Росс Полдарк. Книга первая. Октябрь 1783 – апрель 1785 года (Уинстон Грэм, 2015)

Глава первая

День выдался ветреный. Бледное полуденное небо затянули рваные облака. За последний час пути усыпанная сухими опавшими листьями дорога стала пыльной и ухабистой.

В экипаже ехали пятеро. Тощий узколицый мужчина в засаленном костюме, по виду типичный клерк. Его жена, настолько же полная, насколько был худ ее супруг, прижимала к груди сверток из белых и розовых пеленок, из которого выглядывало раскрасневшееся сморщенное личико младенца. Оставшиеся два пассажира были мужчинами достаточно молодыми. Первый – священник, лет тридцати пяти, второй – на несколько лет помладше.

С того момента как экипаж отъехал от Сент-Остина, все хранили молчание. Ребенок крепко спал. Его не тревожили ни тряска, ни дребезжание стекол, ни лязг осей. Он даже на остановках не просыпался. Супружеская пара время от времени вполголоса перекидывалась парой слов, но тощий муж, оказавшись в одном экипаже с представителями высшего общества, робел и не желал поддерживать разговор.

Мужчина помоложе всю дорогу читал книгу, а тот, что постарше, придерживая рукой выцветшую пыльную занавеску из коричневого бархата, смотрел в окно.

Священник был худой, в строгом черном костюме из первосортного сукна и шелковых чулках. Волосы он зачесывал назад и убирал за уши. Лицо у него было вытянутое и серьезное, губы – тонкие.

Маленький клерк узнал священника, но никак не мог вспомнить его имени. Как и сам священник – имени сидевшего напротив него молодого мужчины. Временами он невольно задерживал взгляд на лице попутчика и его густых, ненапудренных волосах.

Когда до Труро оставалось не больше пятнадцати минут пути и лошади, поднимаясь на холм, перешли на шаг, молодой человек оторвался от книги и встретился глазами со священником.

– Простите, сэр, – сказал тот резким энергичным голосом. – Ваше лицо кажется мне знакомым, но я не могу припомнить, где мы с вами встречались. Не в Оксфорде?

Высокий молодой человек был строен и широк в плечах. Его щеку пересекал шрам. Одет он был в укороченный спереди двубортный сюртук, бежевый жилет и добротные бриджи в тон. Темные, с медным отливом волосы были зачесаны назад и перехвачены коричневой лентой.

– Вы, если я не ошибаюсь, преподобный доктор Холс? – вопросом на вопрос ответил он.

Маленький клерк не пропустил ни слова и многозначительно посмотрел на супругу. Доктор Холс, приходской священник Таурдрета, викарий Сент-Эрме, директор школы в Труро, почетный горожанин и бывший мэр, был важной персоной. Этим и объяснялись его манеры.

– Так вы меня знаете, – удовлетворенно заметил доктор Холс. – Вообще-то, у меня хорошая память на лица.

– У вас было много учеников.

– Ах вот оно что! Это все объясняет. В зрелые годы внешность меняется. Позвольте предположить, вы – Хоуки?

– Полдарк.

Священник, прищурившись, посмотрел на молодого человека.

– Фрэнсис? Я думал, что…

– Росс. Вы лучше помните моего кузена. Он продолжил обучение. Я же в свои тринадцать решил, что уже достаточно образован. Ошибочное решение.

– Росс Полдарк. Так-так. Вы изменились. Теперь припоминаю. Вы были непокорным учеником, – холодно усмехнувшись, сказал Холс. – Мне частенько приходилось вас пороть. А потом вы сбежали.

– Да, – согласился Полдарк и перевернул страницу. – Хорошего мало. В результате ваши лодыжки пострадали не меньше моего зада.

У священника слегка порозовели щеки, он секунду пристально смотрел на Росса, а потом снова повернулся к окну.

Маленький клерк слышал о Полдарках, и в особенности о Джошуа, рядом с которым, если верить слухам, лет двадцать – тридцать тому назад не могла чувствовать себя в безопасности ни одна симпатичная женщина, будь она замужем или нет. Росс, судя по всему, его сын. У этого молодого человека было запоминающееся лицо: выступающие скулы, широкий рот, крупные белые зубы, яркие серо-голубые глаза и тяжелые веки, придававшие многим представителям рода Полдарков обманчиво сонный вид.

Доктор Холс решил возобновить разговор:

– Я полагаю, у Фрэнсиса все хорошо? Он женат?

– Насколько мне известно, пока нет, сэр. Но я некоторое время провел в Америке.

– О господи! Какая фатальная ошибка – эта война. Я всегда был против того, чтобы мы в нее ввязывались. Вы были свидетелем боевых действий?

– Не только свидетелем. Я в них участвовал.

Экипаж наконец выехал на вершину холма, и возница ослабил поводья.

Доктор Холс сморщил острый нос.

– Вы – тори?

– Я – солдат.

– Что ж, солдаты не виноваты в нашем поражении. Англия без энтузиазма отнеслась к этой войне. У нас на троне никчемный старик. Он долго не продержится, а у принца другие взгляды.

Дорога в самой крутой части спуска была изрядно разбита. Экипаж подпрыгивал на ухабах и опасно раскачивался. Ребенок проснулся и заплакал. Когда они съехали с холма, мужчина, который сидел рядом с возницей, подул в рожок. Экипаж свернул на Сент-Остелл-стрит. Днем во вторник у магазинов почти не было народа. Два оборванных беспризорника, клянча медяки, пробежали за экипажем всю улицу, но отстали, когда возница заехал в грязную жижу на Сент-Клемент-стрит. Под громкий скрип и крики экипаж вписался в поворот под острым углом, проехал по узкому мосту через реку, затрясся на гранитной брусчатке, снова повернул и наконец остановился перед постоялым двором «Красный лев».

Пассажиры экипажа засуетились, преподобный доктор Холс сошел первым, сухо попрощался и, лавируя между лужами дождевой воды и конской мочи, быстро перешел на другую сторону узкой улочки. Полдарк поднялся, чтобы выйти из экипажа, и только в этот момент клерк впервые заметил, что Росс хромает.

– Позвольте вам помочь, сэр, – предложил он, опустив свой багаж.

Молодой человек поблагодарил, но отказался и воспользовался помощью форейтора.

Едва Росс сошел на землю, как заморосил редкий дождик; сюда, в низину между холмами, его загнал порывистый переменчивый ветер.

Росс огляделся по сторонам и втянул носом воздух. Все было таким родным и знакомым, как будто он уже подъехал к отчему дому. Вниз по узкой мощеной улице бежал ручеек бурлящей воды, приземистые дома стояли почти вплотную друг к другу. Из-за кружевных занавесок на эркерных окнах наблюдали за прибытием экипажа местные жители. Даже крики посыльных мальчишек звучали на иной, совсем не такой, как на чужбине, ноте.

В былые времена для Росса и его семьи Труро был «центром жизни». Порт и монетный двор, рынок и популярное место встреч для представителей высшего света. В последние годы город быстро разрастался, в лабиринте старых домов возникали новые особняки – зимние городские резиденции самых древних и влиятельных семейств Корнуолла. Да и новые аристократы, поднявшиеся из низов на волне промышленного развития – Лемоны, Треворты, Уорлегганы, – тоже успели оставить здесь свой след.

Необычный город. По возвращении Росс почувствовал это особенно остро. Обособленный и важный, Труро расположился между холмов на берегах многочисленных речушек. Этот небольшой городок был практически целиком окружен водой, и с остальным миром его связывали мосты, броды и камни для пешего перехода. Повсюду сплошные миазмы.

…И ни следа Джуда.

Росс захромал на постоялый двор.

– Меня должен был встретить слуга, – сказал он хозяину. – Пэйнтер. Джуд Пэйнтер из Нампары.

Хозяин близоруко прищурился.

– А, Джуд Пэйнтер. Да, сэр, мы его знаем. Но сегодня ваш слуга тут вроде бы не появлялся. Говорите, он должен был вас встретить? Эй, малец, ты же знаешь Пэйнтера? Сходи-ка глянь, может, он в конюшне. Если нет, то спроси, вдруг кто его видел.

Росс заказал стаканчик бренди, и, как раз когда напиток подали, вернулся отправленный на поиски Джуда мальчишка и сообщил, что мистера Пэйнтера на конюшне нет и сегодня его никто не видел.

– Странно, он получил вполне определенные указания. Впрочем, теперь это уже не важно. Скажите, можно у вас нанять верховую лошадь?

Хозяин постоялого двора потер длинный нос:

– Ну, вообще-то, у нас тут три дня назад оставили одну кобылку. На самом деле в счет долга. Не думаю, что кто-то будет против того, чтобы я ее одолжил. Если, конечно, вы представитесь.

– Я Полдарк. Племянник Чарльза Полдарка из Тренвита.

– О господи! Ну конечно же! Мистер Полдарк! И как я вас не узнал? Сейчас же прикажу седлать для вас эту кобылку.

– Погодите, спешить не стоит. Время еще есть. Подготовьте ее через час.

Выйдя с постоялого двора, Росс свернул на узкую Черч-лэйн, дошел до конца, повернул направо, прошел мимо школы, где столь бесславно закончилось его обучение, и остановился у двери с табличкой «Нат. Дж. Пирс. Нотариус и уполномоченный по удостоверению юридических действий». Полдарк несколько раз подергал за шнур колокольчика, после чего появилась прыщавая служанка и впустила его в дом.

– Мистер Пирс сегодня расхворался, – сказала она. – Пойду узнаю, примет ли он вас.

Служанка поднялась по деревянной лестнице на второй этаж и вскоре, свесившись через поеденные жучком перила, пригласила посетителя в гостиную.

Натаниэль Пирс сидел в мягком низеньком кресле напротив огромного камина. Забинтованную ногу он положил на кресло напротив. Это был крупный мужчина с широким лицом, которое от постоянного переедания приобрело сливовый оттенок.

– О, мистер Полдарк! Вот так сюрприз! Весьма рад. Надеюсь, вы простите, что я не могу приветствовать вас стоя. Старая болячка. Каждый приступ хуже предыдущего. Присаживайтесь.

Росс пожал потную руку Пирса и устроился в кресле, подальше, насколько это позволяли приличия, от камина. В комнате было невыносимо жарко и воздух был спертый.

– Я ведь писал вам, что возвращаюсь на этой неделе, – напомнил Росс.

– О да, мистер… э-э… капитан Полдарк. Просто вылетело из головы. Это так любезно, что вы решили навестить меня по дороге домой. – Пирс поправил завитой, как и положено нотариусам, парик с длинной, перевязанной посередине косичкой. – Все-то меня оставили, скажу я вам, капитан Полдарк. Даже собственной дочери я неинтересен. Она теперь заделалась методисткой и почти каждый вечер ходит на их собрания. Так много говорит о Боге, что мне даже неловко становится. Прошу, налейте себе стаканчик канарского.

– Я к вам ненадолго, – сказал Росс, а про себя добавил: «Иначе просто расплавлюсь». – Хочется скорее попасть домой. Просто заехал к вам по дороге. Ваше письмо я получил только за две недели до отплытия из Нью-Йорка.

– Ох, надо же! Представляю, какой это был для вас удар! А вы ведь еще и ранены были. Серьезное ранение?

Росс вытянул ногу.

– Вы писали, что мой отец умер в марте. Кто управлял имением все это время? Вы или мой дядя?

Мистер Пирс с рассеянным видом потеребил на груди кружевной воротник.

– Уверен, вы бы хотели, чтобы я был с вами откровенен.

– Естественно.

– Так вот, мистер… капитан Росс, когда мы разобрались в делах вашего отца, оказалось, что оставил он не так много и управлять практически нечем – ни мне, ни вашему дяде.

Росс понимающе улыбнулся и сразу стал выглядеть значительно моложе. А нотариус продолжал:

– Естественно, наследник – вы. Я предоставлю вам копию завещания. А вот если бы вы скончались раньше вашего батюшки, то все перешло бы его племяннице, мисс Верити Полдарк. Помимо недвижимости, наследовать там особенно нечего. Ох, до чего же мне больно!

– Я никогда не считал отца богатым человеком. А спросил, потому что есть причина. Похоронили его в Соле?

Нотариус перестал чесаться и хитро посмотрел на Росса:

– Капитан Полдарк, вы решили обосноваться в Нампаре?

– Да.

– Тогда я всегда к вашим услугам. С превеликим удовольствием. – Росс встал, и Пирс поспешно добавил: – Должен предупредить, что вы найдете свое имение в несколько запущенном состоянии.

Росс повернулся.

– Сам я туда не ездил, – продолжил Пирс. – Ну, вы понимаете – нога… А ведь мне еще и пятидесяти двух нет. Но мой клерк ездил. Ваш отец долгое время хворал, а дела без присмотра хозяина обычно ведутся не так хорошо, как хотелось бы. Да и дядюшка ваш уже далеко не молод. Пэйнтер встретил вас с лошадью?

– Я отправил ему такое распоряжение, но он почему-то не объявился.

– Тогда, может, переночуете у нас? Поверьте, приглашаю вас от чистого сердца! Дочь придет после службы и приготовит что-нибудь на ужин. У нас есть свинина. Да, я точно знаю – у нас есть свинина. И кровать превосходная.

Росс достал из кармана платок и промокнул лицо.

– Это очень любезно с вашей стороны. Но я уже почти дома, так что лучше уж поеду.

Пирс вздохнул и постарался принять вертикальное положение.

– Тогда помогите, пожалуйста, мне встать. Я принесу вам копию завещания. Возьмете с собой и ознакомитесь на досуге.

Глава вторая

Обед в Тренвит-Хаусе был в самом разгаре.

Как правило, Чарльз Полдарк с семейством редко трапезничали дольше двух часов, и обычно к этому времени обед уже заканчивался. Но в тот день был особый случай: в Тренвите принимали гостей, и поэтому стол накрыли в зале в центральной части дома. В этом просторном помещении постоянно гуляли сквозняки, так что обедать там в отсутствие гостей было неразумно.

За длинным и узким дубовым столом сидели десять человек. Во главе стола – сам Чарльз, по левую руку от хозяина – его дочь Верити. Справа – Элизабет Чиновет, а рядом с ней – Фрэнсис, сын Чарльза. Далее расположились мистер и миссис Чиновет, родители Элизабет, а в конце стола крошила мягкую пищу и жевала ее беззубым ртом тетя Агата. По другую сторону стола кузен Уильям-Альфред беседовал с доктором Чоуком и его супругой.

С рыбой, дичью и мясными блюдами было покончено, и Чарльз распорядился подавать десерт. На протяжении всего обеда хозяина пучило, и он пускал газы, что немало смущало женскую половину гостей.

После сытной трапезы всех разморило.

– Будь я проклят, – произнес Чарльз в наступившей тишине, – но я не понимаю, почему бы вам, голубки, не пожениться прямо завтра. К чему ждать целый месяц? – Он рыгнул и продолжил: – Что вам мешает? Или боитесь передумать?

– Я бы с радостью последовал твоему совету, – сказал Фрэнсис. – Но ведь надо спросить еще и Элизабет.

– Месяц – не такой большой срок, – заметила миссис Чиновет, поигрывая медальоном на украшенном кружевами корсаже платья. Если бы не длинный тонкий нос, она была бы весьма привлекательной женщиной. Этот ее недостаток невольно бросался в глаза при знакомстве с миссис Чиновет. – Я и сама-то еще не готова, а чего уж ожидать от бедной девочки? На свадьбе дочери будто бы заново переживаешь свою собственную. Но нам, конечно, стоило бы готовиться к торжеству поэнергичнее. – Миссис Чиновет мельком глянула на мужа.

– О чем она там говорит? – поинтересовалась тетя Агата.

– Ах вот оно что! – сказал Чарльз Полдарк. – Что ж, коль наши дети терпят, то потерпим и мы. Предлагаю тост. За счастливую пару!

– Отец, ты уже трижды провозглашал этот тост, – попытался возразить Фрэнсис.

– Ну и что? Где три, там и четыре.

– Но не могу же я постоянно пить сам за себя.

– Помолчи, сынок! Это не важно.

Все посмеялись и выпили за счастливую пару, а когда бокалы со звоном поставили на стол, внесли свечи. После тоста Чарльза миссис Табб, экономка, подала на стол яблочные пироги, кекс с изюмом и желе.

– Приступим. – Хозяин взмахнул ножом и вилкой над самым крупным пирогом. – Надеюсь, на вкус он ничуть не хуже, чем на вид. А где крем? Ах вот он. Верити, дорогая, положи-ка мне крема.

– Я прошу прощения, – подала голос Элизабет. – Но я просто не могу больше съесть ни кусочка.

Элизабет Чиновет была стройной, даже худенькой (ее матушка и в юности не была столь изящной), а лицо девушки отличалось безупречной красотой. Желтое пламя свечей отогнало полумрак к потолку с балочным перекрытием, и чистая белизна кожи Элизабет стала особенно выразительной на фоне высокой спинки стула из темного дерева.

– Глупости, дитя мое, – заявил Чарльз. – Ты худенькая и бледная, как привидение. Поешь, здоровый румянец тебе не помешает.

– Но я действительно…

– Дорогой мистер Полдарк, вы не смотрите, что Элизабет с виду такая хрупкая, вы даже не представляете, какой она может быть упрямой, – жеманно сказала миссис Чиновет. – Я двадцать лет пыталась приучить ее как следует есть, но она отказывается даже от самых изысканных блюд. Может, вам, Фрэнсис, удастся ее перевоспитать.

– Мне очень нравится ваша дочь такой, какая она есть, – ответил Фрэнсис.

– Да-да, конечно, – поддержал его отец. – Но поесть-то немного можно. Черт возьми, это же еще никому не навредило. Жена должна быть сильной и здоровой.

– О, на самом деле она очень сильная, – поспешила заверить хозяина Тренвит-Хауса миссис Чиновет. – Вы даже удивитесь насколько. Это все порода. Я ведь в девичестве тоже была тоненькой, да, Джонатан?

– Да, моя птичка, – поддакнул муж.

– Вы только послушайте, ветер-то как разгулялся! – вклинилась в беседу тетя Агата, отщипывая по кусочку свой пирог.

– Вот чего я никак не могу понять, мистер Полдарк, – сказал доктор Чоук, – так это того, каким образом ваша тетя, хоть и совсем глухая, чутко реагирует на звуки природы.

– Думаю, в половине случаев она их просто выдумывает.

– Ничего я не выдумываю! – возмутилась тетя Агата. – Чарльз, что ты себе позволяешь?

– Вроде бы кто-то в дверь постучал? – встрепенулась Верити.

Но миссис Табб ничего похожего на стук не услышала, а ее мужа в зале не было. Пламя свечей дрогнуло на сквозняке; шторы из красного дамаста на высоких окнах качнулись, будто кто-то хотел отодвинуть их в сторону.

– Вы кого-то ждете, милая? – поинтересовалась миссис Чиновет.

Верити ничуть не смутилась. Невысокая, темноволосая, с желтоватой кожей и большим, как у всех Полдарков, ртом, она, в отличие от брата, не могла похвастаться красивой внешностью.

– Это, наверное, дверь в хлеву, – предположил Чарльз и отпил добрый глоток портвейна. – Табб еще вчера должен был посмотреть, что там с ней такое, но поехал со мной в Сент-Анн. А молодой Бартл совсем обленился. Надо бы его высечь.

