необходимости и даже неизбежности наступления качественно нового, сознательного этапа развития мироздания, на котором человечество будет направлять его в соответствии с представлениями своего разума и требованиями нравственного чувства.
По сути дела, космизм кардинально по сравнению со своими философскими предшественниками расширял «права» сознательно-духовных сил, предвидя необходимость и даже неизбежность сознательного одухотворения всего мира, в том числе и считавшейся необратимо «косной» материи. Сознательное управление мирозданием возможно лишь при помощи его одухотворения – эта формула позволила русским космистам гармонично объединить внимание к Земле, биосфере и космосу с глубочайшими интересами отдельно взятой личности.
Среди русских космистов – такие выдающиеся ученые, как B. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, Л. А. Чижевский, миколог Н. А. Наумов, такие философы, как В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, C. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, великий художник и философ Н. К. Рерих и многие-многие другие – вплоть до наших современников.
Русский космизм остается живым, развивающимся учением. Так, подлинный прорыв в осмыслении его тематики осуществил в конце 60-х годов ХХ века длительное время возглавлявший белорусскую Академию наук В. Ф. Купревич, предположивший, что смерть является не более чем приспособительным средством, выработанным в процессе эволюции для более быстрого совершенствования вида под действием естественного отбора.
С этой точки зрения в человеке смерть как механизм совершенствования вида полностью исчерпывает себя, так как в действие вступает качественно новая сила значительно более быстрого и эффективного самосовершенствования – разум, по своей сути требующий бесконечного личностного совершенствования. Индивидуализация разума превращает смену поколений, а с ним и саму смерть, в анахронизм.
Породив сознание, природа создает тем самым предпосылки для прекращения процесса стихийного естественного отбора и, соответственно, ликвидации смерти как биологического явления. Принципиально важно, что для Купревича как истинного космиста достижение бессмертия ни в коей мере не является самоцелью – это всего лишь средство постижения пространства и времени, инструмент достижения человеком подлинной гармонии с ними.
Однако, несмотря на целую плеяду блистательных философов и ученых, воспринявших и развивших идеи русского космизма, у его истоков стоял один-единственный человек – тишайший московский библиотекарь, «искатель истины» Н. Ф. Федоров.
«Московский Сократ»Рождением и жизнью Федорова оправдано тысячелетнее существование России.
А. Л. Волынский, 1926–1963, искусствовед, идеолог модернизма
Н. Ф. Федоров родился в 1829 году в селе Ключи Тамбовской губернии. Как внебрачный сын князя П. И. Гагарина получил фамилию крестного отца. В связи со смертью дяди, бравшего на себя образовательные расходы, был вынужден прервать продолжавшееся в итоге лишь три года обучение на юридическом факультете Ришельевского лицея в Одессе, после чего 15 лет работал преподавателем истории и географии в уездных городах.
В середине 60-х годов познакомился с одним из преподавателей в яснополянской школе Л. Н. Толстого; из-за чего был арестован по делу Каракозова, но через три недели освобожден.
В 1867 году оставил Боровское уездное училище, в котором преподавал, и пешком ушел в Москву, где спустя два года устроился помощником библиотекаря; через пять лет стал библиотекарем и работал в этом качестве до конца жизни. Во время своей службы в библиотеке Румянцевского музея (1874–1899 годы) Н. Ф. Федоров не только первым составил систематический каталог книг, но и организовал постоянно действующий дискуссионный клуб, который посещали многие выдающиеся его современники.
В 1870-е годы Н. Ф. Федоров был немного знаком со считавшим его «изумительным философом» Циолковским (жившим тогда на хлебе и воде и самостоятельно изучавшим физику и математику) и, по воспоминаниям последнего, собирался включить его в число материально поддерживаемых молодых людей.
В 1878 году с учением Н. Ф. Федорова в пересказе ознакомился Достоевский; в 80-х и 90-х годах философ регулярно общался с Л. Н. Толстым и В. Л. Соловьевым. Последний называл его «дорогим учителем» и считал его учение «первым движением вперед человеческого духа по пути Христову». Религиозный философ В. Ильин считал его великим святым своего времени, сравнивая с Серафимом Саровским.
Н. Ф. Федоров был глубоко религиозным человеком, вел аскетическую жизнь, сознательно старался не владеть никаким имуществом, значительную часть зарплаты раздавал своим «стипендиатам», отказываясь при этом от прибавок к ней; категорически не желал фотографироваться и не позволял рисовать свои портреты.
Он не писал книг и статей, подобно Сократу излагая свои мысли ученикам во время бесед с ними; после его смерти ученики собрали свои воспоминания о его взглядах в двухтомник «Философия общего дела», вышедший тиражом в несколько сотен экземпляров и сразу же ставший библиографической редкостью (тем не менее С. П. Королев сумел внимательно изучить его).
Н. Ф. Федоров, обладая хорошим здоровьем, всегда ходил пешком. В декабре 1903 года в сильный мороз его уговорили надеть шубу и поехать в экипаже; он заболел воспалением легких и умер.
Сознавая внутреннюю направленность природной эволюции ко все большему усложнению и к появлению сознания, Н. Ф. Федоров полагает, что человечество как носитель этого сознания призвано овладеть природными, стихийными силами как вне, так и внутри себя, придав развитию Вселенной осмысленный и одухотворенный характер.
Эта миссия у Н. Ф. Федорова (в отличие, например, от «чистейшего материалиста» К. Э. Циолковского) носит выраженный религиозный характер. Н. Ф. Федоров полагает, что после искупления Христом первородного греха дальнейшее спасение людей и окружающего мира целиком зависит от них самих, ведь им открылась возможность и способность сделаться орудием реализации божественной воли в деле спасения мира, в том числе самих себя.
Сознательное управление эволюцией и всем развитием Вселенной ради одухотворения мира достижимо, по мысли Н. Ф. Федорова, последовательным решением цепочки задач. Среди них следует выделить регулирование сначала «метеорических», то есть околоземных, а затем и космических явлений; превращение стихийно-разрушительного хода природных сил в сознательно направленный; создание нового типа организации общества – «психократии» на основе осознания всеобщего родства.
Преградой на этом пути Н. Ф. Федоров видит две ключевые «ограниченности» человека: «Ограниченность в пространстве препятствует повсеместному действию разумных существ во все миры Вселенной, а ограниченность во времени – смертность – одновременному действию поколений разумных существ на всю Вселенную». Первое ограничение – пространственное, «прикрепленность» к Земле – должно быть преодолено активным освоением космоса и расселением человечества в нем, обретением способности к «бесконечному перемещению», второе ограничение, смертность – завоеванием бессмертия, воскрешением погибших и умерших.
Достижение бессмертия возможно исключительно за счет преодоления изолированности Земли от космоса при одновременном его регулировании.
Для достижения этой грандиозной цели Н. Ф. Федоров призывает ко всеобщему познанию и труду в пределах имеющихся в каждый отдельный момент времени ограниченных возможностей – в полной убежденности, что постоянные усилия человечества будут неуклонно расширять эти возможности до кажущихся сказочными границ.
