Вы здесь

Русофобия: антироссийское лобби в США. Глава 1. Политика США в отношении России после событий 11 сентября 2001 года (Андрей Цыганков, 2002)

Глава 1

Политика США в отношении России после событий 11 сентября 2001 года

Если бы какой-нибудь серьезный мыслитель практически в любой момент периода с 1947 по 1991 год выдвинул предположение о том, что США могли бы построить стратегические отношения с Россией, но им следовало бы отказаться от таких отношений, такого человека сочли бы в лучшем случае заблудшим, а в худшем случае – слегка безумным. И все же сегодня это произошло. Загадка такова: какие силы способствуют демонизации России, какие силы работают на изоляцию России, на ее отчуждение от Запада и на то, чтобы относиться к ней как к врагу?

Gary Heart. National Interest Journal, апрель-май 2007 года

1. Возможности развития американо-российских отношений после событий 11 сентября 2001 года

Исторически существуют по меньшей мере три способа организации отношений с Россией: взаимовыгодное партнерство, ограниченное взаимодействие и сдерживание. Концепция партнерства подразумевает полномасштабное сотрудничество на основе общих интересов. После окончания «холодной войны» перспективы американо-российского партнерства выглядели многообещающими, но вскоре проявившаяся и все возраставшая разность ожиданий вызвала новую напряженность в американо-российских отношениях2. Если Россия ожидала от США обширной помощи в реформировании своей экономики, то Запад был заинтересован прежде всего в уменьшении исходившей из региона ядерной угрозы. Резкое падение российской экономики также произвело в США впечатление того, что Россия как слабое государство будет менее энергично отстаивать свои национальные интересы и согласится следовать внешнеполитической программе Вашингтона, однако Россия вскоре потребовала равного к себе отношения. Новая возможность построить взаимоприемлемое партнерство представилась после террористических ударов по США 11 сентября 2001 года. В то время две страны, казалось, проявили готовность сотрудничать в борьбе с терроризмом, в противодействии распространению ядерного оружия, в развитии энергетики и в деле укрепления международных политических институтов. Оставив «холодную войну» в прошлом, две страны, чьи важные интересы сближались, получили возможность развить свои отношения в стратегическое партнерство и военный союз.

Лидеры Запада после падения Берлинской стены, в общем, взяли более сдержанный курс на ограниченное взаимодействие с Россией. Они распространяли на Россию некоторые символические формы признания, такие как предоставление России членства в «Большой семерке», но воздерживались от более серьезных обязательств по трансформации посткоммунистических экономических и политических институтов. Ограниченное взаимодействие предусматривало сотрудничество по некоторым вопросам и соблюдение отдельных заранее установленных поведенческих ограничений. Это взаимодействие не было направлено на углубление текущего уровня отношений и не распространялось на другие важные сферы. Оно не отрицало конкуренции и соперничества. Именно таковы по своей природе современные американо-российские отношения. Две страны продолжают сотрудничать в обмене разведывательной информацией, они достигли также некоторого взаимопонимания по вопросу ограничения ядерных программ Северной Кореи и Ирана. В остальном США и Россия оказываются союзниками или соперниками в зависимости от того, о каких вопросах идет речь. Две страны не являются врагами, но эта странная смесь сотрудничества и соперничества служит еще одним свидетельством отсутствия ясности в отношениях США с Россией[1].

Можно представить и новое сдерживание России – подход, который приведет к свертыванию уже существующих отношений между США и Россией, блокированию новых форм сотрудничества и даже сомнению в самой легитимности российского государства и его политической системы. И, хотя этот подход никогда не получал воплощения в политике США, у него есть сторонники в американском политическом классе. Призывы к исключению России из «Большой восьмерки», разрыву ее связей с другими институтами Запада, запрету частных инвестиций в российскую экономику и к признанию независимости отделивших от России территорий (Чечни) слышатся от разных представителей американского истеблишмента3. Такие призывы равносильны политике сдерживания России или возврату к состоянию «холодной войны» между США и Россией.

2. От партнерства к ограниченному взаимодействию

События 11 сентября и попытки США построить партнерские отношения с Россией

Трагедия 11 сентября 2001 года произошла на территории США, но в России ее восприняли с огромным сочувствием, рассматривали как чрезвычайно драматичное и опасное событие. К тому времени Россия уже перенесла несколько террористических вылазок. Многие россияне инстинктивно испытывали сочувствие к США и распространили свою поддержку на народ и правительство этой страны. Президент Владимир Путин одним из первых позвонил президенту Джорджу У. Бушу и выразил свою поддержку, пообещав выделить важные ресурсы на помощь Америке в ее борьбе с терроризмом. Несмотря на сомнения политического класса и нескольких слоев общества4, Путин предложил широкую поддержку американским действиям в Афганистане, в том числе обмен разведывательной информацией, открытие воздушного пространства России для американских самолетов, выполняющих доставку грузов из США в Афганистан и из Афганистана в США, участие в поисковых и спасательных операциях, сплочение государств Центральной Азии вокруг дела, которое вершила в Афганистане Америка, и вооружение сил, сражавшихся против талибов в Афганистане.

Когда ужасающие террористические вылазки начали создавать новую социальную и политическую атмосферу в международных отношениях, возникла важная возможность установления партнерских отношений между США и Россией. Эта возможность во многом походила на ту, что представила угроза, исходившая когда-то от нацистской Германии, когда мировой порядок столкнулся с опасностью уничтожения и угнетения экспансионистским режимом Гитлера. Движимое чувством опасности, новое американо-российское сотрудничество могло постепенно выйти за рамки борьбы с терроризмом и распространиться на другие жизненно важные вопросы международных отношений вроде проблем нищеты, энергетической безопасности, политической нестабильности и распространения оружия массового уничтожения. Если бы бывшие противники по «холодной войне» оставили, наконец, былую вражду в прошлом, экономические и политические выгоды их сотрудничества намного превзошли бы издержки такого союза.