– Я слышала, что принц тратит деньги направо и налево, – шепелявя, сообщила миссис Чиновет миссис Чоук. – В «Шерборн Меркьюри» пишут, будто мистер Фокс пообещал назначить ему ренту в сто тысяч фунтов в год. И теперь, когда Фокс у власти, ему придется выполнить данное обещание.

– Вряд ли Фокс так уж переживает по этому поводу, – с важным видом изрек мистер Чиновет.

Отец Элизабет, маленький мужчина с шелковистой седой бородкой, держался напыщенно, однако на самом деле напыщенность его была показной, призванной скрыть тот факт, что этот человек сам никогда в своей жизни ничего не решал. Супруга женила его на себе, когда ей было восемнадцать, а ему тридцать один. С тех пор и доходы Джонатана Чиновета уменьшились, и сам он существенно сдал свои позиции.

– А что не так с мистером Фоксом? – набычившись, спросил его доктор Чоук.

Мистер Чиновет поджал губы:

– Я полагал, что это всем очевидно.

– Сколько людей, столько и мнений. Я вот могу сказать, что…

Доктор осекся – это его супруга взяла на себя смелость отдавить ему под столом ногу. Чоуки и Чиноветы впервые встретились в обществе, и миссис Чоук показалось, что вступать в политические разногласия с этим все еще влиятельным благородным семейством безрассудно.

Томас Чоук повернулся к жене и собрался было пригвоздить ее взглядом, но не успел. Теперь уже все ясно расслышали, что кто-то стучит в парадную дверь. Миссис Табб поставила поднос с пирогами на стол и пошла открывать.

Ветер всколыхнул шторы, на серебряные подсвечники закапал жир от свечей.

– Боже милостивый! – воскликнула экономка так, как будто вдруг увидела привидение.

Собравшаяся в Тренвит-Хаусе компания была совершенно не готова увидеть Росса. Едва он появился в дверях, все удивленно ахнули. Элизабет, Фрэнсис и доктор Чоук вскочили на ноги. Чарльз хрюкнул, откинулся на спинку стула и застыл с открытым ртом. Кузен Уильям-Альфред принялся протирать очки в стальной оправе, а тетушка Агата схватила его за рукав и забормотала:

– Что такое? Что делать? Обед еще не закончился.

Росс прищурился от яркого света. Он заехал в Тренвит-Хаус по пути домой, но никак не ожидал, что попадет на званый обед.

Первой опомнилась Верити. Она кинулась к двери и повисла у двоюродного брата на шее.

– О господи, Росс! Какое счастье!

– Верити! – Росс обнял кузину за плечи и в этот момент увидел Элизабет.

– Ну и дела! – воскликнул Чарльз. – Мальчик мой, ты все-таки вернулся! К обеду ты опоздал, но у нас еще остался яблочный пирог.

– Они побили нас, Росс? – спросил доктор Чоук. – Будь проклята эта война! Не надо было в нее ввязываться. Слава богу, все закончилось.

Фрэнсис, немного поколебавшись, быстро обошел стол и крепко пожал кузену руку.

– Как хорошо, что ты вернулся! Мы все по тебе скучали.

– Да, – сказал Росс, – хорошо оказаться дома, увидеть всех вас и…

Одинаковый цвет глаз и тяжелые веки – вот и все, что выдавало их родство. Фрэнсис, ладный стройный юноша с открытым лицом, был именно тем, кем казался. Беззаботный, легкий в общении и уверенный в себе, он никогда не подвергал свою жизнь опасности, не знал, что такое остаться на мели, и не соперничал с другими мужчинами, если не считать азартные игры и скачки. Еще в школе их прозвали Полдарк Светлый и Полдарк Темный. Они всегда были добрыми друзьями, что довольно странно, так как отцы их не питали друг к другу теплых чувств.

– Это воистину торжественное событие, – объявил кузен Уильям-Альфред, ухватившись костлявыми пальцами за спинку стула. – Воссоединение семьи – не пустые слова. Надеюсь, Росс, ваше ранение не слишком серьезное. Этот шрам выглядит просто ужасно.

– Ах это, – сказал Росс. – Шрам – ерунда, а вот хромаю я, как старый осел.

Он обошел стол и со всеми поздоровался. Миссис Чиновет поприветствовала молодого человека довольно холодно – просто протянула холеную руку.

– Расскажите нам все, капитан Полдарк, – зашепелявила Полли Чоук. – Поведайте о том, что вам пришлось испытать, как мы проиграли войну, какие они, эти американцы, и…

– Точно такие же, как и мы, мэм. Поэтому мы и проиграли, – ответил Росс и подошел к Элизабет.

– Здравствуй, Росс, – тихо сказала она.

Он не мог оторвать глаз от ее лица.

– Ну до чего же удачно все сложилось. Лучшей встречи я бы и пожелать не мог.

– А я бы могла, – сказала Элизабет. – О Росс, я бы могла.

– И чем ты теперь думаешь заняться, мой мальчик? – поинтересовался Чарльз. – Самое время остепениться. Хозяйство большое, нужен глаз да глаз, а наемным управляющим веры нет. Твой отец мог бы передать тебе все еще в прошлом году, а может, и раньше…

– Мне так хотелось повидать тебя сегодня, – сказал Росс, обращаясь к Элизабет, – но я решил отложить нашу встречу до завтра. Я сдержал себя и вот – вознагражден.

– Росс, я должна тебе все объяснить. Я писала, но…

Тут подала голос тетушка Агата:

– Умереть мне на месте, если это не Росс! Подойди ко мне, мой мальчик. А я-то уж думала, ты присоединился к святым на небесах.

Росс неохотно прошел в конец стола поздороваться со своей двоюродной бабушкой. Элизабет осталась стоять на месте. Она так крепко сжимала спинку стула, что костяшки ее пальцев сделались даже белее, чем лицо.

Росс поцеловал тетю Агату в морщинистую щеку и сказал ей на ухо:

– Рад вас видеть, тетушка, и рад, что вы все еще в стане святых здесь, у нас на земле.

– Не такая уж я и святая. – Тетушка довольно ухмыльнулась, обнажив бледные коричневатые десны. – Но на небеса я пока что не тороплюсь.

К разговору присоединились остальные. Росса засыпали вопросами о том, когда он вернулся, что делал и что повидал вдали от дома.

– Элизабет, будь добра, принеси мою шаль, – попросила дочь миссис Чиновет. – Что-то я замерзла.

– Хорошо, мама.

Элизабет отошла от стола и поднялась по лестнице, опираясь рукой о дубовые перила.

– Этот Пэйнтер тот еще пройдоха, – заявил Чарльз и вытер ладони о ляжки. – Я бы на твоем месте прогнал его в шею и нанял бы кого понадежнее.

Росс посмотрел вслед Элизабет.

– Он был предан моему отцу.

Чарльз раздраженно передернул плечами.

– Вот увидишь, ты найдешь дом не в лучшем состоянии.

– Ну, положим, он был не в лучшем состоянии, еще когда я уезжал.

– Да, но сейчас все стало еще хуже. Я давненько там не был. Помнишь, как говаривал твой отец: «Идти – слишком далеко, а ехать – слишком близко».

Верити принесла гостю с горкой наполненную тарелку.

– Садись за стол, Росс, поешь.

Молодой человек поблагодарил кузину и устроился на предложенном ему месте между тетей Агатой и мистером Чиноветом. Он бы предпочел сидеть рядом с Элизабет, но с этим можно было повременить. Довольно странно было встретить ее в Тренвит-Хаусе. За все два года их знакомства ни сама Элизабет, ни ее родители ни разу не посетили Нампару. Росс принялся за угощение, но не мог сдержаться и несколько раз поднимал голову, чтобы посмотреть, не вернулась ли Элизабет.

Верити помогала миссис Табб уносить со стола пустые тарелки. Фрэнсис, покусывая губу, стоял у двери, а все остальные снова уселись за стол.

Воцарившееся молчание нарушил мистер Чиновет.

– У вас в округе все не так просто, – сказал он и пригладил бородку. – Недовольство растет. Налоги высокие, а жалованье все меньше. Эти войны истощили страну. А теперь еще и виги у власти. Перспективы – хуже не придумаешь.

– Если бы виги пришли раньше, – забыв о приличиях, перебил его доктор Чоук, – ничего этого не было бы.

Росс посмотрел через стол на Фрэнсиса.

– Я прервал званый обед. Что празднуете? Заключение мира или начало новой войны? – спросил он и своим вопросом подтолкнул нерешительных хозяев к объяснению.

– Нет, – ответил Фрэнсис. – Я… дело в том, что…

Чарльз махнул рукой, чтобы ему снова наполнили бокал, и объявил:

– Фрэнсис женится. Это мы и отмечаем.

– Женится, значит, – произнес Росс, орудуя ножом и вилкой. – И на ком же?

– На Элизабет, – сказала миссис Чиновет.

Воцарилось молчание.

Росс отложил нож.

– На ком?

– На моей дочери.

– Принести тебе что-нибудь выпить? – шепотом предложила Верити Элизабет, которая только что спустилась вниз.

– Нет-нет, пожалуйста, не беспокойся, ничего не нужно.

– Ага, – сказал Росс, – стало быть, на Элизабет.

– Мы все так рады, что теперь два наших древних рода объединятся, – прощебетала миссис Чиновет. – Мы очень счастливы и гордимся этим союзом. Уверена, Росс, что и вы присоединитесь к нашим пожеланиям счастья Фрэнсису и Элизабет.

Элизабет, тихо ступая, подошла к миссис Чиновет:

– Твоя шаль, мама.

– Спасибо, милая.

Росс снова принялся за еду.

– Не знаю, как на ваш вкус, – сказал после некоторой паузы Чарльз, – а я обожаю этот портвейн. Шербур, урожай семьдесят девятого года. Едва только его попробовав, я сразу сказал себе: «Он слишком хорош, чтобы это можно было повторить». И скупил всю партию. И действительно, с тех пор я ни разу не встречал подобного букета.

Чарльз опустил руки и отодвинулся от стола, чтобы дать свободу своему животу.

Тетушка Агата уцепилась сморщенной рукой за рукав Росса.

– Ну что, мой мальчик? Теперь-то ты остепенишься? А мы тебе женушку подыщем!

Росс посмотрел через стол на доктора Чоука:

– Вы лечили моего отца?

Чоук кивнул.

– Он сильно страдал?

– Под конец. Но это длилось недолго.

– Странно, что он ушел так быстро.

– Ничего невозможно было сделать. Справиться с водяночным отеком на такой стадии медицине пока не под силу.

В разговор вступил кузен Уильям-Альфред:

– Я дважды заезжал к вашему батюшке, но, увы, он был… не в том настроении, чтобы воспользоваться душевным утешением, которое я мог ему предложить. Для меня это особенно прискорбно, ведь я оказался бессилен оказать даже столь малую помощь своему кровному родственнику.

– Росс, ты обязательно должен попробовать яблочный пирог. Я сама их сегодня испекла, – тихо сказала Верити, которая стояла за спиной кузена и видела, как вздулись вены у него на шее.

– Пожалуй, мне не стоит здесь задерживаться. Я ведь заехал, только чтобы дать передышку лошади. Она у меня охромела.

– Но тебе совсем не обязательно уезжать на ночь глядя. Я велю миссис Табб приготовить тебе комнату. Лошадь может споткнуться в темноте и сбросить тебя.

Росс посмотрел снизу вверх на Верити и улыбнулся. В этой компании они не могли поговорить начистоту, перекинуться даже парой слов.

Тут к уговорам присоединились, правда уже с меньшим энтузиазмом, Фрэнсис и его отец. Росс решительно отказался, почувствовав неискренность дяди и двоюродного брата.

– Что ж, мой мальчик, поступай как знаешь, – заключил Чарльз. – Сам бы я нынче вечером в Нампару не поехал. Там холодно, сыро, и вполне возможно, что тебя никто не встретит. Выпей-ка еще горячительного, чтобы не замерзнуть в дороге.

Росс последовал совету дяди и один за другим опрокинул три бокала портвейна. С четвертым в руке он встал и провозгласил тост:

– За Элизабет и Фрэнсиса… И пусть они будут счастливы.

На этот раз, в отличие от предыдущих тостов, бокалы осушили в полной тишине. Элизабет так и стояла за стулом матери, а Фрэнсис наконец отошел от двери и взял невесту под руку.

Молчание нарушила миссис Чоук.

– Как, должно быть, прекрасно снова оказаться дома, – зашепелявила она. – Я вот, даже если совсем недалеко уезжаю, всегда так счастлива вернуться обратно. Капитан Полдарк, а американские колонии, они какие? Говорят, у них там даже солнце встает и садится не так, как у нас.

Глупая болтовня миссис Чоук разрядила атмосферу, за столом снова завязался разговор, а Росс тем временем прикончил свой обед. Многие испытали облегчение, оттого что он так спокойно отреагировал на новость о предстоящей свадьбе. Однако Росс не стал задерживаться и вскоре распрощался.

– Надеюсь, ты снова заедешь через день-другой? – с теплотой в голосе спросил Фрэнсис. – Ты ведь нам так ничего толком и не рассказал: ни о боевых действиях, ни о ранении, ни о путешествии домой. Элизабет завтра возвращается к себе. Мы планируем пожениться через месяц. Если тебе понадобится моя помощь в Нампаре, пришли весточку. Ты ведь знаешь, я сразу с радостью приеду. Как же здорово, что ты вернулся! Теперь все будет как в старые добрые времена. Мы так боялись за тебя, правда, Элизабет?

– Да.

Росс взял шляпу. Они стояли возле двери и ждали Табба, который отправился за кобылой Росса. Он отказался менять лошадь ради последних трех миль пути.

– Сейчас Табб ее приведет. Если справится, конечно. Я его предупредил, чтобы был поосторожнее.

Фрэнсис открыл дверь и тактично вышел – посмотреть, далеко ли Табб. Ветер принес в дом несколько капель дождя.

– Надеюсь, мое несвоевременное воскрешение не омрачило вам вечер.

Луч света из холла высветил серые глаза Элизабет. Ее лицо из-за длинных теней казалось усталым.

– Росс, я так счастлива, что ты вернулся. Я боялась, мы все боялись… Что ты теперь обо мне думаешь?

– Два года – долгий срок. Вероятно, слишком долгий.

– Элизабет, – окликнула дочь миссис Чиновет, – смотри не простудись! Вечером прохладно.

– Хорошо, мама.

Росс взял ее за руку:

– До свидания.

Вернулся Фрэнсис.

– Табб уже здесь. Ты купил эту кобылу? Красивая, но уж больно норовистая.

– Плохое обращение озлобляет и добрейших из нас, – сказал Росс. – Дождь закончился?

– Почти. Дорогу помнишь?

Росс широко улыбнулся:

– Каждый камешек. Что-нибудь изменилось?

– Ничего такого, чтобы сбиться с пути. Не переходи Меллингей по мосту. Средняя доска сгнила.

– Она сгнила еще до моего отъезда.

– Не забудь, мы ждем тебя в самое ближайшее время. Верити так хочет еще с тобой поболтать. Если она выкроит время, мы завтра же сами заедем к тебе, – пообещал Фрэнсис.

Ответом ему были ветер, шум дождя и цокот копыт кобылы, которая неохотно свернула на подъездную дорожку.

К этому времени уже стемнело, только на западе угасали последние лучи заката. Порывы ветра бросали в лицо мелкие брызги дождя.

Внешне Росс был спокоен; глядя на него, никто бы не смог догадаться, что всего полчаса назад он испытал тяжелейший удар в своей жизни. Разве что теперь он больше не насвистывал и не болтал со своей кобылой.

Еще в юном возрасте Росс перенял от отца скептическое отношение к жизни. Но в отношениях с Элизабет он попал в ловушку, которой вполне мог избежать, если бы не забыл простое правило: в этой жизни редко что-то дается просто так. Они полюбили друг друга, когда Элизабет было всего шестнадцать, а ему едва исполнилось двадцать. Потом сомнительные подвиги навлекли на него неприятности, и решение отца купить офицерский патент показалось Россу разумным: в армии можно было переждать, пока не рассосутся все проблемы. Он уехал навстречу новым приключениям и был уверен в том, что есть лишь одна-единственная причина, по которой ему стоит вернуться.

Росс не сомневался в себе и не сомневался в Элизабет.

Впереди показались огни шахты Грамблер. Это место было средоточием жизненных интересов главной ветви семейства Полдарк. От того, насколько хорошо шли здесь дела, зависело благополучие не только самого Чарльза Полдарка и его семьи, но также и трех сотен шахтеров и их родных, живших в округе. Для них шахта была благосклонным Молохом: они скармливали ей своих детей, а она давала им хлеб насущный.

Росс заметил покачивающиеся огоньки фонарей и съехал на обочину, пропуская караван мулов, навьюченных корзинами с медной рудой. Один из погонщиков с подозрением прищурился, но потом узнал Росса и громко его поприветствовал. Это был Марк Дэниэл.

Росс въехал на территорию шахты, со всех сторон его окружили малоприметные строения, среди которых выделялись крепкие копры и внушительные каменные здания грузовых подъемников. В верхних арочных окнах мерцал желтый свет, теплый и таинственный на фоне низкого вечернего неба. Проезжая мимо одного из зданий, Росс услышал грохот и лязг – это огромный насос откачивал воду с нижних уровней шахты.

По пути ему встречались группы шахтеров с фонарями. Они приглядывались к Россу, и, хотя некоторые пожелали ему доброй ночи, он сомневался, что рабочие его узнали.

В одном из домов, где размещались подъемники, приглушенно зазвонил колокол, возвещая конец очередной смены и начало новой. Вот почему вокруг было так много шахтеров: одни собирались спускаться под землю, а другие, наоборот, как муравьи, карабкались наверх по сотням шатких лестниц в сажень длиной. Рабочие были потные, чумазые, нагруженные инструментами, одежда вся в ржавых пятнах от медной породы и черной пороховой копоти. Путь наверх займет у шахтеров полчаса, а может, и больше, и все это время их будет поливать вода из протекающих насосов. А потом многим из них еще предстоит идти три-четыре мили домой под дождем и ветром.

Росс ехал дальше, душевная боль была настолько острой, что порой ему становилось физически плохо.

Ручей Меллингей он перешел вброд и начал подниматься по узкой тропе к последнему еловому леску. Росс глубоко вдыхал тяжелый от дождя, насыщенный запахом моря воздух; ему даже казалось, что он слышит, как волны разбиваются о берег. На вершине холма кобыла присмирела, стала спотыкаться и чуть не упала. Росс неловко спрыгнул на землю и дальше пошел пешком. Поначалу ему тяжело было ступать на раненую ногу, но потом боль в лодыжке даже начала радовать, ведь теперь он не мог думать ни о чем другом. В леске было темно хоть глаз выколи, и Россу приходилось чуть ли не на ощупь идти по заросшей тропинке. На выходе из леса его «приветствовали» руины Уил-Мейдена. Эта шахта была уже сорок лет как выработана. Мальчишкой Росс часто лазил по старой лебедке и конному вороту, исследовал неглубокую штольню, которая прорезала весь холм и выходила на поверхность возле ручья.