Твердая вера Н. Ф. Федорова в возможности человека и его безграничное (во всех смыслах этого слова) будущее основана на идее истинного коллективизма, выраженной формулой «Жить со всеми и для всех». Исходным пунктом «философии общего дела» является учение о сыновнем родстве, естественной божественной основе всякой жизни. Для сознательного превращения человечества в орудие божьей воли и достижения таким образом его всевластия необходимо преодолеть разобщенность и отчужденность людей, вызванную их эгоизмом, замыканием на самих себе, отделением себя от живых и от умерших. Это преодоление, по мысли Н. Ф. Федорова, будет осуществлено за счет осознания общей цели, касающейся каждого из людей в отдельности и достижимой лишь сообща, – победы над смертью и разрушительными стихиями. Мыслитель убежден, что человечество, объединенное и одушевленное высшей целью, касающейся каждого из его членов, практически всесильно.
Предвосхищая современные идеи преобразования человеческого организма и повышения эффективности сознания, Н. Ф. Федоров считал развитие отделенной от человеческого организма техники лишь временным и вспомогательным, но ни в коем случае не основным направлением развития человечества. По его мнению, человек должен приложить все усилия не к созданию искусственных дополнений своих органов, а к улучшению и радикальному преображению самих этих органов. «Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры только тогда, когда он будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы».
По мнению Н. Ф. Федорова, человек должен так чутко войти в протекающие в природе естественные процессы, чтобы научиться сознательно обновлять свой организм, строить для себя новые органы, которые даже будут меняться в зависимости от внешних условий. В частности, задача превратить питание в «сознательно-творческий процесс – обращения человеком элементарных, космических веществ в минеральные, потом растительные и, наконец, живые ткани» воспринимается Н. Ф. Федоровым как одно из направлений овладения человека бессмертием и как одно из условий обретения им «причины самого себя».
Этот подход стал практически общепринятым для космистов. Так, следующий этап развития человечества, по Вернадскому, будет состоять «в изменении форм питания и источников энергии, доступных человеку» при помощи непосредственного восприятия энергии Солнца и в переходе к «непосредственному синтезу пищи, без посредничества организованных веществ». Ближайшим примером человечеству будущего служат растения, в которых солнечная энергия «перешла в такую форму, которая создает организм, обладающий потенциальным бессмертием, не уменьшающим, а увеличивающим действенную энергию исходного солнечного луча». Циолковский также писал о будущем человеке, «животном космоса», бессмертие которого связано с непосредственным восприятием солнечных лучей и элементарных веществ окружающей среды.
Однако главным достижением Н. Ф. Федорова и русского космизма в целом представляется решительное и окончательное введение в философию и науку требования осознанной преобразовательной активности со стороны человечества, направленной на всю Вселенную, все мироздание как таковое.
Среди прочего Н. Ф. Федоров первым, еще с середины XIX века, стал всесторонне – и с природной, и с социально-экономической, и с нравственной точки зрения – разрабатывать идею о неизбежности выхода человека в космос. В частности, освоение космоса необходимо из-за невозможности гармонизировать одну только Землю, всецело зависящую от его влияний, а также для размещения на «новых землицах» мириадов воскрешенных поколений, которые должны будут позаботиться о заселении космоса и таким образом обеспечить гармонизацию Вселенной. Особую ценность идея активного освоения космоса приобрела для Н. Ф. Федорова, как представляется, в силу своей масштабности и способности поэтому объединить вокруг себя все человечество: «Только такая безбрежная, требующая дерзновения область деятельности, как овладение космосом, привлечет к себе и бесконечно умножит энергию ума, отваги, изобретательности, самоотверженности, всех совокупных человеческих сил, которые сейчас расходуются на взаимную рознь или растрачиваются по пустякам».
Именно эта идея зажгла К. Э. Циолковского и, дав толчок его философским и прагматическим размышлениям, превратила его в первого идеолога и теоретика освоения человеком космического пространства. Его классическая формула: «Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет, и уже в конце концов исполнение венчает мысль» – совершенно прозрачно подразумевает Н. Ф. Федорова как деятеля первого, а самого К. Э. Циолковского – второго этапа этой последовательности.
Работа К. Э. Циолковского «Будущее Земли и человечества», ярко и предметно изображающая наглядные картины грядущего преобразования нашей планеты, по сути дела, представляет собой конкретизацию федоровских мечтаний о регулировании природы.
Однако наибольшее практическое значение для будущего освоения космоса имела разработка К. Э. Циолковским теории движения ракет. Мысли об использовании принципа реактивного движения в космосе высказывались им еще в 1883 году, однако полностью теория реактивного движения была изложена им лишь тринадцать лет спустя. В 1903 году К. Э. Циолковскому удалось опубликовать часть статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами», обосновавшую реальную возможность их применения для межпланетных сообщений (продолжения этой статьи публиковались в 1911, 1912 и 1914 годах). К. Э. Циолковский вывел формулу конечной скорости движения ракеты (не зная, что до него она была открыта народовольцем Кибальчичем накануне казни – об этом стало известно лишь десятилетия спустя).
Его исследования впервые показали возможность достижения космических скоростей, доказав тем самым принципиальную осуществимость межпланетных полетов.
К. Э. Циолковский впервые решил задачу посадки космических аппаратов на поверхность планет, лишенных атмосферы, а затем приближенно рассмотрел влияние атмосферы на полет ракеты. В 1926–1929 годах он разработал теорию многоступенчатых ракет.
Он первым изучил вопрос о ракете – искусственном спутнике Земли и высказал идею создания орбитальных околоземных станций как искусственных поселений, использующих энергию Солнца, а также промежуточных баз для межпланетных сообщений. Он рассмотрел медико-биологические проблемы, возникающие при длительных космических полетах, и внимательно рассматривал возможность экономического использования спутников Земли.
Многие из предложенных им технических решений впоследствии нашли практическое применение в ракетостроении. Это, в частности, графитовые газовые рули для управления полетом ракеты и изменения траектории движения ее центра масс; использование компонентов топлива для охлаждения внешней оболочки космического аппарата во время входа в атмосферу, оптимальные траектории спуска при возвращении из космоса. В области ракетных топлив К. Э. Циолковский исследовал большое число различных окислителей и горючих для ЖРД и рекомендовал некоторые использовавшиеся впоследствии топливные сочетания.
Однако, несмотря на целый ряд бесспорных практических и теоретических достижений, которые, собственно говоря, и принесли ему признание, несмотря на часто нарочитую приземленность своих изысканий, К. Э. Циолковский оставался прежде всего философом (пусть и «практикующим» в инженерной сфере), представителем русского космизма. Достаточно сказать, что конечная цель освоения космического пространства представлялась ему в виде полной перестройки биохимической природы человека и перехода его из материального в волновое («лучистое») состояние.
Его последователи были уже сугубыми практиками: история поставила перед ними сугубо конкретные проблемы, решать которые предстояло в прямом смысле слова любой ценой.
Глава 2
Постановка в повестку дня: нужны носители ядерного оружия!
Первый этап перехода от мечтаний к практическим разработкам был мучительным.
Практики – предшественники философов
Начиная разговор о практиках, нельзя забывать о самых первых энтузиастах реактивного движения в нашей стране, пытавшихся воплотить свои мечты в жизнь задолго до появления позволяющих это сделать технологий.
