О Греческом проекте Екатерины II
Греческий проект Екатерины II, которым, к сожалению, серьезно почти не занималась историография[50], – это благодарная тема для специального большого исследования. В нашем труде мы хотели бы затронуть лишь ограниченный круг вопросов: источники возникновения Греческого проекта, политика российской императрицы по отношению к грекам в связи с проектом, его значение для борьбы за национальное освобождение Греции и русско-греческих связей.
Говоря о происхождении Греческого проекта, следует отметить, что он не был каким-то импульсивным шагом Екатерины II: корни его уходят вглубь веков, основываясь на традициях российской внешней политики, на тесных политических, культурных, церковных связях, возникших между православным населением Балкан и Россией в эпоху османского господства. Первую заявку на византийское наследство Русь сделала еще в XV в. в результате женитьбы московского великого князя Ивана III на племяннице последнего византийского императора Константина XI Зое (Софье) Палеолог.
В начале XVIII в. Россия вышла на мировую арену в качестве великой державы. Хотя основные планы и действия Петра Великого были сосредоточены на балтийском направлении, у него имелись грандиозные замыслы также на Ближнем Востоке и попытки, хотя и неудачные, привести их в исполнение (вспомним Прутский поход 1711 г.). Об этих планах Петра Екатерина II знала, причем не только из книг и документов, но и от авторитетного свидетеля – сподвижника царя-преобразователя фельдмаршала Б. К. Миниха, победителя турок при Ставучанах. Миних был одним из немногих сановников, до последнего момента сохранявших верность Петру III. Несмотря на это, Екатерина II простила его, приблизила к своему двору и часто беседовала с ним. В один из дней рождения наследника престола Павла Петровича приглашенный во дворец Миних высказал такое пожелание имениннику: «Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я бы мог поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Св. Софии. Может быть, назовут это химерою… Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте возстановить христианскую греческую империю»[51].
Считавшая себя продолжательницей петровских традиций в политике России, императрица с удовольствием слушала сподвижника Петра I – старого воина, скончавшегося впоследствии за год до начала первой русско-турецкой войны ее царствования.
С первых лет правления Екатерины II черноморско-балканское направление занимает важнейшее место в ее внешней политике. Стратегической целью императрицы было овладеть побережьем Черного моря, так же как Петр I завоевал для России побережье Балтики. Установление тесных связей с греками – естественными союзниками России в борьбе с Османской империей – рассматривалось как важное средство достижения этой цели.
В ноябре 1768 г. началась русско-турецкая война, а в феврале 1770 г. эскадра адмирала Г. А. Спиридова, проделав долгий путь от Кронштадта, подошла к Пелопоннесу. Первое в истории появление русских кораблей у побережья Греции стало толчком к восстанию греческого населения, видевшего в русских солдатах и моряках своих освободителей. Из греческих добровольцев были сформированы под командованием русских офицеров «западный» и «восточный» легионы. Однако вследствие малочисленности и неорганизованности греко-русских отрядов операции сухопутных сил в Пелопоннесе закончились неудачей. Действия русских сил на море были более успешны. В Чесменском бою (26 июня (7 июля) 1770 г.) турецкий флот был разгромлен. Достойный вклад в эту победу внесли и греческие моряки.
В ходе первой русско-турецкой войны Екатерина II не ставила целью радикальное решение Восточного вопроса. Цель, к которой она стремилась, была более скромной и вполне реалистичной: обеспечить для России надежный выход к Черному морю. В то же время, чтобы получить поддержку православным населением Балкан военных усилий России, императрица давала понять, что она будет содействовать освобождению балканских народов от османского ига. В царском манифесте от 19 (30) января 1769 г., в частности, говорилось: «Наше удовольствие будет величайшее видеть христианские области из поносного порабощения избавляемые и народы, руководством нашим вступающие в следы своих предков, к чему мы и впредь все средства подавать не отречемся, дозволяя им наше покровительство и милость для сохранения всех тех выгодностей, которые они своим храбрым подвигом в сей нашей войне с вероломным неприятелем одержат»[52].
