Глава I
Обоснование актуальности темы; методология и логика ее рассмотрении (вместо введения)
Собственно методологический аспект
Анализ русской идеи в контексте философии истории может вызвать вопрос: нет ли здесь определенного умаления научно-теоретической значимости собственно проблемы русской идеи? Более того, не предполагает ли предложенное название освобождения проблемы русской идеи от самостоятельного теоретико-методологического статуса?
Ответ однозначен: не умаляется ни теоретико-историческая, ни практическая значимость столь острого и чрезвычайно значимого феномена духовной жизни России. Тем более что в русской философии, в общественной мысли отечества русской идее уделено значительное внимание. И неслучайно, конечно, большинство русских религиозных философов посвятили этой проблеме многие из своих творений.
Основной творческий мотив обращен именно к русской идее. Рассмотрение же проблемы национальной идеи в принципе предваряет, подготавливает выход к русской идее, и не только к ней. Это и побудило рассматривать проблематику русской идеи как продолжение и развитие исходной и определяющей темы о национальной идее в философско-историческом контексте.
Поясню замысел. Прямой, непосредственный, локальный анализ феномена русской идеи, что характерно для подавляющего большинства прошлых и современных трудов, думается, творчески непродуктивен.
Во-первых, абстрагирование от проблемы национальной идеи логически направляет анализ русской идеи на автономную методологию. Ведь русская идея по своей сути национальная идея. Без выяснения сущности и содержания национальной идеи, ее функций, типологии философско-историческое рассмотрение проблемы русской идеи не будет полноценным. Нельзя забывать, что русская идея – это национальная идея российской цивилизации и глубина ее природы «завязана» на статус национальной идеи в принципе. Поэтому исследовательский выход на проблему русской идеи предполагает экстраполяцию основных параметров национальной идеи на русскую идею.
Во-вторых, проблема русской идеи вне анализа национальной идеи не получает полноценного содержательного основания. В этом случае происходит своего рода автономизация исследовательского процесса. Дело в том, что анализ проблемы национальной идеи предполагает постановку целого ряда вопросов, ответы на которые с необходимостью «работают» и на выяснение характера русской идеи. В частности:
– национализм и патриотизм и в этой связи типология национализма (реакционного и прогрессивного; последний идентичен патриотизму; острота дискуссий не утихает);
– национальное сознание и самосознание народа;
– типология национальной идеи;
– национальный идеал, национальный дух и национальная мечта;
– национально-психологические черты народа и выдающихся персоналий;
– духовно-нравственное содержание национальной идеи;
– субъекты национальной идеи, их дифференциация и духовный облик;
– духовная культура;
– национальное достоинство и др.
В дальнейшем названные вопросы будут раскрыты или затронуты с учетом специфики русской идеи.
В-третьих, жесткое отграничение русской идеи от национальной не позволяет рассматривать проблему русской идеи в контексте философско-исторического подхода. Ведь национальная идея пронизывает историю человечества, вписываясь в содержательную структуру каждой цивилизации. Соответственно основные параметры русской идеи не могут не соотноситься с исторической национальной спецификой других цивилизаций. Автономизация русской идеи неизбежно ведет к ее определенной оторванности от всемирно-исторического процесса. В таком случае и Россия не вписывается в цивилизационный подход к истории человечества.
Понятие специфики подменяется понятием автономии. И уж тут Россия оказывается неким цивилизационным «островом» в пространственно-временных цивилизационных просторах. Но это противоречит религиозно-философскому аспекту, утвердившемуся в России. Полагаю, что и для ряда западных философов истории «островной подход» к любой цивилизации неприемлем (Освальд Шпенглер, Арнольд Дж. Тойнби, Карл Ясперс и, возможно, другие мыслители).
Что же касается русской религиозной философии, то ее лейтмотивом давно (вспомним «Слово о законе и благодати» киевского митрополита Илариона, XI в.) выступает (по логике) тенденция обоснования относительной, но объективной связи русской национальной самобытной идеи с национальными тенденциями, идеями других исторических миров.
Забегая вперед, вспомним «Русскую идею» В. С. Соловьева (1888) (на русском языке доклад опубликован в 1909 г. в журнале «Вопросы философии и психологии»): сущность русской идеи совпадает с христианским преображением жизни, построением ее на началах истины, добра и красоты. Смысл понимания русской идеи Соловьевым гармонировал со всем строем его философии всеединства. Наряду с идеей Ф. М. Достоевского о «всемирной отзывчивости» русской души (речь о Пушкине 8 июня 1880 г.), о всемирном единении народов «Русская идея» Соловьева заняла значительное место в развитии русской философской мысли.