Еще в 1849 году военный инженер И. И. Третский (1821–1895), работавший в Грузии, проектирует сразу три типа летательных аппаратов, приводимых в движение реакцией струи пороховых газов (газолет) или сжатого воздуха. В 60-е годы XIX века проекты реактивного летательного аппарата независимо друг от друга выдвигают Н. М. Соковнин (1811–1894) и капитан артиллерии Н. А. Телешов (1828–1895). Все эти проекты были отклонены Военно-ученым комитетом как «недоработанные» (что нельзя не признать справедливым с сугубо практической точки зрения), хотя Н. А. Телешов в 1867 году получил французский патент на свое изобретение.
В июле 1880 года появляется работа С. С. Неждановского (1850–1940), который писал: «Летательный аппарат возможен при употреблении взрывчатого вещества; продукты его горения извергаются через прибор вроде инжектора. Думаю, что можно и не мешает устроить летательный аппарат. Раструб, выпуская воздух с наивыгоднейшей скоростью, достигает экономию в горючем материале и увеличивает время полета». Оставляя в стороне вопросы конструкции аппарата, он предлагает «построить же летательную машину предоставить другим техникам».
В 1882–1884 годах С. С. Неждановский высказывает идею об использовании для такого аппарата жидкостных реактивных двигателей. Нельзя умолчать о том, что он работал над применением реактивных двигателей на геликоптерах, размещая их на концах крыльев, – к сожалению, не заботясь о публикации своих идей, в результате чего мир узнал о них лишь в 1957 году, в год запуска первого искусственного спутника Земли.
В ряду изобретателей-практиков нельзя не упомянуть Н. И. Кибальчича (1853–1881) – выдающегося инженера-химика, специалиста по внутренней баллистике порохов. Именно он изготовил бомбу, которой был убит Александр II Освободитель.
Его предшественники (о которых он, вероятно, не знал) находятся в тени его фигуры не только из-за его революционной деятельности и исключительного личного мужества (он работал над своим «Проектом воздухоплавательного прибора» в одиночной камере за несколько дней до казни, надеясь, как он писал, лишь на пользу, которую может принести Отечеству его изобретение), но и в силу сугубо технологических достижений Н. И. Кибальчича.
Хотя его проект не был инженерно проработан, в нем впервые была высказана идея создания поддерживающей силы за счет реактивного давления (чего не было в предшествовавших работах). Он впервые предложил не ракетный двигатель, приспособленный к уже существовавшему летательном аппарату, как это делали другие изобретатели, а совершенно новый аппарат, у которого тяга ракетных двигателей служит для непосредственного создания подъемной силы, поддерживающей аппарат в полете. Более того, поворачивание цилиндрического двигателя должно было менять траекторию движения аппарата вплоть до горизонтальной, обеспечивая управляемость полета. Исключительно интересно и то, что Н. И. Кибальчич первым подробно разработал принцип многоступенчатой ракеты.
Настоятельные просьбы Н. И. Кибальчича (ощущавшего себя лишь техником, но не ученым) передать его проект специалистам были проигнорированы, и проект летательного аппарата обнаружили только в 1918 году в его личном деле при разборе архива Департамента полиции.
После Первой мировой войны, создавшей массовую авиацию и превратившей отрыв человека от земной поверхности в нечто обыденное, работы К. Э. Циолковского о следующем этапе этого отрыва – выходе в космос – начали получать в мире все более широкое распространение.
В первой части своего основополагающего труда «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903) К. Э. Циолковский показал принципиальную возможность осуществления космических полетов с помощью ракеты на жидком топливе, во второй части (1911–1912) обосновал необходимость освоения космоса человечеством, а в «Дополнении» (1914) призвал к началу практических работ по реализации своих идей.
Уже в 1906 году инженер В. Караводин изобрел пульсирующий воздушно-реактивный двигатель, построенный в 1907 году и получивший, выражаясь современным языком, авторское свидетельство (в терминах того времени – «привилегию»). Двигатель представлял собой стальную трубу, закрытую спереди пружинными клапанами, открывающимися встречным потоком воздуха. Открыв клапаны, этот поток создавал в трубе повышенное давление; в этот момент в рабочую камеру двигателя впрыскивалось топливо, и воздушно-топливная смесь воспламенялась электрической искрой. При взрыве газы, расширившись, закрывали клапаны и, выходя через заднюю часть трубы, создавали импульс реактивной тяги. После выброса газов из сопла давление в камере сгорания падало, воздух снова открывал двигатели, и цикл работы повторялся. Однако этот двигатель, как и многие другие изобретения, не заинтересовал правительство царской России.
В Первую мировую войну работы по его совершенствованию велись в США фирмой «Сперри гироском», построившей «летающую бомбу» Bug (в сленге это слово означает «сумасшествие»). Однако эта разработка не вызвала интереса у военных; работы продолжались до 1925 года, когда они были прекращены из-за недостатка финансирования.
Во время Второй мировой войны принципиальная схема пульсирующего воздушно-реактивного двигателя была использована в немецком самолете-снаряде «Фау-1».
2.1. США: ненужные успехи Годдарда
Европа была истощена чудовищной Первой мировой войной и надолго ввергнута в военно-политические катаклизмы. В результате первый прорыв в разработке реактивных двигателей был осуществлен в США, ставших главным выгодоприобретателем Первой мировой войны.
Американский изобретатель Роберт Годдард начал изучать реактивное движение еще в 1903 году, когда вышла первая часть статьи К. Э. Циолковского. Он установил огромные преимущества жидкого ракетного топлива по сравнению с твердым (многократное по сравнению с порохом превышение энергии сгорания на единицу массы), разработал теорию не реализованного до сих пор ракетного двигателя на жидком кислороде и водороде, выдвинул и обосновал идею многоступенчатой ракеты и предложил установить на ракете фотокамеру для получения фотографий иных планет.
В 1920 году Смитсоновский институт опубликовал статью Годдарда «О методах подъема на большие высоты», обосновавшую использование для этой цели ракет, не нуждающихся «в наличии воздуха для создания тяги» (затем она была переработана в ставшую классической монографию «Метод достижения экстремальных высот»).
В 1923 году Годдард испытал на стенде жидкостный ракетный двигатель: горючим служил газолин, окислителем – жидкий кислород.
В 1926 году этот двигатель осуществил первый в истории человечества полет ракеты: запущенная на ферме тети изобретателя, она за 2,5 секунды поднялась на высоту 56 метров, развив скорость до 100 километров в час.
Спустя три года Годдард запустил ракету, оснащенную измерительными приборами и (в соответствии со своей давней мечтой) фотоаппаратом. В последующем его ракеты достигали высоты 2,28 километра и скорости выше 800 километров в час.
Однако важнейшим достижением Годдарда стало применение гироскопа для стабилизации ракеты в полете. Его работы 1930–1935 годов убедительно доказали наибольшую эффективность гироскопа по сравнению со всеми остальными методами. Первая ракета, управляемая при помощи гироскопа, взлетела в 1932 году и стабильно прошла по заранее заданной траектории, что в то время казалось чудом.
