Россия и современный мир № 2 / 2010. РОССИЯ ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА (Ю. И. Игрицкий, 2010)

ИСТОРИЯ И УРОКИ РОССИЙСКИХ МОДЕРНИЗАЦИЙ

В.Л. Иноземцев

По мере того как модернизация становится в России чуть ли не основным предметом обсуждения как в околополитических, так и в научных кругах, вопрос о ее неизбежности отнюдь не выглядит решенным. Напротив, все чаще приходится сталкиваться с сомнениями относительно судеб очередной попытки модернизировать страну, которая, если обратиться к истории, «модернизировалась» намного чаще других держав, но всякий раз – раньше или позже – отставала и вновь сталкивалась с необходимостью модернизации.

Оценивая перспективы очередной российской модернизации, следует прежде всего понять, что такое модернизация. На мой взгляд, ее разнообразные трактовки не должны скрывать фундаментального обстоятельства: модернизация – это процесс, целью и результатом которого является превращение ранее отстававшей и «запутавшейся в себе» страны в социум, который может развиваться на естественной основе, свободно конкурируя с остальными членами международного сообщества и по мере необходимости переходить (желательно ненасильственным и органичным образом) от одного политического режима к другому. Иначе говоря, успешная модернизация – это политическое и экономическое усилие, устраняющее необходимость своего повторения в будущем и открывающее путь гармоничному развитию. Если быть предельно кратким, успешная модернизация – это та, которая лишает общество любой потребности в каких бы то ни было последующих модернизациях.

Много ли известно истории подобных модернизаций? Единицы. Среди самых успешных можно назвать масштабную модернизацию, которая произошла в Соединенных Штатах Америки после Гражданской войны 1861–1865 гг. и привела к формированию современного американского государства. Нельзя не отметить модернизацию Германии конца XIX столетия, в конечном счете сделавшую эту страну – к счастью и несчастью – центральным элементом всей европейской конструкции. Можно упомянуть модернизацию Японии после Второй мировой войны, превратившую страну в одного из экономических лидеров современного мира и, при всей условности подобной трактовки, в элемент западной цивилизации. Есть основания говорить об успешности модернизации Бразилии, начавшейся в 1960–1970-х годах, и (с некоторой долей условности) о многообещающей модернизации Китая.

Само понятие модернизации, предполагающее «осовременивание» страны, не позволяет применить его к стабильно развивающимся передовым державам. Стремительное развитие американской экономики в 1990-е годы, например, никто не называет модернизацией, хотя масштаб перемен, происшедших в этот период, был сравним с важнейшими экономическими революциями предшествующих столетий. Модернизации – удел отстающих экономик, и они бывают тем успешнее, чем серьезнее их отставание и чем очевиднее его осознание представителями правящего политического класса. Поэтому в общей форме можно говорить о том, что модернизации – это инструмент выхода из экономического и политического тупика, а достижение предела возможностей предшествующей системы – их обязательное условие.

При этом очевидно, что осознание тупиковости ситуации может принимать как элитарный, так и массовый характер и, соответственно, выход из него может оказываться как реформаторским, так и революционным. Различия между ними относятся скорее к форме, нежели к результату – нередко случалось так, что реформы приносили куда большие результаты, чем революции, хотя поначалу и выглядели малообнадеживающими, а революции вырождались в застой, хотя с ними связывались почти беспредельные надежды.

Завершая эту вводную часть, отмечу еще раз: модернизации – удел отстающих обществ; они случаются по мере того, как элиты этих обществ или народные массы осознают масштабы отставания от передовых стран или глубину застоя. Задачей модернизации является вывод общества на траекторию естественного развития, и одной попытки модернизации почти всегда оказывается недостаточно для достижения этой принципиальной цели.

Россия – страна уникального модернизационного опыта. Ни одно другое государство не поднималось так высоко в мировой экономической и политической «табели о рангах», чтобы затем упасть очень низко, и тем более ни одна страна не проделывала это последовательно столько раз, сколько Россия.

Если не уходить слишком далеко в историю, можно начать с середины XVII в., когда Россия стала медленно оправляться после Смуты и восстанавливать свой военный и экономический потенциал. На протяжении полувека страна постепенно накапливала силы для перемен, реформировала армию и впитывала западный опыт (к 1667 г., когда Россия сокрушила самого сильного из своих противников, Речь Посполиту, «полки нового строя», вооруженные и обученные по европейским канонам, составляли более половины армии). Все это создало почву для Петровских реформ, которые, хотя и были проведены, как это часто подчеркивают, «варварскими методами», тем не менее вывели Россию в число самых значимых европейских держав. В этот период экономические перемены внутри страны не слишком сильно проявились вовне: Россия и после Петра I оставалась экспортером пушнины, строевого и корабельного леса, пеньки, воска и меда; но при этом заработали мануфактуры, выпускавшие металл, ткани и одежду, военное снаряжение и т.д. К началу 1730-х годов Россия подошла мощной державой с крупнейшей в Европе армией, новой столицей, выходом к морям, европейской бюрократией и многонациональной амбициозной политической и военной элитой.

Процесс быстрого развития и возрастания мощи продолжался с перерывами около 100 лет, завершившись к началу XIX в.; его апофеозом стала победа в войне 1812–1814 гг. и превращение России в одну из трех могущественнейших держав Европы. К началу XIX столетия Российская армия численностью более 700 тыс. человек была одной из самых мощных и оснащенных, а объемы производства стали, тканей и многих других видов товаров выросли по сравнению с серединой XVIII в. в 2,2–3,8 раза. Однако экономическая и технологическая модернизация натолкнулась на невозможность проведения социально-политических реформ и исчерпала себя уже в первые годы XIX в. Последовавшие события – оформление Священного Союза, деятельное участие в подавлении многих европейских революций, и, как финал, поражение в Крымской войне 1855 г. – впервые в нашей истории со всей очевидностью продемонстрировали «личностный» характер российской модернизации: есть модернизатор – есть модернизация; нет модернизатора – не следует ждать и попыток организации перемен.

Тупик середины XIX в., как и тупик первой половины XVII столетия, в конечном счете вызвал к жизни новых модернизаторов – от Александра II до Витте и Столыпина, но на этот раз модернизация пошла несколько дальше. Помимо прежнего основания – копирования европейского опыта и разворота «лицом к Европе» – она была обогащена некоторыми социальными и политическими изменениями: отменой крепостного права в 1861 г. и учреждением Государственной думы в 1907 г. Экономические успехи не заставили себя ждать: темпы экономического роста в 1901–1913 гг. составляли 3,2–4,5 % в год, а промышленность развивалась еще быстрее. C 1890 по 1913 г. производство стали в России выросло в 5,1 раза, добыча нефти – в 2,6, угля – в 3,4, производство тканей и текстильных изделий – в 2,9, а совокупное энергопотребление – в 5 раз. Россия стремительно интегрировалась в мировую экономику: объем внешней торговли достиг 8,6 % ВВП, а инвестиции из-за рубежа в 1905–1912 гг. обеспечили до 30 % совокупных вложений в основные фонды. К началу Первой мировой войны на Россию приходилось 8,2 % мирового промышленного производства. С учетом того что политическая верхушка, а также предпринимательская и интеллектуальная элиты осознали возможность эволюционных перемен не только в экономике, но и в социально-политической сфере, шансы на продолжение взятого курса были куда большими, чем в начале XIX в., однако ход событий был нарушен Первой мировой войной и двумя революциями 1917 г.

«Новый круг» был начат в середине 1920-х годов, когда советская экономика выглядела разрушенной даже на фоне европейских государств, дела у которых шли в то время тоже не блестяще. И снова страна пошла по пути радикальных технологических заимствований, в очередной раз подтвердив, что такой вариант сокращения отрыва от лидеров является весьма эффективным. Даже те, кто подвергает обоснованным сомнениям официальную статистику результатов сталинской индустриализации, вынуждены признать, что промышленность Советского Союза сделала огромный рывок, а инфраструктура получила невиданное ранее развитие. Более того, именно в этот период был не только достигнут технологический паритет со многими европейскими государствами, но и удалось на некоторых направлениях вырваться вперед: уже в 1930-е годы советское авиастроение стало лучшим в мире. Этот курс в значительной мере был продолжен и в последующие десятилетия, вплоть до начала 1960-х годов: СССР сумел отлично показать себя в развитии оборонной промышленности в годы Великой Отечественной войны, добился паритета или лидерства в программе ядерных исследований, стал пионером освоения космоса. Разрыв в производительности советской и американской экономики в начале 1960-х оказался минимальным за всю историю (хотя и выражался весьма внушительной цифрой в 2,7 раза), но с середины 1970-х годов он начал расти. И всего двух десятилетий оказалось достаточно для того, чтобы «новая» Россия оказалась на экономической периферии.

Какие выводы можно сделать из этих «кругов» в российской модернизации?

Во-первых, каждая из модернизаций была спровоцирована своеобразным «тупиком» в развитии страны – причем всякий раз осознание такого тупика приходило в результате не внутренних событий, а толчка извне. История – от допетровской до самой недавней – показывает, что, будучи предоставленной самой себе, Россия способна долго стагнировать в своем экономическом и политическом развитии, не поднимаясь до усвоения новых задач и целей. Поэтому важнейшим катализатором российских модернизаций становилась в некоторых случаях конкуренция, а в большинстве – угроза, исходившая извне (практически всегда со стороны Европы). Российские модернизации поэтому всегда оказывались догоняющими – даже в том случае, если на излете они производили результаты, на короткий период выводившие страну в лидеры. Именно ощущение отставания и нетерпимость такового становились главным толчком российских модернизаций. Вне кризисных ситуаций модернизации не осуществлялись.

Во-вторых, каждая из модернизаций по отмеченной выше причине носила крайне ограниченный и внутренне противоречивый характер. С одной стороны, стремление преодолеть отставание не обязательно предполагало превращение в лидера – именно поэтому модернизации затухали при некотором приближении к «нормальному» (но не исключительному) уровню. На протяжении XVIII–XIX вв. Россия никогда не становилась, несмотря на ее размеры и потенциал, ведущей европейской экономикой. С другой стороны, именно эти размеры и потенциал играли со страной злую шутку: ее элита практически всегда ощущала себя властителем главной европейской державы, что порой снижало уровень задач, которые она ставила перед собой. Только в ХХ в. большевики впервые сформулировали цель обеспечения глобального лидерства, подкрепленную масштабными идеологическими построениями, но оказалось, что эта цель недостижима. Таким образом, Россия никогда четко не определяла задач модернизаций; элиты смутно осознавали, от чего они хотят уйти, но не могли сформулировать «образа желаемого будущего».

В-третьих, все российские модернизации были не только «элитистскими», как и многие другие, но призваны были служить процветанию и укреплению тех элит, которые их инициировали. Между тем практика показывает, что по мере успеха модернизаций инициировавшие их группы теряют власть, а в худшем случае даже устраняются. В России эта закономерность также проявилась, пусть и не сразу, но при этом каждые новые модернизаторы были уверены, что их-то она не затронет. Можно проследить два крупных «двойных цикла» российских модернизаций. Первый (1695–1917) состоит из фазы продолжительного успешного развития, не только не угрожавшего системе, но даже укреплявшего ее (1698–1815), и фазы более короткой, на протяжении которой перемены стали подрывать стабильность системы, порождать противоречия и конфликты, и, наконец, привели к ее краху (1861–1917). Между этими фазами лежал период застоя и неопределенности, в ходе которого накапливались признаки «застойности» и приближения тупика. Второй «двойной цикл» также состоял из периода развития, в целом укреплявшего систему (1921–1964) и новой попытки рывка, приведшего в конечном счете к ее краху (1985–1991). Между ними вновь лежало время застоя и усиливающегося ощущения кризиса. Заметим, что второй «двойной цикл» был пройден приблизительно в 3 раза быстрее первого, что в целом соответствует ускоряющемуся темпу прогресса. Очевидно, что новые модернизаторы «образца» 1861 и 1985 гг. намеревались укрепить основы полученного ими порядка, а не привести его к краху: однако дефицит эволюционных изменений заметен в России как в XIX в., так и на рубеже XX и XXI столетий. «Болезнь» российских модернизаций заключена в неумении согласовывать экономические и политические преобразования.

