Вы здесь

Русские государи в любви и супружестве. Царь Иоанн Грозный и его жены (любимая и необходимые) (Н. Ф. Шахмагонов, 2016)

Царь Иоанн Грозный и его жены (любимая и необходимые)

«Не прикасайся к Помазанникам Моим!»

Судьба распорядилась так, что сыну Василия Третьего и Елены Васильевны Глинской Иоанну Васильевичу, будущему Грозному царю, довелось еще в раннем возрасте увидеть и осознать то, что увидел и испытал святой благоверный князь Андрей Боголюбский в возрасте зрелом и от чего он сложил голову. Уже отроком Иоанн ощутил на себе все коварство, всю злобу и ненависть крамольного боярства.

Князю Андрею Юрьевичу удалось покинуть Вышгород, оторваться от старой, прогнившей системы власти, перебраться в свободный от алчного боярства Владимир и с помощью опоры на «мизинных людей» начать строительство Самодержавия. Но Андрей Боголюбский рос, окруженный заботой и вниманием, воспитывался в лучших традициях, заведенных его дедом Владимиром Мономахом. Князю Андрею было 16 лет, когда умер дед, и 47 лет, когда умер отец.

Иоанну Васильевичу деда увидеть не довелось вовсе. Ему было всего три года, когда слуги темных сил отравили отца, Василия Третьего, а вскоре и его мать, правительницу Елену Васильевну Глинскую. Затем они перебили всех, кому завещал Василий III довести сына до совершеннолетия.

За сухими документальными фактами историки зачастую просто забывают о том, что значит для человека в трехлетнем возрасте потерять отца, а в восьмилетнем – мать. И поэтому особенно трогательно читаются строки из книги Валерия Ерчака «Слово и Дело Иоанна Грозного». Автор показывает великую жизнь великого русского царя, он показывает строгого и мудрого правителя, талантливого военачальника, но он останавливает наше внимание и на том горе, которое перенес будущий Грозный царь:

«Скорбь по убиенной матери на всю жизнь отложила свой отпечаток на Иоанна. Человек с очень тонкой и ранимой душой, он плакал у ее изголовья, не имея сил воскресить дорогое создание. Народ Православный на Руси поет трогательную песню “Мама”:

Слово “мама” дорогое, им и надо дорожить.

С ее лаской и советом легче нам на свете жить.

Когда был еще младенцем, то она в тиши ночной,

Словно Ангел, у постели охраняла мой покой.

В раннем детстве беззаботном я не знал, как трудно жить.

Мать и день, и ночь трудилась, чтоб кормить меня, поить.

Помню, как в часы беседы говорила мне о том,

Чтоб был тихим и смиренным, свою жизнь связал с Христом.

Если мать еще живая,

Счастлив ты, что на земле

Есть кому, переживая,

Помолиться о тебе…

Наверное, эту народную песню написал сам Иоанн Васильевич Грозный».

Здесь конец цитаты – именно такой вывод делает в своей книге Валерий Ярчак. И пусть это авторский домысел, он сердечен, он берет за душу.

Воспоминания о детстве у будущего царя печальны, ибо боярам было не до него и не до его глухонемого брата Юрия. Иоанн вспоминал, что «оставалась… надежда только на Бога, и на Пречистую Богородицу, и на всех Святых молитвы, и на благословение родителей наших».

Евангельская Истина, вынесенная в наименование главы, как увидим далее, имеет прямое отношение к судьбе царя Иоанна Грозного, детство которого было совсем не царским. С горечью и болью писал сам царь Иоанн Грозный о том времени: «Нас с единородным братом моим… Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде, и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле, и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет – не как родитель, не как опекун и уж совсем не как раб на господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бессчетные страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом…»

Немногие историки «послекарамзинского периода» упоминали о том, что писал о своем детстве сам государь Иоанн Васильевич. Они все больше старались множить клевету изменника Курбского, который выдумывал всякие небылицы о русском царе, находясь в стане врага. С безбожным ожесточением сочинял он нелепицы о жестокости юного царя, а эти отвратительные выдумки перекочевывали затем в так называемые научные труды, так называемые художественные произведения, а недавно вся православная Россия содрогнулась от пошлости и лжи, когда на экране телевидения появился фильм ужасов, совершенно несправедливо названный «Иван Грозный». Заменить название, изменить имена героев на западноевропейские, тогда, может, еще он приблизится к опусу о западной инквизиции.

Клеветы на Иоанна Грозного сочинялись в определенное время и с определенной целью, а если точнее, по конкретному заказу врагов Московского государства. Заправилы Запада требовали, чтобы русский царь показан был жестоким и деспотичным. Это давало им возможность несколько затушевать свои жестокости. За выполнение заказа принялись Антонио Поссевино, Генрих Штаден и конечно же изменник Курбский.

Но «свет по тьме светит»… Были на Русской земле честные летописцы, их труды сумели отыскать честные исследователи старины. Выдержки из книг одного из них мы уже цитировали. Это Александр Нечволодов, который не грешил против правды. Старался, сколь можно, не грешить против правды и знаменитый историк С.М. Соловьев. Это выражение «сколь можно» я применил не случайно.

Историки XIX века писали свои труды под жестким прессом ордена русской интеллигенции, тайного идеологического заместителя запрещенного императором Николаем Первым масонства.

Честным исследователям старины приходилось собирать правду об Иоанне Грозном по крупицам, поскольку все было запружено клеветой, ничем не подтвержденной, никакими документами не обеспеченной. Но таков уж нелегкий путь у правды. К примеру, нет ни одного доказательства убийства Грозным царем своего сына Иоанна. Но все верят картине Репина, написанной по заданию ордена русской интеллигенции на основании клеветы Поссевина, Штадена, раздутой Карамзиным. Но стоит только сказать, что Иоанн Грозный сына не убивал, как раздается хор голосов: докажите, что не убивал… Странно. Доказательств того, что убил, никто не требует.

