Рояль в горах
Майорка. Вальдемосса. Ноябрь 1838 года
…Вершины гор скрывает мокрый туман; виноградники и оливковые рощи на их склонах едва просвечивают сквозь мелкий назойливый дождь. Серый ослик старательно упирает тонкие копытца в каменистую тропу. Сидящий на нём молодой мужчина в просторном непромокаемом плаще с капюшоном встревоженно обращается к устало шагающей рядом женщине:
– Аврора, дорогая, я волнуюсь за инструмент, на него не должна попасть влага.
– Всё хорошо, мон ами, матросы надёжно упаковали его в брезент…
Пьетро прислушивается к звукам незнакомой речи. Он старается не смотреть на женщину: смущает её мужской костюм – кожаные штаны, высокие сапоги, шляпа…
«Надо проследить, чтобы этого безобразия не увидела Каталина, – думает Пьетро, – дочка скоро выходит замуж, не понравится семье жениха, если девушка станет общаться с такой срамной женщиной. Говорят, переодетая в мужчину мадам приехала со своими детьми и… любовником! Подумать только! Тьфу, какой позор! Господин тоже подозрительный: сильно кашляет, как бы не завёз на остров заразу… Зачем-то они тащат с собой большой и тяжёлый музыкальный инструмент. Двадцать матросов волокут его к монастырю – видно, эти господа богаты… Пожалуй, они хорошо заплатят за мясо, хлеб, сыр, вино, можно будет ещё собрать денег к свадьбе дочери…»
– Я запрещаю тебе ходить к ним! – Пьетро сердится, его лицо краснеет. – Пусть мать отнесёт продукты в монастырь.
– Нет, пойду!
Каталина возмущённо топает ногой. Анита испуганно ахает: муж многое позволяет своей любимице, но топать на отца – это уж слишком. Она поднимает большую корзину и спешит к двери.
– Цену не сбавляй! – кричит ей вслед Пьетро.
Следом за матерью, схватив накидку, из дома выбегает Каталина…
Холодная морось всё так же висит над горами.
– Мама, можно я пойду с тобой? Хочу увидеть женщину в мужском платье! Не могу поверить, что такие есть, наверное, отец присочинил. С ним ведь случается. Помнишь про чёрта в винограднике?..
Рассудив, что вдвоём легче нести тяжёлую корзину, и будет лучше, если девочка удовлетворит любопытство под присмотром матери, Анита согласно кивает. Ей тоже кажется сомнительным, что женщина может ходить в штанах, курить и жить с молодым любовником в присутствии своих детей…
Путешественники занимают несколько комнат. У мадам, детей, их гувернантки и молодого господина отдельные спальни. Рояль стоит в гостиной, где горит камин…
К Аните с Каталиной выходит женщина средних лет в тёмно-сером шуршащем платье, за ней выбегают мальчик-подросток и девочка помладше. Дама говорит по-испански с заметным акцентом.
– Спасибо, большое спасибо! Проходите, садитесь сюда, к огню. Я Аврора Дюпен. Мой сын Морис, дочь Соланж. Как вас зовут?
– Я Анита, это моя дочь Каталина. Мы живём недалеко, всего в часе ходьбы отсюда. Мой муж Пьетро помогал вам добраться от пристани до монастыря. Вы договорились покупать у него еду…
– Да, помню. Очень кстати, мы все голодны. Сколько я вам должна?
Не торгуясь, Аврора отдаёт деньги и зовёт служанку:
– Вот, возьми это, приготовь ужин.
Служанка уносит корзину, а дама присаживается в кресло рядом с Каталиной.
– Сколько тебе лет?
Раздосадованная, что не довелось увидеть женщину в штанах, и удивлённая простыми манерами богатой француженки, Каталина вежливо улыбается.
– Семнадцать, мадам.
– О! Я в семнадцать влюбилась и вышла замуж. А у тебя есть возлюбленный?
Каталина смущённо молчит, за неё отвечает мать:
– У неё есть жених. Весной будет свадьба.
Анита хмурится: ей неприятен разговор на равных знатной дамы с крестьянками. Каждый должен знать своё место и соблюдать приличия. Она решительно поднимается:
– Извините, мадам, нам надо идти, на ферме много работы.
– Пожалуйста, зовите меня просто Аврора.
– Да, мадам Аврора. Мы спешим. Нельзя ли вернуть нашу корзину…
Каталина встаёт вслед за матерью, но тут открывается дверь, входит молодой мужчина. Он красив, но бледен и худ. В нерешительности мужчина останавливается на пороге: он явно не ожидал увидеть гостей.
– Фредерик, проходи, дорогой, это Анита и Каталина с ближней фермы, они принесли нам еду.
Бледный господин кланяется с недовольным выражением на лице, что-то тихо говорит по-французски и снова скрывается за дверью.
– Мой друг Фредерик, композитор! – дама произносит слова благоговейно, словно представляет гостям великого святого. – Уверена, музыку Шопена когда-нибудь будет слушать весь мир… К сожалению, у него слабые лёгкие. Мы приехали сюда укрепить его здоровье чистым горным воздухом. Кто бы мог подумать, что осень окажется такой ненастной…
– Она абсолютно нормальная! – Каталина чуть не плачет, умоляя отца смягчиться. – Я же видела: одевается как все женщины. И дети у неё славные… Что нам за дело до её отношений с молодым господином? Может быть, и нет между ними никакой греховной связи. Может, она заботиться о своём больном друге как мать… Нельзя отказывать им в пище!