До его земли было рукой подать, и Росс наконец осознал, что действительно вернулся домой. Еще в полдень он с замиранием сердца ждал этого момента, но теперь его уже ничто не радовало. Разве только мысль о том, что путешествие подошло к концу и скоро можно будет лечь и отдохнуть.

В низине было не так ветрено. Журчание Меллингея на какое-то время стихло, но теперь послышалось вновь. Оно походило на бормотание немощной старухи. В темноте ухнула и пролетела прямо перед лицом Росса сова. Дождевая вода тонкими струйками стекала с полей шляпы. Впереди уже виднелись очертания родного дома.

Россу показалось, что за время его отлучки Нампара-Хаус стал меньше и ниже, он словно бы присел и растянулся, как выстроенные в ряд домишки шахтеров. Света он не увидел. Сирень разрослась так, что закрывала окна. Росс привязал лошадь и постучал кнутом в парадную дверь.

Здесь недавно прошел сильный дождь, вода стекала с крыши, и на заросшей травой песчаной тропинке образовались лужи. Росс толкнул дверь, она со скрипом распахнулась, отодвинув скопившуюся за ней кучу мусора. Росс остановился и вгляделся в холл с низким балочным потолком. Темнота в доме стояла такая, что ночь по сравнению с ней казалась сумерками.

– Джуд! – позвал Росс. – Джуд!

Снаружи тихо заржала и ударила копытом кобыла. Что-то прошмыгнуло вдоль деревянной стенной панели. Из глубины холла на Росса не мигая смотрели мерцающие золотисто-зеленые глаза.

Росс похромал в дом. На грязном полу шуршали засохшие листья. Ощупывая на ходу панели на правой стене, Росс добрался до двери гостиной, поднял щеколду и вошел внутрь.

Тут же послышался шум непонятной возни. У двери Росс поскользнулся на какой-то липкой дряни, взмахнул рукой и сбил на пол подсвечник, потом поднял его, заново установил свечу и пошарил вокруг в поисках кремня и кресала. С третьей попытки ему удалось высечь искру и запалить свечу.

Это была самая большая комната в доме. Стены наполовину обшиты панелями из темно-красного дерева, в дальней стене утоплен огромный, в половину ширины комнаты, камин. Возле камина расставлены низкие диванчики. Когда-то семья Полдарк проводила здесь бо́льшую часть времени. Гостиная была достаточно просторной для шумной компании, тут было прохладно в самые жаркие дни, но в то же время тепло и уютно зимой. Однако теперь все изменилось. Камин давно остыл, на диванчиках свили гнезда куры, пол загажен, кругом валяется сгнившая солома. Облюбовавший стенной подсвечник петушок искоса поглядывал на Росса желтым глазом. На диванчике в нише у окна валялись два дохлых цыпленка.

Слева от гостиной располагалась спальня Джошуа. Там Росс обнаружил кое-какие признаки жизни: нижние юбки, грязные и старые, потрепанную треуголку (все это никак не могло принадлежать его отцу), а также откупоренную бутыль, от которой несло джином. Но альков с кроватью был закрыт, а три дрозда в клетке у зашторенного окна не могли подсказать Россу, где расположилась парочка, которую он искал.

В противоположном конце спальни имелась еще одна дверь, она вела в ту часть дома, которая так и не была достроена, и Росс туда не пошел. Оставалось заглянуть в спальню наверху в дальней части дома, где обычно всегда спали Джуд и Пруди.

Росс вернулся к двери, остановился и прислушался. Его внимание привлек какой-то странный звук. Куры уже угомонились, и тишина, как занавес, снова опустилась на дом. Россу показалось, что скрипнула ступенька на узкой лестнице, он повернулся на звук и поднял свечу повыше, но ничего не увидел.

Он не услышал ни ожидаемой беготни крыс, ни стука дождевых капель за окном, ни хруста обугленной бумаги под ногами.

Росс посмотрел на потолок – балки, как и половицы, были целы. Что-то терлось о его ногу. Да это же Табита Бетия, кошка отца! Это ее глаза он увидел, зайдя в дом. За два года Табита выросла и превратилась в крупное серое животное; на шерсти у нее виднелись проплешины, какие бывают от лишая. Похоже, Табита узнала Росса, он протянул к ней руку, и кошка с интересом пощекотала его усами.

Звук повторился, и на этот раз Росс определил его направление. Он быстро подошел к алькову и раздвинул дверцы. В нос ударил мерзкий запах застарелого пота и джина. Росс протянул руку со свечой в альков. Там в обнимку лежали Джуд и Пруди Пэйнтер, оба мертвецки пьяные. Она в длинной фланелевой ночной сорочке, рот открыт, ноги с выступающими венами раскинуты в стороны. Он, судя по всему, даже не смог раздеться перед сном и похрапывал под боком у женушки прямо в бриджах и чулках.

Росс какое-то время полюбовался этой парочкой, потом поставил подсвечник на большой низкий сундук рядом с кроватью, вышел из комнаты и направился на конюшню, находившуюся с восточной стороны дома. Там он отыскал ведро, сходил к водокачке и набрал воды. После чего вернулся в спальню и окатил из ведра храпевших на кровати слуг.

Затем он снова вышел на улицу. На востоке появились звезды, но воздух был холодный. Росс заметил, что в конюшне стоят всего лишь две полуголодные клячи. Одного коня звали Рамут; когда Росс уезжал, ему уже было двенадцать лет и он наполовину ослеп из-за бельма на глазу.

Полдарк набрал еще одно ведро воды и опять отправился в спальню, чтобы снова вылить воду на кровать.

Когда Росс проходил мимо своей кобылы, она тихо заржала. Соскучилась, бедняжка, стоять одна в темном незнакомом саду.

Войдя в спальню в третий раз, Росс увидел торчащую из алькова лысую башку. Джуд стонал и что-то недовольно бурчал. Росс от души окатил его водой.

К тому моменту, когда он вошел в спальню с четвертым ведром, Джуд уже выбрался из кровати и пытался стряхнуть с себя воду. А вот Пруди еще только начинала ворочаться в постели, так что на этот раз вся вода досталась ей. Джуд выругался и потянулся было за складным ножом, но Росс одним ударом в висок повалил его на пол и пошел за следующей порцией воды.

К пятому появлению Росса в спальне взгляд его слуги стал более осмысленным, но он все еще валялся на полу. Завидев Росса, Джуд начал сыпать проклятиями и угрожать. Но вскоре на его физиономии отразилось удивление.

– Вот те на! Никак мистер Росс! Откуда вы взялись?

– Восстал из могилы, – пояснил Росс. – Там на дворе лошадь, которую надо расседлать и накормить. А ну поднимайся, пока я тебя не убил.

Он ухватил Джуда за ворот рубашки, поставил на ноги и подтолкнул к выходу из спальни.

Глава третья

Сырой октябрьский вечер действует угнетающе, но зато он укутывает все вокруг тенями и прячет от глаз неприятные подробности разрухи и запустения. Утром все видится иначе.

Даже в те времена, когда горное дело процветало, Джошуа обязательно обрабатывал несколько полей. Его уютный дом был хорошо обставлен, и припасов, учитывая, в какой местности они жили, всегда имелось в достатке. Два часа, с восьми до десяти утра, Росс посвятил осмотру своего хозяйства, а затем вызвал из дома Джуда и Пруди. Сложив руки на груди, хозяин смерил злополучную парочку взглядом. Пэйнтеры переминались с ноги на ногу и сопели.

Джуд, мужчина лет пятидесяти, был на четыре дюйма ниже своей женушки. Глядя на его кривые ноги, можно было догадаться, что он любит лошадей и силен как бульдог. За последние десять лет природа, словно в насмешку, выбрила ему на макушке круглую, как тонзура у монаха, лысину. Пэйнтер жил в этих краях с самого рождения. Поначалу он работал рудокопом на шахтах Грамблер и Уил-Грейс, а потом Джошуа, несмотря на все недостатки Джуда, забрал его к себе.

Пруди Джуд подцепил в Бедратане десять лет тому назад. Об их первой встрече он не распространялся никогда, даже в сильном подпитии. Официально они не были женаты, но Пруди это не волновало, и она преспокойно носила фамилию Джуда. Этой женщине уже стукнуло сорок; у нее были жидкие, безнадежно завшивевшие волосы. Широкоплечая, шести футов ростом, Пруди обладала мощным телом с выпуклостями во всех тех местах, где их по законам красоты быть не должно.

– Вижу, вы утомились после тяжких утренних трудов, – заметил Росс.

Джуд глянул на него из-под облысевших бровей. Покойный Джошуа умел держать слугу в узде, а вот Росса Джуд никогда не боялся. Да и с чего бы ему было бояться безалаберного долговязого юнца? Но два года службы в армии, похоже, изменили мальчишку.

– Только-только все отдраили, – с нотками обиды в голосе сказал Джуд. – Целых два часа спины не разгибали. Руки все в занозах от этого пола, пропади он пропадом. Может, у меня теперь заражение крови будет. Побежит отрава от пальцев по венам, а потом – раз, и помер человек.

Росс перевел обманчиво сонный взгляд на Пруди.

– А женушка твоя не пострадала от мытья полов? Как бы ей не забыть вкус воды. В тюрьме ведь особо не попьешь и не помоешься.

Джуд резко вскинул голову:

– В какой еще тюрьме? Пруди ни в какую тюрьму не пойдет. Что она такого сделала-то?

– Ничего не сделала, так же как и ты. Жаль только, сидеть вы будете в разных камерах.

Пруди хихикнула:

– Шутить изволите, сударь?

– Шутить изволили вы оба, – сказал Росс. – Прошлой ночью и еще пятьдесят дней до этого.

– Вы не можете посадить нас за то, что мы маленько выпили, – возмутился Джуд. – Нет такого закона. Это неправильно. И несправедливо. Так с друзьями не поступают. Не говоря уже о том, сколько мы для вас сделали.

– Вы – слуги моего отца. Когда он умер, вас оставили здесь, чтобы вы за всем присматривали.

– Так мы и присматривали.

– Да ну? Что ж, можете получить по гинее за каждое засеянное поле, которое не заросло сорняками. И за каждые вовремя отремонтированные амбар или конюшню. Да у вас даже яблоки в саду гниют на земле, потому что кое-кто поленился их собрать…

– Кто ж виноват, что лето выдалось плохое. А яблоки осы жрали, вот они и сгнили. Ну прям напасть какая-то. Что сделаешь с яблоком, если в нем оса? Ничего. Остается только прибить осу и съесть яблоко. А много ли могут съесть два человека?

– А я так вообще однажды чуть осу не проглотила, – вставила Пруди. – Жую себе яблоко с умным видом, и тут – раз, она мне между зубов и попала. Слышу: жужжит. Голову-то ее мне не видать было. Только зад, огромный такой, с овечий хвост. Лапками шевелит и полосатая вся, прям как тот флаг. А не услышь я ее…

– Попадет одна такая в глотку, – мрачно добавил Джуд, – ужалит – и конец человеку.

– Вы горазды только отговорки искать, – сказал Росс. – А в остальном ленивые, словно свиньи, которые еле-еле из своего хлева выползают.

Пруди высморкалась в край передника.

Сердце Росса дрогнуло. В свое время он сам наслушался оскорблений от директора школы, а потом еще и в армии хлебнул лиха. С другой стороны, не следовало забывать, с кем он разговаривает.

– Подозреваю, что сменять урожай на дешевый джин – плевое дело. Что ж, и за меньшие прегрешения на виселицу отправляют.

– Мы думали… ходили слухи… – Джуд прикусил губу. – Люди болтали, что…

– Что я погиб? И кто же это говорил?

– Да все говорили, – мрачно ответила Пруди.

– А я вот услышал об этом только в родных краях. Признавайтесь, вы слухи распустили?

– Нет-нет, это не мы. Как можно! Да если бы вы только знали, как мы с этими слухами боролись, так наверняка бы нам спасибо сказали, – принялся оправдываться Джуд. – Я всем говорил: враки все это. Так прямо и заявлял: быть того не может, я сам ни в жисть в такое не поверю. Вот и Пруди может подтвердить. Никогда мы этим глупым сплетням не верили, правда, Пруди?

– Видит Бог, никогда!

– Мой дядя всегда считал вас бездельниками и паразитами. Думаю, он меня поддержит, если я захочу упечь вас за решетку.

Пэйнтеры пытались изворачиваться, они были одновременно обижены и напуганы. Молодой хозяин не понимал их трудностей, а у них самих не хватало слов, чтобы толком все объяснить. Если сперва эти двое и чувствовали в чем-то свою вину, то она уже давно потонула в их сбивчивых объяснениях, и теперь они злились из-за того, что на них валят все грехи. Это казалось несправедливым, ибо на все, что они сделали или чего не сделали, у Пэйнтеров, по их мнению, имелись свои причины.

– У нас только четыре пары рук, – выдал Джуд.

Но Росс не был расположен шутить.

– В этом году в тюрьме свирепствует лихорадка, так что нехватка дешевого джина будет для вас наименьшим из испытаний.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь, оставив слуг наедине с их страхами.

В полумраке конюшни постоялого двора «Красный лев» Россу показалось, что у его кобылы поврежден сустав, но, осмотрев ее еще раз при свете дня, он понял, что причина хромоты – скверная работа кузнеца. Подкова была слишком короткой и узкой.

На следующий день Росс на почти полностью ослепшем Рамуте отправился в Труро, намереваясь сторговаться с хозяином «Красного льва».

Тот сперва сомневался, достаточно ли уже прошло времени, чтобы можно было продавать оставленную в залог лошадь, однако Росс, никогда особенно не чтивший закон, сумел настоять на своем.

Будучи в городе, Росс взял в банке Паско денег и потратил часть своего скудного капитала на двух молодых волов, которых должен был забрать Джуд. Если уж ты решил обрабатывать поля, придется приобрести рабочую скотину.

Сделав еще кое-какие мелкие приобретения, Полдарк перекинул свои покупки через седло и около часа дня уже вернулся домой, где обнаружил ожидавшую его Верити. В первую секунду Росс принял ее за Элизабет, и сердце у него чуть не выпрыгнуло из груди.

– Ты меня совсем позабыл, кузен, – сказала Верити. – И вот я здесь, жду тебя. Причем уже сорок с лишним минут.

Росс поцеловал Верити в щеку.

– Надо было прислать записку. Я ездил в Труро. Разве Джуд тебе не объяснил?

– Объяснил и даже предложил садовый стул. Но я испугалась, что он подо мной развалится, и не стала садиться. О Росс, во что превратился твой бедный дом!

Росс оглянулся. Вьюнок почти целиком увил оранжерею, отцвел и уже начинал подгнивать.

– Ничего, все поправимо.

– Мне так стыдно, что мы сюда не заезжали, – призналась Верити. – Что я не заезжала. Эти Пэйнтеры…

– У вас у самих было много дел.

– Да, правда. Вот только теперь, когда урожай собрали, появилось немного свободного времени. Но это не оправдание.

Росс посмотрел на кузину сверху вниз. Хотя бы она осталась прежней – все та же стройная фигурка, распущенные темные волосы и большой рот. Верити пришла из Тренвита без шляпы, в повседневном платье и небрежно наброшенном на плечи серо-голубом плаще.

Они направились в сторону конюшни.

– Я только что купил лошадь, – сообщил Росс. – Ты, наверное, ее уже видела. Старый Сквайр никуда не годится, а Рамут сослепу не замечает камней и рытвин.

– Расскажи мне о своем ранении, – попросила Верити. – Нога еще сильно болит? Когда это случилось?

– О, уже давно. На реке Джеймс. Ерунда.

Верити искоса глянула на кузена.

– Да, ты же у нас не из тех, кто демонстрирует свою боль.

– А вот и лошадка, – сказал Росс. – Заплатил за нее двадцать пять гиней. Как по-твоему, выгодная сделка?

– А разве она, – Верити запнулась, – разве она не хромая? Фрэнсис говорит, что… якобы у нее правая нога…

– Заживет быстрее моей. Эх, вот бы каждую рану можно было исцелить, просто сменив сапоги.

– А как ее зовут?

– Этого никто не знает. Специально тебя ждал, чтобы выбрать имя.

Верити откинула назад волосы и прищурила один глаз:

– Хм… Я бы назвала ее Смуглянка.

– Это почему?

– Вот из-за этой черной полосы. А еще, чтобы отдать дань ее новому хозяину.

Росс рассмеялся, расседлал Рамута и принялся чистить, а его кузина стояла, прислонившись спиной к двери конюшни, и болтала о всяких пустяках. Отец Верити часто сетовал на то, что дочери «не хватает изящества», то есть она не умеет вести светские беседы, которые в приличном обществе считаются хорошим тоном. А вот в компании Росса Верити всегда чувствовала себя легко и свободно.

Он пригласил ее остаться на обед, но она отказалась.

– Мне скоро нужно возвращаться. Отец уже не такой прыткий, и мне о многом приходится заботиться самой.

– И, я полагаю, ему это нравится. Но прежде чем попрощаться, давай прогуляемся к морю. Когда еще ты ко мне выберешься?

Верити не стала возражать, ей льстило, что Росс хочет еще немного побыть в ее обществе. Они шли, как в детстве, держась за руки, но из-за хромоты Росса идти так было неудобно, и вскоре он просто положил руку ей на плечо. Кратчайший путь к морю лежал через каменный вал и дальше вниз на Хэндрона-Бич, но в тот день они решили подняться на Долгое поле за домом и пойти по той тропинке, где гулял во сне Джошуа.

– Дорогой, сколько же придется потрудиться, чтобы привести тут все в порядок, – оглядываясь по сторонам, сказала Верити. – Тебе потребуется помощь.

– Ничего, вся зима впереди.

Верити испытующе посмотрела на кузена.

– Ты ведь не собираешься снова от нас уехать, Росс?

– Уехал бы, будь у меня деньги. И если бы нога не болела. А так – куда я поеду, хромой и без денег?

– Ты оставишь Джуда и Пруди?

– Они согласны поработать без жалованья. Подержу еще некоторое время, пока джин из них вместе с по́том не выйдет. А еще сегодня утром я нанял одного парнишку. Он искал работу. Его фамилия Картер. Знаешь такого?

– Картер? Один из сыновей Конни Картер из Грамблера?

– Думаю, он самый. Парень работал в шахте, но это оказалось ему не под силу. На глубине в шестьдесят саженей плохая вентиляция, пыль от взрывных работ не оседает. Говорит, что по утрам начал харкать черной мокротой. Вот и пришлось искать работу на свежем воздухе.

– Да, это наверняка он. Джим – старший сын Конни. Его отец умер совсем молодым.

– Я не могу позволить себе платить калекам, но этот парень вроде бы достаточно крепкий. Завтра в шесть приступает к работе.

Они остановились на краю скалы высотой в семьдесят – восемьдесят футов над уровнем моря. Слева скалы спускались в бухту Нампара-Коув, а потом снова поднимались, но уже круче, в сторону Сола. На востоке, возле Хэндрона-Бич, море было удивительно спокойным. Дымчато-серое, с вкраплениями фиолетовых и ярко-зеленых пятен, оно напоминало лоскутное покрывало. Волны, как змеи, скользили под этим покрывалом и становились заметными, только превращаясь в молочно-белую пену у самой кромки воды.