Первые сдвиги, произошедшие после террористических ударов по США, обнадеживали. Буш ответил на сделанное Путиным предложение помощи указанием на изменение восприятия России в США. До того времени администрация Буша не предвидела никаких прорывов в отношениях с Россией. Администрация Буша сделала достоянием гласности арест работавшего на русских агента ФБР Роберта Хансена, а после этого выслала из США пятьдесят российских дипломатов. Администрация угрожала прекратить всякую экономическую помощь, за исключением проектов, связанных с нераспространением ядерного оружия, и через министра обороны Дональда Рамсфельда обвинила Россию в распространении ядерных материалов и технологий производства ядерного оружия. Кондолиза Райс, советник Буша по вопросам национальной безопасности, еще в феврале 2001 года настаивала на том, что Россия является угрозой для Америки и ее союзников в Европе. После 11 сентября 2001 года Америка стала проявлять все большую готовность к тому, чтобы рассматривать Россию как равную США державу и как потенциального стратегического партнера в глобальной войне с терроризмом, а не как угрозу или зависимую страну. Доброжелательным личным отношениям между лидерами США и России, уже установившимся после их встречи в столице Словении Любляне летом 2001 года5, предстояло крепнуть в результате переосмысления национальных интересов. Убежденный в том, что «старые подозрения уступают место новому взаимопониманию и уважению», президент Буш теперь считал, что США и Россия как «союзники в войне с терроризмом» идут к «новому уровню партнерства»6.

Это вновь возникающее восприятие России начало формировать отношение Вашингтона к нескольким темам, имевшим первостепенное значение для России, – к вопросам Чечни, сущности российской политической системы, военной и энергетической безопасности. В Белом доме стали проявлять большую чуткость к доводам России относительно войны в Чечне – части глобальной борьбы с терроризмом. В политических кругах Вашингтона многие продолжали называть чеченских террористов «повстанцами», требовавшими, чтобы Россия вела с ними «переговоры» о мире7, но Буш подошел к проблеме по-другому. Например, когда в октябре 2002 года чеченские диверсанты угрожали взорвать один из московских театров и взяли семьсот человек в заложники, Буш энергично поддержал Путина, а также принятое в Кремле решение штурмовать театр и разрешить проблему силовым путем. Если американские СМИ в подавляющем своем большинстве сосредоточили внимание на негативной роли российских властей в кризисе с заложниками, Буш настаивал на том, что «люди, вызвавшие эту трагедию, – террористы, взявшие заложников и создающие угрозу жизни других людей»8. Буш повторил свое убеждение в последующих заявлениях и сказал: «Террористам надо оказывать противодействие повсюду, где они сеют хаос и разрушение, в том числе и в Чечне»9. В целом Вашингтон снизил тон своей риторики в отношении нарастающих напряжений и нарушений прав человека в России и стал проявлять большую готовность к признанию попыток Кремля установить стабильность на Кавказе.

Примерно в это же время Буш выразил уверенность в приверженности России принципам демократического правления. Невзирая на хор критиков из западных правозащитных ведомств и экспертов10, Буш призывал к терпению и всячески демонстрировал уважение политическому пути, избранному Россией. Во время встречи с Путиным, состоявшейся в Кэмп-Дэвиде в сентябре 2003 года, Буш зашел настолько далеко, что одобрил «видение будущего России, которого придерживается президент Путин: России, где царит спокойствие, взаимопонимание с соседями и со всем миром, страны, в которой царят демократия, свобода и господство права»11.

Американо-российские отношения в сфере военной безопасности также улучшились. Усилия Путина, направленные на повышение безопасности и развитие борьбы с терроризмом, нашли отклик в Белом доме. Дополнительно к поддержке действий США в Афганистане против талибов Путин стремился построить новую структуру стратегического взаимодействия с США. Он считал решение Буша выйти из Договора об ограничении систем противоракетной обороны потенциально угрожающим, но в момент относительной слабости России и возникавшего доверия между двумя странами Путин решил перетерпеть ошибку Буша ради других целей России. Несмотря на настойчивые требования внутри России что-то предпринять по поводу такого демарша, Путин не противодействовал этому решению США, хотя такое противодействие серьезно осложнило бы Вашингтону создание систем противоракетной обороны в одностороннем порядке. При этом Путин не согласился с выводом Буша о том, что «Договор об ограничении систем противоракетной обороны мешает правительству США развивать способы защиты американского народа от будущих ракетных ударов со стороны террористов или какого-нибудь государства-изгоя»12. Путин рассматривал это решение Буша как «ошибочное», но его реакция была приглушенной и не носила угрожающего характера, хотя некоторые ожидания конфронтационного ответа существовали.

В какой-то момент российский президент даже проявлял интерес к вступлению в НАТО, и некоторые лидеры организации обозначили свою поддержку этой идеи. В конце 2001 года генеральный секретарь НАТО лорд Робертсон при поддержке президента Буша и премьер-министра Великобритании Тони Блэра выступил в защиту идеи наделения России статусом, равным статусу девятнадцати постоянных членов НАТО, в том числе правом вето на определенные решения. По оценке газеты The New York Times, этот план сулил «фундаментальный сдвиг в поведении существующей пятьдесят два года организации, которая была основана после Второй мировой войны специально для сдерживания военной мощи Советского Союза», и «полное партнерство России с западными демократиями»13. Важным шагом в данном направлении было создание на состоявшемся 28 мая 2002 года саммите НАТО нового совета НАТО – Россия для консультаций о принципах и действиях против общих угроз. Сделанная на этом саммите совместная американо-российская декларация стала высшей точкой быстро развивавшихся отношений двух стран. В декларации было заявлено: две страны «верят в то, что новые глобальные вызовы и угрозы требуют качественно новой основы американо-российских отношений», а США и Россия «достигают нового стратегического партнерства. Эра, в которой США и Россия рассматривали друг друга как врагов или стратегические угрозы, закончилась. Мы – партнеры и будем сотрудничать в деле продвижения стабильности, безопасности и экономической интеграции, совместного противодействия глобальным вызовам и помощи в разрешении региональных конфликтов»14.

Наконец, возникли планы далеко идущего американо-российского сотрудничества в энергетической сфере. Исполненный решимости Путин энергично подчеркивал позитивный потенциал новых американо-российских отношений. В частности, начиная с интервью газете The Wall Street Journal в феврале 2002 года Путин акцентировал внимание на одной из особенностей нашей страны: Россия является надежной альтернативой традиционным источникам нефти и природного газа на Среднем Востоке. Россия, не входящая в ОПЕК, – самый крупный экспортер нефти в мире. На Россию приходилось 10 % известных запасов нефти и 9 % ее мировой добычи. Однако в 2001 году российская нефть составляла лишь 1 % импортируемой США нефти15. Путин планировал увеличение добычи сырой нефти на 9 % в год, причем большая часть этой добываемой в России горючей жидкости была рассчитана на экспорт, и значительная доля этого экспорта предназначалась США. Последующие события показали существование усиливающих друг друга взаимных интересов в данном аспекте американо-российских отношений. В мае того же 2002 года президенты США и России на встрече в Москве подписали совместную декларацию о сотрудничестве в области энергетики. Затем в октябре 2002 года состоялась встреча в верхах по вопросам энергетики в Хьюстоне. На этом саммите российские должностные лица сообщили, что Россия может поставлять США миллион баррелей нефти в день в течение пяти лет. Журнал The Economist обобщил усилия того времени так: «Отношения Америки с Россией сегодня лучше, чем когда-либо после Второй мировой войны, и продолжают улучшаться»16.