На счастье, сохранилось наследие самого царя Иоанна Васильевича, хотя и не обширное – значительная часть пока еще скрыта от нас. Мы можем опереться и на труды тех, кто не склонил голову перед орденом русской интеллигенции. На подлинных документах и на трудах честных исследователей и остановим мы свое внимание. И конечно, в первую очередь, на первоисточниках, коими является то, что писал сам царь и что, как увидим далее, подвергалось шельмованию путем отрывочного, калейдоскопического цитирования с дописыванием в качестве купюр извращенных измышлений потерявших советь историков. Мы будем касаться, насколько возможно, того, что писал сам царь, ибо брать за основу измышления врагов Русской земли и его врагов, по меньшей мере, неразумно. Итак, еще раз напомним, что Иоанн Васильевич, будущий Грозный царь, родился 25 августа 1530 года. Вплоть до XVII века принято было указывать одну дату, без всяких там приставок, касающихся нового стиля. Это после «реформ» Петра I стали учитывать: в XVIII веке разницу в 11 дней, в XIX – в 12 дней, в XX (до 1917 года) – 13 дней.

Царь Иоанн Васильевич впоследствии вспоминал: «Когда по Божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, Василий Государь Великий, оставил это бренное Земное Царство и вступил на вечные времена в Царство Небесное, предстоять пред Царем Царей и Господином Государей, мы остались с покойным братом, святопочившим Георгием; мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая Царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь. Со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников (это Царь Иоанн Васильевич предателю Курбскому. – Н.Ш.), пришлось претерпеть разные невзгоды и печали – князь Семен Бельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву, и куда только они не бегали, взбесившись, – и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на Православных. Но, Слава Богу, ничего из этого не вышло – по Божьему заступничеству, и Пречистыя Богородицы, и великих чудотворцев, и по молитвам наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор Ахитофела. Потом изменники подняли против нас нашего дядю, князя Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду (вот кого ты хвалишь и называешь доброжелателями, готовыми положить за нас душу), а от нас в это время отложились и присоединились к князю Андрею многие бояре во главе с твоим родичем князем Иваном, сыном князя Семена, внуком князя Петра Головы Романовича, и многие другие. Но с Божьей помощью этот заговор не осуществился. Не то ли это доброжелательство, за которое их хвалишь? Не в том ли они за нас душу кладут, что хотели погубить нас, а дядю нашего посадить на Престол? Затем же они, как подобает изменникам, стали уступать нашему врагу, государю литовскому, наши вотчины, города Радогощь, Стародуб, Гомель, – так ли доброжелательствуют? Если в своей земле некого подучить, чтобы погубили славу Родной Земли, то вступают в союз с иноплеменниками – лишь бы навсегда погубить Землю!»

Обратите внимание на ясность и четкость мысли Иоанна Грозного. Такую ясность и четкость только Бог дает и дарует ее лишь тому, кто достоин этого дара. У клеветников всех мастей, именуемых историками, среди сплошного нагромождения – реже фактов, чаще выдумок – очень трудно выделить что-то главное и важное, о чем спокойно и ясно написал благоверный государь.

Безбожным «ваятелям» Бог такой легкости и ясности мысли и точности письма не дает. Многие, вероятно, и сами уже убедились, сколь трудно читать клеветнические опусы Карамзина. Косноязычен сей клеветник благоверного православного царя, местночтимого святого Иоанна Васильевича.

С легкостью и точностью оперирует Иоанн Грозный в своих посланиях к изменнику Курбскому фактами из Священного Писания, многими Евангельскими цитатами. Мы не будем опускать малоизвестные широкому кругу читателей понятия, но, напротив, постараемся обращать на них внимание. Это станет наилучшим доказательством того, что не зря об Иоанне Грозном один из современников сказал: «Муж чудного рассуждения, в науке книжного почитания доволен и многоречив».

В.О. Ключевский признал: «От природы он (царь Иоанн Грозный. – Н.Ш.) получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий Великоросский, Московский ум».

Попробуйте проверить себя, сравнив свои познания с познаниями Грозного царя, которого нам со школьной скамьи старались представить как малообразованного, жестокого безумца. Возьмем такой пример: Иоанн Грозный пишет, что «замыслы рассыпались, как заговор Ахитофела». Вполне понятно, что при написании письма человек не роется в справочных изданиях, чтобы выбрать то, что поможет блеснуть красноречием, ведь сравнения, уточнения, иллюстрации вплетаются в ткань повествования только тогда, когда они в достаточной степени отложились в сознании.

Ныне далеко не в каждом издании можно найти сведения о библейском персонаже Ахитофеле. В «Библейской энциклопедии», издании репринтном, то есть скопированном с книги, выпущенной в 1881 году, говорится: «Ахитофел (II Цар. XV, 12) – брат безумия (глупости) – уроженец Гило, близкий друг и советник Давида (II Цар. XXVII, 33). Он был, несомненно, одним из самых видных законников своего времени. Его совет считался за слово Господне (II Цар. XVI, 23). Авессалом последовал совету Ахитофела в одном деле, т. е., когда он шел к наложникам Давида, дабы народ мог узнать, что всякая связь между отцом и сыном порвана. Авесалом убедил его присоединиться к заговору против своего отца Давида, но крутые меры, предложенные Ахитофелом для осуществления честолюбивых планов Авессалома, были все отменены советом Хусия. Ахитофел, видя, что несомненным исходом заговора будет гибель Авессалома и его дела, за чем, несомненно, последует и его собственное падение, возвратился в Гило, и там в отчаянии удавился, и был погребен в гробницу отца своего (II Цар. XVII, 20)» (Библейская энциклопедия. М., 1990, с. 78). Как видим, и здесь заповедь: «Не прикасайся к Помазанникам моим» в действии.

Точно так же рассыпались, не достигая целей, злые замыслы внешних и внутренних врагов, направленные против православного государя. Безумие и глупость лежали в их основе – это и имел в виду Иоанн IV Грозный, упоминая Ахитофела в своем послании.

Я не случайно начинаю с описания детских и юношеских лет Иоанна Грозного. Эти годы накладывают свой отпечаток на всю жизнь, в том числе и на семейное счастье или несчастье. Иоанн Грозный прямо сказал о том, когда пришло время создать семью не только ради любви и семейного счастья, но и ради Государственных интересов, ведь престол русских царей был тем прочнее, чем крепче и надежнее были его наследники.

Александр Нечволодов так описал младенческие годы Иоанна Васильевича: «После похорон Великого Князя Василия Иоанновича, при торжественном собрании духовенства, бояр и народа, митрополит Даниил благословил в Успенском соборе четырехлетнего (когда умер отец, Иоанну было три года и три с небольшим месяца. – Н.Ш.) Великого Князя Иоанна на властвование над Русской Землей; правительницей же за его малолетством, явилась, естественно, по древнему Русскому обычаю, его мать – Великая Княгиня Елена Васильевна. Свое вступление в управление Государством она начала с милостей: сидевший в тюрьме за самовольный отъезд к брату покойного Великого Князя – Юрию, – князь Андрей Михайлович Шуйский был выпущен на свободу; затем, богатые дары готовились для раздачи в память об усопшем Великом Князе – его братьям и близким людям.

