2. Сыроедиха одноглазая
Жил-был кузнец, и ничего-то он на свете не боялся.
Ходят, ходят к нему люди и все говорят, наконец:
– Ох, горюшко!.. Ох, беда!..
Слушал их кузнец, слушал и говорит:
– Что такая за беда на свете?.. Что-то я никакой беды не знаю. А ну-ка, пойду я по свету белому, поищу эту беду, – авось, найду её да посмотрю, что это за диво такое?..
Ну, вот, собрался он в путь-дорогу и пошел, куда глаза глядят. Шел он, шел и встречает по дороге швеца.
– Куда идешь, добрый человек? – спрашивает.
– Да иду, чтоб на месте не стоять!.. А ты куда?..
– Да иду я беду свою искать. Что это за диво такое?..
– Ну, ладно, пойдем вместе с тобой.
Шли они, шли и пришли в лес дремучий, а в том лесу была избушка. Вот они вошли в избушку, там нет никого; они Богу помолились и легли спать.
Рано поутру вернулась в избушку сыроедиха одноглазая, увидала гостей незваных, непрошеных и давай их опрашивать:
– Откуда вы, бродяги?.. Чего вам, такие сякие, надо здесь?..
– Да вот мы беду свою искать идем, – отвечают кузнец и швец. – Я – кузнец, – говорит один. – А я – швец, – говорит его товарищ.
Ничего им на это сыроедиха не сказала, натаскала дров полную печь, затопила ее, потом взяла швеца да в огонь его и бросила. Швец там и испекся. А она его вынула из печки и съела его.
Обмер кузнец от страху. «Ну, – думает, – вот она беда-то моя когда пришла».
А сыроедиха и говорит ему:
– Слушай, добрый молодец; коли ты кузнец, так прожги ты мне другой глаз, а то я одноглазая.
– Что ж, – говорит кузнец, – это можно..
Сыроядка заперла двери, чтобы кузнец от неё не убежал, и говорит ему:
– А ну-ка, разожги жегал в огне и прожги мне во лбу глаз…
Кузнец ей и говорит:
– Ладно, только принеси мне такую веревку, чтобы я тебя мог по рукам и по ногам связать.
Принесла ему сыроедиха веревку, кузнец взял ее и говорит:
– А ну-ка, попытайся, не разорвешь ли ты веревку.
Она только натужилась и порвала веревку.
– Эта веревка не годится, – говорит кузнец, – давай другую.
Сыроядка и другую веревку порвала.
Взял кузнец третью веревку и так скрутил ею сыроедиху, что той и ворохнуться нельзя.
Потом раскалил он жегал и выжег сыроедихе её единственный глаз…
Сыроедиха от боли не выдержала, собрала все свои силы, натужилась и порвала веревку. Потом ощупью собрала дрова, затопила печь и хотела кузнеца в огонь бросить. Да только кузнеца-то она никак не могла поймать со слепу; она руками шарит по всем углам, а кузнец от неё всячески увертывается. Да не спастись бы ему от сыроедихи, кабы не овцы в избушке: кузнец всё под ними хоронился.
– Ладно, – говорит сыроедиха, – повыкину-ка я всех баранов за окно, тогда я его, разбойника, живо найду в избушке…
Вот и стала сыроедиха баранов одного за другим хватать да за окно на двор выкидывать. А в дверь их выпускать боялась, как бы кузнец тоже не выбрался через дверь. Только кузнец и сам малый не промах был. Вывернул он тулуп наизнанку, надел на себя, а сам ходит на четвереньках да этак, по-бараньему: «Бэ-э… бээ!..» будто и он баран тоже… Баба-сыроедиха нащупала его, ухватила за овчину и выкинула в окно на двор… А кузнец, как за окном очутился, вскочил на ноги и крикнул:
– Будь здорова, беда неминучая!..
Обозлилась баба-сыроедиха.
– Ладно, беги, беги!.. – шипит. – Я тебя все равно поймаю!..
Бросился кузнец бежать со всех ног, добежал до лесу темного, глядь – бревно лежит, а в бревно топор серебряный воткнут, и у того топора топорище чистого золота.
Пожалел кузнец даром добро бросать, ухватился за топорище, а рука-то у него к топорищу и прилипла. Он, было, и так, и сяк, – всё никак не отстаёт рука от топорища…
А баба-сыроедиха подбежала к нему и хохочет:
– Я же тебе сказывала, что поймаю тебя?..
Да кузнец не сплоховал, вынул нож из кармана, отрубил себе руку по кисть и убежал домой… Прибежал он домой; отдышался и говорит:
– Ну, теперь и я знаю, что такое значит беда неминучая!..