Россия 1801–1917. Власть и общество. 3. Культура и общество в первой половине XIX в. (С. Г. Пушкарев, 2001)

3.1. «Дней Александровых прекрасное начало»

Внезапное окончание мрачного и жестокого царствования Павла и вступление на престол благожелательного, молодого, гуманного и либерального монарха, привлекавшего взоры и женские сердца своей наружностью и обращением, вызвали в столичном обществе бурный восторг. «В домах, на улицах люди плакали от радости, обнимая друг друга, как в день Светлого Воскресения»¹. «Первые годы царствования Александра были самые счастливые и благодатные. Литература воскресла от благотворных лучей свободы. Все веселилось и танцевало»². Поэты воспевали Александра в одах, петербургские дамы называли его не иначе как «наш ангел». При Павле были строго запрещены французские моды. Первые перемены коснулись костюмов.

«Не прошло двух дней после известия о кончине Павла, как круглые шляпы явились на улицах. Дня через четыре стали показываться фраки, панталоны и жилеты. В Петербурге все перерядились в несколько дней»³.

Первые мероприятия молодого царя (см. гл. 1.1), его приветливое обращение с подданными и все его поведение – он гулял по улицам столицы один, без всякой охраны – увеличивали его популярность. Возникло ожидание дальнейших перемен в государственной и общественной жизни. Литература и публицистика пробудились от летаргического сна, в который погрузил их Павел, и заговорили.

Эти годы стали годами рождения отечественной журналистики, которая затем играла столь выдающуюся роль в течение всего XIX в. С 1802 г. Н.М. Карамзин начал издавать «Вестник Европы», сделавшийся вскоре самым популярным журналом. Ф.Ф. Вигель красочно описывает «муки родов» русской независимой журналистики:

«С воцарением Александра, после тягостного сна, все благородное воспрянуло, и Карамзин прилежно и сильно принялся за дело. Он сделался первым издателем первого у нас журнала, достойного сего названия. Его «Вестник Европы» начал нас знакомить как с ее произведениями, так и с нашей древностью. Какое мужество, какое терпение и какое бескорыстие были потребны Карамзину! Какая бедность в материалах! Какой недостаток в сотрудниках! Какое малое число подписчиков, и какая низкая цена за издание! Едва прикрывались издержки, а труд шел почти даром. Он принужден был почти один постоянно заниматься, сочинять, переводить. Но великий писатель достигнул своей цели. Он водрузил знамя, под которое стали собираться молодые таланты и развиваться под его сенью»⁴.

Вскоре в Петербурге начинают издаваться журналы: «Северный вестник», «Журнал российской словесности», «Санкт-Петербургский вестник», «Сионский вестник» (масонский журнал), «Северная почта», а также ряд журналов в Москве: «Новости русской литературы», «Друг просвещения», «Московский курьер», «Ученые ведомости», издаваемые при Московском университете.

Некоторые из возникших в это время журналов существовали недолго. Перед Отечественной войной стали выходить два журнала национально-патриотического и «охранительного» направления. «Русский вестник» (под редакцией С.Н. Глинки) вышел в 1808 г. и обещал читателям публиковать то, что «может услаждать сердца русские». Материал для этого услаждения брался из русской истории. «Сын отечества» под редакцией Н.И. Греча возник в 1812 г. на правительственные деньги для «возбуждения патриотического духа и ненависти к Наполеону». Французский император именовался в журнале как «величайший убийца и зажигатель всемирной истории», «новый Каракалла», «фабрикант мертвых тел»⁵.

Правительство вначале оказывало покровительство науке и литературе. В первое десятилетие XIX в. была издана частью с правительственной поддержкой масса новых книг – экономических, политических и философских трактатов, из которых огромное большинство представляло собою изложение или переводы с разных европейских языков произведений второй половины XVIII в. Тогда же появились русские переводы сочинений Монтескье, Беккариа, Бентама, Канта, Адама Смита.

Н.М. Карамзину, решившему приняться за написание «Истории Государства Российского», в 1803 г. был пожалован титул «историографа» и назначена ежегодная пенсия в 2 тыс. руб.⁶. Но особенно много было сделано в первые годы XIX в. для распространения в России высшего и среднего образования.

3.2. Образование

В 1802 г. было учреждено «Министерство народного просвещения, воспитания юношества и распространения наук»⁷. Министром назначили старого екатерининского вельможу графа П.В. Завадовского, но он, получая министерское жалование, играл роль свадебного генерала для парадных случаев. Действительным организатором школьного дела был товарищ министра (зам. министра) способный и деятельный М.Н. Муравьев.

Органом, ведавшим вопросами образования, было «главное правление училищ». В него входили шесть попечителей учебных округов, а непосредственную подготовку школьной реформы вела особая «комиссия об училищах».

Уже к началу 1803 г. был разработан и 26 января 1803 г. утвержден закон «Об устройстве училищ». Законом устанавливается четыре рода училищ: 1) приходские училища в сельских местностях; 2) уездные училища в уездных городах; 3) губернские гимназии и 4) университеты⁸. Российская империя разделялась на 6 учебных округов во главе с «попечителями». В каждом округе должен был быть университет, руководивший средними и низшими школами своего округа. Сверх прежних университетов – Московского, Виленского (польского) и Дерптского (немецкого) учреждались три новых – в Петербурге, в Харькове и в Казани. Харьковский и Казанский университеты были открыты в 1804 г. В Петербурге тогда же открылся педагогический институт, преобразованный в университет в 1819 г.

В 1804 г. были изданы университетские уставы, а также «Устав учебных заведений, подведомственных университетам» (гимназий и уездных училищ)⁹. Университеты разделялись на четыре факультета: 1) нравственных и политических наук, 2) физических и математических наук, 3) медицинских наук, 4) словесных наук (в том числе исторических).

Н.М. Карамзин

Совет университета формировался из ординарных (штатных) и «заслуженных» профессоров. Совет избирал профессоров, почетных членов и адъюнктов, деканов факультетов и ректора университета. Последний представлялся затем «на высочайшее утверждение», а деканы – на утверждение министра народного просвещения. Первоначально было установлено ежегодное избрание ректора, но в 1809-11 гг. был установлен трехлетний срок.

Органы университетского самоуправления – совет и правление. Правление состояло из ректора, деканов и «непременного заседателя», назначаемого попечителем из ординарных профессоров.

Оно не только пользовалось автономией в университетских делах, но и наблюдало за деятельностью других учебных заведений в пределах своего округа, назначало директоров и педагогический состав.

Цензурным уставом 1804 г. университетам же была поручена цензура книг и иных печатных произведений, выходящих в их округе. В докладе министра народного просвещения указывалось, что цензура вводится «не для стеснения свободы мыслить и писать, а единственно для принятия пристойных мер против злоупотребления оной». Основные положения устава о цензуре заключались в том, что:

1. В книгах и периодических изданиях не должно быть ничего «противного закону Божию, правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина.

2. При оценке сочинения надо руководствоваться благоразумным снисхождением, избегая пристрастного и придирчивого толкования.

3. Скромное и благоразумное исследование истины пользуется совершенною свободою тиснения, возвышающих успехи просвещения¹⁰.

При Николае I цензура была изъята из ведения университетов и передана в руки чиновников, хотя цензорами часто назначались университетские профессора.

В гимназии принимались ученики всякого звания, окончившие науки в уездных училищах. (Как уже говорилось, в 1827 г. Николай I запретил принимать в гимназию детей крепостных.) В гимназиях должны были преподаваться следующие предметы: латинский, немецкий и французский языки; география и история; статистика; «начальный курс философии и изящных наук»; основы политической экономии; курс математики чистой и прикладной; курс опытной физики и естественной истории; основы коммерческих наук и технологий; рисование¹¹.

«Учение в гимназиях начинается с тех предметов, которые следуют за оконченными в уездных училищах». Учение в гимназиях длилось 4 года. В уездных училищах должны преподаваться следующие предметы: закон Божий и священная история, «должности человека и гражданина», российская грамматика. В тех губерниях, где в употреблении другой язык, сверх грамматики российской, грамматика местного языка, чистописание и правописание. А также правила слога, география, история, арифметика и начальные правила геометрии, физики, естественной истории и технологии, рисование. Курс обучения в уездных училищах – двухлетний.

Приходские училища открывались при церковных приходах. «Сии училища в казенных селениях вверяются приходскому священнику и одному из почтеннейших жителей. В помещичьих селениях они предоставляются просвещенной и благонамеренной попечительности самих помещиков». В действительности начало народному образованию в казенных селениях было положено лишь в 40-х гг. министерством Киселева (см. гл. 2.6). В бывших помещичьих селениях только земство начало учреждать школы после отмены крепостного права.

К 1808 г. в России было 38 губернских гимназий и 126 уездных училищ, к 1830-м гг. их число возросло до 50 гимназий и 400 уездных училищ. Кроме университетов и гимназий, в царствование Александра I был открыт ряд иных учебных заведений, некоторые из них – по частной инициативе и на частные средства. «Гимназия высших наук» кн. А.Г. Безбородко в Нежине (1805), «Высшее училище правоведения» (1805), Демидовский лицей в Ярославле (1805), Царскосельский лицей (1811), Ришельевский лицей в Одессе (1817). В 1814 г. получили новые уставы духовные академии, семинарии и уездные духовные училища¹².

В общем, в первую половину Александровского царствования в деле распространения высшего и среднего образования были достигнуты несомненные успехи. «Министерство просвещения работало наиболее продуктивным образом, достигая действительно блестящих результатов»¹³. «В главном правлении училищ собрались достойные представители интересов образования, которые проводили в учреждения свою искреннюю любовь к просвещению и свои гуманные взгляды»¹⁴. Второе десятилетие XIX в. было в России временем увлечения «ланкастерскими школами» (школами по методу взаимного обучения). Обучение по «ланкастерскому» методу вводилось в петербургских гвардейских полках и в школах, устроенных для солдатских детей. В 1818 г. в Петербурге образовалось «Общество учреждения училищ по методе взаимного обучения», которое открыло несколько школ в Петербурге и в провинциальных городах.

Московский университет на рубеже XVIII—XIX вв. Вид со стороны реки Неглинной

Конечно, обучение в новых университетах наладилась не сразу. Был недостаток как студентов, так и профессоров. Лишь Московский университет, основанный в 1755 г., был сравнительно многолюдным: в 1811 г. в нем было 215 студентов, в 1820 г. – около 500, а в 1825 г. – почти 900 человек. В провинциальных университетах – Харьковском и Казанском – первое время было лишь по нескольку десятков студентов. Казанский университет начал полностью действовать лишь с 1814 г. За недостатком русских профессоров главным контингентом преподавателей сначала были иностранные ученые из Германии и Франции, читавшие лекции на немецком, французском или латинском языках.

Русская высшая школа не успела еще прочно стать на ноги, как над ее головой сгустились тяжелые тучи. Реакционный поворот во внешней и внутренней политике Александра и его мистические увлечения коснулись ее напрямую. В 1817 г. появился манифест об учреждении «Министерства духовных дел и народного просвещения», которому было поручено заботиться о том, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения» (см. гл. 1.3). Мысль неплохая, но воплощение ее было весьма неудачным. Министром нового министерства, которое должно было одновременно управлять делами народного просвещения и «делами всех вероисповеданий», был назначен друг Александра князь А.Н. Голицын – человек религиозный и благодушный, но мягкий и слабовольный.

«Этот добрый бедный князь, кроткое создание, которое с умыслом бы и мухи не обидело, легко поддавался влиянию людей при нем находившихся. То сумасбродов, то злоумышленников, то невежд, то изуверов, которые причинили государству неисчислимое зло»¹⁵.

Помощники князя Голицына, пресловутые М.Л. Магницкий и Д.П. Рунич – ханжи, лицемеры и карьеристы – взялись насаждать «христианское благочестие» путем злобных преследований «вольнодумства», и их политика повела к разгрому свободной науки в некоторых университетах.

В 1819 г. Магницкий был послан на ревизию Казанского университета и, усмотрев в нем бездну лжемудрия и вольнодумства, предложил царю… разрушить университет. Александр не согласился на эту дикую меру, но придумал тоже не очень удачное решение вопроса: он поручил «исправление» университета тому же Магницкому, назначив его попечителем Казанского округа. Магницкий уволил из университета 11 профессоров (около половины всего профессорского состава), заменил власть избранного ректора властью назначаемого директора, изъял из университетской библиотеки все книги «вредного направления». А для студентов ввел режим, который был чем-то средним между монастырем, детским пансионом и домом заключения¹⁶.

Д.П. Рунич, назначенный попечителем Петербургского округа, изгнал из университета четырех профессоров и предал их суду. Нелепое дело по обвинению их в несуществующих преступлениях долго тянулось по инстанциям и было прекращено лишь в царствование Николая I. Харьковский университет меньше пострадал от «нового курса», а Московский вовсе не пострадал, ибо московский попечитель М.Н. Муравьев был искренним другом просвещения.