Но уже через неделю Великой Княгине пришлось начать беспощадную борьбу с врагами государства, которые, видя малолетство Великого Князя, не замедлили поднять свои головы».


Одним из первых снова встал на путь измены облагодетельствованный Андрей Шуйский, который начал подбивать князя Горбатого «отъехать к дяде малолетнего Великого Князя – Юрию», мол, там силы больше и может перепасть немало, если добиться дележа государственного пирога – растащить Московское государство по уделам. Только «брат безумия, глупости» мог замышлять подобное, только алчность, которую можно назвать слугою безумия и глупости, могла лишить разума князей и бояр, толкнув их на развал и уничтожение того, что было содеяно для укрепления Святой Руси и превращения ее Державу дедом Иоанна Васильевича Иоанном III и его отцом Василием III в единую могучую Державу.

Именно при деде и отце Иоанна Грозного стало входить в обиход наименование государя «Царем и Самодержцем», что являлось отражением достижений в объединении Русских земель и централизации государственной власти. Иоанн III Васильевич, дед Грозного царя в переписке с ливонскими немцами называл себя: «Царь всея Руси».

Василий III Иоаннович тоже иногда употреблял в титуле слово «царь». С огромным трудом, в кровавых битвах с бесчисленными недругами Русь достигла той незримой черты, когда она из Великокняжеской превратилась и в глазах народа, и в глазах иноземцев в Царскую.

Идея твердой самодержавной, централизованной власти уже витала в воздухе. Эта высшая православная идея, данная в Откровении Пресвятой Богородицы святому благоверному князю Андрею Боголюбскому во время его страстной ночной молитвы на развилке Владимирской и Суздальской дорог 17 июля 1155 года, уже была опробована и теперь нуждалась в теоретическом обосновании и твердом практическом внедрении.

Эта священная для Святой Руси задача Божьею волею легла на хрупкие плечи еще даже не отрока, а младенца, которому суждено было закалиться в тяжелейших испытаниях и стать первым русским царем и по имени и по существу. Таким образом, нарастающее противодействие княжеско-боярской оппозиции становилось не только изменой самому царю, но и преступлением против Православного Праведного Государственно-Державного строительства Руси, заповеданного Всемогущим Богом и Пресвятой Богородицей, преступлением против самого существования Дома Пресвятой Богородицы, преступлением против православного народа.

И это в то время, когда государство Московское находилось меж множества врагов, когда слуги духа темного со всех сторон вели атаку на Дом Пресвятой Богородицы, когда, по меткому выражению историка, «России оставалось или стереться и не быть, или замирить буйных соседей оружием».

В период, когда Московское государство напрягало все физические и моральные силы для борьбы с врагом, внутри этого государства поднимала голову боярская оппозиция, говоря языком позднейших времен, пятая колонна. Как же следовало поступать с этой сворой изменников, готовых за краюху от государственного пирога продать иноземцам весь Дом Пресвятой Богородицы без остатка? К сожалению, историки «послекарамзинского периода», описывая эпоху Иоанна Грозного, брали за основу измышления врагов, подобных папскому легату Антонио Поссевино, шпиону германского императора Генриху Штадену и предателю Курбскому. Они стремились и стремятся убедить читателей, что правду надо искать не в словах благочестивого русского царя, а в творениях «братьев безумия и глупости», пользовавшихся лишь сплетнями, которые были им по нраву, ибо помогали выполнить заказ темных сил по извращению правды о Московском государстве и благоверном государе.

Неужели же сам государь менее достоин того, чтобы поверить ему, созидателю и строителю Дома Пресвятой Богородицы, а не лютым врагам Святой Руси – врагам наших пращуров, а следовательно, нашим с вами врагам. Напомним, что писал о том времени сам Иоанн Грозный, причем писал с болью в сердце, ибо раны, полученные в младенчестве, остались незаживающими и кровоточащими на всю жизнь: «Когда же суждено было по Божьему предначертанию родительнице нашей, благочестивой Царице Елене, переселиться из Земного Царства в Небесное, остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами – никто нам не помогал; оставалась нам надежда только на Бога, и на Пречистую Богородицу, и на всех Святых молитвы, и на благословение родителей наших».

«Я решил жениться в своем Государстве…»

Православный летописец прошлого Александр Нечволодов в «Сказаниях о Русской Земле» писал: «13 декабря 1546 года юный Иоанн Васильевич призвал к себе митрополита Макария и долго с ним беседовал. Макарий вышел от него с веселым лицом, отпел молебен в Успенском соборе и послал за боярами, даже и за опальными, и вместе с ними был опять у Государя… Через три дня был назначен большой съезд митрополиту и всем знатным лицам к Великокняжескому двору. Когда все собрались, то Иоанн, помолчав немного, сказал, обращаюсь к Макарию, следующее: “Уповая на милость Божию и Пречистую Его Матерь и Святых заступников Петра, Алексия, Ионы и прочих чудотворцев Земли Русской, имею намерение жениться; ты, отче, благословил меня. Первою моею мыслию было искать невесты в иных царствах; но, рассудив основательнее, отлагаю эту мысль. Во младенчестве лишенный родителей и воспитанный в сиротстве, могу не сойтись нравом с иноземкой, и не будет у нас счастья; и вот я решил жениться в своем Государстве, по воле Божьей и по твоему благословению”».

Затем Иоанн продолжил: «По твоему, отца моего митрополита, благословению и с вашего боярского совета, я хочу перед женитьбой по примеру наших родителей и сродника нашего Великого Князя Владимира Всеволодовича Мономаха, который был венчан на Царство, так же исполнить тот чин венчания на Царство и сесть на Великое Княжение. И ты, отец мой, Макарий митрополит, благослови меня совершить это».

Венчание на Царство Иоанна Васильевича состоялось 16 января 1547 года. Выбрал же царь Анастасию Романовну, рода «знаменитого своею преданностью Московским Государям и непричастностью к боярским крамолам». Анастасия Романовна Захарьина-Кошкина была дочерью уже умершего к тому времени окольничего Романа Юрьевича и племянницей известного боярина Михаила Юрьевича Захарьина, «близкого и преданного человека отцу Иоанна, помогшему Василию III на смертном одре творить последнее крестное знамение».

