СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: СТРАТЕГИЧЕСКИЕ
РИСКИ РАЗВИТИЯ РОССИИ
История российского государства в целом и опыт последних двух десятилетий в частности убедительно свидетельствуют об исключительно важной роли Северо-Кавказского региона в экономической и политической судьбе страны. Поэтому закономерно, что проблемы и противоречия в развитии национальных республик этого региона, а также в политике и методах их разрешения (прежде всего снижение напряженности и урегулирование конфликтов) порождают риски для безопасности и устойчивого развития России не только в ближней, но и дальней перспективе. Отсюда – высокая актуальность комплексного и объективного изучения и понимания ситуации на Северном Кавказе, в которых, к сожалению, до сих пор ощущается большой дефицит. Без этого невозможно четко идентифицировать и оценить стратегические риски, обусловленные положением дел в указанном регионе, для будущего России. Данная статья представляет собой попытку восполнить, хотя бы частично, отмеченный пробел в исследованиях.
Северо-Кавказский регион занимает территорию 355 тыс. км2, что составляет немногим более 2 % территории России. В то же время его доля в населении страны существенно выше – 12 %; средняя плотность населения также выше общероссийской – около 50 человек на км2. Северный Кавказ объединяет семь национальных республик: Адыгею, Дагестан, Ингушетию, Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию, Северную Осетию и Чеченскую Республику, а также Краснодарский и Ставропольский края и Ростовскую область. Сегодня все края и республики Северного Кавказа входят в состав Южного федерального округа России (ЮФО), который, по оценке большинства экспертов, представляет собой критически сложный регион с точки зрения социально-экономической нестабильности.
Низкий уровень регионального развития определяется депрессивным характером экономики, деградацией крупных предприятий и инфраструктуры, дефицитом инвестиций, высоким уровнем безработицы. Характерны также возрастающая милитаризация региона, наличие межэтнических противоречий, массовых миграций и организованной преступности – коррупции, контрабанды, торговли наркотиками и оружием. На этой основе становится все более заметным сращивание властных структур и местного бизнеса, распространение нелегальных (криминальных) промыслов, при невозможности развития традиционных для региона малых и средних форм производства. Возрастает восприимчивость населения к идеям «вахаббизма» – «чистого ислама».
Регион испытывает значительное деструктивное влияние целого букета кризисных ситуаций внутриполитического характера, от длительного вооруженного конфликта (двух войн) на территории Чеченской Республики до множественных конфликтов на территориях Дагестана, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии. После августовского вооруженного конфликта 2008 г. к ним добавилась межгосударственная напряженность в отношениях с Грузией – проблемы с Южной Осетией и Абхазией, а также с Азербайджаном – по «лезгинской» проблеме. При этом обращает на себя внимание и вызывает особую озабоченность то, что для российской государственной политики на Северном Кавказе на протяжении последних двух десятилетий было характерно отсутствие стратегических подходов к решению накопившихся сложных проблем, что привело к серьезным просчетам в экономике и политике.
События последних двух десятилетий подтвердили, что резкое ухудшение экономического положения населения неизбежно ведет к росту социальной напряженности и конфликтности, что непосредственно сказалось на положении национальных республик Северного Кавказа. Здесь в наибольшей степени, в том числе и на низовом уровне, проявилось социальное расслоение многоэтничных формирований на фоне прекращения деятельности государственных экономических структур, резко снизившейся управляемости обществом, массовой безработицы, тотальной коррупции и криминализации хозяйственной деятельности. Разбуженные в начале 1990-х годов и экономически не подкрепленные потребности в демократии, политической свободе и национальной самостоятельности стали обретать формы межэтнических и межнациональных противоречий и конфликтов.
Показатели экономического развития национальных республик Северного Кавказа – самые низкие по России (с исключением производства некоторых видов сельскохозяйственной продукции). Традиционные области производственной деятельности в предгорной части региона – незначительные объемы добычи угля, нефти и газа, а также машиностроительная, химическая, легкая и пищевая отрасли; в горных районах – нефтедобыча и нефтепереработка, цветная металлургия, пищевая и легкая индустрия. После 1991 г. показатели многократно снизились во всех этих отраслях, в том числе масштабы ежегодной добычи нефти, угля и газа в начале 2000-х годов по сравнению с концом 1980-х сократились примерно втрое, хотя еще в середине 1970-х годов Северный Кавказ давал 1/5 общесоюзной добычи газа.