В 1824 г. «мистическое министерство» князя Голицына было упразднено, ведомство исповеданий было снова отделено от ведомства просвещения. Князь А.Н. Голицын получил в управление почтовый департамент. Однако ни просвещению, ни литературе от того легче не стало. Министром народного просвещения был назначен реакционер, престарелый адмирал А.С. Шишков, систематично и настойчиво продолжавший борьбу с «вольнодумством». В его руках было теперь и цензурное ведомство, и цензоры изощрялись в охранительном усердии, которое «было бы смешно, когда бы ни было так грустно»¹⁷.

С.С. Уваров

Император Николай I вскоре по вступлении на престол ко всеобщему удовольствию прогнал со службы Рунича и Магницкого. Но адмирал А.С. Шишков оставался министром до 1828 г., когда его сменил кн. К.А. Ливен. А с 1833 до 1849 г. министром просвещения был гр. С.С. Уваров – автор или, во всяком случае, усердный проповедник знаменитой «триединой» формулы «официального национализма» – православие, самодержавие и народность. Они, по его мнению, составляли исконное начало русской жизни, «верный залог силы и величия нашего отечества» и должны были служить главным принципом воспитания российского юношества.

В 1835 г. был издан новый «Общий устав императорских российских университетов», который хотя и не отменил автономию университетских советов, но существенно ее ограничил. Изданное незадолго перед тем «положение» об учебных округах исключало из компетенции университетов управление средними учебными заведениями и передавало его попечителям учебных округов. Попечитель назначал директоров (с утверждения министра), инспекторов и учителей гимназий, смотрителей и учителей уездных училищ. Университеты также «вверяются особенному начальству попечителя». Заметим, что Николай часто назначал попечителями учебных округов генералов. При попечителе существовал совещательный орган – совет, в состав которого входил и ректор университета. Университет теперь состоял из трех факультетов: 1) философского, с двумя отделениями: гуманитарным и математическим (в 1850 г. эти два отделения были сделаны самостоятельными факультетами: историко-филологическим и физико-математическим); 2) юридического; 3) медицинского.

Для православных студентов учреждались кафедры богословия, церковной истории и церковного законоведения. Для надзора за поведением и успехами студентов попечитель назначал инспектора, в обязанности которого входило требовать от студентов соблюдения религиозных обязанностей, «безусловного повиновения начальству, чистоты нравов и беспорочного поведения» и надлежащего исполнения учебных обязанностей¹⁸.

«Первая обязанность профессора заключается в полном правильном и благонамеренном преподавании своего предмета». Совет профессоров ведет учебные дела университета. Совет избирает на четыре года ректора, который затем утверждается «высочайшей властью», профессоров и адъюнктов, подлежащих затем утверждению министра. Ему «предоставляется право и по собственному своему усмотрению назначать в профессоры и адъюнкты на вакантные кафедры людей, отличных ученостью и даром преподавания»¹⁹.

Деканы избирались факультетами и утверждались министром. Правление университета состояло из ректора, деканов и синдика, который назначался попечителем из состава юридического факультета. Для ведения хозяйственной части попечитель назначал чиновника – экзекутора.

После польского восстания по приказу Николая I в 1832 г был закрыт Виленский университет. Через два года на его базе был учрежден Университет имени св. Владимира в Киеве. В 1828 г. в Петербурге был создан Технологический институт, позже преобразованный в Горный и Лесной институты.

Надо признать, что «попечительное» управление С.С. Уварова не подавляло плодотворной и успешной научной и преподавательской деятельности профессорского состава. Немалую пользу приносили командировки молодых русских ученых, готовящихся к профессуре, в Дерпт и за границу. Из командированных за границу кандидатов профессуры вышла потом целая плеяда выдающихся ученых и преподавателей: Т.Н. Грановский, П.Г. Редкий, Ф.И. Буслаев, К.А. Неволин и др.

30-е и 40-е гг. в русских университетах были временем формирования той традиции, которая стремилась соединить самостоятельное научное исследование с проповедью гуманности и общественного блага. В сумерках и спячке николаевского царствования университетские профессора стали «не цеховыми учеными, а миссионерами человеческой религии»²⁰. А сами университеты – теми оазисами культуры, которые не только двигали науку, но и будили общественную мысль и нравственное сознание.

Ведущую роль играл Московский университет. Среди его профессоров наибольшей популярностью и влиянием пользовался знаменитый гуманист Т.Н. Грановский, читавший лекции по всеобщей истории. Он был учителем и воспитателем целого поколения русского образованного общества. «Влияние Грановского на университет и на все молодое поколение было огромно и пережило его; длинную и светлую полосу, оставил он по себе»-ГК.С. Аксаков писал о влиянии Грановского:

«Он воспитывал своих слушателей; он поднимал их над обыденной жизнью в высшие сферы духа; он будил в них благородные движения и чувства; он образовывал и устремлял их силы… вот почему эта всеобщая любовь к Грановскому».

Т.Н. Грановский

С.М. Соловьев

Революционные события в Европе в 1848-1849 гг. напугали правительство Николая I и заставили его принять особые меры для недопущения в университетах вольного духа. Даже гр. С.С. Уваров оказался для этого времени чересчур либеральным и был заменен на посту министра народного просвещения мрачным реакционером кн. П.А. Ширинским-Шихматовым. Управление некоторыми учебными округами и находящимися в них университетами было поручено генерал-губернаторам. Выборных ректоров заменили назначаемые.

Такие «неблагонадежные» предметы, как, например, государственное право иностранных держав и философия, были исключены из университетского преподавания. Чтение логики и психологии было поручено профессорам богословия. Число «своекоштных» студентов в каждом университете (за исключением медицинских факультетов) было ограничено комплектом в 300 человек. А университетскому начальству было предписано строго надзирать за преподаванием.

Согласно инструкции 23 января 1851 г. ректор и деканы должны были ежедневно посещать лекции профессоров и сличать их с утвержденными программами, от которых не допускалось никаких отступлений. Если профессор дозволил себе безвредное отступление от программы, то ректор и декан делали ему соответствующее внушение. А если он дозволил себе говорить на лекциях что-либо «вредное», то об этом следовало немедленно донести попечителю учебного округа и даже министру.

В 1828 г. был издан новый устав гимназий²² и гимназии сделаны семиклассными. Первые три класса по программе соответствовали курсу уездных училищ. В программу гимназий введены закон Божий и церковная история, российская словесность и логика, а философия, политическая экономия, технология и коммерция исключены. В 1831 г. было запрещено воспитание российского юношества (до 18 лет) за границей ввиду «вредных последствий чужеземного воспитания»²³.

3.3. Наука

Первая четверть XIX в. была временем зарождения самостоятельной российской науки, питавшейся до тех пор от щедрот европейского ученого мира. Блестящим, но единственным исключением в XVIII в. был великий русский ученый М.В. Ломоносов (1711-1765). Центрами научной деятельности становятся университеты: два столичных и два провинциальных – в Харькове и Казани. При университетах в начале XIX в. возникает ряд ученых и литературных обществ. В 1811 г. «Общество истории и древностей Российских» при Московском университете получает «высочайше утвержденный» устав. Впоследствии с 40-х гг. XIX в. до 1917 г. общество это регулярно издавало свои «Чтения», содержавшие ценные исторические исследования и материалы.

В том же 1811 г. в Москве образовано «Общество любителей российской словесности». В 1805 г. возникло Московское «Общество испытателей природы». В 1811 г. был «высочайше утвержден» устав «Общества математиков». В 1817 г. образовалось «Минералогическое общество». В 1827 г. в Петербурге возникло «Общество естественных наук», в 1845 г. – «Русское географическое общество», в 1846 г. – «Археологическое общество». В 1811 г. была учреждена «Комиссия для издания собрания государственных грамот и договоров» под руководством гр. Н.П. Румянцева, которая в 1813-1828 гг. выпустила в свет пять огромных томов этого собрания, содержащих важные исторические источники.

В 1810 г. была основана ив 1814 г. открыта для пользования Императорская Публичная библиотека в Петербурге. Своя библиотека была и при каждом университете.

Н.И. Лобачевский

На рубеже XVIII и XIX вв. не только естествознание, но даже разработка русской истории находилась в руках иностранных ученых, преимущественно немцев. В 1805 г. А.Л. Шлецер на немецком языке издал свое известное исследование о летописи Нестора. С 1803 г. при поддержке правительства за разработку русской истории взялся Н.М. Карамзин. Он собрал множество исторических документов, которые потом опубликовал в виде примечаний к своему труду. В 1818 г. вышли в свет 8 томов его «Истории Государства Российского»²⁴. Труд Карамзина имел огромный успех у публики. Пушкин писал о впечатлении, произведенном появлением «Истории» Карамзина:

«Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия казалась найдена Карамзиным, как Америка – Коломбом»²⁵.

Карамзин написал 12 томов своей «Истории», доведя ее до Смутного времени. В предисловии он объясняет теоретическую и практическую важность национальной истории, требует от историка достоверности и в то же время художественности в изображении прошедших событий. И, повествуя о прошлом, высказывает патриотическую и нравственно-поучительную точку зрения, ибо история есть «завет предков к потомству». Современным политикам следовало бы помнить наставления российского историографа:

«Правила нравственности и добродетели святее всех иных и служат основанием истинной политики. Суд истории не извиняет и самого счастливого злодейства».

Из русских ученых трудов того времени следует упомянуть «Право естественное» проф. А.П. Куницына (1818-1820); «Опыт теории налогов» Н.И. Тургенева (1818); «История философских систем» А.И. Галича (1818); «Рассуждение о славянском языке» А.Х. Востокова (1820).

Неутомимым тружеником на поле русской истории был московский профессор М.П. Погодин (1800-1875). В конце 40-х гг. в Московском университете начинает свою научную деятельность основоположник новой русской исторической науки – С.М. Соловьев (1820-1879). В 1847 г. он защитил магистерскую диссертацию «История отношений между князьями Рюрикова дома» и стал профессором на кафедре русской истории, на которой работал вплоть до кончины. С 1851 г. начал писать «Историю России с древнейших времен» и, выпуская ежегодно по одному тому, успел опубликовать 29 томов, доведя изложение до 1775 г. Этот огромный труд, вобравший в себя необъятное количество исторических материалов, до сих пор является необходимым пособием для всякого, серьезно занимающегося историей русского государства. Впрочем, как справедливо было отмечено критиками, история Соловьева представляет собой в большей степени историю государства, чем историю народа. Главное место в ней отведено истории государей и их власти, а также истории внешней, военно-дипломатической, хотя и о внутренней истории говорится немало.

Другими замечательными деятелями Московского университета были профессора всеобщей истории Т.Н. Грановский и И.И. Кудрявцев, историки-юристы К.Д. Кавелин, И.Д. Беляев и И.В. Калачов, «словесники» и языковеды Ф.И. Буслаев, И.С. Тихонравов, О.М. Бодянский. Выдающимся педагогом-гуманистом был хирург Н.И. Пирогов (1810-1881). В Петербурге работали знаменитый языковед А.Х. Востоков и историк-юрист К.А. Неволин.

В начале 30-х гг. была предпринята важная акция, положившая начало научной разработке русской истории на твердом основании исторических источников. В 1829-34 гг. Археографическая экспедиция Академии наук под руководством П.М. Строева объездила всю Россию для отыскания исторических источников: летописей, договоров, актов публичного и частного права и других документов. Экспедиция нашла и собрала огромное количество документов (преимущественно в монастырских архивах). В 1834 г. образована особая Археографическая комиссия для издания собранных актов. Стоящие во главе комиссии П.М. Строев, К.Ф. Калайдович, Д.Н. Бантыш-Каменский энергично принялись за работу и к 1836 г. издали четыре тома «Актов Археографической экспедиции». Археографическая комиссия в течение XIX и начале XX в. издала множество важных источников по русской истории. В 1841 г. начали издавать «Полное собрание русских летописей», составлявшее более 20 томов. Затем – «Акты Исторические» (5 томов «Актов» и 12 томов «Дополнений» к ним). А также – «Акты Юридические», «Акты, относящиеся к истории Западной России». Было издано свыше 30 томов разных материалов в серии «Русская Историческая Библиотека» и т.д.

Физико-математические науки получили в России свое самостоятельное и быстрое развитие лишь во второй половине XIX в. (см. гл. 10.3). Однако и в первой половине столетия в этой области были значительные достижения. Создание в 1835-39 гг. Пулковской обсерватории близ Петербурга было детищем ее устроителя и директора астронома В.Я. Струве (1793-1864). Профессор Казанского университета, знаменитый математик Н.И. Лобачевский (1793-1856), положил начало неэвклидовой геометрии. Заслуженным биологом первой половины XIX в. был К.Э. Бэр, выдающимся химиком – Н.Н. Зинин, открывший в 1842 г. анилин.

