Русские были и небылицы. Реки (И. Н. Кузнецов, 2016)

Волга и Кама

Кама с Волгой спорила, не хотела в нее течь. Сначала хотела ее воду отбить и до половины реки отбила, а дальше не смогла. Пустилась Кама на хитрости, уговорилась она с коршуном: «Ты, коршун, крикни, когда я на той стороне буду, чтобы я слышала; а я под Волгу подроюсь и выйду в другом месте». «Ладно», – ответил коршун. Вот Кама начала рыться под Волгу. Рылась, рылась, а тем временем коршуна беркут заприметил и погнался за ним. Тот испугался и закричал – как раз над серединой Волги. Кама думала, что она уж на том берегу, выскочила из-под земли и прямо в Волгу попала.

(Д. Садовников)

Почайна

Есть в Нижнем Новгороде возле крепости маленький ручеек; он течет по оврагам и близ Никольской церкви впадает в Волгу. Зовут его Почайной и говорят, что Юрий Всеволодович, основатель Нижнего Новгорода, назвал так этот ручей, будучи поражен сходством местоположения нижегородского с местоположением киевским. В том месте, где Почайна берет свое начало, есть большой камень, на котором прежде было что-то написано, но теперь уже стерлось.

От этого камня зависит судьба Нижнего Новгорода: в последнее время он сдвинется с места; из-под него выступит вода и потопит весь Нижний.

(П. Мельников-Печерский)

Пьяна, Свияга и Кудьма

По иным местам нашей Руси редко такие реки найдутся, как Пьяна, Свияга и Кудьма. Еще первыми русскими насельниками Пьяной река за то прозвана, что шатается, мотается она во все стороны, ровно хмельная баба и, пройдя верст пятьсот закрутасами да изворотами, подбегает к своему истоку и чуть возле него в Суру выливается. Свияга – та еще лучше куролесит: подошла к Симбирску, версты полторы до Волги остается, – нет, повернула-таки в сторону и пошла с Волгой рядом. Волга на полдень, она на полночь, и верст триста реки друг дружке навстречу текут, а слиться не могут. Кудьма, та совсем к Оке подошла, только бы влиться в нее, так нет, вильнула в сторону да верст за сотню оттуда в Волгу ушла. Не захотелось сестрицей ей быть, а дочерью Волгиной. Так говорят…

(П. Мельников-Печерский)

Волга и Вазуза

О Волге и Вазузе в Тверской губернии рассказывают: «Волга с Вазузой долго спорили, кто из них умнее, сильнее и достойнее большего почета. Спорили-спорили, друг друга переспорили и решились вот на какое дело. “Давай вместе ляжем спать, а кто прежде встанет и скорее придет к морю Хвалынскому, та из нас и умнее, и сильнее, и почету достойнее”. Легла Волга спать, легла и Вазуза. Ночью встала Вазуза потихоньку, убежала от Волги, выбрала себе дорогу прямее и ближе и потекла. Проснувшись, Волга пошла не тихо, не скоро, а как следует: в Зубцове догнала Вазузу, да так грозно, что Вазуза испугалась, назвалась меньшою сестрою и просила Волгу принять ее к себе на руки и снести в море Хвалынское. И до сих пор Вазуза весною раньше просыпается и будит Волгу от зимнего сна».

(А. Афанасьев)

Свирь

Свирь явилась на свет ночью маленьким зайчиком, побежала на месяц, который тогда стоял над Ильмень-озером. Побежала Свирь и уж далеко пробежала, да, на беду, увидал новорожденную реку волк и пустился догонять ее по левому берегу. У Свири ноги были быстрые; она побежала от него, а сама все берет на полдень; волк все скачет вслед и сбивает с дороги. Много Свирь бежала и, пожалуй, ушла бы в Ильмень-озеро, да на пути повстречался другой волк. Свирь видит, что подходит беда неминучая, бросилась направо и ушла в Новоозеро. Волки постояли, постояли, напились мутной воды и ушли в лес, а Свирь с тех пор и бежит в Новоозеро.