Обряд венчания состоялся 13 февраля 1547 года в храме Богоматери.

При бракосочетании на Руси существовали в те времена особые обряды:

«Сваха приходила к родителям невесты и просила благословения – молодых везти к венцу. “Благослови Бог!” – отвечали те. Родители брали по образу, обыкновенно в окладах, с драгоценными украшениями. Подле них становился священник. Новобрачные кланялись и получали благословение. Отец и мать разменивали их кольцами и, взяв дочь за руку, отдавали ее жениху, взаимно кланяясь друг другу. Наконец, отец брал плеть и ударял свою дочь, говоря: “По этим ударам, дочь, ты знаешь власть отца; теперь эта власть переходит в другие руки; вместо меня за ослушание тебя будет учить этой плетью муж!”

С этими словами он передавал плеть жениху, а тот, приняв плеть, говорил: “Я не думаю иметь нужды, но беру ее и буду беречь как подарок”.

Он закладывал ее за кушак… После венчания невесту раскрывали и священник читал новобрачным поучение: ходить часто в церковь, слушаться своих духовников, хранить посты и праздники, подавать милостыню, а мужу повелевал учить жену палкою, как подобает главе семьи. Потом он брал жену за руку, вручал мужу и приказывал им поцеловаться. Жена в знак повиновения припадала к ногам супруга и касалась челом его сапога, муж же покрывал ее полою платья в знак будущего покровительства и защиты…

Тогда в старину между женихом и невестой происходил обряд разувания, очень древний обряд, дошедший к Русским от времен язычества. Он состоял в том, что жена, в знак покорности, должна была снять с мужа сапоги. В одном из Сапогов была монета. Если ей удавалось снять прежде тот сапог, в котором была монета, это значило, что ей придется угождать мужу и разувать. При этом муж, в знак своей власти, ударял будущую спутницу своей жизни по спине плетью, полученной от тестя».

Так рассказывал об обрядах Н. Костомаров, забывая, впрочем, прибавить, что и удары плетью были символичны, да и сама плеть оставалась лишь символом, ибо главным на Руси, по преданиям, был «крепкий, дружественный любовный союз, связывающий между собою членов семьи, супругов, родителей, детей, сестер и братьев, – это целая школа, дисциплинирующая человеческое сердце, развивающая сферу чувства и этики, эти две среды бесспорно более возвышенные с точки зрения духовной, чем интеллектуальная, познавательная сила нашего ума. И в этой школе роль “профессора”, руководителя, вдохновителя, роль жрицы, поддерживающей священный огонь, выпадает на долю женщины. Вот единственная кафедра, достойная женщины и служащая вместе с тем для нее пьедесталом. Вот цель ее существования, ее сфера, ее царство в пределах которых ее влияние безгранично, ее права священны и гарантируемы как всею силою общественного самосознания, так и данными науки и опытом прошлого…».

Порядок жизни при Иоанне Грозном определялся Домостроем – своеобразной энциклопедией морали того времени. Высота положения женщины в ту пору была необыкновенной, а тем более женщины достойной.

Такой достойной женщиной оказалась невеста молодого царя Иоанна Васильевича. В «Сказаниях о Русской Земле» Александр Нечволодов писал о ней: «Выбор Государя оказался чрезвычайно удачным: помимо большой красоты, юная Царица отличалась замечательной сердечной добротой, умом и большой привязанностью к своему супругу.

После свадьбы молодая чета, прервав пиры, отправилась пешком, несмотря на суровую зиму, в Троице-Сергиеву лавру и провела там первую неделю Великого поста, усердно молясь над гробом Святого Сергия. Иоанн горячо полюбил свою молодую жену».

Анастасия Романовна Захарьина была родной сестрой Никиты Романовича Захарьина. Сын Никиты Романовича стал патриархом Филаретом и фактически явился основателем династии Романовых, ибо его сын Михаил Федорович был избран на царство Московским земско-поместным Собором в феврале 1613 года. Основателем же рода Романовых считается Андрей Кобыла, который ведет свой род от рода древнейшего Прусского жреца и вождя Видвунга.

В книге В. Ярчака говорится, что «по легендам, священная дубовая роща Видвунга находилась где-то в центре нынешней Калининградской области».

Евгений Поселянин (Евгений Николаевич Погожев) писал об Анастасии: «В Царице Анастасии Романовне были соединены все лучшие качества древнерусской женщины – глубокая вера, чудная скромность и целомудрие, задушевная мягкость общения, глубокая привязанность, трогательная сострадательность, высокое настроение души. Анастасия Романовна принадлежала к числу тех редких женщин, в присутствии которых человек чище и лучше становится».

Прежде чем размышлять над происхождением рода супруги Иоанна Грозного, надо взглянуть на древние карты Европы и прочитать, что писал Михаил Васильевич Ломоносов. Ведь прежде была на картах Западной Европы не Германия, а Пруссия. Назвать ее Германией спешили потому, что ненавистно для слуха было в наименовании Пруссия слово «рус»! Вот что писал Ломоносов о России и Пруссии, о русских и пруссаках. Ломоносов полагал, что у россов и пруссов корни едины. Он проследил это на примере варягов, доказывая, что неправедно тот рассуждает, кто варяжское имя приписывает одному народу. Варяги были «разных племен и языков… и только одним соединялись обыкновенным тогда по морям разбоем. Ведь в давние времена не ставилось в стыд владеющим государям то, что иные обогащаются столь, как он выражался, хищным промыслом, который на Балтийском море обычным делом был. Не зря и Балтийское море в давние времена Варяжским морем звалось, да и поныне обитают в прибрежье, Прибалтикой именуемом, народы в века минувшие разбоем жившие. Памятны военные преступления Литвы, которая грабила в русских пределах то в союзе с тевтонами, то в союзе с ливонцами, то с поляками. Особенно свежи кровавые деяния в России злобных и кровожадных латышских стрелков.

Древние руссы с древними пруссами, по Ломоносову, произошли от одного поколения. Но Михайло Васильевич сразу сделал оговорку, что «не о крыжаках или нынешних бранденбургцах», как он выразился, а о старожилах прусских речь ведет. А разбой благословил папа римский, как заметил Ломоносов, своею мнимою над всем светом властью идти к неверным народам и, силою распространяя католичество, обращать их в свои формально-христианские законы. Так и до Пруссии добрались. А она в то время была ослаблена жестокими нападениями поляков. Вот и покорили ее. И некому было вступиться, как, скажем, вступилась Россия за Пруссию в XIX веке, в 1807 году, спасая ее от Наполеона. Ломоносов писал: «Снесение домашних наших летописцев подает уже повод думать о единоплеменстве сих двух народов, именем мало между собою разнящихся.