3.4. Литература

Несмотря на бдительный цензурный и жандармский надзор, критика и публицистика достигли к середине XIX в. значительной высоты, а изящная литература вступила в свой «золотой век». «Николаевская эпоха, несмотря на все драконовские строгости полицейской опеки, чрезвычайно богата умственными и литературными течениями»²⁶. В деле подавления свободы слова и свободомыслия николаевским жандармам и цензорам было далеко до своих преемников в тоталитарных государствах XX в.²⁷.

На рубеже XVIII и XIX в. на русском поэтическом Олимпе возвышался общепризнанный патриарх русской поэзии, старый екатерининский вельможа-поэт Г.Р. Державин. Хорошо известен был своими комедиями и сатирическими журналами И.А. Крылов (1768-1844), который с 1806 г. начал писать и печатать свои басни. Хотя сюжеты некоторых из них заимствованы у Лафонтена, они написаны прекрасным народным языком и заключают в себе квинтэссенцию бесхитростной народной мудрости и здравого смысла. Многие крыловские выражения превратились в пословицы и поговорки и вошли в повседневный язык.

Двумя восходящими звездами на литературном небосклоне на рубеже столетий были Н.М. Карамзин (1766-1826) и В.А. Жуковский (1783-1852). Карамзин, обративший на себя внимание «Письмами русского путешественника», дебютировал в художественной литературе в 1792 г. сентиментальной повестью «Бедная Лиза», имевшей огромный успех. Публика, особенно барышни и молодые дамы, зачитывалась ею до слез. С 1802 г. Карамзин начал издавать журнал «Вестник Европы», а с 1803 г. приступил к подготовке своего знаменитого труда «История Государства Российского».

Карамзину принадлежит большая заслуга и как реформатору русского литературного языка. Оставив тяжелый славяно-русский стиль Ломоносова и Державина, Карамзин приблизил литературный язык к разговорному, а, кроме того, ввел в него множество неологизмов, или прямо заимствованных из других языков, или образованных от русских корней. Таких, например, как эпоха, катастрофа, момент, процесс, эстетический, моральный, влияние, обстоятельство, развитие, представитель, промышленность, будущность, потребность и др.

Литературные «староверы» во главе с А.С. Шишковым и под покровительством Г.Р. Державина выступили против новаторства Н.М. Карамзина. В 1803 г. Шишков выпустил «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», в котором отстаивал чистоту языка и протестовал против засорения его иностранными словами. По мнению Шишкова, иностранные слова можно и должно заменить русскими: актер – лицедей, аллея – просад, героизм – добледушие, аудитория – слушалище.

Для защиты старого русского языка Шишков с друзьями основал в Петербурге в 1811 г. «Беседу любителей русского слова». Литературные новаторы в 1815 г. основали в противовес «Беседе» общество под названием «Арзамас» (1815-18), в которое входили В.А. Жуковский, К.Н. Батюшков, кн. П.А. Вяземский и только что окончивший лицей А.С. Пушкин.

Василий Андреевич Жуковский (1783-1852), поэт-романтик, начавший свою литературную деятельность переводом элегии Грея «Сельское кладбище» (1801), скоро стал знаменит своими балладами, оригинальными и переводными, и стал корифеем отечественной словесности. В конце своей жизни он перевел на русский язык «Одиссею» Гомера. Перевод блестяще передает поэтический смысл оригинала, несмотря на то, что Жуковский не знал греческого и пользовался немецким текстом.

В 1826 г. поэт был приглашен наставником к великому князю Александру Николаевичу, будущему императору Александру II, к которому в стихотворении «На рождение Александра» обратился с призывом не забывать «святейшего из званий – человек».

И.А. Крылов, А.С. Пушкин, В.А. Жуковский и Н.И. Гнедич (с картины Г.Г. Чернецова, 1832 г.)

Из других писателей начала XIX в. надлежит упомянуть В.А. Озерова, автора многочисленных трагедий, и кн. А.А. Шаховского, автора популярных в свое время, скоро, впрочем, забытых комедий, и Н.И. Гнедича – переводчика «Илиады».

Двадцатые годы XIX в. были ознаменованы появлением множества поэтических талантов. Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) был первым в поэтической плеяде «золотого века» отечественной поэзии. Его первое стихотворение «К другу стихотворцу» появилось в печати в 1814 г., а в 1820 г. – поэма «Руслан и Людмила», в 1821 г. – «Кавказский пленник». Многие из вольнодумных стихотворений – «К Чаадаеву», «Сказки», «Вольность», «Кинжал», «Деревня» – не могли быть напечатаны по цензурным условиям, но ходили по рукам во множестве списков. Высылка поэта из Петербурга на юг только увеличила его популярность.

А.С. Грибоедов

После кратковременного увлечения Байроном, которое отразилось в «Кавказском пленнике», «Бахчисарайском фонтане» и «Цыганах», Пушкин стал основателем русского художественного реализма. Его роман в стихах «Евгений Онегин» (1831) рисует широкую и живую картину жизни столичного высшего света и провинциального дворянства. Историческая драма «Борис Годунов», написанная в 1825 г. и опубликованная в 1830 г., отражает интерес Пушкина к русской истории и влияние шекспировских трагедий на поэта. В поэмах «Полтава» (1829) и «Медный всадник» (1833) звучит имперский патриотизм и высокая оценка основателя империи – Петра Великого. Недаром Г.П. Федотов назвал Пушкина «певцом империи и свободы». В «Повестях Белкина» (1831), «Капитанской дочке» и «Пиковой даме» (1834) и других произведениях он создал стилистически простой и ясный язык художественной прозы, на основе которого расцвела вся блестящая литература XIX в. Конец 1820-х и 30-е гг. ознаменовались расцветом таланта Пушкина и всеобщим признанием его величайшим русским поэтом.

Время Пушкина дало много талантливых, но теперь в большинстве несправедливо забытых поэтов. К.Н. Батюшков сосредоточил свое внимание на поэзии классического мира и итальянского Возрождения. Его элегантные стихи – переводные и оригинальные – воспевали эпикурейство. Н.М. Языков писал о любви, вине и других радостях жизни, не углубляясь в философские размышления. Элегические и меланхолические стихи Е.А. Баратынского были наполнены духом печали и разочарования в людях и образе жизни современной ему эпохи.

Поэтами того времени были также кн. А.И. Одоевский, кн. П.А. Вяземский, А.А. Дельвиг, Д.В. Веневитинов. Будущие декабристы К.Ф. Рылеев, А.А. Бестужев-Марлинский и Н.А. Бестужев в 1823-25 гг. издавали литературный альманах «Полярная Звезда», пользовавшийся большим успехом.

Александр Сергеевич Грибоедов (1795-1829) – автор знаменитой комедии «Горе от ума», оконченной им в 1824 г., но по цензурным условиям тогда не опубликованной. Как и некоторые стихотворения Пушкина, она ходила по рукам в списках и заучивалась наизусть. Пьеса появилась в печати лишь в 1833 г. Множество выражений Грибоедова, как и предсказал Пушкин, вошли в оборот нашего разговорного языка²⁸.

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841), убитый на дуэли четырьмя годами позже А.С. Пушкина, гениальный поэт и прозаик. Обстоятельства личной жизни и влияние Байрона сделали его одиноким в высшем свете, свое презрение к которому он выразил в знаменитых стихах на смерть Пушкина. Лермонтов начал служить офицером конной гвардии, но дважды был выслан из Петербурга в действующую армию на Кавказ.

М.Ю. Лермонтов

Н.В.Гоголь

Красота горной природы и героическое сопротивление свободолюбивых горцев произвели глубокое впечатление на молодого офицера и нашли свое отражение в его кавказских поэмах «Измаил-Бей» (1832), «Мцыри» «Демон» и других. Романтическое настроение Лермонтова и его способность создавать великолепные образы человеческого характера отражены в его знаменитом романе «Герой нашего времени» (1839-40). Главный герой – Печорин – служащий, как и автор, офицером в кавказской армии, бросил высшее общество. Он разочарован, эгоцентричен, потерял интерес к жизни и к применению своих сил и способностей. В своих элегических и лирических стихах, многие из которых проникнуты глубоким религиозным чувством, Лермонтов создал образцы высокой поэзии.

Третьим великаном русской литературы 30-40-х гг. был Николай Васильевич Гоголь (1809-1852). В 1831 г. вышли его «Вечера на хуторе близ Диканьки», собрание рассказов о жизни на Украине. В 1835 г. – сборники рассказов «Арабески» и «Миргород». Известная повесть «Тарас Бульба» изображает борьбу казаков в XVI в. против польских угнетателей. Главными произведениями Гоголя стали комедия «Ревизор» (1836) и поэма «Мертвые души», первый том которой вышел в 1842 г. В этих произведениях даны яркие сатирические образы провинциальных чиновников и дворян того времени. Ряд персонажей сделались символическими: мошенники Хлестаков и Чичиков, мечтатель Манилов, скупец Плюшкин, хвастун Ноздрев. Проза Гоголя отличается исключительной выразительностью. К концу жизни писатель пережил духовный кризис и посчитал себя призванным начать моральное возрождение падшего человечества, которое он так больно бичевал в своих сатирах. Во втором томе «Мертвых душ» он предполагал изобразить положительных героев, но потом сжег свою рукопись. В 1847 г. он опубликовал «Выбранные места из переписки с друзьями», где выступил в защиту существующего политического и общественного строя.

Из других писателей 30-40-х гг. упомянем поэтов А.В. Кольцова, А.Н. Майкова, Я.П. Полонского, И.С. Никитина, Т.Г. Шевченко, А.Н. Плещеева, а также прозаиков, авторов исторических романов – М.Н. Загоскина, И.И. Лажечникова и романтика-декабриста А.А. Бестужева-Марлинского.

В художественной литературе конца 40-х гг. господствующим направлением был реализм, доминирующим содержанием – социальные мотивы, гуманность, сочувствие и сострадание к «униженным и оскорбленным». В 1846 г. вышли «Бедные люди» Ф.М. Достоевского и «Деревня» Д.В. Григоровича, на следующий год – его повесть «Антон

Горемыка». В том же 1847 г. опубликован первый рассказ «Записок охотника» И.С. Тургенева «Хорь и Калиныч». Рассказы Тургенева, исполненные искренней симпатии к крепостным, оказали сильное влияние на читающую публику, равно как и произведения А.Ф. Писемского: «Горькая судьбина», «Плотничья артель», «Питерщик» и С.Т. Аксакова: «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова внука». Все эти произведения психологически подготовили отмену крепостного бесправия в 1861 г.

3.5. Идейные истоки движения декабристов

Движение декабристов было самым ярким и трагическим явлением общественно-политической жизни России XIX в. и потому заслуживает подробного рассмотрения. Основными источниками служат показания декабристов следственной комиссии,²⁹ их письма, мемуары³⁰ и сохранившиеся документы. Следуя, в основном, историкам «декабризма» В.И. Семевскому³¹ и М.В. Довнар-Запольскому³², мы приняли во внимание и советские издания источников по истории декабристов.

Нашествие Наполеона «и с ним двадесяти язык» на Россию, превратившее в пепел «матушку Москву» и закончившееся бегством и уничтожением «великой армии», вызвало широкое народно-патриотическое движение. Декабрист И.Д. Якушкин отмечает в своих «Записках»:

«Война 1812 г. пробудила русский народ к жизни и составляет важный период в его политическом существовании. Все усилия и распоряжения правительства были бы не достаточны для отражения грозного нашествия, если бы весь народ не поднялся против врагов. Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение. Не по распоряжению начальства выступало все народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава Богу, вся Россия в поход пошла!» Каждый сознавал себя участником великого дела – защиты Родины»³³.

Последовавшая затем война за освобождение Европы, приведшая русскую армию в Париж, вызвала в участниках великой борьбы еще больший подъем. Современник М.А. Фонвизин пишет:

«Все это необыкновенно возвысило дух наших войск, и особенно молодых офицеров. В таком настроении духа, с чувством своего достоинства и возвышенной любви к отечеству большая часть офицеров гвардии возвратилась в 1815 г. в Петербург»³⁴.

С другой стороны, долговременное пребывание за границей ознакомило интеллигентные круги русского офицерства с идейными течениями, социальными отношениями и политическими учреждениями европейских стран.

«В походах по Германии и Франции наши молодые люди ознакомились с европейскою цивилизациею, которая произвела на них сильнейшее впечатление… многие из них познакомились в походе с германскими офицерами, членами тайного прусского союза (Tugendbund), который приготовил восстание Пруссии и содействовал ее освобождению, и с французскими либералами. В откровенных беседах с ними, наши молодые люди нечувствительно усвоили их свободный образ мыслей и стремление к конституционным учреждениям, стыдясь за Россию, так глубоко униженную самовластием»³⁵. «Теперь было невыносимо смотреть на пустую петербургскую жизнь, и слушать болтовню стариков, выхваляющих все старое и порицающих всякое движение вперед. Мы ушли от них на сто лет вперед»³⁶.