Вскоре должен был начаться отлив. Волны ускоряли свой бег под наползающими облаками.

Легкий бриз обдувал лицо Росса и с нежностью касался его волос. Накануне ночью он почти не спал. Верити посмотрела на профиль кузена: полузакрытые серо-голубые глаза, белый шрам на загорелой щеке – и ей вдруг стало тревожно. Она отвела взгляд и спросила:

– Ты, наверное, удивился, когда узнал… о Фрэнсисе и Элизабет?

– У меня нет никаких прав на Элизабет.

– Это было так странно, – сбивчиво продолжила Верити. – То, как это произошло. Фрэнсис ведь до этого лета с ней почти не виделся. Они встретились у Паско. И с того дня он только о ней и говорил. Я, разумеется, сказала брату, что вы с Элизабет были дружны. Но вообще-то, она и сама успела ему в этом признаться.

– Очень любезно с ее стороны…

– Росс… я уверена, что они не хотели поступать дурно. Просто так иногда бывает. Никто ведь не станет спорить с тучами, дождем или молниями – со стихией. А у них именно так все и случилось. Это было не в их власти. Я знаю Фрэнсиса. Он просто ничего не мог с собой поделать.

– Как же выросли цены, с тех пор как я уехал, – сказал Росс. – Представляешь, сегодня за ярд голландского полотна я заплатил три шиллинга и три пенса. Все мои сорочки моль поела.

– А потом, – продолжала свой рассказ Верити, – пошли слухи, будто ты погиб. Не знаю, откуда они взялись, но, думаю, это Пэйнтеры выдумали. Им это было выгодно больше всех.

– Не больше, чем Фрэнсису.

– Да, – согласилась Верити, – но он точно не распускал слухи.

Росс не отрываясь смотрел на море. Он некоторое время помолчал, а потом сказал:

– Беру свои слова обратно.

Верити слегка сжала его руку:

– Дорогой, как бы я хотела тебе помочь. Заходи к нам почаще, ладно? Можешь хоть каждый день у нас обедать. Я стряпаю лучше, чем Пруди.

Росс покачал головой:

– Я должен сам с этим справиться. На какой день назначена свадьба?

– На первое ноября.

– Так скоро? Я думал, не раньше чем через месяц.

– Так решили вчера вечером.

– О! Понимаю…

– Торжество будет в Тренвите. Там удобнее для всех. Касгарн вот-вот развалится, сплошные сквозняки и протечки. Элизабет с родителями приедут утром в экипаже.

Верити понимала, что Росс ее почти не слушает, но продолжала болтать, очень уж ей хотелось помочь кузену в этот сложный для него период. Однако вскоре она умолкла и тоже стала любоваться морем. А через некоторое время заговорила снова:

– Знаешь, Росс, я бы могла почаще заглядывать к тебе зимой. Если не помешаю, конечно.

– Не только не помешаешь, но, наоборот, очень даже поможешь.

Они развернулись и пошли обратно к дому. Росс не заметил, что Верити покраснела до корней волос.

Значит, все случится первого ноября. Меньше чем через две недели.

Росс проводил кузину до края небольшой рощицы, а когда они попрощались, еще некоторое время смотрел, как она быстрым уверенным шагом идет в сторону Грамблера. Над пустынной вересковой пустошью от шахты в сторону Тренвита плыли облака дыма и пара.

В лощине за возвышенностью, ограничивающей с юго-востока долину Нампара, расположилось поселение из нескольких деревянных домов, известное как Меллин.

Это были владения Полдарка, и в этих шести домах, выстроенных под прямым углом так, чтобы каждый мог без труда следить за приходом и уходом соседей, жили Триггсы, Клеммоу, Мартины, Дэниэлы и Вайгусы. Сюда-то и отправился Росс в поисках дешевой рабочей силы.

Полдарки всегда были в хороших отношениях со своими арендаторами. Классовые различия, безусловно, существовали, но они были настолько очевидны, что никому и в голову не приходило специально их подчеркивать. В местах, где жизнь сосредоточена вокруг шахты, здравый смысл всегда ставится выше светских условностей. Мелкие землевладельцы с их длинными родословными и тощими кошельками здесь всегда воспринимались как часть той земли, которой они владели.

По пути к Мартинам Россу пришлось проехать мимо трех домов. На крыльце первого покуривал, греясь на солнышке, Джо Триггс. Джо, скрюченный ревматизмом бывший шахтер лет пятидесяти пяти, жил на попечении своей тетушки, которая добывала средства к существованию, торгуя рыбой в Соле. Со стороны могло показаться, что на протяжении всех двадцати восьми месяцев отсутствия Росса Триггс так и просидел у себя на крылечке. Англия потеряла свои колонии на Западе и усилила хватку на Востоке; она в одиночку выступила против американцев, французов, немцев, испанцев и Хайдара Али, захватившего власть в Майсуре. Правительства свергались, флотилии сражались, нации боролись за независимость. Над Францией поднимались аэростаты, в Спитхеде перевернулся и затонул линкор «Король Георг», Уильям Питт Младший впервые возглавил кабинет министров, а в жизни Джо Триггса ничего не менялось. Каждый следующий день его настолько походил на предыдущий, что они слились в однообразный узор, который лишь изредка нарушала усиливающаяся боль в суставах.

Беседуя со стариком, Росс разглядывал остальные дома. Ближайший пустовал еще с семьдесят девятого года: тогда всю проживавшую в нем семью выкосила оспа, и с тех пор дом успел потерять часть крыши. Следующий, где жили Клеммоу, выглядел не многим лучше. И неудивительно, ведь Илай, младший и наиболее смышленый из братьев, подался в лакеи в Труро и на хозяйстве остался один Рубен.

Остальные дома, построенные перпендикулярно первым трем, были в отличном состоянии. С Мартинами и Дэниэлами Росса связывали особенно добрые отношения, а Ник Вайгус, хоть и был довольно скользким типом, присматривал за своим жилищем не хуже соседей.

Миссис Заки Мартин, добродушная женщина в очках на приплюснутом носе, провела Росса в единственную комнату на первом этаже своего дома. Там в полумраке на хорошо утоптанном земляном полу ползали и радостно гукали три голозадых карапуза. Двое появились на свет уже после отъезда Росса. Всего детей в семье было одиннадцать, причем миссис Мартин вновь была беременна. Четверо мальчиков уже работали в штольнях Грамблера, а Джинни, старшая дочь, на той же шахте дробила руду. Трое следующих по возрасту, от пяти и старше, как раз и были той дешевой рабочей силой, которую Росс рассчитывал нанять для прополки своих полей.

В то солнечное утро Росс наслаждался видами, запахами и звуками своей земли, и война, в которой он совсем недавно принимал участие, казалась ему такой далекой и совершенно бессмысленной. Он призадумался: кто все-таки живет настоящей жизнью? Те, кто воюют из-за политических амбиций, отстаивая принципы, и погибают или живут в лучах славы (или, значительно чаще, бесславно) ради абстрактных представлений о патриотизме, независимости и прочем? Или же скромные люди, которые просто трудятся на своей земле?

Миссис Мартин болтала без умолку, Росс уже подумал, что хозяйку дома ничто не сможет остановить, но тут вернулась со смены в шахте ее дочь Джинни. Она запыхалась и хотела было еще с порога что-то сказать, но, увидев Росса, осеклась и неловко присела в реверансе.

– Моя старшенькая, – пояснила миссис Мартин и сложила руки на животе. – Семнадцать исполнилось, месяц тому назад. Что с тобой, дитя мое? Неужто позабыла мистера Росса?

– Нет, мама, не позабыла. Здравствуйте, сэр.

Джинни прошла в угол комнаты и сняла фартук и большой полотняный чепец.

– Чудесная девушка, – с отсутствующим видом заметил Росс. – Вы должны ею гордиться.

Джинни зарделась.

Миссис Заки внимательно посмотрела на дочь.

– Что, опять этот Рубен к тебе приставал?

В дверях мелькнула чья-то тень, и Росс увидел шагающего к своему дому Рубена Клеммоу. Он был в еще не просохшей синей шахтерской робе; к старой жесткой шляпе глиной прикреплена свеча, а в руках – тяжелый металлический бур и другие инструменты рудокопа.

– Он каждый божий день за мной таскается, – со слезами на глазах пожаловалась девушка. – Просит с ним пройтись, а когда я соглашаюсь, молчит и только глаза таращит. И чего он ко мне привязался!

– Полно, милая, не принимай близко к сердцу, – посоветовала дочери миссис Мартин. – Лучше пойди позови пострелят. Пусть идут в дом, если не хотят остаться без обеда.

Джинни выбежала на улицу, и вскоре со двора послышался ее звонкий голос – она звала работающих на картофельной грядке младших Мартинов.

Росс решил воспользоваться возможностью, чтобы распрощаться.

– От этого Рубена одна головная боль, – сказала миссис Мартин. – Повсюду ходит за Джинни как приклеенный. Заки его уже два раза предупреждал.

– Клеммоу совсем не следит за домом, – заметил Росс. – Вонь, наверное, страшная, когда ветер с его стороны дует?

– Ну, вонь-то нас не шибко беспокоит. Мы за девочку свою волнуемся.

Росс видел, что Рубен Клеммоу стоит у себя на крыльце и маленькими блеклыми глазками наблюдает за Джинни. Эти Клеммоу всегда были для соседей источником беспокойства. Родители братьев умерли несколько лет назад. Отец был глухонемым да еще и припадочным. Дети потешались над ним и передразнивали, когда Клеммоу-старший с перекошенным ртом мычал и пускал пузыри. Жена его выглядела вполне нормально, но была в ней какая-то гнильца. Она не довольствовалась простыми человеческими пороками вроде похоти или пьянства. Росс помнил, как эту женщину публично высекли на рыночной площади в Труро за то, что она приторговывала ядовитыми снадобьями для прерывания беременности. Младшие Клеммоу вечно попадали в передряги, но Илай всегда казался более проблемным, чем его брат.

– Много он дел натворил, пока меня не было? – поинтересовался Росс.

– Рубен-то? Не-а. Только прошлой зимой разок треснул Ника Вайгуса по башке, за то что тот на него наорал. Но мы его не виним. Этот Ник кого хочешь доведет.

Росс подумал, что от себя не убежишь. В армии он отвечал за своих солдат, а теперь, вернувшись домой, пусть и не напрямую, но все-таки отвечает за благополучие тех, кто живет на его земле. Может, он и не был сквайром в полном смысле слова, но ответственности это с него не снимало.

– Думаете, Рубен способен причинить вред Джинни?

– Да кто ж его знает? А если что и учудит, то до суда не доживет. Но, милый мой, как матери не волноваться за дочку? Вы ж понимаете.

Рубен Клеммоу, заметив, что сам стал объектом наблюдения, тупо посмотрел на соседей, а потом развернулся и ушел в дом, громко хлопнув дверью.

Вернулась Джинни с тремя младшими Мартинами. Росс внимательнее присмотрелся к девушке. Опрятная и очень миленькая. Красивые карие глаза, белая кожа, на носу едва заметные веснушки, густые каштановые волосы. Можно было не сомневаться в том, что у нее отбоя от ухажеров не будет. Неудивительно, что Джинни воротила нос от Рубена, которому было уже под сорок и который к тому же был слаб на голову.

– Если Рубен не уймется, передайте мне с кем-нибудь записку. Я приеду и поговорю с ним, – пообещал Росс.

– Спасибо, сэр. Будем премного вам благодарны. Может, если вы с ним потолкуете, так он и образумится.

По пути домой Росс проехал мимо подъемника шахты Уил-Грейс: в свое время она принесла состояние его отцу, однако туда же это состояние в результате и утекло. Подъемник стоял на холме, на противоположной от шахты Уил-Мейден стороне долины. Раньше рудник назывался Треворджи. Сотни лет работы там велись самым примитивным способом. Джошуа использовал часть прежних выработок, а предприятие назвал в честь любимой жены. Росс решил осмотреть шахту. Все лучше, чем дни напролет предаваться хандре.

На следующий день он надел шахтерскую робу отца и уже собирался выйти из дома под бубнеж Пруди о гнилых половицах и спертом воздухе, как вдруг увидел скачущего по долине всадника. Когда тот приблизился, Росс узнал Фрэнсиса.

Кузен ехал верхом на великолепном жеребце чалой масти и одет был по последней моде: оранжево-желтые бриджи, желтый жилет и зауженный в талии сюртук из коричневого бархата с высоким воротником.

Подъехав к Россу, Фрэнсис осадил жеребца, и тот встал на дыбы.

– Тише, Руфус, спокойно! Тише, мальчик! – Фрэнсис спешился и радостно улыбнулся. – Ну, здравствуй, Росс. Что это за наряд? Ты никак на Грамблер нанялся?

– Нет, решил обследовать Грейс.

Фрэнсис удивленно поднял брови.

– Эту старую шлюху? Неужто надеешься снова ее запустить?

– И от шлюх бывает прок. Я обследую все, чем владею, а потом посмотрим, имеет это какую-то цену или нет.

Фрэнсис слегка покраснел.

– Что ж, вполне разумный подход. Может, отложишь на часок?

– Пойдем вместе, – предложил Росс. – Хотя тебя, наверное, больше не привлекают подобные приключения… Да к тому же ты в таком наряде.

Фрэнсис покраснел еще больше.

– Разумеется, я отправлюсь с тобой. Только дай мне какую-нибудь старую одежду.

– Не стоит. Отложу до другого раза.

Фрэнсис передал поводья своего коня Джуду, который как раз вернулся с поля.

– Нет уж, давай сходим сегодня, – сказал он Россу. – Мне действительно интересно. Заодно по пути и поговорим.

Они прошли в дом. Росс, порывшись в вещах отца, которые не успели продать Пэйнтеры, подобрал для Фрэнсиса подходящую одежду, и тот переоделся.

По пути на шахту Росс, чтобы снять напряжение, заставил себя рассказывать о своих приключениях в Америке, куда он попал совсем зеленым лейтенантом всего через месяц после того, как его зачислили в ирландский полк. Он вспоминал о первых трех горячих месяцах службы под командованием лорда Корнуоллиса, когда и произошли почти все сражения, в которых ему довелось принять участие. Он рассказывал о наступлении на Портсмут; о внезапном нападении французов, когда его часть переправлялась через реку Джеймс; о преследовании Лафайета; о застрявшей в лодыжке мушкетной пуле и последующем переводе в Нью-Йорк, благодаря чему ему удалось избежать осады Йорктауна; об ударе штыком в лицо во время небольшой стычки в самом конце войны, когда предварительное мирное соглашение уже было подписано.

Когда они добрались до подъемника, Росс некоторое время побродил в зарослях высокого дрока, а потом подошел к кузену, который заглядывал в шахту.

– Какая тут глубина? – спросил Фрэнсис.

– Думаю, саженей тридцать. И в основном все затоплено. Но я слышал, как отец говорил, что бо́льшая часть старого рудника Треворджи осушилась сама собой.

– На Грамблере мы начали разработку на глубине восьмидесяти саженей. Перспективы многообещающие. А когда в последний раз пользовались этой лестницей?

– Наверное, лет десять назад. Будь добр, прикрой меня.

Порывы ветра грозили задуть пеньковые свечи. Прикрывая их шляпами, молодые люди начали спускаться в шахту. Фрэнсис хотел пойти первым, но Росс его остановил.

– Постой, давай я сначала проверю.

Верхние перекладины оказались достаточно крепкими, и Фрэнсис тоже начал спускаться в довольно широкий ствол шахты. Лестница была прибита к стене и через равные промежутки упиралась в деревянные помосты. Ближе к поверхности часть дренажного оборудования еще оставалась на своих местах, но далее все уже обрушилось.

Как только Росс и Фрэнсис спустились ниже земной поверхности, им в нос сразу ударил запах стоячей воды.

До первого уровня добрались без происшествий. При колеблющемся пламени прикрепленной к шляпе свечи Росс заглянул в узкую штольню, немного подумал и решил спуститься на второй уровень. Он сообщил об этом кузену, и они двинулись дальше. Один раз Фрэнсис случайно столкнул вниз камень, тот проскакал до следующего помоста и с тихим плеском упал в невидимую в темноте шахты воду.

Ступени стали менее надежными, на каком-то отрезке они и вовсе отсутствовали, а одна надломилась, как только Росс поставил на нее ногу. Хорошо еще, что следующая ступенька оказалась прочной.

– Если я когда-нибудь открою рудник, – крикнул он кузену, и голос его эхом отразился в замкнутом пространстве, – то в основную шахту обязательно установлю металлические лестницы!

– В лучшие времена мы тоже собирались это сделать. Отец Бартла, кстати, именно так и погиб.

Росс почувствовал, что ногам стало холодно, и посмотрел вниз, на черную маслянистую воду. Судя по тому, что стены вокруг него были покрыты зеленым илом, уровень воды за последние месяцы упал. Вырывавшийся изо рта пар смешивался с дымом от свечи. Рядом с лестницей открывался погруженный примерно на два фута под воду вход на второй уровень. Это была самая глубокая часть старого рудника Треворджи.

Росс спустился еще на пару ступеней, пока вода не поднялась выше колен, и шагнул с лестницы в тоннель.

– Фу, ну и вонь! – крикнул Фрэнсис. – Интересно, сколько нежеланных младенцев сюда сбросили?

– Я думаю, этот уровень идет под долиной в направлении Мингуса, – сказал Росс и двинулся вперед.

Позади него раздался всплеск – это Фрэнсис соскочил с лестницы. По стенам стекала буро-зеленая вода, потолок местами нависал так низко, что приходилось пригибаться. Вонючий сырой воздух пробирал до костей, пламя свечей пару раз сильно задрожало, и казалось, что они вот-вот погаснут. Фрэнсис нагнал кузена в том месте, где тоннель расширился, превратившись в пещеру. Росс разглядывал стену тоннеля, откуда когда-то начиналась добыча.

– Посмотри сюда, – сказал он. – Видишь – полоска олова между пиритом. Они неправильно выбрали уровень. По опыту работ на Грамблере мы знаем, сколь велики могут быть разрывы между пластами.

Фрэнсис намочил палец в воде и потер стену, в которой виднелись вкрапления олова.

– И что потом? Ты еще не видел наших смет на Грамблере. Прибыль – всего лишь жалкая фантазия, которая прыгает не в ту колонку гроссбуха.

– На Грамблере вы слишком сильно углубились. Те подъемники, когда я уезжал, стоили целое состояние.

– Они не просто сжигают уголь, – вздохнул Фрэнсис, – они его пожирают, как осел клубнику. Только успевай подкидывать.

– Здесь будет достаточно установить небольшой подъемник. На этом уровне можно работать и без откачки воды.

– Не забывай – сейчас осень.

Росс посмотрел на вонючую черную воду, которая доходила ему до колен, потом снова на потолок. Фрэнсис был прав. Им удалось зайти так далеко только благодаря тому, что лето было сухим. Теперь вода начинала подниматься. Пройдет всего несколько дней, а может, и часов, и с этого уровня будет не выбраться.

– Росс, ты уже слышал, что у меня свадьба на следующей неделе?

Росс перестал рассматривать стены и выпрямился. Он был примерно дюйма на три выше кузена.

– Верити мне сказала.