Тем не менее работы Годдарда не заинтересовали правительство США, ориентированное, как и остальные правительства мира, на развитие в первую очередь главного детища Первой мировой войны – авиации.
2.2. Советский Союз: через тернии – в репрессии
В конце 1920 года, в разгар разрухи, когда еще продолжалась война, на губернской конференции изобретателей в Москве воодушевленный книгами К. Э. Циолковского Ф. А. Цандер сделал подробный доклад о своем проекте межпланетного корабля. После этого он был приглашен к В. И. Ленину, который расспросил его подробнейшим образом и закончил беседу вопросом: «А вы первый полетите?» – и, получив в ответ восторженное «конечно», пообещал поддержку.
Однако общетеоретический отдел ЦАГИ в 1920 году убедительно показал, что применение реактивного принципа движения при скоростях, доступных летательным аппаратам того времени, неэффективно и, следовательно, нецелесообразно.
В результате государство не стало поддерживать развитие реактивной техники. Созданное в 1924 году К. Э. Циолковским, Ю. Кондратюком и Ф. Цандером (подробно разработавшим план исследований, необходимых для выхода человека в космос) Общество изучения межпланетных сообщений (ОИМС), предполагавшее начать эксперименты с жидкостными ракетами, даже не получило от государства разрешения на свою деятельность, чтобы «не отвлекать массы от авиационного строительства».
В силу этой политики помимо американца Годдарда нашу страну опередили и немецкие инженеры, начавшие запуски жидкостных ракет в 1930 году. В Советском Союзе дело ограничивалось в основном публичными диспутами, лекциями и собраниями энтузиастов.
Работы по изучению реактивного движения достигли наибольших успехов в Газодинамической лаборатории (ГДЛ), созданной в 1921 году для разработки ракетных снарядов на бездымном порохе по инициативе инженера-химика Н. И. Тихомирова и при поддержке В. И. Ленина. В 1927 году она была перебазирована из Москвы в Ленинград и к началу 30-х годов стала крупнейшей (и единственной серьезной) ракетной научно-исследовательской и опытно-конструкторской организацией в стране. Ее специалисты с 1927 года разрабатывали пороховые ускорители для самолетов (первый старт учебного самолета У-1 на твердотопливных ракетах состоялся в мае 1931 года, а в октябре 1933 года были завершены доводка и испытание реактивного стартового ускорителя на бомбардировщике ТБ-1), а ракетные снаряды на бездымном порохе стали знаменитыми «Катюшами». Они предназначались в том числе и для вооружения самолетов, и их первое боевое применение – именно в этом качестве – состоялось в 1939 году на Халхин-Голе.
В 1929 году по инициативе Б. П. Петропавловского ГДЛ взялась за разработку жидкостных реактивных двигателей, которую вел занимавшийся сначала созданием электрических ракетных двигателей молодой инженер В. П. Глушко.
К началу 30-х годов ХХ века развитие традиционной винтовой авиации замедлилось, приблизившись к принципиально непреодолимым для нее скоростному и высотному барьерам. И хотя возможностей частных улучшений созданных к тому времени конструкций хватило еще как минимум на два десятилетия, приближение к этим барьерам создало объективную потребность в разработке реактивных двигателей, а значит, и ее возможность.
Однако ЦАГИ и выделившийся из него Институт авиационного моторостроения, всецело определявшие тогдашнюю технологическую политику в области авиации, продолжали ориентироваться на привычные и обладающие существенными ресурсами для совершенствования винтомоторные установки. Магистральным направлением развития стало их разнообразное форсирование и оснащение всевозможными нагнетателями с сохранением конструкционной преемственности. Разработка же никому не известных реактивных двигателей казалась пустой, а с учетом отсутствия гарантированного результата и началом гонений на «буржуазных спецов» – и опасной тратой времени и ресурсов.
Работы К. Э. Циолковского, продолжавшего теоретически обосновывать необходимость межпланетных перелетов и указывавшего на необходимость перехода для полетов в недостижимой тогда стратосфере на реактивную технику, воспринимались как фантазии.
Энтузиасты ракетной техники, воодушевленные произведениями К. Э. Циолковского и грезившие не о решении насущных задач государства, а сразу о межпланетных перелетах, только отпугивали практиков. Классическим примером представляется инженер Ф. А. Цандер, добившийся перевода с авиазавода в ЦАГИ, начавший там эксперименты с моделями ракетного двигателя и в письмах в разнообразные инстанции концентрировавший внимание именно на межпланетных сообщениях. Все, чего ему удалось добиться, – это разрешение посвящать изысканиям в этой области один рабочий день в неделю и обещание (как он записал в своем рабочем дневнике) «вскоре вполне освободить меня для работ над ракетами». Со стороны эта формулировка воспринимается скорее как плохо завуалированная угроза увольнения, но энтузиаст и один из пионеров ракетостроения Ф. А. Цандер никакого подвоха в ней, насколько можно судить, не ощутил.
Кружки и общества, подобные Обществу изучения межпланетных сообщений, создавались на протяжении всей второй половины 20-х годов, но, не имея средств для практической деятельности, быстро прекращали существование. Ф. А. Цандер, понимая невозможность достичь какого бы то ни было заметного результата без государственной поддержки и не умея получить ее, старался использовать для пропаганды идей космонавтики любую возможность.
В 1930 году Ф. А. Цандер пошел на сотрудничество с энергичными, хотя технически явно некомпетентными литераторами Федоренковым и Фортиковым, выявлявшими через объявления в газетах лиц, которые интересовались межпланетными сообщениями. С начала 1931 года совместными усилиями удалось провести несколько узких собраний, направленных на объединение энтузиастов ракетной техники; на каждом из них принималось решение о создании подобной организации, но на следующее собрание приходили уже другие люди, и все начиналось снова – с пустого места.
Дело организации коллектива энтузиастов космонавтики, занимающихся практической работой, сдвинулось с мертвой точки лишь в 1931 году, когда за него взялся инженер-летчик Сергей Королев. К тому времени он уже пользовался определенной известностью в качестве начинающего авиаконструктора, так как создал несколько неординарных конструкций (разработанный им в 17-летнем возрасте и рекомендованный компетентной комиссией к постройке «безмоторный самолет» К-5; спроектированный и построенный во время учебы в МВТУ им. Баумана совместно с С. Люшиным тяжелый планер «Коктебель»; дипломный проект – самолет СК-4, одобренный научным руководителем Туполевым с первой попытки, что было беспрецедентным событием).
В 1927 году только что сдавший экзамен летчика-планериста студент вечернего отделения (за учебу надо было платить, и Королев днем работал разносчиком газет) МВТУ им. Баумана посетил лекцию А. Я. Федорова, одного из организаторов «Первой мировой выставки», посвященной межпланетным сообщениям и приуроченной к 10-летию Великого Октября и 70-летию К. Э. Циолковского. Из этой лекции С. П. Королев узнал об успехах американца Р. Годдарда, работах немецкого ракетчика Г. Оберта, французском ученом и летчике, авторе трудов по теории реактивного движения Р. Эсно-Пельтри, немецких ученых В. Гомане и М. Валье, японце Цунено Огара, но главное – о работающем в Москве Ф. А. Цандере, пытающемся осуществить идею полетов вне атмосферы. Там выставлялась и модель самолета, который, по мысли Ф. А. Цандера, должен был летать в атмосфере как самолет, а в космосе – как ракета.