В-четвертых, все российские модернизации носили частный характер, обусловленный их субъектностью и задачами. В ходе первого цикла целью выступало упрочение империи и положения властной элиты; отсюда вытекала ограниченность модернизации крупными центрами и фактическая незатронутость ею провинции, жизнь в которой менялась крайне незначительно на протяжении многих десятилетий. В ходе второго цикла на щит были подняты интересы «народа», во имя которых приоритетным образом развивались отрасли экономики, мало способствовавшие повышению уровня жизни большинства граждан. Изменив страну в гораздо большей степени, чем модернизации XVIII и XIX вв., модернизация середины ХХ столетия также не подготовила большую часть населения к самостоятельной деятельности, порождающей естественное экономическое развитие – на сей раз потому, что такое развитие категорически не рассматривалось как цель. Главной проблемой российских модернизаций явилась, таким образом, их неукорененность в системе интересов и мотивов большинства и неготовность власти лишаться даже части контроля над народом; именно поэтому, на мой взгляд, все российские модернизации встречались массами с некоей настороженностью (а если и становились популярными, то вскоре сворачивались «сверху»).

И, в-пятых, российские модернизации, и в этом их радикальное отличие от большинства успешных модернизаций, никогда не ставили своей целью интеграцию в мир. Российские элиты хотели сделать свою страну «не хуже других», а зачастую и лучше; они выстраивали тесные отношения с элитами других стран; участвовали в большом числе глобальных политических и военных интриг – однако при этом умудрялись оставаться достаточно оторванными от мира экономически и социально. На рубеже XIX и XX столетий, когда внешняя торговля крупнейших европейских стран составляла 14–19 % их ВВП, в России этот показатель не превышал 9 %; в начале 1980-х, когда в СССР данный показатель оценивался в 3,8 %, в европейских странах он в среднем превышал 35 %. Сегодня Россия более тесно связана с миром торговыми и инвестиционными связями, но большая часть ее внешнеторгового оборота представлена сырьем – продуктом легко заменяемым поступлениями из других источников, и потому Россия сейчас, как и прежде, практически не является игроком на полях глобальной геоэкономической конкуренции.

В 1917 г., когда Европу опустошала Первая мировая война, президент США В. Вильсон, вмешавшийся в нее на заключительном этапе, призвал относиться к ней как «к войне, ведущейся за прекращение всех войн». К сожалению, эта его мечта не реализовалась, и потребовалась еще одна война, поставившая Европу на грань уничтожения, чтоб на континенте произошли зримые перемены. Модернизация – это, как я уже говорил, своего рода мобилизация, задачей которой является отказ от последующих мобилизаций. Ее цель – инициирование естественного экономического и политического развития, эволюционного и поступательного. И, наблюдая сегодня за российской ситуацией, приходится со всей определенностью признать, что все предшествующие модернизации страны не достигли своей основной задачи. Россия не смогла стать саморазвивающейся экономикой, готовой конкурировать на рынках промышленной продукции с развитыми странами; ей не удалось создать устойчиво функционирующую политическую систему, основанную на демократической смене властных элит; все ее постсоветское развитие стало историей неконтролируемого роста имущественного неравенства, а сколь-либо понятной социальной сегментации так и не возникло. Именно поэтому президенту Д. Медведеву потребовалось вновь говорить о модернизации – и вовсе неочевидно, что новая попытка окажется удачной.

История большинства успешных модернизаций позволяет заметить две важные черты, свойственные практически любой из них. Во-первых, повторю еще раз, толчком к модернизации является осознание элитами и обществом тупиковости ситуации, в которой находится страна, и бесперспективности ее прежнего пути развития. Это может стать следствием либо серьезного внешнего удара (военного поражения – примерами могут служить Россия после 1855 г., Франция после 1871 г., Япония после Второй мировой войны); либо политических процессов, приводящих к возникновению новой политической системы, которая начинает поиск собственной идентичности (как это было в США после 1865 г., Германии после 1870 г., Советской России в начале 1920-х годов, Южной Корее после 1950 г., Малайзии в 1960-х годах, Сингапуре, обретшем независимость в 1965 г.); либо смены политической элиты после долгого периода углубляющегося застоя (как в Китае в 1976–1978 гг., в Испании и Португалии в начале 1980-х, СССР после 1985 г., Бразилии в начале 1990-х годов). Как следствие, в большинстве модернизирующихся стран историческая преемственность оказывается разорванной; если элита и пытается найти некие «точки опоры» в прошлом, то достаточно абстрактные и в достаточно отдаленном прошлом. Недавнее прошлое однозначно выступает в общественном сознании как нечто, от чего следовало бы уйти. Во-вторых, в подавляющем большинстве успешно модернизировавшихся стран модернизация проходила в условиях укреплявшегося единения элит и народа. Как правило, модернизационные мобилизации далеко не сразу приводили к повышению уровня жизни, а если и приводили, то его рост происходил существенно медленнее, чем росла экономика в целом (что объясняется необходимостью масштабных инвестиций и преимущественно экстенсивными методами модернизации, свойственными ее первым этапам). В такой ситуации политические и экономические элиты подчеркивали свое единство с народом; при этом интересы политиков и бизнесменов были относительно четко разделены: первые стремились к популярности и славе, вторые – к умножению капиталов. Парадоксально, но ни один из успешных модернизаторов (ни Дэн Сяопин и Цзян Цземинь в Китае, ни Ли Куань Ю в Сингапуре, ни Махатхир Мохаммад в Малайзии, ни Махмохан Сингх в Индии, ни Фернандо Кардозу в Бразилии) не вошел в историю как владелец крупного личного состояния или олигарх – в то время как большинство тех, кто не мог похвастаться никакими достижениями (Мобуту Сесе Секо в Заире, Мухаммед Сухарто в Индонезии, Фердинанд Маркос на Филиппинах, Роберт Мугабе в Зимбавбе) стали одними из богатейших людей на своих континентах. Успешные страны модернизировались как единое целое, неудачные же погрязали в коррупции и материальном неравенстве.

Даже на этом фоне можно заметить, что перспективы российской модернизации не выглядят радужными. Во-первых, сегодня ситуация, сложившаяся в стране, не воспринимается как тупиковая или катастрофическая. Напротив, верно скорее обратное утверждение: значительная часть населения сейчас более обеспечена, более свободна в своей частной жизни и более удовлетворена положением вещей, чем когда-либо прежде в отечественной истории. Во-вторых, власти, демонтирующие те демократические элементы, которые сложились в 1990-е годы, делают все от них зависящее, чтобы провести «естественную» линию преемственности от советского периода к нынешнему; временем, по отношению к которому воспитывается отторжение, выступает мимолетный период 1992–1999 гг., который вряд ли может считаться достойно оттеняющим нынешние успехи. В-третьих, развитие страны в минимальной степени зависит от мобилизации усилий граждан, а в максимальной – от мировой цены на нефть и газ; последнее обстоятельство приводит к самоуспокоению, которое нигде не являлось характерной чертой модернизации. И, наконец, в-четвертых, российская политическая и экономическая элиты практически слились в единое целое и ставят своей задачей максимальное самообогащение любыми возможными способами; как следствие, значительная часть накопленных состояний является не вполне легализованной и потому выводится за рубеж. По состоянию на начало 2010 г. Россия – единственное из постсоветских государств, инвестиции которого за рубеж практически равны накопленным иностранным инвестициям внутри страны, а с учетом неофициально выведенных денег превышают последние как минимум вдвое; для сравнения: даже сейчас инвестиции КНР за рубежом меньше накопленных в китайской экономике иностранных инвестиций в 16 раз. Около 56 % российского ВВП создается в компаниях, которыми владеют собственники, зарегистрированные в оффшорных юрисдикциях; этот показатель соизмерим с данными по самым неблагополучным странам Африки.

Таким образом, призывы к модернизации сегодня звучат в крайне неблагоприятной обстановке: повода ощущать потребность в модернизации у значительной части граждан попросту нет; политические цели элиты понуждают ее героизировать советское прошлое вместо того чтобы десакрализировать его; экономические интересы той же элиты требуют относиться к стране как к территории, природные богатства которой можно эксплуатировать, совершенно не заботясь о благополучии и выживании ее народов.

Прошло два года, с тех пор как президент Д. Медведев выступил с первыми заявлениями о необходимости модернизации – и сейчас становится вполне заметно, что ничего серьезного в стране не меняется. Цели модернизации и ее основные направления не определены. Ниши, которые Россия могла бы занять на мировых рынках, не обозначены (наивно предполагать, что страна способна начать активно развиваться, восстановив ядерную и космическую отрасли, на которые в мировом масштабе приходятся десятые доли процента глобального валового продукта и которые, по сути, представляют собой нерыночный сектор, жестко регулируемый национальными правительствами). Упор на технологический прорыв выглядит совершенно неубедительно, так как пока ни одна страна не пришла к стандартам постиндустриального общества, не освоив предварительно массовую конкурентоспособную промышленность, которая одна только и может быть «заказчиком» и потребителем новых передовых технологий. Развитие же индустриальной базы не входит в приоритеты отечественных политиков именно потому, что воспринятая ими идеология государственного патернализма предполагает, что народ должен «получать» те или иные блага от перераспределяющего их государства, а не создавать или зарабатывать их собственными усилиями.

В свое время великий реформатор, руководитель Сингапура Ли Куань Ю подчеркивал, что программа авторитарной модернизации весьма заманчива, но всегда уязвима, потому что такая модернизация требует амбициозного и ответственного лидерства. Основная проблема современной России как раз и состоит в отсутствии такого лидерства. Задачи, которые ставятся перед страной сегодня – это задачи максимальной имитации перемен в условиях сохранения пресловутой стабильности, с которой реальная модернизация была, есть и останется несовместимой. Пока сама постановка вопроса не будет изменена, пока не будет трезво оценено состояние дел в отечественной экономике, пока не будет выработана программа чисто экономических реформ и постепенной реализации политических и социальных перемен, пока та часть элиты, интересы которой нераздельно связаны с сырьевой ориентацией российской экономики, не будет отодвинута от рычагов политической власти – пока все это не произойдет, никаких перемен ждать не приходится. Между тем события 2008–2010 гг. показывают, что эта элита воспринимает государство как самый эффективный инструмент поддержания собственного финансового благополучия, а это значит, что за власть она будет держаться до последнего, и в 2012 г., скорее всего, нынешний премьер В. Путин триумфально вернется в Кремль, чтобы президентствовать в безмолвствующей стране долгие 12 лет.

Был ли у России в недавнем прошлом шанс на модернизацию и сохраняется ли он в наши дни? На первый вопрос, на мой взгляд, можно однозначно ответить положительно. Этот шанс был весьма велик во второй половине 1980-х годов, когда для успешной модернизации в СССР имелось как минимум шесть важнейших предпосылок.

Во-первых, тупиковость советского пути развития была очевидной для значительной части населения страны, если не для его большинства. Приметы кризиса были весьма заметными, а различия в уровне и качестве жизни в Советском Союзе и на Западе – разительными. Кроме того, в «социалистическом лагере» имелся широкий набор мнений о направлениях и задачах реформ, и поэтому цели и характер модернизации могли стать предметом обстоятельной дискуссии (тогда как сегодня аргументы и сторонников, и противников модернизации выглядят крайне примитивными и шаблонными).

Во-вторых, в СССР существовала высокопрофессиональная элита, которая, при всех ее недостатках, с одной стороны, была приучена к служению стране, с другой – обладала достаточным количеством необходимых для реиндустриализации страны знаний и навыков (достаточно сравнить число вводимых в РСФСР и России промышленных и инфраструктурных объектов в 1980-е и 2000-е годы, чтобы осознать весь масштаб различий между «тогда» и «теперь»). Эта элита отличала политические и экономические интересы, делала акцент на первых и вполне могла повести страну вперед.

В-третьих, Советский Союз в середине 1980-х годов гораздо больше отставал от Запада по промышленным технологиям, чем по структуре экономики, а это в условиях развитого индустриального сектора могло быть преодолено за 15–20 лет, что показывает опыт тех же Тайваня или Бразилии. Кроме того, в СССР существовало огромное предложение дешевых материальных, трудовых и энергетических ресурсов, низкую стоимость которых было несложно искусственно поддерживать на протяжении всех этих необходимых для серьезной перестройки экономики лет.