– Ну да. А еще она сказала, что ты отказываешься присутствовать на бракосочетании.

– О, не так пафосно. Просто дел невпроворот… Мой дом словно разграбленный Карфаген. И потом, я никогда не любил пышные церемонии. Давай пройдем еще немного. Мне интересно, можно ли осушить все эти старые разработки с помощью штольни, что идет с низины за Марасанвосом, – сказал Росс.

Фрэнсис постоял немного и пошел следом за кузеном.

Колеблющееся пламя свечей разгоняло темноту и оставляло в воздухе волнистые полоски дыма, на бутылочного цвета воде извивались гротескные тени двух мужчин.

Вскоре тоннель сузился и приобрел яйцеобразную форму: примерно четыре фута и шесть дюймов в высоту и не больше трех футов в ширину. Тоннель прорубили с таким расчетом, чтобы по нему мог пройти шахтер с тачкой, причем пригнувшись. Вода доходила до самой широкой части «яйца», стены были отшлифованы локтями когда-то давно работавших там людей.

Фрэнсис начал чувствовать нехватку воздуха, ему безумно хотелось разогнуться и избавиться наконец от ощущения, будто на спину давят тысячи тонн камня.

– Ты обязательно должен прийти на свадьбу! – крикнул он Россу. Пламя свечи громко зашипело, когда на него упала сверху капля воды. – Мы очень расстроимся, если ты не придешь. И потом, что скажут люди?

– Глупости. В округе скоро устанут об этом болтать.

– Ты сегодня чертовски раздражителен. Послушай, это наше общее желание, чтобы ты был в числе гостей. Мое и…

– Элизабет?

– Она очень просила, чтобы я тебе это передал.

Росс хотел ответить какой-нибудь резкостью, но сумел сдержаться.

– Хорошо. Когда состоится церемония?

– В полдень. Джордж Уорлегган будет моим шафером.

– Джордж Уорлегган?

– Да. Если бы я знал, что ты…

– Видишь, почва понемногу поднимается. Сейчас мы поворачиваем на север.

– Мы не хотим устраивать пышную свадьбу, – гнул свое Фрэнсис. – Только наши семьи и несколько близких друзей. Обряд совершит кузен Уильям-Альфред, мистер Оджерс будет ему ассистировать. Росс, я хотел бы объяснить…

– Воздух становится чище, – мрачно заметил Росс.

Он протиснулся за неровный выступ в стене, и сверху в воду градом посыпались камни. Еще несколько футов – и вода под ногами почти исчезла. Впереди забрезжил тусклый свет. Росс с Фрэнсисом продолжали подъем и вскоре вышли к слепому стволу. Такие вентиляционные шахты бурили для того, чтобы сделать условия работы под землей хотя бы отчасти сносными. Эта шахта, как и основная, уходила под землю ниже уровня тоннеля и была заполнена водой. Через образовавшийся колодец были переброшены сколоченные из досок узкие мостки.

Но лестницы для подъема на поверхность не было.

Росс и Фрэнсис посмотрели наверх, на небольшой кружок дневного света.

– Интересно, где же этот ствол? – спросил Росс. – Наверное, где-то неподалеку от дороги на Рин-Уоллас…

– Или на краю песчаных холмов. Послушай, Росс, я хочу объясниться. Когда я прошлой весной впервые повстречал Элизабет, у меня и в мыслях не было становиться между вами. Все произошло внезапно. Это было как гром среди ясного неба. Мы с Элизабет…

Росс повернулся к Фрэнсису, лицо его приобрело угрожающее выражение.

– Какого черта! Разве не достаточно того, что…

Не ожидавший такой реакции Фрэнсис отступил на мостки, доски рассыпались, как сухое печенье, и он рухнул в воду.

Все произошло так быстро, что Росс не успел подхватить кузена. Только в голове промелькнула мысль: «Он же не умеет плавать».

Но Фрэнсис все-таки сумел вынырнуть на поверхность. Одежда не успела пропитаться водой и пока еще не тянула его на дно. В полумраке шахты Росс увидел руку, светлые волосы и шляпу. Он лег на живот и перегнулся через край колодца, но, даже рискуя свалиться, все равно не мог дотянуться до Фрэнсиса. Тогда он дернул на себя гнилую доску от обвалившихся мостков. Доска поддалась. Росс опустил ее вниз и зацепил большим гвоздем за плечо кузена. Потянул вверх, но сюртук порвался. Фрэнсис ухватился за доску, Росс снова потянул ее на себя. Доска рассыпалась, но они в последнюю секунду успели сцепиться пальцами. Росс напрягся и рывком вытащил двоюродного брата на скользкий край колодца.

Какое-то время они сидели молча. Фрэнсис сплевывал вонючую воду, а когда немного отдышался, сказал:

– Господи боже мой! И почему, интересно, ты так разозлился?

– Господи боже мой! И почему, интересно, ты так и не научился плавать? – в тон ему ответил Росс.

Они снова замолчали. Неожиданное происшествие высвободило накопившиеся в каждом из них эмоции, и теперь эти эмоции повисли в воздухе, словно ядовитый газ, неощутимый, но опасный.

Фрэнсис искоса поглядывал на кузена. В тот первый вечер, когда Росс появился в Тренвит-Хаусе, он ожидал чего-то подобного. Фрэнсис понимал, что чувства Росса задеты и он глубоко обижен. Но, будучи человеком легким и беззаботным, Фрэнсис даже представить себе не мог, какой силы чувства скрываются за внешним спокойствием двоюродного брата. Теперь он узнал это на собственной шкуре.

А еще Фрэнсис понял, что падение в колодец было, возможно, далеко не последней ситуацией, когда жизнь его подверглась опасности.

Выяснилось, что оба они потеряли свечи, а запасных у них не было. Фрэнсис посмотрел на круг света над головой и пожалел, что здесь нет лестницы. Возвращаться по тоннелю в полной темноте – перспектива не из приятных.

Посидев так еще с минуту, он стряхнул с сюртука воду и пошел обратно к основной шахте. Росс последовал за кузеном. Но он был уже не так мрачен, как прежде. И если Фрэнсис теперь смог понять, насколько сильно Росс переживал нанесенную ему обиду, то сам Росс в результате неожиданного происшествия осознал, что всему есть свои пределы и невозможно злиться до бесконечности.

И это послужило ему хорошим уроком.

Глава четвертая

На неделе, предшествующей свадьбе, Росс покинул поместье лишь однажды, чтобы посетить церковное кладбище в Соле.

Джошуа пожелал, чтобы его похоронили в одной могиле с женой, так что смотреть было особо не на что.

Светлой памяти Грейс Марии Полдарк, возлюбленной супруги Джошуа Полдарка, которая ушла из жизни 9 мая 1770 года в возрасте тридцати лет.

Quidquid Amor Jussit, Non Est Cotemnere Tutum[1].

Ниже Чарльз велел выгравировать: Здесь же упокоен Джошуа Полдарк из Нампары, графство Корнуолл, эсквайр. Ушел из жизни 11 марта 1783 года в возрасте пятидесяти девяти лет.

Произошло и еще одно изменение: посаженные Джошуа кусты выкорчевали и могила заросла молоденькой травой. А рядом с могилой – небольшое надгробие с надписью:

Клод Энтони Полдарк. Умер 9 января 1771 года на шестом году жизни.

Через четыре дня Росс вернулся в эту церковь, чтобы похоронить надежды, которые жили в его сердце больше двух лет.

И всю эту неделю Росс был убежден, пусть и не до конца, в том, что свадьба по какой-нибудь причине не состоится. Поверить в то, что Элизабет выходит замуж, было так же трудно, как если бы кто-нибудь сказал ему, что он в этот день умрет.

Церковь Сола стояла в самом начале дороги, что вела в деревню. Алтарь по случаю свадьбы украсили золотистыми хризантемами. Четыре музыканта пиликали на скрипках и виолончелях. Присутствовало двадцать человек гостей. Росс сидел ближе к алтарю на удобной, располагающей ко сну скамье с высокой спинкой, смотрел на две коленопреклоненные фигуры и слушал, как Уильям-Альфред монотонным голосом скрепляет жениха и невесту юридическими и духовными узами.

Скоро, пожалуй даже слишком скоро для столь важного события, гости вышли на церковный двор, где собралось дюжины четыре жителей Сола, Тренвита и Грамблера. Люди держались на почтительном расстоянии и нестройным жидким хором приветствовали появившихся на пороге церкви новобрачных.

День выдался погожий. По яркому синему небу неспешно плыли подгоняемые свежим ветром монументальные белые облака. Элизабет в длинной, колышущейся на ветру фате из старинных кружев была похожа на сбившееся с пути и случайно оказавшееся среди людей облачко. Вскоре молодые сели в экипаж и поехали по ухабистой дороге. Гости последовали за ними верхом.

Элизабет с родителями выехали из Кенвина в семейном экипаже. Он грохотал и раскачивался на узких разбитых дорогах, а за ним тянулся шлейф серой пыли, которая оседала на одежде собравшихся поглазеть зевак. В этих бедных краях появление экипажа было настоящим событием. Лошади и повозки, запряженные мулами, – такими были привычные средства передвижения местных жителей. Весть о появлении экипажа Чиноветов разнеслась быстрее, чем крутились его колеса с красными железными ободами. Жестянщики, работавшие у протоков неподалеку, арендаторы с женами, поденщики с ферм, свободные от смен шахтеры и бродяги со всех четырех приходов пришли посмотреть на проезжавших. Лаяли собаки, кричали мулы, оборванные ребятишки бежали за экипажем в клубах пыли.

Приблизившись к подъездной аллее, кучер пустил лошадей рысью. Бартл, сидящий на козлах, протрубил в рожок, и к парадному крыльцу Тренвит-Хауса они подъехали торжественно, под крики сопровождавших их всадников.

В доме приготовили банкет, затмивший все случавшиеся ранее празднества. Среди гостей были все те десять человек, которых встретил Росс в день своего возвращения. Миссис Чиновет, величественная, словно орлица. Доктор Чоук со своей миленькой, но глупенькой женушкой. Дядюшка Чарльз: он по случаю торжества вырядился в коричневый бархатный сюртук с кружевными манжетами и красный жилет и нахлобучил на голову новый пышный парик. Верити и половины времени не сидела за столом, она постоянно вскакивала и убегала, чтобы проверить, все ли идет как надо, и к полудню ее аккуратно уложенные волосы успели растрепаться. Кузен Уильям-Альфред, худой и бледный, своим неприступным видом придавал празднеству определенную торжественность. Его жена Дороти отсутствовала, сославшись на привычное недомогание – беременность. Тетя Агата в кружевном чепце на пыльном парике и в старомодном бархатном платье с кринолином из китового уса восседала на своем обычном месте в конце стола.

Были среди гостей и новые лица. Например, мистер Хеншоу, управляющий Грамблера, крупный молодой мужчина. У него были светло-голубые глаза, изящные кисти и маленькие ступни, на которых он довольно шустро для своего веса передвигался. Миссис Хеншоу, оказавшись в таком обществе, чувствовала себя не в своей тарелке. Она беспокойно поглядывала на гостей и очень старалась есть изящно. А вот ее муж, хоть и работал в шахте с восьми лет и в юности не умел ни читать, ни писать, привык общаться с людьми самого разного положения. Быстро освоившись, он вскоре уже преспокойно ковырял в зубах десертной вилкой.

Напротив них, стараясь не замечать дурных манер Хеншоу, расположилась миссис Тиг, вдова одного дальнего родственника и хозяйка небольшого поместья неподалеку от Сент-Анна, а далее за столом сидели через одну пять ее дочерей: Фейт, Хоуп, Пейшенс, Джоан и Рут. Все девицы на выданье.

По другую руку от миссис Тиг устроился капитан Блейми, тихий солидный мужчина лет сорока. Росс прежде никогда его не встречал. Блейми был владельцем одного из пакетботов, которые курсировали между Фалмутом и Лиссабоном. Росс заметил, что за весь ужин капитан заговорил лишь дважды, и оба раза с Верити, когда благодарил ее за поданное блюдо. Спиртное он не пил.

Второй священник, в отличие от кузена Уильяма-Альфреда, как своим видом, так и поведением вряд ли мог создать на банкете торжественную атмосферу. Преподобный Оджерс наставлял на путь истинный паству Сола и Грамблера, и за это пастор из Пензанса платил ему сорок фунтов в год. На эти деньги преподобный Оджерс содержал жену, корову и десятерых детей. Облаченный в позеленевший от постоянной носки сюртук и выцветший парик из конского волоса, он постоянно тянул руку за добавкой (демонстрируя при этом въевшуюся грязь и обломанные ногти), одновременно перемалывая узкими челюстями то, что еще оставалось в тарелке. В его быстрых вороватых движениях было что-то кроличье: поскорее все сгрызть, пока не спугнули.

И наконец, на банкете присутствовало семейство Николаса Уорлеггана: отец, мать и сын – единственные представители нуворишей графства.

Отец Уорлеггана-старшего был деревенским кузнецом. В свое время он начал понемногу плавить олово. Его сын, Николас, переехал в Труро и открыл там плавильню. Это послужило основой их состояния. У мистера Уорлеггана были тяжелая верхняя губа, глаза цвета базальта и большущие руки, с которых так и не сошли отметины его прежней профессии. Четверть века назад он женился на Мэри Лэшбрук из Эджкумба. Первый плод этого союза присутствовал на торжестве в лице Джорджа Уорлеггана. Джордж уже снискал известность в горнодобывающих и банковских кругах и сумел приобрести вес там, где это не удалось его отцу.

У Джорджа было большое, с крупными чертами лицо: нос с широкими, слегка подрагивающими ноздрями, словно молодой человек приготовился к спору, и пронзительные карие глаза. Причем, когда нужно было посмотреть на то, что находится сбоку, Джордж использовал именно глаза, а не шею. Эту отличительную черту Уорлеггана-младшего подметил Опи[2], написавший в том же году его портрет.

Когда с ужином было покончено, стол сдвинули в сторону, и пресытившиеся гости уселись в круг, чтобы посмотреть петушиные бои.

Верити и Фрэнсис пытались возражать. Обоим казалось, что подобное развлечение неуместно на свадебном торжестве, но Чарльз не желал их слушать. Устроить петушиные бои у себя дома – редко кому выпадает такая возможность. Обычно для этого приходилось ездить в Труро или Редрат – утомительное занятие, к которому Чарльз становился все менее расположен. Кроме того, Николас Уорлегган привез с собой петуха, по имени Красная Перчатка, известного драчуна, и готов был выставить его против любого желающего. А петухи Чарльза без свежей крови могли потерять свои бойцовские качества.

Слуга Уорлегганов принес в зал Красную Перчатку и еще одного петуха. Спустя минуту явился доктор Чоук с парочкой своих любимцев, а за ним – Бартл с тремя птицами Чарльза.

Росс растерянно огляделся по сторонам. Он знал, что Элизабет, которая терпеть не может петушиные бои, не станет на все это смотреть. Так и оказалось: она ускользнула в дальний угол зала и, сидя на диване возле лестницы, пила с Верити чай. Кузен Уильям-Альфред, который не одобрял подобных игр из религиозных соображений, удалился в противоположный угол, где на трехногом столике из красного дерева лежала Библия, а со стены строго взирали на происходящее семейные портреты. Росс слышал, как Уильям-Альфред обсуждает с преподобным Оджерсом плачевное состояние церкви в Соле.

Когда он подошел к Верити и Элизабет, на лице последней появился легкий румянец.

– Росс, ну разве она не очаровательна в свадебном платье? – сказала Верити. – Вплоть до этой минуты все шло просто прекрасно, не правда ли? Ох уж эти мужчины со своими петушиными боями! И еда им не в радость, пока не увидят, как льется кровь. По-моему, очень глупая забава. Не желаешь чаю?

Росс поблагодарил, но отказался.

– После такого прекрасного ужина у меня только одно желание – поскорее лечь спать.

– Ладно, пойду поищу миссис Табб. У меня еще столько забот. Половина гостей останется на ночь.

Верити ушла, а Росс с Элизабет еще некоторое время молча слушали, как гости горячо спорят по поводу места, которое следует освободить для петушиных боев. В предвкушении такого развлечения все довольно быстро избавились от вызванной обильным угощением сонливости.

– Ты тоже останешься? – поинтересовался Росс.

– Только на эту ночь. Завтра мы на две недели уезжаем в Фалмут.

Росс смотрел на Элизабет сверху вниз, а она смотрела в противоположную сторону зала. Ее белокурые волосы были собраны на затылке, уши открыты, на каждом виске по одному завитому локону, остальные пряди уложены в прическу и украшены ниткой жемчуга. Платье с пышными рукавами из великолепных кружев закрывало шею.

Росс специально искал возможности поговорить с Элизабет, а теперь вот не мог найти нужных слов. Так бывало в первые дни их знакомства. Пока Росс не узнал Элизабет поближе, ее хрупкая красота частенько делала молодого человека косноязычным.

– Росс, тебе, наверное, интересно узнать, почему я так хотела, чтобы ты пришел на свадьбу. Но ты же упорно не заезжал повидаться, а мне кажется, что я должна с тобой поговорить. – Элизабет осеклась и чуть ли не до крови закусила нижнюю губу. – Сегодня мой день. Я хочу быть счастливой и хочу, чтобы все, кто меня окружает, тоже были счастливы. Сейчас нет времени все объяснить, и, возможно, я бы и не смогла все объяснить, даже если бы время у меня было. Но я очень хочу, чтобы ты попытался простить меня за всю ту боль, которую я наверняка тебе причинила.

– Тебе не за что просить прощения, – сказал Росс. – Мы ведь с тобой не были официально помолвлены.

Элизабет мельком взглянула ему в глаза, и ей показалось, что в них сверкнула искра негодования.

– Ты знаешь, что дело не в этом…

Тут зрители петушиных боев захлопали и громко закричали. Первый поединок закончился. Побежденную птицу, роняющую перья и капли крови, унесли с «арены».

– Да это и боем-то не назовешь, – заметил Чарльз Полдарк. – Редко мне приходилось видеть, чтобы пять гиней зарабатывали так быстро.

– Да уж, – кивнул доктор Чоук, это его боец победил одного из петухов Уорлегганов. – Парацельс недооценил противника. Фатальная ошибка.

– Быстренько же ты управился, мой хороший! – засюсюкала Полли Чоук, поглаживая голову петуха, которого поднес к ней слуга. – Он у нас, вообще-то, мирный, пока его не раззадорят, а потом уж только держись – всех победит! Я и сама такая!

– Он ранен, мэм, – заметил слуга. – Вы испачкаете перчатки.

– Ничего страшного, теперь я могу позволить себе купить новые!

Кто-то засмеялся, а вот супруг Полли Чоук нахмурился: ему эта шутка показалась безвкусной.

– Никудышное зрелище, – продолжал Чарльз. – Молодняк и тот способен на большее. Мой Герцог проглотил бы любого из ваших бойцов, а ведь он еще совсем юнец!

– Ну так давайте взглянем на вашего Герцога, – вежливо предложил Уорлегган. – Возможно, вы захотите выставить его против Красной Перчатки?

– Чего-чего? Против кого? – переспросила тетушка Агата, вытирая слюну с подбородка. – О нет! Это будет позор. Мы точно опозоримся.