Осенью 1929 года 22-летний Королев обратился лично к К. Э. Циолковскому с проектом старта планера с поднявшегося на большую высоту аэростата. Вместо поддержки этого проекта К. Э. Циолковский вручил молодому авиаконструктору свою книгу «Космические ракетные поезда» – и вместе с нею, как впоследствии выяснилось, новый смысл всей жизни Королева.
Изучив все работы в области космонавтики, упомянутые в книге К. Э. Циолковского, С. П. Королев осознал, что они сводятся исключительно либо к теоретическим, либо к сугубо пропагандистским разговорам. Никакой практической работы не велось, и, соответственно, никакого, даже экспериментального, ракетного двигателя, пригодного к установке на какой бы то ни было летательный аппарат, в стране прекраснодушных мечтателей, лишенных даже минимального финансирования, попросту не существовало.
Изучая труды по космонавтике, С. П. Королев разрабатывал сверхпрочный тяжелый планер СК-3, на котором впервые в истории была выполнена «мертвая петля». Однако это произошло без него: конструктор тяжело заболел тифом, осложнения от которого потребовали трепанации черепа и длительной реабилитации. Лишь весной 1931 года С. П. Королев вышел на работу старшим инженером летно-экспериментального отдела ЦАГИ и вскоре, настойчиво собирая все доступные ему сведения об исследователях реактивного движения, узнал об экспериментах Ф. А. Цандера (с ракетным двигателем, изготовленным из паяльной лампы).
С. П. Королев немедленно познакомился с ним и, как рациональный практик и умелый организатор, был потрясен противоречивостью его планов. Разрабатывая проекты кораблей для полета на Марс, Ф. А. Цандер одновременно запланировал на несколько лет вперед эксперименты с упомянутым выше двигателем, создание которого заняло у него целый год. Ф. А. Цандер надеялся постепенно довести его тягу аж до 5 килограммов, что позволяло начать эксперименты с ним на карусельном стенде, затем на велосипеде и только после – на небольших ракетах.
Стоит напомнить, что в это время не только в США, но и в Германии (см. ниже) уже летали настоящие, пусть даже и несовершенные ракеты.
Видя нескрываемое разочарование собеседника, Ф. А. Цандер доверительно сообщил ему, что уже рассчитал жидкостный реактивный двигатель с тягой на порядок больше – в 50 килограммов – и озабочен поиском легкого самолета, на котором его можно будет со временем установить. Таким образом, уже тогда – и из чисто теоретических, а отнюдь не практических (связанных с источником финансирования), как иногда полагают, соображений советская исследовательская мысль пошла по пути создания не ракет, но прежде всего реактивных самолетов. Надо сказать, что это во многом вызвано принципиальной позицией К. Э. Циолковского, мечты которого о межпланетных путешествиях сопровождались твердым указанием на то, что прежде всего принцип реактивного движения будет реализован в авиации.
Надежды Ф. А. Цандера воодушевили С. П. Королева, который незадолго до этого испытывал планер БИЧ-8 Б. И. Черановского: необычный аппарат представлял собой треугольное крыло, как будто жаждущее установки на него именно жидкостного реактивного двигателя.
Ф. А. Цандер был убежден в своей способности быстро сконструировать новый двигатель, но не имел ни малейшего представления об источниках даже минимального финансирования этой работы.
С. П. Королев же как практик в тот момент четко видел реальную возможность договориться о финансировании с руководством Осоавиахима – разумеется, если не запугивать его мечтами о полетах в космос, а концентрировать внимание на более практичной и потому более понятной теме создания реактивной авиации. И действительно, вскоре С. П. Королев договорился с Бюро воздушной техники Осоавиахима о создании в его рамках группы изучения реактивного движения, которая затем вошла в историю как легендарная ГИРД.
В сентябре 1931 года на очередном собрании энтузиастов космонавтики Ф. А. Цандер и С. П. Королев сообщили об этой договоренности и предложили – впервые за все время подобных сборов – конкретное дело: быстро создать простейший демонстрационный ракетоплан, который, летая на сколь угодно малой высоте и со сколь угодно малой скоростью, наглядно показал бы тем не менее реальность ракетной техники и то, что ее отсутствие вызвано не непреодолимыми технологическими преградами, а всего лишь отсутствием интереса и практической работы. Ф. А. Цандер был избран руководителем ГИРД, а С. П. Королев – председателем его научно-технического совета.
Опьяненные достигнутой договоренностью и, насколько можно судить, не имевшие опыта практической работы ГИРДовцы считали, что смогут создать ракетоплан за полтора месяца – к 14-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Соблюсти эти сроки, конечно же, не удалось – да и Осоавиахим заключил договоры на разработку реактивного двигателя и ракетоплана и опыты с ними с членами ГИРД (которая не была юридическим лицом) лишь 18 ноября 1931 года. Сроки остались предельно жесткими: полетные испытания ракетоплана планировалось завершить к концу января 1932 года (стоимость работ была оценена в одну тысячу рублей). Предварительные сроки были выдержаны, а затем президиум Осоавиахима утвердил выделение на 1932 год уже 13 тысяч рублей.
ГИРД: научно-технический героизм
Энтузиазм сотрудников ГИРД – обычный, впрочем, для подобных групп 30-х годов – в наше время выглядит фантастическим. Расшифровка этой аббревиатуры как «группа инженеров, работающих даром» стала выглядеть шуткой лишь в 60-е годы. Большинство сотрудников ГИРД работали бесплатно, в свободное время и по ночам.
В те годы это не было чем-то из ряда вон выходящим: достаточно вспомнить, что несколько самолетов великого авиаконструктора Яковлева, в том числе прототип знаменитого УТ-2, на котором научились подниматься в воздух тысячи летчиков, были созданы вообще в кроватной мастерской – при том, что план по производству кроватей ей никто не думал не только отменять, но и, насколько можно судить по прошествии стольких десятилетий, даже снижать.
Деньги на инструменты и оборудование часто собирали вскладчину; известен по крайней мере один случай, когда серебро для необходимой пайки сдали сами сотрудники ГИРД, причем сдавали не только сохраненные в аду разрухи кольца и столовые ложечки, но и – будучи верующими людьми – свои нательные крестики. Студент МАИ, сломавший ногу, отказался от необходимой госпитализации и остался в совершенно не приспособленном для его положения общежитии, чтобы вовремя закончить необходимые расчеты. Единственный штатный конструктор ГИРД Е. Снегирева оставила мать, которой стало плохо, дожидаться скорую помощь с соседкой-подростком, чтобы успеть предупредить токаря о необходимости изменения обрабатываемой детали.