В-четвертых, политический климат в СССР времен горбачёвской перестройки вполне располагал к модернизации, так как в стране было создано (точнее, создалось само в результате знакомства граждан с историческими фактами) стойкое отторжение «социалистического» прошлого и авторитарных методов управления; это предполагало, что народ готов был идти вперед, не оглядываясь без необходимости на ужасное прошлое. Стремление избавиться от прошлого любой ценой могло стать важнейшим ресурсом перемен.

В-пятых, перестройка на время сделала Советский Союз очень «модным» в мире – во многом таким, каким 15лет спустя стал Китай. Политика открытости одной из двух сверхдержав давала уникальный шанс на привлечение инвестиций, технологий и специалистов с Запада, а положение СССР как мощной военной силы, контролировавшей половину Европы, открывало возможность «размена» разоружения и роспуска коммунистических организаций на включение как стран Восточной Европы, так и самого Советского Союза в крупные интеграционные объединения западного мира, что могло, как тогда говорили, «сделать перестройку [поистине] необратимой».

И, наконец, в-шестых, во второй половине 1980-х годов советские люди в своем большинстве осознавали, что из не слишком вдохновлявшего социалистического «сегодня» возможен только коллективный выход и что судьбы всего народа остаются едиными. Это создавало мобилизационный потенциал, который, к сожалению, в конечном счете оказался растрачен безрезультатно.

Сегодня в России нет ни одной из этих предпосылок модернизации. Народ в значительной своей части удовлетворен происходящим. Элита невиданно деградировала, а принцип меритократичности полностью отброшен в угоду кумовству и клановости. Структура экономики сейчас больше соответствует «неразвивающимся» государствам третьего мира, чем постиндустриальным странам первого. Прошлое упорно идеализируется, а вместо идеологии развития внедряются ценности консерватизма и религиозности. Россия утратила свое геополитическое положение, ее военный потенциал в значительной мере растрачен, и она не представляет интереса для Запада. И, что самое важное, значительная часть наиболее активных граждан либо уже покинула страну, либо относится к ней как к временному месту жительства, будучи готовой в любой момент сменить его на более комфортное.

Именно последний фактор представляется мне основным ограничителем возможной российской модернизации. Практически очевидно, что без серьезного экономического и политического потрясения изменение нынешнего курса невозможно. Отчасти поэтому многие отечественные либералы ждут такого потрясения (и некоторые поспешили увидеть его в недавнем экономическом кризисе). Действительно, крах и дефолт 1998 г. на время привели к власти более разумную часть политической элиты, нежели та, которая затем поднялась на высшие этажи власти после 2000 г. В отечественной элите «образца 1998 г.» имелись те профессиональные и здоровые силы, которых сегодня практически не осталось. В то же время, масштабы накопленных близкими к власти людьми богатств не были столь существенными, чтобы их потеря могла стать непреодолимым препятствием на пути развития страны. В тех условиях масштабное потрясение могло стать катализатором перемен и вывести страну на новый, «промодернизационный», путь развития. Однако если некий катастрофический сценарий начнет разворачиваться в ближайшие годы, никаких гарантий того, что он подтолкнет страну к развитию, нет. Кроме тупика, для начала модернизации необходимы элиты, способные найти из него выход и мобилизовать граждан на перемены. Но любая серьезная дестабилизация в России породит не консолидацию элит, а их дезинтеграцию и массовый исход из страны. И это означает, что даже гипотетический шанс на модернизацию практически наверняка не будет использован, а «великие потрясения» не создадут «великую Россию».

Модернизационный потенциал России выглядит сегодня практически исчерпанным. На протяжении ХХ в. слишком большое количество жизненных сил нации было истрачено в ненужных мобилизациях, слишком велико разочарование от неудач и слишком дезинтегрированы народ и элиты, чтобы можно было предпринять новую попытку прорыва. Это особенно печально потому, что именно в наши дни имеются крайне благоприятные условия для резкого ускорения экономического и социального развития страны: сырьевые доходы, которые могли бы быть использованы для финансирования модернизации, велики как никогда; финансовые ресурсы повсюду в мире невообразимо дешевы, а возможности для их доходного инвестирования ограничены; трансферт технологий не самого последнего поколения выглядит предельно доступным и осуществляется сплошь и рядом далеко не самыми развитыми странами; а принципы и технологии модернизационных прорывов давно уже вошли в учебники по developmental economics.

У современной России имеются все объективные предпосылки для успешной модернизации, кроме одной, но самой важной: политической воли и заинтересованности элит и общества в модернизации. Этот минус перевесит все плюсы, и наша страна в ближайшие годы продолжит свое движение «по наклонной траектории».

Однако, несмотря на то, что эта перспектива выглядит не слишком оптимистичной, не нужно относиться к ней фаталистически. В последние десятилетия ХХ в. на путь модернизации встали такие страны, что сегодня можно уверенно сказать: нет такого момента в истории любого государства, когда его модернизация была бы невозможной. Южная Корея в 1950-е годы была намного беднее Кении, но обогнала ее по уровню жизни более чем в 10 раз. Китай времен конца «культурной революции» был беднее, чем в начале ХХ столетия, но через 30 лет стал первым в мире экспортером промышленных товаров, главным рынком автомобилей и самой масштабной строительной площадкой на планете. Для тех, кто сильно желает, нет ничего невозможного. И нам стоит начать хотеть перемен, не прятаться в лохмотья консервативной идеологии, не поклоняться государству, ничего не сделавшему для народа в последнюю четверть века, не ждать улучшений, а пытаться самим обеспечить их. Мы все можем, но просто сейчас мы ничего не хотим. И изменить эту ситуацию никто, кроме нас, не в силах.

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС В РОССИИ И РЕЗУЛЬТАТИВНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ АНТИКРИЗИСНОЙ ПОЛИТИКИ

Т.А. Агапова

Современный кризис в мировой экономике отличается значительными масштабами и сложными социально-экономическими последствиями, связанными с модернизацией экономики на новой научно-технологической основе. Эти процессы по своему содержанию имеют долговременный характер. Поэтому и экономические стратегии, реализуемые национальными правительствами и центральными банками, а также международными экономическими институтами, включают в себя как краткосрочные и среднесрочные антикризисные инструменты, так и более долговременные меры экономической политики, направленные на восстановление траекторий устойчивого экономического роста.

Этот общий долговременный процесс преодоления кризисных тенденций в мировой экономике приобретает в России ряд специфических особенностей, которые, в свою очередь, «отодвигают» временной горизонт возвращения на траекторию устойчивого экономического роста. Одной из таких особенностей является значительное увеличение степени открытости экономики России, что, в частности, нашло свое отражение в росте доли внешнеторгового оборота ВВП с 47 % в июле 1998 г. до 53 % в июле 2008 г. При этом структура товарного экспорта из России значительно ухудшилась по сравнению с 1998 г.: если в 1998 г. доля продукции топливно-энергетического комплекса составляла 42 % в общем объеме товарного экспорта из РФ, то к июлю 2008 г. эта доля возросла до 70%1. Это свидетельствует о значительном усилении сырьевой ориентации экономики, что сопровождается относительно низким уровнем наукоемкости и информоемкости ее отраслей: в России эти показатели примерно в 3 раза ниже, чем в среднем в группе индустриально развитых стран2.

Экспорт нефти и газа обеспечивает более двух третей общих доходов от экспорта из России и составляет более 15 % ВВП3. Открытая экономика с сырьевой ориентацией экспорта сильно восприимчива к внешним шокам, связанным с падением цен на нефть, с изменением направлений международных потоков капитала и с колебаниями мировых фондовых рынков. Дальнейший экономический рост в России в значительной мере будет зависеть от эффективности структурных и налоговых реформ, направленных на расширение не-нефтяной налоговой базы экономики. Поэтому на первый план выдвигаются вопросы, связанные с разработкой не только краткосрочных антикризисных мер стабилизации экономики, но и более долговременных стратегий государственной экономической политики, обеспечивающих устойчивый рост экономического потенциала вне прямой зависимости от циклических колебаний конъюнктуры.

В широкой дискуссии о стабилизационных и более долгосрочных стратегиях экономической политики нередко остается на втором плане вопрос о типе экономического спада, который сформировался в экономике России на фоне глобального кризиса. Конечно, в настоящее время еще сложно адекватно оценивать всю картину полностью, однако с очевидностью проявились признаки стагфляционного спада, когда относительно быстрый и малоуправляемый рост безработицы сопровождается достаточно высокой инфляцией.

Последние годы (до осени 2008 г.) можно характеризовать как период относительной стабилизации уровня инфляции, хотя, несмотря на самые серьезные усилия и Центрального банка, и Министерства финансов, за десять лет, прошедших после кризиса 1998 г., уровень инфляции в России не приблизился к тому значению, которое является устойчивым для индустриальных стран и составляет в среднем 1–3 % в год, а в развивающихся странах – в среднем 3–5 % в год4.

В экономике России как прогнозные, так и фактические показатели уровня инфляции более высокие, а превышение фактических показателей над прогнозными значениями свидетельствует не только об относительной неточности макроэкономического прогнозирования, но и о том, что динамика инфляционных ожиданий пока слабо поддается корректирующему воздействию со стороны органов государственного регулирования экономики. Так, например, в 2006 г. уровень инфляции составил 9 % против 8,5 по прогнозу; в 2007 г. – 12 % против 8 по прогнозу; в 2008 г. – 13,5 % против 7,5–8,5 % по прогнозу. Первоначальный прогноз уровня инфляции на 2009 г. составлял 13 % (уточненный – 11 %) при одновременном спаде ВВП в размере 2,2 % (первоначальные данные)5 и в размере 6–7 % (уточненные прогнозные данные Правительства РФ) 6. Фактически спад ВВП в 2009 г. составил, по оценочным данным, 8,5 % при уровне инфляции в 9–10 %, что делает вероятным достаточнодлительный, затяжной выход из финансово-экономического кризиса, так как подъем экономики в условиях стагфляции, как правило, затруднен7.

В многочисленных дискуссиях о мировом финансово-экономическом кризисе нередко проводится прямая аналогия между спадом производства в индустриальных странах и в России, хотя в индустриальных странах ведущими факторами спада являются изменения параметров совокупного спроса, тогда как в России стагфляционные тенденции определяются преимущественно параметрами совокупногопредложения. Так, например, снижение ВВП в США и в странах ЕС сопровождается постепенным снижением общего уровня цен при относительно невысоком уровне инфляции. В 2008 г. в странах ЕС уровень инфляции составил 2,5 %, в США он возрос до 4 %, но уже в 2009 г. проявил тенденцию к снижению. При этом снижение цен на дома в США, помимо проблем с обеспечением кредитов, одновременно уменьшило доходы и накопленное богатство домохозяйств, что привело к сокращению потребительских расходов как основополагающей части совокупного спроса. С учетом последующей мультипликации это сокращение усилило общий спад в экономике США.

Поэтому в основу антикризисной программы США были положены ассигнования для стимулирования потребительского спроса, в первую очередь с помощью комплекса мер налоговой политики, а также расширения расходов правительства по созданию новых рабочих мест. Стратегия стабилизации предусматривает увеличение налогов на доходы от капитала и на дивиденды (с 15 до 20 %), отмену налоговых льгот для наиболее высокодоходных групп населения в 2010 г., введение налогов на прибыли, полученные за рубежом. Совокупность этих мер должна обеспечить дополнительные налоговые поступления в государственный бюджет в размере 350 млрд долл. в год.

В то же время предполагается сохранение льгот в налогообложении большинства населения, причем наименее обеспеченные группы выигрывают от изменений в налоговой системе: федеральный бюджет США на 80 % обеспечивается налоговыми платежами, которые вносят 20 % граждан с наиболее высокими доходами8. Общие расходы на расширение потребительского спроса составляют свыше 42 % всех антикризисных ассигнований правительства США.

В отличие от описанной последовательности событий, сопровождающих спад совокупного спроса, в экономике России из-за монополизации цены на недвижимость искусственно поддерживаются на относительно высоком уровне, не соответствующем затратам, хотя отдельные строительные фирмы и предоставляют скидки. Средняя цена одного м² жилой площади в Москве увеличивалась ежегодно на 35 % в период с 2004 по август 2008 г., когда цены достигли своего наивысшего значения. С октября 2008 г. появилась тенденция к постепенному снижению этих цен, но по-прежнему покупка жилья (в том числе и с использованием ипотечного кредита) остается недоступной для большинства населения и не является определяющим фактором динамики потребительских расходов.