На состоянии хозяйственного комплекса Северо-Кавказского региона тяжело сказалась дестабилизация на протяжении последних полутора десятилетий социально-экономической обстановки, обусловленная разрывом хозяйственных связей после распада СССР, низкой конкурентоспособностью производства в рамках государственной экономики и особенно войной в Чечне и наличием других «ползучих» конфликтов. По оценке специалистов, без структурной перестройки экономики ожидать улучшения деятельности в производственном комплексе региона не приходится, а структурная перестройка требует наличия стратегического планирования и крупных капиталовложений.
Все более важным сектором экономического развития становится теневая экономика как некий буфер между старыми и новыми хозяйственными структурами, частично амортизирующий негативные социальные последствия реформ. Главные отрасли теневого оборота на Северном Кавказе, сформировавшиеся в 1990-е годы, и по сей день сохраняют свою значимость. Это нелицензированное производство нефтепродуктов и их продажа (преимущественно в Чечне); неофициальное (кустарное) производство икры и осетровой рыбы и их реализация через подпольную торговую сеть; нелицензированное производство винно-водочных фальсификатов под известными торговыми марками из контрабандного спирта; неучтенный экспорт через порт Новороссийска.
Теневая (неформальная) экономика создает возможности второй или даже третьей занятости определенной части населения, подтягивая ее денежные доходы до необходимого уровня потребления, и это объясняет тот факт, что теневой сектор на Юге России, по оценке бывшего полпреда Президента РФ в ЮФО Дмитрия Козака, составляет в среднем 30 %, т.е. практически каждый третий житель этого региона занимается нелегальным бизнесом. Особенно высоки эти показатели для Северной Осетии (80 %), Ингушетии (87 %), Дагестана (75 %). И эти же самые республики открывают список самых дотируемых субъектов Российской Федерации. По самым скромным оценкам, только в 2004 г. государство понесло ущерб от теневой экономики в Северо-Кавказском регионе в сумме около 50 млрд. руб., в то время как финансовая помощь (дотации) Югу России составила тогда же 47 млрд. руб. За тот же период, по данным Росфинмониторинга, было выявлено более 50 тыс. экономических преступлений, из них 13,5 % в крупном или особо крупном размере, а величина ущерба от них оценивалась в 56 млрд. руб.
Такие деньги невозможно было бы присвоить без содействия высокопоставленных чиновников, в рамках четко отработанной клановой системы. Сформировавшиеся во властных структурах корпоративные сообщества монополизировали экономические и политические ресурсы. Во всех северокавказских республиках руководящие должности в органах власти, а также наиболее крупных хозяйствующих субъектах занимают лица, состоящие в родственных связях между собой. В результате оказалась разрушенной система сдержек и противовесов, что приводит к распространению коррупции.
Результатом сложившейся в Северо-Кавказском регионе клановой системы стал неконтролируемый рост безработицы, значительно превышающей сегодня средние показатели по России. По неофициальным данным, от 70 до 80 % молодежи (до 30 лет) вообще не имеют постоянной занятости, что связано не только с кризисным состоянием экономики, но и с низким уровнем профессиональной подготовки. Это объясняется прежде всего тем, что в районах вооруженных конфликтов значительно понизились возможности школьного и профессионально-технического образования.
Массовая безработица в среде молодежи резко повышает уровень социальной напряженности, обостряет криминальную обстановку, усиливая влияние экстремистских, в том числе и вооруженных, группировок. На руках жителей находятся сотни тысяч единиц огнестрельного оружия, а холодное оружие есть практически в каждом доме, и это, независимо от воли и намерений мирного большинства населения, создает возможность перерастания накопившихся противоречий в вооруженное противостояние.
Как показывает опыт, острота рисков и кризисов в национальных республиках Северного Кавказа определяется множеством уже упомянутых факторов, но ее уровень различается также и в зависимости от положения в субрегионах – восточном (Дагестан, Чечня, Ингушетия) и западном (Северная Осетия, Карачаево-Черкесия, Адыгея). Принадлежность находящейся в центре региона Кабардино-Балкарии по-разному определяется исследователями, некоторые считают ее, в соответствии с уровнем фактической нестабильности, относящейся к «Востоку».