Более того, впервые в истории русской политики на Балканах Екатерина II сформулировала план политической организации освобожденных греческих земель. Произошло это в середине 1770 г., когда до Петербурга еще не дошло известие о поражении в Пелопоннесе и ухода оттуда русского флота. Обратимся к малоизвестному доку мент у – рескрипту Екатерины II А. Г. Орлову от 19 (30) июля 1770 г. от главнокомандующего требовали, «чтобы вы, соединяя в свое предводительство разные греческие народы, как можно скорее составили из них нечто видимое и между собою к общему подвигу соединенное, которое бы свету представилось новым и целым корпусом… и составя новый член в республике христианской, всех государей и областей молят и просят, заклиная их ранами и кровью общаго всем Спасителя, дабы они их в сем признали и снабдили, по возможности, всякою помощию и покровительством»[53]. Желание российской самодержицы сформировать из самих греков, освободившихся от иноземного рабства, некую политическую структуру и апелляция от ее имени к «христианской республике» были связаны с тем, что два католических члена этой «республики» (Австрия и Франция) были настроены враждебно к освобождению Греции.
Что же касается весьма туманного высказывания Екатерины II «о составлении из греческих народов чего-то видимого и между собою к общему подвигу соединенного», то довольно ясное толкование ему дал Н. И. Панин в своем письме А. Г. Орлову от 21 июля (1 августа) 1770 г. По его словам, примером для Греции может служить «отложение соединенных Нидерландских провинций от тиранской власти гишпанского дома, да и форма их правления под имянем Голандских генеральных статов соединенных Нидерландов весьма, кажется, быть свойственна по настоящему положению Греции»[54]. Но к тому времени, когда были написаны эти письма, ход войны в Греции коренным образом изменился, и план Екатерины II по созданию своего рода греческой «Республики соединенных провинций» по образцу Нидерландов стал беспредметным.
Но война в греческих морях продолжалась, и российские военачальники по-прежнему призывали греков и других балканских жителей сражаться вместе с Россией за свое освобождение. Так, в воззвании адмирала Г. А. Спиридова от 12 (23) марта 1771 г. к балканским народам заявлялось, что «наступило время последний им, туркам, удар сделать и тем всех христиан освободить из-под ига агарянского». Адмирал призывал «к сему славному делу храбрых всегда в военных делах христианского закона славян, греков, македонцев, албанцев и румелиотов…»[55]. Призыв этот нашел большой отклик в Греции и других балканских странах. Уже в 1771 г. число добровольцев, сражавшихся вместе с русскими, достигло 4 тыс. Из присоединившихся к русским войскам жителей Балкан было сформировано восемь добровольческих батальонов.
Оживившиеся надежды греков на освобождение в результате военного выступления России против Турции нашли отражение и в обращениях видных представителей греческого общества к российской самодержице. Вот что говорил, например, известный греческий ученый и священнослужитель Евгений Булгари, прибывший в Россию в июле 1771 г. по приглашению Екатерины, на данной ему во дворце аудиенции. Обращаясь «ко благочестивой и христолюбивой, богом прославляемой, непобедимой, великой императрице всероссийской» и выражая сожаление, что она не является и греческой императрицей, видный греческий деятель призывал ее оказать помощь в освобождении его родины: «Соверши ты мое благополучие приведением и рода моего в благополучное состояние. Греция после Бога на тебя (Державнейшая Императрица) взирает, тебя молит, к тебе припадает»[56].
Несколько позднее этот знаменитый ученый и горячий греческий патриот выступил с развернутой программой решения Восточного вопроса, включавшей в себя и освобождение Греции. Она была изложена в его публицистической работе «Размышления о нынешнем критическом состоянии оттоманской державы», опубликованной в 1772 г. на французском языке, вышедшей также на греческом языке, а позднее – и в русском переводе. По представлению Булгари, в ходе шедшей тогда войны с Россией Османская империя оказалась на краю пропасти. В то же время греческий мыслитель не считал крах османского государства неизбежным. Более того, он предупреждал, что если османы усвоят технические достижения европейцев и их военную тактику, то они снова будут представлять грозную опасность для всей Европы. По мнению ученого, военный разгром Османской империи силами России предотвратил бы эту опасность. Он выражал сожаление в связи с тем, что некоторые христианские государства стремятся помешать решительной победе России в войне с Османской империей, оправдывая свои действия необходимостью сохранения европейского равновесия. Между тем, как убежденно доказывал Булгари, для поддержания равновесия в Европе необходимо именно уничтожение Османской империи. Он писал буквально следующее: «Унижение Оттоманской империи предоставило бы, возможно, другим христианским державам бо́льшие выгоды, чем России; и в конечном счете произведенный по взаимному согласию раздел турецких провинций в Европе совместно с созданием небольшого независимого Княжества Греческой Нации смог бы содействовать в будущем сохранению действительного европейского равновесия»[57].