– По крайней мере, увидим, на самом ли деле ваш Герцог голубых кровей, – сказал Уорлегган.

– Королевский бой? Я не против, – ответил Чарльз. – Каков вес вашей птицы?

– Ровно четыре фунта.

– Подходит! Мой Герцог весит три фунта тринадцать унций. Несите их сюда, и посмотрим.

Птиц вынесли на «арену» и сравнили. Красная Перчатка, злобный, покрытый шрамами и закаленный в двадцати боях петух, на вид весил меньше, чем утверждал его владелец. Герцог был молод, но прежде дрался всего лишь дважды, да и то с местными бойцами.

– Каковы будут ставки? – спросил Джордж Уорлегган.

Чарльз бросил взгляд на гостя:

– Ваше предложение?

– Сто гиней!

Такая ставка произвела впечатление. Все умолкли, слышен был только голос Оджерса:

– …А колонны, что крышу поддерживают, скреплены лишь железными брусьями и скобами. Их постоянно надо укреплять. Восточная и западная стены буквально ходуном ходят.

– Ставка принимается! – громогласно возвестил Чарльз. – Давайте начнем.

На этот раз подготовка к бою велась самым тщательным образом. Каковы бы ни были привычки мистера Николаса Уорлеггана, для местных сквайров с финансовым положением мистера Полдарка ставка была слишком велика.

– Дело не в этом, Росс, – вполголоса повторила Элизабет. – Нам не нужны были формальности. Но мы были так молоды.

– Я не понимаю, что тут объяснять, – сказал Росс. – Сегодняшний день все объясняет.

Рядом с ними вдруг появилась миссис Чиновет.

– Элизабет, ты не должна забывать, что сегодня гости собрались ради тебя. Нехорошо отдаляться от общества.

– Да, мама. Но ты же знаешь, что мне не по душе такие развлечения. Уверена, пока все это не закончится, меня никто даже и не хватится.

Миссис Чиновет расправила плечи и посмотрела дочери в глаза, однако не стала настаивать. Видимо, она почувствовала, сколь решительно настроена Элизабет.

Затем она взглянула на Росса и холодно улыбнулась:

– Росс, мне известно, что вы неравнодушны к подобного рода поединкам. Не посвятите меня в некоторые тонкости этого искусства?

Росс улыбнулся в ответ:

– Мэм, вряд ли я смогу быть вам полезен. Уверен, в искусстве ведения поединков нет таких тонкостей, о которых вы бы не знали.

Миссис Чиновет пригвоздила его взглядом и повернулась к дочери:

– Я пришлю к тебе Фрэнсиса.

Подготовка к очередному петушиному бою закончилась. В зале повисла тишина.

– …А кладбище и того хуже, – продолжал преподобный Оджерс. – Могил столько, что лопату некуда воткнуть, – того и гляди наткнешься на гниющие останки или кости.

– Как ты посмел сказать такое моей матери! – возмутилась Элизабет.

– Честность всегда оскорбительна? Что ж, тогда я сожалею.

Гул голосов возвестил о начале поединка. Красная Перчатка сразу завладел преимуществом. Сверкая маленькими глазками, он три или четыре раза наскакивал на противника, оставляя кровавые метки, и при этом всегда отступал, прежде чем соперник успевал воспользоваться своими шпорами. Герцог был отличным бойцом, но к подобным играм не привык.

Бой затянулся. Возбуждение зрителей нарастало. Чарльз и тетушка Агата громче всех подбадривали своего бойца или же, наоборот, выражали недовольство. Красная Перчатка повалил Герцога, тот отчаянно заколотил крыльями, каким-то чудом избежал coup de grâce[3] и снова вскочил на ноги. Наконец противники разошлись. Шеи у петухов были ощипаны, даже Красная Перчатка выдохся, а Герцог вообще имел жалкий вид: казалось, добить его ничего не стоит.

– Бой закончен! – закричала тетя Агата. – Чарльз, хватит! У нас есть победитель! Не дай покалечить Герцога в первом же бою!

Чарльз нерешительно пощипывал нижнюю губу. Но он не успел принять решение – петухи снова бросились в бой. И вдруг, к всеобщему удивлению, инициатива перешла к Герцогу. Очевидно, юность вселила в него свежие силы. Красная Перчатка, не ожидавший подобного напора, был ранен.

Джордж Уорлегган с такой силой схватил отца за руку, что тот даже выронил табакерку.

– Останови бой! – отрывисто выкрикнул он. – Герцог всадил ему шпору в голову!

Джордж первым заметил то, что теперь было очевидно для всех. Герцог воспрянул духом и одержал победу; возможно, тут не обошлось без определенной доли везения. Если Уорлегган немедленно не вмешается, Красная Перчатка уже больше никогда не сможет участвовать в боях. Петух вертелся на полу в отчаянной попытке сбросить с себя противника.

Мистер Уорлегган жестом остановил слугу, поднял упавшую табакерку и убрал ее в карман.

– Пусть продолжают, – сказал он. – Мне не нужны калеки.

– У нас есть победитель! – закудахтала тетя Агата. – Да, с этой птицей покончено. Прости господи, но по мне, так она похожа на дохлую. Почему их вовремя не остановили?

– Я выпишу вам вексель на сто гиней, – равнодушно сказал Чарльзу Уорлегган, но этот его показной тон никого не обманул. – Если у вас появится желание продать птицу, предложите мне первому. Уверен, из этого петуха выйдет толк.

– Это был удачный удар, – ответил Чарльз, его широкое лицо, красное и потное, сияло от удовольствия. – На редкость удачный удар. Не припомню, чтобы видел такой красивый бой, да еще с подобным финалом. Этот ваш Перчатка был настоящим бойцом.

– Именно – был, – кивнул мистер Чиновет. – Как вы сказали – королевский бой. Кто бьется следующим?

– Кто дерется и сбегает, шанс сразиться получает. – Тетя Агата хихикнула и поправила парик. – Только не с нашим Герцогом. Он убивает раньше, чем разнимают. Должна сказать, вы сегодня безнадежно медлительны. Или раздражительны. Вы раздражены? Раздражение – признак поражения.

К счастью, старушку никто не слушал. На «арену» вынесли следующую пару петухов.

– Ты не имеешь права так говорить, – сказала Элизабет. – И у тебя нет причин оскорблять мою мать. То, что я сделала, я сделала по своей воле и по собственному разумению. Если хочешь найти виновного – пожалуйста, вот я перед тобой.

Росс посмотрел на Элизабет, и вдруг вся его злость испарилась, осталась только боль, оттого что между ними все кончено.

– Я никого ни в чем не виню, – произнес Росс. – Что сделано, то сделано. И я не хочу разрушать твое счастье. У меня своя жизнь. Мы станем соседями и будем видеться время от времени.

Фрэнсис отделился от толпы и потер пятно крови на шелковом шейном платке.

– Надеюсь, когда-нибудь ты меня простишь, – тихо сказала Элизабет. – Мы были так молоды. Когда-нибудь…

Росс, чувствуя себя опустошенным, наблюдал, как к ним идет ее муж.

– Не стал смотреть? – спросил Фрэнсис, его красивое лицо раскраснелось от еды и вина. – Я тебя не виню. Жалкое подобие прошлого боя. Вот где было настоящее зрелище. Дорогая, не чувствуешь ли ты себя покинутой в день собственной свадьбы? Прости, я вел себя неподобающим образом. Обещаю искупить свою вину. Будь я трижды проклят, если сегодня оставлю тебя еще хоть на минуту.

Позже вечером Росс вышел из дома, оседлал Смуглянку и не разбирая дороги поскакал прочь из Тренвита. Взошла луна, Смуглянка, с которой до этого все вроде бы было благополучно, снова захромала, однако Росс не останавливался и в конце концов оказался на продуваемой всеми ветрами пустоши. Эта местность была ему незнакома. Росс развернул свою кобылку, предоставив ей самой найти дорогу домой.

Увы, эта задача оказалась для Смуглянки слишком сложной: к тому времени, когда Росс увидел полуразвалившуюся дымовую трубу Уил-Грейса и понял, что дом близко, уже наступила глубокая ночь.

Он спустился в долину, расседлал лошадь и вошел в дом. Выпив стакан рома, он отправился в спальню и, не раздеваясь, повалился на постель. Однако, когда в окнах забрезжили первые лучи рассвета, глаза его были открыты. Это был самый мрачный час в его жизни.

Глава пятая

Первый месяц зимы показался Россу бесконечным. Туман дни напролет затягивал долину, стены Нампара-Хауса отсырели, ручей вышел из берегов. После Рождества подморозило, воздух стал чище, трава на утесах заиндевела, скалы и отвалы рудников побелели, песок затвердел, побережье словно обсыпали солью, которую со временем слизало неспокойное море.

Частым гостем в его доме была одна только Верити. Она приносила Россу новости и вообще не давала ему закиснуть в одиночестве. Вместе они совершали долгие прогулки. Иногда Росс с кузиной бродили вдоль скал под дождем, когда низко нависали тучи, а море становилось тусклым и мрачным, как обманутый любовник. Иногда они шли долгие мили по песчаному берегу и смотрели, как над гребнями волн возникают радужные туманы. Росс целеустремленно шагал вперед и слушал Верити, сам он говорил мало. Она же едва поспевала за ним, холодный ветер раздувал девушке волосы и окрашивал щеки румянцем.

Однажды, где-то в середине марта, Верити задержалась у кузена дольше обычного. Росс прибивал к балке в кладовой подпорку, а Верити стояла рядом и наблюдала.

– Как твоя нога, Росс? – спросила она.

– Да я уж стал забывать о ране.

Это не было правдой, но вполне могло сойти за нее. Росс почти не хромал и старался ходить ровно, однако боль часто давала о себе знать.

Верити начала снимать с полок и расставлять заново банки с вареньем, которое она сама сварила и принесла Россу.

– Отец говорит: если тебе не хватит корма для скота, мы с тобой поделимся. А еще у нас есть семена редиса и французского лука. Если хочешь, тоже можешь взять.

Росс на секунду задумался.

– Спасибо. Я на прошлой неделе посадил горох и бобы. Места хватит.

Верити посмотрела на собственноручно написанную этикетку.

– Росс, как думаешь, ты сможешь танцевать? – спросила она.

– Танцевать? С какой стати мне вдруг пускаться в пляс?

– В следующий понедельник, сразу после Пасхи, в Труро устраивают настоящий бал. Смог бы ты там танцевать?

Росс перестал стучать молотком.

– Ну да, наверное, если бы захотел. Однако я не испытываю ни малейшего желания.

Прежде чем продолжить разговор, Верити некоторое время молча разглядывала кузена. В эту зиму Росс много работал, он похудел и стал заметно бледнее. Он слишком много пил и слишком много думал. Верити помнила времена, когда Росс был живым беззаботным юношей, он любил поболтать и посмеяться, и еще он очень любил петь. А этот мрачный, погруженный в свои мысли мужчина, несмотря на все ее попытки сблизиться с ним, оставался для нее незнакомцем. Всему виной были война и, понятное дело, Элизабет.

– Ты еще молод, – сказала Верити. – В Корнуолле можно отлично повеселиться, стоит только захотеть. Почему бы тебе не пойти на бал?

– Так ты, значит, пойдешь?

– Если найду спутника.

Росс повернулся к Верити:

– Это другой разговор. А Фрэнсис и Элизабет там тоже будут?

– Собирались сперва, но потом передумали.

Росс снова взялся за молоток.

– Ясно.

– Это благотворительный бал, – пояснила Верити. – Состоится в зале для приемов. Там ты сможешь повидаться с друзьями, которых еще не видел после возвращения. Хоть немного развеешься, а то ты все один да один.

– Да, развеяться мне не помешает, – согласился Росс, хотя на самом деле эта мысль его не привлекала. – Что ж, я подумаю.

– Вообще-то, танцевать вовсе не обязательно. – Верити покраснела. – Можешь и не танцевать, если не хочешь или если нога еще болит.

Росс старательно делал вид, будто не заметил ее смущения.

– Далековато от твоего дома. Возвращаться с бала придется в темноте. Да еще дождь может пойти.

– О, мне есть где переночевать в Труро. Джоан Паско, ты ее знаешь, согласилась меня приютить. Я пошлю им записку и попрошу также принять и тебя. Они будут только рады.

– Ты забегаешь вперед. Я еще не сказал, что пойду на бал. Дома столько дел.

– Я понимаю, Росс.

– Мы вовремя не начали посевную. Два поля подтоплены. И Джуда я не могу оставить работать без присмотра.

– Да, Росс.

– В любом случае я не смогу заночевать в Труро. Во вторник утром я планировал отправиться на ярмарку в Редрат. Надо прикупить еще скотины.

– Да, конечно.

Росс проверил клин, который вбивал под балку. Держалась она все еще не очень прочно.

– Ладно, Верити. Когда за тобой заехать?

В ту ночь Росс отправился рыбачить на Хэндрона-Бич в компании Марка и Пола Дэниэлов, Заки Мартина, Джуда Пэйнтера и Ника Вайгуса. Его совсем не привлекал старый образ жизни, но по воле обстоятельств он вынужден был к нему вернуться.

Ночь выдалась совсем не подходящая, сырая и промозглая. Но шахтерам было не привыкать к вымокшей робе и холоду, а Россу всегда было плевать на погоду. Поймать они толком ничего не поймали, но посидели хорошо. Притащили в одну из пещер корягу с берега, разожгли костер, уселись вокруг и травили байки.

Заки Мартин, отец Джинни и еще десяти отпрысков, был человеком тихим и очень разумным. Никто никогда не видел его гладко выбритым, однако и бороды у него при этом тоже не было. Заки слыл в округе грамотеем, поскольку умел читать и писать. В Соле он появился лет двадцать назад и, будучи чужаком из Редрата, быстро сумел стать своим и женился на дочери кузнеца.

В пещере Заки отвел Росса в сторонку и поведал о том, что миссис Заки постоянно талдычит ему о каком-то обещании, которое мистер Росс якобы дал, когда заглянул к ним после возвращения домой.

Нет, все хорошо. Просто Рубен Клеммоу постоянно пугает юную Джинни, не дает ей проходу и норовит поговорить с девушкой, пока рядом нет братьев и сестер. Он, конечно, еще ничего плохого не натворил. Они бы и сами с ним разобрались, попробуй этот тип что-нибудь сделать. Но им бы не хотелось, чтобы что-нибудь такое случилось. А миссис Заки все твердит, что мистер Росс может образумить Рубена.

Полдарк смотрел на лысину Джуда, чья голова начала раскачиваться под воздействием рома и исходившего от костра жара, на рябую физиономию Ника Вайгуса, на сгорбившегося возле рыбачьих снастей Марка Дэниэла.

– Я помню о своем обещании, – сказал он Заки. – Повидаюсь с Рубеном в воскресенье. Попробую вправить ему мозги. Если не получится, заставлю освободить дом. Эти Клеммоу – та еще зараза; избавимся от них – и всем станет лучше.

Россу предстояло выполнить также и другое обещание. Под влиянием порыва он согласился сопровождать кузину на бал в Светлый понедельник и теперь не мог ее подвести.

Когда они с Верити прибыли, зал для приемов был уже полон. На балу присутствовали многие представители высших слоев корнуоллского общества. Вдоль стен были расставлены десятки свечей. Волна насыщенного запахами духов теплого воздуха вынесла навстречу Россу и Верити гул людских голосов. Гости стояли группами, беседовали, щелкали каблуками и табакерками, шелестели шелковыми платьями.

Если Россу предстояло появиться в обществе людей его положения, он всегда уделял большое внимание одежде. Да и Верити, что было на нее не похоже, сегодня заставила себя принарядиться. Платье из ярко-малиновой парчи смягчало загар ее милого личика. Такой Росс кузину еще не видел. Это была совсем не та Верити, которая в бриджах и крестьянской блузе шла за плугом, наплевав на ветер и дождь.

Миссис Тиг и пять ее дочерей организованно явились на устроенный Джоан Паско вечер, к ним-то и собирались присоединиться Росс с Верити. Пока они обменивались приветствиями, Росс скользил взглядом по лицам пяти девушек и гадал, почему они до сих пор не замужем. Старшая, Фейт, была белокурой и очень хорошенькой, а вот остальные сестры были чем младше, тем менее симпатичные, причем волосы у каждой следующей девушки становились все темнее и темнее. Как будто добродетели и вдохновение постепенно покидали миссис Тиг, по мере того как она производила дочерей на свет.

Как только вокруг них собралось достаточно мужчин, миссис Тиг поправила мелко завитый парик и золотые серьги и с самодовольным видом огляделась. В их компании оказалось примерно полдюжины молодых людей, и Росс был самым старшим из них. Он остро ощущал разницу в возрасте, манеры у них были деланые, а комплименты – банальные. Юнцы называли его «капитан Полдарк» и обращались к нему с уважением, которого он вовсе не искал. Все, за исключением Уитворта. Этот надутый щеголь, который протирал штаны в Оксфорде с перспективой стать священником, разоделся на бал в зауженный в талии сюртук, расшитый шелковыми цветами. Уитворт разговаривал громче всех и явно претендовал на лидерство в их компании; Полдарк охотно уступил ему эту привилегию.

Поскольку Росс пришел на бал, для того чтобы сделать приятное Верити, он решил проникнуться духом праздника, насколько это возможно. Он переходил от одной девушки к другой, раздавал ожидаемые комплименты и выслушивал предсказуемые ответы.

В какой-то момент Росс оказался рядом с Рут Тиг, самой молоденькой и наименее симпатичной из квинтета дочерей миссис Тиг. Она стояла чуть в стороне от сестер и на какое-то время выпала из поля зрения своей властной матери. Это был ее первый бал, и девушка выглядела одинокой и встревоженной. Росс озабоченно пересчитал молодых людей, которых собрала вокруг себя миссис Тиг. Их оказалось всего четверо.

– Не откажете мне в удовольствии пригласить вас на второй танец?

Рут зарделась:

– Благодарю, сэр. Если матушка позволит…

– Буду ждать с нетерпением. – Росс улыбнулся и двинулся дальше, чтобы засвидетельствовать свое почтение леди Уитворт, матери щеголя.

В какой-то момент он посмотрел на Рут и заметил, что девушка побледнела. Неужели ее так напугал его шрам? Или все дело в репутации отца, которая перешла ему по наследству?

Вскоре к их кружку присоединился еще один мужчина. Он разговаривал с Верити. Россу этот человек показался знакомым. Коренастый, одет скромно, волосы по-простому собраны в хвост. Это был Эндрю Блейми, капитан фалмутского пакетбота, с которым Росс познакомился на свадьбе Элизабет.

– О, капитан, – сказал Росс, – вот уж не ожидал увидеть вас здесь.

– Капитан Полдарк. – Блейми пожал протянутую руку. Он не сразу нашелся что ответить и после паузы добавил: – Я не создан для балов.

Они немного поговорили о кораблях, причем Блейми был немногословен и все время поглядывал на Верити. Заиграл оркестр, Росс извинился и отправился танцевать с кузиной. Все пары выстроились в определенном порядке и слегка поклонились друг другу.

– Следующий танец ты обещала капитану Блейми? – поинтересовался Росс.

– Да. Ты не возражаешь?

– Ни в коем случае. Я пригласил мисс Рут Тиг.