Высокая монополизация ряда отраслей производства в экономике России препятствует и адекватному снижению цен на нефтепродукты вслед за снижением мировых цен на нефть – более того, происходит традиционное ежегодное повышение цен на услуги ЖКХ: электроэнергию, тепло, воду, услуги стационарной телефонной сети; возрастают железнодорожные тарифы и т.д. Эти повышательные тенденции противодействуют тем понижательным тенденциям в динамике уровня цен, которые сопровождают в России спад потребления и инвестиций как компонентов совокупного спроса.

Стагфляционные тенденции в экономике России основаны на сохранении устойчивой диспропорции в динамике реальной заработной платы и производительности труда: по данным Росстата, за первые девять месяцев 2008 г. рост реальной заработной платы составил 12,8 %, тогда как рост производительности труда составил около 7%9. В сочетании с комплексом антикризисных мер бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики правительства и ЦБ РФ, многие из которых также способствуют повышению уровня цен, эти стагфляционные тенденции формируют базу устойчивых инфляционных ожиданий на фоне продолжающегося спада производства.

Как показано в табл. 1, антикризисные меры правительств и центральных банков носят во многом проинфляционный характер и в индустриальных странах, и в трансформационных экономиках. Однако в экономике России инфляционные риски оказываются более высокими не только с точки зрения чисто количественной оценки уровня инфляции, но и вследствие стагфляционного «наполнения» этого уровня.

Таблица 1

ДИНАМИКА УРОВНЯ ИНФЛЯЦИИ (в %)

Примечание: Таблица составлена на основании материалов, опубликованных в вышеназванной статье М. Ершова (Вопросы экономики. – М., 2009. – № 12. – С. 10). Данные по Японии отражают периоды 08.2009 г. / 08.2007 г.

В индустриальных странах, как известно, был продолжительный период стагфляции после нефтяных шоков 70-х годов, а экономические стратегии, направленные на снижение инфляции и постепенное оживление экономики, имели долгосрочный характер, связанный с последовательным осуществлением стимулирующих налоговых реформ. В качестве меры противодействия аналогичным стагфляционным тенденциям в экономике России были снижены ставки НДС, что является эффективным инструментом не только количественного стимулирования экономического роста, но и относительного повышения его качества, так как основной выигрыш от снижения ставок НДС получают отрасли с высокой добавленной стоимостью. При последовательной реализации такой стратегии структура экономики может измениться в связи с перемещением акцента с сырьевых отраслей на отрасли с более высокой степенью переработки. Более того, Министерство экономического развития и торговли РФ – как один из органов государственного регулирования экономики, разрабатывающих антикризисные стратегии экономической политики, – предполагает осуществить замену НДС налогом с продаж и снижение ставок налогообложения до 10 % в целях стимулирования малого и среднего бизнеса как потенциального «локомотива» экономического роста.

Однако другой орган государственного регулирования экономики – Министерство финансов РФ – достаточно сдержанно оценивает перспективы снижения налоговой нагрузки в условиях финансово-экономического кризиса, поскольку такое снижение будет обязательно сопровождаться дополнительным сокращением налоговых доходов государственного бюджета. А ведь доходная часть Федерального бюджета России и без того уменьшилась в 2009 г. более чем на 20 % вследствие сокращения объемов экспорта сырья и снижения цен на него. Дальнейшее сокращение бюджетных доходов происходит и из-за общего спада ВВП. Между тем расходы государственного бюджета быстро увеличиваются, в том числе и вследствие финансирования чрезвычайных антикризисных мер экономической политики в 2008–2009 гг., что сопровождается сохранением инфляционного давления и в 2010 г. В целом за период 2005–2008 гг. темп роста расходов консолидированного бюджета РФ вместе с внебюджетными государственными фондами примерно в 6 раз превышал темпы роста ВВП по физическому объему, что не могло не сопровождаться устойчиво высокой инфляцией. За этот период консолидированный бюджет в номинальном выражении возрос в 3,2 раза, а ВВП в реальном выражении – примерно на 30%10. Хотя за период между двумя кризисами (с августа 1998 по сентябрь 2008 г.) объем ВВП России в реальном выражении почти удвоился, номинальный объем ВВП в долларовом выражении возрос почти в 7 раз, главным образом за счет роста цен на энергоносители и сырье как основы для повышения реального курса рубля11.

Эффективность стимулирующей налоговой политики может оказаться относительно невысокой в том случае, если она не будет сопровождаться скоординированными антиинфляционными стратегиями правительства и Центрального банка по управлению динамикой государственных расходов, с одной стороны, и динамикой денежной массы – с другой.

За период высокой конъюнктуры на внешних сырьевых рынках в Центральном банке РФ были аккумулированы значительные официальные валютные резервы, величина которых достигла максимального значения к июлю 2008 г. и составила 596,6 млрд долл. Одновременно правительство РФ, начиная с 2004 г., аккумулировало значительные резервные ресурсы в Стабилизационном фонде, который с февраля 2008 г. был преобразован в собственно Резервный фонд и Фонд национального благосостояния, суммарный объем которых осенью 2008 г. приблизился к 190 млрд долл.12 Поэтому в кризисной ситуации, начиная с осени 2008 г., правительство и ЦБ РФ имели возможность профинансировать комплекс антикризисных мер бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики, позволив экономике оперативно адаптироваться к изменениям конъюнктуры. Были предоставлены дополнительные ресурсы банковскому сектору и тем самым обеспечены выплаты по депозитам и внешним долговым обязательствам банками и корпорациями. Таким образом, если в 1998 г. часть издержек по стабилизации экономики после кризиса была профинансирована негосударственным сектором, то в 2008–2009 гг. это бремя в основном принял на себя государственный сектор, чьи денежно-кредитные издержки, а также бюджетные и квазибюджетные расходы значительно возросли. При этом непосредственные бюджетные затраты на антикризисные меры оцениваются всего лишь на уровне 0,58 % ВВП России 2007 г., тогда как доля квазифискальных издержек стабилизации экономики может составить около 14,7 % от его объема13.

Ситуация усложняется тем обстоятельством, что прямые бюджетные расходы на осуществление антикризисных мер существенно ниже, чем квазифискальные, тогда как возможности управления динамикой прямых расходов бюджета всегда шире, чем динамикой квазибюджетных издержек, величина которых менее прогнозируема. В результате возрастает степеньнеопределенности возможных эффектов от предпринятых мер, а уровень прозрачности (транспарентности) бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики государства уменьшается. Международная практика государственного регулирования экономики убедительно свидетельствует о том, что снижение транспарентности макроэкономической политики усложняет формирование инфляционных ожиданий инвесторов и не способствует укреплению доверия к бюджетно-налоговым денежно-кредитным стратегиям управления. Увеличение доли квазифискальных операций и повышает риски неопределенности и снижения управляемости экономической системы в целом14.

Как свидетельствуют данные табл. 2, масштабы антикризисных мер, предпринимаемых в российской экономике, в настоящее время соизмеримы с аналогичными расходами государства в индустриальных странах. Однако из-за значительной доли квазибюджетных издержек стабилизации степень предсказуемости результатов антикризисной политики в России не может не быть более низкой, что повышает общую неустойчивость экономики.

Ежегодные перечисления дополнительных средств Резервного фонда в Федеральный бюджет возместят примерно на 2/3 потерю налоговых доходов из-за снижения экспортных нефтегазовых цен. Значительные дополнительные расходы Федерального бюджета в 2009 г. были связаны с поддержкой сельского хозяйства, а также оборонных отраслей экономики, в том числе через систему государственного заказа; с покрытием дефицита пенсионного фонда; с поддержкой региональных бюджетов, особенно в части финансирования региональных программ занятости и выплаты пособий по безработице на уровне 850–4900 руб.; с дальнейшей поддержкой банковской системы, с финансированием ряда социальных программ, прежде всего связанных с закупками импортных медикаментов и т.д.

Таблица 2

УРОВЕНЬ РАСХОДОВ ГОСУДАРСТВА НА ЦЕЛИ СТАБИЛИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ В УСЛОВИЯХ КРИЗИСА 2007–2008 гг. (в % к ВВП)

Примечание: Таблица составлена на основе материалов, опубликованных в вышеназванной статье М. Ершова (Вопросы экономики. – М., 2008. – № 12. – С. 9). Данные по России уточнены в соответствии с материалами Всемирного банка: Доклад об экономике России № 17 // Экономическая политика. – М., 2008. – № 6. – С. 40. Аналогичная оценка уровня расходов в России представлена в статье С. Алексашенко «Кризис 2008 года: пора ставить диагноз» (Вопросы экономики. – М., 2008. – № 11. – С. 25), а также в материалах ОСЭР: Экономический обзор ОЭСР по Российской Федерации, 2009 год // Вопросы экономики. – М., 2009. – № 8. – С. 57.

Конкретные объемы дополнительных бюджетных расходов предполагается корректировать в зависимости от динамики кризисных процессов в 2010 г. В связи с необходимостью текущих корректировок государственных расходов при общем снижении бюджетных доходов федеральные бюджеты 2009 и 2010 гг. вновь были сформированы как одногодичные, антикризисные, а не как составные части единого трехлетнего бюджета, ранее ориентированного на долгосрочное обеспечение устойчивого экономического роста. При этом ресурсы Резервного фонда, по прогнозным расчетам, могут оказаться достаточными для финансирования предполагаемых бюджетных дефицитов в размере 8 % ВВП (как было установлено на 2009 г.) в течение примерно двух лет. В дальнейшем, если внешняя конъюнктура на сырьевых рынках не станет более благоприятной, основным источником финансирования растущих расходов государственного бюджета окажутся, видимо, долговые заимствования (внутренние и внешние), хотя фактический дефицит госбюджета в 2009 г. оказался ниже прогнозного значения и составил около 7 % ВВП (по прогнозу на 2010 г. этот показатель снизится до 5 %).

При этом обслуживание внешнего долга и эффективное управление его структурой связано с серьезными трудностями, обусловленными быстрым ростом объемов корпоративного внешнего долга, который превысил 500 млрд долл. и оказался в 2008 г. примерно в 15 раз больше, чем он был в конце 1990-х годов. Этот внешний корпоративный долг составляет в настоящее время около 32 % ВВП России, тогда как доля внешнего государственного долга составляет около 4 % ВВП. Уровень совокупного внешнего долга составляет около 36 % ВВП, а его объем осенью 2008 г. оказался сопоставим с величиной официальных валютных резервов Центрального банка РФ.

Преобладающая часть внешнего корпоративного долга сформирована государственными корпорациями за период 2005–2008 гг. В числе этих корпораций «Роснефть», «Газпром», «Русал», «Лукойл», «РЖД», «Норильский никель» и другие компании с большой долей государственного участия15. Поэтому этот долг является, по существу, превращенной формой внешнего государственного долга РФ, обслуживание которого в условиях глобального кризиса эти корпорации не смогли бы осуществить без финансовой помощи правительства и Центрального банка.

Одновременно происходит своеобразное «замещение» досрочно погашенного внешнего государственного долга РФ перед Парижским клубом внутренними займами, которые имеют в основном средне– и долгосрочный характер16. Ежегодно возрастают эмиссии среднесрочных и долгосрочных (до 30 лет) облигаций федерального займа. Этот процесс свидетельствует о переносе части долговой нагрузки на будущие поколения, так как, хотя доля внутреннего государственного долга в ВВП и составляет в настоящее время немногим более 4 %, в будущем она существенно возрастет – особенно в том случае, если преодоление кризисных тенденций в экономике потребует активного внутреннего долгового финансирования растущих расходов государственного бюджета.

Повышение эффективности управления экономикой в развивающейся кризисной ситуации предполагает последовательную координацию мер различных органов государственного регулирования в целях оптимизации стратегий макроэкономической политики, что требует достаточного времени для таких разработок. Поэтому преодоление кризисных тенденций в открытой экономике России с сырьевой ориентацией экспорта связано не только с краткосрочными стратегиями стабилизации конъюнктуры через факторы стимулирования совокупного спроса, но и с более долговременными структурными реформами, предполагающими переход к инновационному типу экономического роста. При этом проблема ресурсного обеспечения инноваций17 серьезно осложняется вышеназванными объективными финансовыми ограничениями долговременного характера.