Содержание брошюры Булгари и некоторые обстоятельства, связанные с ее публикацией (брошюра была издана на французском языке без имени автора, который находился в это время в Петербурге и был близок ко двору), дают основание предполагать, что в ней нашли отражение не только взгляды видного греческого патриота. При этом следует отметить, что предложенный Булгари путь национального освобождения Греции – создание небольшого независимого греческого княжества – не тождествен Греческому проекту Екатерины II, предусматривавшему создание Греческой империи.
Призывы к радикальному решению Восточного вопроса и освобождению Греции, обращенные к российской императрице, падали на благодатную почву. Екатерина II была видной представительницей просвещенного абсолютизма. Поддерживая в Европе свой образ просвещенной государыни, она состояла в переписке с некоторыми известными просветителями, в том числе с Вольтером. Важным элементом идеологии Просвещения было преклонение перед античностью, особенно перед культурой Древней Греции. Отсюда проистекал филэллинизм видных деятелей европейского Просвещения. В переписке с императрицей Вольтер неоднократно высказывал надежду, что она покончит с турецким господством в Европе и «возродит в Греции Фидиев и Мильтиадов»[58]. Перспектива осуществить этот грандиозный замысел, на протяжении веков занимавший воображение королей и философов, не могла не льстить тщеславию правительницы России.
Русско-турецкая война 1768–1774 гг. не привела к крушению Османской империи, на что многие надеялись. В то же время, по завершившему ее Кючук-Кайнарджийскому мирному договору, Россия не только получила надежный выход к Черному морю, но и сильные позиции на Балканах и Ближнем Востоке. Статьи договора, трактовавшиеся российской дипломатией расширительно, обеспечили России международно-правовое признание ее покровительства православному населению Османской империи. Возрос авторитет российского государства и самой императрицы среди греков и других балканских народов.
Симпатии греков к России усилились в результате того дружественного приема, который получали в этой стране греческие переселенцы. Массовая греческая эмиграция в Россию, начавшаяся после войны 1768–1774 гг., направлялась на земли Северного Причерноморья. Стремясь к быстрейшему заселению и освоению Новороссии, как официально стали называться с конца XVIII в. эти земли, царское правительство предоставляло всем поселявшимся здесь иностранцам значительные льготы и привилегии. Но самые большие льготы, особенно во времена правления Екатерины II, получали греческие эмигранты. Именно в годы ее правления были созданы специальные военные подразделения из греков – участников русско-турецких войн. Тогда же некоторым греческим общинам Новороссии было предоставлено право самоуправления[59].
Рост могущества России, укрепление ее связей с греческим миром способствовали возникновению замысла петербургского двора разрешить кардинально Восточный вопрос. О своих далеко идущих планах в этом направлении Екатерина II недвусмысленно дала знать в связи с рождением 27 апреля (8 мая) 1779 г. ее внука, названного Константином. На то, что это имя, не встречавшееся прежде среди членов царствующего дома России, но весьма распространенное среди императорских фамилий Византии, было дано не случайно, указывают сопутствовавшие рождению великого князя обстоятельства. По случаю этого события была отчеканена специальная медаль с изображением Софийского собора в Константинополе и Черного моря с сияющей над ним звездой. Кормилицей Константина была гречанка, по желанию бабушки он воспитывался вместе с молодыми греками и изучал греческий язык. При дворе Екатерины II возникла мода на все греческое. Придворные устраивали пышные торжества в греческом духе. Так, на празднестве, устроенного князем Потёмкиным летом 1779 г. в честь рождения внука императрицы, во время ужина хор певцов пел под звуки органа строфы на древнегреческом языке[60].
Как сообщал в Лондон вскоре после рождения Константина британский посол Гаррис, у российского двора «преобладающей мыслью, затмевающей все остальные, является основание новой империи на востоке, в Афинах или Константинополе…»[61].