Городской комитет профсоюза, узнав об этих трудовых подвигах, возмутился и направил в ГИРД инспектора, чтобы запретить ночные работы и работы свыше 8 часов подряд (то есть, по сути, всю деятельность ГИРД). На общем собрании сотрудников инспектор едва не был растерзан, но его – а заодно и будущее советской реактивной техники (ибо «темная» инспектору привела бы к закрытию организации) – спас Ф. А. Цандер. Безукоризненно вежливо, но со свойственным ему напором он обрушился на представителя профсоюза: «Скажите, пожалуйста, когда в 1917 году наш народ завоевывал советскую власть, профсоюз тоже регламентировал время боев? Я думаю, что нет. Как же вы не можете понять, что сидящие здесь люди – такие же воины, только вооружены они не винтовками, а умом и трудом. Мы хотим получить космические скорости до тридцати тысяч километров в час, чтобы можно было слетать на Марс и другие планеты. Человек проникает в космос! Вы понимаете, что это такое?» Растерянный инспектор поперхнулся так, что с его носа слетели очки, – на чем совещание и было закрыто[3]. Правда, энтузиазм был оборотной стороной вынужденной кустарщины, вызванной отсутствием на первых этапах существования группы серьезного внимания государства к ракетной тематике.
Инженер Ю. В. Кондратюк (создатель крупнейшего в Сибири элеватора, построенного из дерева и работавшего до рыночных реформ 90-х годов, когда он был сожжен) отказался сотрудничать с ГИРД и в целом заниматься ракетной тематикой, взявшись за создание промышленных ветрогенераторов, именно из-за тягостного впечатления, произведенного на него кустарным характером работ. А ведь это было уже в 1933 году, накануне появления Реактивного НИИ, когда работа ГИРД уже широко развернулась на основе государственной поддержки, включая личное покровительство Тухачевского! И это был тот самый Ю. В. Кондратюк, который в 1929 году написал и издал на свои деньги двухтысячным тиражом (значительным для подобной литературы того времени) книгу «Завоевание межпланетных пространств», став благодаря этому одним из идейных вдохновителей всей советской космонавтики!
Еще в ходе заключения первых договоров их инициатор С. П. Королев был назначен руководителем работ по ракетоплану и его летчиком-испытателем. Благодаря его энергии и настойчивости безмоторные испытания ракетоплана начались уже 22 февраля 1932 года. Были достигнуты высота полета до 40 метров и дальность 800 метров. С. П. Королев отмечал прекрасную устойчивость машины и мягкую посадку, но это не могло компенсировать фиаско с созданием жидкостного ракетного двигателя.
Он был собран на стенде для «холодных испытаний» только в декабре 1932 года, а его огневые испытания в марте и апреле 1933 года закончились прогаром камеры сгорания. 28 марта 1933 года на отдыхе в Кисловодске от тифа умер Ф. А. Цандер. Вскоре стало ясно, что конструкция жидкостного ракетного двигателя требует переработки.
С. П. Королев продолжал летные испытания будущего ракетоплана, построив его усовершенствованный экземпляр. Всего им было проведено 34 полета, из которых пять (с июня 1932 года) – со стареньким 24-сильным поршневым двигателем с толкающим винтом, слабо имитировавшим работу жидкостного реактивного двигателя.
Неудача первичных работ ГИРД по созданию жидкостного реактивного двигателя, ставшая очевидной еще в начале 1932 года, в сочетании с осознанием специалистами ленинградской ГДЛ необходимости интенсификации работ в этом направлении привела к объединению их усилий. 3 марта 1932 года зампредседателя Реввоенсовета СССР, начальник вооружений РККА М. Н. Тухачевский по инициативе представителей ГДЛ и ГИРД собрал совещание с участием начальников управлений РККА по различным видам вооружений, которое приняло решение просить Совет труда и обороны об объединении двух групп и создании на их базе Реактивного НИИ. Совещание способствовало превращению ГИРД в государственную структуру и тесной координации его работ и деятельности ГДЛ.
В августе 1933 года с третьей попытки специалистами ГИРД под руководством С. П. Королева была запущена первая ракета с жидкостным реактивным двигателем – легендарная «09», поднявшаяся на высоту 400 метров. Полет продолжался 18 секунд, ракета завалилась набок в полете, парашют не раскрылся, но это был первый полет ракеты в нашей стране!
В сентябре 1933 года Тухачевский, разъяренный длительной (по тем временам) задержкой решения Совета труда и обороны, своей волей объединил ГДЛ и ГИРД в Реактивный НИИ РККА. В конце октября спохватившийся Совет Труда и обороны утвердил создание РНИИ и передал его в ведение возглавляемого Орджоникидзе Наркомтяжмаша.
Королев стал заместителем директора института, но его настойчивое стремление продолжить работы по созданию ракетоплана и нежелание сконцентрироваться целиком на ракетах привело в январе 1934 года к сокращению его должности и направлению его в сектор крылатых ракет. На этой скромной позиции он сумел не допустить сворачивания работ по созданию бескрылых ракет (сейчас их называют баллистическими), а в самом конце 1935 года добился возобновления разработки ракетоплана. В 1936 году он довел до испытаний зенитную ракету проекта «217» с твердотопливным (пороховым) двигателем и дальнобойную ракету проекта «212» с жидкостным двигателем.
Однако первый полет даже простейшего ракетоплана удалось осуществить – без участия С. П. Королева – только 28 февраля 1940 года, уже в совершенно ином, предвоенном мире. Ракетоплан, пилотировавшийся летчиком В. П. Федоровым, был отбуксирован обычным самолетом на высоту, после чего отцеплен. На высоте 2,6 километра включили реактивный двигатель, проработавший 110 секунд: при тяге в 90 килограммов скорость полета возросла с 80 до 120 километров в час (вследствие изношенности планера превышение порога 160 километров в час грозило его разрушением), высота увеличилась на 300 метров.
Работа над реактивным самолетом была продолжена в КБ В. Ф. Болховитинова. В 1942 году состоялся первый в истории полет на реактивном самолете Би-1 с двигателем, сконструированным в Реактивном НИИ, с тягой, превышавшей 1 тонну. Из-за того, что аэродинамика самолета не была рассчитана на скорость, развитую реактивным двигателем, произошла катастрофа; летчик Г. Я. Бахчиванджи погиб.
Осенью 1937 года руководители РНИИ И. Т. Клейменов и Г. С. Лангемак, а затем и главный двигателестроитель В. П. Глушко были арестованы (первые двое погибли в застенках), что дезорганизовало работу института. Непосредственной причиной репрессий стало то, что работу Реактивного НИИ курировал маршал Тухачевский. 27 июня 1938 года был арестован и добившийся к тому времени значительных успехов С. П. Королев. Разрабатывавшаяся им крылатая ракета «212» прошла окончательные испытания уже без него в двух экземплярах в 1939 году. В обоих случаях все системы двигателя, разгона и взлета сработали нормально, однако расчетной траектории полета удалось достигнуть только на начальном участке. В первом случае на высоте 250 метров преждевременно раскрылся парашют, во втором была нарушена устойчивость полета. Страна готовилась к войне, все ресурсы концентрировались на производстве уже разработанных вооружений, и работы над ракетой «212» были прекращены. Впоследствии Реактивный НИИ был преобразован в НИИ реактивной авиации Минавиапрома, в 1945 году под влиянием захваченных в Германии трофейных документов активизировал свою деятельность, а после назначения его директором М. В. Келдыша в декабре 1946 года стал ключевым центром ракетного двигателестроения.