В отличие от стран ОЭСР в России инновации и сегодня нередко интерпретируются так же, как это было, например, в 50–60-е годы прошлого века, когда «полюса» экономического роста определялись государственным финансированием крупномасштабных стратегических научно-технических программ, связанных с развитием атомной и ядерной энергетики, с освоением космического пространства, с ракетостроением космического и оборонного назначения и т.д. В этот период на основе описанного типа инноваций экономика России вступила в соответствующий этап научно-технического прогресса синхронно с индустриальными странами. Эта синхронность была нарушена в следующем цикле инновационного развития, который был связан с внедрением информационных технологий и инициирован серией нефтяных шоков 70-х годов с последующим продолжительным выходом экономик индустриальных стран из состояния стагфляции. Нарушение синхронности вступления России в этот этап научно-технического прогресса было связано с малоэффективным использованием резерва нефтедолларов, накопленного в предшествующий период высокой сырьевой конъюнктуры.

С 90-х годов XX в. и до настоящего времени в большинстве индустриальных стран продолжается переход к таким приоритетам в структуре государственных расходов, которые определяются общей направленностью проектов на решение социально-экономических проблем, связанных с повышением качества жизни людей, охраной окружающей среды, здравоохранением, образованием и т.д. Именно такие приоритеты определяют в странах ОЭСР структуру государственных расходов как источника финансирования социально-экономических инноваций, нацеленных на преодоление текущего глобального кризиса и обеспечение устойчивого экономического роста в будущем. Прежние приоритеты (национальная безопасность, оборона, конкурентоспособность промышленности и т.д.) больше не являются достаточными для обоснования значительных государственных расходов в области НИОКР в странах ОЭСР18. Поэтому в этих странах происходит постепенное относительное сокращение доли НИОКР военного назначения в общем объеме государственных расходов. Одновременно существенно снижается интерес к разработкам в области ядерной энергетики при определении приоритетов в структуре государственных расходов. В то же время происходит ускоренный рост бюджетных ассигнований на фундаментальные исследования в области здравоохранения.

Важнейшими факторами снижения доли государства в общем финансировании НИОКР в странах ОЭСР является относительное сокращение доли военных расходов в государственных бюджетах и отход от национальных крупномасштабных государственных научно-технологических программ стратегического характера, которые становятся все более неэффективными. Например, во Франции доля военных НИОКР в общих государственных расходах на НИОКР сократилась за период 1990–2000 гг. с 36 до 16 %, в Великобритании – с 50 до 35%19. Одной из главных причин отказа правительств в странах ОЭСР от практики финансирования крупных программ является слабая адаптационная способность этого механизма к развитию информационных, телекоммуникационных и других новейших технологий.

В российской экономике при описанных выше финансовых ограничениях в динамике доходной и расходной частей государственного бюджета, а также с учетом уровня инфляции, потребности в финансировании инноваций не военного, а социально-экономического назначения особенно велики20, так как цели стабилизации и обеспечения устойчивого экономического роста на новом витке научно-технического прогресса после кризиса 2008–2010 гг. трудно совместимы со структурными деформациями экономики в пользу сырьевых отраслей, ТЭК и ВПК. Собственно социально-экономические инновации реализуются пока в очень ограниченных пределах, в том числе в рамках приоритетных национальных проектов, финансирование которых весьма осложнено, хотя и продолжено в условиях финансово-экономического кризиса. Ограниченность сферы распространения и финансирования социально-экономических инноваций делает весьма проблематичной возможность вхождения российской экономики в новый этап научно-технического прогресса синхронно с большинством индустриальных стран. По оценкам динамики российской экономики за 1997–2007 гг., ее приближение к уровню экономики индустриально развитых стран происходило достаточно медленно: за девять лет этот разрыв сократился всего на 18%21. Асинхронность вхождения в посткризисный этап научно-технического прогресса может оказаться фактором дальнейшего замедления этих процессов.

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ РОССИЙСКОГО БИЗНЕСА

Е.Я. Виттенберг

Сегодня становится все более очевидным, что основной экологической проблемой развития в ХХI в. является угроза потери природной устойчивости, т.е. способности биосферы и составляющих ее экосистем ассимилировать последствия разнообразных антропогенных воздействий на природную среду.

В развитых странах проблемы сохранения природы находятся среди приоритетов развития уже более полувека. Об этом свидетельствуют наличие комплексных государственных природоохранных программ и развитого законодательства, жестко регламентирующего защиту экологии, деятельность влиятельных политических партий «зеленых», общественных организаций, борющихся за охрану окружающей среды и т.д.

Важнейшую роль в деле охраны окружающей среды в развитых странах играет социально ответственный бизнес. Передовые компании в последние годы занимают все более активную природоохранную позицию и не только соблюдают экологическое законодательство, но и сами выступают с инициативами, направленными на ужесточение природоохранных норм в своих корпорациях, которые нередко бывают более жесткими, чем даже прописанные в законодательстве.

Естественно, что высокие стандарты природоохранной деятельности требуют от бизнеса серьезных инвестиций в эту сферу, и он добровольно их делает. Однако этот ответственный подход к охране природы бизнес осуществляет не из альтруистических побуждений или боязни какой-либо кары, а прежде всего на основании делового расчета. В конце ХХ – начале ХХI в. стало очевидно, что экологически ответственное поведение вошло в число главных факторов развития и конкурентоспособности бизнеса. Оно учитывается международными финансовыми институтами (ЕБРР, Всемирный банк) при предоставлении кредитов. Кроме того, в ряде крупнейших международных банков приняты так называемые «принципы экватора», учитывающие экологические аспекты при кредитовании бизнеса (19).

Ответственное экологическое поведение компании может серьезно содействовать расширению ее партнерской и клиентской базы, круга потребителей товаров и услуг, содействовать получению госзаказа, т.е. напрямую помогать развитию бизнеса, поскольку и власти, и фирмы, и граждане в развитых странах предпочитают иметь дело с компаниями, заботящимися об охране природы и производящими экологически чистую продукцию.

И наконец, экологически ответственное поведение компании содействует наращиванию ее репутационного капитала, который, в свою очередь, напрямую связан с ростом капитализации компании.

В результате, экологическая политика компаний в развитых странах является для них не бременем, повышающим себестоимость продукции, как это нередко считают представители российского бизнеса, а наоборот, важным фактором, повышающим эффективность производства, его конкурентоспособность и капитализацию.

Благодаря экологической ответственности бизнеса в развитых странах можно наблюдать позитивные тенденции в решении ряда важных экологических проблем. Среди них: сокращение загрязнения промышленными отходами атмосферы, водных ресурсов, внедрение ресурсосберегающих технологий, развитие альтернативной энергетики, утилизация и повторное использование промышленных отходов и др.

При этом мировое сообщество продолжает крайне остро реагировать на проблемы охраны окружающей среды, особенно в условиях современного кризиса. Как заявил премьер-министр Великобритании Г. Браун на встрече представителей бизнеса в Давосе 29 января 2009 г.: «Если к 2050 году мы не уменьшим выбросы в окружающую среду хотя бы вдвое, потерпим гуманитарную и экономическую катастрофу неизмеримо большую, чем нынешний кризис» (8).

В современной России пока наблюдается противоположный тренд: экологическая ситуация в стране ухудшается, что негативно влияет на демографическую ситуацию, состояние трудовых ресурсов, здоровье нации, а тем самым – на перспективы прогресса и модернизации страны в целом.

Сегодня экологически неблагополучной признаются примерно 15 % территории России. Это больше, чем площадь Англии, Франции, Германии, Норвегии, Швеции, Финляндии вместе взятых.

В России на площади более чем 150 млн га происходят процессы опустынивания и деградации земель, обусловленные чрезмерной антропогенной нагрузкой на территорию; на 7,5 млн га за последние годы сократились площади, занятые лесными массивами; некоторые типы экосистем и живых организмов находятся на грани исчезновения; потеряны многочисленные водные объекты и т.д. (24).

В 150 городах регулярно наблюдается превышение предельно допустимых норм концентрации токсичных веществ. По данным американского института (Blacksmith Institute), проводившего шестилетние исследования самых загрязненных мест на земле, из десяти таких мест – три находятся в России. Это город Дзержинск (Нижегородская область), поселок Рудная Пристань (Дальнегорск, Приморский край) и Норильск.

В стране накоплено свыше 110 млрд т отходов, из которых около 90 % твердых бытовых отходов и 60 % промышленных отходов не утилизируются и подвергаются прямому захоронению в шахтах, на полигонах и свалках, которые занимают огромные территории.

Приведенных данных достаточно, чтобы понять в каком состоянии находится окружающая среда в нашей стране; напомним, что на эту тему написаны десятки научных работ и подготовлены несколько информационных изданий (см., например: 3, 4, 12, 13, 14, 16). Несмотря на все разнообразие позиций и мнений, авторы этих работ сходятся в том, что положение дел с решением экологических проблем близко к катастрофическому.

С чем связано столь плачевное состояние дел с охраной окружающей среды в России? Причин здесь много. Но прежде всего варварское отношение к природе обусловлено богатством ресурсов страны. Мысль о неисчерпаемых ресурсах России, которые не обязательно беречь и рачительно использовать, на протяжении многих веков укоренялась в сознании людей и по сей день является частью менталитета большинства россиян.

Исторические источники доносят до нас факты, когда предприниматели и граждане на протяжении веков расточительно относились к лесам, земельным угодьям, полезным ископаемым. Нужен для флота корабельный лес – его рубили в 2 раза больше, чем надо, нужен древесный уголь – выжигали огромные леса; чуть-чуть снижалось плодородие полей – переходили на другие места; несколько снижалась добыча полезных ископаемых в шахте – ее бросали и копали новую и т.д. Вот лишь один характерный пример, описанный В. Ключевским, из периода правления Петра I, когда происходило становление российского бизнеса. «Предписано было везти к Петербургу вышневолоцкою системою дубовый лес для балтийского флота: в 1717 г. это драгоценное дубье, среди которого иное бревно ценилось тогдашних рублей во сто, целыми горами валялось по берегам и островам Ладожского озера, полузанесенное песком…» (7, с. 110).

Новый импульс расточительному отношению к природе был дан в советские времена. В СССР, несмотря на то, что положение об охране природы формально было включено в конституцию, природоохранные аспекты производства находились на последних местах в приоритетах предприятий. Такое отношение к природе в немалой степени вытекало из теории, согласно которой природные ресурсы, созданные без участия труда человека, не имели стоимости. Государство предоставляло их в бесплатное пользование опять-таки государственным предприятиям. По этой причине ресурсы не ценились, а против загрязнителей природы, в условиях крайне низкой цены здоровья и жизни человека, практически никакие санкции не применялись.

Кроме того, вследствие доминирования количественных показателей производства над качественными, предприятия не имели стимулов для внедрения ресурсосберегающих и природоохранных технологий.

Одновременно пропагандой тиражировались лозунги сомнительного характера, типа мичуринского: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их – наша задача». Руководствуясь этими лозунгами, страна нещадно эксплуатировала природу.

После начала осуществления в России рыночных реформ, вопросы охраны окружающей среды временно вышли на передний план, однако очень скоро их вытеснили из приоритетов государственной политики другие также весьма важные проблемы – приватизация, борьба с бедностью, инфляция, преступность, терроризм и т.д.

Не на уровне была и экологическая ответственность зарождающегося российского бизнеса. Получив в собственность государственные предприятия, собственники не только не озаботились проблемой их экологической безопасности, но и продолжили в еще больших масштабах загрязнять промышленными отходами природу. Попытки власти в 90-е годы перенести на российскую почву западные подходы к охране окружающей среды, пропущенные через жернова российской бюрократии и безответственного бизнеса, как это нередко бывает в России, дали результат, противоположный задуманному. Так, основной принцип западной природоохранной деятельности, «загрязнитель платит» превратился в принцип «платить за право загрязнять».