Развал партнерства

Партнерству США и России не суждено было продлиться, и вскоре обнадеживавшие поначалу сдвиги обернулись возобновившейся конкуренцией по целому ряду вопросов. США не прибегли к политике сдерживания и не настаивали на разрыве отношений России с «Большой восьмеркой», НАТО или на прекращении иностранных инвестиций в российскую экономику. Некоторые элементы сотрудничества сохранились и расширились за счет обмена разведывательной информацией о терроризме, координации мер, направленных на нераспространение ядерного оружия и развития новых экономических связей. Тем не менее Вашингтон ушел от своего первоначального обязательства вывести отношения с Москвой на новый уровень сотрудничества. По мере того как ощущение угрозы, возникшее сразу же после событий 11 сентября, ослабевало, США вернулись к ожиданиям того, что Россия последует за их внешнеполитической программой.

На Кавказе готовность Вашингтона не противодействовать политике, проводимой в Чечне Россией (вызванная как поддержкой действий США в Афганистане со стороны Кремля, так и тем, что у «Аль-Каиды» имелись прочные связи в Чечне), вскоре уступила место возобновившимся подозрениям. Россию все больше начинали воспринимать как государство, стремящееся к ревизиям и экспансии. Уже в конце 2002 года появились кое-какие явные признаки того, что в Белом доме не готовы терпеть какие-либо инициативы России на Кавказе и намерены сотрудничать с Москвой только в том случае, если Россия будет следовать планам Вашингтона. Для Белого дома заявлять о решимости Америки вести охоту на террористов повсюду, где бы они ни находились, было одним делом17, а разрешать Кремлю делать то же самое – совершенно другим. Когда Россия обвинила соседнюю Грузию в предоставлении убежища террористам на своей территории и предупредила об ответных действиях, США встали на сторону Грузии. Неизвестный самолет атаковал отдаленный район Грузии на границе с Чечней, что стало нарушением суверенитета Грузии и привело к эскалации напряженности в регионе, причем представитель Белого дома Ари Флейшер публично обвинил во лжи Россию, отрицавшую свое участие в бомбежке территории Грузии18. Один из российских обозревателей в связи с этим заметил: «Похоже, союз с Россией вот-вот разрушится»19.

После 2003 года американо-российские отношения заметно ухудшились. США настаивали на «политическом решении» Россией чеченской проблемы, но под «политическим решением» в Вашингтоне имели в виду переговоры с теми, кого в Кремле считали террористами. США также преуменьшали значение связей чеченских террористов с «Аль-Каидой» и фактически сделали возможным предоставление политического убежища и освещения в СМИ деятельности людей, тесно связанных с чеченскими террористами20. После трагедии, связанной с осадой школы в Беслане, изменение отношения к России побудило президента Путина провести параллель между вылазками чеченских террористов в России и ударами, нанесенными «Аль-Каидой» по Америке 11 сентября. «Почему вы не встречаетесь с Усамой бен Ладеном, не приглашаете его в Брюссель или в Белый дом и не ведете переговоры, не даете ему то, чего он хочет, лишь бы он оставил вас в покое?» – спрашивал Путин21. США непреднамеренно, вследствие своего вторжения в Ирак или глобальной стратегии смены режимов, способствовали ухудшению и без того уже напряженных отношений российских властей с мусульманами. Вторжение в Ирак еще более затруднило попытки вовлечь в борьбу с терроризмом умеренных мусульман всего мира и вылилось в усиление поддержки исламистских радикалов в России22.

Россия, помимо этого, почувствовала иное отношение США к ее политической системе. Вместо рассмотрения России в качестве страны, нуждающейся в большей стабилизации как в ответе на затяжную экономическую депрессию и многие слабые места в обеспечении безопасности, Белый дом сосредоточился на критике не слишком сильной российской демократии. На предложения Путина усилить централизацию государства после кошмарной вылазки террористов в Беслане должностные лица США отреагировали выражениями беспокойства в связи с антидемократическими тенденциями в России и предупреждениями о том, что отклонение от демократических ценностей может нанести ущерб американо-российским отношениям. Сами США предприняли ряд шагов по консолидации государства в ответ на террористическую угрозу, например, приняли закон «О сплочении и укреплении Америки путем обеспечения надлежащими средствами, требуемыми для пресечения и воспрепятствования терроризму» («Патриотический акт»). Эти шаги вызвали в США волну критики и обвинений Белого дома в нарушении демократии и прав человека ради борьбы с терроризмом. Однако бывший в то время государственным секретарем США Колин Пауэлл резко призвал Кремль не допускать того, чтобы борьба с терроризмом «причиняла вред демократическому процессу, а президент Буш выразил озабоченность «принятыми в России решениями, способными подорвать демократию»23.

В соответствии со своей новой стратегией смены режимов США толкали все страны, ранее входившие в состав Советского Союза, к трансформации их политических институтов. США финансировали оппозицию и поддержали революции в Грузии, Украине и Киргизии24. В России, напротив, многие не понимали, каким образом поддержка революции могла помочь борьбе с терроризмом, и рассматривали так называемые «цветные революции» как события, имеющие по большей части дестабилизирующие последствия. Вместо вклада в дело строительства демократии эти революции усиливали у Кремля представление о том, что главной целью Вашингтона в России является, возможно, смена режима. Факт, при котором влиятельные элиты США поддерживали контакты с некоторыми российскими радикальными организациями вроде Национал-большевистской партии, одновременно усиливая давление на Кремль, требуя от него «демократизации» и уважения политических свобод, лишь способствовал укреплению этого впечатления25. Например, в апреле 2007 года Государственный департамент США опубликовал доклад, где резко критиковал политическую систему России и обещал разнообразную помощь «демократическим организациям», действующим в России. В ответ на такой поступок Кремль предпринял ряд оборонительных шагов. В России создали проправительственные, прокремлевские молодежные организации, деятельность западных неправительственных организаций и радикальной оппозиции ограничили, а США предупредили о недопустимости вмешательства во внутренние дела России.