Через 3 месяца после ареста С. П. Королев был включен в список лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного Суда СССР, «по первой категории», что означало расстрел. Список был завизирован лично Сталиным, однако С. П. Королев был осужден лишь на 10 лет лагерей. В апреле 1939 года он попал на Колыму, где был занят на золотом прииске Мальдяк на общих работах. По просьбе его бывшего научного руководителя А. Н. Туполева Королева перевели в возглавляемое Туполевым специальное конструкторское бюро (оно же спецтюрьма НКВД, оно же «шарашка»), в котором он участвовал в создании бомбардировщиков Пе-2 и Ту-2. По его воспоминаниям, без этого перевода он умер бы через 2–3 месяца от недоедания и непосильного труда. При переводе, занявшем 2,5 месяца, он не попал на пароход «Индигирка», на котором были заняты все места; это спасло ему жизнь, так как, попав в шторм, пароход затонул.
Поскольку, работая над Пе-2 и Ту-2, С. П. Королев одновременно инициативно разрабатывал проекты управляемой аэроторпеды и нового варианта ракетного перехватчика, в 1942 году он был переведен в другое КБ тюремного типа – при Казанском авиазаводе, где велись работы над ракетными двигателями для применения их в авиации. За достигнутые в работе успехи Королев был освобожден в 1944 году, в августе 1945 года во главе спецгруппы «Выстрел» в звании подполковника начал охоту за уцелевшими немецкими «Фау-2», а в августе 1946 года его назначили главным конструктором баллистических ракет дальнего действия в знаменитом НИИ-88 в подмосковном Калининграде.
2.3. Германия: учителя мира
В Германии Герман Оберт, автор работы «Ракета в межпланетном пространстве» (в которой вслед за К. Э. Циолковским были рассмотрены не только основные уравнения движения ракет, но и проблемы многоступенчатых ракет и ракетного топлива), в июне 1927 года основал «Объединение исследователей космических путешествий». Уже в 1928 году, всего на два года позже Годдарда, специалисты этого общества осуществили первый запуск ракеты с жидкостным двигателем. Затем последовало еще несколько успешных запусков, и в 1932 году под Берлином представителям германских вооруженных сил был продемонстрирован запуск небольшой ракеты «Репульсор». Несмотря на успешность, он не произвел впечатления, – но вскоре к власти пришел Гитлер.
Фашисты уделяли огромное внимание качественно новым технологиям, имевшим потенциальное военное значение; ракетная же техника была интересна им еще и тем, что ее развитие позволяло эффективно и бесконфликтно обойти ограничения, наложенные Веймарским договором на традиционные виды оружия. В департаменте вооружений был создан специальный отдел военной техники во главе с офицером В. Дорнбергером, помощником которого назначили Вернера фон Брауна, работавшего с Германом Обертом с 1930 года, еще со студенческих лет, и создавшего свою первую ракету в 1932 году (на полученный от немецкой армии грант, эквивалентный 400 долларам).
Финансирование ракетных исследований было резко увеличено, и первую ракету группы Дорнбергера с двигателем, работавшим на спирте и жидком кислороде, запустили уже в 1933 году. Это закончилось провалом, однако фон Браун доработал конструкцию, и в 1934 году улучшенная ракета успешно поднялась на высоту 2,5 километра. Этот успех привел к новому увеличению финансирования и превращению ракетных исследований в один из технических приоритетов правительства фашистской Германии. Под руководством Дорнбергера и фон Брауна группа из 80 инженеров создала в 1934 году ракетный центр в Куммерсдорфе, где были разработаны и успешно запущены еще две ракеты. Оснащение ракеты А-3 вектором тяги, который стабилизировал ее в полете по всем трем координатам, стало революционным техническим достижением.
После этого ударными темпами началось секретное строительство ракетного завода «Миттельверк» на севере Нордхаузена (Тюрингия) и испытательного полигона в Пенемюнде (на берегу Балтийского моря). Оба эти объекта вступили в строй уже в 1937 году, причем на ракетном заводе работали 12 тысяч человек. Во время войны на подземном заводе «Миттельверк» трудились более 60 тысяч заключенных из расположенного неподалеку концлагеря Бухенвальд, более 31 тысячи из которых потом уничтожили.
Уже в 1939 году в Пенемюнде была запущена первая в истории по-настоящему управляемая ракета А-5, после чего началась реализация проекта по созданию ракеты «дальнего действия» – будущей «Фау-2». Успешной стала лишь третья попытка ее запуска, состоявшаяся в октябре 1942 года: ракета достигла высоты более 85 километров и упала в 192 километрах от Пенемюнде. Возглавлявший к тому времени полигон в Пенемюнде В. Дорнбергер произнес знаменательные слова: «Сегодня появился на свет первый космический корабль».
Немецкие ракетостроители впервые в истории не только спроектировали, но и построили двухступенчатую ракету, сделав колоссальный шаг вперед в освоении космоса. Но их надежды создать ракеты, способные облететь Землю и даже достичь Луны, вполне реалистичные с учетом их выдающихся достижений, были без колебаний принесены в жертву собственно военным целям.
В 1942 году началось производство ракет нового поколения V-1 и V-2[4] («Фау-1» и «Фау-2»), имевших уже непосредственное военное значение. «Фау-1» представляла собой запускаемый с катапульты с земли и управляемый автопилотом реактивный самолет-снаряд длиной 8 метров с размахом крыльев 5 метров, несущий тонну взрывчатки на расстояние 250 километров. Его конструкция была в полной мере приспособлена для массового производства: взрывчатка являлась обычным толом (что и обусловило относительно низкую военную эффективность), топливом – бензин (из-за его нехватки использовалось и синтетическое топливо), окислителем – кислород воздуха. На «Фау-1» был установлен пульсирующий воздушно-реактивный двигатель, аналогичный изобретенному Караводиным и использовавшемуся в США фирмой «Сперри гироском». Благодаря относительной простоте конструкции только с октября 1944 по март 1945 года было произведено более 22 тысяч самолетов-снарядов.
Среднее отклонение «Фау-1» от цели составляло около 15 километров, поэтому она использовалась для обстрела крупных городов, в первую очередь Лондона. Первый ракетный удар был нанесен по нему в ночь с 12 на 13 июня 1944 года, через неделю после открытия Второго фронта в Нормандии, когда иллюзии Гитлера о возможности перемирия с Великобританией рухнули окончательно. Из первых 10 «Фау-1» три сразу разрушились в воздухе, а одна сошла с траектории из-за отказа в системе управления. Но уже в ночь с 15 на 16 июня, когда был нанесен второй удар, из 244 выпущенных по Лондону «Фау-1» отказали только 43. С этого момента ракетные обстрелы Лондона стали регулярными и велись вплоть до конца марта 1945 года.
За первые 80 дней обстрела (после которых его интенсивность кардинально снизилась) по Лондону было выпущено 9017 самолетов-снарядов «Фау-1», из которых более 2 тысяч упали на землю сразу после старта и около 800 не долетели до Лондона из-за отказов в системе управления. Значительная часть этих отказов вызвана героизмом узников концлагеря Бухенвальд, работавших на производстве этих ракет, которые с риском для жизни незаметно портили изготовлявшиеся ими орудия уничтожения.