Предпринимателям в этот период оказалось на порядок выгодней заплатить незначительный штраф органам надзора за нарушение экологических норм (а чаще – дать взятку чиновнику), чем строить дорогостоящие очистные сооружения. Более того, государство в этот период в каком-то смысле попустительствовало бизнесу в негативном воздействии на природу. Во властных структурах родилась весьма спорная идея, согласно которой строгие экологические нормы отпугивают западных инвесторов. В результате была сведена к минимуму плата за загрязнение природы. Ради истины необходимо отметить, что в условиях системной перестройки экономики, сопровождавшейся падением производства и массовой безработицей, многие предприятия объективно не могли иметь среди своих приоритетов вопросы охраны окружающей среды, поскольку для них нередко стоял вопрос об элементарном выживании.

О том, что бизнес в 90-е годы не проявлял необходимой социальной ответственности в решении экологических проблем, говорят и наши исследования. Так, фирма «Интелбридж», которой руководил автор, с 1992 г. выпускала ежегодные справочники по банкам на основе анкет, содержащих вопрос: «Основные направления инвестирования и кредитования банка». В ответах на него c 1992 по 2000 г. информация об инвестировании средств в природоохранные проекты и даже их кредитовании практически отсутствовала.

В начале ХХI в. в отношении бизнеса к охране природы наметились позитивные подвижки. Представители предпринимательских объединений и крупные бизнесмены стали все чаще говорить об экологической ответственности бизнеса как важной составляющей его социальной ответственности.

При этом экологическая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Так, например, по данным ежегодных государственных докладов «О состоянии и об охране окружающей среды Российской Федерации», выбросы загрязняющих веществ в атмосферу предприятиями в 2002–2007 гг. увеличились с 19 481,1 тыс. т до 20 630 тыс. т (6). По мнению одного из экспертов, «количество предприятий, наносящих вред экологии в России колоссально. Среди них много иностранных предприятий, которые из-за слабого контроля и законодательства размещают опасные производства у нас в стране… Число таких предприятий оценивается в 1 000 000» (17).

Соглашаясь в целом с тем, что положение с экологической ответственностью бизнеса оставляет желать лучшего, я бы все-таки хотел возразить автору этих строк в следующем. Во-первых, вызывает сомнение цифра 1 млн предприятий, загрязняющих окружающую среду. Она означает, что ее загрязняют практически все предприятия, поскольку предприятий действительно работающих, насчитывается в стране как раз приблизительно 1 млн. Но все предприятия по определению не могут активно загрязнять окружающую среду хотя бы в силу того, что профиль большинства из них напрямую не связан с производством в этой среде. Банки, торговые и страховые компании, туристические фирмы, рекламные агентства, юридические бюро и многие другие предприятия просто в силу рода своей деятельности не могут серьезно непосредственно воздействовать на природу.

Далее, не совсем корректен тезис, согласно которому иностранные предприниматели размещают в России грязные производства, нарушают экологические нормы и т.д. Полагаю все-таки, что именно иностранный бизнес, буквально выдрессированный экологическими строгостями, в своей массе исполняет природоохранное законодательство, несет экологическую культуру и может быть примером для российских коллег. Хотя и здесь, разумеется, имеют место исключения. Достаточно вспомнить скандал вокруг нефтяного месторождения «Сахалин-1» и «Сахалин-2», которые разрабатывала компания «ТНК-BP», когда были уничтожены крупные озера и даже стал вопрос о защите биоресурсов Охотского моря.

Что касается экологической ответственности отечественного бизнеса, то здесь наблюдается следующая картина. Экологически безответственный бизнес, как и ранее, продолжает загрязнять окружающую среду, выбрасывать в атмосферу вредные вещества, сливать в водоемы неочищенные стоки, создавать незаконные свалки отходов, варварски относиться к фауне и флоре страны. Причем нарушением экологических норм грешат как малые и средние предприятия, у которых иногда просто нет средств на экологию, так и индустриальные гиганты, могущие себе позволить позаботиться о природе. Тотальная коррупция в России позволяет безответственному бизнесу уходить от ответственности за ущерб, наносимый природе.

Сколь велика доля экологически безответственных предприятий в их общей массе? Это очень сложный вопрос, но можно с большой долей уверенности сказать, что их количество весьма значительно, возможно 30 и даже 40 %. Подавляющее большинство остальных предприятий находится в своеобразном транзите от экологической безответственности к экологической ответственности. На практике это выглядит следующим образом. Некое предприятие построило очистные сооружения для своих сточных вод, но при этом продолжает, в силу разных причин, выбросы вредных веществ в атмосферу. Другое предприятие может соблюдать большинство экологических норм, однако не применять ресурсосберегающие и энергосберегающие технологии и т.д.

Что касается компаний, стремящихся быть экологически ответственными на уровне международных стандартов, то их в России очень мало, в лучшем случае несколько сотен. И часть из них, безусловно, это компании с иностранным капиталом. Современные российские бизнесмены явно недооценивают роль охраны окружающей среды для устойчивого развития бизнеса. Об этом говорит прежде всего нежелание подавляющего большинства бизнесменов раскрывать какую-либо экологическую информацию. Так, для справочника «Бизнес и общество» (2), готовившегося фирмой «Интелбридж» вместе с Российским союзом промышленников и предпринимателей (РСПП), вопросы анкеты, касающиеся охраны окружающей среды, заполнили 33 респондента из 581, а для справочника – «Лидеры бизнеса России» (10), осуществленного совместно с Торгово-промышленнай палатой (ТПП) РФ, несколько больше – 45 из 436.

Наши попытки восполнить нехватку информации об экологической ответственности бизнеса с помощью Интернета также не оправдали ожиданий. Так, было обследовано около 300 сайтов крупных компаний. Больше половины из них вообще не содержало какой-либо значимой информации на эту тему.

В справочнике «Социально ответственный бизнес России. Опыт лучших компаний» (15) информацию о мероприятиях по охране окружающей среды предоставили 23 из 85 участников проекта, или 27 %.

О недостаточной информационной открытости бизнеса в вопросах охраны природы говорят и другие факты. В сентябре 2007 г. в Санкт-Петербурге состоялась конференция на тему «Экологическая ответственность бизнеса как основа сохранения благоприятной окружающей среды и инвестиционной привлекательности Петербурга и Ленобласти». Из 85 предприятий Петербурга и области, которым были разосланы приглашения на конференцию, откликнулось всего четыре (31).

Несколько бóльших результатов в получении информации об экологической политике российского бизнеса удалось достигнуть совместными усилиями Всемирному банку, «Гринпис» и Независимому экологическому рейтинговому агентству (НЭРА). Весной 2007 г. организаторы проекта предложили руководителям почти 1500 предприятий раскрыть свою экологическую отчетность для составления рейтингов экологической эффективности. Организаторам проекта удалось собрать приблизительно треть разосланных анкет, заполненных с той или иной степенью полноты, что было безусловным достижением (18).

Источники показывают, что путь российских предприятий к экологической транспарентности достаточно сложен, а иногда и имеет тенденцию к движению вспять. Так, в рейтинге 100 экологически ответственных компаний, осуществленном агентством НЭРА в 2007 г., из 100 компаний 49 раскрыли свою экологическую отчетность менее чем на 50 %, а в рейтинге 2008 г. таких компаний было уже 59. Причем среди компаний, приславших ограниченную информацию в 2007 г., находились крупнейшие корпорации страны: «Газпром нефть», «Роснефть», Форд Мотор Компани, ТНК ВР, Михайловский ГОК, «Уралвагонзавод», корпорация «Аэрокосмическое оборудование», «Вимм Билль Данн», Объединенная компания «Русал», «ТМК» и др. В рейтинге 2008 г. к информационно закрытым компаниям присоединились «Транснефть», компания «Сухой», «Уралнефтехим», «АЛРОСА», МК «Новолипецкий», «Трансмашхолдинг» и др.

Одновременно с недостаточной транспарентностью можно наблюдать буквально рейтинговую чехарду, когда за год одни компании теряют свои места и скатываются в рейтинге на много позиций, а другие, наоборот, за год поднимаются по рейтинговой лестнице на много ступеней. Так, например, в рейтинге 2007 г. ММП «Салют» был на 15-м месте и находился среди тех компаний, которые предоставили меньше 50 % экологической информации, а в рейтинге 2008 г. «Салют» был уже на первом месте. Недостаточно информационно открытая компания ОАО «Вимм Билль Данн» поднялась за год с 55-го места на 33-е, но при этом своей относительной информационной закрытости не утратила (22). Это, на мой взгляд, настораживающее явление, поскольку экологическая ответственность – сложное и дорогостоящее дело и оно, как правило, за год не возникает и, соответственно, за год не исчезает. Такие резкие скачки в рейтинге могут в определенной мере свидетельствовать о том, что в условиях отсутствия экологического аудита предоставляемых отчетов компании не всегда дают правдивую информацию.

Возникают и другие вопросы при анализе рейтингов социально-экологической ответственности бизнеса, подготовленных НЭРА. Так, например, в рейтинге 100 экологически ответственных компаний, составленном по итогам 2007 г., присутствуют компании, которые, по данным Государственного ежегодного доклада «О состоянии и об охране окружающей среды Российской Федерации» за этот же год, находятся среди лидеров загрязнения окружающей среды. Так, ОАО ГМК «Норильский никель», находящейся на 45-м месте в рейтинге экологически ответственных компаний, занимает первое место по выбросу загрязняющих веществ в атмосферный воздух и почти в 6 раз превосходит по выбросам ОАО «Северсталь», которая, соответственно, занимает 75-е место в рейтинге и второе – среди загрязнителей атмосферы и т.д. (22; 6).

Более того, из доклада следует, что некоторые компании, значащиеся в рейтинге среди лидеров экологической ответственности, не только не уменьшили масштабы негативного воздействия на окружающую среду, но и усилили это воздействие в последние годы. Так, ОАО «Монди Бизнес Пейпа Сыктывкарский ЛПК», занявший 38-е место в рейтинге 100 экологически ответственных компаний в 2007 г., по данным доклада за период 2005–2007 гг. увеличил выброс загрязняющих веществ в атмосферный воздух с 16,7 тыс. т до 22,7 тыс. т, ОАО «Оскольский электрометаллургический комбинат», занявший 52-е место в этом рейтинге, увеличил выброс загрязняющих веществ в атмосферный воздух с 37 тыс. т до 40,6 тыс. т и т.д. (22; 6). По нашим подсчетам, из 90 предприятий, производящих наибольшие выбросы загрязняющих веществ в атмосферу в 2005–2007 гг. 41 компания выбросы увеличила, а 49 – уменьшили. Причем в ряде случаев увеличение вредных выбросов в атмосферу было весьма существенным. Так, Троицкая ГРЭС увеличила выбросы за эти годы с 138,9 тыс. т до 278,6 тыс. т, т.е. на 100,57 %, ОАО «Братский алюминиевый завод» с 60,2 тыс. т до 93,1 тыс. т, или на 64,65 % и т.д. (22; 6).

Чем можно объяснить подобное противоречие? Безусловно, прежде всего тем, что НЭРА, как свидетельствует его анкета, использовало несколько критериев для определения рейтинга социально-экологической ответственности той или иной компании. И суммарно позитивные показатели усилий компаний по охране окружающей среды в рейтингах (экологические затраты на 1 млн продукции, общие экологические издержки на 1 млн выручки в данном году, общие экологические издержки от работы одного сотрудника предприятия в году, изменение экологических издержек в данном году по сравнению с предыдущим) могли превалировать над негативными. Между тем ситуация, при которой лидеры экологической ответственности одновременно выступают и в роли лидеров загрязнения окружающей среды, является еще одним подтверждением тому, что российский бизнес по большей части сочетает в себе черты как экологически ответственного, так и экологически безответственного поведения.

О противоречивости и разнонаправленности тенденций в развитии экологической ответственности бизнеса говорят и другие данные. Так, с 2005 по 2007 г. доля инвестиций предприятий в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды сократилась с 76 до 63,3 %, в то время как ассигнования из бюджетов субъектов РФ на эти цели увеличились с 15 до 20,2 %, а федерального бюджета с 8 до 14 % (5, с. 170).

Подобное неоднозначное отношение отечественного бизнеса к своей экологической ответственности находится в противоречии с ожиданиями общества, крайне озабоченного положением с охраной природы. Так, по данным социологических опросов, осуществленных ВЦИОМ и ФОМ в 2006 г., экологическая ситуация беспокоила более 83 % взрослого населения страны, а более 55 % опрошенных оценили экологическую обстановку в местах своего проживания как «неблагоприятную», «плохую» или «критическую» (24).