Для восточного субрегиона характерна значительно более высокая степень исламизации населения, однако ряд исследователей считает главным критерием водораздела политическую ситуацию, возникшую на этапе распада СССР и продолжающуюся до наших дней. Как отмечал в этой связи А. Малашенко, «Восток» устойчиво нестабилен, на «Западе» же обострения возникают спорадически, то вспыхивая, то затухая! При этом уже не Чечня является «чемпионом» по нестабильности, в Дагестане положение гораздо взрывоопаснее.
Кабардино-Балкария занимает промежуточное место не только по своему географическому положению, но и по нестабильности ситуации. На протяжении ряда лет в республике нарастали проблемы в отношениях между двумя титульными национальными группами – кабардинцами и балкарцами. На этом постоянном фоне обострение противоречий между сформировавшимися кланами, религиозными и общественными группами привело к острому кризису в Нальчике, поставившему республику на грань гражданской войны. Вооруженную фазу кризиса удалось быстро погасить, однако до его окончательного преодоления пока еще не близко. По всем своим признакам кризис в Кабардино-Балкарии является классическим примером долгосрочного «ползучего системного кризиса», периодически обостряемого вспышками насилия, углублением социально-политических и межнациональных противоречий.
На фоне протестов против проводимой в Кабардино-Балкарии муниципальной реформы обрело новое содержание балкарское национальное движение, практически сошедшее на нет в начале 2000 г. Чтобы избежать дальнейшей его радикализации, пришедшему в 2005 г. к власти президенту А. Канокову предстоит пойти на серьезные компромиссы, грамотно провести процесс межмуниципального размежевания, с тем чтобы предотвратить дальнейшую радикализацию национальных и религиозных движений.
Тем более что в условиях далеко еще не преодоленного кризиса национальные группы населения пытаются найти выход из создавшейся социально-экономической ситуации в этнической обособленности, получении на этой основе льгот и преимуществ. При этом более многочисленные группы осуществляют «экономическую экспансию» по отношению к своим соседям, а менее многочисленные – стремятся к административному обособлению (пример кабардинцев и балкарцев в Кабардино-Балкарии). Прямым следствием этого стало создание в большинстве районов Северного Кавказа национально окрашенных политических партий и общественно-политических движений (высокий уровень общественно-политической мобилизации характерен, например, для карачаевцев, балкарцев, кабардинцев, черкесов). У большинства этносов это связано с восстановлением исторических и духовных ценностей, что впрямую влияет на процессы этнополитической мобилизации.
На протяжении последних двух десятилетий на Северном Кавказе обозначилась также тенденция, известная в конфликтологии как дифференцирующая функция конфликтов. Она проявляется в распаде ранее существовавшей целостности на части с последующей поляризацией отношений. Это становится очевидным на примере двух северокавказских республик – Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, в названии которых обозначены две народности, в советское время произвольно объединенные в единых административных рамках без учета этнической и языковой принадлежности, образа жизни (равнинные жители, горцы), численности каждой из этнических групп.
Снижение общего уровня конфликтности на Северном Кавказе возможно лишь при условии стабилизации социально-экономической ситуации и проведения хозяйственных реформ с учетом специфики долговременного исторического развития этого региона Получение прямой финансовой поддержки из Москвы непосредственно не предотвращает расширения очагов конфликтности и нарастания сепаратистских настроений, которые зачастую воспринимаются как «проявления исламского радикализма». На деле же они зачастую представляют собой жесткую схватку местных кланов за передел собственности и власти и, не в последнюю очередь, установление контроля за проходящими через республику финансовыми потоками.
В последние годы Северный Кавказ превратился в источник постоянных тревог не только для властных структур России, но и для всего российского общества. И если проявления нестабильности в Чеченской Республике воспринимались почти как должное, то постоянное ухудшение ситуации в других республиках вызывает возрастающую тревогу. Не менее опасен и рост «кавказофобии», поднимающий на поверхность нездоровые силы в общественном сознании России. Подробное исследование ВЦИОМ (лето 2005 г.) показало, что среди примерно половины опрошенных преобладают пессимисты, заявляющие о заметном ухудшении положения, и их втрое больше, чем оптимистов. Особенно мало оптимистов в Южном и Приволжском федеральных округах, непосредственно граничащих с республиками Северного Кавказа. Общий вывод: налицо системный кризис, разрешить который сегодня трудно, если вообще возможно.
Конец ознакомительного фрагмента.