Из внешних авторов Преторий довольно знать дает свое мнение, совокупляя россов и пруссов в одно племя. Положение места тому соответствует. То же подтверждает древнее тесное прусское соседство с Россией, в которой Подляхия (весьма точно о Польше. – Н.Ш.) и великая часть Литвы заключалась, отчего им поныне Литва древние российские законы содержит. Восточное плечо реки Немени, впадающее в Курской залив, называется Русса, которое имя, конечно, носит на себе по варягам-россам. Сие все еще подкрепляется обычаями древних Пруссов, коими сходствуют с варягами». Кромер о древних Пруссах пишет, как они любили в банях париться и в холодной воде после того купаться, что и поныне российский народ охотно употребляет. То ж гласят обряды, которые как у старых пруссов, так и ныне в некоторых пограничных российских провинциях употребляются.

Ну а потом появились немцы, то есть из-за Немени (Немана). Слово – оно ведь тоже оружие. Почему Малороссию стали Украиной звать? Никогда не было такого государственного формирования, как Украина. Были земли окраинные, которые стали звать украйными (окраинными). В Малороссии звучало «рос», вот и стали переделывать на украйну. А получается, что у края. А немцы – из-за Немени, да и говорили «инако», словно немы. А Ломоносов указал, что «больше всех утверждает единство древних Пруссов с Россами почтение одного главного идола по имени, по знаменованию и по обрядам. Перкун Прусский был то же, что у Россов Перун, которым Ольг клялся грекам при заключении мирного договора и которого почитал еще в неверии Владимир. У обоих народов значил Перун Бога грома и молнии; у обоих жрецы приносили ему в жертву огонь неугасимый и казнены были смертью, когда угасал их небрежением».

Великий Русский скульптор Евгений Викторович Вучетич разработал эскиз памятника в Трептов-Парке, и Сталин безоговорочно утвердил его не случайно. В нем выразилось величие Русского народа, его великодушие, его милосердие. Символ же таков – Германия на груди у России. Да, мы воевали, но нас заставили мерзкие и злые люди, нас столкнули тайные силы ради своих корыстных интересов. Но в сорок пятом именно Сталин, опираясь на могущество Русского народа, спас германскую нацию от полного истребления. По плану Маршалла Англия и Соединенные Штаты планировали проведение полной стерилизации всего мужского населения призывного возраста, то есть всех тех, кого можно было заподозрить в участии в боевых действиях. А это, с учетом гитлерюгенда и фольксштурма, все мужчины от шестнадцати до шестидесяти. Ведь среди оккупантов были алжирские французы, арабы, негры… Вот с кем пришлось бы германским женщинам заводить детей. И закончила бы свое существование нация, давшая Бетховена и Баха, Гейне и Гете, а не одних только гитлеровских ублюдков, которые, кстати, к нации имели весьма малое отношение. Сталин предупредил Англию и штаты, что, если они посмеют сделать это, он немедленно начнет против них войну… Ну и конечно, Сталин, будучи высочайше образованным человеком, прекрасно знал, какие корни у Пруссии, наименованной Германией, и у России. Ведь еще Ломоносов писал: «Знатные некоторые берлинские ученые люди по справедливости рассуждают, когда, исследуя о происхождении имени Пруссов, пишут (в частности, в Берлинской Академии календаре 1702 года), что к желаемому своему исканию те ближе всех подходят, которые имя Пруссии из славянского языка производят, то есть из имени “Русь” и предлога “по”. Правда, они сие думают быть в рассуждении соседства с Россией, однако по сему равным бы образом и прочие древние российские соседы, как ливонцы, поляки и другие, названы быть могли Порусами или Пруссами. Меня многие причины принуждают верить, что сие прозвание дано не по месту, но по времени. И, во-первых, имя россов за полтораста лет прежде известно учинилось, нежели пруссов».

Итак, Иоанн Васильевич женился на Анастасии, происходящей из рода знатного. Но управление страной по-прежнему оставалось в руках Глинских. По-прежнему Глинские уничтожали неугодных себе. Вину же сваливали на молодого Царя, клевеща на него. Они выдумали какие-то несуществующие припадки гнева, кровожадность – словом, методы во все века были едины. Если сравнить клевету на Павла Первого с клеветой на Иоанна Грозного, то мы увидим значительную схожесть выдумок. Интересно то, что истинная жестокость Петра I, когда он поджаривал людей на кострах и рубил лично головы стрельцам, заставляя то же самое делать и бояр, историками не осуждается. Это принимается за должное, поскольку исходило от царя-западника.

Время шло, а Иоанн Васильевич, Божьею милостью царь, царем все еще не становился. Между тем неисполнение царем своего долга перед Богом, грех великий. Пословица, как мы уже упоминали, гласит: «За Царские согрешения Бог всю землю казнит».

И вот 12 апреля в Москве вспыхнул первый из целой серии пожаров 1547 года. Сгорело много домов, сгорели лавки в Китай-городе, взорвалась башня с порохом, запрудив кирпичами реку. Следующий пожар случился 20 апреля. Оба пожара, конечно, произвели впечатление на Иоанна Васильевича и на супругу его Анастасию, милосердную и сердобольную царицу.

Поскольку пожары уносили жизни одних людей, оставляя без крова других, царь, по-видимому, считал их делом случая, обычным стихийным бедствием, коих немало бывало в ту пору – города-то строились сплошь деревянные. Немного можно было встретить каменных зданий.

Глинские по-прежнему свирепствовали от имени царя, и 3 июля 1547 года собирались казнить 70 псковичей, прибывших в село Острову, где находился Иоанн, чтобы пожаловаться ему на беззакония властей. Глинские, которые были связаны с боярами – притеснителями народа, пытались помешать царю выслушать глас посланцев Пскова. И тогда в Москве случилось чудо – упал с колокольни большой колокол благовестник. Иоанн отменил казнь псковичей и выехал в Москву. Быть может, тогда он снова задумался о самоуправстве бояр, всеми силами не допускавших его до власти. О слухах, распускаемых о нем, он тогда, возможно, и не ведал. Но к падению колокола отнесся как к недоброму знамению.