Другое исследование показало, что более 80 % российских граждан взволнованы состоянием экологии в местах их проживания (22). При этом опросы свидетельствуют: общество не надеется, что бизнес будет самостоятельно и добровольно решать вопросы охраны природы. Так, опрос 1255 респондентов, осуществленный в феврале 2008 г., показал, что, по мнению 57,19 % респондентов, проблемы, связанные с экологией, должны решать бизнес, государство и общество; 40,37 % считают, что эти вопросы должно решать государство с помощью карательных мер по отношению к бизнесу и только 2,45 % полагают, что эти вопросы должен решать бизнес (21). Примечателен в этом плане и другой факт. По итогам социологического исследования «Корпоративная социальная ответственность: общественные ожидания», проведенного в 2005 г., респонденты (менеджеры предприятий, ученые, представители СМИ, служащие и разовые потребители) отнесли проблему предотвращения ущерба природе к числу восьми позиций, где бизнес добился наименьших успехов (11, 47).

Конечно, необходимо учитывать, что ответы на вопросы нередко напрямую зависят от социального статуса респондента. Если опрос проводится среди рядовых работников предприятия, то надо быть готовым к ответам, что бизнес должен в первую очередь повышать зарплату, а не тратиться на экологию. Так, социологическое исследование, осуществленное в 2006 г., показало, что почти 75 % россиян недовольны состоянием окружающей среды, но при этом большинство (почти 40 % против 32) считают, что рост благосостояния населения важнее охраны окружающей среды (11, 48).

Результаты подобных опросов говорят о том, что среди населения широко распространен экологический нигилизм, основывающийся на недопонимании первичности роли экологии в обеспечении условий для жизни человека. Осуществление на практике лозунгов «сначала благосостояние, а затем – экология» может создать угрозу самому существованию россиян.

Для того чтобы не складывалось впечатление о полной безысходности в вопросах экологической ответственности бизнеса, я позволю себе привести несколько примеров компаний, стремящихся решать экологические проблемы. Они это делают в силу ряда причин, как то: необходимости вести активную внешнеэкономическую деятельность, желания выйти на внешние рынки заимствований, подготовки к IPO или просто обладания экологической культурой.

Среди компаний, имеющих действительные достижения в уменьшении своего негативного воздействия на природу, хотелось бы прежде всего назвать ОАО «Сильвинит», за экологическим поведением которого я слежу на протяжении уже десяти лет. Данные говорят о том, что на «Сильвините» достигнуты серьезные успехи в уменьшении его негативного воздействия на природу. Результатом долгосрочной стратегии модернизации оборудования и технологий производства стало сокращение вредных выбросов в атмосферу с 5,2 тыс. т в 2000 г. до 1,6 тыс. т в 2007 г., т.е. в 3,25 раза. Это произошло благодаря переводу энергоисточников с мазута на природный газ, внедрения пылегазоочистных установок на сушильных аппаратах и т.д. Одновременно компания постоянно заботится об утилизации отходов производства в соответствии с признанными международными нормами. И все это произошло в условиях, когда объемы производства удобрений в компании за тот же период возросли в 3,5 раза. Гарантией системной работы «Сильвинита» в области экологии и управления экологическими рисками является сертификация системы менеджмента окружающей среды по международному стандарту на основе ИСО 14 001:2004. Важно отметить, что предприятие выпускает экологически чистые удобрения, соответствующие мировым стандартам и имеющие международный сертификат на систему качества ИСО 9001:2000, что дает ему возможность поставлять продукцию более чем в 60 стран мира.

Подобные достижения были получены благодаря тому, что экологическая политика руководства является гармоничной составляющей планов устойчивого развития компании, а также, что в нашей стране встречается не часто, за счет модернизации технологий производства.

Достаточно серьезными по российским масштабам являются и затраты компании на экологические программы. В 2006 г. они составили 376 млн руб., а в 2007 г. эта сумма достигла 419,5 млн руб.

Усилия «Сильвинита» в сфере экологической ответственности не остались незамеченными. Так, в рейтинге НЭРА по итогам 2007 г. «Сильвинит» занял третье место среди лидеров экологически ответственного поведения. В 2006 и 2007 гг. «Сильвинит» был дважды награжден дипломом «Лидер природоохранной деятельности в России» (2, с. 39; 28). В 2008 г., из-за начавшегося кризиса, компания несколько сдала свои позиции и по итогам 2008 г. в рейтинге НЭРА откатилась с третьего на восьмое место (22). Однако уже в 2009 г., по данным агентства «НЭРА» и Международного социально-экологического союза (МСоЭС), ОАО «Сильвинит» в очередном рейтинге социально-экологической ответственности крупнейших российских предприятий занял первое место (29).

О наличии позитивных тенденций в проведении экологически ответственной политики передовым бизнесом говорит и появление экологических отчетов (ЭО) компаний, предоставляемых в РСПП. Всего же по состоянию на 2 февраля 2010 г. в Национальном Регистре нефинансовых отчетов в библиотеке РСПП было зарегистрировано 33 экологических отчета, представленных в разное время (2000–2008 гг.) девятью компаниями. Из них 16 отчетов было представлено предприятиями нефтегазовой промышленности, пять – предприятиями электроэнергетики, 11 – предприятиями деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности и один – транспортным предприятием (26). Родоначальником экологической отчетности было ОАО «Рязанская ГРЭС», которая подготовила первый экологический отчет в стране в 2000 г., а за период 2000–2004 гг. это предприятие энергетики опубликовало пять ЭО. ОАО «Газпром» начал публикацию ЭО в 2001 г. и за период 2001–2008 гг. опубликовал восемь ежегодных отчетов, его дочерняя структура – «Газпром транс Ухта» за период 2003–2008 гг. опубликовал шесть ЭО, «Северо-западная лесопромышленная компания» опубликовала пять ЭО (2000–2002, 2003, 2004, 2005, 2006–2007 гг.), «Монди Бизнес Пейпа Сыктывкарский ЛПК» подготовил два ЭО (2004, 2005 гг.), «Архангельский целлюлозно-бумажный комбинат – три ЭО (2004, 2006, 2008 гг.), «Татнефть» – два ЭО (2000–2005 гг., 2005 г.), Группа «Илим» – один ЭО (2008 г.), «РЖД» –также один ЭО в 2006 г. (26). Экологических отчетов компаний за 2009 кризисный год пока не поступало.

Появление ЭО является безусловным прогрессом, поскольку посредством нефинансовых отчетов компании впервые опубликовали значительную консолидированную информацию, приближающуюся к международным стандартам экологической отчетности.

Имеющаяся в нашем распоряжении информация об экологической деятельности 180 российских компаний в 2007–2008 гг. в обобщенном виде позволяет выделить следующие направления корпоративной экологической политики.

• Соблюдение существующего экологического законодательства. Признание необходимости соблюдения экологического законодательства содержится в 80 % собранных материалов. Более того, несколько компаний (прежде всего «Роснефть» и «АВТОВАЗ»), подобно их западным коллегам, разработали собственные, более жесткие чем государственные, стандарты охраны окружающей среды.

• Разработка основного документа, регламентирующего экологическую практику и декларирующего планы в области решения экологических проблем. Документ готовится в различных формах и, соответственно, имеет различные названия: экологическая политика, концепция, программа, стратегия, план, регламент и т.д. Типичным примером может служить декларация, опубликованная на сайте ОАО ОХК «Уралхим», в которой говорится, что в основе экологической политики компаний лежат базовые принципы соблюдения норм, установленных законодательством; соблюдения баланса интересов бизнеса и общества в природопользовании; систематического многоуровневого внутрикорпоративного контроля за оказываемым воздействием на окружающую среду. Конкретно же компания намерена «вводить в эксплуатацию современные технологические установки и системы очистки выбросов и стоков, утилизации промышленных отходов и рекультивации площадок их размещения» (33).

Наряду с документами, формулирующими экологическую политику компаний, имеются и документы, в которых обнародованы краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные планы компаний в области охраны окружающей среды. О планах в области охраны природы мы имеем информацию от 15 % компаний, а у нескольких разработаны долговременные экологические программы до 2010, 2015 и до 2020 г. Такие программы имеют, например, «Роснефть» (2006–2010), «Лукойл» (2007–2010), «Полюс Золото» (2006–2015), «Аэрофлот» (до 2020 г.).

Долгосрочные программы экологической деятельности имеют и другие ведущие компании страны. Однако они не всегда публикуются как самостоятельные документы, а нередко входят в качестве составной части в программы устойчивого развития компаний. (Типичный пример – стратегия развития производства ГМК «Норильский никель»).

• Затраты на природоохранную деятельность компании. Большинство компаний (68 %) –предоставило те или иные данные о своих затратах на цели охраны окружающей среды. К сожалению, эти данные разноплановы, что затрудняет их анализ. Так, одни компании публикуют информацию о своих затратах на отдельные природоохранные проекты, другие – интегральные данные об общих годовых ассигнованиях на экологические цели, третьи – называют цифру о полученной прибыли от повторного использования ресурсов и переработки отходов, четвертые – сообщают о предстоящих в ближайшие годы затратах на экологические цели и т.д. (10, 27, 33).

Но если оценивать информацию об общих затратах на экологические цели ряда крупнейших компаний, то необходимо отметить, что суммы, которые они направляли в докризисный период на эти цели, выглядят внушительно. Так, в 2006 г. «Газпром» потратил на экологические цели 12,7 млрд руб., «Лукойл» – 10,42 млрд руб., «Роснефть» в 2007 г. – 2,7 млрд руб., а суммарные экологические инвестиции предприятий УГМК за 2007 г. составили 3,4 млрд руб. (1, с. 80; 25; 26; 31).

При этом значительные расходы на экологию крупных компаний не отменяют того факта, что бизнес в целом пока далек от полной компенсации ущерба, нанесенного его деятельностью природе. Так, общий ежегодный совокупный ущерб, наносимый экологии, по официальным данным, оценивался в 2007 г. в 100–125 млрд руб., а инвестиции бизнеса и государства в основной капитал, направленные на охрану окружающей среды, в том же году составили 76,9 млрд руб. (5, 170).

• Реализация проектов, направленных на уменьшение негативного воздействия на природу путем внедрения новейших энергосберегающих и ресурсосберегающих технологий. Лишь менее 15 % респондентов отметили, что они используют новейшие достижения современной науки для решения экологических проблем. Такая слабая заинтересованность в использовании достижений НТ имеет под собой много причин. Среди них обычно называют сырьевую направленность экономики, отсутствие конкуренции, неуверенность предпринимателей в завтрашнем дне, низкий уровень у предпринимателей технологической и экологической культуры и т.д.

Вместе с тем международная практика свидетельствует о том, что внедрение современных технологий производства содействует качественному решению экологических проблем. Опыт отечественных компаний также свидетельствует об этом. Так, ОАО «РЖД», сумело за счет внедрения современных технологий значительно минимизировать свое негативное воздействие на природу. За период с 1991 по 2007 г. РЖД удалось снизить выбросы вредных веществ в атмосферный воздух от стационарных источников на 200 тыс. т, или на 58 % (результаты были достигнуты за счет смены устаревших котлов, теплоэнергетических установок на более экономичные с улучшенными экологическими показателями; перевода котельных на более экологически чистые виды топлива – газ, мазут; повышения эффективности сжигания и т.д.).

Использование воды на производственные нужды за тот же период уменьшилось на 88,5 млн м³, или на 53 % (сокращение потребления воды обеспечено благодаря использованию маловодных технологий, широкому применению оборотного водоснабжения и т.д.).

Сбросы загрязненных сточных вод сократились на 62,5 млн м³, или на 60 % (осуществлено за счет строительства новых и реконструкции действующих локальных и узловых канализационных очистных сооружений, сокращения водопотребления в технологических процессах и др.).

Использование и обезвреживание отходов производства возросло в несколько раз и составило в 2007 г. 850 тыс. т (обеспечено за счет использования отходов в технологических процессах, очистки нефтезагрязненных грунтов биопрепаратами, регенерации отработанных масел, смазок) (30). Однако надо откровенно признать, что пример РЖД является не очень типичным.