Серьезно пострадали и отношения в сфере военной безопасности. В дополнение к выходу из Договора по ПРО США предприняли шаги по развертыванию своей военной инфраструктуры еще ближе к границам России, что вызвало новые подозрения в Москве. Несмотря на созданный Совет НАТО – Россия, две стороны снова стали относиться друг к другу как к потенциальным противникам, а не как к партнерам, и Вашингтон мало сделал для интеграции России в западные институты обеспечения безопасности или для ослабления тревог России. США не только не остановили две волны расширения НАТО, произошедшие вопреки противодействию России, но теперь работают над предоставлением членства в НАТО государствам, прежде входившим в состав СССР, таким как Азербайджан, Грузия и Украина. Российские должностные лица, например министр иностранных дел Сергей Лавров, предупреждали о том, что возможное вступление в НАТО Украины и Грузии вызовет грандиозный «геополитический сдвиг», способный заставить Москву «пересмотреть свою политику»26, но Вашингтон пренебрег этими доводами и оттолкнул Россию, потенциально ценного союзника27. В сложившихся условиях Россия расценила планы Вашингтона по развертыванию элементов системы ПРО в Польше и Чехии как отклонение от войны с терроризмом, а не вклад в эту войну. Отвечая на действия США, президент Путин пошел на объявление решения о моратории на Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), позволявшем России свободно перемещать обычные вооруженные силы по своей территории в ответ на предпринятые НАТО шаги, в Кремле могли рассматривать как потенциальные угрозы безопасности России.

Наконец, пространство, в котором две страны пытались установить партнерство в сфере энергетики, сузилось. Энергетическая стратегия России, предусматривавшая увеличение доли государства в энергетических компаниях, строительство трубопроводов во всех направлениях, повышение цен на энергоносители, поставляемые в зависящие от импорта нефти и газа соседние страны, движение к контролю над транспортной сетью бывшего СССР и координацию действий с другими производителями энергии, вызвала озабоченность американского политического класса. Такие его представители, как сенатор Джон Маккейн и вице-президент США Дик Чейни, сделали много заявлений, где указали на свою озабоченность новым «империализмом» России и энергетическим «шантажом» с ее стороны.

Так, в ноябре 2006 года сенатор Ричард Лугар произнес ключевую речь на саммите НАТО в Риге. В этой речи он зашел настолько далеко, что призвал к обновлению основной роли НАТО. Эта роль, по его мнению, должна включать обеспечение энергетической безопасности стран-членов альянса от действий России28. Вашингтон более не искал сотрудничества с Россией по вопросам энергетики, привычно начав осуждать российских руководителей за «использование энергии в качестве рычага давления на политику соседей»29. Ранее США построили альтернативный трубопровод Баку – Джейхан и теперь энергично убеждали потенциальных инвесторов и государств Центральной Азии в необходимости строительства трубопровода, идущего по дну Каспийского моря в обход России. В мае 2007 года Путин заручился у Казахстана, Туркменистана и Узбекистана обязательством увеличить поставки энергоносителей в российские трубопроводы, что еще более усилило опасения США.

В таблице 1.1 обобщены главные различия между двумя фазами американо-российских отношения после 11 сентября 2001 года.


Таблица 1.1 Восприятие России в США и политика двух стран после 11 сентября 2001 года.

3. Власть и культура как факторы, объясняющие изменения политики США

Существуют три важных объяснения того, что изменило политику США в отношении России. Первое объяснение указывает на структуру власти в современных международных отношениях и на роль США в международных отношениях. Второе объяснение акцентирует различия политической культуры Америки и России и восприятие этих различий. Третье объяснение заставляет искать ответ в существующих в США внутренних условиях.

Власть

Исследователи, изучающие американскую «однополярность» и гегемонию Америки, издавна отмечают подавляющую мощь, которой обладают США в международной системе30. Постепенно сложилась традиция, культивировавшая американское мировое господство и ставящая такое господство превыше всех прочих императивов31. В 2006 году некоторые должностные лица Белого дома заходили далеко и настаивали на том, что США действительно стали мировой империей, обладающей беспрецедентной мощью, превосходящей даже силу Древнего Рима. По этой причине они не видели более необходимости приспосабливаться к реальностям мира. «Теперь мы – империя, и когда действуем, то создаем нашу собственную реальность. И пока вы вникаете в эту реальность (а вы должны тщательно в нее вникать), мы снова предпримем действия и создадим новые реальности, которые вы тоже можете изучать. Вот так дела и идут. Мы – субъекты истории… а вам, всем вам, останется лишь изучать наши деяния»32. Многие ученые мужи неоконсервативных убеждений придерживаются сходного образа мыслей33. По их мнению, Россия просто не в состоянии жаловаться на политику США и требовать большей роли в мире. Должная оценка международного баланса сил или однополярное видение мира требовали, чтобы Москва стала зависимой от Вашингтона, а если Россия не согласна с такой ролью, ее надо заставить следовать за США34.

Доказательство, исходящее из структуры международной системы, привлекательно, так как США, несомненно, самая могущественная держава мира и благодаря своему могуществу в состоянии формировать политику других государств. Впрочем, учитывая быстро растущую материальную мощь таких стран, как Китай, Индия и более медленный материальный рост России, говорить об однополярности подобной системы было бы некоторым преувеличением. Кроме того, даже если однополярность и существует, она является просто объективным условием материальной мощи, что само по себе не предопределяет необходимости проводить имперскую или гегемонистскую политику.

Диктат – не мудрое и слишком дорогое дело, ибо имеет свойство отталкивать союзников, при том что поставленных целей зачастую можно достичь более мягкими, дипломатическими средствами. Если жесткую власть используют мягко, однополярность может стимулировать сотрудничество, привлекая союзников. Мир и международная стабильность могут таким образом стать результатом осуществления Америкой «мягкой власти» и ставки Америки на образ страны, доброжелательно работающей на стабилизацию положения и являющейся честным посредником в мировых делах35. В этом случае держава-гегемон не отталкивает крупные региональные державы своим бесчувствием, а дает им важные ставки в международной системе.

Россия, подобно Китаю и Индии, в состоянии взять на себя важные обязательства по поддержанию мира и стабильности в Евразии. Статус США как гегемона не надо превращать в политику диктата условий российскому руководству. Партнерство, возникшее сразу же после событий 11 сентября 2001 года, в этом случае имело бы сильные шансы на сохранение и развитие. С другой стороны, попытки достичь лидерства в мире и удерживать его без поддержки России тщетны и вряд ли продлятся долго. В объяснении неспособности США ухватить возможность сотрудничества с Россией в парадигме власти, по-видимому, отсутствует анализ политических и культурных отношений американских должностных лиц и политического класса.