21 июля того же года вспыхнул новый пожар. Он начался на Арбате, затем перекинулся в Китай-город, на Кремль. Один из историков так описал его: «Вся Москва представляла зрелище огромного пылающего костра под тучами густого дыма. Деревянные здания исчезали, каменные распадались, железо рдело, как в горниле, медь текла. Рев бури, треск огня и вопль людей от времени до времени был заглушаем взрывами пороха, хранившегося в Кремле и в других частях города. Спасали единственно жизнь; богатство, праведное и неправедное, гибло. Царские палаты, сокровища, оружие, древние грамоты, книги… Митрополит молился в храме Успения, уже задыхаясь от дыма; силою вывели его туда и хотели спустить на веревке с Тайнинской башни к Москве реке; он упал, расшибся и едва живой был отвезен в Новоспасский монастырь».

Из собора вынесли образ Успения Божией Матери, писанный святым митрополитом Петром. Чудом уцелела и Владимирская икона Божией Матери. Напомню, что после событий 1395 года в России было уже две Владимирских иконы Божией Матери. С тех пор одна из них находится в Москве, а вторая – во Владимире, по пророчеству Пресвятой Богородицы: «Благодать Рождшегося от Меня и Моя с этой иконой да будет!»

На пожаре погибло более 1700 человек, Москва лежала в руинах. Царь Иоанн, пребывавший с супругой во время пожара на Воробьевых горах, на следующий день навестил митрополита Макария в Новоспасском монастыре и имел с ним долгую беседу.

Беспощадный Русский бунт

А между тем по Москве поползли слухи, распускаемые одним боярским кланом и направленные против другого клана, что «Москва сгорела волшебством». Бояре, противники Глинских, собрали возле Кремля народ. Они хотели добиться очередной смены власти возле царя, по-прежнему рассчитывая на бездействие юного Иоанна Васильевича.

– Кто сжег Москву? – спросил один из бояр у толпы, и услышали бояре ими же подготовленный ответ. Из толпы кричали:

– Глинские! Глинские! Мать их, княгиня Анна, вынимала сердца из мертвых, клала в воду и кропила ею все улицы, ездя по Москве. Вот от чего мы сгорели.

И хоть нелепым был ответ, но он, упав на удобренную почву, сделал свое дело. Двор Глинских, уцелевший от пожара, был разграблен, Юрий Глинский убит разъяренной толпой. И начался бунт. К тому, что происходило в дальнейшем, лучшим образом подходят слова Александра Сергеевича Пушкина из «Истории Пугачевского бунта»:

«Не приведи Бог видеть Русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас всевозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уже люди жестокосердные, коим чужая головушка – полушка, да и своя шейка – копейка».

Александр Нечволодов так описал бунт, организованный теми, кто, заботясь о том, чтобы попадали с плеч чужие головы, не смог уберечь своих голов: «Чернь начала грабить двор Глинского, причем было убито множество его слуг и других людей; бояре же, видя эти неистовства, ничего не предпринимали, как будто в Москве не было в это время никакой власти. Мало того, бунтовщики, очевидно, решили, что надо непременно освободиться и от всех остальных Глинских. …На третий день… по их наущению огромная толпа двинулась к селу Воробьеву, остановилась перед Царским дворцом и стала требовать выдачи бабки Государевой, княгини Анны Глинской, и ее сына Михаила, спрятанных будто бы в Царских покоях. Молодой Иоанн, однако, не потерялся. Он приказал схватить несколько главных крикунов и тут же казнить их, после чего мятеж сразу утих, и толпа отхлынула в Москву».

Безусловно, молодой Царь испытал немало неприятных минут при виде разъяренной толпы. Но рядом с ним всегда была отважная сердцем любимая супруга Анастасия, поддерживавшая его, разделявшая тревоги и волнения. Смелый выход перед бунтующей толпой продемонстрировал, каков он – царь Иоанн Васильевич.

Сам же государь убедился, что народ пришел не по его душу, что царская власть по-прежнему незыблема, уважаема и почитаема, а боярская власть ненавистна народу. Он убедился, что боярская власть держится лишь на авторитете его царской власти, и осознал, что править государством должен сам. Ведь бояре, по существу, без его царского имени были перед массой народа бессильны.

В своем бездействии он увидел великий грех и понял, что обязан взять власть твердою рукою, опираясь на народ, на эту силу в деле укрощения самовластного и корыстного боярства.

И на пути к установлению жесткой и твердой власти Иоанн Васильевич свершил шаг, достойный православного государя: он сделал попытку Соборного примирения всех сословий Русского народа, надеясь словом Божьим пробудить свет православия в заблудших душах и повести народ к правде и согласию. Иоанн Васильевич повелел собрать Собор всей Русской земли, представителей от всех ее уголков и от всех сословий. Это был шаг к взаимному пониманию и к взаимодействию Верховной власти и народных масс.

Судьба детей Иоанна Грозного

В 1552 году появился сын Дмитрий, который, к сожалению, «случайно» был утоплен 4 июня 1553 года в реке Шексне. Случилось это во время поездки на богомолье. Няня якобы выронила его в студеную воду.

28 марта 1554 появился на свет царевич Иван, которому тоже не суждено было дожить до вступления на престол – его отравили слуги темных сил, ведущих тайную войну против России.

11 мая 1557 года родился Федор – будущий Царь Московский Феодор Иоаннович, который был на престоле с 1584 года, то есть после отравления сулемой Иоанна Васильевича и до 7 января 1598 года, когда мышьяком отравили его самого.

Феодор Иоаннович был младшим сыном Иоанна Грозного от Анастасии Романовны, остальные дети от Анастасии Романовны были либо отравлены, либо умерщвлены иными способами.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление и пояснить, почему я столь безапелляционно пишу о том, чем и как были отравлены государи и многие члены их семей.

Писатель-историк Вячеслав Манягин в книге «Вождь Воинствующей Церкви» привел подлинные документы о смерти царевича Иоанна Иоанновича, якобы убитого отцом: «В Московском летописце под 7090 годом читаем: “представися Царевич Иоанн Иоаннович”; в Пискаревском летописце: “В 12 час нощи лета 7090 ноября в 17 день… преставление Царевича Иоанна Иоанновича”; в Новгородской четвертой летописи: “Того же [7090] году представился Царевич Иоанн Иоаннович на утрени в Слободе…”; в Морозовской летописи: “не стало Царевича Иоанна Иоанновича”. Во всех летописях нет и намека на убийство». Во втором Архивном списке Псковской третьей летописи «летописец никак не связывает два факта: ссору Царя с Царевичем в 7089 году и его смерть в 7090 году». Добавим: в конце года.