Е. Н. Трубецкой в статье «Старый и новый национальный мессианизм» (1912) писал, что наряду с культурой каждой нации существует всеобщее достояние человечества, универсальный «огненный язык», доступный «величайшим проповедникам, творцам искусства и мыслителям»[1].
И. А. Ильин весьма своеобразно отреагировал на идею Соловьева, Достоевского, Трубецкого. Общечеловеческое, христианское сознание, по Ильину, может быть найдено не посредством «интернационализма» и «антинационализма», а через углубление своего «духовно-национального лона» до того уровня, где «живет духовность, понятная всем векам и народам»[2].
И, наконец, книга Н. А. Бердяева «Русская идея». В ней содержится обобщающий анализ русской общественной мысли. Главный акцент сделан на национально-культурологическом наследии России. Книга Бердяева, ставшая настоящей сенсацией в
Европе (с 1947 г.), явилась своего рода приглашением мыслителям Запада искать объединяющие Россию и Запад социокультурные идеи.
Резюмируя собственно методологический аспект, подчеркну ведущий творческий мотив. Анализ проблемы национальной идеи «работает», хочется думать, не только на выяснение сущности и содержания русской идеи, но и на философско-историческую «панораму». Философия истории человечества, в ее цивилизационно-типологическом подходе, приобретает целенаправленно-конкретный характер. В единстве с другими проблемами важнейшее направление философского мировоззрения – философия истории – обогащается.
Социокультурный аспект
В России на государственном уровне национальная (русская) идея не декретирована. Страна живет в идейном вакууме. Даже в Конституции не нашлось места для ее формулирования в адекватной для великой страны форме. Программные документы политических партий обходят идейный базис нации стороной. В лучшем случае ему посвящаются экзотические передачи по телевидению, отдельные статьи в журналах и текущих периодических изданиях.
Подобный индифферентизм в верхних эшелонах власти обусловливает определенный негативизм в настроениях части интеллигенции и других социальных групп. Доминируют две тенденции: во-первых, убеждение в том, что в многонациональной и многоконфессиональной стране акцент на русской идее может нарушить единство Федерации; во-вторых, необоснованное отождествление русской идеи с русским народом, дающее основание говорить о панславизме, шовинизме и русском национализме.
Подобные воззрения, к сожалению, не единичны и неслучайны. Более того, они имеют место в гуманитарной научной среде и соответственно в отдельных слоях студенческой молодежи.
Резюмируя вышеизложенное по целевой установке темы, можно сказать: духовное выздоровление, духовно-нравственное возрождение России объективно требует сосредоточения в общественном сознании на теоретическом и обыденном уровнях, внимания на проблеме «русской» и «российской идеи» (далее разведем эти понятия). «Источник силы или бессилия общества – духовный уровень жизни, а уже потом уровень промышленности»[3]; «…с гнилым дуплом дерево не стоит»[4].
Обоснование актуальности и методологии темы предполагает постановку ряда акцентов, т. е. выделение важного, существенного:
1. Русская идея должна постоянно соотноситься с российской идеей, поскольку славянский (русский) этнос естественно-исторически возник и развивался в глубоком единстве с другими этносами России (не обойти в связи с этим евразийскую концепцию и ее критический аспект). Сказанное не только актуализирует тему, но и вторгается в методологию анализа проблемы русской идеи, о чем пойдет разговор далее. Но замечание А. И. Солженицына по этому поводу следует упомянуть уже здесь: «И "российский" и "русский" – имеет каждое свой объем понимания. В нашем многонациональном государстве оба термина имеют свой смысл и должны соблюдаться»[5].
2. Проблема национальной русской идеи не может рассматриваться статично, поскольку она органично связана с историей России, ее социальной динамикой, сложнейшей, многогранной, уникальной и вариативной судьбой. Дистанцируясь от апологии и «розовости» в отношении русскости и России в целом, солидаризируемся с Ф. И. Тютчевым (как бы тривиально это ни звучало), с его любовью к России, которую умом не понять, аршином общим не измерить[6], и с М. Ю. Лермонтовым, с его «странной любовью» к отчизне. Гипотеза состоит в том, что, зародившись в глубинах теории «Третьего Рима», национальная русская идея претерпела весьма противоречивую эволюцию, а духовный облик ее субъектов постепенно в XV–XIX веках деформировался, что частично подготовило ослабление духовности народов России и самой русской национальной идеи до 1917 года и в последующем[7].