В феврале 1816 г. полковник барон И.И. Дибич в секретном донесении фельдмаршалу М.Б. Барклаю-де-Толли писал:

«Офицеры в прусской королевской гвардии открыто говорят, что никаких королей не нужно, и что состояние мирового просвещения делает необходимым республики. Говорят, что в нашей армии распространяется такой же дух между офицерами вследствие соприкосновения их с тайными обществами во Франции, Германии, и что подобные же выражения употребляют даже офицеры свиты вашего сиятельства»³⁷.

Возвратившись в Россию, офицеры победоносной русской армии нашли здесь полнейшее неуважение к правам личности, насильственное введение военных поселений, аракчеевский режим, расцвет крепостного рабства, «подвиги Магницкого», всевозможные злоупотребления власти, повсюду царствующий произвол. Из письма А.А. Бестужева к Николаю I:

«Для того ли мы освободили Европу, – говорили офицеры, – чтобы наложить цепи на себя? Для того ли дали конституцию Франции, чтобы не сметь говорить о ней, и купили кровью первенство между народами, чтобы нас унижали дома?»³⁸.

Крепостное право подвергалось будущими декабристами жестокой критике, и они требовали его отмены. Н.И. Тургенев писал в своем дневнике в 1818 г.: «Я теперь более, нежели когда-либо, ненавижу всю гнусность рабства. Все доводы в защиту, в извинение рабства приводимые, суть самый пустой вздор». П.И. Пестель в «Русской Правде» заявляет: «Обладать другими людьми как собственностью своею есть дело постыдное»³⁹.

Возмущение и протесты молодых офицеров вызывали и тяготы солдатской службы: бесконечная ее продолжительность (25 лет), бессмысленная муштровка солдат с целью превращения их в марширующие автоматы, жестокие и несправедливые наказания. Сами они старались обходиться с солдатами гуманно и доброжелательно, но, конечно, не могли пересилить господствующую систему аракчеевщины.

Особую ненависть либеральных офицеров вызывали военные поселения. «Из всех действий императора Александра после изменения его образа мыслей учреждение военных поселений было самое деспотическое и ненавистное», – писал Фонвизин⁴⁰. Г.С. Батеньков, служивший под начальством Аракчеева, на следствии показывал: «Военные поселения представили мне страшную картину несправедливостей, притеснений, наружного обмана, низостей, все виды деспотизма». Пестель писал в «Русской Правде»:

«Одна мысль о военных поселениях наполняет каждую душу терзанием и ужасом. Сколько пало невинных жертв для пресыщения того неслыханного зловластия, которое с яростью мучило несчастные селения, для сего заведения отданные!»⁴¹

Декабристы жестоко критиковали общее административное неустройство, волокиту, взяточничество и «кривосудие» в судебных органах. Г.С. Батеньков писал:

«Сенат, сие хранилище законов и блюститель благоустройства, не знал ни о чем и обращен был в простую типографию. Министры же владели вверенными им частыми, как бы уделами, не заботясь об общих интересах государства»⁴².

П.Г. Каховский писал Николаю I из заключения:

«Безопасность лиц и собственности ничем не ограждена. Совершенное отсутствие закона и справедливости в судопроизводстве, тяжкие налоги, сжатое просвещение, задушенная свобода».

А.А. Бестужев также из тюрьмы описывает Николаю состояние России в конце Александрова царствования:

«Лихоимство чиновников дошло до неслыханного бесстыдства. Прибыльные места продавались по таксе и были обложены оброком. Дела в судебных инстанциях тянулись бесконечно, и десятки лет проходили прежде решения. В судах, в комиссариатах, у губернаторов, везде, где замешался интерес, кто мог, тот грабил, кто не смел, тот крал. Везде честные люди страдали, а ябедники и плуты радовались».

«Не правосудие, а лихоимство заседает в судилищах, где не защищается жизнь, честь и состояние гражданина, но продают за золото или другие выгоды пристрастные решения» – делает вывод А.И. Якубович.

Как мы видели выше, в течение нескольких лет после окончания наполеоновских войн император Александр I еще не оставлял конституционных планов. Однако революционные события в Европе, совпавшие по времени с волнениями в Семеновском полку, окончательно отвратили Александра от либерального направления.

Когда в начале 1820-х гг. восторжествовал курс «аракчеевщины» во внутренней политике и «меттерниховщины» во внешней, прежние чувства любви и преданности императору Александру, возглавителю России и Европы в борьбе с Наполеоном, сменяются в сердцах многих офицеров сначала разочарованием, а потом и негодованием по поводу того, что Александр предал свои идеалы. И.Д. Якушкин пишет:

«Во всех членах Союза Благоденствия проявилось какое-то ожесточение против царствующего императора. Он с каждым годом становился все мрачнее и все более и более отчуждался от России. Душа его была в Европе. В России же он заботился об увеличении числа войск. Царь был всякий день у развода. Шагистика вошла в полную силу»43.

А П.Г. Каховский писал Николаю I из тюрьмы:

«Император Александр много нанес нам бедствия, и он собственно причина восстания 14 декабря. Не им ли раздут в сердцах наших светоч свободы, и не им ли она была после так жестоко удавлена не только в отечестве, но и во всей Европе?»44.

Не только внутренняя, но и внешняя политика Александра I в последние годы его царствования вызывала возмущение. Александра обвиняли в том, что он во всем отдает предпочтение иностранцам перед русскими, которых он презирает и унижает. Национальное и патриотическое чувство оскорблялось тем, что государь даровал конституционные учреждения присоединенным к России областям, Польше и Финляндии, но победительницу-Россию считал недостойною политической свободы. Ходили слухи о намерении Александра отторгнуть от России и присоединить к Польше Литву и западнорусские области, принадлежавшие Польско-Литовскому государству до разделов Речи Посполитой в XVIII в. В результате в 1817 г. среди офицеров впервые возникла мысль о цареубийстве. Декабрист Д.И. Завалишин пишет:

«Русских оскорбляло дарование конституции побежденной и завоеванной Польше, прежде, нежели она была дана победительнице ее самой России».

В общеевропейской политике Александр в 1820-21 гг., в полном согласии с Меттернихом, стремился подавить революционно-освободительные движения. В 1820-21 гг. правители Священного союза решили вооруженной рукой подавить революционные движения в Испании и Италии, русские же гвардейские офицеры не желали идти в Италию в качестве усмирителей революции. Когда в 1821 г. началось греческое восстание против турецкого владычества, то все свободолюбивые круги Европы и России горячо сочувствовали борьбе греков за независимость. Александр же, по внушению Меттерниха, отказался от помощи грекам, чем окончательно оттолкнул от себя либеральные круги русского общества и усилил в офицерских кругах революционные тенденции, подогретые европейскими событиями начала 1820-х гг.

Д.И. Завалишин считал, что внешняя политика России признавалась изменой русскому народу в пользу поляков и немцев. И.В. Поджио писал: «Ничто меня столь не оскорбляло, как явное господство и влияние

Венского кабинета над нашим». По свидетельству А.П. Беляева, в России «имя Меттерниха произносилось с презрением и ненавистью».

Конгресс в Вероне, отказавшись от поддержки восставших греков,

«…выдал эллинов турецкому султану, что вызвало общее негодование русских против Александра за бесчеловечное равнодушие к единоверцам. Эллины были в праве ожидать от него деятельной помощи, тем более что с давних времен Россия возбуждала греков против их угнетателей и обещала им независимость. Державы, совокупившиеся Священным христианским союзом, оставляют христиан, погибающих под мечом варваров»⁴⁵.

Лица, возглавившие тайные общества второго и третьего десятилетий XIX в., были интеллектуальной элитой тогдашнего русского общества. Значительная их часть принадлежала к высшей аристократии и сделала блестящую служебную карьеру. Среди участников движения, преимущественно молодежи, было и несколько человек, имевших генеральские и полковничьи чины.

Многие из вольнодумцев знали не только современную европейскую литературу, но и античную историю, откуда, по их мнению, проистекали вольнолюбивые идеалы. И.Д. Якушкин писал: «В это время мы страстно любили древних: Плутарх, Тит Ливий, Цицерон, Тацит были у каждого из нас настольными книгами»⁴⁶. П.И. Пестель вспоминал «блаженные времена Греции, когда она состояла из республик, и жалостное ее положение потом. Я сравнивал величественную славу Рима во дни республики с плачевным ее уделом под правлением императоров»⁴⁷.

Среди декабристов были писатели и поэты – К.Ф. Рылеев, кн. А.П. Одоевский, А.А. Бестужев-Марлинский, В.К. Кюхельбекер. Другие создали научные и публицистические труды: Н.И. Тургенев, барон В.И. Штейнгель, П.И. Пестель, Г.С. Батеньков. Они оставили ряд ценных записок и воспоминаний.

Свободолюбие декабристов часто носило романтический оттенок, развиваясь без учета практических возможностей и реальной социально-политической обстановки. Вот показания декабристов о причинах, побудивших их вступить в тайные общества: «любовь к отечеству и свободе, сострадание к сочеловекам, находящимся в столь бедственном злополучии, меня принудили вступить в общество»⁴⁸. «Причина, побудившая нас к сему, была: угнетение народа. К облегчению его участи я решился из патриотизма жертвовать собою»⁴⁹. Князь А.П. Барятинский на следствии показал: «Молодость, идея о конституции и свободе крестьян прельстили меня, и я себя почел обязанным войти в общество, которое мне казалось стремящимся ко благу моего отечества». Полковник А.М. Булатов заявил из тюрьмы: «Я на свободе презирал тиранство, и в заключении моем таков же». П.Г. Каховский написал из тюрьмы следователю генералу В.В. Левашову письмо, содержащее гимн свободе:

«Согретый пламенной любовью к отечеству, одна мысль о пользе оного питает душу мою. Смело говорю, что из тысячи молодых людей не найдется ста человек, которые бы не пылали страстью к свободе. Народы, почувствовав сладость просвещения и свободы, стремятся к ним. Правительства же, огражденные миллионами штыков, силятся оттолкнуть народы во тьму невежества. Но тщетны все их усилия. Свобода, сей светоч ума, теплотвор жизни, была всегда и везде достоянием народов, вышедших из грубого невежества. И мы не можем жить, подобно предкам нашим, ни варварами, ни рабами»⁵⁰.

Стремление к политической и гражданской свободе соединялось у декабристов с патриотическими чувствами. А.А. Бестужев ставит в упрек русской литературе и культуре страсть к подражанию иноземным образцам, отсутствие национальных черт. Он жалуется, что «мы всосали с молоком безнародность и удивление только к чужому», и вместе с К.Ф. Рылеевым призывает русскую литературу к самобытности. Устав «Союза благоденствия» предписывает своим членам

«…показывать всю нелепую приверженность к чужеземному, и худые сего следствия. Также стараться уверить, что добродетельный гражданин должен всегда предпочитать приятному полезное и чужеземному отечественное. При воспитании юношества должно сколь возможно избегать чужестранного, дабы ни малейшее к чужому пристрастие не потемняло святого чувства любви к отечеству»⁵¹.

С патриотическим чувством у декабристов сочетался живой интерес к русской истории. Фонвизин пишет, что в общественном быту древних славян «преобладала стихия демократическая – общинная. В древних вольных общинах источник всякой власти находился в народе, составлявшем вечевые собрания»⁵². В XVI–XVII вв. часто созывался «государственный собор» или «великая земская дума», с которой «правительство совещалось о важнейших земских делах». «Коренной славянской стихией, – полагает Фонвизин, – было свободное общинное устройство, основанное на началах чисто демократических, с выборными властями». П.Г. Каховский с большой симпатией и похвалой описывает деятельность крестьянского мира там, «где земледельцы управляются мирскими сходками».

И.Д. Якушкин высоко оценивал значение крестьянской поземельной общины в России: «Распределение поземельной собственности между крестьянами и общинное владение ею составляют у нас основные начала, из которых со временем должно развиться все гражданское устройство нашего государства»⁵³. В конституционных проектах декабристы пытаются изменить, введенные Петром, иностранные названия учреждений, должностей и чинов русскими названиями: вече, собор, приказы и управы. П.И. Пестель в «Русской Правде» пытается заменить даже военную терминологию: вместо армии – рать, вместо корпуса – ополчение, вместо колонны – «толпик или восход», вместо генералов – воеводы. В некоторой мере декабристы по своей идеологии были предшественниками славянофилов.