А вот о том, что Царевич был отравлен боярами из весьма близкого окружения, свидетельствуют серьезные факты. В. Манягин указывает: «По поводу болезни (царевича Иоанна) можно сказать определенно – это было отравление сулемой. Смерть, вызванная ей, мучительна, а доза, вызывающая такой исход, не превышает 0,18 г. В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты четыре гробницы: Царя Иоанна Грозного, Царевича Иоанна, Царя Федора Иоанновича и полководца Скопина-Шуйского.

При исследовании останков была проверена версия отравления Грозного. Ученые обнаружили, что содержание мышьяка примерно одинаково во всех четырех скелетах и не превышает нормы. Но в костях Царя Иоанна Васильевича и Царевича Иоанна Иоанновича было обнаружено наличие ртути, намного превышающее допустимую норму. Некоторые историки (клеветники) пытались утверждать, что это вовсе не отравление, а последствие лечения сифилиса ртутными мазями. Однако исследования показали, что сифилитических изменений в останках Царя и Царевича не обнаружено.

…Данные этих исследований позволили утверждать, что Царевич Иоанн Иоаннович был отравлен. Содержание яда в его останках во много раз превышает предельно допустимую норму».

В.В. Манягин ссылается на материалы ученых, опубликованные в периодической печати после проведения исследований. После того, как в 90-е годы было проведено исследование захоронений московских великих княгинь и цариц, установлен факт отравления той же сулемой матери Иоанна Васильевича – Елены Васильевны Глинской (умерла в 1538 году) и его первой жены – Анастасии Романовой (умерла в 1560 году). Это свидетельствует о том, что Царская семья на протяжении нескольких десятилетий была жертвой отравителей. (См. П. Коробов. Царская усыпальница. – «Независимая газета», 2000, 26 апреля.) Данные этих исследований позволили утверждать, что царевич Иоанн был отравлен (см. «Итоги», № 37(327), 2002, 17 сентября, с. 38–39). «Содержание яда в его останках во много раз превышает допустимую норму. Таким образом, историческая наука опровергает версию об убийстве царем Иоанном Васильевичем своего сына».

Но вот что удивительно. Среднестатистический обыватель-интеллект-агент, умеющий мыслить в рамках, дозволяемых средствами массовой дезинформации, искренне считает неопровержимым доказательством убийства Иоанном Грозным своего сына клеветническую картину Репина. Между тем уже проведено достаточное количество исследований и научные данные давно обобщены, просто свобода слова у нас в стране устроена так ловко, что можно свободно клеветать на великих деятелей прошлого, но реабилитировать их нельзя. Это, де, мало интересно читателям, зрителям, слушателям. Книги же правдивые выходят слишком малыми тиражами, чтоб они могли довести истину до широких масс.

Передо мною книга добросовестного исследователя старины В. Манягина «Апология Грозного Царя». Говоря о лицемерии историков, он приводит убийственные факты, ссылаясь на конкретные источники, в числе которых документы Археологического музея «Московский Кремль». В книге помещена таблица, в которой указано, кто из Царствующего дома и чем был отравлен.




Так что семейные драмы Иоанна Васильевич IV Грозного были не случайны, за ними стояли конкретные люди, выполняющие заказы слуг темных сил все того же поганого Запада, который и ныне готов разорвать Русскую землю.

Историки много судачили по тому поводу, что у Василия Третьего долгое время не было детей от первой жены Соломонии, судачили, умышленно скрывая, что бездетность стала причиною постоянного подтравливания царя сильными ядами. И все же от молодой жены, Елены Васильевны Глинской, дети появились. Это были Иоанн, будущий Грозный Царь, и Юрий. Династия вновь набирала силы. Тогда отравили Василия Третьего, в надежде, что уж с Еленой Васильевной справятся. Опять вышла ошибка. Правительница Елена сумела удержать Русь в своих руках. Пришлось отравить и ее, чтобы подмять под себя малолетних княжичей. Это удалось лишь на какое-то время. Иоанн Васильевич сумел сломить своевольство бояр.

И тогда началась тайная война против Царствующего дома, война, в которой зарубежные изуверы, опираясь на доморощенных предателей из крамольного боярства, подобных Адашеву, Курбскому и прочей нечисти, не щадили ни женщин, ни малолетних детей, ни даже младенцев. Вот тогда-то и «утонул» младенец Иоанн. Его «случайно» уронили в ледяную воду во время поездки на богомолье. Затем отравили Анастасию, поскольку роду она была крепкого, и ее родные братья составляли молодому царю надежную опору. Вслед за нею был отравлен царевич Иоанн Иоаннович, причем папский посланец Антонио Поссевино, несомненно, знавший правду, придумал, будто бы царевича убил сам Иоанн Васильевич. Эта клевета, к счастью, уже полностью разоблачена, хотя над ней «хорошо» поработали не только историки типа масона Карамзина, но и рисовальщик Репин, прославленный врагами России за известное клеветническое полотно. Отравлены были и сам царь, и его сын Феодор Иоаннович, не пощажен и царевич Дмитрий, которого не защитил его отроческий возраст. Россия была ввергнута в смутное время, которое унесло половину ее населения. Лишь русская соборность – детище Иоанна Грозного – спасла Россию в 1613 году и дала ей новую династию, в верности которой наши предки поклялись на веки вечные за всех своих потомков, то есть и за нас с вами.

«А с женою моей зачем вы меня разлучили?..»

Семейное счастья царя продолжалось недолго, всего 13 лет, то есть вплоть до внезапной смерти Анастасии летом 1560 года.

Слуги темных сил Запада твердят, что после смерти царь переменился и стал крайне жестоким. Ой ли?! Ведь было раскрыто, что отравила царицу Анастасию сожительница Адашева… И что же? Иоанн Грозный ведь не посадил на кол Адашева. Он просто выслал его из Москвы, причем не только за организацию отравления, но за измену, за приверженность интересам врагам Московского государства.

Иоанн Васильевич действительно очень любил свою первую супругу царицу Анастасию, души в ней не чаял, действительно очень переживал ее гибель. Но он не пошел на месть, как человек, прекрасно знавший законы православия. В конце концов, все убийцы получили свое, но получили по высшему промыслу. И это не единственный пример – мы еще будем иметь возможность убедиться, что ничего не проходит бесследно, в повествовании, посвященном любовным драмам императора Павла Петровича.