Российская культура и политика

Прежде чем рассматривать отношение американцев, важно рассмотреть еще одно объяснение изменения подхода США к России. Оно связано с доводом об однополярности, но выходит за рамки обвинения Москвы в непонимании реальностей американской власти в мире. Это объяснение отстаивает отношение к России как к экспансионистскому государству, а не как к нормальному государству или государству, соблюдающему общепринятые правила поведения на международной арене. Консервативным представлениям о русской угрозе свойственно сосредотачивать внимание на политической культуре России в целом36, тогда как в более либеральных интерпретациях ответственность за «антизападную» политику России возлагают на кремлевских руководителей37. Сторонники обоих подходов скептически относятся к способности Москвы добровольно сотрудничать со странами Запада. Вместо сотрудничества от России как от государства, стремящегося к пересмотру мирового порядка и международных отношений, ожидают того, что она использует имеющиеся у нее возможности для срыва планов гегемонистских планов Америки. Таким образом, Россия представляет угрозу американским интересам, и ее надо либо сдерживать, либо в корне трансформировать. Диктовать России условия не только возможно, но и действительно необходимо, поскольку это единственный понятный русским язык38. Если такое рассуждение верно, то партнерство с Россией после событий 11 сентября 2001 года было обречено с самого начала, а творцы американской политики проявили бы мудрость, отказавшись от поиска любых общих решений, взамен оказывая жесткое сопротивление поползновениям России на власть.

Этот довод неточно изображает Россию, а выводимые из него рекомендации сдерживать или наказывать Москву нереалистичны. Вместо того чтобы представлять Россию как экспансионистское государство, важно понять, что исторически, по меньшей мере со времен Петра Великого, поведение России формировало ее взаимодействие с Европой, а после Второй мировой войны – с Западом в целом. Западная цивилизация сыграла особенно важную роль в создании системы смыслов для России, системы, с помощью которой она отстаивала свои внешнеполитические решения39. Таким образом, Россия всегда реагировала на поведение стран Запада. В периоды, когда Россией управляли прогрессивные руководители, страна проявляла готовность устанавливать дружественные отношения и сотрудничать с Западом, а не вступать с ним в конфронтацию.

Приведенный выше анализ указывает на то, что после событий 11 сентября 2001 года Путин предпринял достаточно серьезные шаги к налаживанию отношений с США. Первые сделанные Путиным оценки стратегических угроз не были обусловлены антиамериканизмом, в котором его часто обвиняют. Президент России подчеркивал угрозы, вызванные экономической отсталостью и терроризмом, и, подобно многим лидерам Запада, считал терроризм угрозой для самой системы современных международных отношений.

Корректировка курса России в сторону более настойчивой защиты собственных интересов и усиления критики нынешней роли США в мире произошла после так называемых «цветных революций» и новой волны расширения НАТО. Новый язык Кремля начал формироваться в 2004–2005 годах и нашел полное выражение в речи, которую Путин произнес в январе 2007 года на мюнхенской конференции по безопасности. Теперь Кремль стал резко критически относиться к США, но этот сдвиг в значительной степени стал следствием их политики, игнорировавшей беспокойство России и ее интересы в области безопасности. Стиль, в котором США вели войну с терроризмом, и усилия США, направленные на подрыв геополитических позиций России в Евразии, заставили Кремль провести переоценку его поначалу проамериканской политики40.

Попытки возложить вину за развал сложившейся после 11 сентября 2001 года коалиции на одну Россию в лучшем случае недостаточны, в худшем – вводят в заблуждение, а рекомендации сдерживать или наказывать Москву как раз контрпродуктивны. Такие меры вряд ли «дисциплинируют» Россию, сохраняющую способность сопротивляться давлению извне. Вопреки ожиданиям и расчетам столь сильное давление, вероятно, приведет к усилению русских националистов и еще сильнее оттолкнет Россию от Запада. Расширение НАТО, а также военное вмешательство в Косово и вторжение в Ирак уже нанесли свой ущерб. Бескомпромиссные националисты в России будут лишь благодарны западным ученым и политикам-«ястребам» за весомую помощь в построении представления об американской угрозе.

Американская культура

В действительности ответственность за оформление современной внешней политики США лежит на американской культурной и религиозной традиции. Ученые на Западе изучают долговременное воздействие характерных для Америки националистических ценностей и глубоко укорененного в сознании американце представления о «цивилизаторской миссии» Америки на поведение США на международной арене41. Этот довод пользуется популярностью и в России, где он нашел сторонников в научной среде, а также в политическом сообществе42.

Это весьма сильная точка зрения, служащая важным дополнением к описанному выше подходу, основанному на соображениях власти. Такая культурная перспектива указывает на исторические корни политических идей и решений и помогает понять преемственность американской внешней политики, не давая, впрочем, исчерпывающего объяснения всем нюансам. По меньшей мере некоторые «культурологические» интерпретации внешней политики США рассматривают национальную культуру и системы восприятия как раз и навсегда данные, а не переменные факторы, упуская из виду, что любая политика – постоянно развивающийся продукт взаимодействия идей и действий. В реальности любая идея хотя и является продуктом культуры, но никогда адекватно или верно не представляет культуру в целом; идея представляет один аспект культуры, отрицая или переформатируя другие ее аспекты. Местные культуры – не однородные, совершенно, раз и навсегда установленные и неизменные сущности. Люди, принадлежащие к одной культуре, в разное время могут по-разному реагировать на сходные идеи.

Американская культура выработала не один, а много способов осмысления мира, и ученые выявили несколько влиятельных школ, существующих в американском мышлении о международных отношениях. Представители разных школ, существующих в американской элите, по-разному реагируют на мир, и их реакции со временем и по мере изменения культурной идентичности43 представителей элиты развиваются. В процессе включения в США реакции на события 11 сентября эта конкуренция в американской культуре сыграла исключительно важную роль в определении направления действий США на международной арене. Например, несомненно, что если бы на выборах 2000 года победу одержал не Джордж У. Буш, а Эл Гор, политика США после 11 сентября была бы совершенно другой. Вероятно, в таком случае решения о военном вторжении в Ирак и о развертывании элементов системы ПРО в странах Восточной Европы не могли быть приняты. Только эти два различия могли сделать иной и политику России.