Поэты посвящали стихи новорожденному внуку Екатерины, предсказывая ему великое предназначение. Например, в стихотворении князя Ф. С. Голицына имелись такие строки: «Се Константин восстал! Ликуйте, мудры греки: возобновятся нам прошедши сладки веки. Афины мощною воздвигнет он рукой…». Известный же одописец Василий Петров приветствовал рождение Константина словами: «Гроза и ужас чалмоносцев, великий Константин рожден…»[62].
Следует заметить, что для русских образованных людей времен Екатерины II имя Константин было символом грядущего освобождения и возрождения Греции с помощью России. Характерно обращение к Екатерине II известного поэта и драматурга А. П. Сумарокова:
Поборствует России рок
Возставить имя Константина:
Подвержется тебе восток,
Великая Екатерина!
Строки эти были написаны в 1770 г., т. е. за девять лет до рождения великого князя Константина[63].
В 1786 г. писатель Федор Туманский, обращаясь уже к самому великому князю Константину и вспоминая о византийских императорах, носивших то же имя, предсказывал, что ему предстоит восстановить греческую империю: «Константин основал престол в Царьграде и просветил Восточную империю. Константин потерял град и владычество. Константину предписано в книге судеб восстановить сие царство»[64].
Но если высокое предназначение Константина как императора будущей Греческой империи было предано широкой огласке, что имело целью вызвать симпатии общественного мнения к Греческому проекту, то дипломатическая подготовка по претворению его в жизнь велась в глубокой тайне. Приступить к соответствующим дипломатическим шагам Екатерину II побуждала сложившаяся международная обстановка.
После Кючук-Кайнарджийского мира напряженность в русско-турецких отношениях нарастала. Особую остроту приобрела проблема Крыма, который Россия стремилась аннексировать, а Турция – вернуть под свое господство. Но в целом международная ситуация складывалась для России весьма благоприятно. Англия и Франция вели между собой изнурительную войну. В центре Европы позиции России в результате Тешенского договора 1779 г., предоставившего ей роль гаранта внутригерманских соглашений, были как никогда прочны. Австрия, из сухопутных европейских держав наиболее вовлеченная в балканские дела, стала союзницей России (русско-австрийский союзный договор был заключен в мае 1781 г.).
В этих условиях сторонники кардинальных шагов в Восточном вопросе в окружении Екатерины II, к которым относили Г. А. Потемкина и А. А. Безбородко, активизировали свою деятельность. В сентябре 1780 г. А. А. Безбородко, в то время доверенный секретарь Екатерины II, представил ей «Мемориал по делам политическим». В записке рассматривались различные варианты завершения войны с Турцией, которая назревала, и предполагалось, что союзником России в ней будет Австрия. Основное внимание автор уделил предположению, «что упорство Порты, с одной стороны, и успехи – с другой, подали бы способы к совершенному истреблению Турции и к возстановлению древней Греческой империи в пользу младшего великого князя, внука вашего императорскаго величества». Далее Безбородко ставил вопрос о тех территориальных компенсациях, которые следует предоставить другим державам, в первую очередь союзнику России Австрии, для того чтобы получить их согласие на осуществление задуманных грандиозных политических преобразований»[65].
Записка Безбородко легла в основу предложений, которые Екатерина II изложила в письме австрийскому императору Иосифу II от 10 (21) сентября 1782 г. Она высказывала здесь мнение, что международная обстановка и внутреннее состояние Османской империи позволяют поставить вопрос о полной ликвидации османского господства в Европе. Императрица выражала уверенность, «что в случае, если бы успехи наши в предстоящей войне дали нам возможность освободить Европу от врага Христова имени, выгнав его из Константинополя», император не откажет в своем содействии «для восстановления древней Греческой империи». Эта новая империя, продолжала самодержица, должна быть совершенно независимой от России, а будущий греческий император, ее трехлетний внук Константин, должен будет отречься «навсегда от всяких притязаний на русский престол». Территориально помимо собственно Греции в нее должны были также войти Болгария, Македония и значительная часть Албании. План Екатерины включал в себя и создание независимого буферного государства по названием «Дакия», куда вошли бы Молдавия, Валахия и Бессарабия. Для самой России императрица просила небольших территориальных приращений – Очаков с прилегающей территорией и земли между Бугом и Днестром. За содействие в осуществлении своего проекта Екатерина просила Иосифа лично определить потребные ему приобретения[66]. Как правило, к указанным предложениям и последовавшим переговорам и сводится обычно в историографии весь Греческий проект Екатерины II. На деле же речь здесь шла лишь о дипломатической подготовке проведения его в жизнь.