Свирь и Волхов были чужие друг другу и постоянно спорили, кто из них лучше, а решить не могли. Ходили они к судье, да и тот не знал, как их рассудить, а сказал: кто скорее придет к месту, которое он укажет, тот и лучше. Пустились бежать Свирь и Волхов в одно время. Волхов начал рыть землю, да переворачивать камни, и такую вырыл себе дорогу, что и сам удивился. И пришел он Свири тремя часами, тремя минутами раньше. Узнала Свирь, что Волхов переспорил ее, посмотрела, не легче ли ему было в дороге, да как увидела, сколько он нарыл земли, да какие камни с места сдвинул, да и путь-то прошел больше, то и сказала: «Будь ты моим отцом, что велишь, то и сделаю». Волхов в ответ говорит: «Не буду я отцом, а только братом твоим родным». И живут они теперь в согласии.

(А. Бурцев)

Дон и Дунай

Почтение к Дону в русском народе столь же вероятно, сколько и почтение всех вообще славянских племен к рекам Бугу, Дунаю и к некоторым другим. Эти великие реки, равно как и ключи-студенцы в древней религии славянской, неоспоримо принадлежат к чему-то особенно божественному: Дунай есть и в Индии, там есть и страна Дунайская!

Дон имеет свою подлинную сказку. Вот она. Известно, что в Тульской губернии есть озеро Иван. У этого озера Иван, говорят поселяне, было два сына, один – Шат Иванович, а другой – Дон Иванович. Шат Иванович был почему-то глупый сын, а Дон Иванович, в противоположность Шату, считался умным. Первый из этих двух братьев, т. е. Шат Иванович, т. е. голова неразумная, не спросясь воли родительской, не накопив еще силы под кровлею родимой, вырвался от отца, как бешеный, прошатался весь, на одних только полях родимых, и воротился на те же поля родимые, с которых и вышел: он не нашел доброго ни себе, ни людям. Такова доля и всех детей самовольных!

Напротив того, Дон Иванович, любимый сын за необычайную его тихость, получил добрый привет родительский, смело полетел во все страны дальние; его приняли со славою и готы, и хазары, и славяне, и греки (самые первые христиане на землях русских). Честь да добро послушному сыну! И поныне славен Дон Иванович Тихим Доном Ивановичем! Это величанье в самом деле неотъемлемо от имени Дона: его повторяют наши песни, наши поговорки, наши казаки, всегда гордые своим Тихим Доном.

Дунай не имеет, кажется, такой легенды, какую мы высказали сейчас, о Тихом Доне. Но в русских песнях и к Дунаю еще сохранены величанья, и – величанья, может быть, замечательные? Выпишем здесь одну из таких песенок, с припевом к Дунаю. Вот она:

Далее из той же песенки видно, что этот молодец Дунай Селиванович хаживал в рудожелтым камчатном кафтане, носил черную шапочку мурмашку (норманку) и был великий мастер играть на гуслях звончатых. На одном игрище ему понравилась вдовушкина дочь, перед нею заиграл он в звончатые гусли, перед нею уронил он свою шапочку мурмашку; девушка подняла ее, и Дунай Селиванович был счастлив!

(М. Макаров)

Днепр и его сестры

Реки прежде были людьми. Днепр был брат, а Волга и Двина – его сестры. Остались они сиротами, натерпелись всякой нужды и придумали наконец пойти по белу свету и разыскать для себя такие места, где бы можно было разлиться большими реками; ходили три года, разыскали места и приостановились все трое ночевать в болотах. Но сестры были хитрее брата; едва брат уснул, они встали потихоньку, заняли самые лучшие отлогие местности и потекли реками. Проснулся поутру брат, смотрит, – далеко его сестры; раздраженный, ударился он о сырую землю и в погоню за ними понесся шумным потоком по рвам и буеракам, и чем дальше бежал, тем больше злился и рыл крутые берега. В нескольких верстах до впадения в море гнев его утих, и он спокойно вступил в морские пучины; а две сестры его, укрываясь от погони, разбежались в разные стороны. Вот отчего Днепр течет быстрее Двины и Волги, вот почему у него много рукавов и порогов.

(А. Афанасьев)

Посланцы Днепра и Десны

Днепр и Десна – это брат и сестра. Как шли они в дорогу, то послали вперед: первый – богатырского коня, а вторая – сизокрылого орла, чтобы показывали путь к морю.

Перед дальней дорогой конь с орлом договорились: кто первый окажется возле морской криницы и напьется воды, тот будет старшим, тот отрубит крылья или переломает крылья опоздавшему.