Сколько раз он восклицал в своих посланиях изменнику Курбскому во время переписки: «Зачем мою юну убили?!» Он знал, что и Курбский причастен к убийству.

Вот строки из Второго послания: «А с женою моей зачем вы меня разлучили? Не отняли бы вы у меня моей юной жены, не было бы и Кроновых жертв. А если скажешь, что я после этого не стерпел и не соблюл чистоты, – так ведь все мы люди. А ты для чего взял стрелецкую жену? А если бы вы с попом не восстали на меня, ничего бы этого не случилось: все это случилось из-за вашего самовольства. А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его через войну и кровопролитие? По Божьему изволению с рождения был я предназначен к царству, и уже не вспомню, как меня отец благословил на Государство, – на царском престоле и вырос. А князю Владимиру, с какой стати следовало быть государем? Он – сын четвертого удельного князя. Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости? В чем моя вина перед ним? Что ваши же дяди и господины уморили отца его в тюрьме, а его с матерью также в тюрьме держали? А я и его и его мать освободил и держал их в чести и в благоденствии; а он уже от всего этого отвык. И я такие оскорбления стерпеть не смог – и стал за самого себя. И вы тогда начали против меня еще больше выступать и изменять, и я потому еще решительнее начал выступать против вас. Я хотел вас подчинить своей воле – и как же вы из-за этого надругались над святыней господней и осквернили ее! Рассердившись на человека, восстали на Бога. Сколько церквей, монастырей и святых мест вами поругано и осквернено! Сами за это Богу ответ дадите».

Супруги Грозного Царя

В последние годы было немало споров по поводу канонизации царя Иоанна Васильевича Грозного. То, что он канонизирован еще в XVII веке царем Михаилом Федоровичем и его отцом Патриархом Филаретом Никитичем, намеренно забыто. Но сейчас не о том речь. Противники канонизации придумали, что у царя Иоанна Васильевича было семь жен и что он был лишен права причастия как многоженец. Лицемерие изуверское. Потомки и духовные последователи тех, кто регулярно травил жен и детей государя, теперь обвинят его в том, к чему принуждали преступлениями, ведь царю приходилось жениться вовсе не прихоти ради. Прося разрешение на четвертый свой брак (четвертый, а не седьмой), он вопрошал: «Как же можно иметь наследника престола, если нет жены?»

В. Манягин сообщает в книге, что царь Иоанн писал о причинах смерти не только царицы Анастасии, но и других своих жен в прошении на имя Освященного Собора с просьбой разрешить ему четвертый брак:

«…И отравами Царицу Анастасию изведоша», о Царице же Марии Темрюковне: «…И такоже вражиим злокозньством отравлена бысть», а о Марфе Васильевне: «…И тако ей отраву злую учиниша… толико быша с ним Царица Марфа две недели и преставися, понеже девства не разрешил третьего брака».

Чтобы разобраться в щекотливом вопросе, касающемся жен царя, обратимся вновь к книге «Царь всея Руси Иоанн IV Грозный», вышедшей под редакцией священника Серафима Николаева. Мы уже упоминали о том, что молодой царь был обвенчан с Анастасией Романовой. Ее отравили коварные изуверы из числа бояр, коих теперь мы бы по праву назвали агентами влияния Запада. Любимую супругу Иоанна Грозного Анастасию отравила по наущению Адашева польская… его сожительница.

В книге говорится о последующих браках так: «Брак с Марией Темрюковной имел исключительно политическую цель – присоединение Кавказа и защиту южных рубежей России; и через семь лет после его заключения Царь Иоанн с любовью вспоминал Царицу Анастасию и в память ее посылал богатые вклады в Афонские монастыри. Мария умерла в 1569 году… Через два года с целью продолжения рода (у сыновей Царя Иоанна Грозного наследников не было всю их недолгую жизнь; дети если рождались, то мертвыми или жили несколько дней, как мы сейчас знаем, из-за регулярного отравления Царевичей ядом), в 1571 году Государь выбрал себе в жены Марфу Собакину, дочь новгородского купца, но она, будучи отравлена, скончалась, не прожив и месяца. Тогда он женился в начале 1572 года на Анне Колтовской. Для объяснения своего поступка он собрал духовенство и слезно просил дать ему прощение. Он объяснял, что первые три жены были изведены и отравлены врагами и что после кончины Марфы Собакиной он много скорбел и хотел постричься, но в силу государственной необходимости и для воспитания малолетних детей дерзнул вступить в четвертый брак.

Духовенство решило: ввиду теплого умиления и раскаяния Царя разрешить ему этот брак, но наложить епитимию: не входить в церковь до Пасхи; на Пасху в церковь войти, но стоять с припадающими, затем стоять год с верными и только после этого, на следующую Пасху, – причаститься Святых Тайн. Государь прожил с царицей Анной Колтовской три года. Детей от этого брака не было, после чего Царица ушла в монастырь… Скорее всего, жен было три или четыре, остальные же явились плодом слухов и придворных сплетен».

Иоанн Ладожский по этому поводу писал: «Сомнительно выглядят сообщения о “семи женах” Царя и его необузданном сладострастии, обрастающие в зависимости от фантазии сочинителей самыми невероятными подробностями». Враги царя Иоанна Грозного, в основном из современных жидовствующих, раздувают из мухи слона, приводя свои аргументы о женах в качестве главных доказательств его безблагодатности и порочности. На самом деле эта история не стоит выеденного яйца, если вспомнить слова Апостола Павла: «Остался ли без жены? Не ищи жены. Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль…» (1 Кор. 7, 27–28). В примечании указано: «Апостол Павел также писал, что “жена связана законом, доколе жив муж ее; если же муж ее умрет, свободна выйти за кого хочет, только в Господе” (1 Кор. 7; 39), тем более муж, не связанный законом, свободен (а в некоторых случаях даже обязан) жениться на христианке».

Далее читаем: «50-е правило Святого Василия Великого гласит: “на троебрачие (и последующие браки) нет закона; посему третий брак (и последующие) не составляется по закону… но всенародному осуждению оных не подвергаем, как лучшее нежели распутное любодеяние”. Отсюда вывод: “Все браки Царя были благословлены церковью ввиду их государственного значения, включая последний брак. В противном случае Царевич Дмитрий считался бы незаконнорожденным, что было бы несомненным препятствием к его канонизации”» (Царь всея Руси Иоанн Грозный. Под редакцией Священника Серафима Николаева. М., 2005, с. 197–199).

Конец ознакомительного фрагмента.