Для повышения эффективности боевого применения «Фау-1» немцы пытались наладить их запуск с самолетов-носителей, однако сделать это так и не удалось; таким образом, было запущено лишь около 650 «Фау-1». Причина заключалась в исключительно высоких требованиях к мастерству пилота и штурмана (их к концу войны уже физически не хватало), а также в низких эксплуатационных качествах единственного самолета, на который удалось «поставить» «Фау-1», – устаревшего бомбардировщика «Хейнкель-111Н-22». Технологически операцию запуска ракеты с самолета-носителя так и не успели отладить, в результате чего она была исключительно опасной: из примерно ста самолетов-носителей катастрофу в момент запуска потерпел почти каждый третий.
По официальным английским данным (возможно, завышенным), за все время бомбардировок Лондона из выпущенных по нему 10 429 самолетов-снарядов «Фау-1» до него долетело не менее 5 тысяч. Ими было убито 5649 и ранено 16 196 человек, полностью разрушено 23 тысячи и повреждено в той или иной степени более 75 тысяч зданий.
Кроме Лондона, «Фау-1» применялись для бомбардировок Антверпена (было выпущено 8696 самолетов-снарядов), Льежа (3141) и Брюсселя (155 самолетов-снарядов).
Главным недостатком «Фау-1» являлась даже не низкая надежность, а относительно небольшая скорость полета, которая составляла около 600 километров в час. В результате английская противовоздушная оборона через некоторое время научилась сбивать их; огромную роль в противодействии самолетам-снарядам сыграли работы академика Ипатьева, одного из основателей химической промышленности Советского Союза, в 1930 году эмигрировавшего в США. Исследования Ипатьева привели к разработке технологии производства высокооктанового бензина, который без какой бы то ни было доработки существенно повысил мощность моторов американских и английских истребителей и позволил им надежно сбивать «Фау-1».
Однако совершенно иной была ситуация с «Фау-2»: это было настоящее «оружие возмездия», и лишь полный разгром гитлеровского режима спас мир (и в первую очередь Лондон) от его доработки и массированного применения. Она несла менее тонны взрывчатки (740 килограммов), однако являлась настоящей баллистической ракетой с теоретически возможной скоростью до 6 тысяч километров в час, сбить которую в то время было физически невозможно (правда, летела она также недалеко – на 306–320 километров, так как ее двигатель работал лишь в течение 68 секунд). Горючим компонентом ее топлива был этиловый спирт, окислителем – жидкий кислород; охлаждение двигателя в соответствии с идеями К. Э. Циолковского осуществлялось компонентами топлива до их попадания в камеру сгорания.
Первый боевой запуск «Фау-2» состоялся 8 сентября 1944 года: ракета доставила боевой заряд в пригород Парижа; несколько часов спустя другая ракета достигла Лондона. К 17 сентября было произведено уже 26 успешных боевых пусков, всего до окончания войны произошло 2790 успешных запусков ракет «Фау-2» (1115 успешных запусков по Великобритании и 1675 – по целям в континентальной Европе).
Немецкие специалисты не успели обеспечить приемлемую точность ее применения, поэтому ракеты, выпущенные по Англии, унесли жизни лишь 3 тысяч человек и ранили около 6 тысяч. После достижения точности применения ракет «Фау-2» предполагалось использовать их для нанесения ударов по Москве и Ленинграду, а также по индустриальным центрам Урала.
В самом конце войны работавшие в Пенемюнде инженеры создали прототип самой настоящей межконтинентальной баллистической ракеты. 24 января 1945 года был произведен успешный запуск ракеты А-9, оснащенной аэродинамическими стабилизаторами. Ракета достигла высоты 90 километров, развивая скорость 4320 километров в час, однако доработка ее конструкции позволила бы наносить удары по территории США. На ее основе немецкие ракетостроители планировали создать многоступенчатую крылатую ракету, но их время уже заканчивалось.
После разгрома и капитуляции Германии основное производственное оборудование и около ста готовых изделий ракетного завода «Миттельверк» не были полностью уничтожены: масштаб производства оказался слишком велик, а все силы гитлеровцы бросили в первую очередь на уничтожение работавших на заводе военнопленных. Не менее 25 тысяч узников были расстреляны и сожжены, еще более 6 тысяч человек – убиты, но сжечь и захоронить их уже не успели.
И завод «Миттельверк» в горах Тюрингии, и полигон в Пенемюнде были захвачены войсками союзников.
Вернер фон Браун узнал, что специальному подразделению СС поручено уничтожить всех, участвовавших в программе «Фау-2». Спасая своих сотрудников от участи погибших в Нордхаузене узников Бухенвальда, он бежал из Пенемюнде, угнав поезд и погрузив в него около 500 коллег.
Сдавшись американцам, фон Браун передал им 14 тонн документации, спрятанной им вопреки приказу уничтожить ее. В результате операция «Скрепка», нацеленная на захват и вывоз в США передовых немецких технологий, в значительной степени превратилась в операцию по вывозу готовых «Фау-2», документации по их производству и немецких специалистов-ракетчиков.
Сдавшимся вместе с фон Брауном немецким специалистам американцами была предложена работа по созданию ракет. Первые немецкие специалисты прибыли в США 20 сентября 1945 года, спустя 17 дней после завершения Второй мировой войны; всего эту группу составляли 125 высококвалифицированных ракетчиков.
При помощи захваченных в Германии «Фау-2» США в январе 1946 года начали проводить программу исследований верхних слоев атмосферы. На базе технологий «Фау-2» были быстро разработаны средневысотная американская ракета «Аэроби» и высотная ракета «Нептун» (более известная как «Викинг»).
В середине марта 1946 года прошла испытания первая собранная в США «Фау-2», через месяц совершили первый запуск. В июле был установлен рекорд высоты (180 километров), а затем рекорд скорости полета (5760 километров в час). В октябре 1046 года были получены фотоснимки Земли с высоты 104 километра.
В феврале 1947 года при запуске «Фау-2» был произведен отстрел контейнера, спустившегося на Землю на парашюте. В контейнере находились мухи-дрозофилы и семена различных растений: изучалось влияние космической радиации на живые организмы.
В марте 1947 года ракета «Фау-2» ВМФ США получила фотоснимки Земли с высоты 180 километров.
В сентябре 1947 года ракета впервые была запущена с авианосца («Мидуэй»), но взорвалась в воздухе.
В феврале 1948 года впервые запустили ракету «Фау-2» с электронным блоком управления; с мая 1948 года начались запуски двухступенчатых ракет. В феврале 1949 года двухступенчатой ракетой, созданной на основе «Фау-2», была достигнута высота 390 километров и скорость 8240 километров в час.
14 июня 1949 года осуществили первый запуск животного в космос: ракета «Фау-2» вывела на высоту 132 километров контейнер с обезьяной по кличке Альберт II, однако при падении ракеты обезьяна погибла.
В июле 1950 года была достигнута девятикратная скорость звука; в октябре 1951 года произвели последний, 66-й запуск ракеты «Фау-2» в США.
Конец ознакомительного фрагмента.