Либеральное настроение и оппозиция правительству Александра-Аракчеева не были монополией будущих декабристов, в начале 1820 гг. они охватили широкие круги русского общества и офицерства, по крайней мере, в столицах. Речь Александра на Варшавском сейме 1818 г., в которой он заявил о своем намерении ввести конституционные учреждения в России, произвела большое впечатление и вызвала надежды на либеральные реформы. В апреле 1818 г. Н.М. Карамзин писал: «Варшавские новости сильно действуют на умы молодые. Варшавские речи сильно отозвались в молодых сердцах: спят и видят конституцию». Но тем сильнее было разочарование, когда надежды эти были обмануты.

Революционные события в странах Южной и Западной Европы в 1820-21 гг., с одной стороны, встретили горячее сочувствие в обществе, а с другой окончательно толкнули Александра в объятия Меттерниха и тем расширили пропасть между царем и передовыми элементами русского общества. Намерения Александра двинуть русские войска для подавления революции в Италии и отказ в помощи восставшим грекам обострили недовольство правительством. По поводу намерения Александра ввести войска в Италию для подавления революции в Неаполе и Пьемонте командир гвардейского корпуса генерал-адъютант И.В. Васильчиков писал начальнику главного штаба князю П.М. Волконскому:

«Настроение умов нехорошо. Неудовольствие всеобщее. Офицеры не желают идти против неаполитанцев. Вы можете по этому судить, как успешно распространились у нас либеральные идеи. Не отвечайте мне на это избитой фразой: «заставьте их молчать». Число говорунов слишком велико, чтобы их заставить молчать. Революция в умах уже существует».

П.И. Пестель в показаниях на следствии утверждал:

«Происшествия в Неаполе, Гишпании и Португалии имели тогда большое на меня влияние. Доказав непрочность монархических конституций, эти происшествия укрепили меня весьма сильно в республиканском и революционном образе мыслей».

Г.С. Батеньков говорит о настроении в Петербурге, куда он возвратился в 1821 г. после нескольких лет службы в Сибири:

«В сие время Петербург был уже не тот, каким оставил я его прежде, за 5 лет. Разговоры про правительство, негодование на оное, остроты, сарказмы встречались беспрестанно, коль скоро несколько молодых людей были вместе».

В обществе, особенно среди молодежи, были широко известны и заучивались наизусть вольнолюбивые стихотворения Пушкина. Декабрист И.Д. Якушкин в своих «Записках» говорит о «ненапечатанных стихотворениях» Пушкина, что в то время не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал бы их наизусть. М.П. Бестужев-Рюмин на следствии показывал:

«Вольнодумческие стихи Пушкина в рукописях распространились по всей армии. Рукописных экземпляров вольнодумных сочинений Пушкина и прочих столько по полкам, что это нас самих удивляло».

В.И. Штейнгель в письме из тюрьмы Николаю утверждает, что

«…вольнодумством было проникнуто все современное молодое поколение, а не одни лишь члены тайных обществ. Преследовать теперь за свободомыслие не то ли же будет значить, что бить слепого, у которого трудною операциею сняты катаракты и которому показан свет, за то, что он различает предметы. Всемилостивейший Государь! Сколько бы ни оказалось членов тайного общества или ведавших про оное, сколько бы многих по сему преследованию ни лишили свободы, все еще останется гораздо множайшее число людей, разделяющих те же идеи и чувствования. Кто из молодых людей, несколько образованных, не читал и не увлекался сочинениями Пушкина, дышащими свободою. О, Государь! чтобы истребить корень свободомыслия, нет другого средства, как истребить целое поколение людей, кои родились и образовались в последнее царствование».

3.6. Формирование оппозиции: тайные общества

Ознакомившись с политической обстановкой десятилетия 1815-25 гг. и с общественными настроениями, обратимся к тайным обществам этого времени. Конец XVIII и начало XIX в. были классическим временем тайных обществ. Особое распространение получили масонские ложи разных направлений. В одних преобладал религиозно-мистический дух, в других – стремление к нравственному самосовершенствованию, забота о помощи ближним и распространении просвещения, в третьих проявлялись политические либеральные стремления. В Петербурге в начале XIX в. появилось множество масонских обществ, в составе которых мы встречаем и высших государственных сановников и будущих руководителей движения декабристов, в частности, П.И. Пестеля⁵⁴. Кроме масонских лож в начале XIX в., в Европе существовали два типа национально-политических организаций:

1) Немецкое национально-патриотическое общество Tugendbund (буквально «Союз добродетели», основанный в 1808 г.) ставило своей целью национально-культурный и моральный подъем немецкого народа как предпосылку его освобождения от Наполеонова ига.

2) Политические конспиративные организации – итальянские «карбонарии» и греческие «гетеристы» ставили своей целью национально-политические революции и введение либеральных конституций.

Оба типа организаций нашли отражение и своих сторонников в кругах будущих русских декабристов. В России начало тайных политических обществ относится ко времени, непосредственно следовавшему за окончанием заграничных походов русской армии. В 1816-17 гг. группа гвардейских офицеров образовала тайное общество, названное «Союз спасения», или «Общество истинных и верных сынов Отечества». Его инициатором был 23-летний полковник Генерального штаба Александр Николаевич Муравьев. К нему примкнул его двоюродный брат Никита Михайлович, за ним князь Сергей Петрович Трубецкой, потом и другие гвардейские офицеры. В конце 1816 г. была образована комиссия для составления устава. Эта первая в России революционная комиссия состояла из четырех гвардейских офицеров, полковников, масонов, из которых трое были князья Рюриковичи: И.А. Долгоруков, С.П. Трубецкой, Ф.П. Шаховской. Четвертым был сын сибирского генерал-губернатора И.Б. Пестеля, печально известного свирепым нравом и жестокими притеснениями местного населения – П.И. Пестель. Он получил хорошее образование, обладал блестящими способностями, сильным умом, твердой волей и исключительной энергией⁵⁵.

С.И. Муравьев-Апостол

К.Ф. Рылеев

Не дошедший до нас устав этого общества был составлен П.И. Пестелем в начале января 1817 г. Основными целями Союза, по показаниям его участников, были введение в России представительного правления и освобождение крестьян от крепостной зависимости. Прием в члены Союза был обставлен сложными обрядами, формами и клятвами в духе современных масонских организаций. Члены Союза разделялись на три разряда: «братий», «мужей» и «бояр». Боярами назывались основатели Союза. Только «бояре и мужи» знали все тайные цели и планы Союза. Кроме членов предполагались еще и друзья Союза, т.е. люди, имевшие свободный образ мыслей и которых предполагалось в будущем привлечь в члены Союза. Мало известно о деятельности первого Союза, который просуществовал недолго. Среди его членов скоро возникли разногласия и требования перемены устава. За основу было решено принять устав немецкого Tugendbund, приспособив его к русским условиям. В переходный период возникло среди офицеров «Военное тайное общество». Но оно тоже вскоре распалось, большинство его членов вошло в 1818 г. в «Союз благоденствия».

В первой части устава Союза, дошедшей до нас и известной всем членам, признавалось «первым естественным законом» «при совокуплении людей в общество» «соблюдение общего блага». Правительство («ежели оно справедливо») «должно иметь целию благо правляемых». Со своей стороны «Союз благоденствия в святую себе вменяет обязанность, распространением между соотечественниками истинных правил нравственности и просвещения, споспешествовать правительству к возведению России на степень величия и благоденствия, к коей она самим Творцом предназначена». И.Д. Якушкин по поводу этого места устава замечает: «В этих словах была уже наполовину ложь, потому что никто из нас (в то время) не верил в благие намерения правительства». Деятельность членов Союза, по уставу, должна была охватывать следующие четыре главные отрасли: 1) человеколюбие, 2) образование, 3) правосудие, 4) общественное хозяйство. В деле образования и воспитания юношества члены Союза должны были бороться с «нелепою приверженностью к чужеземному» и развивать в учащихся интерес и любовь к отечественному, а также «стараться распространять изучение грамоты в простом народе. Они должны были бороться с злоупотреблениями власти чиновников и помещиков и «стараться склонять помещиков к хорошему с крестьянами обхождению, представляя, что подданные такие же люди». В управлении подвластными члены Союза должны быть «добросердечными и человеколюбивыми». Вторая, не дошедшая до нас, часть устава, известная только основателям Союза и не утвержденная собранием всех его членов, ставила целью введение в России представительного правления. Но по вопросу о способах и путях достижения этой цели в среде руководителей Союза не было согласия. Устав Союза по цвету переплета получил название «Зеленой книги».

Организация «Союза благоденствия» представляется в следующем виде. Члены-основатели Союза входят в «коренной союз, который избирает из среды своей шесть членов, коим вверяется главное управление Союза». Они составляют «Совет коренного Союза». Один из них избирается блюстителем Союза. Члены «коренного союза» вместе с членами «коренного совета» составляют «коренную управу», которой принадлежит верховная власть в Союзе. Члены «коренной управы» должны составлять новые управы. В каждой управе число членов должно быть не менее 10 и не более 20. В 1818-19 гг. происходил быстрый рост Союза в Петербурге, где число его членов доходило до 200, и в Москве, а также в Тульчине, где находилась южная «управа», организованная полковником П.И. Пестелем. На юге в Союз входили генерал-майор князь С.Г. Волконский и начальник 16-й пехотной дивизии ген. М.Ф. Орлов.

В своем отношении к подчиненной солдатской массе большинство офицеров – членов Союза отличались гуманностью и справедливостью. Они воздерживались от телесных наказаний и организовывали школы для обучения солдат по ланкастерской системе, методу взаимного обучения. Однако прямой противоправительственной пропаганды среди солдат члены Союза не вели. Исключение составлял майор В.Ф. Раевский, заведовавший в Кишиневе школами для юнкеров и нижних чинов и арестованный в 1822 г. по обвинению в революционной пропаганде среди солдат.

М.П. Бестужев-Рюмин на допросе (Рис. А.А. Ивановского, 1826 г.)

П.Г. Каховский

Однако просветительская и «человеколюбивая» деятельность не могла удовлетворить всех членов Союза. Некоторые из руководящих членов Союза во главе с Пестелем полагали, что вопрос о политическом преобразовании России должен быть поставлен на повестку дня теперь же, а не только в неопределенно-далеком будущем. В начале 1820 г. в Петербурге на собраниях «коренной думы» обсуждался вопрос о преобразовании политического строя в России, и большинство членов, недовольных режимом Александра-Аракчеева, высказалось за введение республики. Однако предложение П.И. Пестеля о «ликвидации» императорской фамилии и учреждении временной верховной власти не получили одобрения большинства. Вопрос о способах устранения самодержавного режима для членов Союза остался нерешенным.

В 1820 г. Союз переживал кризис: часть членов отошла от него, не видя реальных результатов его деятельности и реальных перспектив в будущем. Среди руководящих членов Союза не было согласия по вопросам политической тактики и по вопросам, касающимся будущего политического строя. К внутренним разногласиям присоединилось известие о том, что правительству стало известно о существовании Союза, и оно следит за его деятельностью. В 1821 г. начальник штаба войск гвардии П.И. Дибич представил начальству подробное донесение о тайном обществе с длинным списком его участников. Доклад Дибича был представлен Александру, но царь положил его «под сукно», не дав делу никакого хода.

В январе 1821 г. в Москве состоялся съезд одиннадцати уполномоченных Союза из Петербурга, Москвы и Тульчина, который вынес постановление о закрытии Союза. «Но уничтожение общества было сделано лишь для видимости, чтобы обмануть бдительность правительства и удалить неблагонадежных членов»⁵⁶. И.Д. Якушкин подтверждал в своих «Записках»: «Этой мерой ненадежных членов удаляли из общества».

Южное общество. После формального закрытия «Союза благоденствия» образовались тайные общества политически-революционного направления. Большинство членов Тульчинской «управы» во главе с Пестелем не признали московского постановления о ликвидации Союза и решили создать Южное общество. Это общество, как и первоначальный «Союз спасения», должно было делиться на «бояр, мужей и братьев». Впрочем, на деле эта градация членов строго не соблюдалась. Во главе общества стояла «директория» из двух лиц: П.И. Пестеля и генерал-интенданта 2-й армии А.П. Юшневского. В 1825 г. в состав «директории» был введен подполковник Черниговского полка Сергей Иванович Муравьев-Апостол. В непосредственном заведовании «директории» находилась тульчинская «управа». Кроме нее, существовали «управы» в Каменке под руководством ген. кн. С.Г. Волконского и местного помещика, отставного полковника В.Л. Давыдова, и в Васильково – под руководством С.И. Муравьева-Апостола и М.П. Бестужева-Рюмина.