– Самую младшую? Это так галантно с твоей стороны.

– Истинный англичанин должен быть галантным, – сказал Росс, а когда они уже готовы были разойтись, добавил, придав голосу характерную для Блейми хрипотцу: – Я не создан для балов.

Танец продолжился. Блики от пламени свечей дрожали на кремовых, золотистых, оранжево-розовых и темно-красных платьях. Мягкий желтый свет подчеркивал красоту и изящество, а любые недостатки, напротив, делал более или менее сносными, приглушал кричащие цвета и отбрасывал на все легкие тени. Играл оркестр, дамы и кавалеры исполняли пируэты, раскланивались, поворачивались на каблуках, сходились рука об руку, вытягивали носки. Тени переплетались и меняли форму, создавая замысловатый узор, словно кто-то ткал бесконечное полотно, на котором отражалась сама жизнь – свет и тьма, рождение и смерть.

Подошло время танца с Рут Тиг. Ее рука в розовой кружевной перчатке показалась Россу холодной. Девушка все еще заметно нервничала, и Росс пытался придумать способ, как помочь ей расслабиться. Бедная простушка не поднимала глаз, и, таким образом, у Росса была прекрасная возможность хорошо ее рассмотреть. Оказалось, что у Рут были свои достоинства, заслуживающие внимания: волевой подбородок, чистая светлая кожа и необычный миндалевидный разрез глаз. Росс успел сегодня поговорить со многими дамами, и, если не считать кузины, Рут была первой, которая не пыталась скрыть запах своего тела за густым ароматом духов. Она была свежа, как Верити, и это не могло не вызвать симпатию.

Росс призвал на помощь весь свой опыт ведения непринужденной светской беседы, и один раз ему даже удалось заставить Рут улыбнуться. Решение этой задачи настолько увлекло молодого человека, что он даже позабыл о боли в лодыжке. Когда они остались вместе и на третий танец, у миссис Тиг брови поползли на лоб. Она ожидала, что Рут, как и подобает младшей из дочерей, бо́льшую часть вечера проведет подле нее.

Рядом с миссис Тиг сидела леди Уитворт.

– Какой прелестный вечер! – сказала она. – Уверена, наши дети прекрасно проводят время. А кто тот высокий мужчина, который удостоил малышку Рут своим вниманием? Не могу припомнить его имя.

– Капитан Полдарк. Племянник мистера Чарльза.

– Неужели? Сын Джошуа Полдарка? Я бы ни за что его не признала! Он совсем не похож на отца. Не такой красавец. Хотя… по-своему привлекателен… Шрам и все остальное. Он проявляет интерес?

– Похоже на то, не правда ли? – Миссис Тиг сладко улыбнулась подруге.

– Конечно, моя дорогая. На как же неловко будет, если Рут найдет достойную партию раньше двух старших сестер. Я всегда полагала прискорбным тот факт, что правила первого выхода в свет не соблюдаются в нашем графстве с надлежащей строгостью. В Оксфордшире родители не позволили бы молоденьким девушкам, таким как Пейшенс, Джоан или Рут, вести себя столь свободно до той поры, пока Фейт и Хоуп не найдут себе партию. Так и начинаются разлады в семье. Ну надо же, это сын Джошуа, а я его не узнала. Интересно, похож ли он нравом на покойного отца? Я хорошо помню того.

После третьего танца Рут присела рядом с матерью. Ее бледное лицо разрумянилось, глаза блестели, она быстро обмахивалась веером. Миссис Тиг не терпелось расспросить дочь о кавалере, но, увы, в присутствии леди Уитворт она не могла этого сделать. Репутация Джошуа была известна миссис Тиг не хуже, чем леди Уитворт. Росс мог бы стать отличным уловом для малышки Рут, но его отец имел малоприятную привычку заглатывать наживку, не попадаясь при этом на крючок.

Миссис Тиг решила сменить тему разговора.

– Мисс Верити сегодня так мила, – сказала она. – Никогда еще не видела ее такой оживленной.

– Все дело в компании молодых людей, – сухо констатировала леди Уитворт. – Смотрите-ка, и капитан Блейми тоже здесь.

– Насколько мне известно, он приходится родней тем Блейми, что живут в Роузленде.

– Я слышала, они всегда подчеркивают, что он их дальний родственник.

– О, неужели? – Миссис Тиг навострила уши. – И почему же?

– Ходят слухи… – Леди Уитворт неопределенно взмахнула затянутой в перчатку рукой. – Но разумеется, не стоит их повторять в присутствии юных особ.

– Юных особ? – переспросила миссис Тиг. – Ах да, конечно.

Капитан Блейми поклонился своей партнерше:

– Жарковато здесь. Не желаете освежиться?

Верити кивнула, она тоже не отличалась красноречием, и во время танца партнеры не перекинулись и парой слов. Удалившись в комнату отдыха, Блейми и Верити заняли скрытый папоротником уголок. Она попивала французский кларет и наблюдала за проходящими мимо людьми. Он ограничился лимонадом.

«Надо найти какую-то тему, – думала Верити. – И почему я не умею вести светские беседы, как другие девушки? Если бы только я могла его разговорить, ему было бы хорошо в моем обществе. Он такой же застенчивый, мне следует облегчить его положение, а не усложнять. Можно поговорить о ферме, но вряд ли ему будет интересно слушать о наших свиньях и курах. Шахты – не слишком увлекательная тема для нас обоих. О море я почти ничего не знаю, только про куттеры, сейнеры и всякую там мелкую рыбешку. В прошлом месяце было кораблекрушение… Но как-то неуместно и бестактно сейчас о нем вспоминать. Я могла бы сказать, что он прекрасно танцует. Но это неправда. Танцует он, как ручной медведь, которого я видела на прошлое Рождество».

– Здесь значительно прохладнее, – заметил капитан Блейми.

– Да, – согласилась с ним Верити.

– В зале душновато для танцев. Думаю, немного свежего воздуха не повредило бы.

– Да, конечно, погода очень теплая. Совсем не по сезону.

– Вы так замечательно танцуете, – потея, сказал капитан Блейми. – В жизни не встречал никого, кто бы так… э-э…

– Я очень люблю танцевать, – призналась Верити. – Но в Тренвите нечасто предоставляется подобная возможность. Сегодняшний бал – такое редкое удовольствие.

– Да-да. И для меня тоже. Редкое удовольствие. Даже не припомню, когда еще приходилось…

Блейми запнулся. В наступившей тишине до них долетали девичий смех и голоса молодых людей, флиртующих в алькове по соседству. Они явно прекрасно проводили время.

– Какие глупости болтают эти молодые люди! – вдруг вырвалось у Эндрю Блейми.

– О, вы так считаете? – почувствовав некоторое облегчение, отозвалась Верити.

«Ну вот, теперь я ее обидел, – подумал он. – Она могла не так меня понять. Как будто это и к ней тоже относится. Какие у нее прекрасные плечи. Я мог бы воспользоваться случаем и все ей высказать. Но имею ли я право хотя бы надеяться на то, что она меня выслушает? К тому же я так косноязычен, она смутится, едва только я начну говорить. Какая чистая у нее кожа, она как легкий западный бриз на рассвете, такой свежий и долгожданный. Как же хорошо впускать его в свое сердце».

– Когда вы отбываете в Лиссабон? – поинтересовалась Верити.

– В пятницу с полуденным отливом.

– Я трижды бывала в Фалмуте. Чудесная гавань.

– Лучшая к северу от экватора. Правительству, будь оно дальновидным, следовало бы превратить ее в базу военно-морского флота. Самое подходящее место. Нам еще понадобится такая гавань.

– Для чего? – внимательно глядя на Блейми, спросила Верити. – Разве мы не заключили мир?

– Ну, это долго не продлится. Год или два, а потом снова возникнут проблемы с Францией. Мир зыбок. А на войне все решает флот.

Тем временем в зале миссис Тиг обратилась к дочери:

– Рут, я смотрю, Фейт сейчас не танцует. Почему бы тебе не составить ей компанию?

– Хорошо, мама. – Рут покорно встала.

– Так о каких слухах вы говорили? – спросила миссис Тиг, как только убедилась, что дочь их не слышит.

Леди Уинворт приподняла нарисованные брови.

– О ком?

– О капитане Блейми.

– О капитане Блейми? Дорогая, я убеждена, что не стоит придавать слишком большое значение сплетням.

– Да-да, конечно. Я и сама стараюсь не обращать на них внимания.

– Кстати, эту историю я услышала от очень уважаемых людей, иначе я ни в коем случае не стала бы ее повторять. – Леди Уинворт подняла выше расписанный херувимами веер из тончайшего пергамента и под его прикрытием принялась шептать на ухо миссис Тиг.

По мере того как миссис Тиг слушала, ее черные и круглые, как пуговки, глаза уменьшались, а веки опускались, как покосившиеся венецианские жалюзи.

– Не может быть! – воскликнула она. – Если это так, ему не место на сегодняшнем балу. Я считаю своим долгом предупредить Верити.

– Дорогая, если вы намерены ее предупредить, прошу, оставьте это до другого случая. У меня нет желания быть вовлеченной в скандал, который может за всем этим последовать. Кроме того, посмотрите на нынешних девиц. Они все с ума сходят по мужчинам. К тому же, дорогая, Верити уже двадцать пять, как и вашей старшенькой. Выбирать бедняжке не приходится.

По пути к сестре Рут повстречала Росса, и он снова пригласил ее на танец. Оркестр как раз заиграл гавот, вариацию менуэта, которая только-только начала входить в моду.

Росс заметил, что его партнерша охотнее стала улыбаться и держится уже не так напряженно. В первые минуты знакомства внимание Полдарка пугало Рут, но это не продлилось долго, и сейчас она была даже польщена. Девушка, у которой есть четыре старшие сестры, и все незамужние, не станет возлагать на свой первый бал большие надежды. И когда она обнаруживает, что ей оказывает знаки внимания мужчина определенного положения, это пьянит похлеще крепкого вина. Россу следовало быть аккуратнее с этим «напитком», но он по доброте душевной был рад скрасить девушке вечер.

К своему собственному удивлению, Росс обнаружил, что ему нравится танцевать. Ему доставляло удовольствие вновь оказаться среди людей, хотя он и старался этого не показывать. Росс и Рут сходились и расходились в танце, но он продолжал вполголоса о чем-то рассказывать своей партнерше. Рут хихикнула и сразу заслужила неодобрительный взгляд второй сестры, которая танцевала в соседнем квадрате с двумя пожилыми мужчинами и некоей титулованной леди.

В комнате отдыха капитан Блейми показывал Верити рисунок:

– Вот смотрите: это – фок-мачта, это – грот-мачта, а вот это – бизань. На фок-мачте устанавливается…

– Вы сами это нарисовали? – поинтересовалась Верити.

– Да. Это набросок судна моего отца. Линейный корабль. Отец скончался шесть лет назад. Если…

– Удивительно хорошо все изображено.

– Вы полагаете? Немного практики – и любой может научиться. Вот, видите, фок-мачта и грот-мачта – с прямыми парусами. Они обычно поддерживаются растяжками… э-э… поперек корпуса корабля. Бизань-мачта частично оснащена прямыми парусами, а еще там есть гафель и бизань-гик. Парус так и называется – бизань. В старые времена его именовали латинским. А вот это – бушприт. На рисунке не видно, но под ним устанавливаются… Мисс Верити, когда я снова смогу вас увидеть?

Они стояли, склонив головы над рисунком, Верити коротко взглянула в его напряженные карие глаза.

– Я пока не могу обещать ничего определенного, капитан Блейми.

– Не важно, я согласен ждать.

– О!.. – только и смогла сказать Верити.

– …На фок-мачте располагается основной парус. Потом идут нижний марсель и верхний марсель. А вот это называется гюйс-шток, и… и…

– А для чего служит гюйс-шток? – задыхаясь, спросила Верити.

– Он… э-э… Смею ли я надеяться?.. Смею ли надеяться на то, что мои чувства вызовут хоть малейшую взаимность?.. Если бы только это было возможно…

– Я думаю, это возможно, капитан Блейми.

Он на секунду коснулся ее пальцев.

– Мисс Верити, вы подарили мне надежду, которая окрылит любого мужчину. Я чувствую, что… Я чувствую… Но, прежде чем повидаться с вашим отцом, я должен рассказать вам о том, о чем не осмелился бы рассказать, не заручившись вашей благосклонностью…

В комнату вошли пятеро. Верити поспешно отстранилась от капитана Блейми: она увидела, что это Уорлегганы и Фрэнсис с Элизабет. Элизабет заметила Верити с моряком, улыбнулась, помахала рукой и направилась в их сторону. Она была в муслиновом платье персикового цвета и белой креповой шляпке в форме маленького тюрбана.

– Мы, вообще-то, не собирались приходить, дорогая, – сказала Элизабет. Ее забавлял удивленный вид Верити. – Ты чудесно выглядишь. Как поживаете, капитан Блейми?

– Всегда к вашим услугам, мэм.

– Это все Джордж виноват, – продолжала Элизабет, возбужденная и от этого еще более красивая. – Мы спокойно ужинали, и я подозреваю, что ему стало в тягость нас развлекать.

– Такие жестокие слова из столь прекрасных уст, – сказал Джордж Уорлегган. – Всему виной ваш муж, пожелавший танцевать этот дикий экосез[4].

К ним присоединился Фрэнсис. Он раскраснелся от выпитого вина, но не стал от этого менее привлекательным – скорее, даже наоборот.

– Ничего важного мы не пропустили. Все веселье еще впереди. Такую ночь я бы не смог провести спокойно, даже если бы на карту была поставлена судьба Англии.

– И я тоже, – поддержала мужа Элизабет и улыбнулась капитану Блейми. – Надеюсь, наше приподнятое настроение не вызывает у вас раздражения, сэр?

Моряк набрал полную грудь воздуха и признался:

– Ничуть, мэм. Сегодня у меня самого есть веские причины почувствовать себя счастливым.

В бальном зале Рут Тиг вернулась к матери, а леди Уинворт уже ушла.

– Итак, дитя мое, капитан Полдарк наконец-то тебя оставил! – констатировала мисс Тиг. – И как же он объяснил свое поведение?

– Никак, матушка, – энергично обмахиваясь веером, ответила Рут.

– Что ж, несомненно, лестно, когда тебя среди прочих выделяет такой джентльмен. Но на все есть свои причины. Не следует забывать о хороших манерах, даже если кавалер о них и не помнит. Люди уже начинают судачить.

– Правда? О господи! Я не могла отказать капитану Полдарку, он такой вежливый и обходительный.

– Кто бы сомневался. Но это еще не значит, что ты должна терять чувство собственного достоинства. И не забывай о своих сестрах.

– Он уже пригласил меня на следующий танец.

– И что ты ответила?

– Я согласилась.

– Уфф! – Миссис Тиг передернула плечами, хотя недовольство ее было явно показное. – Что ж, обещание есть обещание. Можешь танцевать, но тебе не следует идти с ним ужинать и оставлять Джоан в одиночестве.

– На ужин он меня и не приглашал.

– Ты слишком многое себе позволяешь, дитя мое. Полагаю, внимание капитана Полдарка вскружило тебе голову. Возможно, мне следует переговорить с ним после ужина.

– Нет, матушка, пожалуйста, не делайте этого!

– Хорошо, посмотрим.

На самом деле миссис Тиг не имела ни малейшего желания отваживать такого завидного кавалера. Ее возмущение было чисто формальным. Так следовало бы поступить, будь у нее одна дочь с приданым в десять тысяч фунтов. Но с пятью бесприданницами на выданье каждый кавалер на счету.

Однако, как оказалось, беспокоиться было не о чем. Когда пришло время ужина, Росс по непонятным причинам исчез. Во время последнего танца он держался холодно и явно был чем-то озабочен. Рут даже встревожилась: вдруг кто-то услышал недовольные речи ее матери и рассказал об этом капитану?

Как только танец закончился, Росс покинул бальный зал и вышел в теплую облачную ночь. Неожиданное появление Элизабет вернуло его на землю. Как только Росс увидел ее, от его притворного веселья не осталось и следа. Все, чего он хотел, – это не попадаться ей на глаза. Росс забыл о том, что у него есть обязательства перед Верити, и о том, что на балу он стал членом кружка Паско.

Снаружи стояли два экипажа с лакеями и портшез. Свет из эркерных окон домов, окаймляющих площадь, заливал неровную брусчатку и подсвечивал деревья кладбища при церкви Святой Марии. Туда-то он и направился. Красота Элизабет подействовала на Росса как ушат ледяной воды. При мысли о том, что теперь она всецело принадлежит другому, у него разрывалось сердце. О том, чтобы продолжать флиртовать с Рут Тиг, этой милой простушкой, и речи быть не могло.

Росс вцепился одной рукой в холодные металлические перила и, как человек, который пытается устоять на грани обморока, отчаянно пытался совладать с приступом ревности и боли. Надо было покончить с этим раз и навсегда. Или ему придется снова покинуть графство. У него своя жизнь, в мире полно женщин, пусть и не таких, как Элизабет, а попроще, но и они полны очарования и по-своему привлекательны. Все просто: надо либо излечиться от одержимости Элизабет, либо уехать туда, где не придется постоянно сравнивать с нею других девушек.

Росс пошел дальше. Какой-то попрошайка увязался следом и принялся жаловаться на свою нелегкую долю, но Полдарк только отмахнулся. Вскоре он оказался перед таверной «Медведь». Росс толкнул дверь и, спустившись на три ступеньки, попал в зал, где вдоль стен одна на другой стояли обтянутые медными обручами бочки. В железных подсвечниках чадили свечи. В Светлый понедельник таверна была битком набита народом, и Росс не сразу нашел свободное место. Устроившись на скамье за низким столом, он заказал себе бренди. Половой подергал себя за чуб и в знак уважения перед таким неожиданным посетителем поставил на стол чистый бокал. Росс вдруг понял, что все в таверне умолкли. Гость, облаченный в сюртук и сорочку, слишком уж выделялся на фоне оборванных и полуголодных выпивох.

– Я больше не потерплю таких разговоров, – раздраженно заявил из-за стойки трактирщик. – Так что ты лучше слезь со своего насеста, Джек Трипп.

– Буду сидеть, где сижу, – отозвался долговязый худой мужчина в потрепанном сюртуке; хотя тот был ему явно велик, однако одет был этот Трипп лучше, чем прочие.

– Пусть сидит, – сказал толстяк за соседним столом. – Даже ворону с дымовой трубы не гонят.

Такое меткое сравнение вызвало дружный смех.

Вскоре все поняли, что новый гость слишком занят своими мыслями и ему нет дела до других, и разговоры за столами возобновились. Росс держался особняком, лишь изредка подзывал буфетчика, чтобы тот вновь наполнил его бокал.

– Все правильно, старина, но разве мы все не рождены на свет женщиной? – продолжил разглагольствовать Джек Трипп, которому позволили остаться сидеть на своем «насесте». – Разве появление человека или уход его на тот свет зависят от того, кто он: торговец или нищий? Разговоры о том, что это, мол, Господь так задумал, чтобы одни купались в роскоши, а другие пухли с голоду, – пустая трескотня. Это все люди выдумали, богачи и торгаши, дабы оставаться при своем богатстве, а нас держать в цепях. Легко болтать о религии и подкупать священников едой и вином.