4. Внутренняя политика, особые интересы и антироссийское лобби

Привлекательное объяснение сдвига в политике США в отношении России должно включать учет внутриполитических обстоятельств в формировании внешней политики США. Один из аспектов внутриполитической ситуации содержит действия особых интересов, различных лобби и этнических групп, традиционно играющих важную роль в формировании политики США. Столь же важным представляется изучение структуры и возможностей антироссийского лобби.

Политический вакуум

Лоббистские группы действуют в условиях ограниченной свободы и получают возможность оказывать влияние в случаях, когда среди высших должностных лиц возникают разногласия по важным вопросам политики. Когда нет сильного лидера, способного преодолеть эти разногласия, лоббистские группы могут оказываться особенно близко к тому, чтобы оказывать влияние на ключевые решения. Политика США в отношении России – проблема, вызывающая разногласия среди высших должностных лиц, и влияние президента на эту проблему слабо45. Раскол по российским вопросам наблюдается также в высшем эшелоне власти и является причиной непоследовательности политики, которую проводят США в отношении России.

Люди, группировавшиеся вокруг вице-президента США Дика Чейни, считали, США должны препятствовать попыткам России отстаивать свои интересы, поскольку такая политика России бросала вызов самим основам миссии Америки в мире, а эта миссия заключалась в достижении подавляющего глобального превосходства США, в продвижении институтов западного типа по всему миру. Этой группе политиков противостояли президент Буш и государственный секретарь Кондолиза Райс, считавшие, что, сотрудничая с Россией по множеству вопросов, они добиваются постепенного прогресса, и самое лучшее в таком случае – не делать трагедии из становившихся все более громкими требований Кремля предоставить России больше влияния в международной системе. Как однажды заявила Райс, «сегодня США и Россия конструктивно работают над многими вопросами, представляющими взаимный интерес… и мы полны решимости помнить об этом даже в тех случаях, когда из России доносятся неразумные и безответственные заявления»46. Поглощенные проблемой нестабильности в оккупированном Ираке, творцы американской политики не находили времени для того, чтобы сосредоточить свое внимание на укреплении отношений с Россией. Этот-то политический вакуум и смогли заполнить антироссийские лоббистские группы, выдвигавшие жесткие требования. Поскольку в Америке практически нет пророссийского лобби, влияние антироссийского лобби оказывается особенно сильным.

Антироссийское лобби

Антироссийское лобби (далее буду называть его просто «лобби») в американской политике появилось в начале ХХ века и консолидировалось в период холодной войны. Это лобби представляло рыхлую коалицию нескольких влиятельных групп, самой важной из которых была группа военных «ястребов», или сторонников американской гегемонии в мире, которые вели «холодную войну» не для того, чтобы сдерживать СССР как врага, а для уничтожения СССР всеми имеющимися средствами. Как минимум некоторые из этих людей вполне понимали, что их подлинной целью была Россия, а не ее коммунистический режим, который они считали в принципе прогрессивным48. Некоторые из них в 70-х годах выступали за нанесение ядерного удара по России. Важную часть этой группы составляли люди, входившие в ядро Комитета по текущей угрозе и «группы Б», которые давали крайне преувеличенные оценки советской угрозы49. Второй группой были «ястребы»-либералы или организации, созданные после Второй мировой войны и ставящие перед собой задачу защиты свободы и прав человека во всем мире. Впрочем, со временем первоначальные задачи таких организаций, как Freedom House и Human Rights Watch успешно трансформировались в орудия борьбы с Советами50. Третьей группой, входившей в антироссийское лобби, стали выходцы из стран Восточной Европы или люди, бежавшие от советской системы и из стран Варшавского договора, и теперь мечтавшие разрушить Советский Союз, считая такое уничтожение последним, крайним способом завоевания независимости народами стран, откуда им пришлось бежать.

Эти очень разные группы свела вместе миссионерская вера в мировое превосходство США и американской идеологии, а также ненависть к советской системе. Ее они в то время оправданно воспринимали как важнейшее препятствие становлению американоцентричной международной системы. Многие члены лобби никогда не верили в возможность трансформации советской системы, а после того, как такая трансформация наконец свершилась, эти люди никогда не верили в намерения новой России и ее руководителей. Борьба, которую они вели в годы «холодной войны», внушила этим людям ненависть не только к советской империи, но к любой политической системе, если ее могут создать русские, до тех пор пока такая система представляла вызов лидерству и гегемонии Америки в мире. Хотя постсоветская Россия 90-х годов ХХ века находилась в плачевном состоянии (ее население обнищало, экономика лежала в руинах, а российские руководители отчаянно выпрашивали у Запада совета и помощи), лобби было озабочено возрождением России. Объединяющим такие тревоги сюжетом стала русофобия, а также успешная стратегия сплочения сторонников, мобилизации СМИ и продвижения антироссийских политических планов.

Русофобия и ее мифы

Под русофобией я понимаю страх перед политической системой России, которую считают несовместимой с интересами и ценностями Запада в целом и США в частности. Этот страх проявляется в различных невыдержанных и гипертрофированно искаженных формах критики России. В русофобии есть три ключевых мифа, связанных с национальным вопросом, политической системой и внешней политикой России. Эти мифы обобщены в таблице 1.2. Во-первых, русофобы всегда видят в России империю, угнетающую другие нации и народности. Во-вторых, русофобы неизменно изображают Россию как автократию, презирающую права граждан и сосредотачивающую экономические и военные ресурсы в руках государства в ущерб гражданским свободам. В-третьих, в любых условиях и обстоятельствах русофобы с подозрением относятся к внешней политике России, особенно к любым попыткам перестроить отношения со странами Запада. Какие бы независимые действия ни предпринимала Россия, лобби наверняка воспримет эти действия как отражение обусловленных российской культурой экспансионистских амбиций России, а не как законную защиту национальных интересов. Таким образом, в политическом отношении Россия была, есть и, если Запад ничего не сможет с этим сделать, останется автократической и антизападной империей. Столкновение с нею – императив, а не роскошь.

В числе примеров русофобских заявлений можно упомянуть утверждения о том, что для Запада Россия опаснее «Аль-Каиды». Например, видный американский историк польского происхождения Ричард Пайпс в интервью итальянской газете Corriere della Serra заявил, что для Европы Россия может быть опаснее исламистской угрозы и бен Ладена. Пускай постсоветская Россия отказалась от своей коммунистической идеологии, она стремится восстановить свой статус великой державы новыми средствами и потому остается, по мнению Пайпса, написавшего ряд важных книг, где изложено указанное выше представление о России как о противоположности Западу51, столь же опасной52. В 70-х годах ХХ века Пайпс выступал с яростной критикой разрядки, а позднее был одной из лидеров «группы Б», и в рамках ее деятельности делал альтернативные оценки советской угрозы. Часто подобных взглядов придерживаются многие представители элит стран Восточной Европы, недавно освободившихся от советской империи. Скажем, бывший посол Эстонии в России Март Хельме назвал Россию «растущим монстром, какого мир еще не видел». По словам Хельме, после президентских выборов 2008 года Россия превратится в «самый опасный контролируемый террористами регион мира и в экспортера терроризма, по сравнению с которым Хамас и «Аль-Каида бледнеют»53.