3. Усеченная, обедненная интерпретация русской идеи как только феномена национального сознания и самосознания, т. е. как сугубо идеального феномена, некорректна. Русская идея выражает и бытие, и сознание русского народа, его историю и национально-психологические черты, а российская идея – бытие и сознание, историю и национальный характер русского и других народов России в органическом единстве.
Научно-теоретический аспект
Проблема русской идеи глубоко интересовала и волновала большинство русских религиозных философов. Их труды, особенно XIX и XX веков, многоплановы и многозначительны, масштабны и всеохватны. Все они, так или иначе, интегрированы в судьбу России, ход ее исторического развития, особенно в периоды защиты отечества, крутых поворотов в ее истории.
Неслучайно оценки русской идеи глубоко впечатляют. Сошлемся предварительно на воззрения И. А. Ильина и Н. А. Бердяева, весьма необходимые для введения. Бердяев определял русскую идею как основную проблему русской теоретической мысли и публицистики. «Русская мысль, – писал он в «Русской идее», – русские искания начала XIX и начала XX века свидетельствуют о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа»[8].
И. А. Ильин, солидаризируясь, по сути, с Бердяевым, подчеркнул в статье «О русской идее», что «она (русская идея. – В. Г.) не выдумана мною. Ее возраст есть возраст самой России»[9]. В этой же статье Ильин определяет главное в русской идее: она выражает «русское историческое своеобразие и в то же время – русское историческое призвание», а также «…. указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь…..». Русская идея, по Ильину, – это «творческая идея России» (курсив мой. – В. Г.)[10].
Итак, «русская идея» интегрирует историософские проблемы, касающиеся России и русского народа. Вне России немыслимо понимание места и роли русской идеи, так же как русская идея живет и здравствует в органическом единстве с Россией, ее историей и судьбой.
В связи с этим поражают как минимум два фактора: определенный обход в гуманитарном образовании проблемы русской идеи; недооценка, а подчас и принижение русской религиозной философии.
Между тем понимание глубинной сути многих героических и трагических событий в истории России невозможно без акцента на идейной мотивации русских людей, отдававших свои жизни за Отечество. Примеров великое множество. Назову лишь некоторые, имея в виду конкретные национально-исторические мотивы, подвигавшие их на самоотверженные действия: схватка с татаро-монголами во имя развенчания мифа об их непобедимости (1380); спасение Руси от нашествия польско-шведских интервентов (XVI в.); национальная идея спасения России в 1812–1814 годах, увенчавшаяся разгромом сильнейшей в те времена армии Наполеона Бонапарта; вершина торжества русской (российской) национально-исторической идеи в победе над германским фашизмом.
Относительное абстрагирование в ходе изучения этих и других событий от национально-идейной мотивации не просто затрудняет ход исторического познания, но совершенно очевидно девальвирует и деформирует учебно-познавательный процесс в целом.
Теперь кратко о другом факторе, который, несомненно, актуализирует проблему русской идеи. Поставим вопрос так: что происходит многие годы (с 90-х годов, о советском времени говорить не будем) с изучением истории русской философии, приобщением к этому значительному феномену отечественной духовной культуры миллионов россиян, прежде всего студенческой молодежи? С одной стороны, такая постановка вопроса может показаться странной. Ведь в России издано огромное количество первоисточников, трудов русских философов XIX–XX веков. Написаны и пишутся монографии и статьи по этой проблематике. В государственных университетах плодотворно работают кафедры истории русской философии.
Однако, с другой стороны, продолжается и, как мы полагаем, углубляется консервативное направление в этом вопросе, причем тенденциозно завуалированное. Программы вузов России (госуниверситеты можно пересчитать по пальцам) твердо, определенно и, видимо, на многие годы исключают изучение русской философии. Парадоксально, что приобщение россиян к таким областям отечественной культуры, как музыка, художественная литература, живопись, наука, чудовищно контрастирует с плохим освоением одной из важных областей нашей культуры – русской философии. Если во Франции трудно найти образованного француза, не имеющего понятия о Вольтере, Жан-Жаке Руссо, Рене Декарте и других мыслителях, в Германии мало тех, кто ничего не слышал о Гегеле, Канте, Шеллинге, Фихте, в Англии вряд ли найдется интеллигент, ничего не знающий о Томасе Море, то в России миллионы опрошенных вытаращат глаза, если их спросят о Соловьеве, Бердяеве, Флоренском, Лосском, Франке, Хомякове, Леонтьеве и других русских мыслителях.