Северное общество. В Петербурге в 1822 г. также произошло восстановление тайного общества, которое получило название Северного. «Правителем» общества был избран гвардии капитан Никита Михайлович Муравьев, который, впрочем, в основном занимался разработкой будущей конституции Российского государства, а не подготовкой революционных выступлений. В 1823 г. Северное общество сумело создать организацию. Круг основателей общества образовал «верхнюю думу», которая должна была избрать правление или «дирекцию» общества из трех членов. Первыми «директорами» были избраны Н.М. Муравьев, полковник кн. С.П. Трубецкой и поручик кн. Е.П. Оболенский. В 1824 г. взамен уехавшего в Киев С.П. Трубецкого в «дирекцию» вступил К.Ф. Рылеев, поэт-романтик и пламенный революционер, ставший после отъезда из Петербурга Н.М. Муравьева душою Северного общества. Он привлек в общество много новых членов, сочинял песни для агитации среди солдат и простого народа. Рылеев проповедовал применение крайних революционных средств, включая истребление всей царской фамилии, хотя он нередко колебался по поводу будущего государственного устройства и планов его осуществления.

В 1823 г., независимо от Южного тайного общества, из офицеров некоторых воинских частей, расположенных на юге России, образовалось тайное общество под названием «Общество соединенных славян». В отличие от знатного и чиновного офицерства, возглавлявшего Северное и Южное общества, «Общество соединенных славян» составляли незнатные и небогатые младшие офицеры провинциальных армейских частей. Из привлеченных к суду 23 членов общества большинство составляли офицеры Пензенского пехотного полка, а также 8-й и 9-й артиллерийских бригад. Во главе общества стояли подпоручики братья Петр и Андрей Ивановичи Борисовы и Иван Иванович Горбачевский. Последний в своих «Записках» так формулировал программу общества:

«Общество имело главною целью освобождение всех славянских племен от самовластья, уничтожение существующей между некоторыми из них национальной ненависти и соединение всех обитаемых ими земель федеративным союзом. Предполагалось с точностью определить границы каждого государства, ввести у всех народов форму представительного демократического правления, составить конгресс для управления делами союза и для изменения в случае надобности общих коренных законов, предоставляя каждому государству заняться внутренним устройством и быть независимым в составлении частных своих узаконений»⁵⁷.

В сентябре 1825 г. во время стоянки войск в Лещинском лагере пламенные речи одного из вождей Южного общества – М.П. Бестужева-Рюмина – побудили членов «Общества соединенных славян» присоединиться к Южному обществу и избрать представителей для постоянной связи с ним.

3.7. Политические планы декабристов

О планах тайных обществ относительно будущего государственного и общественного строя России наиболее полное представление дают нам «Конституция Никиты Муравьева» и «Русская Правда» Пестеля. «Конституция Никиты Муравьева» сохранилась в трех вариантах: первый текст, найденный в бумагах кн. С.Л. Трубецкого, относится к 1822 г. Второй, более полный вариант, найденный в бумагах И.И. Пущина, относится к 1824 г. Третий и последний вариант был написан Муравьевым в тюрьме в январе 1826 г. по требованию следственной комиссии⁵⁸. Из критических заметок на полях сохранившихся вариантов конституции видно, что текст ее не был окончательно принят всеми членами общества, но находился в процессе обсуждения и переработки. Мы излагаем проект Н.М. Муравьева по Пущинскому варианту⁵⁹.

В первых статьях «Конституция» декларирует, что «источник верховной власти есть народ» и что «русский народ, свободный и независимый, не может быть принадлежностью никакого лица и никакого семейства». Император Всероссийский есть только «верховный чиновник Российского правительства», и объем его власти точно определяется конституционным законом. Правление Российской империи должно быть федеративным или союзным, ибо только такое правление «согласило величие народа и свободу граждан». Россия разделяется на 13 «держав» и 2 области, составляющие в совокупности Российскую империю. Все русские граждане равны перед законом. Крепостное состояние и разделение на сословия отменяется, «поелику оно противно вере, по которой все люди братья». В первом варианте «Конституции» Муравьева говорится лишь об отмене крепостного права. Причем, «земли помещиков остаются за ними». По третьему варианту, написанному Муравьевым уже в тюрьме, устанавливаются более выгодные для крестьян условия освобождения. «Крепостное состояние отменяется. Помещичьи крестьяне получают в свою собственность дворы, в которых они живут, скот и земледельческие орудия… и по две десятины земли на каждый двор для оседлости их». «Остальные земли они обрабатывают по договорам обоюдным, которые они заключают с владельцами оных. Они получают право приобретать земли в потомственное владение».

Всем гражданам обеспечивается личная неприкосновенность, свобода выбора занятий, право составлять «всякого рода общества и товарищества», свобода «в отправлении своего богослужения», свобода печати и право петиции. «Право собственности, заключающее в себе одни вещи, священно и неприкосновенно». Политическими правами, т.е. правом избирать чиновников и народных представителей, пользуются лишь граждане, обладающие имущественным цензом: «имеющие недвижимой собственности на 500 рублей серебром или движимой на 1000 рублей серебром». Те, которые пользуются землями «в общественном владении», т.е. крестьяне-общинники, избирают для участия в выборах уполномоченных, по одному на 500 жителей мужского пола.

Законодательная власть в государстве принадлежит Народному вечу, состоящему из двух палат: Верховной думы и Палаты «представителей народных». Верховная дума состоит из 42 членов, избираемых представительными собраниями отдельных «держав» на шестилетний срок. Каждые 2 года переизбирается одна треть из них. Палата представителей (в составе 450 членов) избирается на два года гражданами отдельных «держав», имеющими политические права.

Н.М. Муравьев

П.И. Пестель

В организации народного представительства и в определении его прав и полномочий «Конституция» Н. Муравьева близко следовала конституции Северо-Американских Соединенных Штатов. Так, например, статья 72 конституции Н.М. Муравьева гласит: «Палата представителей сама избирает своего председателя. Она одна пользуется правом предавать суду сановников Империи». В одной статье сведены две совершенно разные вещи, ибо это почти прямой перевод соответствующей статьи конституции США⁶⁰. Муравьевская «Верховная дума» соответствует американскому Сенату, тогда как Палата представителей народных – the House of Representatives.

В отличие от американской конституции, у Муравьева предполагается весьма высокий имущественный ценз для народных представителей. Чтобы стать сенатором, надо обладать недвижимым имуществом на сумму 30 тыс. руб. серебром, а движимым имуществом на 60 тыс. руб. серебром. Кроме того, центральное народное представительство – Народное вече – у Муравьева имеет более широкую компетенцию, чем Конгресс США. В частности, вече избирает правителей «держав», тогда как губернаторы американских штатов избираются местным населением.

По «Конституции» Муравьева Верховная исполнительная власть принадлежит императору. Его власть наследственная, однако его права и полномочия соответствуют, приблизительно, правам и полномочиям президента США. В частности, он заключает договоры с иностранными державами и назначает верховных судей и высших государственных чиновников с согласия Верховной думы, как американский президент с согласия Сената. Императору назначался оклад 8 млн. руб. серебром, на который содержался двор. Каждая из «держав» имеет свое представительное собрание, состоящее из двух палат: Державной думы и Палаты выборных. Высшая исполнительная власть в «державах» принадлежит Державному правителю, которого на 3 года избирает центральное Народное вече из списка кандидатов, представленных представительными собраниями «держав».

Судьи и чиновники, включая «тысяцкого», главного администратора уезда, – выборные должности. В суде все уголовные дела и более крупные гражданские тяжбы должны производиться с участием присяжных, которым принадлежит решение дела по существу.

«Конституция» Н. Муравьева – политическая программа большинства членов Северного общества. Но она встречала возражения с разных точек зрения. Особенно энергичным критиком выступил П.И. Пестель, который склонил на свою сторону многих «северян». Позже в своих показаниях Пестель свидетельствовал: «Сия конституция Никиты Муравьева многим членам общества весьма не нравилась по причине федеративной ее системы и ужасной аристократии богатств, которая оною созидалась в обширнейшем виде». Третьим принципиальным разногласием было то, что все «южане» и часть «северян» отвергали Муравьевскую наследственную монархию, хотя и с весьма ограниченной властью, и предпочитали республиканский строй.

Программа П.И. Пестеля была изложена в трактате «Русская Правда: наказ временному верховному правлению». Текст не закончен; из намеченных 10 глав написаны только первые 5. Из ненаписанных наиболее важная 6-я глава «долженствовала рассуждать о верховной власти». Некоторой заменой этой главы служит сохранившийся «Государственный завет» Пестеля с кратким изложением организации центральной власти.

В своих показаниях Пестель заявил, что в результате изучения политической литературы и наблюдений над политической жизнью он стал убежденным республиканцем.

«Все газеты и политические сочинения так сильно прославляли возрастание благоденствия в Северных Американских Соединенных Штатах, приписывая сие государственному их устройству, что сие мне казалось ясным доказательством в превосходстве республиканского правления. Я сделался в душе республиканцем и ни в чем не видел большего благоденствия и высшего блаженства для России, как в республиканском правлении».

В «Русской Правде» Пестель формулирует принципы демократического правления: «Постановления государственные должны быть в таком же согласии с неизменными законами природы, как и со святыми законами веры». Государство должно доставлять «возможное благоденствие всем и каждому», иначе правительственная власть превращается в «зло-властие». «Правительство есть принадлежность народа, и оно существует для блага народного». При организации государств должно принимать во внимание два основных принципа: «право народности» и «право благоудобства». «Право народности должно брать вверх для тех народов, которые могут самостоятельною политическою независимостью пользоваться». Остальные народы, подчиняясь «праву благоудобства», непременно должны состоять под властью какого-либо сильнейшего государства».

«Великий народ российский, с подвластными ему народами, должен составлять государство единое и неразделимое». При разнородности частей России федеративное устройство могло бы повести к распадению государства, и потому всякая мысль о федеративном устройстве для России «отвергается совершенно, яко пагубнейший вред и величайшее зло». Республика Пестеля носит централизованно-якобинский характер. После успешного переворота должно быть учреждено в России «временное правление» с диктаторскими полномочиями на продолжительный срок, лет на десять, для полного переустройства государства по составленному Пестелем плану.

Его план предполагает сильную центральную власть и однородное устройство всех частей государства, которые должны быть нивелированы не только в административно-политическом, но даже в культурном отношении: «все племена должны слиты быть в один народ». Во всем государстве должны господствовать одинаковые законы, учреждения, социальные и культурные отношения и даже «один только язык российский». Так, чтобы «в политическом и гражданском отношениях вся Россия на целом своем пространстве, являла бы вид единородства, единообразия и единомыслия».

Пестель соглашается предоставить «независимое существование» Польше, но лишь при условии, чтобы она находилась в тесном военно-политическом союзе с Россией, и чтобы политическое и государственное правление было устроено «по тем же точно правилам в Польше, как и в России». Что касается еврейского народа, то наилучшее, по мнению Пестеля, решение вопроса состояло бы «в содействии евреям к учреждению особенного отдельного государства в какой-либо части Малой Азии».

В области социальных отношений планы Пестеля были широки и радикальны. Прежде всего, конечно, он требовал полного и немедленного уничтожения крепостного права. «Уничтожение рабства и крепостного состояния возлагается на временное Верховное правление, яко священнейшая и непременнейшая его обязанность».

Вместе с отменой крепостного права и с уравнением в правах всех граждан должна быть произведена широкая аграрная реформа. Пестель признает, с одной стороны, что «земля есть общая собственность всего рода человеческого» и потому никто не может быть лишен права пользования землею. С другой стороны, для процветания и усовершенствования земледелия необходима частная предприимчивость, упорный труд и значительные издержки, которые будут прилагаться к земле только в том случае, если сельский хозяин «в полной своей собственности землю иметь будет». Для того, чтобы согласовать эти два различных принципа, надлежит разделить земли каждой волости на две половины: «Одна половина получит наименование земли общественной, другая земли частной. Земля общественная будет всему волостному обществу совокупно принадлежать и неприкосновенную его собственность составлять. Она ни продана, ни заложена быть не может». Земля эта разделяется на участки, достаточные для прокормления одной семьи, и «земские сии участки должны раздаваться членам волостного общества» во временное пользование. Таким образом, «каждый россиянин будет совершенно в необходимом обеспечен». Другая половина – земли, находящиеся в частной собственности, – «служить будут к доставлению изобилия». При осуществлении аграрной реформы крупные землевладельцы, имеющие более 10 тыс. десятин земли, должны уступить крестьянам половину своей земли безвозмездно, остальные получают за уступаемые земли известное вознаграждение.

Пестель признавал право собственности «священным и неприкосновенным» и то, что «богатые всегда будут существовать, и это очень хорошо, ибо их богатство повышает национальное богатство». Однако он возражает против предоставления богатым людям особых политических преимуществ, ибо в таком случае «аристократию феодализма» заменит «аристократия богатства», и положение народной массы нисколько не улучшится. Поэтому «все российские граждане должны одинаковым образом пользоваться всеми правами частными, гражданскими и политическими», в частности, избирательными правами. Пестель заявляет, что «личная свобода есть первое и важнейшее право каждого гражданина и священнейшая обязанность каждого правительства».