Неудивительно, что при таком, в сущности, извращенном видении мира русофобы часто ошибаются – и не только в оценках советской угрозы и природы развала СССР, но и в оценках сдвигов, произошедших в России после развала СССР. Например, одни русофобы уверенно предсказывали, что в 2005 году Путин будет свергнут в результате совершенного каким-то диктатором переворота54, а другие прогнозировали новую волну военной и политической дестабилизации на Кавказе после военного вторжения России в Грузию, ведь именно оно, по их прогнозам, должно было произойти в том же 2005 году55. Свержения Путина так и не случилось. Что касается Кавказа, то на самом деле 8 августа 2008 года Грузия напала на столицу Южной Осетии Цхинвали в попытке восстановить свою власть над отколовшейся республикой56. Вмешательство России остановило грузинское наступление, в результате которого погибли десять российских миротворцев, а среди гражданского населения Южной Осетии были многочисленные жертвы. Паранойя в отношении России, царящая в некоторых американских кругах, напоминает американофобию российских националистических кругов, где американскую и западную цивилизацию считают изначально внутренне растленной, аморальной и устремленной к мировому господству57. Грубое, бестактное поведение Америки усиливает существующие в России страхи перед Западом, старые страхи, сформулированные и выраженные еще славянофилами, Николаем Данилевским и евразийцами.

Выявленные как в Америке, так и в России фобии не основаны на фактах. Точнее, они основаны на тщательно отобранных фактах и неточно отражают общую картину. Политика и культура продолжают стимулировать изобретение таких «фактов», а СМИ и интеллектуалы часто способствуют распространению и усилению негативного восприятия России в США. Как писал о русофобии Анатоль Ливен, «избранные или выдуманные исторические «факты» о «враждебной» стране, ее культуре и расовой природе вырваны из контекста и вставлены в заранее разработанные интеллектуальные схемы для осуждения другой стороны в неизменной порочности. При этом любые контраргументы или воспоминания о собственных преступлениях подавляются. Когда русофобы направляют свою предвзятость против России, это не более законно, чем когда сербские, греческие или армянские шовинисты обращают свою враждебность против Турции, арабы – против евреев или евреи против арабов»58.

Националистические фобии в России и на Западе подпитывают друг друга. Советуя своим правительствам проводить одностороннюю политику, не считаясь с культурными различиями, русофобы воспроизводятся и воспроизводят знакомую картину мира, в котором существуют угрозы и политика силы, а тем временем мир остается расколотым и склонным к насилию.

Живучесть русофобии и американские интересы

Этноцентризм и этнофобия – плохие ориентиры в понимании других стран, но отличаются живучестью отчасти потому, что ими движут мощные чувства. Другая важная причина выживания русофобиии имеет отношение к стратегическим расчетам занимающих прочные позиции элит, эксплуатирующих русофобскую риторику в политических целях. Во многих отношениях американская русофобия уходит корнями не в культуру, а в политику. В историческом и культурном отношении у США и России очень много общего, и эти страны часто поддерживали друг друга. Во времена Американской революции и на протяжении XVIII–XIX веков Россия и Америка относились друг к другу весьма дружественно, и две страны были союзницами во время двух мировых войн.

Во время «холодной войны» история резко противопоставила США и Россию, и именно в этот период по обеим сторонам Атлантики сложились могущественные элиты, придерживающиеся взаимоисключающих видений настоящего и будущего мира. В США (как и в России) значительная часть этих элит пережила «холодную войну» и продолжает нуждаться в представлении о русской угрозе для того, чтобы оправдывать стремление к мировой гегемонии США. Сторонники гегемонии и «ястребы»-либералы, а также восточноевропейские националисты имеют разные, но совместимые установки. В их число входит представление о «настоящем» месте России в мире – месте страны, только ищущей свою идентичность после развала СССР, экономическое выживание которой в значительной мере зависит от США. После окончания «холодной войны» американские элиты привыкли не встречать сопротивления расширению НАТО на восток, добиваться доступа к энергетическим запасам России и на ее ядерные объекты, а также пытаться приуменьшить роль государства в политической системе России. Для групп, занимающих в лобби важные позиции, сохранение слабости России остается крайне важным делом для того, чтобы продолжать вымогать у России важные уступки в вопросах доступа к энергетическим запасам и вопросах геостратегического положения и политического господства в регионе.

Все эти устремления элит не являются вопросами, занимающими американскую общественность, и различные опросы общественного мнения показывают, что американцы не разделяют убеждения в мировом господстве США. Американцы в целом не согласны с предлагаемым лобби оценками России как угрозы американским ценностям и интересам. Так, один из опросов, проведенных в 2008 г. BBC World Service, показал, что 45 % американцев в общем-то положительно относятся к влиянию России в мире, тогда как 36 % принявших участие в опросе американцев негативно относились к влиянию России в мире59.

Влияние лобби на политику США в отношении России

Несмотря на отсутствие общественной поддержки гегемонистских и антироссийских планов лобби, ему удается порой добиваться впечатляющих результатов в оказании влияния на процесс разработки внешней политики в США. Русофобия не соответствует национальным интересам Америки, но лобби все равно пользуется описанным выше политическим вакуумом и кормит СМИ образом России как страны, в которой существует сплоченный и становящийся все более опасным режим. Свидетельством этому служат, например, тысячи статей в ведущих американских печатных изданиях, в которых делаются намеки на причастность Кремля и лично Путина к убийствам оппозиционных журналистов и перебежавших на Запад шпионов60. В менее влиятельных изданиях, сомневающихся в обоснованности такой интерпретации событий, таких публикаций меньше61. Кроме того, лобби достигло более высокого уровня идеологической сплоченности разных групп, проводя жесткую линию в отношении России на совместных конференциях и в публикуемых СМИ открытых письмах62. Такие организации, как «Проект нового американского века», «Комитета за мир на Кавказе», Freedom House и «Центр оборонной политики», отстаивают различные аспекты американской гегемонии, но неизменно представляют Россию как главную угрозу Америке. Наконец, лобби удалось убедить ведущих членов американского политического класса в необходимости отстаивать подход, основанный на тезисе о российской угрозе. Некоторые влиятельные члены конгресса и люди, занимающиеся разработкой политики в Белом доме, сочувствуют программе, которую выдвигает лобби, и склонны прибегать к антироссийской риторике63. Политика США в отношении России в первом десятилетии XXI в. утратила было дух и стилистику сдерживания времен «холодной войны», но лобби делало все, чтобы представлять Россию как ненадежного партнера, способствуя тем самым отходу от наметившегося после событий 11 сентября 2001 года американо-российского партнерства.