Но дело не только в этом. Среди ученых-гуманитариев встречаются не просто скептики в отношении изучения русской философии, но «яростные» недруги, пытающиеся теоретически доказать, что уровень русской философии низок, что она неконкурентоспособна в сравнении с западной философией, и презрительно отвергающие целесообразность ее изучения. Сошлюсь на книгу П. А. Сапронова, в которой автор не оставляет живого места в оценке русской философии[11]. П. А. Сапронов лишает русскую философию и философичности, и религиозности.
Аргументация П. А. Сапронова, на мой взгляд, неубедительна, тенденциозно выборочна, противоречива и вместе с тем весьма категорична. «Отечественные мыслители философами не являются, – выносит свой приговор автор, – и читать их тексты, так же как трактаты и тексты Декарта, Канта или Гегеля, означает повергнуть их в философское небытие»[12].
А далее следует категоричное резюме, претендующее на «типологическую характеристику»: «Русская философия вовсе и не философия, а публицистика, мифология, некая внерелигиозная конструкция. Строго говоря, никакой, кроме западной философии, не существовало и не существует» (?!)[13]. И, наконец, завершающий перл: «…. русская философия предпочла для себя бытие… в том очень ограниченном по своим возможностям интеллектуальном пространстве, которое остается еще раз обозначить как склонную к мифологизированию публицистику…»[14]
Но вот П. А. Сапронов издает новую книгу[15]. Сразу же возникает вопрос: изменилась ли концептуальная направленность нового труда по сравнению с изданным в 2000 году? Ознакомившись с новым творением, мы делаем заключение: концептуальная направленность авторской позиции не изменилась, но ее обоснование расширилось. Как бы продолжая низвергать «громы и молнии» на русскую философию, автор вновь вопрошает: «…так чем же была наша религиозная философия, если, строго говоря, ни к религиозной, ни к философской мысли ее отнести нельзя»[16] (курсив мой. – В. Г.).
Завершая комментарий, подчеркну, что негативизм в адрес русской философии некоторых современных авторов девальвирует не только русских философов XIX–XX веков, но и тех специалистов по русской философии, которые в наше время представляют убедительную контраргументацию попыткам лишить русскую философию религиозно-философского статуса[17].
И последнее. В связи с принижением русской философии на фоне западной философии скептикам следует ознакомиться с новейшими оценками отношения западной философии к русской философии. Приведу выдержку из научного сообщения доктора философских наук, профессора М. А. Маслина, заведующего кафедрой истории русской философии МГУ: «Внимание к русской философии на Западе (приводится большой список трудов о русской философии западных специалистов. – В. Г.) является свидетельством того, что ее ценности заняли определенное место в современном западном сознании. Наиболее значительным изменением в западной истории русской философии в последнее время стал отказ от ложного мнения о неинституциональном характере русской философии. Это выразилось в появлении монографий, посвященных специализированной профессиональной философии в России. Данной проблематике посвящены работы А. Хаардта (A. Haardt), М. Ден (M. Deen), Э. Ван дер Звеерде (E. Van der Zweerde) и др.[18]
Подчеркну еще раз: скептическое отношение к русской философии – это удар по проблеме русской идеи. Скептицизм в отношении русской философии девальвирует проблему русской идеи. Мы сошлемся предварительно лишь на небольшую часть тематических исследований русских мыслителей, в которых проблемы русской идеи анализируются в контексте проблем отечественной религиозной философии: «Русская идея», «Национальный вопрос в России» (В. С. Соловьев); «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX – начала XX веков», «Душа России», «Судьба России» (Н. А. Бердяев); «Наши задачи: статьи 1948–1954 гг…» (И. А. Ильин); «Будет ли существовать Россия?» (Г. П. Федотов); «Характер русского народа» (Н. О. Лосский); «Русская идея в кругу писателей и мыслителей русского зарубежья» (группа авторов); «Русский вопрос к концу XX века» (А. И. Солженицын); «Русская идея и ее творцы» (А. Гулыга); «Тайна России. Русская идея» (М. В. Назаров)[19].