– Оставь Бога в покое, – раздался голос из глубины зала.

– А я ничего против Бога и не говорю, – огрызнулся Джек Трипп. – Меня просто не устраивает Бог богачей. Разве Христос не проповедовал равенство для всех и каждого? Где справедливость для умирающих от голода женщин и детей? Священники обжираются, а наши жены не видят ничего, кроме черного хлеба и ботвы, а детишки мрут как мухи. А ведь в Пенрине, друзья мои, полно зерна!

В зале одобрительно загудели.

– Угостите даму, милорд, – сказал кто-то над самым ухом Росса. – Пить в одиночку – плохая примета: в бренди поселится дьявол.

Он повернулся и посмотрел в дерзкие, широко распахнутые глаза женщины, которая уселась рядом с ним за столом. Высокая, худая, лет двадцати пяти, в синем мужском костюме для верховой езды. Костюм этот когда-то был щегольским, но со временем поизносился и явно успел сменить не одного хозяина: сюртук замусолился, кружевной платок съехал набок. У женщины были высокие скулы, широкий рот, крупные зубы и темные глаза. Черные волосы она не очень умело выкрасила в медный цвет.

Росс без всяких эмоций махнул трактирщику.

– Благодарю, милорд. – Женщина потянулась и зевнула. – Ваше здоровье. А вы неважно выглядите. Я бы сказала, видок у вас кислый. Компания вам явно не помешает.

– Да, в Пенрине есть зерно! – сиплым голосом провозгласил Джек Трипп. – И для кого оно? Уж точно не для таких, как мы. Нет, его продадут за границу. Вот что эти гады удумали. Им плевать, живы мы или передохнем. На шахтах все равно нет работы, потому как цены на олово и медь упали ниже некуда. А почему они так низко упали, друзья мои? Да потому, что торговцы и плавильщики сговорились и установили выгодные для себя цены. И пусть работяги на рудниках гниют заживо! Торговцам нет до них дела! И плавильщикам тоже! Всем плевать!

Росс уперся локтями в стол. Ох уж эти агитаторы в тавернах! Публика любит, когда с ней говорят подобным образом: так люди могут выплеснуть все накопившиеся обиды, которые сами не в силах сформулировать.

Женщина положила ладонь на руку Росса. Он сбросил ее и допил остатки бренди.

– Одиночество, милорд, вот что вас изводит. Позвольте, я взгляну на вашу ладонь. – Она смело перевернула руку Росса ладонью вверх. – Да-а! Так и есть! Разочарование в любви, вот в чем дело. Вас обманула одна белокурая девица. Но есть еще и брюнетка. Вот, посмотрите! – Женщина ткнула тонким указательным пальцем в ладонь Росса. – Видите, она совсем рядом. Брюнетка утешит вас, милорд. Она не из тех недотрог, что пугаются, увидев мужское белье. Я нахожу вас интересным, если вы не против такого определения вашей внешности. Готова поспорить: вы способны доставить женщине удовольствие. Но поостерегитесь. Не будьте слишком уверены в себе, иначе эти жеманные девицы втянут вас в любовную игру. А любовь, милорд, – не игра. Вы и сами это прекрасно знаете.

Росс заказал еще бренди. Люди за столами вернулись к своим разговорам.

– А как же бедняжка Бетси Пайдар? – громко вопрошал Джек Трипп. – Я вас спрашиваю, друзья. Что? Вы не слышали о вдове Пайдар? О той самой, которой житья не дают надзиратели и которая помирает с голоду?

Женщина залпом осушила свой бокал, но руку Росса не отпустила.

– Я вижу уютный дом возле реки. Вы нравитесь мне, милорд. Я чувствую странное притяжение. Мне кажется, вы из тех мужчин, кто знает, что к чему. Видите – у меня талант читать по руке.

Росс посмотрел в глаза гадалке, она не отвела взгляда. Это длилось всего секунду, но в эту секунду женщину захлестнула волна желания. И дело тут было вовсе не в деньгах.

– И что же сказал преподобный Холс, когда ему обо всем рассказали? – вопрошал Трипп. – Он ответил, что Бетси Пайдар сама навлекла на себя все эти беды, потому как не чтила законов графства. Вот они – наши священники!

Росс высвободил руку, положил на стол монету, встал и направился к выходу.

Ночь была темной, моросил мелкий дождик. Прежде чем пойти своей дорогой, Росс постоял секунду в нерешительности и тут услышал, как следом за ним из таверны вышла та самая женщина.

Она быстро нагнала Полдарка и зашагала рядом. Когда женщина снова взяла его за руку, Росс хотел было оттолкнуть ее и покончить уже с этими назойливыми приставаниями, но в последний момент одиночество и тоска накрыли его, словно ядовитый туман. Он мог отказаться, но что дальше? Куда ему идти? Вернуться на бал?

Росс развернулся и пошел следом за женщиной.

Глава шестая

То обстоятельство, что Верити условилась заночевать у Джоан Паско, пришлось как нельзя кстати, Россу можно было не возвращаться на бал. Утром от женщины, которую звали Маргарет, он отправился прямиком домой. Когда он подъезжал к Нампаре, первые лучи солнца только-только начали пробиваться сквозь низкие тучи.

Наступил вторник – день ярмарки в Редрате. Росс разделся, спустился на берег и с разбега нырнул в набегавшую волну. Бурлящая холодная вода смыла с его тела миазмы прошедшей ночи: она покусывала, взбадривала и при этом оставалась бесстрастной.

Когда он вышел на берег, скалы в конце пляжа уже посветлели, а небо на востоке приобрело медовый оттенок. Росс вытерся, оделся и пошел будить Джуда. Пока они завтракали, за окном рассвело.

К Редрату они подъехали около десяти. Спустились по крутой скользкой тропе в город, миновали церковь, пересекли по мосту реку и взобрались на холм, где раскинулась ярмарка. На первом поле уже вовсю торговали скотом, овощами и молочными продуктами.

На поиски нужного товара у Росса ушло какое-то время. Он не мог позволить себе разбрасываться деньгами, так что с покупками закончил только к полудню. На втором поле, казалось, раскинули палатки все торговцы округа. В верхней части поля расположились те, что побогаче. Они предлагали конную упряжь, седла, одежду и обувь. В другом конце поля можно было купить имбирные пряники и леденцы, там же торговали веревками и цепями, чинили стулья, точили ножи, предлагали фонари и серные спички, сургуч и серебряные пряжки, плетенные из волоса браслеты, ношеные парики и табакерки, матрасы и ночные горшки.

Росс знал, что на то, чтобы перегнать волов в Нампару, у Джуда уйдет не один час, и решил в освободившееся время погулять по ярмарке. На третьем поле солидных торговцев уже не было видно, там обосновались коробейники и крысоловы, а также можно было за полпенни посмотреть не слишком благопристойное представление. В дальнем конце поля торговали аптекари и травники. Они сидели на корточках и громко, но косноязычно расхваливали свой товар: самые верные снадобья от всех недугов – грудные капли, приворотные духи, капли от нервов, настойку смолы бензойного дерева, помаду, порошки от лихорадки, капли иезуитов. Здесь также можно было купить масло подорожника и латука, ангельскую воду, болиголов от золотухи и репейник от цинги.

На последнем и самом шумном поле толпу развлекали клоуны и шарманщики, а еще там стояла палатка, где, удачно бросив кости, можно было выиграть пасхальный кулич. После горечи и излишеств минувшей ночи Росс с удовольствием смешался с толпой и, чтобы как-то забыться, предавался нехитрым народным развлечениям. Посмотрел за полпенни на самую толстую женщину в мире, которая, по свидетельству стоявшего рядом с ним мужчины, была не такой толстой, как та, что показывали в прошлом году. Еще за полпенни толстуха предлагала зайти за ширму и положить руку на «мягкое место». Мужчина сказал, что это все сплошное надувательство, потому что «она просто кладет вашу руку на ваш же собственный лоб».

Потом Росс четверть часа постоял в темном балагане, где несколько лицедеев изображали пантомиму «Победа святого Георгия над драконом». Заплатил полпенни за то, чтобы увидеть, как калека, которому в детстве свинья отгрызла кисти рук и ступни, рисует вполне сносные картинки, зажав мел в зубах. Еще за полпенни посмотрел на безумную женщину в клетке, над которой издевались зеваки.

Налюбовавшись на все эти представления, Росс зашел в питейную палатку и заказал стакан рома с водой. Он смотрел на проходящих мимо людей и вспоминал слова Джека Триппа. В большинстве своем все эти одетые в лохмотья худые, грязные, рахитичные и рябые люди были не лучше скотины, которой торговали на ярмарке. Стоило ли удивляться тому, что знать и богачи смотрели на них как на низшую расу?

Но в Америке Росс познакомился с новым образом жизни, и теперь подобный подход стал его раздражать. Джек Трипп был прав. Все рождаются равными, а различия и привилегии придумали сами люди.

Росс выбрал питейное заведение на самом краю поля. Здесь было не так шумно, да и воняло не так сильно. Только он заказал второй стакан, как снаружи послышались какие-то крики. Несколько человек прошли в угол палатки, чтобы узнать, в чем там дело. Кто-то начал смеяться. Росс различил громкий визг и тявканье. Он встал и посмотрел через головы зевак.

На поляне за палаткой раньше держали овец, но теперь там было пусто, только несколько мальчишек-оборванцев смотрели на катающийся по утоптанной земле клубок шерсти. Оказалось, что это щенок и кошка, которых мальчишки привязали друг к другу за хвосты. Животные были примерно одного размера, никто из них не смог одержать в драке верх, и теперь несчастные хотели лишь одного – разбежаться. Щенок потянул в свою сторону – кошка зашипела и распласталась на земле. Потом кошка с трудом встала на ноги и, впиваясь в землю когтями, рывками потащила щенка за собой.

Публика заходилась от смеха. Росс тоже улыбнулся и собрался уже сесть обратно за стол, как вдруг какой-то худенький парнишка вырвался из рук удерживающих его сорванцов и бросился на помощь бедным животным. Он увернулся от вставших на его пути мальчишек, упал на колени и, не обращая внимания на царапающуюся кошку, попытался развязать узел на бечевке. Когда зеваки поняли, чем он там занят, в толпе недовольно загудели. Никто не хотел лишаться дармового зрелища. Но эти звуки потонули в яростных криках мальчишек, которые набросились на того, кто испортил их представление. Паренек попытался отбиваться, но силы были неравные.

Росс взял свой стакан, но садиться не стал. Какой-то крупный мужчина шагнул в сторону и загородил ему вид на драку.

– Господи помилуй, – сказал кто-то в толпе, – если будут так пинать, запросто покалечат мальчишку. Это уже не шуточки. Вот ведь мелкие паршивцы!

– Да только кто ж их остановит? – вопросил торговец с синяком под глазом. – Они похуже диких кошек. Вот ведь позор для города.

– А пожалуешься, так мигом окна побьют, – добавил кто-то еще. – И хорошо, если только окна. Вот моя тетя, Мэри Треглоун, у нее дом за Пулом…

– Да знаю я Мэри…

Росс допил свой ром и попросил повторить, но потом передумал и пошел через толпу из палатки.

– Господь всемогущий! – воскликнула какая-то женщина. – Да они никак не на парня, а на девчонку накинулись! Или я ошибаюсь? Неужто никто их не остановит?

Росс достал из-за голенища хлыст и шагнул вперед. Три оборванца заметили его приближение: двое пустились наутек, а третий не покинул поле боя и ощерился, как дикий зверек. Росс хлестнул его по физиономии, мальчишка взвизгнул и убежал. В воздухе пролетел камень.

Теперь оставались еще трое. Двое сидели верхом на девчонке, а третий пинал ее ногами по спине. Этот третий не видел приближающегося противника. Росс дал ему затрещину и отшвырнул в сторону. Второго мальчишку он поднял за штаны и забросил в стоящее неподалеку корыто с водой. Третий успел сбежать.

Девчонка осталась лежать на земле лицом вниз.

Одета она и впрямь была как мальчишка – просторная рубаха, куртка и широкие, не по размеру, бриджи. Но спутанные волосы были слишком длинными для паренька. Рядом в пыли валялась круглая черная кепка.

Следующий камень угодил Россу в плечо. Он носком сапога перевернул виновницу этой свалки на спину. Точно – девчонка. Она была в сознании, но не могла вымолвить ни слова. Каждый ее вдох и выдох сопровождался громким стоном.

Кое-кто из горожан вышел было из палатки, но град камней заставил их отступить.

– Сильно тебе досталось? – спросил Росс.

Девочка села и подтянула колени к подбородку.

– Иуды! – с трудом произнесла она. – Чтоб у них кишки сгнили!

Камни начали кидать прицельно – два угодили Россу в спину. Он убрал хлыст за голенище и поднял девочку на руки. Она была легкой как пушинка. По пути в палатку Росс заметил, что фермеры вооружились палками и погнали оборванцев прочь.

В палатке Росс усадил девочку на свое место. Она опустила голову на стол. Камнями больше никто не кидался, и вокруг них столпились сочувствующие.

– Что они с тобой сделали, милочка?

– По ребрам пинали, да?

– Бедняжка, сильно ее отделали.

Росс заказал два стакана рома.

– Расступитесь, дайте ей отдышаться, – раздраженно сказал он. – Кто эта девочка и как ее зовут?

– Никогда ее прежде не видел, – раздался голос из толпы.

– Она из Роскира, точно вам говорю.

– Я знаю ее, – сказала какая-то женщина. – Это дочка Тома Карна. Они живут за Иллаганом.

– И где же ее папаша?

– В шахте, где ж еще.

Росс поставил стакан рядом с локтем девочки:

– Выпей это.

Девочка взяла стакан и залпом выпила. На вид ей было лет одиннадцать или двенадцать. Худая – кожа да кости, рубаха порвана, темные спутанные волосы скрывают лицо.

– Ты пришла сюда одна? – спросил Росс. – Где твоя мать?

– Нету у нее матери, – сообщила женщина у него за спиной и обдала его волной перегара. – Шесть лет уж, как в могиле.

Девочка наконец обрела голос:

– Я в драке не виновата.

– Никто тебя и не винит, – сказала женщина. – А почему это ты вырядилась в одежду брата, негодница? Ох и всыплют тебе!

– Тебя это не касается, – заметил Росс, которому надоело быть в центре всеобщего внимания. – Давайте уже все расходитесь. Вам что, не на что больше поглазеть? – Он повернулся к девочке. – Значит, ты пришла сюда одна? И что ты тут делала?

Девочка выпрямилась:

– Где Гаррик? Они его мучили.

– Какой еще Гаррик?

– Мой пес. Где он? Гаррик! Гаррик!

– Тут он, тут. – К столу протиснулся один из фермеров. – Вот, поймал его. Нелегкая была работенка.

Девочка вскочила на ноги, взяла из рук мужчины извивающийся черный клубок шерсти и плюхнулась обратно на скамью. Она положила щенка на колени и принялась его осматривать. После драки она и так была вся в крови, а теперь перепачкалась еще больше. Девочка вскинула голову и взвыла, на чумазом лице бешено засверкали глаза.

– Иуды! Грязные уроды! Они отрезали ему хвост!

– Это я отрезал, – спокойно признался фермер. – Думаешь, я дал бы себе руки ободрать ради какой-то дворняги? Да он и так уже был наполовину оторван. Твоему псу без хвоста даже лучше.

– Успокойся, – велел Росс девочке. – Если можешь говорить, лучше скажи, не переломали мальчишке тебе кости, когда колотили?

Он дал фермеру шесть пенсов, и толпа начала постепенно расходиться. Только самые любопытные отошли в сторонку и продолжали глазеть на благородного джентльмена. Щенок оказался беспородной дворнягой с тощей шеей и редкими черными кудряшками на туловище и голове.

– На, возьми. – Росс протянул девочке носовой платок. – Оботри руки и посмотри, глубокие ли царапины.

Девочка перестала себя ощупывать и уставилась на льняной платок.

– Запачкается, – сказала она.

– Не сомневаюсь.

– Может и не отстираться.

– Делай, что тебе говорят, и не спорь.

Девочка потерла платком худенький локоть.

– Как ты здесь оказалась? – спросил Росс.

– Пешком пришла.

– С отцом?

– Отец в шахте.

– Ты пришла одна?

– С Гарриком.

– Тебе нельзя идти обратно в таком виде. У тебя здесь есть друзья?

Девочка вдруг перестала обтираться платком.

– Иуда! Что-то мне не по себе.

– Выпей-ка еще.

– Не-а, хватит с меня.

Девочка встала и, покачиваясь, отошла в угол палатки, где на потеху оставшимся зевакам выблевала весь выпитый ром, после чего упала без чувств. Россу пришлось отнести ее обратно на скамью. Когда девочка пришла в себя, он отвел ее в соседнюю палатку и хорошенько накормил.

Девочка была босиком, в штанах из выцветшего коричневого вельвета. Рубаха ее вся пестрела старыми прорехами и новыми дырами, а кепку она потеряла. Темно-карие глаза казались слишком большими на худеньком бледном личике.

– Как тебя зовут? – спросил Росс.

– Демельза.

– А крестили-то тебя как?

– Чего?

– Я спрашиваю, как тебя родители назвали?

– Так Демельзой же.

– Странное имя.

– Маму тоже так звали.

– Значит, ты Демельза Карн, да?

Девочка кивнула и сыто вздохнула. Ее пес заворчал под столом.

– Я живу в Нампаре. Это за Солом. Ты знаешь, где это?

– За Сент-Анном?

– Да. Я сейчас еду домой. Дитя, если ты не в силах идти, я могу отвезти тебя в Иллаган.

По лицу девочки пробежала тень, но она ничего не ответила. Росс расплатился и велел седлать лошадь.

Спустя десять минут они двинулись в путь. Девочка молча сидела перед Россом. Гаррик бежал следом, он то останавливался и елозил задом в пыли, то вертелся волчком в поисках хвоста, за которым еще недавно любил погоняться, а теперь вот он куда-то подевался, даже повилять было нечем. Через пустошь ехали по глубокой, хорошо утоптанной многими поколениями мулов колее. Землю здесь не возделывали: в этих краях больше ценилась руда. Все деревья, за исключением редких кривых сосен, тут вырубили и пустили на строительство, а речушки были основательно загажены. Иногда среди акров пустой породы и отвалов встречались клочки обработанной земли. Здания для подъемников, деревянные буровые вышки, колесные дробилки, лебедки и конные вороты были единственным украшением этой местности. Канавы и штольни порой брали начало прямо на задних дворах крохотных домишек и хижин. Картошку уже пропололи, среди дыма и шлака паслись козы. Это был не город и даже не деревушка, а просто заселенная рабочим людом местность.

Росс впервые ехал в Иллаган этой дорогой. Благодаря современному оборудованию теперь стали доступны новые залежи меди и олова, горное дело в Корнуолле быстро развивалось, а потом, несколько лет назад, цены вдруг начали падать. Богатые залежи руды притягивали людей как магнит. Население быстро росло. Но в восьмидесятых начался спад, и многие мужчины остались без работы. И тогда встал вопрос: как им прокормить семьи? Угроза голода еще не была такой явной, но уже витала в воздухе.

Конец ознакомительного фрагмента.