Однако в соответствии с его якобинско-централистическими принципами, в «Русской Правде» находим и существенные ограничения свободы граждан. Воспитание юношества должно быть исключительно в руках государства. Частные лица не имеют права открывать каких-либо учебных заведений. Далее, «всякие частные общества, с постоянною целью учреждаемые, должны быть совершенно запрещены, как открытые, так и тайные, потому что первые бесполезны, а вторые вредны». Пестель полагал, что общегосударственное правительство, с одной стороны, и волостная организация, охватывающая все население, с другой, совершенно достаточны для удовлетворения всех законных потребностей и интересов россиян.

Будущий общественно-политический строй России представляется Пестелю в таком виде: основной общественно-политической единицей является волость, все члены которой «составляют вместе так сказать одно политическое семейство под названием волостного общества». Все граждане каждой волости образуют «земское народное собрание», которое выбирает членов «наместных» (т.е. представительных) собраний – волостного, уездного и окружного (губернского), и таким образом «все члены всех наместных собраний будут во всей точности и в полной мере самим народом избираемы». Окружные (губернские) собрания избирают членов «Народного веча», которому принадлежит верховная законодательная власть в государстве, право объявлять войну и заключать мир.

Власть «верховно-исполнительная» принадлежит «державной думе», состоящей из 5 членов, избираемых на 5 лет «народным вечем» из кандидатов, предлагаемых окружными собраниями. Особо стоит «власть блюстительная», которую осуществляет «верховный собор», состоящий из 120 «бояр», избираемых таким же порядком, но на всю жизнь, и наблюдающий за законностью действий правительства и «Народного веча».

Кроме программ Муравьева и Пестеля, в среде декабристов обсуждались и другие планы будущего государственного устройства, но определенной, принятой всеми политической программы не было. Пестель свидетельствует в своих показаниях: «Весьма часто то, что сегодня было решено, завтра опять поступало на суждение и спор». В общем можно сказать, что Южное общество принимало программу республиканскую, а Северное – конституционно-монархическую. Но у членов того и другого общества нередко наблюдались колебания. Даже Пестель свидетельствовал:

«Нельзя никак утвердительно сказать, какой образ правления Союз, в самом деле, наконец, избрал бы. Сие более всего зависело от обстоятельств. Вот причина, почему я имел намерение написать главу о верховной власти вдвойне: одну монархическую, а другую республиканскую».

Не было согласия и по вопросам тактики: определенного плана действий общество не разработало. Больше всего споров возбуждал вопрос о цареубийстве. Северяне в большинстве относились к цареубийству отрицательно. В Южном обществе Пестель и большинство членов склонялись к необходимости цареубийства. Были даже планы истребления всей царской фамилии, включая женщин и детей. В Южном обществе «все говорили, что революция не может начаться при жизни государя императора Александра Павловича, и что надобно или смерть его обождать или оную ускорить». Предполагалось «ускорить» смерть Александра I во время царского смотра на летних маневрах 1826 г., а затем восставшая южная армия должна была двинуться на Москву, «провозглашая конституцию».

Будущая революция, в представлении значительного большинства декабристов, должна была носить характер чисто военного переворота, без участия народных низов. О перспективах новой пугачевщины С.П. Трубецкой писал:

«С восстанием крестьян неминуемо соединены будут ужасы, которых никак воображение представить себе не может. И государство сделается жертвою раздоров, и может быть, добычей честолюбцев. Наконец, может распасться на части, и из одного сильного государства обратиться в разные слабые. Вся слава и сила России может погибнуть, если не навсегда, то на многие века»61.

М.П. Бестужев-Рюмин показывал на следствии: «Мы не хотели возбуждать народ к возмущению Мы желали, чтобы переворот был не продолжителен и не кровопролитен». Потому большинство офицеров-декабристов относилось отрицательно к революционной агитации среди солдатской массы. Справедливым и гуманным обращением с солдатами они надеялись приобрести такую любовь и доверие, что солдаты в нужный момент пойдут за ними всюду. Только более радикальные «славяне» считали необходимым участие всего народа в революции и пытались вести агитацию среди солдат. И.И. Горбачевский писал:

«Никакой переворот не может быть успешен без согласия и содействия целой нации. Хотя военные революции быстрее достигают цели, но следствия оных опасны: они бывают не колыбелью, а гробом свободы, именем которой совершаются»⁶².

Для успеха переворота «славяне» «считали необходимым содействие всех сословий». В отношениях же к солдатской массе они полагали, что «от солдат ничего не надобно скрывать, но стараться с надлежащей осторожностью объяснить им все выгоды переворота». В частности, офицеры 8-й артиллерийской бригады «объявили солдатам о замышляемом перевороте», чтобы им знать, за что они будут сражаться. Революционная агитация велась также среди солдат Черниговского пехотного полка, причем, по словам И.И. Горбачевского, «к чести русских между нижними чинами не нашлось ни одного изменника». За доверие они платили своим офицерам верностью, слушая пылких «славян» с любопытством, хотя и не без удивления.

В поисках возможных союзников в будущей революции члены Южного общества вступили в переговоры с членами Польского тайного революционного общества, но безрезультатно. Поляки требовали признания независимой Польши в границах 1772 г. «Южане», признавая принцип независимой Польши в этнографических границах, уклонялись от решения спорных территориальных вопросов или соглашались на уступки Польше лишь некоторых областей, «недовольно обрусевших». «Северяне» же, узнав о переговорах «южан» с поляками, возражали против предрешения будущих русско-польских отношений договором между тайными обществами. К.Ф. Рылеев полагал, «что никакое общество не вправе делать подобного условия, и что подобные дела должны быть решены на Великом Соборе».

3.8. Восстания декабристов в 1825 году

27 ноября 1825 г. курьер привез в Петербург известие о смерти императора Александра I в далеком Таганроге 19 ноября. Брат умершего царя Николай Павлович не счел возможным воспользоваться тайным манифестом Александра от 16 августа 1823 г. о передаче ему престола, минуя цесаревича Константина. Он распорядился, чтобы войска, правительственные учреждения и население столицы принесли присягу новому императору Константину Павловичу и послал курьера в Варшаву к новому императору с донесением обо всем происшедшем. Константин подтвердил в письме к брату свой отказ от престола. В письме к председателю Государственного совета кн. П.В. Лопухину Константин Павлович сделал строгий выговор за принесенную ему присягу, которая «есть неправильна и незаконна, и для того должна быть уничтожена» и заменена присягой Николаю. Но Николай сначала не хотел удовлетвориться частным письмом. Было необходимо, чтобы Константин Павлович или вступил на престол, или, приехав в Петербург, торжественно объявил официальным манифестом о своем отречении. Но тот не делал ни того, ни другого. Переписка между Петербургом и Варшавой продолжалась, и таким образом в России возникло напряженное и тревожное состояние междуцарствия.

Утром 12 декабря в Петербурге было получено экстренное донесение из Таганрога от генерала И.И. Дибича. Разбирая бумаги покойного государя, генерал обнаружил в них два подробных доноса о существующем в армии обширном революционном заговоре с указанием имен заговорщиков. В тот же день пришло письмо от Константина из Варшавы с подтверждением его отречения, и Николай, наконец, решил действовать. Был заготовлен манифест о вступлении его на престол, на 14 декабря назначена в Петербурге новая присяга – на этот раз императору Николаю. На юг были экстренно посланы жандармские офицеры для ареста заговорщиков. Зная, что гвардия недолюбливает его за чрезмерную приверженность к «шагистике», Николай не решился произвести аресты в столице. Дни 12 и 13 декабря он провел в большой тревоге. Он писал князю П.М. Волконскому: «Воля Божия и приговор братний надо мной совершается! 14 числа я буду государь или мертв…»⁶³. Он не был уверен в повиновении гвардейских полков и, призывая к себе командиров, стремился всячески их задобрить и привлечь на свою сторону, чтобы подготовить петербургские полки к новой присяге.

Смерть Александра I застала врасплох не только высшие правительственные круги, но и членов Северного тайного общества и его «Верховную думу», не располагавшую конкретным планом революционных действий. Неожиданно наступившее междуцарствие открывало непредвиденные реальные возможности для совершения политического переворота.

Вожди Северного общества знали, что силы их невелики, но все же решили осуществить попытку переворота. К.Ф. Рылеев объявил: «Теперь или никогда!». Он заражал окружающих его заговорщиков своим энтузиазмом и готовностью к самопожертвованию. Н.А. Бестужев вспоминает: «Мы работали усерднее, приготовляли гвардию, питали и возбуждали дух неприязни к Николаю, существовавший между солдатами»⁶⁴. В квартире Рылеева постоянно происходили совещания будущих декабристов. После продолжительных совещаний накануне 14 декабря заговорщиками был намечен следующий план действий: склонить гвардейские полки к отказу от присяги Николаю, которого в гвардии не любили за жестокое и придирчивое обращение с подчиненными, а затем потребовать, чтобы Сенат вместе с Синодом назначил «Временное правление». «Первым действием временного правления было бы созвание представителей России от всех свободных сословий, которые бы и определили будущую судьбу ее и образ правления»⁶⁵. В состав «Временного правления» намечалось от 2 до 5 лиц: в первую очередь назывались имена адмирала Н.С. Мордвинова, М.М. Сперанского, генерала А.П. Ермолова, а также П.И. Пестеля и Г.С. Батенькова. Был составлен проект Манифеста, который должен был бы быть издан от имени Сената. Провозглашалось уничтожение крепостного права и военных поселений; «равенство всех сословий перед законом»; свобода выбора занятий, свобода печати и «свободное отправление богослужения всем верам»; сокращение срока солдатской службы (до 15 лет); образование «судной части с присяжными»; «учреждение волостных, уездных губернских и областных правлений» с выборными членами, «кои должны заменить всех чиновников доселе от гражданского правительства назначаемых». После обнародования Сенатом манифеста войско должно было выступить из города и расположиться в окрестностях. Для руководства восстанием, назначенным на 14 декабря, «диктатором» избрали гвардии полковника князя С.П. Трубецкого.

Николай, со своей стороны, принял меры, чтобы обеспечить легальность своего воцарения. Вместе с манифестом о его восшествии на престол были опубликованы манифест Александра I от 16 августа 1823 г. об отказе цесаревича Константина в пользу Николая, а также полученные от Константина письма, которыми он подтверждал свое отречение.

Государственный совет принес присягу Николаю в ночь на 14-е, а Сенат – в 7 утра, так что к моменту прихода на площадь восставших рот Московского полка заседание Сената уже закончилось и сенаторы разошлись. Большинство гвардейских полков после надлежащих объяснений и увещеваний принесли присягу Николаю рано утром 14-го, хотя в некоторых полках были колебания и промедления. Офицерам-заговорщикам удалось отклонить от присяги некоторые воинские части, убедив их в том, что Константин в действительности не отрекался от престола и что присяга Николаю является незаконной.

Восставшие роты лейб-гвардии Московского полка (около 700 человек с двумя ротными командирами) в 11 утра вышли на Сенатскую площадь. Там они построились в каре и стояли, выжидая прибытия подкрепления, в поисках которого некоторые члены тайного общества направились в казармы других полков. Позже к восставшим присоединились лейб-гренадеры (около 1100 чел. с 5 офицерами), а затем матросы гвардейского экипажа (около 1000 чел. с 12 офицерами). Построившись в два каре, восставшие заняли выжидательное положение. Вскоре они были окружены густой толпой горожан, выражавших им свое сочувствие. Они также выжидали развития событий. Тем временем новый император стягивал со всех сторон полки, присягнувшие ему, и окружал мятежников своими войсками, силы которых (около 12 тыс.) во много раз превышали силы восставших.

Обе стороны долго занимали пассивно-выжидательное положение. Намеченный в диктаторы князь С.П. Трубецкой, узнав о том, что огромное большинство гвардии присягнуло Николаю, потерял всякую надежду на успех восстания и не явился на Сенатскую площадь. Отсутствие руководства внесло растерянность и замешательство в ряды восставших, не знавших, что им делать дальше. Николай не был уверен в преданности своих войск и в их готовности стрелять «по своим» и потому не решался приступить к военным действиям против мятежников. В своих воспоминаниях о 14 декабря Николай писал: «Видя что дело становится весьма важным и не предвидя еще, чем кончится, послал я Адлерберга с приказанием шталмейстеру князю Долгорукову приготовить загородные экипажи для матушки и жены, и намерен был в крайности выпроводить их с детьми под прикрытием кавалергардов в Царское Село». Николай посылал к восставшим, с увещаниями покориться, одного за другим своих генералов, великого князя Михаила Павловича, митрополита Серафима с духовенством. Все увещания были безуспешны, а подъехавший к каре петербургский военный генерал-губернатор М.А. Милорадович (один из героев войны 1812 года) был убит П.Г. Каховским.

После безуспешных переговоров Николай приказал конной гвардии атаковать восставших. Конница наступала вяло и неохотно, и ее атаки были легко отбиты. Приближались сумерки, и появилось опасение, что силы восставших могут увеличиться присоединением к ним солдат из присягнувших полков. В 6 часов вечера Николай приказал выдвинуть пушки и открыть по мятежникам огонь картечью. Восставшие понесли большие потери и были разгромлены.