• Восстановительные работы на экологических объектах (посадка лесов, очистка от отходов полигонов, очистка водоемов и т.д.). О подобного рода работах предоставило информацию около 10 % компаний. Вот как выглядит типичная информация такого рода, предоставленная ОАО «Нижнекамскнефтехим». В качестве возмещении природе за нанесенный ущерб компания осуществляет «компенсационную посадку леса на площади 100 га, озеленение территории предприятия и города».

• Осуществление постоянного мониторинга воздействия компании на окружающую природную среду. Подобного рода систематический мониторинг осуществляет лишь чуть более 15 % компаний. Среди них РЖД, «Роснефть», металлургическая компания SMR, Группа «ГАЗ», «Тигран-Экспресс» и др.

• Учет экологического фактора при планировании развития производства, принятии инвестиционных решений. О том, что компания учитывает экологический фактор при планировании своей деятельности заявили лишь 11 % респондентов. Позитивным примером в этом плане является отношение к данному вопросу компании SMR, в присланном материале которой отмечается, что компания проводит «всестороннюю оценку воздействия на окружающую среду по проектам модернизации и приобретения новых активов в соответствии с требованиями законодательства и стандартами Всемирного Банка» (10, 19).

• Участие в экологических акциях в регионе своей деятельности. О своем участии в природоохранных проектах заявили более половины компаний. Столь высокий показатель активности, во-первых, связан с тем, что компании во многом зависят от местных властей и вынуждены откликаться на их просьбы, в том числе и в вопросах природоохранной деятельности. Во-вторых, многие компании склонны представлять свои экологические проекты, как проекты регионального значения, что имеет под собой основания, поскольку нередко от крупных предприятий зависит качество экологического состояния целого города, района и даже области.

Имеются примеры, когда компании действительно участвуют в региональных экологических программах. Так, в соответствии с Соглашением о сотрудничестве между администрацией Вологодской области и ОАО «Газпром», компания ООО «СЕВЕРГАЗПРОМ» осуществила строительство полигона твердых бытовых отходов в поселке Нюксеница. Кроме того, компанией выполнены работы по благоустройству территории в этом поселке: посажены декоративные кустарники и редкие породы деревьев, заложен Сквер газовиков, решены вопросы вывоза и хранения ТБО и т.д.

На основании соглашения по озеленению города между администрацией г. Выктула (Республика Коми) и компанией было посажено 600 елей и 303 единиц лиственных деревьев, выполнены работы по благоустройству территории кедровой рощи площадью 1,57 га, расположенной в городской черте г. Грязовца (Вологодская обл.) (27).

• Внедрение системы менеджмента в сфере охраны окружающей среды и ее сертификация. Среди компаний, информацией о которых мы располагаем, сертифицированы в соответствии со стандартами ISO 14001 и российской версией ГОСТ Р ИСО 14001 примерно 30 % и планирует пройти сертификацию еще более 20 %. А вообще, согласно данным общественного Регистра сертификации систем экологического менеджмента, за период с 1998 по апрель 2009 г. на соответствие стандарту ISO 14001 «Environment Management Systems – Specification with Guidance for Use» (ГОСТ Р ИСО 14001 «Системы управления окружающей средой. Требования и руководство по применению») сертификаты получили всего 309 предприятий.

Необходимо констатировать, что после нескольких лет устойчивого роста в последние годы наметилась тенденция к снижению количества компаний, проходящих сертификацию. Так, если в 2004 г. ее прошло 69 компаний, в 2005 – 40, в 2006 – 42, в 2007 – 20, то в 2008 г. – 27 компаний. Среди компаний, прошедших международную сертификацию экологического менеджмента, ряд крупнейших компаний страны: «Лукойл», «Северсталь», «Новолипецкий металлургический комбинат», «Красноярский алюминиевый завод», «Илим Палп Энтерпрайз», «Уралкалий», «БАТ Россия», «Приморское морское пароходство» и др.

• Подготовка специалистов-экологов и обучение персонала для проведения экологической политики. Нам удалось собрать довольно скромную информацию лишь о нескольких компаниях, занимающихся подготовкой для себя специалистов и обучением персонала в области охраны окружающей среды как через вузы, так и через различные курсы, семинары, тренинги, проводимые обычно внутри компании.

Детальную информацию об экологическом обучении персонала можно найти в ЭО за 2007 г. «СЕВЕРГАЗПРОМ». В компании создана многоуровневая целостная система экологического обучения персонала, направленная снизу вверх. За 2007 г. при численности сотрудников чуть более 12 тыс. проведено 4629 экологических инструктажей и 241 занятие по экологическому обучению рядового производственного персонала (в том числе измерению вредных выбросов с помощью газоанализатора).

• Участие в различного рода конкурсах, выставках, награды за социально-экологическое ответственное поведение. Около 75 % компаний, о которых имеется информация в последние годы участвовало в различных выставках и конкурсах на экологическую тему, а также получило различного рода награды за достижения в области охраны окружающей среды.

Крайне важно отметить, что проблемами охраны природы сегодня озабочены не только передовые представители крупного, но и среднего, и малого бизнеса.

Позитивным опытом решения экологических проблем располагают такие малые и средние предприятия, как ООО «Предприятие “Аэротех”» (Республика Бурятия), МПКХ «Шаховская» (Московская область), ОАО «Коммунальник» (Чита), «Экологическая компания Сахалина», ОАО «Завод бурового оборудования» (Оренбург), ЗАО «Таркет» (г. Отрадный, Самарская область).

Отмечая определенные достижения передового отечественного бизнеса в сфере охраны окружающей среды, необходимо отдавать себе отчет в том, что этот позитивный тренд имел место в предкризисный период. В условиях кризиса ситуация с охраной окружающей среды ухудшится. Перед многими предприятиями стоит дилемма: спасать бизнес или строить очистные сооружения. Выбор приоритетов в этой ситуации, на наш взгляд, очевиден.

Для того чтобы российский бизнес стал действительно двигаться по пути экологической ответственности в посткризисный период, необходимо, на наш взгляд, следующее:

1. Осознать и власти, и бизнесу, что недовольство состоянием охраны окружающей среды может, особенно в условиях кризиса, стать детонатором протестных акций со стороны населения. Экологическая грамотность населения растет довольно быстро, о чем свидетельствуют многочисленные факты протестов против строительства промышленных предприятий в местах проживания людей. Снять социальную напряженность, связанную с проектами развития, можно только путем информационной открытости компаний. В настоящее же время заполненные формы экологической отчетности предприятий сдаются в органы статистики чуть ли не под грифом «секретно». Закрывая экологическую отчетность, власти и бизнес пекутся о том, чтобы лишний раз не будоражить общественность данными о плачевном положении дел с охраной окружающей среды на том или ином предприятии. Однако как это нередко у нас бывает, отсутствие правдивой информации порождает массу слухов, домыслов, фантазий, что, в конечном итоге, приводит к еще большим волнениям общественности.

2. Повысить экологическую ответственность чиновников, которые в настоящее время подают бизнесу и обществу плохие примеры феодального отношения к природе. Здесь достаточно вспомнить VIP-охоту представителя президента в Государственной Думы г-на А. Косопкина на занесенных в Красную книгу горных баранов – архаров. Подобные случаи, когда представители государства, которые по определению должны стоять на охране закона, являются его грубыми нарушителями, в России встречаются повсеместно.

3. Усилить принудительную составляющую в социально-экологической ответственности бизнеса, а именно, сделать загрязнение природы невыгодным, т.е. штрафы за нарушение природоохранных норм должны существенно превышать стоимость очистных сооружений.

Разумеется, принуждение к экологической ответственности будет возможным лишь при условии серьезного сокращения коррупции в России. В противном случае правильное положение о том, что загрязнитель природы должен компенсировать нанесенный ущерб, обернется лишь ростом коррупции. Как отмечал в мае 2008 г. заместитель руководителя Федеральной службы по надзору в сфере природопользования О. Митволь, «когда крупные предприятия сталкиваются с претензиями природоохранных органов, первое, что они делают – пытаются найти нужных людей среди чиновников и решить вопрос» (9, с. 35).

4. С помощью экономических инструментов сделать дело охраны окружающей среды выгодным для бизнеса. Создать систему материального и морального стимулирования бизнеса к более активному осуществлению корпоративной экологической ответственности, содействовать созданию новых и совершенствованию существующих экономических и правовых механизмов формирования экологической ответственности бизнеса.

5. Сделать экологическую отчетность обязательной, как это имеет место в ряде развитых стран, на первом этапе хотя бы для компаний с государственным участием.

6. Активно вовлекать в экологические проекты малый и средний бизнес. Предусмотреть меры государственной и общественной поддержки малых и средних компаний, занимающихся экологическим сервисом (экологический мониторинг, экологический аудит, экологические рейтинги, экологическая информация, экологическое просвещение и воспитание и т.д.), реабилитацией окружающей среды, строительством очистных сооружений, утилизацией различного рода отходов и т.д.

Однако все эти меры могут заработать и дать эффект в полной мере в посткризисный период. Что касается кризиса, то отметим еще раз его негативное воздействие на формирование экологической ответственности бизнеса. Вместе с тем кризис может сыграть и определенную позитивную роль в решении экологических проблем. Он должен подтолкнуть бизнес к внедрению ресурсосберегающих технологий с целью удешевления продукции и повышения ее конкурентоспособности, сделать более прозрачной экологическую составляющую производимых товаров и услуг с целью улучшения своей репутации в глазах потенциальных потребителей продукции и т.д. Кроме того, кризис может привести к закрытию части экологически грязных производств, которые не смогут выдержать конкуренции с современными и технологичными предприятиями.

1. Аналитический обзор корпоративных нефинансовых отчетов / РСПП. – М., 2008. – С. 80.

2. Бизнес и общество. Справочник, – М., 2005. – 287 с.

3. Васильева М.И. Правовые проблемы организации управления в сфере охраны окружающей среды. – М., 2004. – 340 с.

4. Вершилло Н.Д. Экологическая функция российского государства в контексте устойчивого развития // «Экологическое право». – М., 2005. – № 4. – С. 11–14.

5. Государственный локлад «О состоянии и об охране окружающей среды Российской Федерации в 2007 году». – М., 2008. – 468 с.

6. Государственный ежегодный доклад «О состоянии и об охране окружающей среды Российской Федерации в 2008 году». – М., 2009. – 473 с.

7. Ключевский В.О. Сочинения. – М., 1989. – Т. IV. – 395 с.

8. «Коммерсантъ». – М., 2009. – 05.02. – С. 2.

9. «Коммерсантъ Business Guide». – М., 2008. – 27.05. – С. 35–36.

10. Лидеры бизнеса России. Справочник. – М., 2008. – 203 с.

11. Обзор по результатам апробации стандарта ТПП РФ «Социальная отчетность предприятий и организаций» и его использовании субъектами малого предпринимательства в России. – М., 2007. – 87 с.

12. Перегудов С.П., Семененко И.С. Корпоративное гражданство: концепции, мировая практика и российские реалии. – М., 2008. – 448 с.

13. Переход к устойчивому развитию: глобальный, региональный и локальный уровни. Зарубежный опыт и проблемы России. – М., 2002. – 444 с.

14. Протасов В.Ф. Экология, здоровье и охрана окружающей среды в России. – М., 2001. – 670 с.

15. Социально ответственный бизнес России. Опыт лучших компаний. Справочник. – СПб., 2007. – 271 с.

16. Социально-экологическая ответственность и рейтинги российского бизнеса. Справочник. – М., 2005. – 320 с.

17. www. brealit.ru/2008–12–06

18. www.businesspress.ru/…/article_mld_43_a

19. www. сarnegie.ru/ru/75012–print.htm

20. www.commersant.ru/Images/Money/2006/014/dengi_14_122.jpg

21. www.kp.ru.

22. www.nera.biodat.ru/ratings/…/top100.php

23. www.nornik.ru/…/protectionwildlife/

24. www.rsias.ru/event_forum_2006–11–22.ht

25. www.rosneft.ru

26. www.rspp.ru

27. www. severgazprom.ru

28. www.silvinit.ru

29. www.silvinit.ru/press/news/details_176.html

30. www.social.rzd.ru

31. www.stockmap.ru/news/0911644626/

32. www.ugmk.com

33. www.uralchem.ru