– Только попробуй ослушаться! Проповедь падре была строгой, и он запретил всем – слышишь меня? всем! – фермерам продавать этим безбожникам свой товар, и я не продам. Они уедут, а нам здесь жить. Не хочу, чтобы соседи и семья твоего жениха отвернулись от нас… Вчера святой отец видел, как она расхаживала по монастырю, переодетая в мужчину и с папиросой в зубах! Кроме того, поговаривают, болезнь её любовника заразна… Всё, разговор окончен! Ни за какие деньги не продам даже крошки со стола, и ты больше никогда не будешь с ними видиться!
Дубовая дверь гулко захлопывается за Пьетро, словно ставит в споре точку.
…Звуки музыки Каталина слышит ещё на подходе к монастырю.
Девушка опускает на тропу тайком собранную корзину с едой (немного мяса и хлеба удалось стащить с кухни, когда вышла мать) и прислушивается. Нежная мелодия звучит негромко, но отчётливо, тревожа юное сердце. Каталина подхватывает ношу и прибавляет шаг…
Она стоит под окном, прижимаясь спиной к холодной каменной стене, не в силах шевельнуться. Душа Каталины волнуется, божественная музыка поднимает её вверх, несёт над горами, над тучами – к солнцу, согревает и переполняет счастьем…
– Милая, ты совершенно вымокла! Так можно простудиться. Пойдём скорее в дом!
Каталина открывает глаза.
Перед ней стоит француженка в мужских кожаных штанах, куртке с поясом и широкополой шляпе, с которой капает вода; высокие сапоги доверху покрывает мокрая грязь. Усталое лицо мадам бледно.
– Я обошла три фермы и только на самой дальней согласились продать нам продукты. Что случилось с крестьянами? Чем мы их прогневали, не понимаю…
Они входят в дом, музыка умолкает.
…Огонь в камине бросает тревожный отсвет на лица. Господин Фредерик дремлет в кресле под тёплым пледом. Мадам Аврора задумчиво курит, стряхивая пепел в бронзовую тарелку.
– Говоришь, им не нравится, как мы живём… Ах, Каталина, я не бросаю вызов, нет, просто уверена: женщина тоже имеет право на счастливую жизнь и никто – ни родители, ни церковь, ни государство – не смеют отнимать у неё это право. Посмотри, как трудно ходить по горам в длинной юбке. Подол намокает, цепляется за колючки… Мужчинам в их одежде проще. Почему бы и нам не носить такую же?..
– Падре говорит, господь не благословляет женщину штаны надевать, это безнравственно.
– Господу важна наша душа и неважно, во что облачено тело.
– Вы очень смелая…
– Нет. Просто не было другого выхода. Во Франции женщин не пускают в театр на самые дешёвые места – в партер… Я тогда была очень бедна, но жить не могла без искусства. Пришлось переступить через мнение общества. Я надела мужское платье и пришла в оперу! О, сколько было возмущения! Сколько грязи полилось на моё имя! Но если бы я обращала на сплетни внимание, мне пришлось бы жить в клетке из предрассудков…
– Это правда, что вам… у вас… вы хотите, чтобы вас называли Жорж?
– Жорж Санд – мой псевдоним… Не понимаешь? Так я подписываю свои книги. Во Франции издатели не любят иметь дело с авторами-женщинами. Потому и в литературе я была вынуждена взять мужское имя… Ты умеешь читать, Каталина?
– Нет, но хочу научиться. Только не получится. Весной меня выдадут замуж.
– Ты его любишь?
– Не знаю. Видела один раз… Родители так решили. Они смогут расширить виноградник, если мы поженимся.
– Никто не имеет права навязать другому человеку свою волю. Ты красивая, умная, чуткая девушка. Осталось только ощутить себя свободной…
Ещё до рассвета, невзирая на нескончаемый дождь, Пьетро уходит на виноградник. Он не догадывается, что строптивая девчонка каждый день бегает в монастырь. А мать попустительствует единственной дочери, жалеет её. Ведь в скором времени девочке предстоит нести тяготы супружеской жизни в чужом доме…
Часами, скромно сидя в уголке гостиной, Каталина слушает игру господина Шопена. Звуки музыки заполняют всё вокруг и внутри неё. В тех звуках она слышит грустный шорох дождя над островом и весёлое пение птиц в виноградниках, шелест листьев над головой и нежный шёпот обещания… В них жизнь – другая, нездешняя, она пугает и… невыносимо влечёт Каталину…
Они покидают остров на маленьком пароме, везущем стадо свиней.
Аврора мечется между Фредериком, которому за минувшую зиму стало только хуже, и капитаном, недовольно высказывающим претензии: у господина заразная болезнь, по местным законам после него положено сжечь все вещи в каюте, а плата за провоз эти расходы не учитывает.
Морис и Соланж тоже больны – простудились в ненастной холодной Вильдемоссе. За ними присматривает Каталина. Она убежала из дома ночью. Вслед за музыкой…
***
Через несколько дней путешественники пересядут на французский военный корабль и вскоре благополучно причалят в Марселе.
Оставленный в горах рояль служители монастыря, опасаясь распространения заразы, сожгут вместе с другими вещами больного композитора…
Много лет спустя место, где останавливались Фредерик Шопен и Аврора Дюпен, станет главной достопримечательностью Майорки. В монастыре Ла Картуха майорканцы откроют музей Шопена и поставят там чёрное пианино. В Вильдемоссе туристам будут продавать романы Жорж Санд, переведённые на все языки мира.
…Каталина до глубокой старости проживёт в Париже, работая прислугой только в тех домах, где часто звучит музыка. До конца своих дней она ни разу не наденет мужского костюма.