Иосиф II стал правителем австрийского государства в 1780 г. (до этого он был соправителем своей матери Марии-Терезии). Став самовластным правителем, он произвел определенную переориентацию австрийской внешней политики: усилилось стремление к экспансии в западнобалканском регионе. Поэтому предложения Екатерины II пали на благодатную почву.
Глава Габсбургской монархии в ответном письме Екатерине II от 13 ноября 1782 г. назвал ту цену, за которую он был готов участвовать в осуществлении Греческого проекта[67]. Австрия претендовала на Хотин с округом, значительную часть Сербии с Белградом, Северную Албанию и принадлежавшую Венеции Истрию и Далмацию. За эти венецианские владения Вена собиралась «щедро» компенсировать республику Св. Марка передачей ей Мореи, Кипра, Крита и островов Архипелага. Но этот план компенсации был отвергнут в Петербурге. Как писал А. А. Безбородко в своих замечаниях на предложение Иосифа II, «на таковую замену назначать острова из Архипелага, а и того более еще и полуостров Морею весьма несходно, ибо сие обратилось бы на крайнее стеснение Греческой монархии»[68].
Обязательным условием своего участия в плане раздела Османской империи Иосиф II считал обезопасить себя со стороны Пруссии и Франции. По его мнению, для привлечения последней к плану раздела Османской империи ей нужно было обещать Египет.
Сам Иосиф II предпринял некоторые шаги для того, чтобы получить поддержку планам Екатерины со стороны версальского двора, связанного с ним не только союзными, но и династическими узами, но встретил решительный отказ[69]. Что же касается Пруссии, то Екатерина считала, что опасаться ее не следует, так как «преклонные годы» Фридриха II удержат его от решительных действий.
В 1783 г. Екатерина II прекратила переписку со своим австрийским собратом касательно Греческого проекта. Исследователь О. П. Маркова, считающая, что этому проекту предназначалась лишь служебная роль в дипломатической подготовке присоединения Крыма, утверждает, что после достижения данной цели (апрель 1783 г.) Греческий проект «потерял свое значение с окончанием дипломатической игры, ради которой он был пущен в оборот»[70]. Однако с этим утверждением нельзя согласиться.
Прекращение императрицей дипломатических контактов по Греческому проекту связано с происшедшими к этому времени неблагоприятными для России изменениями в международной обстановке, о чем будет сказано ниже. В то же время, несмотря на присоединение Крыма, подготовка к войне с Турцией (как оборонительной, так и наступательной) продолжалась. Генерал-губернатор Новороссии Г. А. Потёмкин энергично занимался на вновь присоединенных землях Причерноморья строительством верфей, крепостей, арсеналов, прокладкой дорог и подготовкой военных кадров. Особое значение имело начавшееся в Херсоне и в Николаеве строительство военных кораблей и основание в 1783 г. Севастополя, ставшего главной базой российского Черноморского флота[71]. Создание этого флота имело огромное значение и для обороны новых южных рубежей, и для нанесения удара в случае необходимости по самому центру Османской империи. Екатерина II во время своего путешествия в Крым летом 1787 г. собственными глазами увидела стоявшую на рейде эскадру в составе 3 линейных кораблей, 12 фрегатов, 20 мелких судов, 3 бомбардирских лодок и 2 брандеров[72].
Говоря о подготовке Екатерины II к новой войне с Турцией, в ходе которой мог быть осуществлен Греческий проект, следует коснуться одного немаловажного обстоятельства. Речь идет о создании широкой сети российских консульств в Греции.
Как известно, Россия получила право учреждения консульств в Османской империи по Кючук-Кайнарджийскому договору. Однако к созданию консульств Коллегия иностранных дел приступила практически в 1783–1784 гг., т. е. уже после присоединения Крыма. Почти все консульства были учреждены в южной части Балкан, в городах и на островах Греции, – всего 15 консульств. Впоследствии Россия никогда не имела столь обширной консульской сети в Греции.