П.Г. Каховский убивает ген. М.А. Милорадовича

В середине и в конце декабря правительство производило аресты среди членов Южного тайного общества, причем был арестован и подполковник Черниговского полка С.И. Муравьев-Апостол, один из «директоров» Южного общества. Остававшиеся на свободе офицеры – участники заговора освободили его из-под ареста и затем под его командой подняли восстание в Черниговском полку. К восстанию примкнуло около 1000 солдат и 10 офицеров. 31 декабря 1825 г. восставшие заняли г. Васильков и, отслужив молебен на площади, двинулись по направлению к Белой Церкви. Объявив, что «российское воинство грядет восстановить правление народное», они надеялись, что к ним примкнут другие части войск, размещенные в южном крае. Однако 3 января 1826 г. восставшие были встречены воинским отрядом верных правительству гусар с конной артиллерией. Восставшие были рассеяны картечным огнем, сам Муравьев-Апостол тяжело ранен.

Для расследования действий и намерений «злоумышленных обществ» Николай учредил особую Следственную комиссию, в работе которой он сам принимал непосредственное участие, то угрозами и кандалами, то ласковым обращением и обещанием милости добиваясь от арестованных наиболее откровенных и подробных показаний. Число всех проходивших по делу декабристов, главным образом дворян, в большинстве своем офицеров, достигало 579. Под арест было взято 316. Прогнали сквозь строй 178 солдат, участников восстания. Из остальных участников восстания был сформирован полк и отправлен в действующую армию на Кавказ. В результате почти 6-месячной работы комиссия нашла нужным привлечь к суду 121 члена трех тайных обществ, в том числе 61 члена Северного общества, 37 членов Южного общества и 23 члена Союза соединенных славян. Указом от 1 июня 1826 г. учреждался «Верховный уголовный суд» в составе членов Государственного совета, Сената, Синода и 15 особо назначаемых лиц из высших воинских и гражданских чиновников. Руководить работой «суда» император назначил М.М. Сперанского.

Ни разу даже не увидев обвиняемых, основываясь только на докладе следственной комиссии, 1 июля суд представил государю свой приговор. По мнению суда, «все подсудимые без изъятия подлежат смертной казни», и дарование «некоторым из них» жизни возможно лишь «действиям одного монаршего милосердия». Все же суд счел возможным разделить их на 11 разрядов по степени вины. Причем 5 человек были поставлены «вне разрядов» и приговорены к четвертованию, 31 человек «преступников первого разряда» были осуждены на смертную казнь путем отсечения головы, остальные – в большинстве – присуждены к долгосрочным каторжным работам. Лишь немногим из них могло быть вменено судом «личное действие в мятеже», другим вменялось в вину лишь «знание о приготовлениях к мятежу», а особенно многие пострадали за «умысел на цареубийство», за «участие в умысле согласием» или даже только за «знание умысла». Из 120 подсудимых суд приговорил 36 человек к смертной казни.

После утверждения императором, значительно смягчившим назначенные судом наказания, приговор получил следующий вид: пять человек были приговорены к смертной казни повешением, 88 человек присуждено к каторге (от бессрочной до двухлетней). К ссылке в Сибирь на поселение были приговорены 19 человек, остальные – к отдаче в солдаты.

13 июля 1826 г. были казнены пять декабристов: П.И. Пестель, К.Ф. Рылеев, П.Г. Каховский, С.И. Муравьев-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин. Современники свидетельствуют, что казнь эта потрясла русское общество, отвыкшее в предшествовавшее царствование от казней. Даже Вигель, далекий от сочувствия революционерам, свидетельствует в своих «Записках»: «В этот день жители Петербурга исполнились ужаса и печали»⁶⁶. Кошелев пишет, что «описать… ужас и уныние, которые овладели всеми, нет возможности; словно каждый лишился своего отца или брата»⁶⁷.

А затем началась отправка в Сибирь небольшими партиями осужденных в каторгу и в ссылку. Иркутскому губернатору было послано предписание, «дабы сии преступники были употребляемы как следует в работу и поступлено было с ними во всех отношениях по установленному для каторжников положению». Однако и население, встречавшее ссылаемых декабристов с симпатией, и даже представители местной администрации понимали, что «сии преступники» не обыкновенные злоумышленники. Только первой партии декабристов, сосланных в Нерчинские рудники, пришлось сначала плохо, но потом, когда все осужденные были собраны в Читинском остроге под управлением гуманного коменданта ген. С.Р. Лепарского, их положение значительно улучшилось. «Всякий работал по силам своим, а иные и совсем не работали», – свидетельствует И.Д. Якушкин.

Восстание 14 декабря на Сенатской площади

К 11 «преступникам» приехали в Сибирь их жены. Из России декабристы получали письма, деньги, русские и иностранные книги, журналы и газеты. Они создали прекрасную библиотеку, занимались чтением, науками, ремеслами (кто желал) и взаимным образованием. Для хозяйственных дел устроили артель с выборным «хозяином». В 1830 г. они были переведены из Читы в Петровский завод и скоро начали выходить из тюрьмы на поселение. Сроки каторжных работ не раз сокращались, и в 1839 г. последние каторжники перешли на поселение. В течение Николаевского царствования многие умерли в Сибири, но некоторые получили уже при Николае разрешение возвратиться в Россию. А все дожившие в Сибири до воцарения Александра II (около 40 человек, в т.ч. кн. С.П. Трубецкой и кн. С.Г. Волконский, кн. Е.П. Оболенский, И.Д. Якушкин, И.И. Пущин, М.А. Бестужев, Г.С. Батеньков) по манифесту и указу от 26 августа 1856 г. получили разрешение вернуться в Россию и были восстановлены в гражданских правах.

3.9. Общественная мысль; западники и славянофилы

Французское влияние господствовало среди русской аристократии и зарождающейся разночинной интеллигенции в конце XVIII и в начале XIX в.: французский язык, литература, театр, французские моды, «вольтерьянство», космополитизм и безразличие к религии. Даже будущий идеолог национально-консервативного направления Н.М. Карамзин писал в «Письмах русского путешественника» (1791-92 гг.), что «путь просвещения один для всех народов», что «всё народное ничто перед человеческим», и что «главное дело стать людьми, а не славянами».

Наряду с этим главным течением, отчасти соприкасаясь и переплетаясь с ним, с конца XVIII в. в России появляется масонство, которое в идейном и общественно-политическом отношении не было однородным. Центром русского масонства в конце XVIII в. был кружок Н.И. Новикова и И.Г. Шварца, находившийся под влиянием немецких «розенкрейцеров» и ставивший своей целью нравственное самоусовершенствование человека. Некоторые масонские общества отрицательно относились к рационализму и материализму французской просветительской философии, другие ее принимали.

В царствование Александра I, преимущественно в столицах, образовалось множество масонских кружков и «лож» разных школ и систем. Личный состав их был чрезвычайно пестрым. Он включал и высших сановников империи и будущих декабристов. Столь же различны были и их направления: в религиозном отношении среди масонов были и мистики, и пиетисты, и люди, безразличные ко всякой религии. В одних ложах господствовала «обыкновенная масонская мораль братолюбия и благотворительности»⁶⁸, в других проявлялись политические тенденции либерализма и даже радикализма. В эпоху «аракчеевщины» и начинающейся церковно-православной реакции в 1822 г. велено было закрыть все масонские ложи и обязать подписками всех чиновников, «что они ни к каким масонским ложам или тайным обществам не принадлежат и впредь принадлежать не будут»⁶⁹.

Антифранцузские настроения. В начале XIX в. в некоторой части русского общества возникает национально-консервативная реакция против господствующего французского влияния. Она усиливается политическими обстоятельствами того времени – начинающейся борьбой против наполеоновских захватов. В 1802 г. Н.М. Карамзин пишет «рассуждение» «О любви к отечеству и народной гордости», в котором он призывает русское общество к национальной самобытности и народному самосознанию, стремится пробудить в нем патриотизм, отвергает и порицает «рабское подражание» всему иноземному: «Хорошо и должно учиться, но горе человеку и народу, который будет всегдашним учеником». «Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою». Позже, в 1811 г. в записке «О древней и новой России» Карамзин создает систему национально-консервативной политической философии. Он нападает на преобразования Петра Великого, который, «увидев Европу, захотел сделать Россию Голландиею», возражает против заимствования чужих правовых норм, против ограничения самодержавия и отмены крепостного права.

В ряды противников галломании в литературе и в жизни становятся старый поэт Г.Р. Державин и адмирал А.С. Шишков, которые в 1811 г. создают общество «Беседа любителей русского слова». Общество ставило своей целью борьбу с засорением русского языка иностранными словами и неологизмами. В «Рассуждении о любви к отечеству» Шишков призывал бороться с идейным влиянием Запада, с теми «развратными нравами, которым новейшие философы обучили род человеческий, и которых пагубные плоды, после столикого пролития крови, поныне еще во Франции гнездятся». Баснописец И.А. Крылов обличал галломанию в своих комедиях «Модная лавка» и «Урок дочкам»⁷⁰.

В хор антифранцузских обличений ворвался и резкий, крикливый голос гр. Ф.В. Ростопчина, будущего московского главнокомандующего, который в своем сочинении «Мысли вслух на Красном крыльце» (1807 г.), написанном свойственным ему псевдонародным жаргоном и переполненном балаганными остротами, поносил французов и «французоманию»⁷¹.

В журналистике консервативное национально-патриотическое и антифранцузское направление было представлено журналами «Русский Вестник» и «Сын Отечества». «Русский Вестник» (основанный С.Н. Глинкой в 1808 г.) уделял большое внимание русской (идеализированной) старине, возвеличивал русскую мощь и русскую самобытность и боролся против французского воспитания и французского влияния вообще. «Сын Отечества», который во время войны в 1812 г. начал издавать Н.И. Греч на пособие правительства, был боевым патриотически-шови-нистическим органом и вел резкую агитацию против Наполеона, Франции и французской философии. «XVIII век, – утверждал журнал, – столь неправильно названный веком просвещения, покрыл вселенную мраком ложной философии».

Однако французское влияние в России оказалось весьма живучим, и даже Отечественная война не смогла его уничтожить. Приехавший в Москву в 1814 г. Ф.Ф. Вигель нашел все общество снова говорящим по-французски: «В городе, который нашествие французов недавно обратило в пепел, все говорили языком их». Нападки Чацкого в комедии Грибоедова «Горе от ума» на галломанию показывают, что последняя была жива в московском обществе и в 20-х гг. XIX в. В своеобразной форме французское влияние проявилось и в движении декабристов.

После неудачи декабрьского восстания и крушения надежд на преобразования «по французским образцам» верхушка русского общества подпадает под влияние немецкой идеалистической философии. Но между Отечественной войной и декабрем 1825 г. лежала еще полоса мистически-религиозных увлечений. Причина этого частью лежала в общей религиозно-покаянной атмосфере эпохи реставрации, частью это было подражание тому направлению, которое господствовало в душе и при дворе Александра I.

В 1812 г. в Петербурге было основано Библейское общество по образцу лондонского. Во главе его стал обер-прокурор Синода кн. А.Н. Голицын. В 1814 г. оно было преобразовано в «Российское Библейское общество», ставившее своей целью печатание и распространение Библии по всей империи. Пользуясь покровительством придворных кругов и высшей иерархии, общество сначала успешно развивало свою деятельность и открыло к 1824 г. 89 отделений в провинциальных городах⁷². Оно имело христианский, но межконфессиональный характер. Консервативный церковник А.С. Шишков возмущался тем, что в библейских обществах «наши митрополиты и архиереи заседают вместе с лютеранами, католиками, Кальвинами, квакерами…».

В это время в Петербурге преуспевают в своей деятельности религиозные деятели и проповедники самого различного толка: мистики – баронесса Ю. Крюденер⁷³ и г-жа Е.Ф. Татаринова, глава скопческой секты Кондратий Селиванов. Члены ордена иезуитов во главе с Жозефом де Местром открывают в Полоцке иезуитскую академию, а в

Петербурге – институт для обучения детей русской аристократии. Часть петербургской публики увлекается мистически-хлыстовскими радениями в кружке мадам Татариновой. Другие, главным образом петербургские барыни-аристократки, склонясь на увещевания отцов-иезуитов, переходят в католицизм. Это религиозное «многогласие» в петербургском обществе вскоре вызывает церковно-православную реакцию, которую возглавляет митрополит Серафим. Главным ее деятелем становится пресловутый архимандрит Фотий⁷⁴. В 1820 г. последовал указ об изгнании иезуитов из России и об упразднении основанных ими школ за пропаганду католицизма и совращение православных⁷⁵.

Конец ознакомительного фрагмента.