Опасности русофобии и будущее политики США в отношении России

Людям, озабоченным защитой американских интересов и миром во всем мире, должны быть очевидны опасности, которые русофобия представляет для внешней политики США. Во-первых, клевеща на Россию, лобби пренебрегает принципиальной совместимостью интересов Америки и России, в том числе в вопросах борьбы с терроризмом, распространением ядерного оружия, а также в вопросах поддержания политической стабильности в наиболее неспокойных районах мира. Во-вторых, защищая интересы узких политических элит, лобби продвигает цели, чья ценность для Америки как государства сомнительна. Например, лобби успешно заручается поддержкой восточноевропейских элит в продвижении планов установления и поддержания американского господства, однако эти элиты, возможно, не идейные союзники, и поддержка ими политики США в Европе и на Среднем Востоке может быть следствием расчетов на финансовое вознаграждение за «лояльность» и эксплуатации представления о российской угрозе. В-третьих, своими действиями лобби способствует формированию образа США как страны, продолжающей вести «холодную войну», что порождает ядовитый и заразный антиамериканизм на всех уровнях российского общества и повышает шансы крайних националистов прийти к управлению внешнеполитическим курсом России. В-четвертых, отвергая мысль о сотрудничестве с Россией и продвигая основанное исключительно на силе видение мира, лобби пренебрегает дипломатией и поиском многосторонних решений проблем евразийского региона. В-пятых, лобби проталкивает политические меры, которые обходятся очень дорого и отвлекают значительные ресурсы от решения обозначенных выше проблем мировой безопасности.

Для того чтобы избежать опасности изоляции России и вернуться на многообещающий путь американо-российского партнерства, политическим кругам Вашингтона следовало бы освободиться от привычки решать все вопросы с позиций превосходства американской мощи и разработать целостную политику, основанную на взаимном понимании национальных интересов. Представление о мире как о сообществе, где есть только одна сверхдержава-лидер, а остальные страны просто следуют планам этой сверхдержавы, нереалистично, и приведет лишь к усилению возмущения действиями Вашингтона. В заключительной главе на основе опыта последних двадцати лет сформулированы три принципа, которыми следует руководствоваться для улучшения отношений с Россией. Эти принципы – взаимодействие, взаимность и терпение. В долгосрочной перспективе лидеры двух стран (тут я цитирую Джорджа Кеннана), возможно, научатся защищать интересы своих стран так, как следует делать настоящим государственным деятелям, а не основе предположения о том, что «эти интересы можно осуществить только за счет других».

Метод исследования, примененный при написании этой книги, источники и структура книги

В этой работе предприняты попытки развить и доказать тезис о том, что во внешней политике США русофобия играет негативную роль, и сформулировать другой подход к роли России в мире, возникшем после «холодной войны». Я не считаю деятельность антироссийского лобби единственным моментом, объясняющим ухудшение американо-российских отношений и выявляю несколько важных факторов, способствующих этому ухудшению. Вместо построения каузального объяснения я пытаюсь предложить интерпретацию, стараюсь понять процесс работы антироссийских групп, механизм их влияния на формирование политики. Исследуя роль лобби, я выделяю три существующих в нем группы и изучаю посылки, из которых исходят данные группы, и их действия, такие как мобилизация поддержки влиятельных политиков, обучение активистов антикремлевских группировок и инициирование пропагандистских кампаний и кампаний в СМИ. В целях идентификации существующих политических альтернатив и демонстрации всеобъемлющей картины американского понимания международных отношений я также противопоставляю русофобский подход и подходы, которых придерживаются более объективно мыслящие американские аналитики.

Исследуя роли антироссийских групп, я полагался на разные источники. Для понимания влияния и целей антироссийских групп я провел беседы с представителями американского и российского политического сообщества. Пытаясь понять исторические корни антироссийского лобби, я изучил работы историков и экспертов по внешней политике, специализирующихся на изучении американо-российских отношений. Для документального подтверждения идеологических доводов и действий, к которым прибегают и которые предпринимают русофобы в настоящее время, я предпринял обширное изучение показаний, сделанных в конгрессе США, и материалов, опубликованных СМИ и аналитическими центрами.

В книге 8 глав. В главе 2 предложена структура понимания антироссийского лобби. В ней рассмотрены политические цели лобби, его организации, основные формы деятельности и условия, позволяющие лобби оказывать влияние по процесс формирования политики. Кроме того, в этой главе прослежена история становления и развития русофобии в американской политике. В пяти следующих главах рассматривается роль, которую играло лобби в решении важных политических вопросов.

В главе 3 приведены документальные доказательства попыток антироссийских групп манипулировать прошлым для того, чтобы утвердить образ России как страны, потерпевшей поражение и стремящейся к пересмотру итогов «холодной войны», бросающей вызов господству Америки. Конкретно я рассматриваю то, как лобби представляет роль России в «холодной войне» и оккупацию стран Восточной Европы. В главах 4–7 рассмотрены соответственно борьба с терроризмом на Кавказе, отношение к политической системе России, ее стратегическим возможностям и энергетическим ресурсам. В каждой главе приведены документальные подтверждения роли, которую играли антироссийские СМИ, организации и политические предприниматели в подрыве многообещающего партнерства с Россией после 11 сентября 2001 года. Для достижения своих целей члены лобби в частном порядке и публично отстаивали независимость Чечни, обучали и финансировали оппозицию Кремлю, поддерживали приближение военной инфраструктуры Запада к границам России и оказывали энергичное противодействие внутренней и внешней политике Кремля.

В заключительной главе предложен иной подход к России. Именно он может привести к формированию прочного американо-российского партнерства. В этой главе в порядке гипотезы выделены социальные и политические группы, которые со временем смогут разрушить господство русофобии в американской политике. Я отстаиваю представление об американских интересах, исходящих в своей деятельности из понимания России как нормальной, восстанавливающей свои силы державы, стремящейся к миру, стабильности и сотрудничеству со странами Запада.