Российские консулы собирали политическую, экономическую и военную информацию. Опираясь на соответствующие положения Кючук-Кайнарджийского договора, они энергично выступали в защиту райи от притеснений турецких властей. В своих донесениях консулы сообщали о стремлении греков освободиться от османского ига, о надеждах, возлагавшихся ими в этой связи на Россию[73].
Активность екатерининских консулов в защите греческого населения Османской империи можно отчасти объяснить и тем, что многие из них сами были греками. Среди них имелись и воспитанники основанного в 1775 г. в Петербурге для обучения греческой молодежи Корпуса чужестранных единоверцев. Это было уникальное учебное заведение, являвшееся базой подготовки из греков военных и дипломатических кадров в целях осуществления внешнеполитических планов Екатерины II. Оно просуществовало до 1796 г. и было закрыто после вступления на престол Павла I.
В августе 1787 г. по инициативе Турции началась новая русско-турецкая война. Это произошло в весьма непростой для России обстановке. Русских войск в Причерноморье было мало, и они были недостаточно подготовлены к военным действиям. Глав нокомандующий генерал-фельдмаршал князь Потёмкин-Таврический не проявил должной энергии и решительности в проведении военных операций. Лишь через полтора года после начала войны им был взят Очаков, являвшийся настоящей занозой с оборонительной системе российского Причерноморья.
Еще в канун русско-турецкой войны в неблагоприятную для России сторону изменилась и международная ситуация. Англия и Франция, заключившие в 1783 г. мир, начали активно противодействовать усилению России за счет Турции. На монархическом Олимпе Центральной Европы также произошли неприятные для Екатерины II перемены. Прусский король Фридрих II, не выступавший активно против антиосманских планов императрицы, умер за год до начала военного конфликта между Россией и Турцией. Его же преемник Фридрих Вильгельм II вступил в сформированную Англией антирусскую коалицию и занял угрожающую позицию. На стороне России в войну с Турцией в январе 1788 г. вступила Австрия. Но в феврале 1790 г. скончался Иосиф II, партнер Екатерины II по Греческому проекту. Его преемник Леопольд II в августе 1791 г. заключил сепаратный мир с Турцией. Все большую тревогу всех без исключения европейских монархов вызывала начавшаяся в 1789 г во Франции революция.
В этой обстановке вопрос о международном обеспечении претворения в жизнь Греческого проекта был снят с повестки дня, и в плане его осуществления Екатерина II все больше внимания стала уделять контактам с самими греками. Об этом свидетельствует воззвание российской самодержицы к грекам от 17 (28) февраля 1788 г. Она обращалась к «преосвященным митрополитам, архиепископам, боголюбивым епископам и всему духовенству, благородным и нам любезноверным приматам и прочим начальникам и всем обитателям славных греческих народов» с патетическим призывом: «Нещастные потомки великих героев! Помяните дни древние ваших царств, славу воительности и вашей мудрости, свет проливавшей на всю вселенную. Вольность первым была удовольствием для душ возвышенных ваших предков. Примите от безсмертного их духа добродетель разтерзать узы постыдного рабства, низринуть власть тиранов, яко облаком мрачным вас покрывающую, которая с веками многими не могла еще изтребить в сердцах ваших наследных свойств любить свободу и мужество»[74]. Строки эти – очевидное свидетельство влияния культа Древней Греции, свойственного эпохе Просвещения, на формирование греческих планов российской императрицы и использование античных реминисценций для их пропаганды среди потомков эллинов.
Обращение Екатерины II к грекам с призывом подняться на освободительное восстание было связано с планом новой Архипелагской экспедиции. Но в связи с тем, что в июне 1788 г. началась война со Швецией, готовившийся выход эскадры под командованием адмирала С. К. Грейга в Средиземное море был отменен. Несмотря на это, манифест российской императрицы распространялся в Греции. Если бы греки в этих условиях последовали призыву Екатерины II и поднялись на восстание, то последствия для них могли быть самые печальные. Но на сей раз (можно сказать, что к счастью) сколько-нибудь значительных повстанческих выступлений на греческой земле не произошло. На море же российский офицер грек Ламброс Кацонис организовал добровольческую флотилию, успешно действовавшую на Эгейском море против турок. Под знаменами Кацониса собрались тысячи добровольцев[75].