Итак, тенденция девальвации истории русской философии в гуманитарной науке с последующим искажением проблемы русской идеи в обществознании, безусловно, актуализирует представленную тему.
Духовно-нравственный аспект
Отнесение проблемы русской идеи на периферию общественного сознания, тем более изгнание ее из идеологии и гуманитарной науки грозит России многими бедами. Прежде всего, формирование и развитие духовного базиса личности, христианского мировоззрения, его православной ветви, немыслимо за порогом национальной русской идеи. Ядро русской идеи – православное христианство. Оно же – фундаментальная основа духовной культуры человека, его высоконравственного бытия.
Тяжелые формы аморализма в сегодняшней России (повальная коррупция, разгул киллерства, антинациональный бизнес и т. д.) порождены бездуховностью, моральной деградацией многих соотечественников. По Ф. М. Достоевскому, нет Бога – все дозволено, а этические ценности, прежде всего совесть, глохнут у атеистов и богоборцев[20]. Что же может нравственно оздоровить и сплотить народ? По какой магистрали наиболее эффективно пойдет духовно-нравственное возрождение нации?
Исторический опыт России и ряда европейских стран свидетельствует о консолидирующей и нравственно мобилизующей роли национальных идей на крутых поворотах исторического развития. Но этот же опыт утверждает априорный принцип эффективности национальной идеи: она должна становиться на ноги задолго до социального экстремала. Речь идет о стабильном внедрении в сердца, умы и души людей национально-исторических идеалов, социально и духовно значимых целей и планов, о заблаговременном приобщении масс к судьбоносным задачам, неизбежно рано или поздно встающим перед отечеством. Даже в тех случаях, когда национальная идея «вспыхивает» внезапно (вероломное неожиданное нападение фашистской Германии на Советскую Россию), она тем эффективнее работает, чем глубже сформировано национально-патриотическое сознание населения до социально-политического взрыва, угрожающего судьбе страны.
Иными словами, внимание к формированию и развитию национально-исторической идеи должно быть в центре социума, как норма его бытия.
Другое дело, что национальные идеи дифференцируются: до взрыва и после оного. До взрыва национальная идея как бы предуготавливает кульминацию. Ее содержание потенциально значимо, включая социально-психологический настрой, способный реализоваться, когда гром грянет как бы с ясного неба. Суть настроя – такая любовь к Отечеству, при которой человек, осознавая свои слабости и грехи, тем не менее полон решимости отдать все свои силы и, если потребуется, жизнь для его сохранения и спасения. Быть может, правомерно квалифицировать подобный настрой как истинный патриотизм. Без него не может быть реальной ни потенциальная, ни реализуемая национальная идея. Для России неизменная доминанта национальной (русской) идеи – православие. Без него анализ проблемы национальной идеи противоестествен и антиисторичен.
Идеологический аспект
Проблема русской идеи – объект острой идеологической борьбы между Россией и Западом (об этом речь далее). Главный смысл этого противоборства в противостоянии России извращенной трактовке ее истории. Поэтому, строго говоря, в данном случае речь не идет о столкновении западных и российских идей, и термин «противоборство» здесь в содержательном плане неадекватен, ибо Россия защищается, опровергая клевету в адрес русского народа и его истории.
Почему и как извращается история России? Кратко скажем о мотивации западных, особенно американских, идеологов. Развернувшаяся в последние годы тенденция окружения России военно-стратегическими структурами обосновывается угрозой миру и демократии со стороны Российской Федерации. Военно-политологические концепции давно уже дискредитированы не только в Европе, но и частично в США, и населением Запада серьезно не воспринимаются, поэтому актуализировались теоретики, «специалисты» по России. При этом акцент четко выражен: доказать современную опасность России и русских фундаментальными концепциями социально-исторических корней России. По их мнению, истоки русского экспансионизма, шовинизма и даже панславизма заключены (?!) в теории «Москва – Третий Рим» и связанной с ней русской идеей.
Поскольку и в самой России, как упоминалось выше, есть немало противников русской идеи, не понимающих ее глубинного и перспективного смысла, актуальность критики идеологических диверсий против русской идеи возрастает. Дело в том, что ряд работ американских специалистов по России переведен на русский язык, и многие читатели могут воспринимать их как содержащие истину. Поэтому обращение к проблеме русской идеи актуально как никогда.