Посланный Днепром конь мчался, как стрела. Ему не были преградой ни кряжи, ни горы. И он первым оказался возле моря. За ним следом бежал Днепр, и, как слился с морем, широко раздвинул берега, и заревел на порогах.

Орёл же в дороге позарился на гнездо рябчика. Он схватил рябчёнка. Рябчик стал за орлом гнаться и догнал его возле Киева. Между ними начался бой. Орел крикнул, а Десна, что бежала за ним следом, подумала, что обгоняет брата Днепра, и в этом месте слилась с его водами.

А как долетел орёл до моря, то стал просить коня, чтобы помиловал – не рубил крылья. Конь сжалился и сказал:

– Будь же ты меньшим братом!

(Я. Новицкий)

Приношения рекам

Песенные сказания сохранили живое воспоминание о жертвенных приношениях морю и рекам. Как Садко чествовал хлебом-солью Волгу, так Илья Муромец – свою родную Оку. Отправляясь с родины на богатырские подвиги, опустил он на прощание корочку хлеба в Оку – за то, что поила и кормила его. До сих пор простолюдины наши, после счастливого плавания, благодарят реку каким-нибудь приношением.

Стенька Разин принес в дар Волге свою любовницу, пленную персидскую княжну. Распаленный вином, он сидел на краю ладьи и, задумчиво поглядывая на волны, сказал: «Ах ты, Волга-матушка, река великая! Много ты дала мне и злата и серебра и всякого добра, ты меня вскормила и взлелеяла, славою и честию наделила; а я ничем еще тебя не благодарствовал. На ж тебе, возьми!» С этими словами он схватил княжну и бросил в воду…

Если жертвоприношениями снискивалась милость водяных божеств, то, наоборот, непочтение к ним влекло за собой неминучую беду. По свидетельству одной старинной песни, подъехал молодец к реке Смородине и взмолился, чтоб указала ему брод. Провестилась река человечьим голосом – душой-красной девицей:

Переправившись через реку, стал молодец глупым разумом похваляться: «Сказали про реку Смородину – не пройти, не проехати чрез нее ни пешему, ни конному; а она-то хуже дождевой лужи!» Пришлось возвращаться доброму молодцу, не нашел он брода кониного – потопила его река Смородина в своих глубоких омутах, а топила – приговаривала: «Безвременный молодец! Не я топлю, топит тебя похвальба твоя!»

(А. Афанасьев)

Наказание Волги

Стала одолевать неверная сила народ христианский, и собрался войной на врагов сам царь Иван Грозный. Повел он за собой рать – силу большую. Надо было переправлять ополчение за реку Волгу. Сперва переехал на тот берег царь с вельможами и стал поджидать переправы воинства.

Посажались солдаты на струги и лодки и отхлынули от берега.

Вдруг Волга начала бурлить, и пошли по ней валы за валом страшные. Лодки мечутся из стороны в сторону, летают, как пух…

Видит Грозный царь с берега, того и гляди, что перетопит все его воинство. И крикнул он громким голосом:

– Не дури, река, присмирей, а то худо будет!

Не унималась Волга, заволновалась пуще прежнего.

– Палача сюда подать, – крикнул царь, – вот я тебя проучу!

Пришел палач, мужчина здоровенный, и велел ему царь сечь реку кнутом, чтобы она не бунтовала против царской рати. Взял кнут палач, засучил рукава красной рубахи, разбежался да как свистнет по Волге, – вдруг кровь из воды на аршин вверх брызнула, и лег на воде кровяной рубец в палец толщиной. Тише пошли волны на реке, а царь кричит:

– Не жалей, валяй крепче!

Разбежался палач дальше прежнего и хватил сильнее, – кровь брызнула еще выше, и рубец лег толще. Волга утишилась. После третьего удара, который палач отвесил изо всей мочи, кровь махнула на три аршина, и рубец оказался пальца в три толщиной, – совсем присмирела тогда Волга.

– Довольно, – сказал Грозный царь, – вот как вас надо проучивать.

После того благополучно переправилось через реку все войско, и ни один солдатик не утонул, хотя много приняли страха. И теперь, говорят, на том месте, где была переправа, видят на Волге три кровяных рубца, особенно летним вечером, если взглянешь против солнца, когда оно закатывается за горы.

(Н. Аристов)