В связи с действиями добровольческой флотилии Кацониса в 1788–1792 гг. коснемся вопроса, который до сих пор не затрагивался в историографии: это вопрос об отношении самих греков к Греческому проекту Екатерины II.
Здесь следует сказать, что переписка меж ду Екатериной II и Иосифом II касательно Греческого проекта являлась глубокой тайной вплоть до 1869 г., когда ее опубликовал австрийский историк А. Арнет. Но тот факт, что один из внуков Екатерины II был назван Константином и получил эллинское воспитание, грекам был хорошо известен и вызывал у них большие надежды. Многие из воевавших под командованием Кацониса были убеждены, что они сражаются за освобождение Греции и за создание независимого греческого государства, которое возглавит внук российской императрицы Константин.
Об этих настроениях знали и призывали власти использовать их некоторые российские дипломаты, поддерживавшие во время войны 1787–1791 гг. тесные связи с греками. Так, бывший российский консул в Смирне (Измир) П. Фериери в записке, представленной в Коллегию иностранных дел в апреле 1790 г., предлагал изготовить специальную медаль для греков, отличившихся в боях против турок. На ней он предлагал изобразить Екатерину II, представляющую грекам своего внука. На оборотной же стороне медали следовало выгравировать следующую надпись на новогреческом языке: «Вот Константин, король эллинов». Фериери считал, что если бы такая медаль была выпущена, то каждый грек стремился бы получить ее и претворить в жизнь надпись на ней[76].
О своем желании видеть на троне освобожденной Греции ее внука Екатерине II неоднократно сообщали и сами греки. Так, прибывшая в Петербург в декабре 1789 г. греческая делегация, стремившаяся получить поддержку России для подготовки восстания в Греции, в апреле 1790 г. была принята Екатериной II. Во время данной им аудиенции делегаты высказали надежду, что при поддержке России они смогут «избавить потомков афинян и спартанцев от деспотического ига». Делегаты просили императрицу дать грекам в качестве государя великого князя Константина.
Екатерина II отнеслась благосклонно к этим пожеланиям. Делегаты были представлены Константину, которому они на греческом языке изложили цель своей миссии. Тот пожелал делегатам, так же на их родном языке, успеха в осуществлении их планов[77].
Аналогичное обращение к Екатерине II было получено из Греции в 1792 г. После заключения Россией Ясского мирного договора с Турцией Л. Кацонис решил самостоятельно продолжить войну на Средиземном море. Приверженцы его, обосновавшись с оружием у руках в горной области Мани, на юге Пелопоннеса, обратились 19 (30) мая 1792 г. к Екатерине II с письмом, в котором говорилось, что сделали они это «на тот конец, дабы видеть себя освобожденными от недостойного варварского и тиранского ига и иметь на престоле Греции в Великом Константине собственного самовластного Государя и Самодержца»[78]. Иными словами, Кацонис и его командиры утверждали, что решили продолжить войну с турками ради возведения на греческий трон великого князя Константина, фактически ради осуществления Греческого проекта Екатерины II.
Сама императрица, хотя и прекратила дипломатические переговоры относительно Греческого проекта, продолжала думать о его осуществлении. В июне 1788 г., когда вследствие войны с Швецией был отменен поход Балтийского флота на Средиземное море, который был важен для осуществления Греческого проекта, она говорила своему статс-секретарю А. В. Храповицкому: «Греки могут составить Монархию для Константина Павловича; и чего Европе опасаться? Ибо лучше иметь в соседстве Христианскую Державу нежели варваров; да она и не будет страшна, разделясь на части»[79].
Имеется еще один интересный документ, подтверждающий неизменную и твердую приверженность Екатерины II Греческому проекту. Речь идет о письменном обращении Н. Пангалоса, одного из ближайших сподвижников Л. Кацониса, к великому князю Константину. Письмо это, не имеющее датировки, относится, по-видимому, к 1791–1792 гг.
Представитель греческих добровольцев, которые вели морскую войну против Порты, обращаясь к предполагаемому греческому императору, сообщал об их чаяниях и стремлениях: «Теперь предстоит наиспособнейшее время к истреблению врага православия и мучителя человечества и к возвышению на престол Константина Великаго, тебя кротчайшаго государя нашего; сим все мы дышим, сего надеемся, о сем думаем, и сим предметом утешаются все несчастные потомки просветивших Европу, которые днесь презираемы всеми, несут варварское иго». На обращении имеется помета Екатерины II. Императрица поручала передать автору обращения, «что содержание сего письма есть еще рановременное»[80].
Эта резолюция говорит о том, что после заключения мира с Турцией в декабре 1791 г. Екатерина II не желала возвращаться в своему Греческому проекту. Но в сокровенных мыслях российской императрицы Греческий проект присутствовал почти до конца ее дней. Характерно, что в ее кратком завещании, относящемся к 1792 г., где она главным образом высказывала пожелания относительно процедуры своих будущих похорон, имеется лишь одна, но весьма многозначительная фраза о ее наиболее крупных политических замыслах: «Мое намерение есть возвести Константина на престол Греческой восточной империи»[81]. При этом следует иметь в виду, что после завершения второй войны с Турцией центр внешней политики России переместился с восточных дел на европейские и выраженное Екатериной II в ее завещании намерение является скорее наказом ее преемникам, чем конкретной политической целью.
Но весьма вероятно, что при изменении международной обстановки Екатерина II была готова вернуться к своим планам относительно решения Восточного вопроса. О серьезности разрушительных замыслов императрицы против Османской империи не раз высказывались и ее внуки Александр I и Николай I. Так, Александр I в личном письме султану Селиму III в 1805 г. утверждал, что, в отличие от образа мыслей, которого придерживалась Екатерина II почти до конца своего царствования, сам он является сторонником нормальных отношений с Турцией. Николай I в 1853 г. во время своих известных бесед с британским послом С. Д. Гамильтоном-Сеймуром по Восточному вопросу заявлял, что в отличие от своей бабки Екатерины II у него нет честолюбивых замыслов, относящихся к Османской империи[82].
Несколько заключительных замечаний. Большинство историков, писавших о Греческом проекте, сводили его к обмену письмами между Екатериной II и Иосифом II в 1782–1783 гг. На самом же деле это была долговременная программа кардинального решения Восточного вопроса в интересах России с установлением ее преобладающего влияния на Балканах. Программа эта была подкреплена дипломатическими, военными и пропагандистскими акциями, а также некоторыми мерами в области внутренней политики, относящимися, в частности, к колонизации Новороссии. Разумеется, реальность осуществления Греческого проекта была весьма проблематичной, что в ни коей мере не ставит под сомнение реальность его существования и предпринимавшихся для его осуществления усилий.
Но в Греческом проекте была и другая сторона – освобождение балканских народов, в первую очередь греков, от многовекового иноземного ига в форме восстановления средневековой Греческой империи. И хотя после Французской революции многие греки восприняли иной, демократический вариант решения проблемы национального освобождения, эта сторона Греческого проекта, созвучная глубоко укорененной в греческом народе надежде на то, что избавление от иноземного рабства принесет ему единоверная Россия, оставила глубокий след в народном сознании.
Характерно в этом смысле отношение греков к великому князю Константину. Биография несостоявшегося греческого императора после екатерининских времен была связана со службой в армии, где он занимал видные посты. Он был участником итальянского похода А. В. Суворова, в войне 1812–1813 гг. командовал гвардией, с 1814 г. являлся главнокомандующим польской армией и фактическим наместником царства Польского. Таким образом, фактически жизненный путь великого князя Константина ничем не отличался от жизненного пути других членов царствующего дома, если не считать его отречения от престола, что создало после смерти Александра I обстановку междуцарствия, которой воспользовались декабристы. Но для греков Константин являлся живым символом освободительной, филэллинской стороны Греческого проекта. Неслучайно, что в течение многих лет после смерти Екатерины II вплоть до завершения Греческой революции 1821–1829 гг. греческие патриоты искали у него покровительства и помощи[83]. Греческий проект представлял собою не только значительную внешнеполитическую акцию России, но и важную веху в многовековой истории русско-греческих связей.